к С обнаженной душой, ты не знаешь стыда! Замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик, Мои песни мне надо забыть навсегда, навсегда! Мчится бешенный шар и летит в бесконечность, И смешные букашки облепили его, Бьются, вьются, жужжат и с расчетом на вечность Исчезают как дым, не узнав ничего. А высоко вверху Время, старый обманщик, Как пылинки с цветов, с них сдувает года... Замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик, Этой песни нам лучше не знать никогда, никогда! Мы - осенние листья, нас (всех) бурей сорвало. Нас все гонят и гонят ветров табуны. Кто же нас успокоит, бесконечно усталых, Кто укажет нам путь в это царство Весны? Будет это пророк ли просто обманщик, И в какой только рай нас погонят тогда?.. Замолчи, замолчи, сумасшедний шарманщик, Эту песнь мы не можем забыть никогда, никогда! 1930, Румыния ПЕСЕНКА О МОЕЙ ЖЕНЕ Надоело в песнях душу разбазаривать, И, с концертов возвратясь к себе домой, Так приятно вечерами разговаривать С своей умненькой, веселенькой женой. И сказать с улыбкой нежной, незаученной: "Ай ты, чижик мой, бесхвостый и смешной. Ничего, что я усталый и замученный, И немножко сумасшедший и больной. Ты не плачь, не плачь, моя красавица, Ты не плачь, женулечка-жена. В нашей жизни многое не нравится, Но зато в ней столько раз весна!" Чтоб терпеть мои актерские наклонности, Нужно ангельским терпеньем обладать, А прощать мои дежурные влюбленности - В этом тоже надо что-то понимать!.. И, целуя ей затылочек подстриженный, Чтоб вину свою загладить и замять, Моментально притворяешься обиженным, Напчиная потихоньку напевать: "Ну не плачь, не плачь, моя красавица, Ну не злись, женулечка-жена, В нашей жизни все еще поправится! В нашей жизни столько раз весна!" А потом пройдут года, и, Вами брошенный, Постаревший, жалкий и смешной, Никому уже не нужный и изношенный, Я, как прежде, возвращусь к себе домой И скажу с улыбкой жалкой и заученной: "Здравствуй, чиженька, единственный и мой! Ничего, что я усталый и замученный, Одинокий, позабытый и больной. Ты не плачь, н плачь, моя красавица, Ты не плачь, женулечка-жена! Наша жизнь уж больше не поправится, Но зато ведь в ней была весна!.." 1930 МАДАМ, УЖЕ ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ... На солнечном пляже в июне В своих голубых пижама Девчонка - звезда и шалунья - Она меня сводит с ума. Под синий berceuse океана На желто-лимонном песке Настойчиво, нежно и рьяно Я ей напеваю в тоске: "Мадам, уже песни пропеты" Мне нечего больше сказать! В такое волшебное лето Не надо так долго терзать! Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в любовном огне! Когда же Вы скажете слово, Когда Вы придете ко мне?" И, взглядом играя лукаво, Роняет она на ходу: "Вас слишком испортила слава. А впрочем.. Вы ждите... приду!.." Потом опустели террасы, И с пляжа кабинки свезли. И даже рыбачьи баркасы В далекое море ушли. А птицы так грустно и нежно Прощались со мной на заре. И вот уж совсем безнадежно Я ей говорю в октябре: "Мадам, уже падают листья, И осень в смертельном бреду! Уже виноградные кисти Желтеют в забытом саду! Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в осеннем огне! Когда же Вы скажете слово? Когда Вы придете ко мне?!" И, взгляд опуская устало, Шепнула она, как в бреду: "Я Вас слишком долго желала. Я к Вам... никогда не приду". 1930, Цоппот, Данциг ПОЛУКРОВКА Мне не нужна женщина. Мне нужна лишь тема, Чтобы в сердце вспыхнувшем зазвучал напев. Я могу из падали создавать поэмы, Я люблю из горничных - делать королев. И в вечернем дансинге, как-то ночью мая, Где тела сплетенные колыхал джаз-банд, Я так нежно выдумал Вас, моя простая, Вас, моя волшебница недалеких стран. Как поет в хрусталях электрчество! Я влюблен в Вашу тонкую бровь! Вы танцуете, Ваше Величество Королева Любовь! Так в вечернем дансинге, как-то ночью мая, Где тела сплетенные колыхал джаз-банд, Я так глупо выдумал Вас, моя простая, Вас, моя волшебница недалеких стран. И души Вашей нищей убожество Было так тяжело разгадать. Вы уходите... Ваше Ничтожество Полукровка... Ошибка опять... 