Дэвид Эддингс. Владычица магии
---------------------------------------------------------------
ЛЕТОПИСИ БЕЛГАРИАДА II
СОЗДАТЕЛИ ЧУДА
КНИГА ВТОРАЯ
Origin: ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru Ё http://www.bestlibrary.ru
---------------------------------------------------------------
ПРОЛОГ
"Рассказ о борьбе королевств Запада против предательского вторжения и
злых сил Кол-Торака".
Из истории о битве при Во Мимбре
В те далекие времена, когда мир был еще молод, злобный Бог Торак,
похитив Око Олдура, скрылся, решив захватить верховную власть. Но Око
помешало свершению коварных замыслов и заклеймило похитителя огненным
тавром, изуродовав его на веки вечные. Однако Торак по-прежнему не решался
расстаться с тем, что наказало его, ибо ценил Око превыше всего на свете.
Тогда Белгарат, чародей и ученик Бога Олдура, повел на поиски короля
олорнов с тремя сыновьями; смельчаки забрали Око из железной башни Торака.
Одноглазый Бог попытался их преследовать, но ярость Ока ужаснула его и
прогнала прочь.
Белгарат повелел Чиреку и его сыновьям стать королями четырех великих
королевств, с тем чтобы вечно охранять землю; чародей предсказал, что, пока
Око находится у потомков Райве, Запад будет в безопасности.
Шли века. О Тораке больше не слышали, но весной 4865 года в Драснию
вторглись орды недраков, таллов и мергов. И среди этого огромного лагеря
энгараков был воздвигнут высокий железный шатер Кол-Торака - Короля-Бога.
Разорялись и сжигались города и деревни, ибо Кол-Торак пришел не
покорять, а уничтожать.
Чудом оставшихся в живых людей волокли к жрецам-гролимам, скрывавшим
лица под стальными масками, а те приносили их в жертву, исполняя несказанно
жестокие ритуалы энгараков.
Почти никто не уцелел, кроме тех, кому удалось бежать в Олгарию или
переправиться через реку Олдур на военных судах чиреков.
Опустошив Драснию, энгараки вторглись в Южную Олгарию. Но там не было
городов. Кочевые Олгарские племена отступали, скрывались, а потом неожиданно
нападали из засад, мстя поработителям.
Старая столица Олгарских королей - Стронгхолд стояла на насыпанном
людьми холме и была окружена каменными стенами толщиной тридцать футов.
Напрасно шли на штурм войска энгараков, пытаясь захватить крепость, и
наконец осадили ее, расположившись вокруг лагерем. Восемь бесплодных лет
длилась эта осада, но за это время Запад успел собрать силы и подготовиться
к войне. Все военачальники собрались в имперской военной академии в Тол
Хонете и выработали план совместных действий. Забыты были все родовые
распри, и Бренда, Хранителя трона райвенов, назначили главнокомандующим.
Многим показались странными выбранные им советники: старый, но еще бодрый
человек, утверждавший, что хорошо знаком с энгаракскими королевствами, и
необыкновенно красивая женщина с седой прядью на лбу и повелительными
манерами. Только к ним прислушивался Бренд, только им оказывал знаки
почтительного уважения.
Поздней весной 4875 года Кол-Торак снял осаду и повернул на Запад к
морю, преследуемый по пятам Олгарскими кочевниками. Живущие в горах алгосы
выходили по ночам из своих пещер и безжалостно расправлялись со спящими
энгараками. Но все же силы Кол-Торака по-прежнему оставались бесчисленными.
Перегруппировав войска, враг направился по долине реки Аренд к городу Во
Мимбр, уничтожая все на своем пути, и уже в начале зимы энгараки
приготовились напасть на город. На третий день битвы все услыхали, как рог
протрубил трижды. Ворота Во Мимбра открылись, и мимбратские рыцари ринулись
на орды энгараков, топча подкованными железом копытами коней, живых и
мертвых. Слева наступали Олгарская кавалерия, драснийские копьеносцы и
алгосские ополченцы с закрытыми лицами, справа - чирекские берсерки и
толнедрийские легионы.
Кол-Торак, атакованный с трех сторон, пытался ввести в бой резервы, но
тут в тылу врага появились одетые в серое райвены, сендары и астурийские
лучники.
Энгараки как подкошенные валились на землю, подобно колосьям пшеницы
под серпом жнеца, и в панике метались по полю.
Тогда Отступник, чародей Зидар, поспешил в черный железный шатер, из
которого не успел еще выйти Кол-Торак, и сказал он Проклятому:
- О господин, враги твои окружили тебя, и силы их многочисленны. Даже
серые райвены осмелились прийти и бросить тебе вызов.
Вскочил в гневе Кол-Торак и объявил:
- Я выйду из шатра, чтобы самозваные хранители Крэг Яски,
драгоценности, принадлежавшей мне, увидели лицо мое и ужаснулись Пошли сюда
моих королей!
- О повелитель, - взмолился Зидар, - королей твоих больше нет: земной
путь их завершен - все пали в сражении, а с ними и великое множество
жрецов-гролимов.
Ярость Кол-Торака при этих словах только усилилась; огонь вырвался из
правого глаза и даже из того ока, которого не существовало. И приказал
Король-Бог слугам привязать щит к обрубку левой руки, а в правую взял черный
меч, вселяющий ужас в души, и вышел из шатра.
