одождала, пока конюх подставит ей скамеечку. -- Ваша бабушка купила вам чудесного белого мула, принцесса. Почему вы не ездите на нем? Это куда удобнее. -- И куда как ме-е-е-дленнее, -- смеясь, поддразнила девушка. -- Кроме того, бедняжку Снежка вымыли и вычесали для завтрашней процессии. У конюхов сердце бы разорвалось, прокатись я на нем по грязи. Они хотят всю ночь продержать его завернутым в простыни. Вздохнув, пожилая женщина позволила груму помочь ей спуститься. Оказавшись на земле, расправила юбку и потерла ноющую спину. Мальчик удалился в окружении толпы суетливых слуг, а девушки, не обращая внимания на недовольное бормотание сопровождавшей их женщины, наперегонки побежали к двери. Она последовала за ними, сокрушенно покачивая головой. Добежав до двери, девушки чуть не столкнулись с появившимся на пороге полным мужчиной средних лет в строгой черной одежде, который без всякого укора, но достаточно твердым голосом произнес: -- Бетрис, если ты еще хоть раз погонишь своего жеребца галопом на холм, как сегодня, я его у тебя отберу. Тогда ты сможешь тратить свою чрезмерную энергию, догоняя принцессу бегом. Она быстро присела в книксене и невнятно пробормотала что-то вроде: -- Да, папа. Янтарноволосая девушка тотчас пришла на выручку подруге: -- Пожалуйста, не сердитесь на Бетрис, сьер ди Феррей. Это я виновата. Когда я поскакала вперед, у нее не оставалось выбора, и она последовала за мной. Бровь сьера ди Феррея приподнялась, и он с легким кивком ответил: -- Тогда, принцесса, вам следует подумать о том, какая слава будет у командира, который втягивает своих подчиненных в сомнительные предприятия, зная, что сам избежит наказания. Девушка прикусила губу и, бросив на управляющего взгляд из-под ресниц, тоже сделала книксен. Затем подруги проскользнули внутрь. Их старшая спутница, благодарно кивнув, двинулась следом за ними. Кэсерил узнал управляющего еще прежде, чем того назвали по имени, по связке ключей на отделанном серебром поясе. Управляющий приблизился к Кэсерилу, тот встал и поклонился. -- Сьер ди Феррей? Меня зовут Люп ди Кэсерил. Я прошу аудиенции у вдовствующей провинкары, если... если она удостоит меня своим вниманием, -- голос у него при виде нахмурившихся бровей управляющего сорвался. -- Я вас не знаю, сэр, -- ответил тот. -- Милостью богов, провинкара может помнить меня. Я когда-то служил здесь пажом, -- он обвел рукой двор, -- в этом замке. Когда прежний провинкар был еще жив. У Кэсерила было такое чувство, что куда бы он ни пришел, всюду окажется чужаком. Глубокая морщина между седыми бровями немного разгладилась. -- Я узнаю, примет ли вас провинкара. -- Это все, о чем я прошу. Все, о чем он осмеливался просить. И когда управляющий скрылся в дверях, Кэсерил снова сел на скамейку, нервно сплетя пальцы. Через несколько мучительных минут неизвестности, в течение которых проходящие мимо слуги искоса с любопытством поглядывали на него, он увидел, что управляющий возвращается. Ди Феррей смущенно взглянул на Кэсерила и сказал: -- Ее милость провинкара примет вас. Следуйте за мной. Тело закоченело от сидения на холоде, и Кэсерил, проходя за управляющим внутрь, споткнулся. Ему не нужен был проводник. В его памяти всплыл план помещений, каждый поворот. Через этот холл, по выложенному желтой и синей плиткой полу, вверх по этой, а потом по той лестницам, через внутренний коридорчик с белыми стенами -- и вот она, комната у западной стены, где провинкара любила сидеть по вечерам, поскольку в это время суток здесь было светлее всего для вышивки или чтения. Кэсерил вынужден был наклонить голову, так как дверь оказалась слишком низкой, -- раньше ему не нужно было этого делать. Наверное, единственное изменение. "Но не дверь же стала меньше!" -- Вот этот человек, ваша милость, -- нейтрально представил Кэсерила управляющий, предпочтя не упоминать названного ему имени. Вдовствующая провинкара сидела, обложившись подушками, в широком деревянном кресле. На ней было строгое темно-зеленое платье, соответствующее и ее высокому статусу, и положению одновременно, однако вдовьим чепцом она пренебрегла. Волосы были красиво стянуты в два узла и связаны зелеными лентами, скрепленными зажимами с бриллиантами. Рядом сидела компаньонка -- тоже вдова, судя по одежде, -- примерно одних лет с провинкарой. Компаньонка отложила свое шитье и, взглянув на Кэсерила, недоверчиво нахмурилась. Молясь, чтобы не споткнуться на непослушных ногах, Кэсерил опустился на одно колено и склонил голову в знак уважения. От одежд провинкары веяло ароматом лаванды. Он посмотрел на нее снизу вверх, в надежде отыскать на ее лице признаки узнавания. Если она его не узнает, он действительно станет никем. Она откинулась назад и в изумлении прижала ладонь ко рту. -- Пятеро богов, -- прошептала леди. -- Это и вправду вы. Милорд ди Кэсерил. Добро пожаловать в мой