1930, Варшава ТАНГО "МАГНОЛИЯ" В бананово-лимонном Сингапуре, в буре, Когда поет и плачет окен И гонит в ослепительной лазури Птиц дальний караван, В бананово-лимонном Сингапуре, в буре, Когда у Вас на сердце тишина, Вы, брови темно-синие нахмурив, Тоскуете одна... И, нежно вспоминая Иное небо мая, Слова мои, и ласки, и меня, Вы плачете, Иветта, Что наша песня спета, А сердце не согрето без любви огня. И, сладко замирая от криков попугая, Как дикая магнолия в цвету, Вы плачете, Иветта, Что песня недопета, Что это лето где-то Унеслось в мечту! В банановом и лунном Сингапуре, в буре, Когда под ветром ломится банан, Вы грезите всю ночь на желтов шкуре Под вопли обезьян. В бананово-лимонном Сингапуре, в буре, Запястьями и кольцами звеня, Магнолия тропической лазури, Вы любите меня. 1931, Бессарабия ДНИ БЕГУТ Сколько вычурных поз, Сколько сломанных роз, Сколько мук, и проклятий, и слез! Как сияют венцы! Как банальны концы! Как мы все в наших чувствах глупцы! А любовь - это яд. А любовь - это ад, Где сердца наши вечно горят. Но дни бугут, Как уходит весной вода, Дни бегут, Унося за собой года. Время лечит людей, И от всех этих дней Остается тоска одна, И со мною всегда она. Но зато, разлюбя, Столько чувств загубя, Как потом мы жалеем себя! Как нам стыдно за ложь, За сердечную дрожь, И какой носим в сердце мы нож! Никому не понять, Никому не сказать, Остается застыть и молчать. А... дни бегут, Как уходит весной вода, Дни бегут, Унося за собой года. Время лечит людей, И от всех этих дней Остается тоска одна, И со мною всегда она... 1932, Вена PICCOLO BAMBINO (Маленький мальчик) Вечерело. Пели вьюги. Хоронили Магдалину, Цирковую балерину. Провожали две подруги, Две подруги - акробатки. Шел и клоун. Плакал клоун, Закрывал лицо перчаткой. Он был другом Магдалины, Только другом, не мужчиной, Чистил ей трико бензином. И смеялась Магдалина: "Ну какой же ты мужчина? Ты чудак, ты пахнешь псиной!" Бедный piccolo bambino... На кладбище снег был чище, Голубее городского. Вот зарыли Магдалину, Цирковую балерину, И ушли от смерти снова... Вечерело. Город ник. В темной сумеречной тени. Поднял клоун воротник И, упавши на колени, Вдруг завыл в тоске звериной. Он любил... Он был мужчиной, Он не знал, что даже розы От мороза пахнут псиной. Бедный piccolo bambino! 1933, Париж ТАНЦОВЩИЦА В бродячем цирке, где тоскует львица, Где людям весело, а зверям тяжело, Вы в танце огненном священной Белой Птицы Взвиваете свободное крыло. Гремит оркестр, и ярый звон струится, И где-то воют звери под замком. И каждый вечер тот же сон Вам снится - О чем-то давнишнем, небывшем и былом. Вас снится храм, и жертвенник, и пламя, И чей-то взгляд, застывший в высоте, И юный раб дрожащими руками Вас подает на бронзовом щите. И Вы танцуете, колдунья и царица. И вдруг в толпе, повергнутой в экстаз, Вы узнаете обезьяньи лица Вечерней публики, глазеющей на Вас. И, вздрогнув, как подстреленная птица, Вы падаете камнем в пустоту. Гремит оркестр, и ярый звон струится... А Вас уже уносят в темноту. Потом конец. И вот в другую смену Выводят клоуна с раскрашенным лицом. Еще момент... и желтую арену, Как мертвеца, затягивают холстом. Огни погасли. Спит больная львица, Дрожит в асфальте мокрое стекло, И Вы на улице - на пять минут царица - Волочите разбитое крыло. 