И тут из гущи райвенских воинов раздался голос:
- Во имя Белара я бросаю тебе вызов, Торак. Именем Олдура предлагаю
встретиться в честном бою. Да прекратится кровопролитие, и пусть исход битвы
решится в поединке. Это говорю я, Бренд, Хранитель трона райвенских королей.
Сразись со мной или убери своих зловонных псов и никогда больше не
переступай границ западных королевств!
Вышел тут вперед Кол-Торак и закричал:
- Кто из жалких смертных осмелился выступить против Властителя мира?
Берегись! Я - Торак, Король королей и Повелитель над повелителями!
Всякий назойливый райвен будет безжалостно уничтожен, враги мои погибнут, а
Крэг Яска снова возвратится ко мне!
Навстречу ему выступил Бренд с громадным мечом и щитом, закрытым куском
ткани. Рядом вышагивал мохнатый волк; над головой воина парила белоснежная
сова.
- Я - Бренд, - провозгласил он, - и разделаюсь с тобой, мерзкий урод
Торак.
Увидев волка, Торак воскликнул:
- Берегись, Белгарат! Беги, пока можешь, спасай свою жалкую жизнь.
И обратился к сове:
- А ты, Полгара, оставь отца твоего и поклонись мне! Я женюсь на тебе и
сделаю Повелительницей мира Но в ответном вое волка слышался вызов, а в
крике совы - презрение и насмешка.
И поднял Торак меч и ударил по щиту Бренда. Долго сражались они, нанося
друг другу страшные удары. Ярость Торака все росла, и меч его все чаще
сталкивался со щитом Бренда, пока наконец Хранитель не упал на землю под
натиском Проклятого. И тут волк вновь завыл, а сова ему вторила, и к Бренду
возвратились утраченные силы.
Тогда Хранитель трона райвенов одним движением сорвал со щита
прикрывавшую его ткань; в центре оказался круглый драгоценный камень
размером с сердце ребенка. От взгляда Торака камень начал наливаться
сиянием, тут же превратившимся в язык пламени, и Проклятый, отпрянув, уронил
меч и щит и закрыл рукой лицо, пытаясь избежать всепожирающего огня.
Тогда Бренд нанес удар; острие меча, пройдя через забрало, вонзилось в
черную яму на месте давно сожженного глаза. Испустив страшный вопль, Торак
упал, вырвал из раны меч и сбросил шлем. Все, кто видел это, в ужасе
отпрянули, ибо лицо некогда прекрасного Бога навеки изуродовал безжалостный
огонь.
И снова при виде драгоценности, называемой им Крэг Яска, ради которой
была начата война против Запада, Торак закричал; ручей крови полился изо
рта. Тут раздался ответный вопль энгаракского войска, наблюдавшего печальную
участь предводителя; они в панике побежали, но армии западных королевств шли
по пятам, безжалостно уничтожая врагов, и когда на четвертый день взошло
солнце, войска энгараков больше не существовали.
Бренд попросил принести ему тело Проклятого, чтобы в последний раз
посмотреть на того, кто именовал себя Повелителем мира. Но труп так и не был
найден. Во мраке ночи Зидар, злой волшебник, успел пробормотать заклинания и
незамеченным пронести через посты того, кто был его хозяином.
Потом Бренд созвал своих советников, и Белгарат сказал ему:
- Торак не мертв. Он только спит. Бог не может быть сражен оружием
смертного.
- Когда же он проснется? - спросил Бренд. - Я должен подготовить Запад
к его возвращению.
- Когда потомок короля райвенов вновь сядет на трон предков, - ответила
Полгара, - Торак пробудится и пойдет на него войной.
Нахмурился мрачно Бренд и воскликнул:
- Тогда это никогда не сбудется!
Ведь Хранитель знал: последний райвенский король вместе с семьей был
предательски убит в 4002 году найсанскими наемниками.
И снова предрекла чародейка:
- Пройдет время, и король райвенов вновь предъявит свои права, как
гласит древнее пророчество. Большего я открыть не могу.
Удовлетворившись ответом, Бренд повелел войскам очистить поля сражения
от мертвых энгараков, а когда все было кончено, короли Запада собрались
перед городом Во Мимбр и стали держать совет. Раздавалось много голосов,
славящих Бренда, и вскоре люди заговорили о том, что именно Хранитель должен
быть избран правителем Запада Только Мергон, посол императора Толнедры,
выдвинул своего императора Рэн Боруна IV. Бренд отказался от предложенной
чести, все успокоились, и среди членов Совета воцарилось согласие. Но в
обмен на мир от Толнедры потребовали выполнить одно условие. Первым громко
высказался Горим, король алгосов:
- Во исполнение пророчества принцесса Толнедры должна стать женой того
короля райвенов, который придет спасти мир. Этого требуют от нас Боги.
Но снова запротестовал Мергон:
- Трон райвенского короля пуст. Никто не занимал его вот уже много лет.
Как можно обвенчать принцессу Толнедры с призраком?