дом, -- и протянула руку для поцелуя. Кэсерил проглотил комок в горле и, задохнувшись от волнения, наклонился к ее руке. Когда-то рука эта была изящной и белой, с восхитительными перламутровыми ногтями. Сейчас же тонкую пергаментную кожу покрывали старческие коричневые пятна, суставы разбухли, только ногти были по-прежнему ухожены, как в давние времена. Провинкара не вздрогнула и вообще не подала виду, что заметила, как выкатившиеся из глаз Кэсерила две горячие слезинки капнули на тыльную сторону ее ладони. Только уголки губ слегка приподнялись в печальной улыбке. Рука выскользнула из его пальцев и коснулась седой прядки в его коротко остриженной бороде. -- Боже мой, Кэсерил, неужели я так постарела? Он сморгнул слезы и поднял на нее взгляд. Нет, он не станет плакать, как неразумное дитя... -- Прошло много лет, ваша милость. -- Т-с-с... -- она легонько хлопнула его рукой по щеке. -- Вы должны были сказать, что я ничуточки не изменилась. Разве я не научила вас, как нужно лгать женщине из вежливости? Столь важную вещь я упустить просто не могла. Она кивнула в сторону своей компаньонки. -- Позвольте представить вам мою кузину, леди ди Хьюлтер. Тесса, познакомься с милордом кастилларом ди Кэсерилом. Краешком глаза Кэсерил заметил, что управляющий облегченно вздохнул, расслабившись, скрестил на груди руки и оперся спиной о косяк. Все еще стоя на колене, Кэсерил вежливо поклонился леди ди Хьюлтер. -- Вы -- сама любезность, ваша милость, но я больше не владею Кэсерилом -- ни замком, ни землями, принадлежавшими моему отцу, так что я не ношу титул кастиллара. -- Не глупите, кастиллар, -- мягкий голос ее стал тверже. -- Мой дорогой провинкар лежит в земле уже десять лет, но пусть демоны Бастарда сожрут любого, кто осмелится именовать меня титулом меньшим, чем провинкара. Мой дорогой мальчик, не позволяйте никому видеть вас проигравшим и сдавшимся. Кэсерил посчитал неосторожным высказать вслух, что титул этот теперь по праву принадлежит невестке провинкары. Нынешний провинкар, ее сын, и его жена наверняка сочтут эти слова несправедливыми. -- Для меня вы всегда будете великой леди, ваша милость, перед которой все мы преклоняемся, -- ответил Кэсерил. -- Лучше, -- удовлетворенно отметила она, -- значительно лучше. Что мне нравится -- так это мужчины, которые умеют шевелить мозгами, -- она повернулась к управляющему. -- Ди Феррей, принесите кастиллару стул. И еще один для себя... а то маячите там, как черный ворон. Меня это нервирует. Управляющий, привыкший, видимо, к подобному обращению, улыбнулся и пробормотал: -- Конечно, ваша милость. Он пододвинул Кэсерилу резное кресло, буркнув что-то вроде: "Не угодно ли милорду присесть?", и принеся из соседней комнаты стул для себя, устроился чуть поодаль от своей госпожи и ее гостя. Кэсерил поднялся с колена и, усевшись в кресле, вновь утонул в благословенном комфорте. Он осторожно начал: -- Это не принца ли и принцессу, возвращавшихся с прогулки, я увидел по прибытии в замок, ваша милость? Я не побеспокоил бы вас своим вторжением, если бы знал, что они у вас гостят, -- просто не осмелился бы. -- Они не в гостях, кастиллар. Они теперь живут со мной. Валенда -- маленький спокойный городок, а... моя дочь не вполне здорова. Ей здесь значительно лучше, чем в окружении шумного двора, -- в ее взгляде он заметил усталость. Пятеро богов, так леди Иста здесь? Вдовствующая рейна Иста -- быстро поправил себя Кэсерил. Когда он только поступил на службу к провинкару Баосии, нескладный, как и всякий юнец в его летах, младшая дочь провинкара была уже вполне сложившейся женщиной несколькими годами старше его. К счастью, даже в том неразумном возрасте он был не настолько глуп, чтобы поведать кому-нибудь о своей безнадежной в нее влюбленности. Ее вскоре сыгранная свадьба с самим реем Иасом -- для нее первый брак, для него второй -- казалась достойной долей при ее красоте, несмотря на значительную разницу в возрасте супругов. Кэсерил предполагал, что Иста довольно скоро овдовеет -- однако не ожидал, что настолько скоро. Нетерпеливо щелкнув пальцами, провинкара как будто стряхнула с себя усталость и спросила: -- Ну а вы? Последнее, что я слышала о вас, -- это что вы служили адъютантом у провинкара Гуариды. -- Это было... несколько лет назад, ваша милость. -- А что привело вас к нам? -- она оглядела его. И нахмурила брови. -- И где ваш меч? -- А, это... -- его рука машинально коснулась левого бока, где не было ни пояса, ни меча. -- Я лишился его... Когда марч ди Джиронал повел войска рея Орико на север во время зимней кампании... три?., да, три года назад... он назначил меня комендантом крепости Готоргет. Потом те злоключения с ди Джироналом... войска Рокнара взяли крепость в осаду. Мы держались девять месяцев. Впрочем, вы знаете. Клянусь, в Готоргете не осталось ни одной живой крысы -- к тому моменту, когда