и присутствие своего
Бога.
Вафф закрыл глаза и подождал, пока другие удалятся.
Машейхи! Как хорошо нам называть самих себя на своих
секретных совещаниях на языке исламиата, на котором ни один
тлейлаксанецне говорит во внешнем мире. Даже Лицевые Танцоры не
говорят на нем. Нигде в Вехте Яндольском, ни даже в самых
дальних пределах тлейлаксанского Ягиста, нет живого повинды,
который знает этот секрет.
"Ягист", -- подумал Вафф, поднимаясь со своей скамьи. --
Ягист, страна неуправляемых".
Ему показалось, что он ощущает, как документ вибрирует в его
руке. Этот Манифест Атридесов -- как раз то, что направит
повинды к их року.
x x x
Одни дни -- как меланж, другие как горькая грязь.
Ракианский афоризм.
На третий год своего пребывания у жрецов Ракиса девочка
Шиэна лежала, вытянувшись во весь рост, на вершине высокой
изгибающейся дюны. Она глядела на просторы, охваченные утром,
откуда доносился мощный звук, трущийся и погромыхивающий.
Призрачно серебряный свет подернул горизонт прозрачной льдистой
дымкой. Песок все еще был по-ночному холоден.
Она знала, что жрецы наблюдают за ней из безопасного убежища
-- окруженной водой башни -- приблизительно в двух километрах
за ее спиной, но это ее мало заботило. Дрожь песка требовала ее
полного внимания.
"Этот велик, -- подумала она. -- По меньшей мере --
семьдесят метров. Замечательно большой".
Серый стилсьют, мягко облегая, льнул к коже. На нем не было
ни одной залатанной потертости, какие были на той ветоши, что
она носила прежде, еще не попав под опеку жрецов. Она
испытывала благодарность за чудесный стилсьют и за плотный,
белый с пурпурным, плащ поверх него, но больше всего она
испытывала возбуждение от самого пребывания здесь. Нечто
торжественное и тревожное переполняло ее в подобные моменты.
Жрецы не понимали происходящего здесь. Она это знала. Они
трусы. Она поглядела через плечо на отдаленную башню и увидела,
как вспыхивает солнечный свет на линзах окуляров.
Не по годам развитая девочка, одиннадцати стандартных лет,
тонкая и смуглая, с солнечными стрелками в каштановых волосах.
Она зримо представляла, как все эти жрецы смотрят в
подглядывающие бинокли.
"Они видят, как я делаю то, чего они сами не осмеливаются.
Они видят меня на пути Шайтана. Я кажусь такой маленькой на
песке, а Шайтан -- таким огромным. Они уже могут его
разглядеть".
По скребущему звуку она понимала, что скоро увидит
гигантского червя. Шиэна не думала о приближавшемся чудовище
как Шаи-Хулуде, Боге песков, воспеваемом каждое утро жрецами в
знак почтения к жемчужинам сознания Лито II. спрятанным в
каждом из этих многорубчатых правителей пустыни. Она в основном
думала о червях, как "о тех, кто меня щадит" или как о Шайтане.
Они теперь принадлежали ей.
Эта была взаимосвязь, начавшаяся чуть более трех лет назад,
в месяц, на который приходился ее восьмой день рождения, месяц
игат по старому календарю. Ее деревенька -- бедное поселение
первопроходцев, возведенное далеко за пределами таких границ
безопасности, как кванаты и кольцевые каналы Кина. Только ров с
сырым песком ограждал такие поселения первопроходцев. Шайтан
избегал воды, но блуждающая песчаная форель быстро высасывала
любую влагу. Драгоценная влага, собранная в ловушки, должна
была пополняться. Ее деревушка была жалким скоплением хижин и
лачуг с двумя небольшими ветроловушками, которых хватало для
добывания питьевой воды, но лишь изредка способных производить
излишки, которые могли быть пожертвованы на создание преграды
от червя.
В то утро -- так похожее на это, ночной морозец все еще
пощипывал нос и легкие, горизонт затягивала призрачная дымка --
большинство деревенских детей разбрелось по пустыне в поисках
малых крох меланжа, оставляемых порой проходящим Шайтаном. Двух
больших Шайтанов в ту ночь слышали неподалеку. На меланж, даже
при современных упавших ценах" можно было купить достаточно
глазурованных кирпичей на третью ветроловушку.
Каждый ищущий ребенок выглядывал не только спайс, но и
приметы, которые могли бы навести на след одной из старых
крепостей -- съетчей прежних Свободных. От них сейчас
оставались только развалины, но каменная преграда намного лучше
защищала от Шайтана. И было известно, что в развалинах
некоторых съетчей можно отыскать запрятанные хранилища меланжа.
Каждый деревенский житель мечтал о таком открытии.
Шиэна в своем залатанном стилсьюте и тонком верхнем
облачении пошла в одиночку на северо-восток, к дальнему
кургану, дрожащее марево над которым подсказывало, что
прогретые солнцем ветерки возносят влажные испарения богатого
водой великого города Кина.
Искать кусочки меланжа в песке -- дело, в основном,
напряженно внимательного принюхивания. Это была форма
концентрации, которая оставляла лишь частичку сознания
восприимчивой к скребущему звуку песка, уведомляющему о
приближении Шайтана. Мускулы ног автоматически двигались
неритмично -- чтобы звук шагов сливался с естественными звуками
пустыни.