Тогда вновь заговорила женщина по имени Полгара:
- Король райвенов возвратится, чтобы предъявить права на трон и
потребовать свою невесту. И с этого дня каждая принцесса империи Толнедра
должна являться в тронный зал райвенского короля в день своего
шестнадцатилетия, одетая в подвенечный наряд, и провести там три дня, ожидая
появления короля. Если за это время король не придет, принцесса вольна
возвратиться к отцу и выходить замуж за кого он ей скажет.
- Но вся Толнедра выступит против такого унижения! - гневно вскричал
Мергон. - Нет! Не бывать этому! Тут снова заговорил мудрый Горим Алгосский:
- Передай императору, что такова воля Богов. Скажи также, что в тот
день, когда Толнедра откажется выполнять это условие, весь Запад поднимется
против вас и развеет прах сынов Недры по четырем сторонам света, и сокрушит
мощь империи, пока сама память о ней не будет стерта с лица земли.
И поняв, что силы неравны, посол подчинился. Договор был подписан.
После этого благороднорожденные из раздираемого распрями королевства
Арендии приблизились к Бренду и сказали:
- Король мимбратов мертв, и герцог Астурийский тоже. Кто теперь будет
править нами? Вот уже две тысячи лет длится опустошающая страну война между
Мимбром и Астурией. Как нам снова стать единым народом?
- Кто же наследник трона мимбратов? - спросил, подумав, Бренд.
- Кородаллин, наследный принц, - ответили ему.
- Остались ли в живых потомки герцогов Астурийских?
- Мейязерана, дочь герцога.
- Приведите их ко мне, - велел Бренд.
И, увидев молодых людей, провозгласил правитель:
- Кровавая распря между Мимбром и Астурией должна прекратиться.
Объявляю свою волю: вы должны обвенчаться, объединив тем самым два столь
долго враждовавших дома.
Девушка и юноша горячо запротестовали, поскольку были преисполнены
ненависти друг к другу, впитанной с молоком матери, и гордости за свои
древние роды. Но Белгарат отвел в сторону Кородаллина и о чем-то поговорил с
ним, а Полгара сделала то же самое с Мейязераной. Никто никогда так и не
узнал, о чем беседовали с молодыми людьми чародеи, но, когда все
возвратились туда, где ждал Бренд, и Мейязерана и Кородаллин согласились
обвенчаться. И на этом закончился Совет королей после битвы при Во Мимбре.
До того как отправиться на Запад, Бренд в последний раз держал речь
перед королями и дворянами:
- Много славных деяний совершено под стенами этого города Все мы
объединились против энгараков и сокрушили их. Злобный Торак повержен. И
договор, заключенный здесь, поможет подготовить Запад к тому дню, когда
исполнится пророчество, король райвенов возвратится, а Торак пробудится от
векового сна и вновь попытается возвратить былую мощь и власть. Именно в
этот день нужно быть готовыми к великой и последней войне. Больше пока мы не
в силах ничего предпринять Но зато здесь, возможно, исцелили мы раны
Арендии, и распря, длившаяся более двух тысяч лет, пришла к концу. Поэтому я
удовлетворен исходом нашей встречи.
Привет вам всем и прощайте!
Повернув коня, Хранитель отправился на Север в сопровождении
седоволосого человека по имени Белгарат и величественной женщины, зовущейся
Полгарой. Они сели на корабль в сендарском порту Камааре и отплыли в Райве.
Больше Бренд в королевства Запада не возвратился.
Но о его спутниках рассказывается много легенд, и какие из них
правдивы, а какие ложны - могут знать только избранные.
Часть I
АРЕНДИЯ
Глава 1
Во Вейкуна не существовало более. Двадцать четыре столетия прошло с тех
пор, как город весайтских арендов был стерт с лица земли, и мрачные леса
Северной Арендии поглотили руины. Разбитые стены обрушились и лежали теперь
под толстым слоем зеленого мха и коричневых гниющих листьев; только лишенные
крыш стены некогда гордо возвышающихся башен еще виднелись среди
окутывающего деревья тумана, указывая то место, где давным-давно стоял Во
Вейкун. Сырой снег белым покрывалом окутывал еле виднеющиеся в тумане
развалины; тонкие струйки воды, как слезы, струились по древним камням.
Гарион, плотно завернувшись в теплый шерстяной плащ одиноко бродил по
улицам погибшего города, и думы его были так же мрачны, как плачущие камни,
окружавшие его. Ферма Фолдора, с ее залитыми солнцем зелеными полями, была
так далеко, что казалась сейчас давним волшебным сном, и мальчик отчаянно
тосковал по дому. Он мучительно пытался припомнить все мелочи той жизни, но
они ускользали от него и в памяти оставались лишь вкусные запахи, витавшие
на кухне тети Пол, да звон молота Дерника в кузнице, словно замирающее эхо
последнего удара колокола.
Хуже всего, что в жизни Гариона больше не осталось ничего постоянного.
Основой его существования, скалой, на которой покоилось в детстве
сознание собственной безопасности и благополучия, всегда была тетя Пол. В
простом и понятном мирке фермы Фолдора она считалась поварихой, и все звали
ее "мистрис Пол", но весь мир знал ее как Полгару, чародейку, с рождения
которой прошло уже четыре тысячелетия, а смысл ее деяний был непонятен
простым смертным.
