хоне с капюшоном и черной коробочкой связь-куба, она шла вдоль поросшего пальмами кораллового берега, очень похожего на тот, в курортном городе Плайя Бланка. И он шел ей навстречу. Приникшие к коже эффекторы механоинструктора воссоздавали любое ощущение: холодную твердость мокрого песка, жар солнечных лучей, прохладное дуновение океанского бриза. Он слышал глухие удары волн о плиты волнолома, чувствовал острый запах гниющих водорослей и даже слабый аромат духов Джули... она была уже рядом и разговаривала с ним самым живым теплым голосом Джули Мартин, который он не мог забыть. - Вот мы и прибыли, - говорила он. - Здесь мы проведем твой первый урок с помощью механоинструктора, модель 8. Этот прибор является практически последним словом в области достижения стопроцентной эффективности обучения. Если ты будешь стараться, то я уверена, что процесс покажется тебе очень приятным и полезным. Она улыбнулась ему. - Итак, - продолжала она, - мы сейчас начнем вводный урок в технический словарь языка механо. Он построен на том же принципе экономии, хорошо тебе известном: один слог для одного предложения. Совершенно очевидно, что для этого требуется большое количество слогов. Общий объем словаря механо, как мы считаем, составляет более миллиарда монослогов - более миллиарда предложений звуков. Он стоял на песке пляжа - или ему так казалось, потому что синтетические ощущения, созданные механоинструктором, заставляли его позабыть, что он может на самом деле находиться совсем в другом месте. Холодная волна с шипением прокатилась по его босым ногам, потом вода ринулась обратно в море. - Это невозможно! - запротестовал он. - Я не могу запомнить миллиард слов! Тихий смех Джули остановил его. - Ты даже не представляешь. - Хотя она говорила на обычном языке людей, ее голос, казалось, пел песню. - Ты даже не представляешь, что может сделать с тобой механоинструктор. - Морской бриз вдруг приподнял ее капюшон, и Ганн заметил блеск пластинки на ее лбу. Несмотря на теплоту тропического воздуха, он почувствовал, как по спине бегут ледяные мурашки. - На самом деле тебе не нужно учить все слова, - пояснила она. - Ты должен научиться составлять монослоги языка механо из нескольких тысяч готовых фонем. Ты должен научиться слышать и понимать самые малые вариации в ударении и высоте звука и некоторые другие простые явления артикуляции. - Но я не смогу! - погрузив ступни в песок, он ждал, пока она повернется. Он не хотел ничего учить, хотя едва ли решился бы прямо сказать ей это. Он искал спасения от электронных зондов, которые проникнут в его мозг, когда он выучит механо. - Я не смогу научиться произносить миллиард различных слов. - Тебя ждет сюрприз. - Ее смех был таким же мелодичным, как и голос. - Начнем. Он упрямо тряхнул головой, стараясь не забывать, что белый песок на самом деле не существовал, что соленый ветер и сама Джули тоже не были реальными. - Старайся, - сказала она мягко, но настойчиво. - Если ты будешь стараться, мы немного позже сможем поплавать. - В ее глазах светилось дразнящее обещание, а проворные белые ладони сделали соответствующий жест, словно сбрасывали капюшон и балахон. - Ты должен стараться. Овальное лицо Джули вдруг стало серьезным. - Если ты не будешь стараться, то пожалеешь об этом, - сказала она медленно и с печалью. - Я не хочу напоминать тебе о третьем принципе механообучения... но величайшей наградой является избавление от страданий. Она пожала плечами, и ее быстрая улыбка ослепила Ганна. - Начнем! Они начали с глагольных тонов. Малейшие вариации тона означали изменение в наклонении, лице, виде. Она пропела сложную ноту. Честно стараясь повторить ее, Ганн вскоре все же получил новое напоминание о третьем принципе. Даже малейшая ошибка означала вспышку боли, а ошибки он делал часто, и далеко не мелкие. Даже когда он реагировал мгновенно и выпевал фонему, казавшуюся ему точно такой же, как эталонная, он часто ошибался и тут же за это наказывался. Потому что на самом деле он был не на ослепительном песке кораллового берега. На самом деле он был заключен внутри громадной металлической груши механоинструктора, эффекторы которого проникли к каждому дюйму обнаженного тела Ганна. Они могли сделать его онемевшим от холода или горящим, как в огне, могли сдавить, как клещами. И часто они так и делали. Малейшая погрешность бросала его с солнечного берега в своего рода механистический ад, где он всем своим существом жаждал получить высочайшую награду - конец страданий. Иногда он оказывался в ловушке на борту разбитой ракеты, падавшей на Солнце. Воздух со свистом покидал продырявленный метеоритом корпус, легкие Ганна разрывались в агонии. Жестокий свет бил через рваную дыру, слепя, сжигая глаза. Отсек превратился в раскаленное жерло печи, в которой варилось покалеченное тело Ганна - и одновременно