мы получили известие о том, что ди Джиронал подписал договор, и нам было приказано сложить оружие и сдать крепость нашим врагам, мы съели всех, -- Кэсерил выдавил улыбку. Левой рукой судорожно сжал край плаща. -- Единственным утешением могло служить лишь то, что наша крепость обошлась рокнарскому принцу в триста тысяч золотых реалов дополнительных расходов, согласно договору, плюс значительно большая сумма, потраченная при девятимесячной осаде. -- "Слабое утешение для потерянных нами душ". -- Рокнарский генерал потребовал меч моего отца -- как он сказал, чтобы меч напоминал ему обо мне. Тогда я видел свой клинок в последний раз. Потом... -- голос Кэсерила, окрепший было за время рассказа, вновь сорвался. Он прокашлялся и продолжил: -- Произошла какая-то ошибка, путаница. Когда доставили деньги -- выкуп за пленных -- и список подлежащих освобождению, моего имени в нем не оказалось. Рокнарский интендант клялся, что ошибки быть не может, поскольку количество освобождаемых строго соответствовало присланной сумме, но... ошибка все же где-то была. Все мои офицеры оказались на свободе... меня же вместе с остальными пленными отправили в Виспинг, на продажу в рабство корсарам, на галеры. У провинкары перехватило дыхание. Управляющий, который во время рассказа все больше наклонялся вперед, в сторону Кэсерила, выпалил: -- Но вы, конечно же, протестовали! -- О пятеро богов! Конечно. Я протестовал всю дорогу до Виспинга, протестовал, когда меня тащили по сходням на корабль и когда приковывали к веслу. Я протестовал, пока мы не вышли в море, а потом... я научился не протестовать, -- он снова улыбнулся. Улыбка была скорее гримасой, клоунской маской, скрывающей боль. По счастью, никто не увидел в его слабости недостойного поведения. -- Я плавал то на одном корабле, то на другом в течение... долгого времени, -- как он высчитал позже, восемнадцать месяцев и восемь дней. В то время дни сливались для него в одно непрерывное мучение. -- А потом мне несказанно повезло: мой корсар зашел в воды Ибры, а волонтеры на ибранских судах гребли значительно быстрее, чем мы, так что нас вскоре догнали. Двоих гребцов свирепые рокнары обезглавили за то, что те случайно -- или намеренно? -- выпустили из рук весла. Один из них сидел рядом с Кэсерилом -- был его соседом по веслу в течение долгих месяцев, -- и кровь его брызнула в лицо Кэсерилу. Не следовало вспоминать об этом -- Кэсерил вновь ощутил на губах ее вкус. После того как корабль был захвачен, ибранцы тащили за ним по воде привязанных полуживых рокнаров, пока тех не пожрали огромные морские рыбы. Многие освобожденные рабы добровольно вызвались помогать грести. Кэсерил не мог. Недавняя порка -- почти свежевание -- и несколько часов за бортом в соленой воде сделали его совершенно беспомощным. Поэтому он просто сидел на палубе, содрогаясь от боли, и всхлипывал. -- Добрые ибранцы высадили меня на берег в Загосуре, где я пролежал больным несколько месяцев -- знаете, как это бывает, когда внезапно исчезает напряжение, в котором человек прожил долгое время, -- он улыбнулся извиняющейся улыбкой. Его колотила лихорадка, пока не поджила спина. Потом началась дизентерия, потом -- малярия. И в течение всего этого времени из глаз его почти безостановочно катились слезы. Он плакал, когда служитель храма приносил ему обед. Когда солнце вставало. Когда оно садилось. Когда под ногами прошмыгивала кошка. В любое время, без всякого повода. -- Меня принял Приют храма Милосердия Матери. Когда я почувствовал себя лучше, -- когда он перестал плакать и служители решили, что он не сумасшедший, просто душа его не выдержала жестоких испытаний, -- мне дали немного денег, и я отправился сюда. Я был в пути три недели. В комнате стояла мертвая тишина. Он поднял голову и увидел гневно сжатые губы провинкары. И пустой желудок его свело от ужаса. -- Я просто придумать не мог, куда мне еще пойти! -- тут же стал оправдываться он. -- Я сожалею. Мне очень жаль. Управляющий, как будто даже не дышавший все это время, шумно выдохнул и сел прямо, не отводя взгляда от Кэсерила. Глаза компаньонки провинкары были расширены. Дрожащим от гнева голосом провинкара произнесла: -- Вы -- кастиллар ди Кэсерил. Они обязаны были дать вам лошадь. Они обязаны были дать вам эскорт. Кэсерил, испытав невероятное облегчение, разжал стиснутые кулаки. -- Нет-нет, миледи! Этого было... достаточно, -- он понял, что ее гнев направлен не на него. Ох... В горле встал комок, глаза затуманились... "Нет. Не надо. Только не здесь..." Он торопливо продолжил: -- Я готов служить вам, миледи, если вы найдете для меня какое-нибудь дело. Я знаю, что... пока еще могу немногое. Провинкара, подперев рукой подбородок, задумчиво смотрела на него. Через минуту она сказала: -- Будучи пажом, вы замечательно играли на лютне. -- О-о... -- Кэсерил непроизвольно попытался