. Вдруг рядом с Зубовым оказался Стауниц, пристал к Зубову. Пришлось познакомить его с Леной. Стауниц завел разговор об оперетте, о том, хороша ли Татьяна Бах, и все время осматривал с головы до ног Лену нагловатым и пристальным взглядом. "Уж очень скромно одета ваша девица", - читал в этом взгляде Зубов, мысленно посылая Стауница к черту. С другой стороны, он понимал, что Стауница интересуют его, Зубова, связи, сто знакомые. - А в графе Люксембурге мало графского, вы не находите? - спросил Лену Стауниц. - Не знаю, мне не приходилось видеть графов. - Ну, тогда и этот сойдет... Не угодно ли? "Мы оставляем от старого мира только одни папиросы "Ира", - он протянул коробку Зубову. - Это кто, Маяковский написал?.. - Маяковский не только это написал, - отрезала Лена. Стауниц так и не отвязался, весь антракт болтал всякую чепуху, иногда с антисоветским душком, не переставая поглядывать на Лену. Она хмурилась. Дали звонок, и они вернулись на свои места. - Ну и тип... - сказала Лена, - это твой дружок? - Да нет, просто знакомый. - А держал себя так, будто вы однокашники. Почему ты не оборвал его, когда он нес всякую похабщину? - А я, признаться, не слушал. - Зато я слушала. Если подойдет в следующем антракте, ты его отбрей как следует. Во втором антракте Стауниц не подошел, но, проходя мимо, мерзко подмигнул. Лена это заметила. - Вот скотина! - подумал вслух Зубов. - Испортил вечер. Лена молчала. Из театра шли молча. Зубов думал, что она зайдет к нему, как бывало прежде, но она сказала, что отец болен, мать провозилась с ним всю прошлую ночь, а теперь ее, Лены, очередь. Зубов проводил ее домой на 2-ю Тверскую-Ямскую. Хотя они и поцеловались на прощание, но расстались довольно холодно. Он понимал ее чувства: девушку смущало знакомство Зубова с этим франтом с бриллиантовым кольцом на мизинце. Но что мог ей сказать Зубов? Она не должна ничего знать о том, что связывало его с таким субъектом, как Стауниц. Тот, конечно, понял, что девушка, с которой был Зубов, комсомолка или даже коммунистка. "Черт с ним, со Стауницем, в конце концов, - подумал Зубов. - Я командир, и мне надо поддерживать знакомство в той среде, где я - свой". Но хуже, что Лена была недовольна знакомством Зубова с таким неприятным субъектом. Вероятно, решила - влияние нэпа, об этом теперь много говорят. ...Лена была у Зубова, когда позвонил телефон. Зубова в эту минуту не было, он отправился в продовольственный магазин. Телефон был в коридоре, у самых дверей комнаты, и упорно звонил. Лена взяла трубку. Чей-то знакомый голос спросил Зубова, и, когда она сказала, чтобы позвонили через полчаса, вдруг услышала: - А это говорит та очаровательная барышня, с которой я имел удовольствие познакомиться в саду Эрмитаж? Лена бросила трубку. Когда Зубов вернулся, она прямо заговорила о том, что звонил этот субъект и назвал ее "очаровательной барышней". - Не надо было брать трубку! - Телефон долго звонил... Что у тебя с ним общего? Почему он тебе звонит? Почему ты не пошлешь его к черту? Зубов понимал ее возмущение, но что он мог ей ответить, ей, коммунистке? Дал слово, что пошлет этого случайного знакомого к черту, и отношения между ним и Леной понемногу наладились. Вот тогда-то он и встретился со Старовым и рассказал о своих переживаниях. Якушев, как мы знаем, был свидетелем этого разговора. Старов посочувствовал Зубову и дал такой совет: - Устрой скандал Стауницу в присутствии Якушева. Основание для скандала есть. А что до твоей Лены, то скажи ей, что вы познакомились на бегах, случайное знакомство. Ты, как конник, интересуешься бегами, а он просто беговой жук. Она хорошая девушка, работает в отделе "Партийная жизнь", - конечно, ей неприятно, что ты знаешься с такими типами. Но не посвящать же ее в нашу игру? Это абсолютно исключено. И Зубов как-то на квартире у Стауница при Якушеве сказал: - Что ты лезешь ко мне с антисоветскими анекдотами и всякой чепухой, когда я с моей девушкой. И по телефону ей говоришь всякую чушь! - Ревнуешь? Ухаживай за моей женой. Не имею ничего против! - Ну тебя к черту! Какая ревность! Я - красный командир. Знакомства у меня соответственные. Она девушка идейная, работает в газете. А тут - ты, франт с колечком, пижон, со мной на "ты". Ей, конечно, удивительно, откуда у меня такое знакомство. - В самом деле, с ее точки зрения, компрометантное знакомство. Вообще, вы горе-конспираторы. Ртищев с Баскаковым идут по Петровке, болтают по-французски. От них контрой несет за версту. А идут они к вам, Эдуард, и, возможно, тащат за собой "хвост"... Стауниц надулся и потом сказал: - Беда мне с ними. Кстати, Ртищев настаивает на вашей поездке в Петроград. - Успеется. У них там сильные группы, так мне говорили в Париже. А вот нам, Стауниц, предстоит важное дело. В чем состояло это дело, выяснилось на следующий день. 30 Роман Бирк, по его просьбе, был откомандирован в Ревель и приезжал в Москву как дипломатический курьер эстонского министерства иностранных дел. В его лице "Трест" нашел верного помощника. Представителем "Треста" в Ревеле был Щелгачев. Артамонов, под тем же псевдонимом - Липский, переехал в Варшаву и тоже выполнял поручения "Треста". Атташе польского посольства в Ревеле капитан Дримлер, прослышав о "Тресте", потребовал от Бирка, чтобы тот связал его с таинственной и сильной подпольной организацией в России. 