Сначала Шиэна не слышала воплей, так они совпадали по тону
со скребущим звуком мечущегося ветра, гонящего песок по
барханам, закрывавшим деревню от ее взгляда. Потихоньку этот
звук проник в ее сознание, а затем привлек полное внимание.
ВОПЛЬ МНОЖЕСТВА ГОЛОСОВ!
Шиэна отринула осторожную неритмичность передвижения по
пустыне. Двигаясь со всем проворством, на которое были способны
ее детские силы, она взобралась на бархан и поглядела в
направлении ужасающего звука. Она успела как раз вовремя, чтобы
увидеть то, что положило конец воплям.
С дальней стороны деревни ветер и песчаная форель проложили
в защитном барьере широкую брешь сухого песка. Шиэне видно было
пятно другого цвета. Дикий червь проник через это открывшееся
место. Он кружил внутри, вплотную к сырому кольцу. Гигантская
пасть, окутанная отблесками пламени, поглощала людей и хижины в
быстро сужавшемся круге.
Шиэна увидела, как последние уцелевшие цеплялись друг за
друга посреди уже освобожденного от грубых построек и
сокрушенных остатков ветряных ловушек пространства. Еще она
увидела, как некоторые пытались убежать в пустыню. Среди
отчаявшихся бегунов Шиэна узнала отца. Никто не спасся.
Огромная пасть поглотила всех, перед тем, как сравнять с
поверхностью пустыни остатки деревни.
Оставался лишь дымящийся песок, и НИЧЕГО больше от крохотной
деревушки, осмелившейся притязать на клочок земли в царстве
Шайтана. Место, где только что была деревушка, не сохранило ни
единого следа людского обитания -- став таким же, каким было до
прихода сюда людей.
Шиэна судорожно вдохнула, вдох через нос, чтобы сохранить
влагу тела, как это делал любой ребенок пустыни. Она обшарила
взглядом горизонт, ища других детей, но след Шайтана оставил
огромные петли и извилины всюду вокруг дальней стороны деревни.
Ни единого человека не встретилось ее взгляду. Она закричала
пронзительным криком, далеко разнесшимся в сухом воздухе. Никто
не откликнулся ей в ответ.
ОДНА.
Она словно в трансе пустилась по гребню дюны -- туда, где
прежде была деревня. Когда она подошла, в нос ей ударила волна
коричного запаха, доносимого ветром, до сих пор взметавшим пыль
по верхушкам дюн. И тогда она осознала, что произошло. Деревня,
к несчастью, была расположена прямо над местом предспайсового
выброса. Когда огромный запас в глубине песков созрел,
произошел меланжевый взрыв, и пришел Шайтан. Каждый ребенок
знал, что Шайтан не может устоять против спайсового выброса.
Шиэну стали наполнять ярость и дикое отчаяние. Не соображая,
что делает, она припустила с дюны к Шайтану, настигла червя
сзади, когда он выскальзывал через сухое место, отворившее ему
доступ в деревушку. Ни о чем не думая, она метнулась вдоль
хвоста червя, вскарабкалась на него и побежала по огромной
рубчатой спине. У бугра позади его пасти она скорчилась и
заколотила кулачками по неподдающейся поверхности.
Червь остановился.
Ее гнев внезапно сменился ужасом. Шиэна перестала молотить
по червю. Только теперь она осознала, что плачет. Ей овладело
ужасное чувство одиночества и беззащитности. Она не понимала,
как попала сюда, зная только, где находится, и это стиснуло ее
агонией страха.
Червь продолжал недвижимо покоиться на песке.
Шиэна не знала, что делать. В любой момент червь мог или
перевернуться и задавить ее, или зарыться в песок, оставив ее
на поверхности, чтобы проглотить на досуге.
По червю вдруг прошел резкий трепет -- по всей его длине, от
хвоста до того места, где позади его пасти находилась Шиэна.
Червь пришел в движение. Он описал широкую дугу и, набирая
скорость, устремился на северо-восток.
Шиэна наклонилась вперед и уцепилась за ведущую кромку
кольцевого рубца на спине червя. Она боялась, что в любую
минуту червь скользнет в глубь песка. Что ей тогда делать? Но
Шайтан не зарывался в песок. Протекали минута за минутой, а он
двигался через дюны все по тому же прямому пути, без всяких
отклонений. Шиэна потихоньку опять обрела способность
соображать. Она знала об этой езде. Жрецы Разделенного Бога
запрещали это, но и писаная и Устная истории говорили, что в
древности Свободные разъезжали таким способом на червях.
Свободные стояли во весь рост на спине Шайтана, опираясь на
тонкие шесты с крючьями на концах. Жрецы провозглашали, что это
делалось до того, как Лито II разделил свое святое самосознание
с богом пустыни. Теперь не дозволялось ничего, что могло бы
унизить разрозненные частички Лито II.
С изумлявшей ее скоростью, червь нес Шиэну по направлению к
подернутым туманом очертаниям Кина. Великий город представал
миражем на искаженном горизонте. Заношенное облачение Шиэны
хлестало по тонкой поверхности ее залатанного стилсьюта. Ее
пальцы ныли от боли, так сильно она стискивала ведущую кромку
гигантского кольца.
При сменах ветра ее овевало запахами корицы, жженого кремния
и озона, вырабатываемого внутренними топками червя.
Впереди нее Кин начал приобретать все более ясные очертания.
"Жрецы увидят меня и рассердятся", -- подумала она.