спрятать руки, но тут же, виновато улыбнувшись, вновь положил их на колени. -- Думаю, что теперь уже не смогу, миледи. Она наклонилась вперед, и взгляд ее остановился на мгновение на его левой руке. -- Да, пожалуй, -- закусив губу, она снова откинулась в кресло. -- Помню, вы прочли все книги в библиотеке моего покойного мужа. Старшина пажей неоднократно жаловался на вас по этому поводу, пока я не велела оставить вас в покое. Как я помню, вас привлекала поэзия и сами вы были не чужды вдохновения. Кэсерил, однако, сомневался, что сможет теперь удержать перо в правой руке. -- Уверен, что когда я отправился на войну, Шалион счастливо избавился от плохих стихов. Она пожала плечами. -- Ну, Кэсерил, я, право, уже боюсь предлагать вам какое-либо занятие. Я не уверена, что в бедной Валенде найдется достойное вас место. Вы были придворным, курьером, командиром, комендантом... -- Я перестал быть придворным с тех давних пор, когда был еще жив рей Иас, миледи. В бытность мою командиром... я участвовал в проигранной нами битве при Далусе, а потом чуть ли не год гнил в тюрьме Браджара. В бытность комендантом... мы проиграли осаду. Как курьера, меня дважды чуть не повесили, посчитав шпионом, -- он вздохнул. ("И три раза подвергали пыткам, пытаясь заставить заговорить".) -- Теперь же... что ж, теперь я умею грести. И знаю пять способов приготовления блюд из крыс. "И прямо сейчас съел бы какое-нибудь из них". Кэсерил не знал, что прочла провинкара по его лицу, пока ее острые мудрые глаза изучали его. Может, страшную усталость, но он надеялся, что голод. Он убедился, что она увидела именно голод, когда леди улыбнулась и сказала: -- Тогда поужинайте с нами, кастиллар, хотя, боюсь, мой повар не сможет предложить вам крыс. Их не слишком хорошо готовят в мирной Валенде, да и не сезон. Я подумаю о вашей просьбе. В знак благодарности он только кивнул, боясь, что голос вновь подведет его. 3 Зимой в замке обедали днем, стол обычно накрывали в большом зале. Ужин был не столь обилен, и по велению экономной провинкары к столу подавались мясные блюда, оставшиеся от обеда. Однако, к ее чести, следует заметить, что были они замечательно вкусны и предлагались с большим количеством превосходного вина. Жарким летом порядок менялся: на обед готовили что-нибудь легкое, а основной прием пищи происходил после заката, когда баосийцы всех сословий собирались во дворах своих домов поужинать при свечах. За стол в уютной комнатке нового флигеля рядом с кухнями село всего восемь человек. Провинкара заняла место в центре, посадив Кэсерила на почетное место по правую руку. Он смутился, обнаружив, что сидит по соседству с принцессой Исель, а принц Тейдес расположился через стол от нее. Но напряжение его спало, когда, улучив момент, принц прицелился в свою старшую сестру хлебным катышем. Военные действия, впрочем, были немедленно пресечены строгим взглядом бабушки. В глазах принцессы вспыхнул мстительный блеск, но, как заметил Кэсерил, ее подруга Бетрис, сидевшая по другую сторону стола, вовремя ее отвлекла. Затем леди Бетрис с дружелюбным любопытством улыбнулась Кэсерилу через стол, явив милые ямочки на щеках, и уже собралась было заговорить, но тут принесли чашу с водой для омовения рук. Теплая вода пахла вербеной. Руки Кэсерила дрожали, когда он опускал их в чашу и вытирал потом льняным полотенцем. Но он справился с этой слабостью, как только убрал руки со стола. Место прямо напротив него за столом пока пустовало. Кэсерил кивнул на него и неуверенно спросил у провинкары: -- Вдовствующая рейна присоединится к нам, ваша милость? Она скорбно поджала губы. -- К сожалению, Иста не вполне здорова сегодня. Она... чаще всего ест у себя в комнате. Кэсерил почувствовал неловкость и решил попозже спросить у кого-нибудь, что же такое с рейной, что так беспокоит ее мать. Видимо, это было нечто давнее, о чем уже не говорилось вслух, либо слишком болезненное для обсуждений. Давнее вдовство избавляло Исту от недомоганий и опасностей, столь частых у молодых женщин и связанных с беременностью и родами, но ведь бывают и другие болезни... Иста была второй женой Иаса. Она вышла замуж за мужчину средних лет, уже имевшего взрослого сына и наследника Орико. Некоторое время, много лет назад, Кэсерил служил при дворе Шалиона, но Исту тогда мог видеть только издалека. В начале своего замужества она казалась счастливой и любимой -- свет очей своего мужа. Иас до безумия обожал дочь Исель, делавшую первые шаги, и еще грудного Тейдеса. Их счастье было омрачено предательством лорда ди Льютеса, которое, по мнению большинства, и явилось основной причиной преждевременной кончины глубоко опечаленного этим обстоятельством немолодого уже рея. Кэсерил не мог не заинтересоваться, болезнь ли в действительности подвигла Исту покинуть двор ее пасынка или некие политические мотивы. Хотя, согласно