ктор Чин. Форман спокойно выдержал ее взгляд. - Я предупреждал, что ответ не удовлетворит вас. Он был прав: доктор Чин отнюдь не выглядела удовлетворенной. - Могу я узнать, какие критерии использовались при отборе? - Да, можете, но это неправильный вопрос. Никаких критериев не было вообще. Мы не отбирали вас. Вы сами себя выбрали. Форман вернулся на возвышение и заглянул в свои записи. - Единственное наше условие - точнее, условие Агентства, организовавшего эти курсы, - знание английского языка и желание попасть сюда. Все остальное зависело от вас самих. Форман сошел с возвышения и что-то тихо сказал ассистентке. Потом снова обратился к доктору Чин. Но теперь он говорил не только с ней, а со всеми нами: - Вас пригласили сюда, потому что вы продемонстрировали исключительные личные качества. Каждый из вас тем или иным способом оказал важную услугу человечеству. Этого достаточно, чтобы привлечь к себе внимание Агентства и получить приглашение на курсы. Вы пришли в зал по собственному желанию - это, собственно, и есть отбор. Все остальное к делу не относится. - Вы хотите сказать, что не отбирали никого из сидящих здесь? - Совершенно верно. Мы лишь поставили пятьсот двенадцать стульев и объявили, что на них сядут пятьсот двенадцать самых лучших задниц планеты. Такова уж натура стульев - притягивать задницы. Посмотрите вокруг. Именно это и произошло. Задницы так и тянутся к стульям, как мухи к меду. Вышло так, что на этот раз прилипли ваши. Лучшие из лучших, как мы считаем. По залу прокатился смешок. Форман даже не улыбнулся. Он продолжал, обращаясь к доктору Чин: - Но мне кажется, что вы хотите получить другой ответ, не так ли? - Если вас не затруднит, - сдерживаясь, сказала Чин. - Ничуть. Мы можем уделить этому целый день, если потребуется. Но в действительности все очень просто. Когда вам нужно полчашки стирального порошка, вам ведь все равно, какие именно его частицы выпадут из коробки, не так ли? Главное, чтобы они сделали свое дело - выстирали, верно? Вот и у нас есть работа, которую надо сделать, а вы - те частицы человечества, которые, как мы ожидаем, эту работу выполнят. Вот и все. В следующий раз мы зачерпнем пятьсот двенадцать других частиц. Форман взял у ассистентки записку, быстро пробежал ее взглядом и, отрицательно покачав головой, вернул обратно, затем прошел за последний ряд той секции, в которой сидел я. Смотреть на него стало неудобно, поэтому я продолжал следить за экраном. Теперь он был поделен пополам, вторую половину занимало изображение доктора Чин. Она все еще стояла с сердитым видом. - Все это очень умно, доктор Форман, но я все-таки не могу согласиться с результатами отбора. Форман перестал улыбаться. - Очень плохо. Но мы собрались здесь не для выборов. Они уже проведены. И должен вас огорчить: вы их выиграли. Раздался смех и даже редкие аплодисменты. Подняв руку, Форман остановил веселье. - Не задирайте нос, - предупредил он. - Вы лишь выиграли право подписать бессрочный контракт на борьбу с самым большим несчастьем в истории человечества. Смех замер. - А теперь действительно плохие новости. Возможно, вы недостаточно подготовлены для курса. Все вы можете оказаться неумехами и неудачниками. Мы узнаем об этом, когда будет уже поздно что-либо изменить. Но с чего-то надо начинать. Доктор Чин по-прежнему не садилась. Вид у нее был недовольный. Похоже, что это ее нормальное состояние. Форман посмотрел на нее поверх рядов. - Да? - Я не уверена, что хочу остаться. - Кажется, вы слегка опоздали. Вы уже здесь. - Я передумала. - Понятно. Форман обогнул стулья и приблизился к доктору Чин вплотную. Для этого ему пришлось пройти через весь зал. - Сначала вы хотите посмотреть, что здесь будут делать, верно? - мягко сказал он. - Вы хотите убедиться, что происходящее вам понравится или не будет противоречить