он продолжал слышать голос Джули Мартин. Голос достигал ушей Ганна через динамик лазерного передатчика. Сладким голосом выпевала она комбинации фонем, которые он должен был заучить. Со всхлипом втягивая воздух, он изо всех сил старался отвечать правильно. Законы автоматизированного обучения он теперь изучил на самом себе. Когда он ошибался, жар грозящего поглотить его Солнца становился на какую-то долю еще более невыносимым. Когда ответ был правильным - в пределах ошибки, установленной Машиной - жар немного уменьшался, в сожженные легкие вливался глоток свежего воздуха. Когда ему удавалось несколько раз подряд ответить правильно, в кошмаре делался интервал. Он снова оказывался в обществе Джули Мартин на снежно-белом песке пляжа. Она обещала ему купание в прохладных волнах моря или вела к столику с высокими запотевшими стаканами с напитками, которые ждали их под сенью пальм. И тут же начинался новый труднейший урок. И всякий раз, прежде чем они достигали прибоя или столика с напитками, он делал новую ошибку. Как и требовали законы автоматического обучения, всякая неправильная реакция тут же подавлялась, хотя наказания варьировались, словно Машина экспериментировала, чтобы выяснить, какой вид страданий наиболее эффективен. Иногда он в поту лежал на госпитальной койке станции, парящей в верхних слоях атмосферы Венеры, с шумом втягивая воздух, превратившийся в горячий густой туман. Анаэробные паразиты, словно кислота разъедали кожу, а голос Джули ворковал, выпевая монослоги механо из радиоприемника рядом с кроватью. Иногда он обнаруживал себя среди камней обвала в пещере под теневой поверхностью Меркурия. Валун навалился ему на грудь, грозя расплющить ребра, на лицо капала ледяная вода, вокруг ползали большие фосфорические червяки, не спеша пожирая выступающие из обвала части тела Ганна. Из темноты доносился певучий голос Джули Мартин. Она повторяла слоги, которые Ганн должен был изучить. Всякий раз правильные ответы награждались слабым облегчением страданий. Всякий раз достаточно солидная сумма правильных ответов давала ему хотя бы небольшую передышку от мучений. Всякий раз, когда он возвращался в компанию Джули, она встречала его дружелюбной улыбкой. Ее прохладные руки ласково гладили Ганна, в глазах светились слезы сострадания. - Бедненький, - ворковала она. - Я знаю, тебе очень трудно. Но ты не должен сдаваться. Только не забывай, чего ты должен добиться. Когда ты узнаешь достаточно много, ты будешь посвящен в сообщность. Тогда мы будем вместе. Давай теперь начнем новый урок. Если ты хорошо себя проявишь, то Машина разрешит нам искупаться. Каждый раз, когда она упоминала о сообщности, он вздрагивал. Или когда случайно замечал выглянувший из-под капюшона диск контактора на лбу девушки. Он был достаточно осторожен, чтобы не выдать этого тайного страха, но иногда ему казалось, что Машина не могла не обнаружить его - со всеми этими сенсорами, покрывавшими каждый квадратный дюйм тела Ганна. Потому что его страх перед сообщностью все рос и рос, словно колдовской зловещий сорняк, пока не стал сильнее всех ужасов синтетического ада, созданного механоинструктором, чтобы наказывать его за грубейшие ошибки. Страх этот притаился в темном углу сознания Ганна, как жуткий бронированный пиропод. Наконец, он стал таким нестерпимым, что он начал умолять Джули выпустить его из тренажера. Она засмеялась. - Да тебе просто повезло, - весело объявила она. - Мне пришлось учить механо гораздо более сложным способом. С помощью же тренажера тебе ничего другого просто не остается. Попытка за попыткой, и ты и заметить не успеешь, как будешь посвящен в сообщность. Он не осмелился сказать ей, что не хочет такого посвящения. - В самом деле, - жизнерадостно продолжала Джули, - тренажер - это просто как утроба матери. Внутри него все твои неэффективные человеческие реакции будут перестроены. Ты научишься реагировать быстро и точно. Когда ты снова "родишься" и выйдешь из тренажера, ты будешь совершенным детищем Машины. Он постарался сдержать охватившую его дрожь. - Теперь начнем знакомиться со структурами существительных, - радостно предложила Джули. - Ты уже овладел основами анализа механо, рассматривающего вселенную как процесс. В сущности, в механо нет ни глаголов, ни существительных, а есть объекты - в движении. Ты не забыл? С ужасом вспомнив горнило разбитой ракеты, жгучую боль от разъедающих тело паразитов на Венере, рвущие тело жала фосфорических червяков в пещере на Меркурии, он поспешно кивнул. - Например, - пропела Джули, - для всех объектов из твердого вещества имеется одно базовое имя. Такие аспекты, как размер, форма, материал и назначение указываются с помощью флексий. Но это не существительное, потому что глагольная интонация всегда напоминает о процессе движения и изменения, поэтому каждая многослоговая