сведениям из разных источников, рей Орико оказывал уважение своей приемной матери и был добр к сводным сестре и брату. Кэсерил откашлялся, пытаясь заглушить бурчание пустого живота, и обратил внимание на господина -- судя по всему, старшего воспитателя принца, -- сидевшего за дальним концом стола рядом с леди Бетрис. Провинкара царственным кивком головы выразила свое желание, чтобы он прочитал молитву Святому Семейству на благословение еды. Кэсерил надеялся, что процесс этот будет быстрым и они незамедлительно приступят к трапезе. Загадка пустого стула разрешилась с появлением опоздавшего управляющего сьера ди Феррея, который, коротко извинившись перед всеми за задержку, устроился на своем месте. -- Я задержался с настоятелем храма ордена Бастарда, -- пояснил он, когда на стол поставили хлеб, мясо и сушеные фрукты. Кэсерил, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не накинуться на еду как изголодавшийся пес, издал вежливое, заинтересованное "М-м-м?" и взял первый кусок. -- Весьма настойчивый и многоречивый молодой человек, -- продолжил ди Феррей. -- Что ему нужно теперь? -- спросила провинкара. -- Еще пожертвований для приюта подкидышей? Мы им отправили посылку на прошлой неделе. У слуг в замке больше не осталось ненужной одежды. -- Им нужны кормилицы, -- ответил ди Феррей, прожевывая мясо. Провинкара фыркнула: -- Не из моего же замка! -- Нет, но он хотел, чтобы я оповестил наших слуг, что храму требуются кормилицы. Он надеется, вдруг у кого-нибудь найдется родственница, согласная на такую благотворительность. Им на прошлой неделе подкинули еще одного малыша, и настоятель полагает, что это не последний случай. Особенно теперь, в это время года. Орден Бастарда, соответственно своей теологии, причислял нежеланных детей, то бишь бастардов, а также детей, рано оставшихся сиротами, к прочим несвоевременным бедствиям, за которые отвечал их бог. Приют для подкидышей и сирот храма Бастарда был главной заботой ордена. Кэсерилу вообще-то всегда казалось, что бог, управляющийся с полчищами демонов, должен уметь без труда выколачивать денежные пожертвования на добрые дела. Из осторожности он разбавил вино водой -- на пустой желудок оно могло сразу ударить в голову. Провинкара ободряюще кивнула ему, но тут же, торжественно осушив полбокала неразбавленного виноградного напитка, начала спорить на этот счет со своей кузиной. Сьер ди Феррей продолжал: -- Настоятель, однако, рассказал интересную историю. Догадайтесь, кто умер прошлой ночью? -- Кто, папа? -- пришла на выручку его дочь. -- Сьер ди Наоза, известный дуэлянт. Кэсерилу имя ничего не сказало, но провинкара хмыкнула. -- Вот и славно. Мерзкий человек. Я его у себя не принимала и считаю глупцами тех, кто это делал. Неужели его наконец кто-то одолел? -- Вот тут-то и начинается самое интересное. Он был убит при помощи смертельной магии, -- и, пока пораженный шепот облетал стол, ди Феррей неторопливо отпил вина. Кэсерил же застыл с полупрожеванным куском мяса во рту. -- Храм собирается расследовать эту тайну? -- поинтересовалась принцесса Исель. -- Мне кажется, никакой тайны здесь нет, это скорее трагедия. Примерно год назад ди Наозу на улице случайно толкнул единственный сын провинциального торговца шерстью. Кончилось это, как обычно, дуэлью, которая, по свидетельству очевидцев, была попросту кровавым убийством. Тем не менее очевидцев и след простыл, когда безутешный отец погибшего юноши решил подать на ди Наозу в суд. Ходили также слухи о продажности суда, но, опять же, только слухи. Провинкара хмыкнула. Кэсерил кое-как проглотил свой кусок и проговорил: -- Продолжайте, пожалуйста. Приободрившись, управляющий продолжил: -- Торговец был вдовцом, и юноша был не только единственным его сыном, но вообще единственным ребенком. Кроме того, молодой человек только собрался жениться. Смертельная магия -- грязное дело, но я не могу не посочувствовать бедному торговцу. Хотя, может, и богатому... Однако он в любом случае был слишком стар, чтобы обучаться фехтованию с целью превзойти ди Наозу в этом искусстве. Вот он и обратился к тому, что считал единственным верным путем для достижения цели. Весь последующий год он изучал темные искусства -- где он черпал сведения на эту тему, остается загадкой для храма. Он забросил свое дело и полностью посвятил себя магии. А вчера ночью забрался в развалины заброшенной мельницы в семи милях от Валенды, где попытался вызвать демона. И, клянусь Бастардом, ему это удалось! Его тело было обнаружено там сегодня утром. Богом всех естественных и своевременных смертей и стихийных бедствий в соответствующее им время года, а также богом правосудия был Отец Зимы; в дар Бастарду, вместе с внесезонными природными катастрофами и несвоевременными смертями, он передал покровительство над палачами. Ну, и конечно же, покровительство над целым рядом