вашим убеждениям, и только потом решите, принять ли в этом участие? Удобная отговорка, чтобы стоять одной ногой в дверях, если дела пойдут туго. Вы заранее готовите почву для отступления, я прав? - Нет! - ответила она, пожалуй, чересчур запальчиво и вся сжалась, готовая к отпору, тогда как Форман сохранял устало-равнодушный вид. - Откуда вам знать мои мысли? - воскликнула Чин. - Я не привыкла принимать необдуманные решения и пока еще размышляю. - Я понял. Вы не любите принимать ответственные решения, вы любите только размышлять о них. - Чтобы не ошибиться. - Гм. Все достаточно прозрачно. Самый лучший способ отказаться - это пообещать подумать. Таким образом снимаешь с себя всякую ответственность. Фраза "я подумаю" представляет собой вежливую форму отказа - когда хотят от кого- нибудь избавиться. Эти слова насквозь лживы. На самом деле вы говорите: "Я не хочу даже думать об этом. Отстаньте от меня". - Доктор Форман обвел взглядом аудиторию. - Кто из вас пользовался таким приемом? Не меньше половины подняли руки. В том числе и я. Но Форман даже не взглянул на результат, он снова насел на доктора Чин: - А хторране не собираются ждать, пока вы все обдумаете. И мы тоже. Откладывать больше нельзя. Вы должны сделать выбор сейчас. Итак, вы остаетесь или уходите? - Он терпеливо ждал ответа. - Не выношу принуждения, - резко бросила доктор Чин. Ее глаза засверкали. - Потрясающе. А я не люблю клизму. Но в данном случае наше "нравится - не нравится" не имеет отношения к выбору, который надо сделать, - невозмутимо парировал Форман. - Ну что, остаетесь или еще подумаете? Учтите, раз начав колебаться, человек уже никогда не остановится. Он будет подыскивать новые и новые поводы для этого, отравляя себе жизнь. Доктор Чин расстроилась и, казалось, готова была заплакать. Если бы меня не раздражала задержка в занятиях, я бы, наверное, пожалел ее. - Ну почему я должна решать это сию минуту? - с отчаянием воскликнула она. - Потому что выбор Дороти Чин является частью нашего курса. Мы не сможем двигаться дальше, пока каждый не решит для себя этот вопрос. Иными словами, больше нельзя уходить от ответственности - мол, я должен или должна еще раз подумать. - Подождите. - Дороти Чин выставила вперед ладони, словно отталкивая от себя Формана. - Еще минуту. Форман выждал несколько секунд и вежливо поинтересовался: - Ну как? - Я хочу знать: для чего мы собрались здесь, с какой целью? - Хороший вопрос, - одобрил Форман. - Я отвечу, но прежде хочу обратить ваше внимание на то, что это лишь иная тактика проволочек, - Он повернулся, как бы приглашая к разговору остальных. - Пожалуйста, обратите внимание, потому что это касается всех. Перед вами наглядный пример того, что мы творим вместо выбора. Дело не в одной Дороти. Повторяю, это касается всех. Дороти лишь пример. - Форман повернулся к Дороти Чин: - Сейчас я отвечу на ваш вопрос, а потом попрошу ответить на мой. Он вернулся на помост и обратился ко всей аудитории: - Правительство Соединенных Штатов, согласовав вопрос с правительствами двадцати трех союзных государств, санкционировало данный постоянно действующий проект. Его цель - подготовить так называемую базисную группу. Это неофициальное название. Группа отнюдь не отборная и никаких привилегий не имеет. Она отличается только тем, что ее участники проявили способность добиваться результата и выразили желание усовершенствовать эту способность. В сердцевинную группу войдут люди, которые примут на себя тяжелейший груз ответственности в войне с Хторром. Чтобы стать членом группы, тренировка не обязательна. Участие в ней - отнюдь не особая честь и не принудительная обязанность. Просто такое деление удобно для широкомасштабного планирования в рамках проекта. Тренировка должна помочь вам успешно работать в самых разных областях вашей