2-й (разведывательный) отдел польского генерального штаба возымел желание устроить на польско-советской границе такое же "окно", какое действовало на эстонско-советской. Обсудив это предложение, товарищи, руководившие "Трестом", поручили Якушеву через Стауница связаться с сотрудником военного атташе польского посольства в Москве. Стауниц был доволен поручением. Наконец он выходил на международную арену. Свидание Стауница с этим сотрудником должно было произойти в кабаре "Странствующий энтузиаст" на Средней Кисловке. Это кабаре привлекало нэповское именитое купечество и их дам. Они рвались туда, чтобы поглядеть богему - неудачников актеров и художников... Богема открыто издевалась над нэповской публикой, но это ее не смущало. На случай скандалов (они здесь были нередки) при входе в кабаре дежурили милиционеры. В этом расписанном футуристами подвале кабаре одним из лучших официантов считался Стасик - тайный сотрудник польского военного атташе полковника Вернера. Как было условлено, Стауниц занял столик в углу, заказал Стасику кофе и ликер "Кюрасо". Само название "Кюрасо" было паролем. Этого ликера никто в таком месте не стал бы заказывать. В ту же минуту к столу подсел господин средних лет с седыми усами. Это был не полковник Вернер. Господин назвал себя: - Чехович. Пан полковник не считает возможным появляться в таком месте. - Место выбрал он сам, - сухо сказал Стауниц, - боюсь, что нам не о чем говорить. Я имею полномочия беседовать только с паном полковником Вернером. - Разговор наш будет непродолжительным, - обиженным тоном сказал Чехович. - Мне поручено передать вашим руководителям, что господин Артамонов, он же Липский, является нежелательным в качестве вашего представителя. Он - германофил, враг нашей независимости. - Вы придаете слишком большое значение личности Артамонова - он не более как приказчик и будет делать то, что ему скажут. По это я вам сообщаю неофициально, пан Чехович. Разговор неожиданно оборвался. Какой-то длинноволосый швырнул тарелкой в даму за соседним столом. Ее кавалер вцепился в гриву длинноволосому, дама завизжала... - Прелестный уголок вы выбрали для конфиденциальной беседы, - сказал Стауниц, - дело не обойдется без милиции и проверки документов. Появился Стасик и через какие-то катакомбы, заставленные ящиками с пустыми винными бутылками, проводил Стауница и Чеховича на улицу. Стауниц немедленно сообщил о неудачном свидании Якушеву. На следующее утро Якушев обо всем рассказал Старову. Тот вдруг встревожился: - А знаете ли вы, что Чехович арестован вчера ночью на квартире у своей дамы сердца. - Это после свидания со Стауницем? Неприятное совпадение. - Чехович задержан по другому делу, но посольство может связать эти события - свидание со Стауницем и арест через три часа... Вам надо встретиться с Вернером. Пусть Стауниц с ваших слов первым сообщит об аресте, прошло лишь несколько часов. В посольстве вряд ли узнали об этом. Да! Он должен устроить вам свидание с Вернером. Естественно, ведь Стауниц боится, как бы Чехович его не выдал. - Откуда "Трест" знает об аресте? - Помилуйте, такая мощная организация. У нее везде свои люди. - В самом деле, - сказал Якушев, - эта история может даже повысить наши шансы в глазах полковника Вернера. Якушев с необыкновенной для его возраста и солидности поспешностью разыскал Стауница и объяснил ему, что надо делать, и притом немедленно. И Стауниц мгновенно понял. Он разыскал официанта Стасика, вопил и метался так, что этот сотрудник полковника Вернера, как мог, его утешал: - Я понимаю вашу тревогу, но пан Чехович бывал и не в таких переделках, он вас не выдаст. Кроме того, посольство заявит протест. - Что протест? Выручить Чеховича может только "Трест". Надо, чтоб полковник встретился сегодня вечером с нашим "главным"... - Да, но где? Не в нашем кабаре, конечно... Стауниц задумался. И вдруг сообразил: - Сегодня у моих друзей, Кушаковых, раут... Полковник может туда приехать как гость. Особняк... там рады гостям, открытый дом. Кушаковым этот визит даже польстит. Вообще полезное знакомство. Наш "главный" приедет к десяти. Ответ по телефону... Стасик позвонил: полковник согласен, прибудет к десяти. Адрес?.. 