1933, Данциг FEMME RAFFINEE ("Рафинированая" женщина) Разве можно от женщины требовать многого? Вы так мило танцуете, в Вас есть шик. А от Вас и не ждут поведения строгого, Никому не мешает Вас муж-старик. Только не надо играть в загадочность И делать из жизни "le vin triste". Это все чепуха, да и Ваша порядочность - Это тоже кокетливый фиговый лист. Вы, несомненно, с большими данными Три - четыре банкротства - приличный стаж. Вас воспитали чуть-чуть по-странному, Я б сказал, европейски - фокстрот и пляж! Я Вас так понимаю, я так Вам сочувствую, Я готов разорваться на сто частей. Восемнадцатый раз я спокойно присутствую При одной из обычных для Вас "смертей". Я давно уже выучил все завещание И могу повторить Вам в любой момент: Фокстерьера Люлю отослать в Испанию, Где живет Ваш любовник... один... студент. Ваши шляпки и платья раздать учащимся. А "dessous" сдать в музей прикладных искусств. А потом я и муж, мы вдвоем потащимся Покупать Вам на гроб сирени куст. Разве можно от женщины требовать многого? Там, где глупость божественна, ум - ничто! 1933, Париж О МОЕЙ СОБАКЕ Это неважно, что Вы - собака. Важно то, что Вы человек. Вы не любите сцены, не носите фрака, Мы как будто различны, а друзья навек. Вы женщин не любите - а я обожаю. Вы любите запахи - а я нет. Я ненужные песни упрямо слагаю, А Вы уверены, что я настоящий поэт. И когда я домой прихожу на рассвете, Иногда пьяный, или грустный, иль злой. Вы меня встречаете нежно-приветливо, А хвост Ваш как сердце - дает перебой. Улыбаетесь Вы - как сама Джиоконда, И если бы было собачье кино, Вы были б "ведеттой", "звездой синемонда" И Вы б Грету Гарбо забили давно. Только в эту мечту мы утратили веру, Нужны деньги и деньги, кроме побед, И я не могу Вам сделать карьеру. Не могу. Понимаете? Средств нет. Вот так и живем мы. Бедно, но гордо. А главное - держим высоко всегда Я свою голову, а Вы свою морду, - Вы, конено, безгрешны, ну а я без стыда. И хотя Вам порой приходилось кусаться, Побеждая врагов и "врагинь" гоня, Все же я, к сожалению, должен сознаться - Вы намного честней и благородней меня. И когда мы устанем бежать за веком И уйдем от жизни в другие края, Все поймут: это ты была человеком, А собакой был я. 1934, Париж - Нью-Йорк РОЖДЕСТВО Рождество в стране моей родной, Синий праздник с дальнею звездой, Где на паперти церквей в метели Вихри стелют ангелам постели. С белых клиросов взлетает волчий вой... Добрый праздник, старый и седой. Мертвый месяц щерит рот кривой, И в снегах глубоких стынут ели. Рождество в стране моей родной. Добрый дед с пушистой бородой, Пахнет мандаринами и елкой С пушками, хлопушками в кошелке. Детский праздник, а когда-то мой. Кто-то близкий, теплый и родной Тихо гладит ласковой рукой. ..... ..... ..... Время унесло тебя с собой, Рождество страны моей родной. 1934, Париж ДЖИММИ Я зная, Джимми, Вы б хотели быть пиратом, Но в наше время это невозможно. Вам хочется командовать фрегатом, Носить ботфорты, плащ, кольцо с агатом, Вам жизни хочется отважной и тревожной. Вам хочется бродить по океанам И грабить шхуны, бриги и фелуки, Подставить грудь ветрам и ураганам, Стать знаменитым черным капитаном И на борту стоять, скрестивши гордо руки... Но, к сожалению... Вы мальчик при буфете На мирном пароходе "Гватемале". На триста лет мы с Вами опоздали, И сказок больше нет на этом скучном свете. Вас обижает мэтр за допитый коктейль, Бьет повар за пропавшие бисквиты. Что эти мелочи, когда мечты разбиты, Когда в двенадцать лет уже в глазах печаль! Я знаю, Джимми, если б были Вы пиратом, Вы б их повесили однажды на рассвете На первой мочте Вашего фрегата... Но вот звонок, и Вас зовут куда-то... Прощайте, Джимми, - сказок нет на свете! 