сти был обусловлен тем, что большинство промышленных предприятий оказалось под прямым всесоюзным контролем, осуществляемым из Москвы. Эстонский язык был вытеснен из милиции и правоохранительных органов. Предпринимались также попытки ограничить использование эстонского языка в высшем образовании. Он был устранен в ряде средне-технических учебных заведений. Русификация терминологии в управлении, бухгалтерском деле, отчетности и статистике развивалась бок о бок со всеобщей кадровой политикой, стремившейся отдать все ключевые позиции представителям некоренного населения. 445 Политика намеренного ограничения возможностей эстонцев продолжалась вплоть до 1989 г. Наиболее тяжелые времена для эстонского языка пришлись на период с 1975 по 1987 гг. Искоренение эстонской интеллигенции и образованных людей (в первую очередь, писателей) и репрессии против них привели к сокращению числа людей, пишущих на эстонском. Уничтожение эстонских книг снизило количество как художественной, так и научной, образовательной и технической литературы. Государственная издательская политика ограничивала количество эстонских печатных материалов, особенно в 1951-1953 гг., когда численность новых изданий была меньше, чем в середине XIX века. На государственном уровне отдавалось предпочтение переводу с русского в ущерб другим языкам, что усиливало влияние русского языка на эстонский. Некоторые учебники по обязательным предметам были переведены с русского, увеличив воздействие русского языка на учебную терминологию. Правила делопроизводства и свод законов были изложены на русском языке, поэтому ведомства Эстонии в своей работе опирались на русскую модель, теряя традиционные для эстонского языка понятия, а также возможности появления новых. Доминирование советской идеологии в области образования, исключение большой части эстонской литературы из учебной программы эстонских школ и возвеличивание бездарной художественной литературы - все это ограничивало возможности развития современного эстонского языка. Советская политика двуязычия потворствовала вытеснению эстонского языка из многих сфер общественной жизни, эстонский считался языком второстепенным. Изучение и развитие эстонского языка было признано в то время необязательным. Государственная кадровая политика предполагала, что руководящую должность в Эстонии можно сохранять и без знания эстонского. Средства массовой информации всецело зависели от российских информационных агенств, поэтому и там эстонский язык оказался под влиянием русской грамматики, последствия чего ощущаются по сей день. Русификация была очевидна также в процедурах получения ученых степеней, когда представление диссертаций и соответствующей документации на русском языке было необходимым. Составлено Мати Хинтом Из: K.Nyman Metcalf. "Estonia 1918-1994. The Developments/J^man Rights" (<^^ 1918-1994 гг. Развитие прав человека"), Stockholm, 1994, р. 65-68. (пер.сангл.) Сопротивление В движение сопротивления, которое существовало в 50-е до середины 60-х гг., в основном входили студенты и другие молодые люди. Предполагается, что в этот период действовало около 30 тайных молодежных организаций. Во время Венгерского восстания в 1956 г. множество эстонских студентов были исключены из вузов, арестованы и приговорены к исправительно-трудовым работам в лагерях за националистическую деятельность. Возможностями для выражения скрытого политического протеста служили карнавалы тартуских студентов и фестивали песни, проводившиеся каждые 5 лет. На этих фестивалях эстонцы с их строгими песенными традициями могли выплескивать национальные чувства, исполняя, например, "Отечество - любовь моя" - патриотический гимн, который начиная с 60-х гг. был исключен из официальной программы, но публика продолжала его петь несмотря ни на что. Во время политической оттепели в 60-е гг. спонтанные политические протесты происходили несколько чаще, вовлекая иногда значительное число людей, в основном студентов. Сообщения о протестах с трудом пробивались на Запад, информация о реальном размахе протестов была ограниченной. На российской политической сцене в период оттепели доминировали марксисгско-ленинские оппозиционные группировки, которые критиковали систему с позиций 446 чистого марксизма-ленинизма. В Эстонии такого рода объединений не было, но существовало демократическое движение, в России представленное такими именами, как Сахаров и Солженицын. В 60-е гг. движение протеста стало более организованным, распространялись коллективные, хотя и анонимные, большей частью, воззвания. Два из них были широко известны в Эстонии в 1968 г. Первое было подписано "многочисленными представителями технической интеллигенции в Эстонии" и, среди прочих, содержало требования считаться с общественным мнением, освободить политзаключенных и предоставить независимость