А господин Волк, старый бродячий сказочник! Как он изменился! Гарион
знал теперь, что давно знакомый приятель детских лет - на самом деле его
пра-пра-пра...дедушка, а за внешностью гуляки и пропойцы скрыта мудрость
чародея Белгарата, снисходительно наблюдавшего за людскими пороками и
неразумными поступками богов вот уже семь тысяч лет.
Гарион вздохнул и вновь направился через туман, сам не зная куда.
Даже их имена чем-то раздражали, будили беспокойство. Гарион вовсе не
желал верить ни в легенды, ни в колдовство, ни в чародейство. Подобные вещи
казались просто неестественными, нарушали солидный, установленный веками
порядок вещей. Но слишком многое случилось за это время, и сохранять здравый
скепсис становилось все труднее. В одно потрясающее душу мгновение последние
остатки сомнений были безжалостно сметены, а ему ничего не оставалось
делать, разве только ошеломленно наблюдать, как тетя Пол одним лишь жестом
сняла бельма с глаз ведьмы Мартжи, возвратив безумной зрение, но лишив
способности заглядывать в будущее. Гарион вздрогнул, вспомнив отчаянный
вопль, Мартжи, вопль, каким-то образом отметивший минуту, начиная с которой
мир, окружавший Гариона, стал намного менее надежным, разумным, а главное,
безопасным.
Увезенный из единственного родного места, которое знал, не уверенный в
двух самых близких людях и не знающий более различий между возможным и
невозможным, Гариону пришлось волей-неволей неизвестно с какой целью
скитаться по земле. Он не имел никакого понятия о том, что они делают в этом
разрушенном городе, и совершенно не представлял, куда отправятся потом.
Единственное, в чем был уверен Гарион, одна мрачная мысль завладела душой -
где-то в этом мире существовал человек, прокравшийся к деревенскому
маленькому домику в предрассветный час и убивший его родителей, и Гарион
обязательно найдет врага и уничтожит его, даже если на это уйдет вся
оставшаяся жизнь И было нечто утешительное в этом единственно надежном
утверждении.
Осторожно перебравшись через разрушенную стену, Гарион продолжал
невеселую прогулку. Терпеливое время стерло почти все, что пощадила война, а
остальное скрывали толстый снежный покров и густой туман. Гарион снова
вздохнул и направился к руинам башни, где они провели предыдущую ночь.
Неподалеку он заметил тетю Пол и господина Волка, тихо беседующих о
чем-то. Старик надвинул на глаза капюшон цвета ржавчины; тетя Пол зябко
куталась в синий плащ с грустью оглядывая туманные окрестности. Темные
длинные волосы рассыпались по плечам, а серебряный локон на лбу казался
белее снега под ногами.
- Вот он! - воскликнул Волк, завидев Гариона. - Где ты был?
- Нигде, - ответил Гарион, - просто должен был подумать кое о чем.
- Вижу, ты ухитрился промочить ноги?
Подняв ногу, Гарион оглядел мокрые коричневые сапоги.
- Не думал, что снег так быстро тает, - извинился он.
- Ты что, лучше себя чувствуешь с этой штукой на боку? - спросил
господин Волк, показывая на меч, который Гарион носил теперь постоянно.
- Все только и говорят о том, как опасна жизнь в Арендии, - пояснил
Гарион, - а кроме того, я должен к нему привыкнуть.
Он сдвинул новый поскрипывающий кожаный пояс так, чтобы рукоятка,
оплетенная проволокой, не бросалась в глаза. Меч был подарком от Бэйрека в
день Эрастайда, одним из немногих даров, полученных Гарионом на корабле,
потому что праздник пришлось провести в море.
- Не очень-то он вдет тебе, - неодобрительно заметил старик.
- Оставь Гариона в покое, отец, - рассеянно вмешалась тетя Пол, - меч
его, и пусть носит, как считает нужным.
- Пора бы уж Хеттару быть здесь, разве не так? - спросил Гарион, спеша
переменить тему разговора.
- Он мог застрять в горах Сендарии, - ответил Волк. - Хеттар
обязательно придет. На него можно положиться.
- Не понимаю, почему он не купил лошадей в Камааре!
- Там они не так хороши, - пояснил Волк, почесывая короткую седую
бородку, - а мы отправляемся в дальний путь, и я не желаю, чтобы мой конь
пал в дороге.
Лучше сейчас немного задержаться, чем потом терять время.
Гарион полез под воротник и потер шею в том месте, где цепь странного
серебряного амулета, подаренного на Эрастайд Волком и тетей Пол, натерла
кожу.
- Не трогай цепь, дорогой, - велела тетя Пол.
- Можно, я буду носить его поверх одежды? Никто его под туникой не
увидит, - пожаловался Гарион.
- Амулет должен соприкасаться с кожей.
- Но это так неудобно! Конечно, он очень красивый, но иногда холодит, а
иногда слишком греет, кроме того, по временам бывает ужасно тяжелым. И цепь
так натирает тело! Не привык я к украшениям!
- Это не совсем украшение, дорогой, - ответила тетя Пол. - Со временем
привыкнешь - Может, почувствуешь себя лучше, - рассмеялся Волк, - если
узнаешь, что твоя тетя свыклась со своим только через десять лет. Я просто
уставал твердить ей, что нельзя снимать амулет!
- Не понимаю, почему нужно именно сейчас говорить об этом! - холодно
ответила тетя Пол.
- У тебя тоже такой есть? - с любопытством спросил старика Гарион.