Она разглядела низкие кирпичные строения, отмечавшие первую
линию кванатов, и закрытый изогнутый желоб поверхностного
акведука позади них. Над этими строениями возвышались стены
идущих террасами садов и высокие профили гигантских
ветроловушек. Затем шел комплекс храма, окруженный своими
собственными водяными барьерами.
Дневной переход по открытому песку меньше, чем за час!
Ее родители и деревенские соседи много раз ходили в город
торговать и на праздники, но Шиэна лишь дважды их сопровождала.
Ей, в основном, запомнились танцы и случившееся после них
побоище. Размеры Кина наполняли ее благоговейным трепетом. Как
много зданий! Как много людей! Шайтан не может причинить вреда
подобному месту.
Но червь продвигался прямо вперед, словно мог перебраться
через кванат и акведук. Шиэна воззрилась на город, вздымавшийся
перед ней все выше и выше. Восхищение подавило ее ужас. Шайтан
не собирался останавливаться!
Червь резко остановился.
Внешние тубулярные отдушины кваната были не более, чем в
пятидесяти метрах от распахнутой пасти. Она ощутила жаркий
запах корицы от выхлопов червя, услышала глубокое рокотание
внутренних топок Шайтана.
Ей стало ясно, что путешествие наконец-то закончилось. Шиэна
медленно разжала пальцы, отпуская кольцо. Она встала, ожидая,
что в любой момент червь возобновит свое движение. Шайтан
оставался полностью недвижим. Осторожно она соскользнула со
своего насеста и спрыгнула на песок. Там она задержалась.
Сдвинется ли он теперь? У нее смутно брезжила мысль рвануться
со всех ног ко кванату, но червь ее привораживал. Скользя по
потревоженному песку, Шиэна зашла червю спереди и поглядела в
его устрашающую пасть. За обрамлением хрустальных зубов
перекатывались взад и вперед языки пламени. Иссушающие выдохи
червя обдавали ее своими запахами.
Сумасшествие первого броска с дюны на спину червя опять
охватило Шиэну.
-- Проклятие тебе. Шайтан! -- вскричала она, потрясая
кулачком перед ужасающей пастью. -- Что мы тебе только сделали?
Эти слова она слышала как-то от матери, произнесшей их,
когда был разрушен их трубный сад. Шиэна ни разу не
задумывалась ни откуда это имя -- Шайтан, -- ни над яростью
своей матери. Она была из беднейшего слоя, в самом низу
ракианской сословной пирамиды, и знала это. Люди верили сначала
в Шайтана, а затем уже в Шай-Хулуда. Черви -- это черви, и,
часто, что-то еще намного хуже. Не было справедливости в
открытой пустыне. Только опасность там таилась. Бедность и
страх перед жрецами могли заставить людей уходить в грозящие
смертельной опасностью дюны. Но даже тогда ими двигала гневная
настойчивость, некогда направлявшая Свободных.
На этот раз, однако. Шайтан победил.
Тут до сознания Шиэны дошло, что она стоит на смертоносной
тропе. Ее мысли не до конца еще утряслись, она осознавала
только, что совершила нечто сумасшедшее. Много позже, когда
учение Бене Джессерит отшлифовало ее самосознание, она поняла,
что тогда ее одолел ужас одиночества. Она хотела, чтобы Щайтан
воссоединил ее с погибшими родными.
Из-под червя донесся скрежещущий звук.
Шиэна сдержала вскрик.
Сперва медленно, потом быстрее, червь подался от нее на
несколько метров вспять. Затем он развернулся и, набирая
скорость, двинулся назад в пустыню по собственному следу -- по
вмятине, окаймленной насыпями с двух сторон. Скрежет его
движения с расстоянием становился все тише. До Шиэны донесся
другой звук. Она подняла взгляд к небу. Это было "твоктвок"
жреческого орнитоптера, кружащего над ней, отбрасывая на нее
свою тень. Летный аппарат поблескивал в утреннем солнце,
двигаясь вслед за червем вглубь пустыни.
Тогда Шиэну охватил более знакомый страх.
ЖРЕЦЫ!
Взгляд ее был прикован к орнитоптеру. Тот завис на
расстоянии, затем вернулся и плавно опустился на песок
неподалеку, на укатанную вмятину, оставшуюся от червя. До Шиэны
донесся запах смазочных масел и муторно едкого топлива. Словно
гигантское насекомое приземлилось на песке, готовясь броситься
на нее.
Распахнулся люк.
Шиэна расправила плечи, принимая все как есть. Очень хорошо
-- они ее поймали. Она знала, чего теперь ожидать. Бегством
ничего не выиграешь. Только жрецы пользуются топтерами. Они
могут добраться, куда угодно, и увидеть, что угодно.
Два жреца в богатых облачениях -- бело-золотых с пурпурными
каймами -- вылезли и побежали к ней через песок. Они рухнули на
колени перед Шиэной -- так близко, что она почувствовала запах
пота и мускусное благоухание меланжа, распространявшееся от их
одежд. Они были молоды, но, в остальном, очень похожи на всех
других виденных ей жрецов: мягкие очертания лиц, руки без
мозолей, беззаботное расточительство влаги тела. Ни на одном из
них под облачением не было стилсьюта.
Жрец слева от нее, глаза на уровне глаз Шиэны, заговорил:
-- Дитя Шаи-Хулуда, мы видели, как Твой Отец привез тебя из
Своих мест.