нерусским народам СССР. Воззвание предупреждало об опасности возрождения сталинизма и необходимости противостояния. Второе воззвание -"открытое письмо гражданам СССР" было подписано коммунистом Геннадием Алексеевым. Оно говорило примерно о том же, но уже с марксистской точки зрения. Геннадий Алексеев -псевдоним Геннадия Гаврилова, офицера Балтийского флота, жившего в Эстонии. В мае 1969 г. Гаврилов и другие офицеры, в основном, русские, были арестованы и обвинены в организации Союза защиты политических прав. В 1970 г. ленинградский военный суд приговорил Гаврилова к 6 годам заключения в колонии строгого режима. В целом по делу Гаврилова был арестован 31 человек. В конце 60-х гг. комитет комсомола Тартуского университета проводил т.н. политику комсомольской оппозиции, которая была поддержана многими, позже, в 80-е гг., активно участвовавшими в движении Народного фронта. Тогда оппозиция выступала с требованиями прав и свобод для студентов и других людей, акцентируя внимание на национальной культуре, включая эмигрантскую. Движение было разогнано в 1969 г. после назначения на должность нового ректора Тартуского университета. В октябре 1969 г. подпольная "Хроника текущих событий" сообщила о появлении демократической программы в России, на Украине и в Балтийских республиках. Это была программа действий, в которой провозглашался также идеал западной демократии и приветствовался смешанный тип экономики стран Скандинавии и ряда стран Западной Европы в противоположность модели рыночного социализма, приемлемой большинством групп демократического движения. В 1971 г. листовка, подписанная буквами RK (возможное обозначение Rahvuskomitee -Национального комитета), циркулировало в Эстонии. В листовке говорилось о массовой иммиграции русских и содержалось обращение ко всем эстонцам бороться за будущее по-настоящему ЭСТОНСКОЙ советской социалистической республики и выживание эстонского народа. В 1972 г. письмо группы эстонцев было тайно отправлено из страны с призывом ко всем эстонцам и другим народам бороться за улучшение положения прибалтов. Очевидно, письмо было предназначено для фестиваля зарубежных эстонцев "Эсто-72". Помимо политических протестов, в конце 60-х -- начале 70-х гг. берут начало различные неполитические патриотические движения. В стремлении поднять вопрос о судьбе Эстонии на международном уровне, 24 октября 1972г. представители Эстонского демократического движения и Эстонского национального фронта отправили меморандум на Генеральную Ассамблею ООН. Одновременно было отправлено и письмо в адрес Курта Вальдхайма, тогдашнего секретаря ООН, в котором говорилось о процессе русификации и об истории Эстонии как независимого государства. В меморандуме было заявлено, что члены организаций никогда не смирятся с колониальным статусом своей родины и что в то время, когда даже меньшие народы получают признание независимости, эстонцы надеются на крайне необходимую им действенную помощь со стороны ООН. В меморандуме были подчеркнуты положения Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и содержались требования восстановления независимости эстонского государства в границах, зафиксированных в Тартуском мирном договоре, а также просьба о принятии Эстонии в члены ООН. 23 декабря 1974 г. следующее обращение тех же организаций было отправлено господину Вальдхайму с просьбой передать письмо в международные масс-медиа, поскольку из сообщения по радио члены организации узнали о том, что их обращение от 1972 г. после значительной задержки достигло ООН. Вновь были повторены принципиальные требования и подтверждена их актуальность. В обращении рассказывалось также о том, что после того, как в Эстонии стало известно о первом письме, на страну обрушилась волна репрессий. 13 декабря 1974 г. были проведены широкомасштабные обыски в частных домах и произведен ряд арестов. 447 На помощь сотрудникам эстонского КГБ были вызваны их латвийские коллеги, поскольку местных сил для такой операции оказалось недостаточно. Тогда же была расформирована социологическая лаборатория в Тартуском университете под предлогом политически некорректной работы, начальник лаборатории был уволен и исключен из Коммунистической партии. 