основной деятельности. Вы - не первые слушатели и не последние. И ваши заслуги будут оцениваться не по успехам в обучении, а по дальнейшим результатам. Хочу особо подчеркнуть, что данный курс не имеет политической ориентации. Он на это не претендует, и относиться к нему надо соответственно. Нас не интересуют ваши политические убеждения. Мы предлагаем лишь систему управления. Управления собой. В целях лучшего достижения наилучших результатов. Перед вами открывается возможность войти в круг людей, которые, я цитирую, "посвятили себя решению самой важной проблемы человечества". - Что это за проблема? Форман остановился и обвел взглядом аудиторию, как бы проверяя, слушают ли его. Он с грустью смотрел на нас с экранов, как отец смотрит на неразумных чад. Мы ждали продолжения. Он сошел с помоста и направился к Дороти Чин. - Вы спрашиваете, что это за проблема? Ответ очень прост: как нам выжить? Форман повернулся, приглашая к беседе остальных: - Вам это кажется очевидным? В действительности это обманчивая очевидность. Проблема оставалась бы насущной, даже если бы наша планета не подверглась нападению со стороны Хторра. Хторранское заражение лишь поставило нас лицом к лицу с неизбежностью. Форман снова повернулся к доктору Чин и посмотрел ей прямо в глаза. - Дороти Чин, я выдвигаю аксиому. Знаете, что такое аксиома? Исходное утверждение. Оно может быть верным или ошибочным, но доказать его нельзя. Я утверждаю: то, что мы делаем как отдельные личности и как биологический вид в целом, не всегда является теми действиями, которые необходимы для обеспечения нашего выживания. Мы ведем себя так потому, что мы, каждый в отдельности и вид в целом, неправильно понимаем, принимая ложное за истинное, что такое выживание в действительности. Обращаясь ко всей аудитории, он продолжал: - Выживание разума мы путаем с выживанием индивидуума, выживание идеологии - с выживанием нации. Выживание человека как вида мы воспринимаем как выживание его мироощущения. А императивы каждого из восприятий выживания разрушают наше собственное "я". Он повернулся к Дороти Чин: - В первую очередь сердцевинная группа призвана изучить возможные варианты выхода для человечества. Она будет отвечать за создание ситуационного фона, опираясь на который человечество могло бы выбирать пути, оценивать их и следовать по ним. Попутно группа должна нивелировать устремления научной, политической и военной ветвей общества. Здесь, в этом зале, вас будут готовить к тому, чтобы вы смогли взять на себя такую ответственность. Вот какие возможности открываются перед вами. - Доктор Форман снова обращался ко всем нам. - То, для чего мы собрались здесь, не более и не менее как созидание будущего для человечества. - Он резко развернулся к доктору Чин: - Хотите играть в такие игры? Она, нервничая., с трудом подбирая слова, проговорила: - Я нахожу затею абсурдной. Ваши речи, эта группа, ее цели - все кажется мне неудачной шуткой. Нет, диким кошмаром. Кто дал вам право принимать решения за все человечество? Кто назначил вас богом? - Вы правы, - кивнул Форман. - Для этого я не гожусь. Как и вы. Как и любой из остальных пятисот двенадцати человек в этом зале. Ну и что? Мы уже взвалили на свои плечи этот груз. Как я уже говорил, вы сами пришли сюда и уже делаете работу, определяющую будущее человеческого рода. Чем бы вы ни занимались, ваш труд - частица будущего, которое создаем мы все. Одни из вас изучают хторран, другие пробуют установить с ними контакт, третьи пытаются их приручить или убивают, а по крайней мере один из вас даже прожил некоторое время среди червей. Как отдельная личность каждый сделал много, потрясающе много. Но этого, увы, пока недостаточно для того, чтобы остановить вторжение. Неожиданно в словах и во внешности доктора Дэни-еля Джеффри Формана почувствовалась