14 октября 1923 года состоялось свидание Якушева с полковником Вернером. Произошло это в особняке Кушаковых. Агриппина Борисовна действительно была польщена визитом Вернера, на Якушева она обратила меньше внимания. Стауниц уговорил ее предоставить свою спальню для интимной беседы полковника со своим старым другом. Мимо гостиной, где играли в карты, Стауниц проводил Якушева в спальню Кушаковой. Там его ожидал Вернер. Якушев вошел в спальню, которую хозяйка называла "будуаром", поздоровался с Вернером и взглянул на Стауница. Тот понял и мгновенно исчез. В "будуаре" пахло духами, светил только голубой фонарь в потолке. Присев на низенький пуф, Якушев сказал: - Могу вас порадовать. Чехович будет освобожден, - он взглянул на часы, - вероятно, он уже дома. - Мы заявили протест. Якушев пожал плечами: - Зачем? Вы должны были прежде всего оповестить нас. У нас хватит влияния на то, чтобы освободить Чеховича. Но это дело прошлое. Поговорим о будущем. Вы хотели что-то сказать?.. - Да. Примите нашу благодарность... То, что мы знаем о вашей организации, нас порадовало. Нас устраивает ваша ориентация на Николая Николаевича. Мы не забыли его обращение к полякам в начале войны, его обещания автономии. Словом, его персона нас устраивает. В случае конфликта, как нам известно, вы будете поддерживать нас и Францию. Однако некоторые русские монархисты придерживаются германской ориентации. - Так же, как некоторые ваши титулованные магнаты. - Мы это знаем. И не только магнаты. Мы возмущены поведением барона Врангеля. Он, очевидно, не понимает, что "царство Польское" кончилось и не возродится. Эти господа раздражают нас своим высокомерием. Между нами говоря, простой люд Польши склонен больше доверять большевикам в смысле сохранения независимости Польши. Поэтому мы бы желали получить от вашей организации заверения в том, что вы будете выполнять обещания великого князя Николая Николаевича. - В настоящее время, - с достоинством начал Якушев, - наш Политический совет вырабатывает меморандум, в котором будет ясно сказано об отношении к соседним с Россией государствам. Меморандум будет вручен вам через нашего эмиссара в Варшаве Артамонова-Липского. - Господин Липский был принят начальником второго отдела генерального штаба Братковским. Речь шла об организации "окна" на границе, следовательно, о переносе вашей работы на "кресы"... - В Западную Белоруссию. - Мы называем наши восточные окраинные области "кресами". Но если мы оказываем вам эти услуги, то вместе с тем мы бы желали получить от вас некоторые сведения военного характера. Нас интересует дислокация войск в приграничной полосе, сведения о сокращении контингентов... - Позволю себе вас прервать, полковник... Я не имею полномочий вести беседу по чисто военным вопросам. Эти вопросы начальник второго отдела вашего генерального штаба может прояснить с начальником штаба нашей организации, генералом... Фамилии я не назову, но я убежден, что вы с уважением отнесетесь к этому весьма авторитетному лицу. Смею вас уверить, что мы в случае военного конфликта будем поддерживать рас и ваших союзников. Хочу вам сказать еще, полковник, что помощь, оказанная вами, будет способствовать нашим добрососедским отношениям, предстоящим в близком будущем. Личные контакты в Варшаве я считаю необходимыми. - Я рад это слышать от главы будущего... - здесь Вернер сделал паузу, - будущего правительства. - Не будем опережать события, полковник, миссия руководителя внешней политики нашей организации меня вполне удовлетворяет. На этом кончилось свидание Якушева с Вернером. Агриппина Борисовна Кушакова была несколько разочарована: "западный дипломат", как назвал Вернера Стауниц, ушел незаметно, простившись только с хозяйкой. Но зато Якушев теперь очаровал хозяйку, он отведал гуся с антоновскими яблоками и коллекционное вино из подвалов "Массандры". Стауниц с удивлением убедился, что Якушев оказался душой общества в салоне Кушаковой. Они ушли от Кушаковых в первом часу ночи. На улице Стауниц спросил: - Как вы думаете, чем кончится эта игра? - Игра только началась. Наполеон как-то сказал: "Надо ввязаться в игру, а потом посмотрим, что выйдет..." Было бы идеально получить от второго отдела польского штаба все, что нам нужно... Вы понимаете, о чем я говорю? - Признаюсь - не понял. - Все эти Марковы, тальберги и компания, которых польский генштаб на порог не пускает, будут бегать к нам и просить протекции. Таким образом, "Трест" приобретет международное значение. - Александр Александрович! - Что? - Вы - гений! - Я далеко не гений. А в военных делах совсем слабоват. Но не сегодня-завтра примет дела наш начальник штаба. - Кто он все же? Или это еще тайна? - Генерального штаба генерал-лейтенант Потапов. 