17 июня 1975 г., в день 35-й годовщины оккупации Латвии и Эстонии, представители эстонских и латышских демократов составили письмо в адрес всех правительств, принимавших участие в Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, в котором отмечалось, что безопасность и сотрудничество в Европе тесно связаны с соблюдением прав человека в балтийском регионе. Были упомянуты те статьи конституции СССР, в которых признавались некоторые основные права и свободы, но при этом подчеркивалось, что реализация этих прав и свобод сопровождалась такими условиями как "соответствие интересам трудящихся" и "укрепление социалистического порядка". Говорилось о том, что в действительности в Балтийских государствах большинство статей Всемирной декларации прав человека ООН игнорируются или нарушаются. Граждане не имеют права на неприкосновенность личной жизни, жилища, корреспонденции и защиту собственного достоинства, они лишены возможности беспристрастного судебного разбирательства, свободного выезда и получения политического убежища. Недоступны выражение индивидуальной воли посредством подлинных выборов, свободное участие в политической и культурной жизни, выражения протеста или забастовки. Статьи 18 и 19 Всемирной декларации прав человека о свободе мысли, совести и вероисповедания, а также о свободе мнений и выражения мнений нарушаются особенно грубо. Граждане не могут свободно получать информацию и не имеют права свободно высказывать свои убеждения, не говоря уже о том, чтобы заявлять о них публично. За этим письмом в сентябре 1975 г. последовало совместное обращение представителей шести подпольных организаций: Эстонский национальный фронт. Эстонское демократическое движение. Движение за независимость Латвии, Латвийские христианские демократы, Комитет латвийской демократической молодежи и Литовское национально-демократическое движение. В обращении выражалось разочарование тем фактом, что представители западных демократий на Хельсинкской конференции не выступили с твердым заявлением протеста против насильственной аннексии Балтийских государств. Диссиденты надеялись на международную помощь и признание их борьбы и, как и диссиденты из других мест Советского Союза, не желали смириться с тем, что внешний мир воспринимал судьбу Балтийских государств как неизменную, оказывая им лишь незначительную и эпизодическую поддержку. Политический процесс 1975 г. 21-31 октября 1975 г. в Верховном суде ЭССР в Таллинне проходил один из крупнейших политических судебных процессов эпохи постсталинизма. Перед судом предстали пятеро обвиняемых: Калью Мяттик, лектор Таллиннского политехнического института, Сергей Солдатов, бывший преподаватель того же института, Арво Варато, врач, Артем Юскевич, переводчик. Никто из них прежде судим не был. Всем было предъявлено обвинение в антисоветской агитации и пропаганде по статье 68 з 1 У К СССР и в особо опасной антигосударственной деятельности по статье 70 УК. В вину ставились отправка вышеупомянутых меморандумов в ООН, требование восстановления независимости Эстонии с проведением свободных выборов под эгидой ООН, составление программы эстонских демократов и распространение самиздатовской литературы. Обвиняемые защищались, ссылаясь на статью 19 Всеобщей декларации прав человека ООН о свободе мнений и их выражения, а также на советскую конституцию. Они заявили, что не намерены были подрывать основы строя или свергать советское руководство, но стремились к моральному возрождению советского общества проведением в жизнь прав и свобод человека и устранением несправедливости и злоупотреблений властей. Процесс был закрытым, судья и заседатели - членами Коммунистической партии, далекими от независимости и нейтральности суждений. Все выглядело так, словно подсудимые были признаны виновными уже с момента взятия их под стражу. Обычной практикой политических процессов было заполнять места для публики в зале заседаний сотрудниками КГБ. В данном 448 случае так и было: сотрудники КГБ, другие коммунистические активисты и несколько родственников подсудимых. В обход установленных правил никаких объявлений о предстоящем разбирательстве сделано не было, не были допущены в зал и нейтральные наблюдатели, несмотря на пожелание обвиняемых пригласить представителя Комитета ООН по правам человека для мониторинга процесса. Дискуссии по существу вопроса были запрещены, обвинение строилось на концепции антисоветской пропаганды, не содержавшей конкретных определений, поэтому даже свидетельства, подготовленные следствием КГБ, не всегда оказывались достаточными для поддержки требований обвинения. Прокурор, представляя дело, акцентировал типичный в таких случаях постулат о роли международного империализма и иностранных спецслужб. Когда речь зашла о составе суда, подсудимые выразили протест и потребовали привлечения нейтральных и беспартийных судей, однако просьба не была принята во внимание. Двое из подсудимых отказались от адвокатов, назначенных судом, и проводили свою защиту сами. Двое из пятерых были приговорены к шестилетнему сроку заключения в лагерях строгого режима, двоих приговорили к пяти годам лишения свободы на тех же условиях, Варато за сотрудничество со следствием получил три года отсрочки приговора и пять лет условного наказания. Многочисленные бумаги, книги и, среди прочего, печатная машинка были конфискованы. Подписи четверых осужденных вскоре появились под обращением политзаключенных лагеря в Потьме, которое в