агрессивность. Широкими шагами он вернулся на помост, чтобы обратиться ко всем сразу, и у меня снова возникло чувство, что каждого в этом зале он видит насквозь и обращается лично к каждому. - Но такая возможность еще не потеряна! Мы знаем: она существует! Надо только сосредоточиться на ней! А мы - каждый из нас - никак не раскачаемся! Решимость - вот залог достижения цели! Если человечество хочет выжить, нам необходимо дать пинок под зад самим себе! - Теперь его тон достиг максимального накала. - Мы обязаны подняться на более высокий уровень ответственности и, не останавливаясь, двигаться дальше и дальше. Здесь, в этом зале, мы начнем. Для этого мы и собрали вас. А пока что вы - так называемые генераторы идей - напоминаете футбольную команду анархистов. - Для пущего эффекта Форман сделал паузу. - Вам неприятно слышать правду, разве не так? Но от этого правда не перестает быть таковой. Вы выглядите как пятьсот двенадцать истеричных придурков, бегущих каждый со своим собственным мячом к придуманным воротам и даже не задумывающихся, есть ли они вообще на поле! Прежде чем играть в футбол, необходимо создать команду, посмотреть, какие линии проведены на поле, кто в какую форму одет и на каком месте играет. Форман внезапно остановился, шагнул к кафедре и выпил воды. Некоторое время он просматривал записи, потом продолжил уже спокойным тоном: - Хторранское вторжение поставило человечество в положение, которое иначе как сомнительным не назовешь. Наш язык не способен выразить всю тяжесть катастрофы. Мы не в силах оценить ее масштабы. Даже самые мощные и быстродействующие машины для переработки информации захлебываются в огромном потоке беспорядочных и противоречивых сообщений. У нас нет справочников по Хторру. Мы не можем осмыслить, что происходит. У нас нет возможности количественно оценить или измерить происходящее - мы не представляем размеров задачи, стоящей перед нам. И тем не менее... на этой планете нашлись люди - в их число входят некоторые из сидящих здесь, - которые сознательно приняли вызов. - Потому что у нас не было выбора! - прервал его мужчина из противоположной от меня секции. Форман посмотрел на него. - Вы так думаете? А я утверждаю, что выбор есть. Я утверждаю, что он невероятно богат. Весь наш курс будет целиком посвящен проблеме выбора. Я утверждаю, что у нас сохранилась возможность выбирать. Это утверждение и будет исходным для всего, что вы услышите. Мужчина, перебивший его, не нашелся что ответить, и Форман, удовлетворенный, направился к Дороти Чин. - Если мы собираемся выжить, то в течение нескольких ближайших лет будем вынуждены пережить кое-какие ранее неизвестные адаптации, многие из которых могут нам не понравиться. Независимо от того, придутся они нам по нраву или нет, без них не выжить. Разумеется, при этом пройдет проверку само понятие "человечество". Форман вернулся на прежнее место - напротив Дороти Чин. Она продолжала стоять как каменная. Форман мягко сказал: - Вот как все просто, Дороти Чин, и вы это знаете. Но все-таки я скажу, чтобы другие, кто еще не знает, могли услышать. Фундаментальный закон всей биологии - стремление выжить! Если организм не выживет, ничего другого он сделать не сможет. Мы увидим, что некоторые из наших собратьев-людей и, вполне вероятно, многие из сидящих здесь придумали собственные нетривиальные планы, преследующие ту же цель. Частью нашей работы будет оценка таких проектов; мы посмотрим, что же такое они предлагают остальным. Нам нужно знать все, что полезно и необходимо для людей, чтобы выжить на планете, зараженной хторранами. Нам нужно понять, во что превратятся люди в процессе выживания. Здесь, в этом зале, мы будем готовить себя к работе, которая ждет нас. Мы будем готовить себя к неожиданному. К самому невероятному. В этом зале мы начнем конструировать