прочих грязных дел в придачу. "Похоже, торговец обратился за помощью куда следовало". Кэсерилу вдруг показалось, что записная книжка у него в кармане стала весить чуть ли не десять фунтов. И что она сейчас вспыхнет огнем прямо под одеждой. -- Мне он совсем не нравится, -- заявил принц Тейдес. -- Он поступил, как трус! -- Да, но чего же еще ожидать от торговца? -- заметил его наставник со своего конца стола. -- Люди этого сословия не приучены с детства блюсти кодекс чести, как благородные господа. -- О, но это так грустно, -- возразила Исель. -- Я имею в виду сына, который собирался жениться. Тейдес презрительно фыркнул. -- Женщины! Вы только и думаете, что о свадьбах. Но что является большей потерей для государства? Какой-то торгующий шерстью денежный мешок или искусный фехтовальщик? Каждый такой дуэлянт -- славный солдат для своего рея! -- Как подсказывает мне жизненный опыт, это не так, -- сухо проронил Кэсерил. -- Что вы имеете в виду? -- грозно повернулся к нему Тейдес. Кэсерил слегка замялся и пробормотал: -- Извините, я встрял в вашу беседу. -- Нет уж поясните. В чем разница? В чем разница между хорошим солдатом и искусным дуэлянтом? -- настаивал Тейдес. Провинкара тихо хлопнула ладонью по столу и выразительно взглянула на Кэсерила. -- Продолжайте, кастиллар. Тот пожал плечами и, вежливо кивнув мальчику, пояснил: -- Дело в том, принц, что солдат убивает ваших врагов, а дуэлянт -- ваших союзников. Догадайтесь сами, кого предпочтет иметь мудрый командующий в своем лагере. -- О! -- выдохнул Тейдес и умолк, глубоко задумавшись. Похоже, не было особой срочности в передаче записной книжки властям, как не было в этом деле и особых хлопот: Кэсерил мог сообщить о ней настоятелю храма Святого Семейства здесь, в Валенде, завтра утром, после того как пролистает ее сам. Книжку надо расшифровать; некоторым дешифровка кажется скучным и утомительным занятием, но для Кэсерила это всегда было развлечением. Он подумал, не следует ли из вежливости предложить свои услуги в качестве дешифровщика. Дотронулся до мягкой шерстяной мантии, во внутреннем потайном кармане которой покоилась книга, и в очередной раз порадовался, что помолился за покойного перед его спешным сожжением. Бетрис, сведя тонкие темные брови, поинтересовалась: -- А кто был судьей, папа? Ди Феррей поколебался мгновение и пожал плечами: -- Достопочтенный Вриз. -- А-а... -- протянула провинкара, -- этот, -- и сморщила нос, словно учуяв нехороший запах. -- Может, дуэлянт ему угрожал? -- спросила принцесса Исель. -- Правда, судья мог попросить о помощи или арестовать ди Наозу... -- Сомневаюсь, что даже ди Наоза был настолько глуп, чтобы угрожать судье провинции, -- сказал ди Феррей. -- Хотя свидетелей он, возможно, запугал. С Вризом же можно было прибегнуть к иному способу. Вриз всегда был... гм... приверженцем более мирных методов убеждения, -- и, отправив в рот кусочек хлеба, он недвусмысленным жестом потер подушечками большого и указательного пальцев. -- Если бы судья выполнил свою работу честно и смело, торговцу не пришлось бы прибегнуть к смертельной магии, -- медленно проговорила Исель. -- Вместо одного -- два человека мертвы и прокляты... А будь ди Наоза казнен по закону, у него оставалось бы время очистить душу перед встречей с богами. И как же этот человек до сих пор остается судьей? Бабушка, ты можешь что-нибудь предпринять? Провинкара поджала губы. -- Назначение судей провинции не входит в мою компетенцию, моя дорогая. Так же, как и их смещение. Однако департамент наведет порядок, я уверяю тебя, -- она отпила вина и посмотрела на внучку. -- В Баосии у меня большие привилегии, дитя мое, но не власть. Исель взглянула на Тейдеса, потом на Кэсерила и, словно эхо, повторила давешний вопрос брата: -- А в чем разница? -- Право управлять и обязанность покровительствовать -- это одно, и совсем другое -- право принимать покровительство, -- ответила провинкара. -- К сожалению, между провинкаром и провинкарой разница не только в окончании слова. Тейдес хихикнул: -- Это как между принцем и принцессой? Исель повернулась к нему и сдвинула брови: -- О! И как ты предлагаешь сместить продажного судью -- ты, привилегированный мальчик? -- Достаточно, вы оба! -- строго сказала провинкара, в голосе которой явно послышались интонации бабушки. Кэсерил спрятал улыбку. Здесь, в этих стенах, она мудро правила по законам более древним, чем сам Шалион. Здесь было ее собственное маленькое государство. Разговор перешел на менее острые темы. Слуги внесли сыр, пирожные и браджарское вино. Кэсерил наелся до отвала и понял, что пора остановиться, иначе ему станет плохо. Золотое десертное вино могло заставить его разрыдаться прямо за столом. Его подавали неразбавленным, и Кэсерил постарался ограничиться одним бокалом. В конце трапезы снова прочли молитву, и принца Тейдеса, словно коршун