31 1 сентября 1923 года ОРА перестало существовать. Врангель объявил о создании РОВС - Российского общевоинского союза. РОВС объединил все воинские силы эмиграции с подчинением их штабу Врангеля в Сербии. На втором месте после Врангеля теперь оказался генерал Александр Павлович Кутепов - упрямый, энергичный и жестокий. Он опирался на галлиполийцев, то есть на тех, кто после эвакуации Крыма прошел испытания в лагере на Галлиполи. Там Кутепов насаждал свирепую дисциплину, сажал офицеров на гауптвахту, разрешил дуэль на винтовках за оскорбление офицерской чести (дуэльных пистолетов не было). Полевые суды и жестокие наказания несколько подтянули дисциплину. Когда галлиполийцев эвакуировали в Болгарию, они имели потрепанный вид, но все же были пригодны для карательных экспедиций. Генерал Туркул, командуя этим войском, сумел жестоко подавить в Болгарии народное восстание. Особенно свирепствовал генерал Покровский, известный своими зверствами еще в годы гражданской войны. Он продолжал так же действовать и в Болгарии, но там его кровавая деятельность кончилась: он был убит повстанцами. Характер Кутепова привел его к столкновению с болгарским монархо-фашистским правительством. Кутепов был отстранен от командования и переселился в Стремске Карловцы, в Сербию, где находился штаб Врангеля. Там Кутепов снова обрел власть над остатками белых армий, став во главе РОВС. Приход Кутепова в РОВС означал, что диверсионная и террористическая деятельность белых будет возрастать. Юрию Ширинскому-Шихматову было поручено организовать школу агитаторов и подобрать "твердые элементы" для заполнения должностей в России после реставрации монархии. "Трест", как одно из средств борьбы против терроризма, шпионажа и диверсий, приобретал большое значение. Надо было искать пути проникновения в РОВС и войти в доверие к Врангелю и Кутепову. Вместе с тем продолжалась переписка с Высшим монархическим советом и с Климовичем (он по-прежнему состоял при Врангеле). Якушев заботился о том, чтобы стиль писем "Треста" соответствовал духу верноподданнических излияний того времени. Он к месту вставлял "уповая на монаршую волю", "следуя предначертаниям почившего в бозе обожаемого монарха", "повергая к стопам". Впрочем, "повергая к стопам" он вскоре исключил, полагая, что "стопы" могли быть у монарха, а у великого князя, местоблюстителя престола, имеются лишь ноги. Стауниц исполнял обязанности секретаря, зашифровывал письма, писал указания представителям "Треста" за границей. Так как переписка шла через эстонское и польское посольства, а там, несомненно, интересовались этой перепиской, то можно было дезинформировать посольства, сообщая то, чего не было в действительности. Артузов, Пилляр, Старов предупреждали, что "Трест" может ожидать гостей-ревизоров из-за границы. Хотя Якушев с Хольмсеном и условились, что о посылке эмиссаров в Россию в каждом случае "Трест" будет предупреждаться, но спустя немного времени был арестован полковник Жуковский, посланный вопреки договоренности без предупреждений. Якушев в письме к Хольмсену разразился упреками и еще раз заявил, что "Трест" не отвечает за безопасность тех эмиссаров, которые будут проходить по своим каналам. Но эмиссаров могли посылать и с ведома "Треста", через "окно" на советско-эстонской границе. Потапова беспокоили редко, но полковнику Вернеру сообщили, что все переговоры военного характера уполномочен вести только Потапов. Тотчас последовало приглашение Якушеву и Потапову прибыть в Варшаву для совещания с начальником 2-го отдела генерального штаба. Дзержинскому доложили об этом, и было решено, что Потапов и Якушев отправятся в Варшаву "нелегально", через только что организованное "окно". Но до отъезда Якушев должен был официально представить Потапова на совещании Политическою совета МОЦР. По этому случаю предстояло провести совещание Политического совета - "звездной палаты" МОЦР - почти в полном составе. 32 Для совещания Политического совета МОЦР была избрана сторожка на одном из кладбищ Москвы. Здесь всегда толчется разный люд, а когда стемнеет, можно незаметно подойти, не обращая на себя внимания. В сторожке обитал заросший косматой бородой старик, в котором никто не мог узнать известного в начале века кутилу, князя Орбелиани, ротмистра Сумского гусарского полка. В тот вечер Якушев и Потапов устроились на скамейке, в отдаленном уголке кладбища, и ждали, когда совсем стемнеет, чтобы пробраться в сторожку. Они говорили о предстоящем заседании Политического совета. Совет редко собирался в полном составе. Только три его члена - Якушев, Остен-Сакен и Ртищев - жили в Москве, кавалергард Струйский жил под Москвой в Царицыне, Путилов - в Петрограде, барон Нольде - в Твери, бывший владелец нефтяных промыслов Мирзоев скрывался где-то на юге. - Сегодня вы увидите этот зверинец. Атмосфера тяжелая. В этих ветхих стенах