Эти слова не представляли для Шиэны никакого смысла. Жрецы
-- это люди, которых надо опасаться. Ее родители и все
взрослые, которых она когда-либо знала, накрепко заложили это в
нее и словами, и поступками. Жрецы обладают орнитоптерами.
Жрецы могут скормить тебя Шайтану за малейшую провинность и без
всякой провинности, просто по своей жреческой прихоти. Ее народ
знал тому много примеров.
Шиэна попятилась от коленопреклоненных мужчин и метнула
взгляд вокруг. Куда ей бежать?
Тот, что заговорил, умоляюще поднял руку.
-- Оставайся с нами.
-- Вы плохие! -- голос Шиэны надламывался от переживаний.
Оба жреца распростерлись на песке.
Далеко вдали на городских башнях вспыхнули на подзорных
линзах блики солнечного света. Шиэна их увидела -- и поняла,
что это такое. В городах жрецы всегда наблюдают за тобой. Когда
ты видишь вспышку подзорных линз, это сигнал быть незаметным,
"быть хорошим".
Шиэна стиснула руки, чтобы унять их дрожь. Она поглядела
налево и направо, затем на простертых жрецов. Что-то здесь не
так.
Оба жреца, уткнувшись головами в песок, содрогались от
страха и ждали. Никто из них не заговаривал.
Шиэна не знала, как реагировать. Обвал нежданных событий не
мог быть переварен ее восьмилетним умом. Она знала, что ее
родители и все соседи взяты Шайтаном. Она видела это
собственными глазами. И Шайтан привез ее сюда, отказавшись
поглотить в свой ужасный пламень. Он ее пощадил.
Это было слово, которое она понимала. ЕЕ ПОЩАДИЛИ. Ей это
объяснили, когда она заучивала ритуальную песню.
"Пощади, Шаи-Хулуд, отведи Шайтана..."
Медленно, не желая волновать распростертых жрецов, Шиэна
начала шаркающие неритмичные движения танца. Памятная музыка
стала нарастать у нее внутри, широким взмахом она раскинула
руки. Ноги ее высоко поднимались в величавых движениях. Тело
крутилось -- сперва медленно, а потом все быстрее, по мере
возрастания танцевального экстаза. Ее длинные каштановые волосы
хлестали ей по лицу.
Оба жрецы осмелились приподнять головы. Это странное дитя
исполняет танец! Они узнали эти движения: ТАНЕЦ УМИРОТВОРЕНИЯ.
Она просила Шаи-Хулуда пощадить его народ. Она просила Бога
простить ИХ!
Они, повернув головы, поглядели друг на друга, одновременным
движением поднялись на колени. Затем стали хлопать в ладоши:
освященный временем ритуал, попытка отвлечь танцора. Их ладони
ритмически хлопали, они напевно скандировали древние слова:
Наши отцы ели манны в пустыне.
В жгучих песках приходящего вихря!
Внимание жрецов отрешилось от всего, кроме этой девочки. Они
видели худышку, с жилистыми мускулами, стойкими руками и
ногами. Роба и стилсьют заношены и залатаны, как у самых
бедных. Скулы высоки и отбрасывают тень на оливковую кожу.
Карие глаза, отметили они, рыжеватые солнечные стрелки в
волосах. В ее лице -- поджарость экономящих воду -- узкие нос и
подбородок, широкий лоб, широкий тонкий рот, длинная шея. Она
так похожа на портреты Свободных в святая святых Дар-эс-Балата.
Разумеется! Дитя Шаи-Хулуда именно так и должно выглядеть.
И танцевала она хорошо. Даже слабейшего повтора ритма нельзя
было углядеть в ее танце. Ритм был, но он был восхитительно
растянут -- по меньшей мере, сотня движений перед каждым
повтором. Она держала его, а солнце поднималось все выше и
выше. Был уже почти полдень, когда она, изможденная, рухнула на
песок.
Жрецы встали и поглядели в пустыню, куда ушел Шаи-Хулуд.
Притаптывание ее танца не призвало ЕГО назад. Они прощены.
Вот как началась новая жизнь Шиэны.
В своих покоях старшие жрецы громко много дней дебатировали
о Шиэне -- и, наконец, предоставили свои обсуждения и доклады
Верховному Жрецу Туеку. Собрание состоялось в полдень. В Зале
Малых Собраний присутствовали Туек и шесть высших советников. С
фрески на них благосклонно взирал Лито II, человеческое лицо на
огромном теле червя.
Туек уселся на каменную скамью, перевезенную из Ветроломного
съетча. Считалось, что некогда сам Муад Диб сидел на этой
скамье. А одну из ее ножек до сих пор украшала резьба с
изображением ястреба Атридесов. Советники расселись напротив
него на скамеечках посовременней и поменьше.
Верховный Жрец был величественной фигурой -- шелковистые
седые волосы, гладко зачесанные и ниспадающие до плеч,
подходящее обрамление для лица с широким полным ртом и тяжелым
подбородком. Глаза Туека сохраняли естественную белизну белков,
окружавших темно-синие зрачки. Кустистые взъерошенные седые
брови нависали над глазами.
Состав Совета был весьма пестр. Отпрыски старых жреческих
фамилий, каждый носит в своем сердце веру, что дела бы шли
намного лучше, если бы на скамье Туека сидел ОН.
Костлявый, с крысиным личиком. Старое взял на себя роль
голоса оппозиции.
