темень. Гордон еще долго раскачивался как маятник. Потом, глубоко вздохнув, принялся за дело. Трижды он пытался, изогнувшись, дотянуться до веревки, которая перехватывала его ноги, и трижды, не добившись желаемого, падал, чуть не теряя сознание от пронизывающей все тело боли. После третьего раза у него оглушительно зазвенело в ушах. Еще немного - и он начнет слышать голоса... Сквозь заливающие глаза слезы он уже видел аудиторию, наблюдающую за его отчаянной борьбой. Все призраки, которых он собрал за долгие годы, явились на представление. Полный аншлаг! "Принимай!.." - высказался сразу за всех Циклоп: не то лампочки вспыхивали в застывшей знакомой последовательности, не то угли мерцали в камине. - Прочь! - отмахнулся Гордон. Не до призраков ему сейчас было - ни времени, ни сил... Тяжело дыша, он готовился к новой попытке; рывок - и он перегнулся пополам... На этот раз он ухватился-таки пальцами за мокрую от дождя веревку и уже не отпускал ее, хотя для этого ему пришлось сложиться вдвое, как карманный нож. Тело ломило от страшного напряжения, но он знал, что сдаваться нельзя. На пятую попытку у него уже не наберется сил. Обе руки были сейчас заняты, поэтому он не мог начать отвязываться. Перерезать веревку, естественно, нечем. "Ползи? - приказал он себе. - Попробуй распрямиться, встать". Он пополз, едва не теряя сознание от страшной боли в груди и спине, и чувствуя, что мускулы, сведенные судорогой, вот-вот откажут. Наконец он выпрямился и встал, едва не вывернув лодыжки в веревочных петлях и продолжая раскачиваться. От стены ему улыбался не ведающий смущения Джонни Стивенс; улыбалась Трейси Смит и другие разведчицы. "Для мужчины очень даже неплохо", - казалось, говорили девичьи улыбки. Циклоп восседал на облаке сверххолодного тумана, играя в шашки с дымящейся франклиновой печкой. Они тоже одобряли действия Гордона. Теперь пленник старался добраться до узлов на ногах, однако это натянуло веревки так сильно, что у него совсем потемнело в глазах от боли. Пришлось снова выпрямиться. Нет, не так. Бей Франклин осуждающе покачивал головой. Глаза Великого Манипулятора наблюдали за Гордоном, поблескивая над двойными стеклами очков. "Через верх, через верх..." Гордон перевел взгляд на толстую балку, к которой была привязана веревка. "Значит, наверх". Он обмотал веревкой руки. "Ты делал так в спортивном зале, до войны", - подбадривал он себя. "Да, но теперь ты - старик". Слезы заливали ему глаза, пока он подтягивался, помогая себе, коленями. Чем больше он старался, тем более материальными казались ему знакомые призраки. Прежде они были игрой воображения, теперь же стали первоклассной галлюцинацией. "Давай, Гордон!" - крикнула Трейси. Лейтенант Ван одобрительно жестикулировал. Джонни Стивенс уверенно улыбался, стоя рядом с женщиной, которая спасла Гордону жизнь среди развалин Юджина. Скелет в кожаной куртке поверх пестрой рубахи скалился и задирал кости, заменявшие ему большие пальцы рук. На голом черепе лихо сидела синяя фуражка с козырьком, сияющая медной кокардой. Даже Циклоп перестал ворчать, видя, что Гордон отдает своей борьбе последние силы. - Выше... - стонал он, хватаясь за осклизлую пеньку и одолевая неумолимую силу тяготения. - Выше, никчемный мозгляк... Либо ты сможешь, либо подохнешь... Одна его рука уже обнимала чертову балку. Он сделал отчаянный рывок и перебросил через балку вторую руку. На этом все и закончилось. У него больше не было сил, чтобы бороться. Гордон висел на балке, прижимаясь к ней грудью, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Сквозь прикрытые ресницы он видел, как разочарованы им все до одного призраки. "Шли бы вы все..." - беззвучно отмахнулся он от них, лишившись даже голоса. "Кто возьмет на себя ответственность?.." - упорствовали догорающие угли в камине. "Ты мертв, Циклоп. И все остальные - тоже мертвецы. Оставьте меня в покое!" Измученный Гордон зажмурился, надеясь таким образом избавиться от свидетелей своего поражения. Но в темноте его поджидал еще один призрак - тот, которым он бессовестно прикрывался все это время, но который и сам всласть им попользовался. Этот призрак звался Страна Мир. Он увидел лица, миллионы лиц. Преданные, обреченные на гибель люди, цепляющиеся за туман надежды... Возрожденные Соединенные Штаты... Возрожденный мир... Фантазия... Но фантазия эта упорно отказывалась умирать, она просто не могла умереть, пока жив он сам. Гордона осенило: уж не потому ли он так долго изощрялся во вранье, рассказывая красивые сказки, что, и сам не мог без них обойтись? На этот вопрос у него был готов ответ. "Без них я рассыпался бы в прах". Забавно, что прежде эта мысль не приходила ему в голову - во всяком случае, с такой безжалостной ясностью. В самых глубинах его души продолжала мерцать все та же мечта - пусть это единственное место во всей Вселенной, где она еще не угасла. Она была похожа сейчас