скопилось столько злобы и ненависти, что непонятно, как они еще не рухнули. - Якушев оглянулся. - Пора... Они вышли на прямую дорожку, обогнули кладбищенскую церковь. Было совсем темно. В кустах, вблизи сторожки, возникла тень. - "Тесак", - негромко сказал Якушев. - "Тихвин", - ответила тень. "Однако совсем по-военному", - подумал Потапов. Якушев бесшумно отворил дверь, и они вошли в сторожку. В тусклом свете керосиновой лампы-трехлинейки можно было разглядеть людей, сидевших в один ряд на скамье против русской печи. - Bonsoir messieurs, j'ai l'honneur de vous presenter notre ami et confrere des armes*. ______________ * Добрый вечер, господа... Имею честь представить вам нашего друга и брата по оружию (франц.). Потапов, поклонившись, разглядел в полумраке седую бороду и желтую лысину Ртищева, которого знал по старому времени. В огромном, худом как скелет человеке, который сидел на табурете у самой печи, он угадал кавалергарда Струйского. Совещание открыл Ртищев. Он начал с того, что наконец МОЦР обрела в лице его превосходительства Николая Михайловича выдающегося военного деятеля. Таким образом, в составе будущего правительства России пост военного министра не является больше вакантным. Якушев попросил себе особых полномочий на тот случай, когда собрать Политический совет не представится возможным. Полномочия ему были даны. Особой группе Стауница предлагалось состоять в полном распоряжении Политического совета, что означало подчиняться Якушеву и Потапову. Затем Боярин Василий (он же Ртищев) объявил, что Федоров (он же Якушев) сделает важное сообщение. С почтительным изумлением Потапов слушал Якушева. Он знал его как чиновника министерства путей сообщения в чине действительного статского советника, светского говоруна и поклонника хорошеньких женщин, а тут, в такой сложной игре, перед ним предстал тонкий и умный актер, знаток человеческих душ, отлично изучивший своих партнеров. А среди них были и неглупые и очень опасные деятели. Прежде всего Якушев дал точный анализ господ, которые стояли у власти в Польше и Финляндии, в странах, привлекавших особое внимание русских монархистов. Если в Финляндии у власти был знакомый всем барон генерал-лейтенант Маннергейм, в прошлом офицер кавалергардского ее величества полка, то деятели МОЦР плохо разбирались в польских делах. Якушев объяснил им, что, несомненно, в этой стране вернутся к власти Пилсудский и его полковники, не исключен военный переворот. Якушев резко осудил политику "наших зарубежных братьев" из ВМС. Они мешают МОЦР использовать 2-й отдел польского генерального штаба и настораживают этот штаб: - Я и наш друг и собрат (взгляд и полупоклон в сторону Потапова) едем в Польшу. Мы собираемся поставить перед польским генштабом важные для нас вопросы - создание не одного, а двух "окон" на границе. Мы имеем в виду расположить на территории Польши, вдоль польско-советской границы, отряды русской конницы под видом рабочих на угодьях польских и русских землевладельцев. Вы понимаете, господа, как это важно! Вспомним Савинкова. Ему удалось сконцентрировать на польской стороне несколько десятков тысяч штыков и сабель под флагом "Союза защиты родины и свободы". Неужели нам не удастся создать несколько небольших по численности отрядов, которые могут послужить авангардом в случае военного конфликта между Польшей и Советами?.. Все это было бы осуществимо, если бы наши дорогие собратья держали себя умно, если бы, к примеру сказать, наш любезный друг из Высшего монархического совета Николай Евгеньевич Марков не писал громовых статей и не читал лекций о Российской империи в пределах тысяча девятьсот четырнадцатого года и не называл Польшу привисленскими губерниями, не обещал полякам генерал-губернатора вроде известного нам Скалона. Один ли Николай Евгеньевич делает такие "гафы"? Я могу назвать и других, подобных ему политиков. А это настораживает Пилсудского и пилсудчиков. И не только их... Я слышу неодобрительные возгласы. Друзья мои, я точно так же мыслю, как Николай Евгеньевич, но есть мудрая пословица, я позволю себе ее перефразировать: "Если хочешь есть пирог с грибами, держи, но крайней мере временно, язык за зубами". Поэтому, дорогие собратья, терпение и терпение. И имейте в виду, что наша командировка в Польшу может не дать так скоро желаемых результатов... "Ах, лиса, - подумал Потапов, - очень нам с тобой нужны эти отряды врангелевцев на границе, а вот "окна" - дело другое". - Ни в коем случае не раздражать поляков, делать вид, что наше правительство будет уважать суверенитет и почитать будущего главу государства - Пилсудского... - так закончил Якушев. Боярин Василий пригласил высказаться Мирзоева по самому болезненному вопросу - о финансовых затруднениях МОЦР. - В конфиденциальном письме из Парижа мои