будущее. Иными словами, мы не только проанализируем, что же такое человечество, но в конечном итоге, возможно, дадим ему новое определение. Не потому, что нам так захочется, а потому, что такой может стать плата за выживание. Я хочу, чтобы вы все поняли одну вещь. - Форман поднял руку с вытянутым указательным пальцем. - Человечество всегда имело возможность взглянуть по- новому на себя как на биологический вид. Но каждый раз мы избегали оказаться лицом к лицу с такой возможностью, устраивая вместо этого бесконечные свары за самку или банан. Теперь такая роскошь непозволительна. Возможность перестала быть возможностью, она превратилась в неизбежность. - Форман посмотрел в глаза доктору Чин. - Я спрашиваю вас снова: хотите играть в эту игру? Если хотите, сядьте на место. Если не хотите, дверь - позади вас. Только не ошибитесь в выборе. Второй попытки не будет. Выйдя за порог, вы навсегда лишитесь возможности вернуться. - Он немного подождал. - Итак, ваш выбор? - Вы очень умелый оратор, - сказала Дороти Чин, - но я думаю иначе. Мне не хочется "выбирать" себя в вашу футбольную команду, если не возражаете. Форман кивнул: - Нисколько. Вполне ясная позиция. Вы подошли к делу весьма ответственно: выслушали и сделали выбор. - Он уже отворачивался от Чин, вычеркнув ее из памяти, как вдруг снова обратился к ней, словно о чем-то вспомнив: - Я бы хотел, чтобы вы уяснили еще кое-что, прежде чем покинете нас. - Он говорил тихо и очень спокойно. - Выйдя за эту дверь, вы теряете не только возможность участвовать в игре, но и право жаловаться, если вам не понравится, как все обернется. - С этим я тоже не могу согласиться. - Дороти Чин начала пробираться к проходу. - Всего хорошего, доктор Форман. - Она остановилась и посмотрела на него. - Я буду бороться против вас и вашей группы. Я собираюсь создать научные и политические организации для борьбы с вами, ибо считаю вас опасным. Форман повернулся к нам. - Только что вы наблюдали, как поступила доктор Чин, вместо того чтобы взять на себя ответственность. Доктор не привыкла действовать сама - она только реагирует на действия других. Дороти Чин сверкнула глазами - Форман остался абсолютно невозмутимым - и, повернувшись, решительно пошла к выходу. "Двенадцатый" открыл перед ней дверь, и она исчезла. - Кто еще? - спросил Форман. Встали еще трое. Форман подождал, пока они выйдут. - Еще есть? Третий звонок. Я задумался. Мне приходилось переживать и худшее, а уж это можно вынести. Остаюсь. Выражение лица Формана было трудно понять. Похоже, он бросал вызов. - Слышите? - сказал он. - Другой возможности уйти не будет. Если вы остаетесь, то остаетесь до конца... Больше никто не встал. В аудитории воцарилась напряженная тишина. Форман подождал немного, вернулся на помост и выпил воды. Перелистнув две- три страницы конспекта на пюпитре, он внимательно прочел записи и, подняв голову, обратился к нам: - Значит, вы все решили? Вы находитесь здесь по собственному желанию. Больше нет никого, кто хотел бы уйти? Он улыбнулся. - Отлично. Теперь поговорим о том, что произойдет после того, как вы взяли на себя обязательство. Возможность нарушить данное вами слово... Парень один на редкость смешной, Все дергал себя за свой корнишон. Он хвастался, что наконец Делом занят его огурец. Хоть эту работу ему он нашел. 