на микроскопический организм, выдерживающий сокрушительное давление океанской толщи. Ему казалось, что он берет эту мечту в ладони - и не верит своим глазам: мечта, эта чудесная драгоценность, увеличивается в размерах, заливает своим мерцанием беспросветный прежде мрак; на ее бесчисленных гранях он видит даже не просто людей, а многие поколения человечества. Вокруг него материализовалось само будущее. Будущее это проникло в его сердце. Когда Гордон все же открыл глаза, то обнаружил, что уже вытянулся во весь рост на балке, хотя и не помнил, как ему удалось на нее взобраться. Не доверяя своим ощущениям, он попробовал сесть. Мигнул несколько раз - свет заливал его со всех сторон, проникая в щели в стенах лачуги. Казалось, будто эти стены и есть сон, а ослепительные лучи - самая что ни на есть реальность. Свет был невероятно яркий, и Гордону уже казалось, что он обрел ясновидение. Потом свет пропал таким же чудесным образом, как и появился. Поток энергии словно бы ушел в тот же неведомый колодец, откуда только что вырвался. Гордон немедленно почувствовал страшную боль во всем теле. Дрожа от изнеможения, он стал возиться с узлами, впивающимися в его лодыжки. Голые ноги были залиты кровью. Когда он, наконец, отбросил веревки, кровь яростно забурлила в сосудах, ноги закололо, как будто на них напала армада взбесившихся насекомых. Наконец-то он избавился от призраков: их смыло волной света, ворвавшейся в лачугу. Гордон надеялся, что больше они не станут его донимать. В ту секунду, когда он покончил с последним узлом, он услышал в отдалении выстрелы - первые с тех пор, как Маклин оставил его висящим вниз головой. Может быть, Фил Бокуто еще жив и продолжает сопротивление? Он пожелал в душе удачи другу. За дверью, ведущей на склад, раздались шаги, и Гордон прижался к балке. Вошедший Чарлз Безоар оглядел опустевшую комнату, заметил болтающуюся веревку. Глаза бывшего адвоката наполнились ужасом; он отшатнулся и выхватил пистолет. Гордон предпочел бы, чтобы противник оказался непосредственно под балкой, но Безоар не был законченным идиотом. Начиная подозревать, что именно здесь произошло, он поднял голову... Гордон прыгнул. Пистолет Безоара изрыгнул огонь в то самое мгновение, когда их тела соприкоснулись. В пылу борьбы Гордон так и не понял, куда попала пуля и у кого громко треснули при столкновении кости. Он тянулся к пистолету, катаясь в обнимку с недругом по полу. - Убью! - ревел холнист, пытаясь направить дуло пистолета Гордону в лицо. Тот успел вовремя откатиться: прогремел новый выстрел, и его шею обожгло пороховой волной. - Не рыпаться! - гаркнул Безоар, слишком привыкший к повиновению окружающих. - Вот сейчас я... Неожиданно для него Гордон произвел одной рукой обманное движение, а другой двинул Безоара под подбородок. Тело лысого холниста дернулось, затылок со всего размаха ударился об пол, пистолет всадил две пули подряд в стену. После этого Безоар затих. Теперь у Гордона помутилось в глазах от боли - болела кисть руки. Он медленно, с великим трудом встал, отмечая, что его многочисленные телесные повреждения пополнились еще и сломанными ребрами. - Никогда не болтай во время драки, - посоветовал он безответному сопернику. - Дурная привычка. Марси и Хетер, выскользнувшие из склада, завладели ножами Безоара. Поняв, что они намереваются сделать, Гордон хотел было приказать им остановиться и связать побежденного. Однако потом махнул рукой и заглянул в темный склад по соседству. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел в углу хрупкую фигурку, распростертую на грязном одеяле. Рука потянулась к нему, дрожащий голосок произнес: - Гордон! Я знала, что ты придешь за мной. Глупо, да? Звучит... как фраза из детской сказки, но я знала, и все. Он стал перед умирающей на колени. Пускай Марси с Хетер и пытались промыть и перевязать ее раны, под всклокоченными волосами и залитыми кровью лохмотьями зияло такое, на что Гордон предпочел не смотреть. - О, Дэна!.. - Он отвернулся и закрыл глаза. Она взяла его за руку. - Мы их отлично потрепали, милый, - прошептала она чуть слышно. - Я и другие разведчицы. Иногда мы попросту заставали их со спущенными штанами! И... - Дэне пришлось умолкнуть: приступ кашля заставил ее скорчиться и выплюнуть сгусток крови. - Молчи, - велел ей Гордон. - Мы найдем способ вызволить тебя отсюда. Дэна уцепилась за его изодранную рубашку. - Им удалось разгадать наш план. Чаще всего они заранее знали, где мы готовим удар... Наверное, какая-то из девушек влюбилась в своего насильника, совсем как в легенде о Гипермнестре [одна из пятидесяти дочерей Даная, единственная из сестер, ослушавшаяся отца и не убившая супруга, который с ее помощью бежал]... - Дэна недоверчиво покачала головой. - Мы с Трейси боялись этого... потому что тетя нашей Сьюзен рассказывала - в былые времена случалось и не такое... Гордон понятия не имел, о чем она