форма является законченным утверждением. Мягкая улыбка Джули дразнила Ганна. - Если ты будешь стараться, то, может быть, мы немного поплаваем. Он старался - третий принцип механообучения принуждал его к этому - но до воды они так и не добрались. Наступил момент, когда Джули вдруг исчезла. Он услышал шипение воздуха, почувствовал на вспотевшем обнаженном теле ледяное дуновение наружного воздуха. Снова вернувшись в центр обучения, он выбрался из мембраны сенсорно-эффекторной оболочки, натянул комбинезон и, покачиваясь спустился по металлической лестнице. - Добрый вечер, сэр. - У юного тех-лейтенанта теперь вид был скучающий и сонный. - До завтра, сэр. Ганн страстно желал больше никогда не встретиться с этим лейтенантом, никогда больше не увидеть грушу тренажера, потому что это означало, что он будет введен в сообщность. Он отчаянно хотел бежать куда-нибудь - в Рифы Космоса, к Карле Снег... Но у него не было сил, его охраняли и стерегли. Он не знал, где находится... быть может, под горой... или под дном океана. Он выполнил положенную программу упражнений, принял горячий душ, выстоял очередь за ужином и отправился в свою маленькую комнатку спать. Совершенно внезапно загремел сигнал гонга. Пришло время вставать, снова брить голову, снова раздеваться и намазываться липким желе, снова возвращаться в утробу Машины... И наступил момент, когда Джули Мартин - или ее спроецированный фантом - устроила ему испытание, а потом, улыбаясь, сообщила, что он выдержал экзамен. - Теперь ты заслужил сообщность. Ты готов родиться заново. Он едва не закричал, что не хочет получать сообщности. Но он прикусил губу. Он хранил молчание, пока фантом Джули Мартин не исчез и не зашипели воздушные клапаны, и его не опахнуло холодным ветром, и он был наконец рожден из чрева Машины. В полубессознательном состоянии - наркотики, в отчаянии прошептал он про себя - он обнаружил, что лежит на койке. Он не помнил, как попал сюда. Он знал только, что с ним что-то не в порядке. В воздухе чувствовался непонятный, едва уловимый запах, за дверью чудилось едва уловимое движение, словно кто-то стоял там, ожидая, когда Ганн заснет. Потом подействовал усыпляющий газ, подававшийся через подушку. Ганн уснул. Как мертвый. Проснувшись, он сразу почувствовал несильную, но ощутимую боль. Болела лобная кость, саднило кожу. Теперь он был в другой комнате - в палате послеоперационных больных, с зелеными стенами. Он мог и не касаясь лба сказать, что, пока он спал, хирурги провели тончайшую операцию, имплантировав волосяной толщины электроды в точечные центры в его мозгу. Теперь на лбу Ганна блестел металлический знак сообщности. В мозгу любого млекопитающего, кроме нервно-проводящей ткани, имеются специальные участки, которые заведуют настроениями и эмоциями, а также, например, двигательной активностью, саморегуляцией организма, сознательной мыслительной деятельностью и прочими аспектами деятельности мозга. Одна из таких зон является центром наслаждения. Врастите в него тончайший платиновый электрод. Пустите по нему слабый, всего в несколько миллиампер, электрический ток. В результате получаете настоящий экстаз! Снабдите подопытное животное таким электродом и педалью, с помощью которой оно может управлять сигналами, и животное будет нажимать на педаль, нажимать... нажимать... не останавливаясь даже, чтобы поесть и попить... оно сожжет себя удовольствием, пока не упадет от истощения сил, а проснувшись, сразу начнет снова нажимать на педаль... Разряд наслаждения, ударивший в само существо Бойса Ганна в первый момент после пробуждения, превзошел все, что он мог вообразить. Это было одновременно и осязательное, и акустическое, и обонятельное ощущение, свет, вкус, запах, касание, дикое наслаждение любви и вызывающая дрожь радостного ужаса опасность разных видов спорта - все это было сложено вместе и усилено почти до невыносимости. Время остановилось. Ганн плыл в бурном море ощущений. Многие эпохи спустя он снова почувствовал, что вернулся в свое тело. Волна приведенной до собственной квинтэссенции страсти откатилась прочь, оставив его высушенным и разбитым. Он открыл глаза и увидел, как медработник Техкорпуса отводит в сторону руку с кабелем сообщности. Ганн был отрезан от радостного и восхитительного общения с Планирующей Машиной. Он вздрогнул, глубоко вздохнул и примирился с неизбежностью - он снова стал человеческим существом. Теперь он понимал сестру Дельта Четыре. Он готов был встретить свою судьбу в сообщности с Машиной. Не было более высокой награды, не могло существовать более важной цели... Сквозь туман, еще не полностью покинувший его взгляд, он все же успел заметить, что лицо медработника было странно бледным, словно он чего-то испугался. Откуда-то доносились громкие голоса, один из них казался странно знакомым. Ганн вяло поднялся на ноги, чувствуя себя страшно разбитым. Дверь вдруг распахнулась, и в комнату, как яростный тайфун, влетел генерал Вилер. - Ганн! - рявкнул он. - Ты, Дитя Звезд! Что ты натворил?! - Я? Натворил? Ничего, генерал... И я не Дитя Звезд, клянусь! - Дерьмо! - заухал генерал. - Кому ты врешь! Говори, что ты сделал с Планирующей Машиной?!! Ганн начал что-то бормотать в собственное оправдание, но генерал не дал ему открыть рта. - Ложь! - ярился он. - Ты и есть Дитя Звезд! Ты уничтожил нас всех! Признайся же! Признайся, что это ты свел с ума Планирующую Машину!!! 