- Конечно.
- Значит, мы все должны их носить?
- Это семейная традиция, Гарион, - объявила тетя Пол тоном, не
допускающим дальнейших споров.
Холодный влажный ветер, свистевший в руинах, чуть-чуть разогнал туман.
Гарион вздохнул:
- Скорей бы уж Хеттар приехал. Как хочется уйти отсюда подальше! Это
место похоже на кладбище.
- Оно не всегда было таким, - очень тихо сказала тетя Пол.
- А каким же?
- Здесь было так хорошо! Высокие стены, гордые башни... Мы все думали,
город будет стоять вечно!
Она показала на беспорядочную поросль кустов, пробивающихся сквозь
камни.
- Когда-то тут был разбит великолепный сад с цветочными клумбами, где
дамы в шелковых платьях сидели на скамейках, а молодые люди пели любовные
песни, стоя под забором, окружавшим сад. Голоса юношей были так нежны, а
дамы вздыхали и бросали через стену ярко-красные розы. А в конце этой улицы,
на выложенной мрамором площади, встречались старики, чтобы вспомнить
минувшие войны и покинувших этот мир соратников. За площадью стоял дом с
верандой, где я часто сидела с друзьями, любуясь звездным небом, а
мальчик-паж приносил нам охлажденные фрукты, и соловьи пели так, что
казалось, их сердечки вот-вот разорвутся.
Голос ее на мгновение замер.
- Но потом пришли астурийцы, - с каким-то ожесточением продолжала тетя
Пол, - и ты поразился бы, узнав, как мало времени надо, чтобы разрушить то,
что создавалось веками!
- Не мучай себя, Пол, - прошептал Волк. - Такое иногда случается, и мы
почти ничего не в силах сделать.
- Я могла бы помочь, отец, - отозвалась она, по-прежнему не сводя глаз
с развалин, - но ты ведь сам не позволил мне, помнишь?
- Ты опять за свое, Пол? - устало спросил старик. - Мы должны
мужественно переносить потери. Весайтские аренды все равно были обречены, и
в лучшем случае ты смогла бы отдалить неизбежное всего на несколько месяцев.
Мы просто не имеем права пытаться исправить неисправимое и вставать на пути
неизбежного.
- Ты и раньше это говорил. - Тетя Пол взглянула на буйную поросль
деревьев, теряющуюся в тумане. В шепоте проскользнула странная,
перехватывающая горло нотка:
- Не думала, что лес так скоро все завоюет...
- Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.
- Правда? А кажется, будто все происходило в прошлом году.
- Не думай об этом. Только зря себя мучаешь. Почему бы нам не войти
внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.
Тетя Пол бессознательным жестом обняла Гариона за плечи, и все
направились к башне. Слезы навернулись на глаза мальчика, когда он ощутил
аромат, исходящий от ее одежды, и почувствовал близость родного человека.
Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее время, исчезла,
казалось, за эти несколько мгновений Помещение в основании башни, сложенной
из таких огромных камней, что ни время, ни упорно проталкивающиеся повсюду
корни деревьев были не в силах ее разрушить, оставалось относительно целым и
защищало от ветра. Широкие пологие своды поддерживали низкий, выложенный
камнем потолок, и комната из-за этого походила на пещеру. В дальнем конце
между грубо отесанными плитами зияла большая трещина, служившая неплохим
дымоходом.
Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и
замерзшие, Дерник, обстоятельно рассмотрев дыру, быстро стожил грубый, но
вполне пригодный очаг из булыжников.
- Сойдет! - решил он. - Не очень красивый, конечно, но несколько дней
послужит.
И теперь, когда Волк, Гарион и тетя Пол вошли в зал, в очаге уже ярко
горел огонь, отбрасывая колеблющиеся тени на низкие своды и излучая
благословенное тепло. Дерник, в тунике из коричневой кожи, складывал дрова у
стены. Бэйрек, огромный, рыжебородый, позвякивал кольчугой, начищая меч.
Силк, одетый в рубашку из неотбеленного холста и черный кожаный жилет,
лениво растянулся на тюках, бросая от нечего делать игральные кости.
- Хеттар не появился? - поднял глаза Бэйрек.
- Слишком рано еще, - ответил Волк, подходя к очагу.
- Почему бы тебе не сменить башмаки, Гарион? - предложила тетя Пол,
вешая синий плащ на колышек, вбитый Дерником в трещину на стене.
Гарион снял узел с вещами и стал в нем рыться.
- И носки тоже, - добавила она.
- Туман рассеялся? - спросил Силк господина Волка.
- Ни чуточки.
- Если мне удастся уговорить вас отодвинуться от, очага, я займусь
ужином, - неожиданно деловито объявила тетя Пол, вынимая окорок, каравай
ржаного крестьянского хлеба, мешок сушеного гороха и с дюжину дряблых
морковок.
На следующее утро после завтрака Гарион натянул камзол, подбитый
овечьим мехом, застегнул пояс с мечом и отправился в затянутые туманом
развалины высматривать Хеттара. Такое задание он дал себе сам и был
благодарен друзьям - ведь ни один не упомянул, что в этом нет необходимости.