толкует, и считал, что она просто бредит. Впрочем, сейчас его больше волновало, как пронести тяжело раненую бедняжку через вражеские позиции, прежде чем вернутся Маклин и его подручные. Поразмыслив, он впал в уныние: выбраться с Дэной было попросту невозможно. - В общем, у нас почти ничего не вышло... Но мы старались, Гордон! О, как мы старались... - Дэна тряхнула головой, стыдясь своих слез. Гордон обнял ее. - Да, я знаю, моя дорогая. Знаю, как вы старались. У него самого щипало глаза. Несмотря на зловоние грязной комнаты, он чувствовал аромат ее кожи и понимал - слишком поздно! - как много она для него значит. Он сжимал ее сильнее, чем можно сжимать раненую, боясь, что она вот-вот покинет его. - Все будет хорошо. Я люблю тебя. Я здесь, я о тебе позабочусь. Дэна вздохнула. - Ты здесь. Ты... - Она стиснула его ладонь. - Ты... - Тут ее тело изогнулось в предсмертных судорогах. - О, Гордон! - вскричала она. - Я вижу... А ты? Их взгляды на мгновение встретились, и он поймал в ее глазах хорошо знакомый свет. Еще немного - и все было кончено. - Да, я видел, - тихо ответил он, все еще не выпуская холодеющее тело из рук. - Может, не так отчетливо, как ты. Но я тоже видел... 18 В углу Хетер и Марси, отвернувшись, занимались серьезным делом. Гордону не хотелось смотреть в ту сторону. Время для скорби придет позднее. Сейчас у него есть более неотложные задачи: к примеру, ему предстояло вывести отсюда двух женщин. Как ни малы шансы на успех, он попробует спасти их, доставив в горы Каллахан. Это само по себе будет нелегко; но долг требовал от него дальнейших свершений. Он вернется в Корваллис, если только это окажется в человеческих силах, и постарается оправдать надежды Дэны и совершить героический поступок: то ли умереть, защищая Циклопа, то ли повести последнюю горстку "почтальонов" в сражение против непобедимого врага. Подойдут ли ему ботинки Безоара? Нет, с такими разбухшими лодыжками лучше перемещаться босиком. - Хватит транжирить время! - прикрикнул он на женщин. - Надо уносить отсюда ноги. Но стоило ему нагнуться за пистолетом Безоара, как низкий, зловещий голос произнес: - Отличный совет, мой молодой друг. Я и впрямь рад был бы именовать такого человека, как вы, своим другом. Это, конечно, не означает, что я не разнесу вас в клочья, если вы попытаетесь завладеть пистолетом. Гордон, оставив пистолет на полу, медленно разогнулся. В дверях стоял генерал Маклин, готовый метнуть в него нож. - Отпихните пистолет в сторону, - спокойно приказал он. Гордон подчинился. Пистолет ударился о стену в пыльном углу. - Так-то лучше. - Маклин сунул нож в ножны и обратился к женщинам: - Убирайтесь! Бегите. Живите, если хотите и можете жить. Марси и Хетер испуганно прошмыгнули у Маклина за спиной и исчезли в темноте. Гордон не сомневался, что они будут бежать прочь отсюда, несмотря на дождь, пока не рухнут в изнеможении. - Видимо, ко мне это не относится? - чувствуя страшную усталость, спросил он. Маклин с улыбкой покачал головой. - Вы пойдете со мной... Мне потребуется ваша помощь. Закрытый от дождя фонарь освещал часть лужайки по другую сторону дороги; свет давали также вспышки молний и время от времени выглядывающая из-за туч луна. Проковыляв позади Маклина всего несколько минут, Гордон вымок до нитки. От луж, по которым ступали его кровоточащие ноги, поднимался розоватый пар. - Ваш чернокожий оказался ловчее, чем я предполагал, - произнес Маклин, оттаскивая Гордона на край залитой светом поляны. - Либо это, либо у него объявились помощники, хотя последнее маловероятно. Иначе мои ребята, караулившие у реки, нашли бы больше следов. Во всяком случае, Шон и Билл заслужили свою участь: они оказались ротозеями. Только сейчас Гордон начал осознавать истинное положение вещей. - Вы хотите сказать... - Подождите торжествовать! - отрезал Маклин. - Мои войска находятся менее чем в миле отсюда, а в моей седельной сумке есть пистолет. Но меня трудно представить взывающим о помощи, не так ли? Он снова ухмыльнулся. - Сейчас я вам покажу, что такое эта наша война. Вы и ваш черный ловкач - из породы сильных, вам следовало бы стать холнистами. Но вы ими не стали, поддавшись влиянию пропаганды слабых, которой наслушались с младенчества. Я хочу воспользоваться случаем и показать вам, какими слабаками она вас сделала. Вцепившись в руку Гордона мертвой хваткой, Маклин крикнул в темноту: - Эй, чернокожий! К тебе обращается генерал Волши Маклин. Со мной здесь твой командир, почтовый инспектор Соединенных Штатов! Хочешь освободить его? К рассвету сюда подойдут мои люди, поэтому у тебя остается мало времени. Поторопись! Мы станем драться за него! Выбор оружия - за тобой! - Не делай этого, Фил! Он - "прира..." Гордон не договорил: Маклин так дернул его за руку, что чуть не вырвал ее из плечевого сустава. Гордон грохнулся на колени. От безумной боли в сломанных ребрах дрожало все