птенца, утащил на занятия его воспитатель. Бетрис и Исель были отправлены вышивать. Они, весело пересмеиваясь, выбежали из столовой, за ними неторопливым шагом вышел ди Феррей. -- Они что, и впрямь смирно усядутся за вышивание? -- недоверчиво поинтересовался Кэсерил, провожая взглядом исчезавшее в дверях облако юбок. -- Они будут ерзать, шептаться и хихикать, пока не выведут меня из себя, но вышивать, как ни странно, умеют, -- ответила провинкара, сокрушенно покачивая головой, что не соответствовало доброму любящему выражению ее глаз. -- Ваша внучка -- прелестная юная леди. -- Мужчинам определенного возраста, Кэсерил, все юные леди кажутся прелестными. Это первый признак старости. -- Это правда, миледи, -- его губы растянулись в улыбке. -- Она выжила двух гувернанток и, похоже, вот-вот сживет со свету третью. Ну, фигурально выражаясь, конечно. Бедняжка завалила меня жалобами на девочек. А еще... -- голос провинкары стал тише. -- Исель нужно быть сильной. Однажды ее увезут далеко от меня, и я не смогу больше помогать ей... защищать ее... Привлекательная, живая, юная принцесса была не игроком, а пешкой в политике Шалиона. Везение для нее заключалось в высоком и выгодном государству политически и экономически замужестве, что не обязательно предполагало счастье. Самой вдовствующей провинкаре повезло в личной жизни, но на ее памяти было несчетное количество браков, в которых высокородные женщины так и не познавали любви. Неужели Исель отправят в Дартаку? Или выдадут замуж за кого-нибудь из кузенов, наиболее приближенного к правящему семейству Браджара? Боги не позволят, чтобы ее продали в Рокнар в обмен на временное перемирие с архипелагом. Провинкара искоса поглядывала на него при свете свечей. -- Сколько вам сейчас лет, кастиллар? Кажется, вам было около тринадцати, когда ваш отец прислал вас на службу моему дорогому провинкару. -- Примерно так, ваша милость. -- Ха! Тогда вам следует сбрить с лица эту омерзительную растительность. Она старит вас лет на пятнадцать. Кэсерил считал, что его больше состарило рабство на галерах, но вслух сказал только: -- Надеюсь, мое объяснение не слишком рассердило принца, миледи. -- Мне кажется, оно заставило юного Тейдеса остановиться и подумать. Его воспитателю такое не часто удается. К сожалению, -- она побарабанила по скатерти тонкими длинными пальцами и осушила свой бокал вина. Поставив его на стол, леди добавила: -- Не знаю, где вы остановились в городе, кастиллар, но я отправлю пажа за вашими вещами. Сегодня вы остаетесь у нас. -- Благодарю, ваша милость, и с признательностью принимаю ваше предложение. -- Благодарность богам, о, пять раз благодарность богам. Он принят, хотя и временно. Кэсерил замялся, смущенный. -- Но... э-э... беспокоить вашего пажа нет необходимости. Она изумленно вскинула брови. -- Это как раз то, для чего мы их держим. Как вы сами помните. -- Да, но... -- он коротко улыбнулся и указал на себя рукой, -- это весь мой багаж. В ее глазах мелькнула боль, и Кэсерил добавил: -- Это значительно больше, чем было у меня, когда я сошел на берег с ибранской галеры в Загосуре. Тогда на нем были лишь лохмотья да язвы. В приюте лохмотья сожгли сразу же. -- В таком случае мой паж, -- произнесла она не терпящим возражения тоном, -- проводит вас в ваши покои, милорд кастиллар. И добавила, поднимаясь со стула с помощью кузины-компаньонки: -- Мы еще поговорим с вами завтра. Комната, предназначавшаяся для почетных гостей, находилась в старом крыле. В ней когда-то ночевали принцы, наслаждаясь ее абсолютным и совершенным комфортом. Кэсерил сам прислуживал таким гостям сотни раз. Кровать с мягчайшей периной была застелена тонким бельем из отбеленного льна и покрыта пледом искусной работы. Не успел еще паж удалиться, как пришли две горничные, принесли воду для умывания, полотенца, мыло, зубочистки, роскошную ночную рубаху, колпак и тапочки. Кэсерил рассчитывал спать в рубашке, доставшейся ему по наследству от покойного торговца. Это было уже слишком. Кэсерил сел на край кровати с рубахой в руке и тихо всхлипнул. С трудом сдержавшись, чтобы не расплакаться при свидетелях, он жестом отослал насторожившуюся прислугу и пажа. -- Что это с ним? -- услышал он их перешептывание, когда они удалялись по коридору. По щекам его покатились слезы. Паж раздраженно ответил: -- Сумасшедший, наверное. После короткой паузы до Кэсерила снова донесся голос горничной: -- Ну, тогда он почувствует себя здесь как дома, верно?.. Доносившиеся до комнаты звуки -- голоса во дворе, стук и звон кастрюль -- разбудили Кэсерила еще затемно, в предрассветной серости. Он в панической растерянности открыл глаза и, как обычно, не сразу смог вспомнить, где находится. Но нежные объятия пуховой перины вскоре убаюкали его снова и увлекли в дрему. Он парил между сном и явью, и вяло проплывали в голове разрозненные мысли. Это