Пробираясь через покрытые слякотью улицы к разрушенным западным воротам
города, он изо всех сил пытался изгнать из головы невеселые мысли, так
омрачившие вчерашний день, поскольку ничего не мог предпринять в этих
обстоятельствах и только попусту изводил и мучил себя.
Но к тому времени, как Гарион добрался до ворот, он все же чуть
успокоился.
Стена немного защищала от ветра, но липкая сырость все же забиралась
под одежду, а ноги успели замерзнуть. Дрожа от озноба, Гарион тем не менее
приготовился ждать. Уже в нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть
из-за тумана; оставалось только прислушиваться. Постепенно удалось различить
звуки: шорохи в лесу за стеной, стук капель, срывающихся с деревьев, шлепки
соскальзывающих с ветвей снежных комьев, ритмичное постукивание дятла,
трудившегося над сухим стволом.
- Это моя корова! - внезапно раздался совсем близко чей-то голос.
Гарион замер и весь обратился в слух.
- Тогда не выпускай ее со своего пастбища, - посоветовал другой.
- Это ты, Леммер? - спросил первый.| - Да, а ты - Деттон, так ведь?
- Не узнал тебя! Давно не виделись!
- Года четыре-пять, по-моему, - решил Леммер.
- Ну как идут дела в вашей деревне? - полюбопытствовал Деттон.
- Голодаем. Все отобрали за налоги.
- Мы тоже. Едим древесные корни.
- Этого мы еще не пробовали. Варим кожаные вещи пояса, башмаки.
- Как твоя жена? - вежливо спросил Деттон.
- Умерла в прошлом году, - глухо, бесстрастно ответил Леммер. -
Господин наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре в каком-то сражении он
был убит.
Говорили, что при осаде крепости мальчика облили кипящей смолой. После
этого жена перестала есть и вскоре умерла.
- Как жаль, - посочувствовал Деттон. - Такая была красавица!
- Им же лучше, - объявил Леммер, - по крайней мере, больше не мерзнут и
не голодают. А какие же корни вы едите?
- Лучше всего береза, - посоветовал Деттон. - Ель слишком смолистая, а
дуб - чересчур жесткий. Кладешь в котел еще немного травы, чтобы запах был
приятнее.
- Надо попробовать, - решил Леммер.
- Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки, и обязательно выпорет
меня, если слишком задержусь, - вздохнул Деттон.
- Может, еще увидимся.
- Если останемся живы.
- Прощай, Деттон.
- Прощай, Леммер.
Голоса затихли вдали. Гарион долго еще стоял, не двигаясь, отупев от
потрясения; в глазах стыли слезы жалости и сострадания к несчастным. Хуже
всего было то, что эти двое даже не роптали, воспринимая все происходящее
как обыденную, нормальную жизнь Ужасная ярость сжала горло, и внезапно
захотелось напасть на кого-нибудь и бить, бить...
Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пел высоким
чистым тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припев звал к
битве. И гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного: дурацкие
стихи о распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительно
непристойными по сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев
ничего сообразить, Гарион вынул меч и слегка пригнулся.
Пение слышалось все ближе, и Гарион различил конский топот. Осторожно
высунув голову из-за стены, он смог разглядеть шагах в двадцати молодого
человека в желтом облегающем трико и ярко-красном камзоле. Плащ, подбитый
мехом, был откинут; длинный изогнутый лук висел на плече, а на поясе
болтался меч в красивых ножнах. Рыжевато-золотистые волосы спадали на плечи
из-под остроконечной шапочки с пером. И хотя песня была зловеще-мрачной, а
голос исполнен страстного отчаяния, ничто не могло стереть
дружелюбно-открытого выражения с юношеского лица.
Гарион злобно уставился на пустоголового аристократа, совершенно
уверенный в том, что этот поющий болван в жизни не ел никаких корней и уж
точно не скорбел о жене, уморившей себя голодом с тоски и печали.
Незнакомец повернул лошадь и, все еще продолжая петь, проехал через
разрушенную арку в ворота, около которых сидел в засаде Гарион.
Гариону обычно совсем не была свойственна воинственность, и при других
обстоятельствах он, возможно, повел бы себя совсем иначе. Но, к сожалению,
вызывающе одетый незнакомец появился в совершенно неподходящее время. Гарион
быстро изобрел план, все преимущество которого заключалось в простоте, и,
поскольку препятствий к осуществлению не оказалось, все сработало просто
восхитительно - до определенного момента. И как только молодой человек
появился в воротах, Гарион, выскочив из укрытия, схватил его за плащ и
стащил с седла.
Испуганно закричав, тот плюхнулся в слякоть.
Однако дальше дела у Гариона пошли не так гладко. Не успел он вынуть
меч, как незнакомец, перекатившись, вскочил и в мгновение ока обнажил
оружие. Глаза метали молнии, меч угрожающе свистнул в воздухе.
Гарион был совсем неопытным бойцом, но обладал бы строй реакцией, а
тяжелая работа на ферме Фолдора укрепила мускулы. Несмотря на гнев,
подвигнувший напасть на певца, он совсем не желал причинить зло незнакомцу.
Противник держал меч легко, почти небрежно, и Гарион подумал, что
хороший удар по лезвию выбьет оружие из рук щеголя.