12 План Человека был охвачен безумием. Во все уголки Земли, в дальние пределы пояса астероидов, в термоизолированные убежища Меркурия и никогда не видевшие солнечного света ущелья Плутона, и на медленно вращающиеся космические крепости Заслона запустил свои страшные щупальца ужас. Неправильные маршрутные указания привели к столкновению двух субпоездов в двухстах милях под поверхностью земли. Шестьсот человек погибли в мгновенной вспышке раскаленных газов, в которые превратились вагоны. Тех-капитан на Венере получил очередные программные указания от Машины, повернул нужный выключатель и затопил нефтяной район в сорок тысяч акров с таким трудом осушенной почвы. На сцене огромной Аудитории в Пепинге, где должен был произнести речь вице-Планирующий Азии, появился "человек из золотого пламени". Золотой человек исчез так же внезапно, как и возник, и тут же двадцать разъяренных пироподов возникли из пустоты, убивая и разрушая все в пределах досягаемости. Вице-Планирующий опоздал всего на несколько минут, вследствие чего жизнь его была спасена. Генерал Вилер отрывисто познакомил Ганна со списком катастроф, постигших План Человека. - Дитя Звезд! Сначала появился ниоткуда в бункере Машины, а теперь сама Машина сошла с ума! Мы больше не можем полагаться на ее данные. Ганн, если Дитя Звезд - это ты... Бойс Ганн почувствовал, что с него хватит. Перекричав рычание самого машин-генерала Вилера, он заорал: - Генерал! Я не Дитя Звезд! Не будьте дураком!!! Внезапно машиноподобная маска, заменявшая генералу лицо, содрогнулась и смягчилась. Минуту спустя он заговорил снова, почти что уже человеческим голосом. - Да. Видимо, это так. Но, во имя Плана, что же тогда происходит? - Я думал, что это в ы мне расскажете, - проворчал Ганн. - Что это вы такое упоминали о самом Дитя Звезд, которого видели в бункерах Машины? - Охрана доложила, что в Машину проник посторонний. Был выслан отряд, и они его засекли. Он находился в зале ручного управления - делал переключения, стирал данные с целых миль пленки, изменял соединения. Теперь Машина сошла с ума, Ганн. И вместе с ней с ума сходит План. Во всем мире. - Неважно! Как он выглядел, этот Дитя Звезд? Машин-генерал Вилер шевельнул квадратными плечами и хрипло пролаял: - Как человек. Золотая кожа, как доложила охрана. Почти светящаяся. Были сделаны снимки, но мы не смогли его опознать. Он на вас не был похож, Ганн... но я думал, что... - Что все равно вам следует сюда явиться. И использовать меня как козла отпущения. Так? Тем же способом, какой вы использовали, выдавая меня за убийцу сестры Дельта Четыре? Генерал попытался возразить. Потом его губы сжались, как дверцы ловушки. Он дважды кивнул. Движения его головы напоминали покачивание стрелки метронома. - Да! Ганн совсем не ожидал такого быстрого признания. - Но почему? - только и мог спросить он. - Зачем вы в нее стреляли? Чтобы убрать свидетеля? - Конечно, - проскрипел генерал Вилер. - И указать на меня как на самого Дитя Звезд? Чтобы приобрести больший вес в глазах Планирующего и Машины? - Совершенно верно, - прохрипел генерал. Ганн задумчиво посмотрел на него, потом сказал: - Но что-то заставило вас передумать? Что же это было? Генерал ответил, ни на йоту не изменив тона. Лишь слегка порозовевший лоб и легкая испарина на лице показывали, в каком он находится напряжении. - Девушка не умерла, - проворчал он. - Она рассказала Планирующему, как было дело. О том, что я нашел документ и свалил вину на вас. Планирующий доложил Машине, и... - И что? - Ганн подался вперед. - Машина сошла с ума, - с трудом прохрипел генерал. - Она приказала арестовать меня. Потом потребовала ареста сестры Дельта Четыре, вице-Планирующего Центральной Америки, охранников Великого Зала, даже самого Планирующего... Началась паника. Мне пришлось пробиваться с боем. Я добрался до самолета - того самого, в котором Дельта Четыре прибыла в штаб-квартиру Планирующего - и бежал. Но мне придется покинуть Землю, Ганн! Я хочу, чтобы вы сопровождали меня в Рифы, потому что... мне необходимо бежать отсюда. - Бежать? Почему? - Выбираясь из Зала Планирующего, - прозвенел голос генерала, - я убил двух человек. Один из них был сам Планирующий. Бойс Ганн до сих пор не имел понятия, в каком месте Земли находится центр