-- Она -- всего лишь бедная сирота пустыни. И она ехала на
Шаи-Хулуде. Это запрещено, и за это предписано наказание.
Другие немедленно заговорили.
-- Нет! Нет, Старое. Ты неправильно подходишь! Она не стояла
на спине Шаи-Хулуда, как это делали Свободные. У нее не было ни
крючьев Созидателя, ни...
Старое старался их перекричать. Туек увидел, что они зашли в
тупик: трое на трое, и Умпфруд, толстый жизнелюб, сторонник
"осмотрительного решения".
-- У нее не было никакого способа управлять Шаи-Хулудом, --
доказывал Умпфруд. -- Мы все видели, как она безбоязненно
слезла с него на песок и заговорила с ним.
Да, они все это видели. Либо непосредственно в тот самый
момент, либо на голографической записи, сделанной
сообразительным наблюдателем. Сирота или нет, но она стояла
перед Шаи-Хулудом и говорила с Ним. И Шаи-Хулуд ее не поглотил.
Нет, разумеется. Червь Бога попятился по приказанию этой
девочки и вернулся в пустыню.
-- Мы ее испытаем, -- сказал Туек.
Рано утром на следующий день, управляемые жрецами
орнитоптеры, привезшие ее из пустыни, увезли Шиэну далеко за
пределы видимости населения Кина.
Жрецы высадили ее на вершине дюны, установили на песке
тщательно воспроизведенную копию тампера Свободных. Когда
отомкнули держатель тампера, тяжелый стук побежал через пустыню
-- древний призыв Шаи-Хулуда. Жрецы убежали к топтеру и
наблюдали сверху, а пришедшая в ужас Шиэна -- сбылись ее худшие
страхи -- стояла в одиночестве приблизительно в двадцати метрах
от тампера.
Пришли два червя. Они были не самыми большими из всех,
которых доводилось видеть жрецам, не более двадцати метров в
длину. Один из них проглотил тампер, итог замолчал. Вместе они
закружили на параллельных курсах и остановились не далее шести
метров от Шиэны.
Она стояла, покорясь судьбе. Кулаки сжаты, руки опущены. Так
всегда поступают жрецы: скармливают тебя Шайтану.
Жрецы зачарованно наблюдали из своего низко парящего
топтера. Их линзы транслировали зрелище для так же зачарованных
наблюдателей в покоях Верховного Жреца в Кине. Все они и прежде
видели подобные события. Это было стандартное наказание,
подручный способ устранять мешающих из подвластного жречеству
населения или открыть дорогу для приобретения новой наложницы.
Никогда прежде, однако, они не видели, чтобы жертвой
оказывалась девочка-сирота. И какая девочка!
После первой остановки черви бога медленно поползли вперед.
Затем, оказавшись приблизительно в трех метрах от Шиэны, они
опять словно оцепенели.
Покорная судьбе, Шиэна не побежала. Скоро, думала она, я
увижусь с родителями и друзьями. Но, поскольку черви оставались
недвижимыми, ее ужас сменился гневом. Плохие жрецы оставили ее
здесь! Она слышала их топтер над головой. Горячий запах спайса
от червей наполнял воздух вокруг нее. Она резко подняла правую
руку и указала на топтер.
-- Подходите, съешьте меня. Вот чего они хотят!
Жрецам над ее головой не было слышно слов, но жесты им были
видны -- она разговаривает с двумя Червями Господа. Палец,
указующий вверх, на них, не сулил ничего хорошего.
Черви не сдвинулись.
Шиэна опустила руку.
-- Вы убили мою мать, моего отца и всех моих друзей! --
обвинила она. Шагнув вперед, она погрозила им кулаком.
Черви подались назад, сохраняя прежнее расстояние.
-- Если вы меня не хотите, убирайтесь, откуда пришли! -- она
махнула им рукой, указывая в сторону пустыни.
Они послушно попятились еще дальше и одновременно
развернулись.
Жрецы в топтере следили за ними, пока они опять не исчезли в
песке, более чем в километре от места встречи с Шиэной. Только
тоща жрецы вернулись, полные страха и трепета. Они подобрали
дитя Шаи-Хулуда из песка и вернулись с ней в Кин.
К ночи посольство Бене Джессерит в Кине получило полный
доклад. На следующее утро новость уже находилась в пути на Дом
Соборов.
Наконец-то произошло!
x x x
Беда с некоторыми, видами военных действий (и, будьте
уверены. Тиран это знал, потому что это явно подразумевается в
данном им уроке), они разрушают всякую моральную порядочность в
нестойких личностях. Войны такого типа вываливают морально
разрушенных уцелевших в невинное население, которое даже
представить себе не способно, на что горазда такая вернувшаяся
солдатня"
Учение Золотой Тропы, Архивы Бене Джессерит
Одно из ранних воспоминаний Майлза Тега -- он сидит за
обедом со своими родителями и младшим братом Сабитом. Тегу было
тогда только семь лет, но память его все сохранила неизгладимо:
столовая на Лернаусе, яркие пятна свежесрезанных цветов, низкий
свет желтого солнца, просеянный сквозь древние жалюзи.
Ярко-голубая посуда и поблескивающее серебро украшают стол.