тело. - Тес! Полегче! Если он еще не разобрался, что к чему, расправляясь с Шоном, то это значит, что ему повезло и он свалил моего телохранителя метким выстрелом. В таком случае он сейчас не заслуживает особой заботы, не правда ли? Гордону потребовалось призвать на подмогу всю силу воли, чтобы вскинуть голову и, издав в ответ какое-то шипение сквозь стиснутые зубы, встать, преодолевая тошноту. Пусть рушится весь мир, но он отказывается стоять рядом с Маклином на коленях. Маклин одобрительно усмехнулся, словно говоря, что иного от настоящего мужчины и не ожидал. Тело "приращенного" подобралось, как у кота, в предвкушении схватки. Оба ждали, стоя в круге света. Дождь то налетал, то успокаивался. Минута проходила за минутой. - Даю тебе последний шанс, чернокожий! - Маклин приставил к горлу Гордона острие ножа. Левая рука "инспектора" была заведена назад и прижата к спине так сильно, словно его обвила своими кольцами анаконда. - Если ты не объявишься, то через тридцать секунд твой инспектор умрет. Время пошло! Эти тридцать секунд тянулись медленнее, чем когда-либо еще за всю жизнь Гордона. Как ни странно, он почувствовал некую отрешенность от сиюминутного ужаса положения, почти что умиротворенность. Маклин разочарованно покачал головой. - Плохо дело, Кранц. - Острие ножа переползло ему под левое ухо. - Видимо, он оказался сообразительнее, чем я мог себе... Гордон задыхался. Он ничего не слышал, но внезапно понял, что всего футах в пятнадцати фонарь высветил еще одну пару мокасин. - Боюсь, твои люди прикончили храброго воина, к которому ты взываешь. Негромкий голос чужака звучал очень ровно. Маклин развернулся, держа Гордона перед собой. - Филипп Бокуто был славным человеком, - продолжал загадочный голос. - Я явился вместо него, чтобы принять твой вызов, как сделал бы это он. В ленте, удерживающей длинные волосы, блеснули бусины; в круг света шагнул широкоплечий человек. Его седая грива была собрана на затылке, как конский хвост. Морщинистое лицо выражало смирение. По хватке Маклина Гордон понял, насколько тот доволен. - Ну-ну... Судя по приметам, передо мной не кто иной, как владыка Сахарной Головы, наконец-то спустившийся со своей горы! Я благодарен судьбе куда больше, чем вы можете вообразить, сэр! Добро пожаловать! - Паухатан! - скрипнул зубами Гордон. Он терялся в догадках, каким образом и зачем здесь появился этот человек. - Убирайся к черту, болван! У тебя нет ни малейшего шанса! Это же "приращенный"! Фил Бокуто был одним из лучших бойцов, каких только доводилось встречать Гордону. Если и он, устроив засаду на одного из этих дьяволов, причем еще не самого страшного, не выжил, то разве сможет выпутаться из такой передряги этот старик? Услышав предупреждение Гордона, Паухатан нахмурился. - Вот как? Результат экспериментов, проводившихся в начале девяностых? Я-то думал, их снова привели в нормальное состояние или поубивали ко времени начала славяно-турецкой войны. Любопытно! Тогда многое из того, что произошло за последние двадцать лет, находит объяснение. - Значит, ты слышал о нас, - осклабился Маклин. Паухатан понуро кивнул. - Слышал, еще до войны. Но я знаю, почему эксперимент с вами был прерван: объектами его стали самые негодные люди. - Так утверждали слабаки, - согласился Маклин. - Они совершили ошибку, навербовав добровольцев из силачей. Паухатан покачал головой. Можно было подумать, что он увлечен вежливым спором, в котором лишь старается уточнить значение некоторых слов. Только тяжелое дыхание выдавало его волнение. - Они набрали воинов. - Паухатан интонацией выделил последнее слово. - Безумцев, весьма полезных, когда в них возникает необходимость, и превращающихся в головную боль, когда необходим масть отпадает. Тогда, в девяностых, урок был усвоен. Слишком много бед оказалось с "приращенными", вернувшимися домой, но не разлюбившими войну. - Беда - вот верное слово, - захохотал Маклин. - Позволь познакомить тебя с Бедой, Паухатан. Он отшвырнул от себя Гордона и, прежде чем шагнуть навстречу давнему недругу, убрал нож в ножны. Вторично ухнув в грязь, Гордон мог только беспомощно стонать. Весь его левый бок горел от боли, словно его бросили на раскаленные угли. Он находился в полубессознательном состоянии и не отключался только благодаря титаническому усилию воли. Когда он в конце концов обрел зрение, то увидел, как соперники кружат по маленькому залитому светом оазису. Он не сомневался, что Маклин затеял жестокую игру. Паухатан выглядел весьма внушительно, особенно учитывая его немолодой возраст, но по сравнению со страшными буграми, вздувающимися на плечах, руках и ногах Маклина, мускулатура любого силача казалась бы жалкой. Гордон помнил, что стало с чугунной кочергой в этих ручищах. Джордж Паухатан прерывисто дышал, лицо его побагровело. Даже учитывая всю безнадежность ситуации, Гордон был неприятно поражен выражением откровенного страха на