феврале 1976 г. подписали 19 человек. В обращении, названном "Воззвание к мировому общественному мнению, к людям доброй воли и всем, кто уважает принципы демократии, свободы и прав человека", говорилось о тяжелых условиях в лагерях для политзаключенных и царящих там нарушениях закона. В Конгресс США (Комитет конгресса по наблюдению за воплощением решений СБСЕ), в организацию Международная Амнистия, в Комитет ООН по правам человека тогда же было отправлено письмо, подписанное представителями эстонских демократов и содержавшее информацию о судебном процессе, который состоялся уже через несколько месяцев после подписания Советским Союзом наряду с другими государствами Хельсинкских соглашений, а также об арестах, обысках и допросах, которые в беспрецедентном масштабе проводили органы безопасности в Эстонии в течение 8 месяцев, несмотря на продолжавшуюся работу Хельсинкской конференции. Письмо это не нашло международного отклика. Сопротивление в конце 70-х-начале 80-х гг. В мае 1977г. 18 эстонских ученых из академического общества охраны природы, Таллиннского Политехнического института и Тартуского университета, составили и распространили письмо, адресованное общественности стран Запада. В нем говорилось об опасной ситуации, складывающейся для окружающей среды Эстонии, особенно, в регионе северо-востока, который был описан, как лунный пейзаж. В письме выражалась озабоченность в связи с намерением Москвы начать широкомасштабные фосфоритные разработки в Тоолсе в Эстонии. Говорилось также, что меры, принимаемые для защиты окружающей среды Эстонии, недостаточны для того, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. В конце 1970-х гг. напомнила о себе история. В июне 1977г. три письма, написанных президентом Эстонии Константином Пятсом из ссылки, попали на запад. Письма были написаны, по-видимому, в 1953-54 гг., одно из них содержало обращение в ООН. Во всех письмах говорилось о том, что Константин Пяте не покидал добровольно свой пост президента Эстонской республики. <...> В конце 70-х--начале 80-х гг. тактика диссидентов изменилась, они стали принципиально подписывать письма и воззвания. Многие стали известны как инакомыслящие, большинство из них были заключены в тюрьмы. 23 августа 1979 г. 45 эстонских, латвийских и литовских диссидентов написали открытое письмо, известное как "Обращение балтийцев", в котором содержалось требование восстановить национальную независимость их стран. Далее последовало множество писем эстонских диссидентов с изложением различных проблем: Афганистан, строительство нового порта недалеко от Таллинна с привлечением российской рабочей силы. Олимпийская парусная регата 1980 г. В Эстонии стала печататься подпольная хроника текущих событий. 449 Вне подполья шла политическая активизация творческой интеллигенции. 28 октября 1980 г. 40 эстонских интеллектуалов составили другое известное письмо, которое было отправлено в газету "Правда", а также в газеты Эстонии на русском и эстонском языках. Содержанием письма стал протест против русификации страны наряду с предложением мер, необходимых для защиты настоящего и будущего Эстонии. 22 сентября 1980 г. во время футбольного матча на Таллиннском стадионе состоялась стихийная демонстрация молодежи. Она началась как бунт, вызванный отсутствием рок-группы, выступления которой ожидали в перерывах матча, но вскоре переросла в широкий политический протест. Больше ста молодых людей были арестованы после появления усиленных нарядов милиции, понесли наказание и их родители, которые позже были вызваны на допросы. Из журнала "Радуга" (Таллинн), 1988, М 7, с. 39-51^ Газетам "Правда", "Рахва Хяэль" и "Советская Эстония" ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ОБ ЭСТОНСКОЙ ССР 14-го октября 1980 г. в периодической печати ЭССР было опубликовано сообщение ЭТА "В прокуратуре республики": "В связи с имевшими в последнее время место в городе Таллинне грубыми нарушениями общественного порядка со стороны групп подростков, вызвавшими законное возмущение и недовольство трудящихся, прокуратурой Эстонской ССР возбуждено уголовное дело против зачинщиков и подстрекателей, инспирировавших эти нарушения, и злостных хулиганов. Ведется тщательное расследование всех обстоятельств дела, после чего виновные будут привлечены к установленной законом ответственности". Этот состоящий из 56 слов текст до сих пор остается единственным сообщением советской прессы о состоявшихся в Таллинне и других городах ЭССР выступлениях молодежи. В дополнение к заметке ЭТА на собраниях в школах и учреждениях распространена устная информация о происшедшем. Поскольку свидетелями таллиннских событий было довольно много гостей из братских республик, возникает возможность для распространения различных слухов по всему Советскому Союзу. Все то, что произошло в последнее