обучения. Когда они выбрались на поверхность, он впервые увидел стену гор на севере, почувствовал укус ледяного воздуха и понял, что они находятся на одном из плато в предгорьях Гималаев. Тысячелетиями в этой пустынной местности скитались лишь кочевники. Теперь же пониже выплавленного в скале посадочного поля ракетодрома гудел водяной поток, падавший с плотины гидроэлектростанции. Но у здания станции был странный вид. Пока машин-генерал Вилер быстро вел его к ожидающему реактивному самолету, Ганн успел разобраться, в чем дело. Даже на расстоянии было видно, что это уже не станция, а руины. В огромных оконных проемах не отблескивало ни одного стекла. В массивных каменных стенах цоколя появились трещины. Внутри здания должен был произойти мощнейший взрыв. - Не оглядывайтесь! - резко приказал генерал. - Скорее в кабину! Там вас ждет приятный сюрприз. Ганн последовал за ним. Если процесс разрушения и упадка проник даже сюда, то его масштабы должны выходить за пределы всего, что он мог себе вообразить. И все это сделал Дитя Звезд? Но кто он? Мысли Ганна, спешившего вслед за генералом, превратились в стремительный поток воспоминаний и впечатлений. Потрясшая до основания все его существо вспышка сообщности с Машиной. Ужасная схватка с пироподами в Зале Планирующего и потрясение от первой встречи Джули Мартин в облике сестры Дельта Четыре. Долгое головокружительное падение сквозь пространство, с Рифов на Землю. Невероятный отшельник Гарри Хиксон... Его способность воспринимать неожиданное была почти на пределе. Он едва заметил, что они уже достигли ожидавшего их самолета. Вслед за генералом он поспешил подняться к открытому люку и тут увидел, кто ждет его внутри. - Джули! - воскликнул он. - Джули Мартин! Но ответила ему сестра Дельта Четыре. - Входите. Закройте люк. Нам нужно взлететь немедленно! Я получила сообщение от Машины. Генерал Вилер прореагировал мгновенно. Повернувшись, он захлопнул люк, потом одним прыжком достиг сестры Дельта Четыре и вырвал из ее рук черную коробочку связь-куба. - Дура! - проскрежетал он. - Сообщение! Ты что, не понимаешь, что Машина сошла с ума? Ее испортил Дитя Звезд. Теперь она больше не служит Плану. Ты сама видела доказательства. Неужели ты не понимаешь, что происходит? Девушка спокойно подняла голову и взглянула на генерала с обычным отсутствующим выражением во взгляде. Черный капюшон упал, открывая блестящий металл пластинки контактора, такой же, как и во лбу Ганна. - Я служу Машине, - сказала она своим мелодичным голосом. - Генерал Вилер, вы предатель, приговоренный к смерти. - И ты тоже, в таком случае, - проворчал генерал. Он бросил связь-куб Ганну. - Держи. Следи за ней, пока я подниму самолет. Нам нужно как можно скорее убираться с Земли. Он нырнул в кабину управления, чтобы настроить автопилот, который запустит моторы, поднимет самолет в воздух и направит прямо к пункту назначения, даст радиозапрос на посадочные инструкции и опустит машину в нужной точке. Ганн взглянул на связь-куб в своей руке, потом на сестру Дельта Четыре. В специальном отделении одной из граней куба хранился штепсель сообщности. Ганн видел, как ярко блестят его электроды, так точно соответствующие отверстиям на пластинке в его собственном черепе. Если бы он, вдруг подумал Ганн, вытащил штепсель и вставил его в гнездо контактора... если бы он вошел в сообщность... он бы снова испытал то, почти невыносимое наслаждение, экстаз души и чувств, с которым уже познакомился час назад. Соблазн был непреодолимым. Он хорошо понимал Джули... то есть сестру Дельта Четыре, он гораздо лучше понимал ее теперь. С этим не мог сравниться никакой наркотик. Ничто на свете не могло быть сильнее этого зова. Он теперь понимал, почему Джули покинула семью, мир, все удовольствия обычной жизни и самого Ганна, променяв все это на балахон служителя Машины. Он понимал ее потому, что сам оказался на грани совершения подобного выбора - после всего лишь одного сеанса... Быстрым движением руки, пока решимость не оставила его, Ганн швырнул коробочку на пол кабины. Связь-куб затрещал и зажужжал. В этом жужжании Ганн разобрал несколько связных нот-морфем, которые изучил, но не стал разбираться в их значении, не дал связь-кубу времени вымолить пощаду. Он поднял ногу и раздавил устройство, как ядовитое насекомое. Жужжание оборвалось. Мелькнули слабые голубоватые вспышки электрических искр, и в следующее мгновение от связь-куба осталась лишь спутанная масса осколков, печатных схем и расплющенных транзисторов. - С этим покончено, Джули, - сказал он. - Это конец нашей связи с Машиной. Она молча глядела на него темными равнодушными глазами. - Неужели ты ничего не хочешь сказать? - не выдержал Ганн. - Только то, что мне было приказано передать вам, майор Ганн. Сообщение, полученное от Машины. - К черту Машину! - крикнул Ганн. - Неужели