его лице. "Все легенды опираются на вымысел, - мелькнуло у него в голове. - Мы склонны преувеличивать и со временем начинаем верить в собственные выдумки". Голос Паухатана еще звучал относительно спокойно, более того, расслабленно. - Есть некоторое обстоятельство, которое вам следовало бы учесть, генерал, - молвил он, справившись с учащенным дыханием. - Это позже, - прорычал генерал. - Позже обсудим, как откармливать бычков и варить пиво. Сейчас я собираюсь преподать тебе урок поконкретнее. Маклин прыгнул, стремительный, как дикий кот, но Паухатан вовремя отскочил. Гордон вздрогнул: Паухатан занес кулак и чуть не нанес сокрушительный удар; Маклин уклонился лишь в последнее мгновение. У Гордона возродилась надежда. Возможно, Паухатан - самородок, чья скорость, несмотря на возраст, не уступает скорости Маклина? Тогда он, благодаря своей длиннорукости, сможет держать на расстоянии противника с его железной хваткой... "Приращенный" возобновил натиск. Он вцепился Паухатану в рубаху, но тот вывернулся, оставив в руках генерала лохмотья, и тут же обрушил на него град ударов, каждый из которых мог бы уложить на месте годовалого бычка. Он уже нацелился Маклину в почку, но холмист вовремя перехватил его запястье. Паухатан поступил рискованно: он пошел на Маклина грудью. Маклин словно ожидал этого маневра. Он проскочил мимо Паухатана и, когда тот устремился за ним следом, сгреб его за другую руку. На сей раз Паухатану не удалось вырваться. Маклин угрожающе скалился. Пришелец из долины Камас задыхался. Под холодным дождем ему было жарко. "Вот оно!" - в отчаянии подумал Гордон. Несмотря на его размолвку с Паухатаном, сейчас он лихорадочно размышлял, чем бы ему помочь. Он огляделся, надеясь метнуть чем-нибудь в "приращенное" чудовище и тем самым отвлечь его, дав Паухатану время спастись. Однако под рукой не оказалось ничего, кроме грязи и склизких пучков травы. К тому же у Гордона не осталось ни капли сил, он не мог даже отползти от места, где его швырнули в мокрое месиво. Ему ничего не оставалось, кроме как лежать и ждать конца схватки, а потом и своей очереди. - Вот теперь, - обратился Маклин к обездвиженному сопернику, - говори то, что хотел. Только постарайся меня развеселить. Если я улыбнусь, ты останешься в живых. Паухатан с искаженным от усилия лицом попробовал, насколько несокрушима хватка Маклина. При этом его дыхание оставалось по-прежнему глубоким, а выражение лица отрешенным, даже смиренным. Ответ его прозвучал ритмично, как мелодекламация: - Я не хотел этого. Я говорил им, что не могу... Я слишком стар, везение мое осталось в прошлом... - Он глубоко вздохнул. - Я просил их: не вынуждайте меня. А теперь все кончается здесь... - Серые глаза блеснули. - Но это никогда не кончается. Конец несет только смерть. "Сломался, - понял Гордон. - Готов". Ему не хотелось становиться свидетелем унижения Паухатана. "А я еще подтолкнул Дэну на поиски этого героя..." - Нет, сэр, это меня как-то не забавляет, - холодно произнес Маклин. - Не заставляйте меня скучать, если цените последние мгновения вашей жизни. Однако Паухатан словно унесся мыслями вдаль; он как будто думал о чем-то другом, пытаясь сосредоточиться на каких-то воспоминаниях и поддерживая беседу лишь из вежливости. - Я всего лишь... подумал, что вам следует знать... положение несколько изменилось... когда вы уже перестали участвовать в программе. Маклин покачал головой, угрожающе сведя брови. - О чем это ты, черт возьми? Паухатан несколько раз моргнул. Маклин наслаждался, чувствуя, как обреченного соперника колотит озноб. - Я имею в виду... ну как они могли оставить такой многообещающий проект, как "приращение", всего лишь потому, что первый блин вышел комом? - Им было страшно продолжать. - Маклин хмыкнул. - Они испугались нас. Веки Паухатана ходили вверх-вниз. Он по-прежнему делал один глубокий вдох за другим. Гордон не верил своим глазам. С Паухатаном определенно происходило что-то странное. На его голых плечах и груди то и дело выступали капельки пота, тут же смываемые дождем. Его мышцы трепетали, словно от судорог. Гордон испугался, что он обессилеет, распластается в грязи прямо у него на глазах. Голос Паухатана звучал как бы издалека, словно говоривший был немного не в себе: - ...