время, побуждает нас взяться за перо. Беспокоит в таллиннских событиях насилие, призывы к продолжению которого встречались и потом. Применение насилия указывает на то, что в нашем обществе возникли опасные разрывы и противоречия между воспитателями и воспитуемыми, управляющими и управляемыми. Существующая напряженность еще более усиливается несоответствием между реальностью и тем представлением, которое о ней пытаются создать. Мы находим такое положение опасным и его продолжение чреватым очень тяжелыми последствиями для Эстонии и всех, кто здесь живет. Было бы не простительным оправдывать нарушения правопорядка, но непростительно и игнорирование его глубинных корней и причин. Поэтому считаем своим долгом обратить внимание на следующие обстоятельства. Неправдоподобно мнение, что к массовым выступлениям молодежи привела деятельность единичных подстрекателей. Нам кажется, что в усиленной форме в них отразилось недовольство многих взрослых жителей Эстонии. Налицо серьезная социальная проблема, которую невозможно решить без участия всего общества - для этого необходимо прежде всего общество информировать об этой проблеме. Недовольство углубилось в последние годы, но сложилось оно за длительный период времени. Причиной этого недовольства являются многие нерешенные социально-экономические проблемы. На этом фоне возникают бытовые конфликты (очереди в магазинах, дефицит товаров широкого потребления и продуктов питания, их неравное распределение), которые способствуют развитию алкоголизма, преступности, нестабильности семьи и другим антисоциальным явлениям. К этим конфликтам в Эстонии присоединяется неупорядоченность национально-правовых отношений. Если остальные проблемы в большей или меньшей мере 450 публично обсуждались, то, как нам кажется, конфликты, возникающие на национальной почве, до сих пор истолковывались только как хулиганство. Поэтому в нашем письме внимание уделено прежде всего национальному аспекту социальных конфликтов. Конфликты на национальной почве усугубляются тем, что их причины до сих пор не находят достаточно откровенного публичного обсуждения - это видно хотя бы из приведенного сообщения ЭТА. Нам кажется, что причиной национальных конфликтов и напряжения в Эстонии является неуверенность, отчасти даже страх обеих основных национальных групп -эстонцев и русских по поводу сохранения своей национальной идентичности. Страх же порождает иррациональное, зачастую открыто агрессивное поведение. Неуверенность и страх вызваны некоторыми объективными и субъективными факторами, которые необходимо рассматривать не раздельно, а вместе: объективные явления в области экономики, демографии и культуры неизбежно воспринимаются и интерпретируются сквозь призму национальных чувств. Неуверенность эстонцев в своем будущем обусловлена следующими обстоятельствами: - быстрое уменьшение удельного веса эстонского населения, особенно в Таллинне, где эстонцы становятся национальным меньшинством; - ограничение возможности пользоваться эстонским языком в делопроизводстве, быту, науке и т. д. Характерно, например, требование представлять диссертации по эстонскому языку и литературе на русском языке; торжественное собрание, посвященное 40-летию ЭССР, проводилось только на русском языке; - возникновение дефицита эстонских газет, журналов и многих книг, особенно тех, которые важны для развития национальной культуры; торможение развития отраслей наук, связанных с национальной культурой; - неумело проведенная пропагандистская кампания форсированного изучения русского языка в эстонских школах и детских садах; при обучении истории значение русского народа преувеличивается за счет других народов; - чрезмерное форсирование экстенсивного развития промышленности всесоюзными министерствами без должного внимания возникающему при этом нарушению экологического равновесия; - односторонняя пропаганда двуязычия среди эстонцев, без аналогичной пропаганды среди неэстонской части населения, что углубляет в эстонцах чувство, что их родной язык рассматривается как вторичный; есть журнал "Русский язык в эстонской школе", но нет аналогичного журнала для обучения эстонскому языку в местных школах с русским языком обучения; - назначение на руководящие посты, в том числе ответственные и за судьбы национальной культуры, лиц, не имеющих ни достаточных знаний об эстонской культуре, ни интереса к ней. Мероприятия, задевающие национальные чувства эстонцев, как правило, обосновываются экономическими доводами. Но нам кажется, что горечь и неуверенность эстонцев не могут не повлиять и на экономическую эффективность и на качество работы. Можно предположить, что живущие в Эстонии русские, украинцы, белорусы и другие неэстонцы в свою очередь испытывают трудности при поиске своей национальной идентичности - их национальные, географические, социальные