3 КУПОЛ Игра в жизнь всегда заканчивается, когда тушат свет. Соломон Краткий День был серый, моросило, холодный мартовский ветер обжигал лицо. Я вглядывался в карту на экране. Да, это то самое место, Я толкнул мальчишку. - Сворачивай направо. Джип съехал с автострады на проселок. Маккейн вел машину легко и уверенно. Было видно, что ему нравится крутить баранку. Но меня беспокоило, что он такой зеленый. Теперь повсюду встречались дети, выполняющие взрослую работу. С каждым днем они становились все моложе. И все неопытнее. Мне это не нравилось. Детство было еще одной жертвой этой войны. Она не оставляла времени для невинных забав. Как только ты мог выполнять какую-нибудь работу, ты становился рабочей силой. Шесть миллионов неотложных вакансий ожидали, когда их заполнят. Возраст значения не имел. От этого я чувствовал себя старым. Мальчишки и девчонки, которых я встречал, похоже, не представляли себе иной жизни. Они носили с собой винтовки вместо учебников, учились обращаться с гранатометом раньше, чем водить машину. Они проводили на работе столько же времени, сколько в школе. Хотя, может быть, все это к лучшему. Может, им не стоит знать, что они потеряли. Во всяком случае, с практической точки зрения так лучше. Я плотнее запахнул ветровку. - Мне казалось, что в здешних краях круглый год тепло, - пожаловался я. - Все правильно, - крикнул в ответ мальчишка. - Только зимой мы пользуемся теплом в замороженном виде. - О! Джип тряхнуло на ухабе, и я отказался от продолжения беседы. Судя по карте, мы были почти на месте. В конце февраля президентом был подписан законопроект о полномочиях армии. Он эффективно способствовал демонтажу последних органов самоуправления в стране - их заменили окружные военные губернаторы. По словам президента, это была временная мера на период экологического чрезвычайного положения. Что подразумевало срок от десяти лет до трехсот - сколько потребуется. Президентом был также подписан закон о всеобщей воинской повинности, согласно которому все мужчины, женщины, дети, роботы и собаки поступали в распоряжение Вооруженных сил США. Долгосрочный план имел целью сменить на хаки всю гражданскую одежду в стране. "Хторранское вторжение, - говорилось в заявлении президента, - не что иное, как согласованная атака на каждого из нас, поэтому каждый без исключения должен дать отпор". Я хорошо помнил эту речь. Она относилась к разряду "разговоров по душам" и начиналась с напоминания о высказывании Мартина Трептоу, рядового времен почти забытой Первой мировой войны: "Я с радостью иду в бой и буду сражаться так, словно исход всей битвы зависит от меня одного". Такой же настрой, - было подчеркнуто президентом, - необходим нам и сегодня. Каждый должен действовать так, словно успех всей борьбы зависит от его поступков. На карту поставлено не более и не менее как судьба человечества. Облик нашего завтра будет зависеть от того, что мы предпримем сегодня. Каждый из нас станет частицей этого завтра, и будущее даст ответ на вопрос: что мы, каждый в отдельности и человечество в целом, пожелали выбрать? Я знаю ответ заранее. Если бы сегодня вечером у меня была возможность встретиться с вами - с каждым лично - и задать простой вопрос: "Каков ваш выбор? Что вы собираетесь делать?" - вы ответили бы: "Все, что необходимо. Мы готовы делать все, что потребуется. На меньшее мы не согласны". Потому что мы такие. Потому что мы - люди! Мы не уклоняемся от вызова - мы принимаем его. В этом огне мы закалимся. Мы сделаем все, что будет нужно. Американцы, сограждане мои, пусть этот вечер станет переломным моментом, решающим моментом в нашей судьбе. Сегодня мы объединимся все вместе - не в страхе, но в гордости - и смело примем величайший в истории человечества вызов. Завтра, действуя от вашего имени и отражая вашу общую волю, я выступлю перед Конгрессом нашей великой нации и объявлю тотальную мобилизацию ресурсов, производства и в первую очередь населения Соединенных Штатов. Я попрошу Конгресс оперативно подготовить правовую основу для нашей борьбы - и победы! Мы пойдем вперед, сплотившись под новым знаменем! Отныне у нас только одна общая цель: безоговорочная и полная победа над агрессором! Меньшее неприемлемо, на меньшее мы не согласны - не только как американцы и представители рода человеческого, но и как дети