родственники, Чермоевы, пишут: "Вы, наверно, думаете, что мы располагаем прежними возможностями, и ошибаетесь. Подлец Гукасов продал свой нефтеналивной флот англичанам. На его счастье, флот находился в британских водах. Он как был, так и остался миллионер. Мы же не могли вывезти принадлежавшие нам нефтяные источники в Европу, как вам известно. Откуда же нам взять средства, чтобы помочь нашим друзьям?.." Я не буду читать полностью письма, но ознакомлю вас с таким предложением: "Если бы вам удалось устроить хотя бы небольшое восстание на Северном Кавказе, то можно было бы здесь представить его как начало большого дела. И я уверен, что деньги бы тотчас нашлись. Мы знаем от генерала Улагая и его братьев, что на Кавказе найдутся люди, есть и хорошо спрятанное оружие, - следовательно, МОЦР остается взять дело в свои руки..." - Браво! Якушев строго взглянул на Струйского: - Вместо патетических восклицаний нам следует выслушать мнение начальника штаба. Все повернулись к Потапову. - Я категорически должен возразить против "хотя бы небольшого восстания". Не преуменьшайте вооруженных сил Советов. Они справятся с таким "путчем" легко и быстро. Начинать дело можно, если ты уверен в успехе. Генералу Улагаю легко командовать из Парижа. Но ведь нам-то отсюда виднее. Потапов произнес это веско и убедительно. Никто не возразил. - Будем беречь силы и готовиться. Иное дело, если Антанта решится на интервенцию, - вздыхая сказал Ртищев. - Пожелаем же удачи нашим дорогим соратникам. Потапов заметил, что эти господа решали дела в спешке. Все нервно повернулись к двери, когда вошел человек, в котором Потапов, по рассказам Якушева, узнал Стауница. Он получил из рук Ртищева бумаги. "По-видимому, для шифровки", - подумал Потапов. Ему было известно, что этот человек исполняет обязанности начальника канцелярии МОЦР. - Кажется, все? - спросил Ртищев. И по тому, как быстро опустела сторожка, Потапов понял, что каждый хотел уйти поскорее. Якушев и Потапов вышли последними. Когда они очутились за оградой кладбища, Якушев спросил: - Ваши впечатления, Николай Михайлович? - Вот эти монстры думают восстановить монархию в России?.. У меня было такое впечатление, будто из склепов вылезли мертвецы и справляют шабаш, все эти камер-юнкеры, камергеры, бароны... - Потапов остановился. - Но вы лучше меня знаете, кто за ними стоит. Монархию они не восстановят, но натворят бед, если мы с вами и нашими товарищами не возьмемся за них. Не так ли, ваше высокопревосходительство, министр иностранных дел? - Абсолютно согласен с вашим высокопревосходительством, военным министром. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. - А пока как бы господа министры не пропустили трамвай. Он в этих местах ходит редко. Им предстояло нелегкое испытание. Разведотдел польского генштаба имел солидную репутацию в Сюртэ женераль и в Интеллидженс сервис. Об этом их предупредил Артузов. Накануне отъезда они репетировали свои роли: Потапов - типичного "момента" (так назывались карьеристы-офицеры, получившие образование в Академии генерального штаба), светского человека, близкого ко двору, Якушев - человека себе на уме, но тоже карьериста, влиятельного руководителя сильной подпольной организации, готовой взять власть в свои руки. И как обычно между штатским генералом и военным, к тому же генштабистом, они решили изобразить легкое соперничество. Оба признались друг другу, что в молодости имели успех в любительских спектаклях, но им предстоял спектакль другого рода, более серьезный. И они серьезно готовились к этой игре. В то время когда Потапов и Якушев благополучно перешли границу и находились в Польше, произошло то, чего опасался Артузов. От Щелгачева из Ревеля поступило сообщение, что в Москву следует супружеская пара Шульц. Их направляет Кутепов. Они хорошо ему известны по "Союзу галлиполийцев". Щелгачев дал им явку к Роману Бирку, а Бирк к Стауницу, в Москву. Об этой новости доложил Артузову Зубов. 33 Таким образом, "Трест" должен был принять "контролеров" - эмиссаров Кутепова, убежденных монархистов, в сущности соглядатаев. К тому же ни Якушева, ни Потапова не было в Москве, и Зубову предстояло заняться ими одному. Инструкции Артузова и Старова были такими: настроить Стауница против приезжих "контролеров", не спускать глаз с него самого и до приезда Якушева пресекать всякие попытки эмиссаров Кутепова связаться с Политическим советом МОЦР. Принять супругов Шульц было необходимо: через этих посланцев Кутепова появлялась возможность установить связь с ним самим и проникнуть в РОВС. Однако шли дни, а супруги Шульц не появлялись. Стауниц проявлял нетерпение. Зубов, как бы между прочим, сказал: - На кой черт они тебе сдались? - Как "на кой черт?" Чем нас больше - тем лучше. И узнаем, что за зверь