корни очень различны. Психологические различия между эстонцами и представителями других национальностей в настоящее время совершенно не изучены. Зачастую переоценивается глубина достигнутого единства. Часто национальные конфликты возникают попросту из-за того, что люди не понимают поведения друг друга и неправильно его истолковывают. Крайне важно лучше узнать социальные, этнические, культурные проблемы неэстонской части нашего населения и то, как они связаны с аналогичными проблемами эстонцев. Нам крайне необходимо знать и публично говорить и писать о том, что раздражает представителей других национальностей в оценках и поведении эстонцев. Между обеими основными национальными группами республики встречается взаимное недоверие, а на этой почве распространяются предубеждения, стереотипные ошибочные представления и слухи, что опять указывает на необходимость получения и распространения объективной информации о положении дел. Дефицит правды - один из наиболее опаснейших видов дефицита. Национальное чувство эстонцев имеет некоторые очень чувствительные точки, и пренебрежение ими может иметь особо опасные последствия. Национальное чувство эстонцев 451 в некоторых отношениях крайне обострено, и бесцеремонность в этих вопросах может привести к особо серьезным последствиям. Чрезвычайная чувствительность эстонцев по отношению к своему родному языку объясняется тем, что веками здешние немецкие властители относились к эстонскому языку презрительно, и что все прошлое столетие сначала немцы, а затем царские власти старались убедить эстонцев в невозможности, ненужности и вредности создания культуры на родном языке. Эстонцы создали свою культуру несмотря на издевательства и давление со стороны немецких баронов и царских властей, и поэтому эстонский язык стал для них символом завоеванного человеческого достоинства. Близко общаться с эстонцами здесь может только тот, кто овладел их языком или по крайней мере явно проявляет свое уважение к нему. Человек, годами живущий в Эстонии и не испытывающий уважения к эстонскому языку, вольно или невольно, сознательно или бессознательно оскорбляет человеческое достоинство эстонцев. Отношение к эстонскому языку - один из ключевых вопросов формирования отношений между эстонцами и представителями других национальностей в Эстонии. Вышесказанное не может и не хочет быть исчерпывающим рассмотрением всех обстоятельств, которые вызвали чрезмерную напряженность отношений между основными национальными группами населения Эстонской ССР. Мы хотели лишь указать на некоторые основные проблемы, в первую очередь - на необходимость действительного разрешения национального вопроса, изучения и обсуждения национальных проблем на всех уровнях, начиная со строго научного социологического и социально-психологического анализа и кончая широкими дискуссиями в печати, радио, телевидении, в школах и на предприятиях. Чтобы избежать повторения таллиннских событий и смягчить существующие национальные напряжения, в первую очередь надо что-нибудь предпринять для восстановления пошатнувшейся веры в настоящее и будущее многих представителей эстонской национальности, дать уверенность в том, что коренное население Эстонии всегда будет иметь право решающего голоса в вопросах, касающихся будущего своего народа и своей земли. Вопрос будущего Эстонии не должен бы решаться во всесоюзных министерствах, главках и других ведомствах. Всем принципиальным крупным социально-экономическим мероприятиям (например, создание или расширение больших промышленных предприятий) должно бы предшествовать серьезное изучение и публичное обсуждение возможных социальных, психологических и экологических последствий. После революции эстонский язык получил конституционные гарантии, и им пользовались в качестве официального языка во всех сферах общественной жизни. У каждого эстонца, живущего на территории Эстонской ССР, есть естественное право получения среднего и высшего образования на родном языке и использование этого языка в ведении всех своих повседневных дел. Считаем, что законодательное фиксирование этого права Верховным Советом Эстонской ССР существенно нормализовало бы существующую сейчас нездоровую атмосферу. Национальные конфликты легко могут привести к эскалации недоверия и злобы, сделать невозможным спокойное развитие общества. Это может быть обеспечено только сотрудничеством всех живущих здесь национальных групп. Поэтому мы считаем неизбежным честный и глубокий анализ создавшегося положения. Мы желаем, чтобы Эстония навсегда стала бы землей, где ни один человек не чувствовал бы себя униженным или ущемленным из-за своего родного языка или происхождения, где между равными национальными группами царило бы взаимопонимание и отсутствовала бы ненависть; землей, где достигнуто единство культуры в ее разнообразии, и никто не счел бы свои национальные чувства оскорбленными, а культуру в опасности. Таллин-Тарту 28-го октября 1980 г. Прийт Аймла, Каур Алттоа, Мадис Аруя, Лехте Хайнсалу, Мати Хинт, Фред Юсси, Айра Каал, Майе Калда, Тыну Кальюсте, Тоомас Калл, Яан Каплинский, Пеэт Каск, Хейно Кийк, Яан Клышейко, Керсти Крейсманн, Алар Лаатс, Ааре Лахт, Андрее Лангеметс, Марью Лауристин, Пеэтер Лорентс, Велло Лыугас, Эндель Нирк, Лембит Петерсон, Арно Пукк, Рейн Пыллумаа, Пауль-Ээрик Руммо, Рейн Руутсоо, Тынис Рятсеп, Ита Сакс, Ааво Сирк, Мати Сиркел, Яан Тамм, Рейн Тамсалу, Андрее Таранд, Лехте Тавел, Пеэтер Тульвисте, Мати Унт, Арво Валтон, Юхан Вийдинг, Аарне Юкскюла. 