Всевышнего!" Выступление президента прерывалось аплодисментами сорок три раза. Это была мощная речь, изобиловавшая продуманными обращениями к эмоциям слушателей. И она сделала свое дело. Страна в целом приняла мобилизационные законы. Я слышал о всего нескольких не очень громких протестах, организаторов которых быстренько арестовали. (С подобным судом я столкнусь в дальнейшем сам.) Но большинство, как я слышал, почувствовали облегчение, решив, что правительство наконец-то взяло события под контроль. Или, по крайней мере, сделало вид, что взяло. Но в общем-то я не придавал значения гражданским новостям. Их самих, гражданских, через три года просто не останется. Пришел черед поступиться и этим. На время. Мальчишка махнул рукой: - Это оно? Впереди, в лощине между холмами, прятались три серых купола. Я узнал их по конструкции - надувные и залитые пенобетоном. Наполовину их скрывала эвкалиптовая роща. Все было бы неплохо, если бы здания уже не начали разрушаться. В стенах зияли трещины и дыры. Похоже, необходим пенобетон прочнее. Надпись на щите гласила: КАЛИФОРНИЙСКАЯ КОНТРОЛЬНАЯ СТАНЦИЯ ОКРУГ САН-ЛУИС- ОБИСПО. - Приехали, - сказал я. Строения стояли заброшенными со времен эпидемий. Для какой цели они использовались, я понятия не имел. Моим делом было проверить, годятся ли они для наших текущих нужд. Последний план правительства заключался в строительстве цепочки укрепленных пунктов, расположенных на расстоянии не более двух часов езды. Каждый "островок безопасности" должен был стать абсолютно автономным и способным отразить даже массированную атаку хторран. Еще слишком свежо в памяти их нападение на Бисмарк в Северной Дакоте. Картина там была еще ужаснее, чем в окрестностях Шоу-Лоу, штат Аризона. Сейчас все зависело от дорог. Наше положение по-прежнему оставалось слишком уязвимым. Автострады между штатами должны были функционировать свободно. Зоны заражения на севере Калифорнии снова начали расширяться, несмотря на почти ежедневные бомбардировки, и ожидалось, что черви возобновят наступление на юг и в этом году. Автострады должны были стать скелетом обороны, но прежде следовало укрепить каждое подходящее сооружение вдоль дорог, заложить склады продовольствия и оружия. Невеселая работенка с еще более мрачным подтекстом: мы окапывались надолго. Правда, хорошая идея была позаимствована у хтор-ров. Купола, которые мы считали гнездами червей, на самом деле были лишь входами в их жилища. Заселяя местность, они пронизывали ее туннелями. Большая часть гнезда всегда располагалась под землей. Мы не знали, как глубоко закапываются черви, но научный отдел вдруг осенило, что и мы можем делать то же самое. Теперь для этого подыскивались подходящие места. Джип остановился перед станцией, и я потянулся за спинку сиденья, где лежало мое ружье. Я носил его повсюду, даже спал с ним. - Подожди меня здесь, - приказал я Маккейну. Внутри ближайшего купола свободно гулял ветер. Раньше в нем, похоже, располагалась контора. Во втором куполе была какая-то мастерская, но по оборудованию нельзя было понять, какая именно. Половину помещения отделяла двойная стеклянная стена, за которой виднелась погрузочная платформа и транспортер, ведущий в следующий купол. С нашей стороны от стеклянной стены тянулись многочисленные трубы, стояли два генератора, несколько приборных панелей и целая батарея телевизионных мониторов. За другой стеклянной стеной находились души, дегазационнные камеры и вешалка с гермокомбинезонами. Со времен эпидемий осталась масса таких построенных на скорую руку сооружений: убежища, склады, перевалочные базы, центры обеззараживания, автономные исследовательские лаборатории. Но это не походило ни на что. Я прошел в третий купол, и ответ стал ясен. Здесь находились печи. Когда я понял, для чего они предназначались, меня словно током