новые импланты никогда не достигали таких размеров и такой силы... Зато они сосредоточились на замещающей подготовке, восточных искусствах, биоэнергетике... Маклин закинул голову и захохотал: - "Приращенные" неохиппи?! Вот это да, Паухатан! Что за чушь! Но зато смешно! Паухатан его не слушал. Он как будто все больше сосредотачивался на чем-то понятном только ему, его губы шевелились, словно он проговаривал нечто, издавна засевшее у него в памяти. Гордон то и дело вытирал с лица дождевую влагу, чтобы получше вглядеться в происходящее. По рукам и плечам Паухатана, а потом по шее и по груди стали разбегаться какие-то бороздки. Дрожь его обрела ритмичность, словно он вызывал ее преднамеренно. - Процесс требует большого количества воздуха, - как ни в чем не бывало объяснял Паухатан. По-прежнему глубоко дыша, он начал распрямляться. Теперь Маклину стало не до смеха. Он широко открыл глаза, не веря представшей перед ним картине. Паухатан продолжал говорить: - Мы - пленники, заключенные в похожих клетках, хотя вы, сдается мне, наслаждаетесь своей неволей. Мы похожи тем, что попали в ловушку гордыни последних заносчивых предвоенных лет... - Неужели и ты?.. - Оставьте, генерал! - Паухатан снисходительно улыбнулся недавнему победителю. - Откуда столько удивления? Ведь не воображали же вы, что ваше поколение - последнее? Маклин, кажется, пришел к тому же заключению, что и Гордон: Джордж Паухатан просто занимает его разговором, выигрывая время. - Маклин! - крикнул Гордон. Но отвлечь внимание холниста ему не удалось. Длинный нож, напоминающий формой мачете, блеснул в свете фонаря, занесенный над попавшей в тиски правой рукой горца. Паухатан, еще не до конца выпрямившись и не подготовившись к атаке, все же каким-то чудом отреагировал на опасность: лезвие лишь слегка оцарапало его, ибо он успел свободной рукой перехватить запястье Маклина. Холнист взревел, и единоборство возобновилось. Более сильный, обладающий более мощной мускулатурой генерал должен был вот-вот располосовать Паухатану руку. Неожиданное движение бедром - и горец упал вперед, отправив Маклина через голову кувырком. Генерал пружинисто вскочил на ноги и снова бросился в атаку. Теперь они перемещались все быстрее, крутились как спицы в колесе, поочередно швыряя друг друга наземь. Еще немного - и они пропали в темноте, выступив за круг света. Раздался звук тяжелого падения, потом еще... Гордону казалось, что рядом топчется стадо слонов. Превозмогая боль, причиняемую каждым движением, он пополз прочь от освещенного места, чтобы хоть что-то разглядеть в потемках, и привалился к стволу поваленного кедра. Но сколько он ни всматривался туда, где исчезли соперники, ему не удавалось ничего увидеть. Пришлось следить за сражением, ориентируясь по шуму и переполоху среди мелких лесных обитателей, уступающих дорогу сцепившимся гигантам. Когда дерущиеся снова переместились ближе к фонарю, одежда свисала с них клочьями, по телам сбегали розовые струйки. Ножа не было видно, но даже безоружные оба соперника внушали ужас. Перед их натиском не могло устоять ни одно деревце; за ними тянулась полоса будто перепаханной земли. В этой схватке было не до ритуалов, в ней не осталось ни капли изящества. Тот, что пониже ростом, но мощнее, старался сойтись с соперником вплотную и обхватить его; другой, что повыше, держался на расстоянии и осыпал противника ударами, от которых вибрировал воздух, казалось, на милю вокруг. "Не преувеличивай! - осадил себя Гордон. - Они всего лишь люди, причем немолодые..." И все же какая-то часть его существа, не внемля голосу разума, сохраняла наивную атавистическую веру в гигантов, в богов в человеческом обличье, чьи битвы заставляли вскипать моря и сокрушали горные кряжи. Когда соперники снова исчезли в темноте, сознание Гордона, словно защищаясь от жутких впечатлений, как это иногда случалось с ним, переключилось на другое - и это в самый-то неподходящий момент. Он вдруг стал вспоминать о том, что феномен "приращения", подобно многим новым открытиям, был впервые применен в военных целях. Так происходило сплошь и рядом; иные сферы применения достижений человеческого разума обозначались потом: взять хоть химию, хоть авиацию или технологию "Звездных войн"... Подлинное предназначение открытия становилось очевидным лишь спустя какое-то время. Что произошло бы, не случись Светопреставление? Если бы эта чудесная технология, помноженная на захватившие весь мир идеалы Нового Ренессанса, сделалась достоянием всего человечества, то... Какие горизонты открылись бы тогда перед родом людским! Не осталось бы ничего невозможного! Прижимаясь спиной к коре старого кедра, Гордон сумел-таки подняться. Сперва он просто стоял, пошатываясь, затем, сильно хромая, тихонько двинулся к месту схватки. Ему и в голову не приходило попытаться спастись бегством - напротив, его неумолимо тянуло сделаться свидетелем последнего из великих чудес XX столетия, которое разворачивалось сейчас под дождевыми струями, в лесу наступающего каменного века, озаряемом молниями. Окружающие поляну заросли, превращенные дерущимися в труху, еще как-то освещались фонарем, но скоро Гордон оказался в непроглядной темноте. Он ориентировался по звукам, пока все не стихло. Не стало ни криков, ни тяжелых ударов - гремели лишь раскаты грома да шумела неподалеку река. Глаза постепенно привыкли к темноте. Прикрыв их ладонью от дождя, Гордон наконец разглядел на фоне серых туч две темные фигуры, качающиеся на вершине утеса, нависшего над рекой. Одна была кряжистой, с