ты не понимаешь, что с этим покончено? Все! Сначала нужно разобраться в том, что произошло, а потом - только п_о_т_о_м мы, может быть, снова сможем использовать Машину. Использовать! И не позволим больше, чтобы она использовала н_а_с! - Я ничего об этом не знаю, майор Ганн, - пропела девушка. - У меня только одно сообщение. В нем говорится: "Майору Ганну. Действия: Проследуйте немедленно на корабль "Сообщность" в Рифах Космоса через Седьмую Станцию Терминатора на Меркурии. Конец сообщения". Ганн недоверчиво покачал головой. - Но, Джули! - запротестовал он. - Это же полная нелепица. Отправляться в Рифы через Меркурий... все равно, что пройти в соседнюю комнату, отправившись сначала на Денеб! Таким путем мы ничего... - Это нас не касается! - проскрежетал голос генерала Вилера. Ганн обернулся. Генерал стоял в открытой двери кабины управления, в руке он что-то держал. Выражение лица у него было мрачное и испуганное, как у попавшего в ловушку хищника в джунглях. - Но ведь Меркурий рядом с Солнцем, - сказал Ганн. - Да, мы могли бы пройти р_я_д_о_м с Меркурием, направляясь к дальним областям Рифов. Но зачем совершать посадку? Да еще в определенной указанной точке, у станции на терминаторе? - Мы туда полетим, - отчеканил генерал. - И мы совершим посадку. На этой самой станции. Майор Ганн! Я говорил вам, что мне необходимо добраться до Рифов и взять вас с собой. У меня есть на то причина. Вот, взгляните! Этот документ упал на пол передо мной, когда я покидал Зал Планирующего после... гм, нашей небольшой перестрелки. Не говоря ни слова, Бойс Ганн взял из рук генерала листок. Он был кремового цвета, квадратный, без подписи, и текст гласил: "Если вы намерены спасти себя, свой народ и свои миры, доставьте оператор-майора Бойса Ганна и прибудьте с ним лично на корабле "Сообщность" в Рифах Космоса. Ворота Меркурия, где находится солнечная обсерватория Плана." - Дитя Звезд! - воскликнул Ганн. Генерал Вилер кивнул, тяжело, словно усталый механизм, двигая головой. - Да, сообщение от Дитя Звезд. И точно такое же сообщение получено от Планирующей Машины. Майор Ганн! Вы понимаете, что это значит? Планирующая Машина - это и есть Дитя Звезд! 13 В каком-то пункте маршрута они сменили самолет на космический нереактивный крейсер Плана. Ганн почти не уделял внимания происходившему вокруг. Он старался как можно более полным образом использовать время для отдыха, чтобы перевести дух после всех потрясений, постигших его за последние несколько недель. Как стремительно они накапливались, как быстро выпили они весь запас энергии его тела и сознания! Он до сих пор ощущал слабую боль во лбу, в костях черепа и где-то за глазами, где прошли электроды, которые имплантировали в его мозг хирурги. Он все еще чувствовал боль от кровоподтеков, оставленных не его теле специалистами из отдела Безопасности. Как давно это было? Он до сих пор не пришел полностью в себя после битвы с пироподами и своего длинного падения на Землю. В его мышцах еще не растворился яд усталости от сражения на рифе Гарри Хиксона... Он закрыл глаза, и перед ним возникла Карла Снег. Он открыл глаза - перед ним неподвижно сидела сестра Дельта Четыре, глядя на него, но не видя. Он снова начал чувствовать себя самим собой. К нему возвращались силы, а вместе с ними и проблема двух женщин, таких разных, но в одинаковой мере занимавших его мысли. - Джули, - сказал он, - то есть сестра Дельта Четыре, если вам это больше подходит. Верно ли то, что сказал генерал Вилер? Что Машина сошла с ума? Совершенные черты ее лица, полуприкрытые капюшоном, не дрогнули. - Я знаю только то, что сказал генерал Вилер, - пропела она. - Но она на самом деле сошла с ума, Джули. Ее испортил Дитя Звезд. Теперь она разрушает План. Ты до сих пор желаешь служить ей? - Я служу Планирующей Машине, - сладким голосом пропела она. Темные глаза девушки были холодны и бесстрастны. - Из-за наслаждений сообщности? Я понимаю тебя, Джули. Не забывай, - он коснулся блестящей пластинки на лбу, - я тоже почувствовал, что это такое. В глазах Дельта Четыре что-то мигнуло, какая-то искра снисходительного любопытства. Но она сказала лишь: - То, что вы испытали, майор Ганн, бледное подобие того, чем награждает Машина своих действительных слуг. А вы еще лишь наполовину слуга Машины. Машина еще не открылась вам полностью. - Голос ее звучал, как удары колокола. Ганн спросил в замешательстве: - Вы имеете в виду... прямое соединение? Связь через... как это назвать?.. С помощью самой Машины? Она лишь пожала плечами. - Возможно, что-то в этом роде. - равнодушно сказала он. - Вы этого не поймете. - Она быстро пропела серию тональных морфем. Ганн пытался понять смысл, но сразу запутался. - Вы сказали что-то о... душе? - сделал он предположение. - О душе Машины? - Теперь понимаете? Мне жаль вас, майор Ганн. Даже