Кутепов. - А ты не знаешь? Он посылает контролеров, а нам радоваться? Вот увидишь, Якушев разозлится. Да и Политсовету не понравится. Стауниц действительно призадумался. В конце сентября на границе был задержан крестьянами гардемарин Бурхановский, посланный Врангелем и застрявший в болоте. А о супругах Шульц ни слуху ни духу. И вдруг поздно вечером "племянники", как окрестили чету Шульц, явились на квартиру Стауница: - Мы пришли от Всеволода и имеем дело к Эдуарду по поводу продажи картины. На это Стауниц ответил, как было условлено: - Картина уже продана, но я вам могу предложить другое дело. Женщина была очень взволнована, мужчина тревожно озирался, оба едва стояли на ногах. Стауниц проводил их в приготовленную комнату. - Мы ждем вас давно и, признаться, беспокоились. Где вы задержались? - Шли через Псков. Заблудились. Решили, что пропали. Собирались подороже продать жизнь. Из-под платка на Стауница смотрели наглые, молодые глаза немолодой женщины. Она размотала платок, скинула резиновый плащ. Стауниц разглядел ее лицо и подумал: "Вероятно, хороша была в молодости". Мужчина, расстегнув шинель, упал на диван. - Гога... - укоризненно сказала женщина. - Как вас прикажете называть? - Я думаю, что вам можно назвать наши настоящие имена. У нас немецкие паспорта на имя Шульц, но зовут меня Мария, Мария Владиславовна Захарченко, а его Радкевич, Георгий Николаевич. - Хорошо. Здесь вы в безопасности. Располагайтесь. Вы, вероятно, очень устали? - Дело не в физической усталости. Откровенно говоря, мы решили, что погибли. Но мы знали, на что шли. - Повторяю, вы в полной безопасности. Ваши паспорта не годятся. Придется не выходить до тех пор, пока мы не приготовим вам документы. Потом ваша одежда: резиновый плащ, брезентовый балахон... Все это тоже не годится. Времена военного коммунизма прошли. Этим я займусь. Мы, Мария Владиславовна, подберем вам туалет к лицу... - Эдуард Оттович, я не искательница приключений. Я и Георгий прошли через две войны: мировую и гражданскую. То, что мы живы, это почти чудо. Ваша организация может нами располагать, как она найдет нужным. Я уполномочена генералом Кутеповым установить связь с "Трестом". Она смотрела в упор на Стауница - бледное лицо, судорожно сжатые губы и широко открытые, горящие глаза. "Психопатка", - подумал Стауниц и вынудил себя улыбнуться. - Что ж... Мы рады. В ближайшее время я могу устроить вам встречу с одним из наших руководителей. - Мы хотим действовать, а не разговаривать. - Чтобы действовать, надо знать обстановку. Дело не в том, чтобы жертвовать собой по пустякам. Этот... Бурхановский был с вами? - Нет. Но мы его видели в Ревеле. Где он? - Его уже нет. Вы поняли? Она кивнула и опустилась в кресло, сказав: - Мы сошли с поезда за двадцать верст до Москвы, на разъезде. Для безопасности. Нам говорили, что в Москве на вокзале проверяют документы. Добирались к сам чуть не десять часов. - Понимаю. Спокойной ночи. Стауниц закрыл дверь, чувствуя колючий взгляд женщины. Он не мог и подумать о том, какую роль она сыграет в его жизни. Тотчас о прибытии "племянников" позвонил Зубову. 34 Ночь прошла спокойно. Стауниц встретился днем с Зубовым и рассказал: - Утром, когда я постучался к "племянникам", услышал, как они отодвигают стол от двери. Оказывается - устроили баррикаду, револьверы лежали на столе. За чаем был длинный разговор. Дама известна в петербургских военных кругах. В германскую войну пошла добровольцем на фронт, заслужила Георгиевский крест и офицерский чин. Первый муж убит в гражданскую войну. Сама участвовала в этой войне, была в корпусе Кутепова. Сошлась с Георгием Радкевичем - штабс-капитаном. У Врангеля, в Крыму, он считался смелым разведчиком. После эвакуации Крыма были в Галлиполийском лагере. О Кутепове говорит восторженно. Она с ним в родстве - действительно племянница. О себе сказала, что отлично стреляет и ездит верхом, брала даже призы на состязаниях. Знал Кутепов, кого послать к нам ревизорами... Артузов и Старов поручили гостей Зубову. Якушев, как высокий руководитель "Треста", по возвращении должен был изредка снисходить к гостям, давать им инструкции, знакомить с программой и тактикой подпольной организации. Четыре дня "племянники" не выходили из квартиры Стауница, им объяснили, что для них изготовляются верные документы. Нужно было придумать занятие, которое целиком бы их захватило. Зубов (по поручению Старова) должен был явиться к гостям как чин для особых поручений при штабе "Треста". Стауниц ожидал его к одиннадцати утра и предупредил "племянников". Когда Зубов появился на пороге в длинной кавалерийской шинели, фуражке с красным околышем и звездочкой, Мария Владиславовна побледнела, хотя и знала об этом визите. - Разоблачайтесь, - сказал Зубову Стауниц. Тот, скинув в коридоре