Послушницы стоят наготове, потому что его мать всегда может
быть вызвана со специальным заданием, но нельзя оставить на это
время сына без наставницы Бене Джессерит, что, обычно,
исполняла она сама. Жанет Роксборо-Тег, ширококостая женщина,
настоящая гранд-дама, со своего конца стола зорко следит, чтобы
не было ни малейшего нарушения в правилах подачи обеда. Лоше
Тег, отец Майлза, всегда взирает на это с легкой веселой
иронией. Он -- худой человек с высоким лбом, лицо такое узкое,
что темные глаза как будто бы выпячиваются в стороны. Его
черные волосы -- полный контраст с белокурыми волосами жены.
Над приглушенными звуками за столом и густым запахом
сдобренного спайсом супа из эду, мать Тега наставляет отца, как
вести дела с назойливым Свободным Торговцем.
Когда она произносит "Тлейлакс", то сразу привлекает полное
внимание Майлза. В своих занятиях он как раз дошел до
Тлейлакса.
Даже Сабит, которого много лет спустя отправят на Ромо,
слушает, стараясь сколько возможно понять своим четырехлетним
умишком. Сабит преклоняется перед братом, как перед героем.
Все, что привлекает внимание Майлза, интересно и Сабиту. Оба
мальчика безмолвно слушают.
-- Этот человек -- прикрытие Тлейлакса, -- говорит Жанет. --
Я слышу это по голосу.
-- Я не сомневаюсь в твоих способностях определять такие
вещи, моя дорогая, -- отвечает ей Лоши Тег. -- Но что мне
делать? У него надлежащие кредитные доверенности, и он желает
приобрести...
-- Заказ на рис в данный момент неважен. Никогда не
воображай, будто то, что Лицевой Танцор, якобы, хочет
приобрести, на самом деле то, что ему нужно.
-- Я уверен, он не Лицевой Танцор. Он...
-- Лоше! Я знаю, мое руководство не прошло даром, и ты
можешь определить Лицевого Танцора. Я согласна, Свободный
Торговец не из них. Лицевые Танцоры находятся у него на
корабле. Они знают, что я здесь.
-- Тогда они знают, что не могут тебя одурачить. Да, но...
-- Тлейлаксанская стратегия всегда вплетена в паутину
стратегий, каждая из которых могла бы быть подлинной
стратегией. Они научились этому от нас.
-- Моя дорогая, если мы имеем дело с тлейлаксанцами, а я ни
капли не сомневаюсь в твоих суждениях, то отсюда напрямую
возникает вопрос меланжа.
Леди Жанет мягко кивает головой. Разумеется! Даже Майлз
знает о прямой связи Тлейлакса со спайсом. Это одна из причин,
что привораживает его внимание к Тлейлаксу. На каждый
миллиграмм меланжа, добываемый на Ракисе, чаны Бене Тлейлакса
производят полновесные тонны. Потребление меланжа возросло
соответственно новым возможностям поставок, и даже Космический
Союз склонил колени перед этой силой.
-- Но рис... -- осмеливается заметить Лоше Тег.
-- Мой дорогой муж, Бене Тлейлакс не испытывает
необходимости в таком количестве риса понджи в нашем секторе.
Он нужен им для перепродажи. Мы должны выяснить, кто на самом
деле нуждается в рисе.
-- Ты хочешь, чтобы я потянул время, -- говорит он.
-- Именно. Это нам и требуется, и ты в этом неподражаем. Не
давай этому Свободному Торговцу ни "да" ни "нет". Если он
подготовлен Лицевыми Танцорами, то как должное воспримет твои
уловки.
-- Мы выманим Лицевых Танцоров из корабля, в то время как ты
начнешь повсюду наводить справки.
Леди Жанет улыбается.
-- Ты чудесен, когда ты одним махом опережаешь мои мысли.
Они обмениваются понимающими взглядами.
-- В этом секторе ему не найти другого поставщика, --
говорит Лоше Тег.
-- Он никак не захочет доводить до ненужного конфликта и
будет избегать этого, -- говорит леди Жанет, похлопывая по
столу. -- Оттягивай, оттягивай и еще раз оттягивай время. Ты
должен вытащить Лицевых Танцоров из корабля.
-- Они поймут, конечно.
-- Да, мой дорогой, и это опасно. Ты должен всегда
встречаться с ними на нашей земле, и чтоб охрана была рядом.
Майлз Тег припоминает, что отец, разумеется, вытащил Лицевых
Танцоров из корабля. Мать взяла Майлза в досмотровый зал,
откуда он видел помещение с медными стенами, где его отец
правил ходом сделки, на которую были высочайшие рекомендации
КХОАМа и щедрый кредит.
Это были первые Лицевые Танцоры, которых увидел в своей
жизни Майлз Теп два небольших человечка, похожие, словно
близнецы. Почти без подбородков, круглые лица, вздернутые носы,
крохотные ротики, глаза, как черные кнопочки, коротко стриженые
белые волосы торчат на головах, как щетина на щетке. Одеты эти
двое точно так же, как и Свободный Торговец -- в черные туники
и брюки.
-- Иллюзия, Майлз, -- сказала его мать. -- Иллюзия -- вот их
путь. Напустить тумана ради достижения настоящих целей -- вот
как действуют тлейлаксанцы.
-- Как фокусник в зимнем шоу? -- спросил Майлз, его взгляд
был прикован к экрану наблюдения, к этим крошечным фигуркам.
-- Очень-очень похоже, -- согласилась его мать. Произнося
это, она тоже смотрела на экран, но одной рукой оберегающе
обняла плечи сына.
-- Ты глядишь на зло, Майлз. Внимательно в него вглядись.
Эти лица, которые ты видишь, могут измениться в долю секунды.