Он быстро размахнулся, но почему-то не смог нанести удар; лезвие меча
противника отклонилось в сторону, зазвенев о его собственный меч. Гарион
отпрыгнул и вновь неуклюже размахнулся. Опять зазвенела сталь: воздух
наполнился звоном, грохотом, проклятиями; противники наступали и отступали,
делая выпады, стараясь повалить врага. Уже через секунду Гарион понял,
насколько превосходит его незнакомец, но тот почему-то не использовал
предоставившейся несколько раз возможности нанести смертельный удар, и на
лице Гариона против воли появилась нерешительная ухмылка. Противник, как ни
странно, широко, даже дружелюбно улыбнулся в ответ.
- Ну, может быть, довольно? - раздался голос господина Волка, поспешно
шагающего к ним в сопровождении Силка и Бэйрека. - Вы соображаете, что
делаете?
С ума сошли?
Незнакомец, бросив испуганный взгляд через плечо, опустил меч.
- Белгарат... - начал он.
- Леллдорин, - прошипел старик, - ты, видимо, потерял последние остатки
здравого смысла, что еще таились в твоей голове?
И тут разум постепенно вернулся к Гариону, именно в тот момент, когда
Волк холодно обратился к нему:
- Ну, Гарион, может, объяснишь, что здесь происходит?
Гарион тут же решил схитрить.
- Дедушка, - начал он, подчеркивая голосом это слово и бросая на
незнакомца быстрый остерегающий взгляд. - Неужели ты думаешь, что мы дрались
по-настоящему? Леллдорин просто показывал, как отбить меч при нападении, вот
и все.
- Неужели? - недоверчиво осведомился Волк.
- Конечно! - с видом оскорбленной невинности подтвердил Гарион. - Иначе
с чего бы это нам пытаться убить друг друга?!
Леллдорин открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Гарион тут же
наступил ему на ногу.
- Леллдорин прекрасно работает мечом, - продолжал он, дружески положив
руку на плечо молодого человека, - и многому научил меня всего за несколько
минут.
"Кончай, - просигналил Силк, переходя на тайный язык драснийцев, - ложь
должна быть простой".
- Парень - способный ученик, Белгарат, - покорно объявил Леллдорин, до
которого наконец кое-что дошло.
- Довольно ловок, - сухо согласился господин Волк. - Но почему ты так
разодет? - показал он на вызывающе яркий костюм Леллдорина. - Выглядишь
шутом гороховым.
- Мимбраты начали задерживать честных астурийцев и допрашивать их, -
пояснил молодой аренд, - а мне пришлось миновать несколько их крепостей. Вот
я и подумал: если оденусь как их лизоблюды, никто ко мне не привяжется.
- Возможно, ты умнее, чем я думал, - нехотя признал Волк и обратился к
Силку и Бэйреку:
- Это Леллдорин, сын барона Уилдентора. Поедет с нами.
- Я хотел поговорить с тобой насчет этого, Белгарат, - быстро вставил
Леллдорин. - Отец приказал явиться сюда, и я не вправе ослушаться, но,
поверь, я связан клятвой. И дело не терпит отлагательств.
- Каждый молодой дворянин в Астурии так или иначе участвует в двух-трех
подобных предприятиях, свято веря в справедливость дела, за которое борется,
- перебил Волк. - Очень сожалею, Леллдорин, но то, чем ты занимаешься
сейчас, важнее всего на свете и не может ждать, пока ты засядешь в кустах,
подстерегая парочку мимбратских сборщиков налогов.
И тут из тумана выступила тетя Пол; рядом вышагивал Дерник.
- Что они делают здесь с мечами, отец? - сверкнув глазами, нахмурилась
она.
- Играют, - коротко ответил господин Волк, - по крайней мере, так
утверждают оба. Вот это Леллдорин. Я тебе, по-моему, о нем говорил.
Тетя Пол, чуть приподняв бровь, оглядела юношу.
- Чрезвычайно яркий молодой человек!
- Пришлось так одеться, - пояснил Волк, - не такой уж он
легкомысленный, как выглядит. Лучший лучник в Астурии, нам может
понадобиться его искусство.
- Вижу, - не слишком убежденно кивнула она.
- Есть и другая причина, конечно, - продолжал Волк, - но, думаю, не
стоит объяснять это прямо сейчас.
- Ты все еще тревожишься о том, что сказано в книге, отец? -
раздраженно спросила она. - Но Кодекс Мрина крайне неясен, и ни в одном из
остальных текстов не упоминается больше об этих людях. Может, все это чистая
аллегория?
- Слишком много раз видел я, как подобные аллегории становились
реальностью, чтобы шутить с такими вещами... Но почему бы нам не
возвратиться в башню? Здесь так холодно и сыро, не стоит вступать в
длительные споры по поводу изменений в текстах древних книг, - заключил
Волк.
Гарион, совсем сбитый с толку, не понимая, о чем идет речь, уставился
на Силка, но ответный взгляд коротышки был абсолютно бесстрастным.
- Не поможешь мне поймать лошадь, Гарион? - вежливо спросил Леллдорин,
отправляя меч в ножны.
- Конечно, - отозвался Гарион, тоже убирая оружие. - По-моему, она
убежала вон туда.
Леллдорин поднял лук, и юноши пошли по следам коня.
- Прости, что стащил тебя с седла, - извинился Гарион, когда оба отошли
подальше от любопытных глаз.