1934, Средиземное море, пароход "Теофиль Готье" ПАЛЕСТИНСКОЕ ТАНГО Манит, звенит, зовет, поет дорога, Еще томит, еще пьянит весна, А жить уже осталось так немного, И на висках белеет седина. Идут, бегут, летят, спешат заботы, И в даль туманную текут года. И так настойчиво и нежно кто-то От жизни нас уводит навсегда. И только сердце знает, мечтает и ждет И вечно нас куда-то зовет, Туда, где улетает и тает печаль, Туда, где зацветает миндаль. И в том краю, где нет ни бурь, ни битвы, Где с неба льется золотая лень, Еще поют какие-то молитвы, Встречая ласковый и тихий божий день. И люди там застенчивы и мудры, И небо там как синее стекло. И мне, уставшему от лжи и пудры, Мне было с ними тихо и светло. Так пусть же сердце знает, мечтает и ждет А вечно нас куда-то зовет, Туда, где улетает и тает печать, Туда, где зацветает миндаль... Палестина ИРИНЕ СТРОЦЦИ Насмешница моя, лукавый рыжий мальчик, Мой нежный враг, мой беспощадный друг, Я так влюблен в Ваш узкий длинный пальчик, И лунное кольцо, и кисти бледных рук, И глаз пленительных лукавые расстрелы, И рта порочного изысканный размер, И прямо в сердце мне направленные стрелы, Мой падший Ангел из "Фоли Бержер". А сколько хитрости, упрямства и искусства, Чтоб только как-нибудь подальше от меня Запрятать возникающее чувство, Которое идет, ликуя и звеня. Я верю в силу чувств. И не спешу с победой. Любовь - давление в сто тысяч атмосфер, Как там ни говори, что там не проповедуй, Мой падший Ангел из "Фоли Бержер". 1934, Париж ОЛОВЯННОЕ СЕРДЦЕ Я увидел Вас в летнем тире, Где звенит монтекрист, как шмель. В этом мертво кричащем мире Вы почти недоступная цель. О, как часто юнец жантильный, Энергично наметив Вас, Опускал монтекрист бессильно Под огнем Ваших странных глаз... Вот запела входная дверца... Он - в цилиндре, она - в манто. В оловянное Ваше сердце Еще не попал никто! Но однажды, когда на панели Танцевали лучи менуэт, В Вашем сонном картонном теле Пробудился весенний бред. И когда, всех милей и краше, Он прицелился, вскинув бровь, Оловянное сердце Ваше Пронзила его любовь! Огонек синевато-звонкий... И под музыку, крик и гам Ваше сердце на нитке тонкой Покатилось к его ногам. ЛЮБОВЬ Ты проходишь дальними дорогами В стороне от моего жилья. За морями, за долами, за порогами Где-то бродишь ты, Любовь моя. И тебя, Невесту неневестную, Тщетно ждет усталая душа, То взлетая в высоту небесную, То влачась в пыли, едва дыша. Эту жизнь, с печалью и тревогами Наших будней нищего былья, Ты обходишь дальними дорогами В стороне от нашего жилья. 1934, Париж ЛЮБОВНИЦЕ Замолчи, замолчи, умоляю, Я от слов твоих горьких устал. Никакого я счастья не знаю, Никакой я любви не встречал. Не ломай свои тонкие руки. Надо жизнь до конца дотянуть. Я пою пои песни от скуки, Чтобы только совсем не заснуть. Поищи себе лучше другого, И умней и сильнее меня, Чтоб ловил твое каждое слово, Чтоб любил тебя "жарче огня". В этом странном, "веселом" Париже Невеселых гуляк и зевак Ты одна всех понятней и ближе, Мой любимый, единственный враг. Скоро, скоро с далеким поклоном, Мою "русскую" грусть затая, За бродячим цыганским вагоном Я уйду в голубые края. А потом как-нибудь за стеною Ты услышишь мой голос сквозь сон, И про нашу разлуку с тобою Равнодушно споет граммофон. 1934, Париж ЛИЧНАЯ ПЕСЕНКА Что же мы себя мучаем? Мы ведь жизнью научены... Разве мы расстаемся навек? А ведь были же сладости В каждом горе и радости, Что когда-то делили с тобой. Все, что сердце заполнило, Мне сегодня напомнила Эта песня, пропетая мной. Я всегда был с причудинкой, И тебе, моей худенькой, Я достаточно горя принес. Не одну сжег я ноченьку И тебя, мою доченьку, Доводил, обижая, до слез. И, звеня погремушкою, Был я только игрушкою У жестокой судьбы на пути. Расплатились наличными И остались приличными, А теперь, если можешь, прости. Все пройдет, все прокатиться. Вынь же новое платьице И надень к нему шапочку в тон. Мы возьмем нашу сучечку И друг друга под ручечку, И поедем в Буа де Булонь. Будем снова веселыми, А за днями тяжелыми Только песня помчится, звеня. Разве ты не любимая? Разве ты не единая? Разве ты не жена у меня? 1934, Париж ЖЕЛТЫЙ АНГЕЛ В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю, Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою. Звенят, гудят джаз-банды, И злые обезьяны Мне скалят искалеченные рты. А я, кривой и пьяный, Зову их в океаны И сыплю им в шампанское цветы. А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным, Где в испуге даже дети убегают от меня. Я усталый, старый клоун, я машу мечом картонным, И лучах моей короны умирает светоч дня. Звенят, гудят джаз-банды, Танцуют обезьяны И бешено встречают Рождество. А я, кривой и пьяный, Заснул у фортепьяно Под этот дикий гул и торжество. На башне бьют куранты, Уходят музыканты, И елка догорела до конца. Лакеи тушат свечи, Давно замолкли речи, И я уж не могу поднять лица. И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый Ангел И сказал: "Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны. Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго. Даже в нашем добром небе были все удивлены". И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи, Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда. А высоко в синем небе догорали божьи свечи И печальный желтый Ангел тихо таял без следа. 1934, Париж Песни Вертинского на стихи других поэтов 14-е июля (стихи М. Волошина) Аленушка (стихи Павла Шубина) Баллада о короле (стихи Николая Агнивцева) Белый пароходик (стихи Ю. Поплавского) Бессмертный бес (стихи Ф. Сологуба) Бразильский крейсер (стихи Игоря Северянина) "Буйный ветер играет терновником" (стихи Александра Блока) "В голубой далекой спаленке" (стихи Александра Блока) В нашей комнате (стихи Всеволода Рождественского) Дорогая пропажа (стихи М. Волина) Дорогой длинною (?) Игуменья (стихи неизвестного автора) Китайская акварель (стихи Н. Гумилева) Кокаинеточка (стихи Агатова) Маленькая балерина (стихи Н. Грушко) Минута на пути (стихи В. Рождественского и А. Вертинского) Моя звезда (стихи Иннокентия Анненского) Над розовым морем (стихи Георгия Иванова) Наши встречи (стихи Кривича) Не было измены (стихи Георгия Иванова) Песенка о трех пажах (стихи Тэффи) Сероглазый король (стихи Анны Ахматовой) Снежная колыбельная (стихи неизвестного автора) Сумасшедший маэстро (стихи В. Маяковского) "Темнеет дорога приморского сада" (стихи Анны Ахматовой) "Только раз бывают в жизни встречи" (музыка Б. Фомина, стихи П. Германа) Черный карлик (стихи Тэффи) Чужие города (стихи Раисы Блох) Фея (стихи Максима Горького) Вертинский также исполнял песни на стихи Сергея Есенина, Веры Инбер, Иоcифа Уткина. 14-е ИЮЛЯ Бурлит Сент-Антуан, шумит Пале-Рояль, В Париже слышен зов Камилла Демулена, Народный гнев растет, вздымаясь ввысь, как пена. Стреляют, бьют в набат, в дыму сверкает сталь. Бастилия взята, предместье торжествует, На пиках головы Бержье и Деланей, И победители, очистив от камней Площадку, ставят надпись: "Здесь танцуют". Король охотился в лесах Марли, Борзые подняли оленя, но пришли Известья, что мятеж в Париже. Помешали! Сорвали даром лов. К чему? Из-за чего? Не в духе был. Не спал и записал в журнале: "14-го июля - ничего". АЛЕНУШКА Все, что видывал - не видывал, Что забыл - не позабыл, Что давно в уме прикидывал, Я бы в песню все сложил. В ней бы плыли гуси-лебеди За Окою в забытьи, В тополином тихом трепете Замирали б соловьи. За избушкой в два окошечка, Сам не знаю уж о чем, Возле пня одна Аленушка, Горевала б над ручьем. А в ее ладони смуглые Вдруг слетала бы с куста Удивленная и круглая Детской радости звезда... Только песня есть красивее И придумана не мной, И зовут ее Россиею И родимой стороной. В ней за долами, за рощами, И на всей земле одна Деревушка есть в Орловщине И избушка в два окна. Все, что прожито и пройдено, Все тобой озарено, Милая навеки Родина, Детства милое окно! БАЛЛАДА О КОРОЛЕ Затянут шелком тронный зал На всю страну сегодня - Король дает бессчетный бал По милости господней Как и всегда король там был Галантен неизменно И перед дамой преклонил он Высокое колено Старый шут, покосившись на зал, Поднял тонкую бровь и сказал: "Он всегда после бала веселого Возвращается без головы. Как легко вы теряете голову Ай, король, как рассеяны вы!" Затянут красным тронный зал На всю страну сегодня - Народ дает свой первый