мощной шеей, и напоминала быка Минотавра. Вторая больше походила на человеческую, но смущали длинные волосы, которые развевались на ветру подобно исполосованному непогодой знамени. Двое "приращенных" в разодранной одежде стояли лицом к лицу и раскачивались под напором ветра. Потом они, словно повинуясь сигналу, сошлись в последней схватке. Ударил гром. Зигзаг молнии хлестнул по скале на противоположном берегу реки, озарив поникшие ветви деревьев. В этот самый момент Гордон увидел, как один поднял на вытянутых руках другого. Ослепительный миг был короток, но и его хватило, чтобы он разглядел, как стоящий, напрягая мускулы, швыряет соперника с утеса. Мелькнул черный силуэт - и тут молния потухла, не выдержав соревнования с сырой тьмой. Дальнейшее Гордон мог лишь домысливать. Он знал, что тот, кого сбросили, может лететь только вниз, где разобьется о камни и будет унесен ледяной водой потока. Однако воображение подсказывало ему иное: он будто видел, как тело побежденного взмывает ввысь, преодолевая силу земного тяготения... Дождь хлестал все сильнее. Гордон ощупью добрался до поваленного ствола у освещенной поляны и тяжело опустился на него. Теперь он мог только ждать, не имея сил даже шелохнуться; мысли в его голове крутились и мешались, как щепки в ледяном водовороте. Наконец слева от него захрустели ветки. Из темноты выступила фигура в лохмотьях и неуверенно шагнула в круг света. - Дэна считала, есть только две категории мужчин, которые что-то да значат, - проговорил Гордон. - Мне это всегда казалось совершенно дурацкой мыслью. Я и представить себе не мог, что правительство думало так же! Человек привалился к стволу рядом с ним. Под его кожей пульсировали тысячи ниточек, кровь сочилась из многочисленных порезов и ран. Он тяжело дышал, уставясь пустым взглядом в темноту. - Значит, они пересмотрели свою политику? - не унимался Гордон. - В конце концов они взялись за ум! Он знал, что Джордж Паухатан слышит и понимает его. Однако ответа не последовало. Гордон вскипел. Ему был позарез необходим ответ. Почему-то до смерти хотелось убедиться в том, что в последние несколько лет перед Катастрофой Соединенными Штатами управляли люди чести. - Ответь, Джордж! Ты сказал, они отказались от воинов. Кем же они их заменили? Они что, начали выводить некую противоположность "приращенным" бойцам, сделав упор на отвращение к могуществу? На способность драться, но без всякого удовольствия? Перед его мысленным взором предстал удивленный Джонни Стивенс, жадный до знаний, который честно пытался проникнуть в загадку Римского полководца, променявшего предложенную ему золотую корону на плуг землепашца. Гордон тогда так ему ничего и не объяснил. Теперь же было слишком поздно. - Ну, так что? Оживление старого идеала? Целенаправленный поиск солдат, которые видели бы себя в первую очередь гражданами, а не убийцами? Он схватил Паухатана за истерзанные плечи. - Черт тебя возьми! Почему ты не открылся мне, когда я пришел к тебе от самого Корваллиса просить о помощи? Тебе и в голову не пришло, что уж я, по крайней мере, смогу тебя понять? Владыка долины Камас выглядел подавленным. Он на мгновение встретился с Гордоном взглядом и снова отвернулся, не в силах унять дрожь. - Держу пари, я бы все понял, Паухатан. Я знаю, что ты имел в виду, говоря, что великое - ненасытно. - У Гордона сжались кулаки. - Великое забирает у тебя все, что ты любишь, и требует еще и еще. Ты это знаешь, но это знаю и я, это знал и бедняга Цинциннат, посоветовавший римскому народу и своим бывшим солдатам забрать корону себе. Но твоя ошибка, Паухатан, в том, что ты вообразил, будто всему этому пришел конец. - Гордон с усилием поднялся. Ярость его не знала пределов. - Неужто ты искренне полагал, что твоей ответственности положен конец?! Тут Паухатан впервые разомкнул уста. Гордону пришлось нагнуться к нему, чтобы расслышать ответ, заглушенный раскатом грома. - Я надеялся... Я был уверен, что смогу... - Сказать "нет" всей большой общественной лжи сразу? - Гордон горько усмехнулся. - Ты был уверен, что сможешь сказать "нет" чести, достоинству, стране? Тогда отчего же ты передумал? Ты, смеясь, отверг Циклопа и все приманки технологии. Ни Бог, ни сострадание, ни Возрожденные Соединенные Штаты не могли заставить тебя и пальцем пошевелить. Так ответь же, Паухатан, какая такая сила сподвигла тебя последовать за Филом Бокуто и разыскать меня? Самый могучий из оставшихся на земле воинов, последняя реликвия эпохи, когда люди еще могли сделаться под стать богам, сидел, обхватив плечи руками, погруженный в себя, как мальчишка, изможденный и пристыженный. - Ты прав, - выдавил он. - Этому не будет конца. Я исполнил свой долг, я превысил его в тысячи раз! Потом я хотел только одного: чтобы мне позволили спокойно состариться. Так ли дерзко мое желание? Взор его был безрадостен. - Но нет, этому никогда не будет