шинель, подтянув портупею, вошел в комнату и, щелкнув каблуками, поклонился Захарченко и Радкевичу. Захарченко уставилась на орден Красного Знамени на гимнастерке Зубова... - Так это вы и есть! - сказала она. - Знаете, если бы я вас в таком виде встретила на границе... - И она сделала вид, что прицеливается. - При всех обстоятельствах? - усмехаясь, спросил Зубов. - Не при этих, разумеется, - продолжала она, не сводя глаз с ордена. - Это у вас за какие подвиги? - За Южный фронт. - Ростов-на-Дону? - заинтересовался Радкевич. - Мелитополь. - Могли повстречаться, - добродушно сказал Радкевич. - Пуля в лоб - вот встреча с вашим братом, - злобно глядя в глаза Зубову, сказала Захарченко. - О, да вы сердитая... - рассмеялся Зубов. Стауниц сухо сказал: - Мария Владиславовна! Это член нашей организации. - В самом деле, Мария... - укоризненно пробормотал Радкевич. - Прошу прощения... Но вы должны понять наши чувства. И мне все-таки интересно, какие пути-дороги вас привели к нам... Вы из офицеров? - Из прапорщиков. - Выправка у вас не вполне гвардейская, но для прапорщика... - Будем считать, что знакомство состоялось, - вмешался Стауниц. - У Зубова есть поручение к вам, господа. - Так точно. Мне поручено передать вам, что свидание с главными руководителями, к сожалению, невозможно, поскольку они сейчас за границей. До беседы с ними решено не давать вам заданий. Отдыхайте. - Когда приблизительно может состояться свидание? - Через пять-шесть дней. Вот все, что имею вам сообщить. Зубов поклонился и вышел. Когда в передней хлопнула дверь, Захарченко сказала: - Все-таки мне было трудно видеть этого человека и знать, что он враг, хоть и бывший враг... - А мне понравился этот малый. Хамоват немного, но откуда им набраться лоска? - А у тебя, что ли, лоск?.. Все, что было, пропало! Мало ты валялся по грязным халупам? - Да, в свите его величества нам состоять не придется. - И Стауниц пригласил гостей ужинать. Тихая, хорошенькая женщина - жена Стауница - поставила на стол чайник, печенье и исчезла. - А мне любопытно знать, что могло толкнуть к нам этого молодца с орденом. Он кто? Командир полка? - В будущем комбриг. Что могло толкнуть? Да хоть бы то, что его отца расстреляли красные и что этот молодец рассчитывает у нас быть генералом. - Ого! Дай бог, чтобы мы его оставили взводным. - Прошу помнить, наш расчет на внутренние силы и на таких, как Зубов, тоже... - Это нам говорили в Париже, но что-то очень медлительны эти "внутренние силы"... - Мы многого не знаем, Мария, - примирительно заметил Радкевич. - А вот встретитесь с Федоровым - узнаете... И Стауниц дал понять, что разговор на эту тему окончен. 35 Отъезд Якушева и Потапова в Польшу состоялся 19 октября 1924 года. Они благополучно обновили "окно", устроенное на польской границе, и в тот же день прибыли в Варшаву. В конспиративной обстановке, в полумраке, Потапов и Якушев встретились с полковником Байером из 2-го отдела польского генерального штаба. Беседа касалась самых важных вопросов, при этом Потапов занимался чисто военными проблемами, а Якушев - международными. О монархическом перевороте в России говорилось как о чем-то давно решенном. От имени "Треста" Якушев и Потапов согласились признать независимость польского государства после переворота. Им дано было понять, что возможно возвращение к власти Пилсудского. Польская сторона обязалась не поддерживать Петлюру и Савинкова с его "Союзом защиты родины и свободы", не допускать массового возвращения белых эмигрантов в Россию и признать руководство "Треста" законным претендентом на власть. Обсуждался вопрос о диктатуре великого князя Николая Николаевича и о том, что будущее правительство будет состоять не из белых эмигрантов, а из лиц, находящихся на советской службе, знакомых с условиями, создавшимися при нэпе, и независимых от эмигрантских кругов. Во время переговоров Потапову приходила мысль, что он видит все это во сне или перед ним разыгрывается какая-то фантастическая пьеса, комедия. Все присутствующие казались действующими лицами этой комедии. Но обе "договаривающиеся" стороны были вполне серьезны. 30 октября состоялся обед, который дал руководителям "Треста" представитель генерального штаба Таликовский. На обеде вдруг выяснилось, что политическое соглашение между Монархической организацией центральной России и польским правительством во главе с Грабским в данное время нежелательно. Договор мог быть подписан только в случае войны с Советской Россией. 12 ноября продолжались переговоры с полковником Байером. Польский генштаб соглашался установить непрерывную связь через уже созданное "окно". С Потаповым обсуждались технические детали устройства нового "окна". Возник вопрос о лесных дачах, где должны были сосредоточиться отряды врангелевцев: поляк