не жесткая скамья. Нет безумной качки вверх-вниз. Вообще никакого движения, о пятеро богов, какое блаженство. Какое мягкое тепло под его изуродованной спиной. Празднование Дня Дочери будет проходить от рассвета До заката. Возможно, он проваляется на перине до самого Ухода обитателей замка на праздничное шествие, а потом неторопливо встанет. Пошатается по двору и окрестностям, посидит на солнышке вместе с замковыми котами. А если проголодается... ему вспомнились те далекие дни, когда он был еще пажом и хорошо знал, как подольститься к кухарке, чтобы получить лакомый кусочек. Его сладостные ленивые мечтания прервал резкий стук в дверь. Кэсерил вздрогнул, но снова расслабился, услышав мелодичный голос леди Бетрис: -- Милорд ди Кэсерил! Кастиллар! Вы проснулись? -- Одну минуту, миледи, -- отозвался он. Перекатился на край кровати, нехотя расставаясь с обволакивающими глубинами перины. Босые ноги оберегал от холода каменного пола плетеный коврик. Расправив на бедрах пышные складки длинной ночной рубахи, Кэсерил направился к двери и приоткрыл ее. -- Да? Она стояла в коридоре, держа в одной руке свечу, защищенную от ветра стеклянным колпаком, а в другой -- стопку одежды и кожаную перевязь. Под мышкой у нее был еще какой-то побрякивающий сверток. Бетрис уже надела праздничный наряд бело-голубых тонов: голубое платье и белый плащ, доходивший до щиколоток. Ее темные волосы были украшены венком из цветов и листьев. Бархатные карие глаза весело сияли в отблесках свечи. Кэсерил не удержался и улыбнулся в ответ. -- Ее милость провинкара желает вам благословенного Дня Дочери, -- провозгласила она и толкнула ногой дверь. Кэсерил отскочил в сторону, и дверь распахнулась. Загруженная Бетрис вошла в комнату, протянула ему свечу и, пробормотав что-то вроде: "Вот, подержите пока", тяжело плюхнула на кровать свою ношу. Стопку голубой и белой одежды, а также меч с поясом. Кэсерил поставил свечу у изножья кровати. -- Она посылает вам эту одежду и просит, если вы не возражаете, присоединиться к домашним в зале предков за утренней молитвой. Потом мы разговариваем... она сказала, вы знаете, где это обычно происходит. -- Да, конечно, миледи. -- Я тут спросила папу про меч. Он говорит, что не много найдется превосходящих его клинков, и это честь для вас, -- она с интересом посмотрела на него. -- Правда, что вы участвовали в последней войне? -- Гм... в которой? -- Вы были больше, чем на одной? -- глаза ее широко раскрылись. "На всех случившихся за последние семнадцать лет, полагаю". Хотя нет. Он пропустил последнюю кампанию против Ибры, сидя в тюрьме Браджара, и не участвовал в той глупой экспедиции в поддержку Дартаки, потому что был крайне занят, подвергаясь пыткам и издевательствам рокнарского генерала, с которым как раз воевал тогда провинкар Гуариды. Кроме этих двух, за последнее десятилетие он, пожалуй, больше ничего не пропустил. -- Здесь и там, в течение нескольких лет, -- туманно ответил он и вдруг смутился, обнаружив, что кроме тонкого льна ночной рубахи, нет других преград между его наготой и взглядами девушки. Кэсерил отступил назад и, скрестив руки на животе, попытался улыбнуться. -- Ох, -- сказала она, заметив его жест, -- я вас смутила? Но папа говорит, что у солдат нет стыда и скромности, поскольку в походах они вынуждены жить все вместе. Она вновь посмотрела на его покрасневшее лицо. Кэсерил ответил: -- Я беспокоился о вашей скромности, миледи. -- О, все в порядке, -- сказала Бетрис, беззаботно улыбнувшись. Она словно и не собиралась уходить. Он кивнул в сторону стопки одежды. -- Я не хотел бы помешать семье во время церемонии. Вы уверены?.. Она всплеснула руками и изумленно уставилась на него. -- Но вы должны принять участие в процессии вместе с нами, и вы должны, должны, должны присутствовать при подношении даров в День Дочери в храме. Принцесса в этом году играет роль леди Весны, -- она даже привстала на цыпочки для убедительности. Кэсерил, глядя на нее, широко улыбнулся. -- Ну хорошо-хорошо, если вам так угодно, -- как он мог противостоять столь очаровательному напору? Принцессе Исель скоро шестнадцать; сколько же, интересно, лет Бетрис? "Слишком юна для тебя, приятель!" Но ведь можно хотя бы смотреть на нее, с чисто эстетическим восхищением и благодарить богинь за ее красоту и свежесть. Цветок, украшающий мир. -- А кроме того, -- продолжила леди Бетрис, -- вас просила провинкара. Кэсерил зажег от ее свечи свою и вернул светильник девушке, намекая этим жестом, что ей следует оставить его одного, чтобы дать возможность переодеться. При свете двух свечей она стала выглядеть еще прекраснее, а он, несомненно, -- еще безобразнее. И тут, когда Бетрис повернулась к выходу, Кэсерил вспомнил о вопросе, который вчера не давал ему покоя весь вечер. -- Подождите, леди... Она с любопытством оглянулась на него. -- Мне не хотелось б