- Ничего, - весело засмеялся Леллдорин. - Мне нужно было быть
повнимательнее. И испытующе взглянул на Гариона:
- Почему ты солгал Белгарату?
- Ну это не совсем ложь, - объяснил Гарион, - ведь мы не старались
причинить боль друг другу, а иногда на то, чтобы объяснить в точности, как
все произошло, уходит слишком много времени.
Леллдорин снова заразительно расхохотался; Гарион, сам того не желая,
не мог не присоединиться к нему, и они вместе, все еще смеясь, продолжали
углубляться в поросшие кустарником развалины некогда прекрасного города.
Глава 2
Леллдорину Уилденторскому было восемнадцать, хотя, благодаря веселому
беззаботному характеру, он казался гораздо моложе. Все переживания мгновенно
отражались на открытом лице, а искренность и чистосердечие сияли в глазах
подобно факелу. Леллдорин казался порывистым, излишне многословным и,
кажется, решил Гарион, не слишком умным. Однако не полюбить его было
невозможно.
На следующее утро, когда Гарион натянул плащ, чтобы снова отправиться
ждать Хеттара, Леллдорин тут же присоединился к нему. Молодой аренд снял
вызывающий костюм и надел коричневое трико, зеленую тунику и
темно-коричневый шерстяной плащ. За спину он повесил лук, к поясу прикрепил
колчан и по пути забавлялся, пуская стрелы в едва видимые глазу мишени.
- Ты прекрасный лучник! - восторженно заметил Гарион после одного
особенно удачного выстрела.
- Я астуриец, - скромно объяснил Леллдорин, - вот уже тысячи лет, как
мы упражняемся в стрельбе. Отец срезал ветви для моего лука в тот день,
когда я родился, а к восьми годам я уже мог натягивать тетиву.
- Ты, наверное, много охотишься, - протянул Гарион, думая об окружающем
их густом лесе и следах диких зверей, виденных им на снегу.
- Обычное занятие, - кивнул Леллдорин, останавливаясь, чтобы вытащить
стрелу, застрявшую в стволе дерева. - Отец гордится тем, что на нашем столе
никогда не появлялось ни говядины, ни баранины.
- Я как-то охотился, еще в Чиреке.
- На оленей?
- Нет, на диких кабанов. Только луков у нас не было. Чиреки берут на
охоту копья.
- Копья? Но ведь нужно подойти совсем близко, чтобы убить кого-нибудь
копьем?
Гарион чуть грустно рассмеялся, вспомнив ушибы и шишку на голове.
- Главное не в том, чтобы подойти поближе. Труднее всего вовремя
убраться, как только всадишь в зверя копье.
Леллдорин, казалось, никак не мог взять в толк, о чем говорит Гарион.
- Охотники становятся в ряд, - объяснил тот, - и пробираются через
заросли, производя как можно больше шума. Берешь копье, ждешь, пока появится
убегающий кабан. Только он очень зол оттого, что его преследуют, и, когда
видит врага, бросается вперед. И тут ты пронзаешь зверя копьем.
- Но разве это не опасно? - широко раскрыл глаза Леллдорин.
Гарион кивнул:
- У меня почти все ребра были переломаны. В общем-то, он не хвастал, но
в глубине души сознавал, что очень доволен реакцией Леллдорина на его
рассказ.
- У нас в Астурии мало хищных зверей, - почти с грустью заметил
Леллдорин.
- Несколько медведей, да иногда стая волков забежит.
И, секунду поколебавшись, пристально взглянул на Гариона.
- Некоторые люди, однако, находят кое-что поинтереснее, чем дикие
олени!
Выражение его лица при этом было загадочно-таинственным.
- Разве? - спросил Гарион, не совсем уверенный в том, что имеет в виду
приятель.
- Дня не проходит без того, чтобы какая-нибудь мимбратская лошадь не
возвратилась домой без всадника Гарион, потрясенный, уставился на
Леллдорина.
- Кое-кто считает, что в Астурии слишком много мимбратов, - объяснил
тот, многозначительно подмигивая.
- Я думал, гражданская война между арендами закончилась.
- В это верят лишь немногие. Остальные считают, что война будет
продолжаться, пока Астурия не освободится от ига мимбратской короны.
Тон Леллдорина не оставлял сомнения относительно его воззрений.
- Но разве страна не объединилась после битвы при Во Мимбре? - возразил
Гарион.
- Объединилась?! Кто может так думать? Астурию считают просто колонией;
королевский суд находится в Во Мимбре, каждый сборщик налогов, бейлиф и
верховный шериф в королевстве - мимбраты. На высоких государственных постах
не найдешь ни одного астурийца. Мимбраты отказываются даже признавать наши
титулы!
Называют моего отца, род которого насчитывает десятки поколений,
землевладельцем! Мимбрат скорее язык себе откусит, чем назовет отца бароном.
Лицо Леллдорина даже побелело от сдерживаемого негодования.
- Я этого не знал, - осторожно заметил Гарион, опасаясь задеть чувства
юноши.
- Но скоро все унижения Астурии кончатся, - убежденно объявил
Леллдорин. - Есть люди, в душах которых жива любовь к родине, и недалеко то
время, когда они выедут на охоту за королевской дичью!
И чтобы подчеркнуть свои намерения, послал стрелу