бал По милости господней Как и всегда король там был Галантен неизменно И под ножом он преклонил Высокое колено Старый шут, покосившись на зал, Поднял тонкую бровь и сказал: "Он всегда после бала веселого Возвращается без головы. Как легко вы теряете голову Мой король, как рассеяны вы!" БЕЛЫЙ ПАРОХОДИК Мальчик смотрит - белый пароходик Уплывает вдаль по горизонту Несмотря на ясную погоду Открывает дыма черный зонтик Мальчик думает: "А я остался... Снова не увижу дальних стран Ах, зачем меня не догадался Взять с собою в море капитан?" Мальчик плачет... Солнце смотрит с выси И откуда ведомо ему, Что на тот корабль седые крысы Принесли из Африки чуму Вот уснут матросы в белом морге Смолкнет пар в коробочке стальной И столкнется пароходик в море С ледяною синюю скалой А на башне размышляет ангел Он сидит на самом видном месте Знает он, что капитан из Англии Не вернется никогда к невесте Что уснет погибший пароходик, Где по дну цветы несет река И моя душа, смеясь, уходит По песку в костюме моряка. БРАЗИЛЬСКИЙ КРЕЙСЕР Вы оделись вечером кисейно И в саду сидите у бассейна, Наблюдая, как лунеет мрамор И проток дрожит на нем муаром Корабли оякорили бухты, Привезли тропические фрукты Привезли узорчатые ткани Привезли мечту об океане А когда придет бразильский крейсер, Лейтенант расскажет Вам про гейзер, И сравнит, (но это так интимно), Напевая что-то вроде гимна Он расскажет о лазури Ганга, О проказах хлых орангутангов, О циничном африканском танце И о вечном летуне голландце Он покажет вам альбом Камчатки, Где культура только лишь в зачатке (Где уже культурные зачатки) Намекнет о нежной дружбе с гейшей Умолчав о близости дальнейшей За Атлант душой своей зарея, Распустив павлиний хвост свой веер, Вы к нему прижметесь в сладкой дрожи, Полюбив его еще дороже БУЙНЫЙ ВЕТЕР ИГРАЕТ ТЕРНОВНИКОМ Буйный ветер играет терновником Задувая в окне свечу Ты ушла на свиданье с любовником Я снесу, я стерплю, я смолчу Ты не знаешь кому ты молишься Он играет, он шутит с тобой Об терновник холодный ты наколешься, Возвращаясь назад домой Все, что в мыслях твоих туманится Станет ясным в моей тишине И когда уж он с тобой расстанется Ты вернешь опять ко мне Буйный ветер играет терновником Задувая в окне свечу Ты ушла на свиданье с любовником А я снесу, а я стерплю, я смолчу. В ГОЛУБОЙ ДАЛЕКОЙ СПАЛЕНКЕ В голубой далекой спаленке Твой ребенок опочил. Тихо вылез карлик маленький И часы остановил. Все, как было. Только странная Воцарилась тишина. И в окне твоем туманная Только улица видна. И прошла ты сонно-белая Вдоль по комнатам одна. Опустила, вся несмелая, Штору синего окна. А потом, едва заметная, Синий полог подняла. И, как время безпросветная, Шевелясь поникла мгла. Стало тихо в дальней спаленке, Синий сумрак и покой. Потому что карлик маленький Держит маятник рукой. В НАШЕЙ КОМНАТЕ В этой комнате проснемся мы с тобой. В этой комнате от солнца золотой. Половицы в этой комнате скрипят, Окна низкие выходят прямо в сад. А в буфете есть вчерашнее вино Род часами, замолчавшими давно. Слышишь, травами пахнуло и росой, Побеги скорее по саду босой. В эту яблоню все сердце окуни, Осыпаются под ветром наши дни. Облетает захмелевшая луша, А сама то ты, как яблонь, хороша. ДОРОГАЯ ПРОПАЖА Самой нежной любви наступает конец, Бесконечной тоски обрывается пряжа, Что мне делать с тобою, со мной, наконец, Как тебя позабыть, дорогая пропажа? Скоро станешь ты чьей-то любимой женой, Станут мысли спокойней и волосы краше, И от наших пожаров весны голубой Не останется в сердце и памяти даже. Будут годы мелькать, как в степи поезда, Будут серые дни друг на друга похожи. Без любви можно тоже прожить иногда, Если сердце молчит и душа не тревожит. Но когда-нибудь ты совершенно одна, Будут сумерки в чистом и прибранном доме, Подойдешь к телефону смертельно бледна И отыщешь затеряный в памяти номер. И ответит тебе чей-то голос чужой: "Он уехал давно, нет и адреса даже..." И тогда ты заплачешь... Единственный мой! Как тебя позабыть, дорогая пропажа!.. ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ Ехали на тройке с бубенцами, А вдали мелькали огоньки. Мне б сейчас, соколики, за Вами, Душу бы развеять от тоски. Дорогой длинною, да ночью лунною, Да с песней той, что вдаль летит звеня, И с той старинною с той семиструнною, Что по ночам так мучала меня... Так живя без радости, без муки, Помню я ушедшие года, И твои серебряные руки В тройке, улетевшей навсегда... Дорогой длинною... Дни бегут, печали умножая, Мне так трудно прошлое забыть. Как-нибудь однажды, дорогая, Вы меня свезете хоронить. Дорогой длинною... ИГУМЕНЬЯ Хрупкая игуменья в полутемной нише, Маленькая женщина с четками в руке. В этой церкви сводчатой Вы не стали выше Даже в этой мантии, даже в клобуке. Справа - посох траурный с голубым сапфиром, Плачут свечи тонкие и звенят слова. Маленькая женщина, Вы порвали с миром, Только память прошлого все еще жива. И когда устанете Вы следить за хором, И когда утратите символ слов святых, Вы покоя ищете утомленным взором В юного угодника в латах золотых. Он похож... не правда ли? Только тот был выше. Маленькую женщину поднимал шутя... И склонясь на посох свой в полутемной нише Хрупкая игуменья плачет, как дитя. КИТАЙСКАЯ АКВАРЕЛЬ Вчера мне приснилось, что сердце мое не болит... Оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае, На пагоде пестрой висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи... А кроткая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, С поджатыми ножками смотрит без мысли, без слов, Внимательно слушая легкие, легкие звоны... КОКАИНЕТОЧКА Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка, Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы? Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка, Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы. Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума. И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная, Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма... Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка, Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы. Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы. МАЛЕНЬКАЯ БАЛЕРИНА Я маленькая балерина, Всегда нема, всегда нема И скажет больше пантомима, Чем я сама. И мне сегодня за кулисы Прислал король Влюбленно-бледные нарциссы И лакфиоль. И затаив бессилье гнева, Полна угроз, Мне улыбнулась королева Улыбкой слез. А дома в маленькой каморке Больная мать Мне будет бальные оборки Перешивать. И будет штопать, не вздыхая, Мое трико, И будет думать, засыпая, Что мне легко. Я маленькая балерина Всегда нема, всегда нема И скажет больше пантомима, Чем я сама Но знает мокрая подушка В тиши ночей, Что я усталая игрушка Больших детей. МИНУТА НА ПУТИ Ну что ж, простимся, так и быть, Минута на пути, Я не хотел тебя забыть, Прости меня, прости. Прости за то, что ты была Любовницей, женой, Что ты сожгла меня до тла, Отнявши мой покой. Что от разлук до новый встреч, До самого конца Вы высоко умели жечь Холодные сердца. Как мне тебя благодарить, Минута на пути? Я не могу тебя забыть, Прости меня, прости! Стал я грустным, Стал печальным, По утру, Друг мой тайный, Друг мой дальний, Я умру... МОЯ ЗВЕЗДА Среди миров мерцании светил Одной звезды я повторяю имя. Не потому, чтоб я ее любил, А потому, что мне темно с другими. И если мне на сердце тяжело, Я у нее одной ищу ответа. Не потому, что он нее светло, А потому что с ней не надо света! НАД РОЗОВЫМ МОРЕМ Над розовым морем вставала луна, Во льду зеленела бутылка вина, И томно кружились влюбленные пары Под жалобный рокот гавайской гитары. Послушай... О, как это было давно - Такое же море и то же вино... Мне кажется будто и музыка та же... Послушай,.. послушай,.. мне кажется даже!.. Нет. Вы