больше, чем себя. Так как вы уничтожили мой связь-куб, я не могу соединиться с Машиной, но когда-нибудь я найду другой. Но вы никогда не получите того, что буду испытывать я. Пока они разговаривали, машин-генерал Вилер дремал. Теперь Ганн заметил, что генерал успел проснуться и прислушивался к их разговору. Когда он встретился глазами со взглядом Ганна, он сел прямо и хрипло захохотал, словно старая машина, за которой плохо присматривали. - Дура, - сказал он, бросив презрительный взгляд на девушку. - И ты, Ганн, тоже болван. Ни ты, ни она - вы не способны выжить. - Я выживу, если этого потребует Машина, - пропела девушка. - Я прекращу существование, если Машина перестанет испытывать во мне потребность. Генерал механически кивнул и повернулся к Ганну. - Видел? А что же тебя заставляет жить? - Не знаю, - честно сказал Ганн. Он встал и прошелся по тесной каюте крейсера. В слабом поле тяготения, которое создавал нереактивный генератор космолета, его походка утратила уверенность. - Там, среди Рифов, они говорили о свободе... - сказал он. - Я не уверен, но... Да. Надежда на свободу поддерживает меня сейчас, надежда на то, что свобода реальна и что в ней - благо. Генерал снова захохотал. Без всякого чувства, словно проигрывая древнюю запись, он сказал: - Планирующий, которого я недавно убил, понимал, что такое свобода. Он называл ее "романтической ересью". Свобода - она позволяет этим грязным анти-Плановым кочевникам в Рифах влачить свое жалкое существование. Это миф. - Я видел в Рифах счастливых мужчин и женщин, - тихо сказал Бойс Ганн, больше для себя самого, чем для генерала. - Ты видел животных! Они верят в добрую природу человека. Они верят, что обыкновенные люди, оставленные без власти Плана на дрейфующем куске рифа, произвольно откроют в себе природные источники морали и изобретательности. Они ошибаются! Он закрыл и снова открыл глаза, глядя на Ганна и хранящую молчание девушку. - Человек плох по своей природе, - сказал он. - Создатели законов всегда это знали. Ко всякому доброму поступку его нужно побудить, заставить, подтолкнуть. И наш План Человека был построен в подтверждение этого правила - краеугольного камня всей цивилизации. План признает порочную сущность человека и добродетели. Другого пути нет! Под ними лежал Меркурий, планета-ад. Управляющие сенсоры их крейсера протянули вперед свои лучевые щупальца, касаясь планеты, Солнца, ориентируясь по заданным точкам положения ярких звезд, ощупали полюса и экваториальные зоны планеты, потом зафиксировали нужную точку на линии терминатора - граница между светом и тенью. Затем, будучи в состоянии машинного аналога чувству удовлетворения, они завершили коррекцию курса и вывели крейсер на посадочную траекторию. До великого ослепительного костра Солнца оставалось всего тридцать с чем-то миллионов миль - в три раза меньше, чем от Земли. Могучее излучение тепла и света возросло в девять раз. Поверхность Солнца испещрили оспинами темные пятна, чешуеобразные образования, называемые гранулами. На него больно было смотреть даже сквозь толстые фильтры. Машин-генерал Вилер сердито шевельнул рукой, и на центральном видеоэкране черное пятно заслонило изображение Солнца, как Луна во время затмения. Теперь они могли видеть алую хромосферу, медленно вздымающиеся арки протуберанца, словно кусающие пустоту змеи. Все это окружала белая сияющая корона. В этом могучем горниле каждую секунду целые моря солнечного водорода превращались в гелий, излучая океаны энергии. Каждую секунду каждый квадратный сантиметр необъятной поверхности светила бросал в пространство шесть тысяч ватт лучевой энергии. На солнечной стороне Меркурия расплавленное олово и свинец, подобно воде, стекали с оплавленных камней. Жидкая атмосфера, выжженная из скал солнечным жаром или ударами метеоритов, проводила частицу тепла на теневую сторону, которая иначе застыла бы в холоде, почти не отличающемся от близкого к абсолютному нулю мороза на Плутоне. Расположенные на линии терминатора станции Плана балансировали на грани между испепеляющим жаром с одной стороны и смертельным холодом с другой. - Вот она! - проскрипел генерал Вилер, тыкая пальцем в экран. - Станция номер Семь. Так-так, посмотрим, что это за Дитя Звезд! Массивный крейсер Плана, покачиваясь в поле своих генераторов нереактивной тяги, замедлил падение, повис неподвижно, потом нежно коснулся оплавленной скалы, замерев в тени серебристого купола, протягивающего в сторону Солнца все свои раструбы телескопов, радаров, пирометров, мазеров. Над входом в купол сверкала надпись: НАИМОГУЩЕСТВЕННЕЙШИЙ НАГРАЖДАЕТ НАИВЕРНЕЙШИХ Генерал Вилер коротко рассмеялся. - Верных кому, а? Мне, Ганн! Верь в меня! Бойс Ганн спокойно посмотрел на него, потом на сестру Дельта Четыре. Она по-прежнему хранила молчание, глаза ее были спрятаны складками черного