Лицевые Танцоры могут стать выше, увесистее. Они могут
воспроизвести твоего отца так, что только я распознаю подмену.
Рот Майлза Тега изобразил бессловесное "О". Он уставился на
экран, слушая объяснения отца, что цена КХОАМа на рис понджи
опять тревожаще подскочила.
-- И самое ужасное из всего, -- продолжала мать, -- что
некоторые из новых Лицевых Танцоров могут через прикосновения к
плоти жертвы впитывать некоторые из ее воспоминаний.
-- Они читают умы? -- Майлз взглянул на мать.
-- Не совсем. Мы полагаем, они снимают отпечаток
воспоминаний. Почти как процесс голофотографии. Они еще не
знают, что нам это известно.
Майлз понял. Он ни с кем больше не будет об этом говорить
даже с отцом или с матерью -- мать научила его секретности Бене
Джессерит. Тег внимательно приглядывается к фигурам на экране.
На слова отца Лицевые Танцоры не проявили никакой реакции,
но глаза их, похоже, поблескивают чуть ярче.
-- А как они стали таким злом? -- спросил Майлз.
-- Они -- коллективные существа, выведенные только принимать
любую форму или лицо. Принятая ими сейчас внешность -- мне на
руку. Они знают, что я за ними сейчас наблюдаю. Они
расслабились и приняли свою естественную коллективную форму.
Как следует это запомни.
Майлз наклоняет голову набок и внимательно изучает Лицевых
Танцоров. Они выглядят такими бледными и безобидными.
-- У них нет чувства собственного "я", -- объясняет его
мать. -- У них есть только инстинкт сохранения собственной
жизни, кончающийся там, где начинается приказ умереть за
хозяев.
-- И они выполняют этот приказ?
-- Множество раз его выполняли.
-- Кто их хозяева?
-- Люди, которые редко покидают планеты Бене Тлейлакса.
-- У них есть дети?
-- У Лицевых Танцоров -- нет. Они мулы, стерильны. Но их
хозяева могут размножаться. Мы заполучили нескольких из них, но
потомство от них странное. Рождается очень мало девочек, и мы
даже не можем проверить их Иные Памяти.
Майлз нахмурился. Он знал, что его мать Бене Джессерит. Он
знал, что сами Преподобные Матери -- чудесные хранилища Иных
Памятей, проходящих через все тысячелетия Ордена. Он даже
кое-что знал об их Программе выведения: Преподобные Матери
выбирают определенных мужчин для заведения от них потомства.
-- А каковы они, тлейлаксанские женщины? -- спросил Майлз.
Это был умный вопрос, наполнивший леди Жанет гордостью. Да,
ее сын -- почти наверняка потенциальный ментат. Разрешающие
Скрещивание правильно оценили генетический потенциал Лоше Тега.
-- Никто, кроме них самих, никогда не говорил, что видел
тлейлаксанку, -- ответила леди Жанет.
-- Они существуют, или все тлейлаксанцы попросту из чанов?
-- Они существуют.
-- А есть среди из Лицевых Танцоров женщины?
-- Они могут становиться и мужчинами, и женщинами, по
собственному выбору. Внимательно за ними наблюдай. Они знают,
что делает твой отец, и это их злит.
-- Они попробуют причинить вред моему отцу?
-- Не осмелятся. Мы приняли меры предосторожности, и они это
знают. Видишь, как один из них, слева, работает челюстями. Это
один из признаков злобы.
-- Ты сказала, что они коллективные существа.
-- Как общественные насекомые, Майлз. У них нет понятия
собственного "я", поэтому они заходят далеко за пределы морали.
Нельзя доверять ничему из того, что они говорят и делают.
Майлз содрогнулся.
-- Нам никогда не удавалось определить их этический код, --
проговорила леди Жанет. -- Это механизированная плоть. Без
собственного "я", им нечем дорожить, не в чем сомневаться. Они
предназначены только для того, чтобы повиноваться своим
хозяевам.
-- Им велели направиться сюда и купить рис.
-- Им приказано достать его, а другого места, где это можно
сделать в этом секторе, нет.
-- Они должны купить его у отца?
-- Это их единственный источник. Как раз сейчас, сын, они
платят меланжем. Видишь?
Майлз увидел, как переходит из рук в руки высокая стопка
оранжево-коричневых фишек спайса, которую один из Лицевых
Танцоров извлек из чемоданчика.
-- Цена много-много выше той, чем они ожидали, -- сказала
леди Жанет. -- Они оставят след, по которому будет легко
пройти.
-- Почему?
-- Кто-то обанкротится, совершив такую покупку. Мы думаем,
что узнаем, кто покупатель. Кто бы он ни был, мы выясним. И
тогда поймем, чем же здесь на самом деле торговали.
Затем леди Жанет указала на некоторые мелочи, выдающие
тренированным глазам и ушам Лицевого Танцора. Это были тонкие
приметы. Майлз схватывал их на лету. Мать сказала ему, что,
думает, он мог бы стать ментатом... возможно, даже чем-то
большим.
Незадолго до его тринадцатого дня рождения Майлза Тега
отослали в высшую школу Бене Джессерит, в Оплот Лампадас, где
подтвердилась оценка, данная ему матерью. Ей вернулась
весточка:
"Ты дала нам того воина-ментата, на которого мы надеялись".