ошибаетесь, друг дорогой, Мы жили тогда на планете другой, И слишком устали, и слишком мы стары И для этого вальса и для этой гитары... НАШИ ВСТРЕЧИ Наши встречи минуты, наши встречи случайны, Но я жду их, люблю их, а ты? Я другим не скажу нашей маленькой тайны, Нашей тайны про встречи, мечты. Разве можно глазам запретить улыбнуться? Разве стыдно, другую любя, Подойти и пройти, лишь глазами коснуться, Лишь глазами коснуться тебя... Кто же выдумал все эти "надо", "не надо", Надо только запомнить сберечь И влюбленную ненависть каждого взгляда И пожатье презрительных плеч. Ведь расчерчены дни, лишь минуты бескрайни, Ведь живут так недолго цветы. Наши встречи мгновенья, наши встречи случайны, Но я жду их, люблю их, а ты?.. ПЕСЕНКА О ТРЕХ ПАЖАХ Три юных пажа покидали Навеки свой берег родной, В глазах у них слезы блистали И горек был ветер морской. "Люблю белокурые косы" - Так первый, рыдая, сказал. "Уйду в глубину под утесы, Где блещет бушующий вал". "Забыть белокурые косы" - Так первый, рыдая, сказал. Второй отвечал без волненья: "Я ненависть в сердце таю, И буду я жить для отмщенья И черные очи сгублю!" А третий любил королеву И молча пошел умирать. Не мог он ни ласке, ни гневу Любимое имя предать Кто любит свою королеву, Тот молча идет умирать. СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король. Вечер осенний был душен и ал. Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: "Знаешь, с охоты его принесли. Тело у старого дуба нашли. Жаль королеву - такой молодой За ночь одну она стала седой". Трубку свою на камине нашел И на ночную работу ушел. Дочку свою я сейчас разбужу, В серые глазки ее погляжу. А за окном шелестят тополя, Нет на земле твоего короля! СНЕЖНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ Спи, мой мальчик милый, за окошком стужа, Намело сугробы у нашего крыльца. Я любовник мамин, а она у мужа Старого, седого - твоего отца. Так сказали люди, я любовник мамин, Но не знают люди о моей любви. Не смотри ж, мой мальчик, синими глазами, И в темноте напрасно маму не зови. Мама не вернется - мама любит мужа, Старого, седого - твоего отца. За окошком нашим тихо стонет стужа И намело сугробы у нашего крыльца. ТЕМНЕЕТ ДОРОГА Темнеет дорога приморского сада, Желты до утра фонари. Я очень спокоен. Но только не надо Со мной о любви говорить. Я нежный и верный, мы будем друзьями Гулять, целоваться, стареть. И легкие месяцы будут над нами, Как снежные звезды гореть. Темнеет дорога, приморского сада, Еще далеко до зари... Я очень спокоен, но только не надо Со мной о любви говорить. ТОЛЬКО РАЗ БЫВАЮТ В ЖИЗНИ ВСТРЕЧИ Тает луч вечернего заката, Синевой окутаны цветы. Где же ты, желанная когда-то? Где же вы, забытые мечты? Только раз бывают в жизни встречи, Только раз судьбою рвется нить, Только раз в холодный зимний вечер Мне так хочется любить. День и ночь роняет сердце ласку, День и ночь кружится голова, День и ночь взволнованною сказкой Мне звучат твои слова: Только раз бывают в жизни встречи, Только раз судьбою рвется нить, Только раз в холодный зимний вечер Мне так хочется любить. ЧЕРНЫЙ КАРЛИК Ваш черный карлик целовал Вам ножки, Он с Вами был так ласков и так мил. Все Ваши кольца, Ваши серги, брошки Он собирал и сундучке хранил. Но в страшный день печали и тревоги Ваш карлик вдруг поднялся и подрос. Теперь ему вы целовали ноги, А он ушел и сундучек унес. ЧУЖИЕ ГОРОДА Принесла случайная молва Милые ненужные слова: "Летний сад", "Фонтанка" и "Нева"... Вы, слова заветные, куда? Тут шумят чужие города, И чужая плещется вода, И чужая светится звезда. Вас не взять, не спрятать, не прогнать. Надо жить и надо вспоминать, Чтобы больно не было опять, И чтобы сердцу больше не кричать. Это было, было и прошло... Все прошло и вьюгой замело... Оттого так пусто и светло... Вы слова заветные, куда? Тут живут чужие господа, И чужая радость и беда, И чужие мы для них всегда.