конца... Паухатан поднял глаза и впервые не отвел их, глядя прямо в лицо Гордону. - А все женщины! - Наконец-то он соизволил ответить на вопрос. - После твоего появления и этих чертовых писем они не закрывали рта, все спрашивали и спрашивали... Потом весть о безумии, захватившем север, достигла моей долины. Я пытался... пытался внушить им, что это - чистый идиотизм, что амазонки обречены, но они... Голос Паухатана прервался. Он покачал головой. - Бокуто вырвался из засады, чтобы в одиночку добраться сюда, попытаться спасти тебя. После этого они уже не говорили, а просто смотрели на меня... Они ходили за мной по пятам... Он застонал и закрыл лицо руками. - Боже милостивый, прости меня! Меня принудили женщины. Гордон был ошеломлен. Несмотря на дождь, на измученном лице последнего "приращенного" легко было, разглядеть слезы. Джордж Паухатан трясся и рыдал в голос. Гордон припал к корявому стволу, чувствуя, как его наполняет ледяная тяжесть - так разбухало от талых вод русло ревущего поблизости потока. Через минуту его губы тоже задрожали. Вспыхивали молнии, неумолчно шумела река. Два человека плакали под дождем, справляя тризну по самим себе, как могут оплакивать самих себя только мужчины. ИНТЕРЛЮДИЯ Замешкалась жестокая Зима, Но Океан священный долг исполнил, И Зиму прогоняет прочь Весна. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. "...НИ ХАОС" 1 По всему Орегону, от Розберга на юге до Колумбии на севере, от гор на востоке и до океана на западе, пошла гулять новая легенда. Ее разносили письма и молва, и день, ото дня она проникала все дальше. Это была куда более печальная история, нежели две другие, предшествовавшие ей, - о мудрой и великодушной машине и о Возрожденных Соединенных Штатах. Она гораздо сильнее будоражила умы. В ней присутствовало нечто такое, чего не было в первых двух. Она была чистой правдой. Легенда рассказывала об отряде из сорока женщин - многие добавляли "безумных женщин", - давших друг другу тайный обет - сделать все возможное и невозможное, чтобы положить конец страшной войне, причем еще до того, как погибнут все достойные мужчины, которые пытаются их, женщин, спасти. Одни слушатели объясняли, что сорока амазонками двигала любовь. Другие твердили, что они поступили так во имя своей страны. Прошел даже слух, будто собравшиеся в отряд рассматривали свою адскую одиссею как способ искупления каких-то былых прегрешений, которыми запятнал себя женский пол. Но во всех вариантах легенды, как бы они ни распространялась - устно или с помощью почты, было одно общее, а именно: логический вывод, мораль, руководство к действию. В каждой лачуге, на каждой ферме матери, дочери и жены читали письма, слушали рассказы - и сами становились рассказчицами. "Мужчины могут быть сильными, могут быть семи пядей во лбу, - перешептывались они. - Но разве не бывают они безумны? А безумцы способны разрушить мир". Женщины, вам судить их... "Это не должно повториться, - утверждали они, думая о жертве, принесенной отважными разведчицами. - Мы не допустим больше, чтобы извечную борьбу добра со злом вели лишь хорошие и дурные мужчины. Женщины, вы должны принять долю ответственности на себя... Ваши таланты должны перевесить чашу весов в схватке..." "И всегда помните, - гласила в заключение мораль, - что даже лучшие из мужчин, настоящие герои, порой склонны забывать про свой долг. Женщины, ваша задача - время от времени напоминать им об этом..." 2 "28 апреля 2012 г. Дорогая миссис Томпсон! Благодарю Вас за письма. Они оказались для меня неоценимой поддержкой при выздоровлении, особенно потому, что я все это время боялся, что враг может добраться до Пайн-Вью. Узнать о том, что Вы, Эбби и Майкл в полном порядке, было для меня важнее, чем Вы можете себе представить. Кстати, об Эбби: скажите ей, что вчера я виделся с Майклом! Он прибыл живым и здоровым вместе с остальными пятью добровольцами, отправленными из Пайн-Вью нам на подмогу. Подобно многим новобранцам, он прямо-таки рвется в бой. Надеюсь, я не слишком его разочаровал, рассказав о собственном опыте борьбы с холнистами. Думаю, однако, что теперь он с большим рвением займется военной подготовкой, забыв о намерении выиграть войну голыми руками. В конце концов, все мы хотим, чтобы Эбби и малышка Каролина еще с ним встретились. Я рад, что вы нашли возможность принять Марси и Хетер. Мы все перед ними в долгу. Корваллис был для них слишком сильным потрясением, поэтому Пайн-Вью - необходимый этап в процессе привыкания. Скажите Эбби, что я передал ее письмо старым преподавателям, которые только и твердят, что о возобновлении курсов. Примерно через год здесь снова может открыться подобие университета, если, конечно, мы станем успешно воевать. Последнее, разумеется, далеко не гарантировано. Поворот достигнут, но нам еще предстоит долгая-предолгая борьба со страшным врагом. Ваш последний вопрос непрост, миссис То