Тег узнал об этой записке только разбирая архив своей
матери, после ее смерти. Слова, начертанные на листочке
ридуланского хрусталя с оттиском Дома Соборов под ними,
наполнили его странным чувством перемещения во времени.
Внезапно его память унеслась назад на Лампадас, где любовь и
благоговение, которые он испытывал к своей матери, были ловко
переключены на собственно Орден -- как предварительно и
планировалось. Он стал понимать это во время своей дальнейшей
подготовки на ментата, но и понимание мало что изменило. А то,
что изменилось -- лишь еще крепче привязало его к Бене
Джессерит. Это подтверждало, что Орден должен быть одним из
источников его силы. Он уже знал, что Орден Бене Джессерит --
одна из самых могущественных сил в мироздании: как минимум,
равен Космическому Союзу, выше Совета Рыбословш,
унаследовавшего ядро старой Империи Атридесов, неизмеримо выше
КХОАМа и уравновешиваемый каким-то образом фабрикаторами Икса и
Бене Тлейлаксом. Малый показатель далеко простирающейся власти
Ордена можно было увидеть в том, что он сохранял эту власть,
несмотря на меланж тлейлаксанских чанов, нарушивший ракианскую
монополию на спайс -- точно так же, как навигационные механизмы
икшианцев покончили с монополией Космического Союза на
межпланетные путешествия.
К тому времени Майлз Тег уже хорошо знал историю. Навигаторы
Союза больше не были единственными, способными направлять
корабли через подпространства -- только сейчас в этой галактике
-- и уже в отдаленной, не успеешь и глазом моргнуть.
Школьные наставницы почти ничего от него не утаивали. Они
ему и поведали впервые об его атридесовском происхождении. Это
пришлось открыть ему, чтобы объяснить, почему его подвергают
определенным тестам. Они явно испытывали его на дар
ясновидения. Способен ли он, подобно навигатору Союза,
опознавать смертоносные препятствия? Он провалился. Затем они
проверили, не воспринимает ли он не-помещения и не-корабли. Он
был так же слеп к этим устройствам, как и остальное
человечество. Для этого теста они испытывали его увеличенными
дозами спайса, и он почувствовал пробуждение ИСТИННОГО "Я".
-- Ум в своем начале, -- вот как обучающая Сестра назвала
это, когда он попросил объяснения своего странного чувства.
Некоторое время, пока он глядел новым видением, мироздание
представлялось волшебным. Сознание стало кругом, затем шаром.
Условные формы стали быстро преходящи. Он без предупреждения
впадал в транс, пока Сестры не научили его это контролировать.
Они дали ему прочитать о святых и мистиках и заставили от руки
начертать круг -- любой рукой, следуя линии своего сознания.
К концу того семестра его сознание вернулось в нормальное
русло к общепринятым обозначениям вещей, но память о волшебстве
никогда его не покидала. Эта память была для него источником
силы в самые тяжелые моменты.
Приняв новое назначение и став чем-то вроде дядьки и
воинского наставника гхолы, Тег все чаще стал ощущать в себе
эту волшебную память. Это оказалось особенно полезным при
первом контакте со Шванги в Оплоте Гамму. Они встретились в
кабинете Преподобной Матери со стенами сияющего металла и
многочисленными приборами, несущими, по большей части, явный
отпечаток Икса. Даже стул, на котором она сидела (в свете
утреннего солнца, льющегося в окно позади нее, лицо было
трудноразличимым), был одной из икшианских
самоприспосабливающихся -- "песьих" -- форм. Он вынужден был
сесть в песье кресло, хотя понимал, что она должна знать, до
какой степени он не любит такое унизительное использование
любых форм жизни.
-- Ты выбран, потому что действительно похож на старого
дядьку-воспитателя, -- сказала Шванги. Яркое солнце короной
сияло вокруг ее укрытой капюшоном головы. УМЫШЛЕННО! -- Твоя
мудрость завоюет любовь и уважение ребенка.
-- У меня нет способа стать для него похожим на отца.
-- Если верить Таразе, ты имеешь именно те характеристики,
которые ей требуются. Я знаю, сколь ценное для нас стоит за
каждым из твоих славных шрамов.
Это только подтвердило его предыдущий вывод ментата: "Они
спланировали это заранее. Для этого они и скрещивали. Я сам был
выведен для этого. Я -- часть их большого плана". Но произнес
он лишь:
-- Тараза ожидает, что это дитя станет доблестным воином,
когда вернется к своему исходному "я".
Шванги просто глядела на него секунду, затем сказала:
-- Ты не должен отвечать на любой его вопрос о гхолах, если
он вдруг затронет эту тему. Даже словом этим не пользуйся, пока
я тебе не разрешу. Мы поставим тебе все данные гхолы, которые
потребуются для исполнения долга.
Холодно взвешивая слова, чтобы резче их подчеркнуть, Тег
ответил:
-- Может быть, Преподобная Мать не осведомлена, что я хорошо
искушен в науке тлейлаксанских гхол. Я встречался с
тлейлаксанцами в битве.
-- По-твоему, ты знаешь достаточно о серии Айдахо?
-- Айдахо имеют репутацию великолепных военных стратегов, --
сказал Тег.
-- Тогда, может быть, великий башар не ознакомлен с другими
характеристиками нашего гхолы.
В ее голосе, без сомнения, слышалась насмешка. И вдобавок
еще ревность и плохо скрываемый огромный гнев. Мать Тега
научила его способам читать скрытое под ее собственными
личинами -- запретной науке, которую он всегда ск