452 . -I'-Kl .. -Wj История "Письма Сорока" ?^ Реин Руутсоо ; .^ Стояла поздняя тревожная осень. Люди с надеждой следили за тем, как польские рабочие и интеллигенция шаг за шагом одолевали власть бюрократии. Уже второй раз в жизни нынешних 30-40-летних - свидетелей "Пражской весны" - понятия "правда", "свобода", "честь" стали в социалистических условиях приобретать реальный политический смысл. В нашем же государстве давление все нарастало. Всеобщее социальное насилие, насаждаемое неосталин истской бюрократией, в Эстонии вылилось в произвол над национальной культурой. Согласно предписаниям 1976 года, даже диссертации, посвященные родному языку или истории своей земли, следовало писать по-русски. Недавно введенная в действие программа развития двуязычия по сути служит политике русификации. Всячески приветствуются писатели, пишущие на двух языках, в эстонских театрах рекомендовано ставить спектакли на русском языке, в средних школах и в вузах обучение частично начали переводить на русский язык и т. д. Дальний прицел такой программы был совершенно ясен. Кризис в системе образования на фоне несправедливой национальной политики стал, очевидно, одной из причин волнений молодежи. Однако молодые люди совершенно не обладали опытом реальной политической борьбы, не было у них ни лидеров, ни четкой программы - так что все свелось лишь к сборищу на Ратушной площади и возле памятника Таммсааре. Жестокий разгон демонстрации вкупе с той демагогией, которую развела бюрократия, в очередной раз стали свидетельством политики насилия. Возможно, тысячи людей в Эстонии думали и чувствовали то же, что было продекларировано позже в так называемом "Письме Сорока". Но в атмосфере неосталинизма не все еще дошли до той степени обострения чувств, когда молчание становится невыносимым. Кроме того, чтобы решиться на открытый протест, нужна пусть слабая, но надежда на какую-либо социальную защиту. "Социальное сумасшествие" во все времена было свойственно поэтам, что отвело им особое место в истории. Поэтому неслучайно воззвание появилось на свет в основном благодаря усилиям поэтов: Яана Каплинского и Юхана Вийдинга. А коллективное авторство Письма обусловлено, видимо, как раз ощущением социальной беззащитности. То, что под письмом стоит только сорок подписей - в какой-то мере случайность. В Эстонии оно было позже размножено во многих тысячах экземпляров -большинство народа поддержало воззвание и таким образом как бы тоже подписалось под ним. Первый шаг к созданию Письма сделал Яан Каплинский - он написал начальный текст воззвания, который позже, в минуту отчаяния, был, к сожалению, сожжен. (Это, в свою очередь, позволило официальным органам утверждать, что Письмо написано на Западе, и обвинить подписавших его в конспиративности!) Если мне не изменяет память, написанное Каплинским принципиально не слишком отличалось от окончательного варианта Письма. Стихийно образовавшаяся редколлегия, редактировавшая первоначальный текст (Ю.Вийдинг, А.Таранд, Т.Рятсеп, С. и Р.Руутсоо и др.) главным образом старалась преодолеть пропасть, разделяющую вопль боли поэта и образ мышления бюрократа; нужно было довести до сознания чиновников, что речь все-таки идет о крайне серьезных вещах. Отшлифовывая социально-историческую суть воззвания, редакторы стремились сохранить все, что делало текст близким и понятным каждому. Все участники акции понимали - наверху будут придирчиво изучать каждое слово Письма, искать в нем "криминал", за который авторов можно наказать. Именно поэтому текст многократно обсуждался, он стал плодом коллективного творчества, в котором приняли участие почти все, кто поддержал воззвание. (Все это не помешало позже исказить содержание Письма. Например, один высокопоставленный функционер, выступая в Союзе писателей, утверждал даже, что кое-где Письмо пропитано фашистским духом!). Много ценных замечаний сделали те, кто в силу различных причин не мог открыто подписаться под Письмом. (О них позже). Чтобы застраховаться от происков бюрократов-чиновников, некоторые иносказания в тексте Каплинского были заменены трезвыми аргументами. Большая же часть поэтических моментов в тексте сохранена, что делает