капюшона. Ганн покачал головой, но ничего не сказал. Про себя он подумал: "Безумен. Так же безумен, как и Машина". Из купола в их направлении медленно выдвигалась труба входного коридора. Ее конец встретился с воздушным шлюзом корабля и герметически соединился. Открылись люки. Ганн поднялся. - Пойдемте. Все вместе. Я... я не знаю, что мы увидим. Генерал Вилер прошествовал вперед, ноги и локти его двигались, словно поршни мотора. Сестра Дельта Четыре приблизилась к люку, потом заколебалась и взглянула на Ганна. Она быстро пропела серию нот, голос ее был чист, как звон хрустальных колокольцев. - Я... я не понял, - с запинкой сказал Ганн. - Как вы уже говорили, я обучен лишь наполовину. Что-то касающееся родственника? - Я попросила вас проявлять осторожность, майор Ганн, - его характер эмоционально неустойчив. - Я не понимаю, - сказал Бойс Ганн. Девушка ничего не ответила, лишь равнодушно кивнула и прошла в люк, ведущий на терминаторную станцию номер Семь. Ганн последовал за ней и услышал хриплый рев генерала Вилера: - Кто-нибудь, привет! Есть тут кто-нибудь вообще? Генерал стоял, взобравшись на крышку металлического стола, покрытого эмалью, вертя головой во все стороны. Позади него протянулись ряды электронного оборудования, похожие на шкафчики в гимнастическом зале, в которые кладут одежду. Они гудели, жужжали и мигали лампочками, игнорируя присутствие генерала. Больше в комнате никого не было. - Не понимаю, - процедил генерал. Он слез на пол, взял трубку телефона, наугад ткнул кнопку вызова, послушал и швырнул трубку на место. - Никого здесь нет, сказал он, в раздражении нахмурив лоб. - Это что, шутка? Осмелился бы Дитя Звезд шутить со м_н_о_й! - А в остальных помещениях, генерал? Тоже никого? - спросил Ганн. - Обыщите! - пролаял Вилер. - И вы тоже, сестра! Здесь должен быть кто-нибудь! Дверь в Рифы... ключ к тайне "Сообщности"... я не позволю, чтобы они выскользнули из моих рук! Ганн предупреждающе взглянул на Дельту Четыре, но она не ответила на его взгляд. Перебирая тональные четки, она послушно направилась к одной из дверей. Складки ее капюшона зашевелились - она искала в соседнем помещении следы присутствия людей. Ганн пожал плечами и, выбрав другой дверной проем, начал поиски. До него доносились сердитые возгласы генерала, щелканье и жужжание автоматических приборов обсерватории, продолжавших направлять инструменты на заданные области солнечного диска и обрабатывать полученные данные. Он слышал далекие вздохи насосов, посвистывание воздуха в вентиляционных трубах. Больше ничего не было слышно. Обсерватория была пуста. Ганн прошел через помещение, где находилось хранилище информации - на стеллажах разместились катушки с магнитными лентами, на которых были записаны результаты бесчисленных машиночасов наблюдения за светилом, потом заглянул в комнату, служившую, очевидно, для отдыха, и оказался в главном помещении обсерватории. Безмолвие. Неподвижность. - Кто-нибудь! - крикнул Ганн, эхом повторяя далекий возглас генерала Вилера. Ответа не было. Как правило, команда такой автоматизированной станции, как терминаторная номер Семь, составляла полдюжины человек, может быть, еще меньше. Но трудно было поверить, что произошла катастрофа, покончившая сразу со всеми... Или так казалось Ганну. Потом, повернувшись, он понял, что катастрофа действительно произошла. Их было трое. Трое мужчин, свалившихся в кучу, словно соломенные чучела, у закрытой и запертой двери. Они были мертвы - сомнений не было Сверху лежал уже немолодой седой человек в форме тех-капитана. Его невидящие желтоватые глаза уставились в потолок. О двух остальных Ганн мало что мог сказать - хорошо были видны только знаки различия. Один был тех-лейтенантом, второй - кадетом. Один - молодой и полный, второй - тоже молодой и странным образом кого-то Ганну напоминающий. Ганн нагнулся, коснулся мертвых тел. Пульса не было. Дыхания тоже. Но тела казались еще теплыми. Наверное, это лишь воображение, подумал Ганн. Или виновата температура в комнате - слишком близко к солнцу станция, хотя и охлаждаются ее помещения холодным воздухом из рефрижераторов. Послышался слабый шум, и Ганн рывком выпрямился и прислушался, нахмурясь. Звук был не один. Их было два. Первый он сразу определил - это пели тональные четки сестры Дельта Четыре. Следуя по собственному маршруту сквозь помещения купола, она приближалась к главной камере. Но второй звук? Казалось, он доносится откуда-то из самой камеры. Ганн обернулся и посмотрел на запертую дверь. Может, звук доносился из-за двери? Похоже, там находилась кладовая или отсек для хранения записей. Дверь была солидная, и открыть ее можно было только специальным ключом. Но теперь Ганн был уверен - за дверью было что-то живой. В камеру вошла сестра Дельта Четыре, увидела Ганна, потом быстро подошла к трем мертвым те