его интересным для чтения и теперь, когда сформулированная в нем позиция стала само собой разумеющейся истиной. Думается, воззвание войдет в число хрестоматийных текстов эстонской общественной мысли послевоенных лет. 453 Коллективное авторство Письма - это свидетельство не только единомыслия его составителей, но и ясного понимания того, сколь безжалостна бюрократия в своей борьбе за власть. Крайне необходимо было сконцентрировать гражданскую инициативу силами минимальной "критической массы" смельчаков - чтобы предельно уберечь их от репрессии. Авторы должны были быть людьми заметными, известными в обществе - тогда возможное "выкручивание рук" не могло бы пройти мимо внимания общественности. Коллективное обсуждение Письма требовало времени, но и промедление было чревато опасностью - узнав о готовящейся "антисоветской" акции, бюрократия успела бы заклеймить ее уже в зародыше. Ограниченное число авторов объясняется и тем, что деятельность людей, организовавших сбор, например, тысячи подписей, бюрократия могла квалифицировать (справедливо видя в них реальную политическую силу), совсем в ином, выгодном ей свете. Таким образом, обращение к общественности в "замкнутом обществе" было единственно возможным способом привлечь внимание властей, появлялся шанс, что Письмо не попадет под сукно - в чье-нибудь досье, а на него все же обратят внимание. Однако иллюзий в отношении бюрократии, жестоко разогнавшей молодежь, не было ни у кого. Готовились и к худшему. Совсем неслучайно под Письмом есть фамилия Я.Каплинского и нет - Т.Тоомет, есть П.-Э.Руммо и М.Лауристин, но нет В.Хярм и П.Вихалемма. Этот перечень супружеских пар можно продолжить. Кстати, нет под Письмом и подписи С.Руутсоо, внесшей большой вклад в составление воззвания, что дало позже основание обвинить участников акции в конспиративности. Однако на деле все гораздо проще, и инструкции ЦРУ здесь ни при чем. Объяснение обыденно: имея в виду возможные репрессии со стороны бюрократии, надо было оставить возможность одному из супругов содержать семью. Предусмотрительность оказалась нелишней (хотя позже С.Руутсоо тоже была снята с работы, только предлог был найден другой). Ядро участников воззвания составило большинство лидеров шестидесятых годов, центральные фигуры сегодняшних неформальных объединений - таких как Совет по культуре творческих союзов, "Веллесто" , общество охраны памятников старины и др. С точки зрения подписавшихся, шаг, сделанный по долгу совести, в некотором роде был и шагом отчаяния. Выбор, перед которым они оказались, был жестоким. Казалось бы, ничьему существованию впрямую ничто не угрожает, но ситуация была такова, что дальнейшее молчание во многом означало моральное разложение. Понятны поэтому запоздалые муки совести некоторых неподписавшихся. Никто из участников акции не верил, что одно письмо способно изменить брежневскую государственную политику. Однако в какой-то степени можно было затормозить темпы проведения ее в жизнь, протянуть время. Это была единственная возможность сохранить собственное достоинство: иначе вновь пришлось бы оправдываться перед историей за наше молчаливое содействие антинациональной политике, за то, что в очередной раз Эстонию сдали без единого выстрела. Впервые интеллигенция сформулировала и систематизировала наболевшие вопросы, которые предстояло донести до сознания народа. Воззвание интеллигенции лишило чиновников возможности и тогда и потом (сейчас то есть), утверждать, будто они ни о чем не знали. Более того. Письмо и отношение к нему позволило поименно определить, кто в то время особенно рьяно проводил в жизнь неосталинистскую политику, а кто упорно, хоть и завуалированно, старался облегчить участь авторов воззвания. Положительную роль Письма трудно переоценить. О Письме скоро узнали во всех уголках Эстонии - не помогло и сопротивление бюрократии. Получив отпор, чиновники вынуждены были действовать намного осторожнее. Любая грубая акция с их стороны грозила общенародным сопротивлением. Письмо возродило утраченные было в народе духовные связи, создало точку опоры для совместных действий, смягчило ощущение изолированности, раздробленности и безразличия, насаждаемые всей государственной политикой. Разумеется, в каком-то смысле было чему радоваться и бюрократии - она заполучила список "врагов" и красноречивое доказательство того, что бдительность и террор необходимо усилить. В принципе Письмо можно рассматривать и как широкомасштабный социальный эксперимент, давший весомую информацию о методах, которыми пользуется бюрократия, а "Vellesto" - новое литературное общество при Фонде культуры Эстонии. --Прим. изд. 454 также о настроениях народа, его духовном состоянии, мотивах поведения, о комплексе страха, оставшемся со сталинских времен, и пр. Самой важной в социальном смысле была инс[юрмация о том, как