ударило. Колени стали ватными. Я едва не упал. Проклятье! Я считал, что давно похоронил свое горе. Как долго оно будет преследовать меня? Проклятье! Проклятье! Я поборол в себе отчаяние - в который раз! - и продолжал осмотр. Во время эпидемий погибло около семи миллиардов, более половины всего человечества. Больше мужчин, чем женщин; больше белых, чем негров; больше желтых, чем белых. Сотни тысяч мумифицированных тел еще ждали, когда их обнаружат. Одной из главных забот в последующие годы стало захоронение погибших. Мертвые таили смертельную угрозу, так как по-прежнему несли в себе бактерии. Сотни таких станций появились по всей стране. Строить их было проще простого. Купола надувались, опрыскивались пенобетоном и затвердевали в течение дня. Установка оборудования занимала меньше недели. Некоторые станции обслуживались одними роботами. Если вы находили тело, то поднимали телефонную трубку, набирали слово: "ТРУП", или "ЗАХОРОНЕНИЕ", или любое другое из полудюжины легко запоминающихся условных кодов - и сообщали координаты. Ближайший катафалк получал по рации уведомление, и тело подбирали в срок от двух до четырех часов. Труп везли на ближайшую контрольную станцию типа этой, где и сжигали. Эпидемии еще не закончились, но пик смертности миновал, и большинство станций закрыли. Я почти наяву ощущал жар от печей. И смрад. И - не знаю почему - слышал крики. Мужчин, женщин, детей. Почему я вспомнил это? Меня ведь не было в Сан- Франциско, когда они... К черту! Теперь купола были пустыми и холодными. На полу лежал толстый слой пыли, и сквозняк поднимал ее маленькими смерчами. Ладно, теперь мы знаем, что здесь было. Все равно не стоит рекомендовать это место для наших целей. Слишком невыгодная позиция. Зажатый между двумя холмами, поселок будет как на ладони для всякого, кто оседлает любую из высот. Может, упрятать сюда крематорий и было хорошей идеей, но для крепости это место не годилось. Нет, явно не годилось. Я повернулся... В двери с разинутым ртом застыл Маккейн. - У-у... - тихо протянул он, озираясь вокруг. Я опустил ружье. - Кажется, тебе велено ждать. - В моем голосе появилась нотка раздражения. - Виноват, сэр, но вас так долго не было, что я забеспокоился. - Угу. Я начал понимать взаимоотношения Маккейна и полученных им приказов. Он не считал, что они относятся к нему лично. Все правильно. Потому его и приписали ко мне. Теперь он проверял, не расходится ли у меня слово с делом. Если я спущу на этот раз, парень начнет испытывать меня снова, а если приколочу гвоздями к стенке за невыполнение приказа, то стану тупым ревнителем устава, и у него будут все основания порочить мою репутацию где только можно. Шла большая игра, которую я в любом случае проигрывал. Он шагнул вперед, раскрыв рот в благоговейном испуге. - Я слышал о таких местах, но своими глазами вижу впервые. - Тут ему в голову пришла простая мысль, и он повернулся ко мне. - Это не опасно? Я не ответил - слишком было противно. Я испытывал отвращение к мальчишке, к нашему заданию, к самому себе. Когда мы вернемся... - Привет, - раздался тоненький голосок позади нас. Мы оба обернулись как ужаленные... Ей было не больше шести-семи лет, худенькому созданию, стоявшему в дверном проеме. Когда-то ее платьице имело желтый или оранжевый цвет, но сейчас стало коричневым. У нее были огромнейшие глаза. Я опустил дуло ружья, но только чуть-чуть. - Больше так не делай. Ты испугала меня до судорог. Она нерешительно перевела взгляд с меня на Маккейна, потом снова на меня. - Привет, красавица, - сказал мальчишка. - Как тебя зовут? - Он закинул винтовку за плечо и шагнул к ней. Она подалась назад. - Не бойся. Мы хорошие. Это дядя Джим, а я дядя Джон. - Какой Джон? - спросила она. - Ты живешь здесь? Маккейн посмотрел на меня. - Какая она худая, и перепугалась, наверное, до смерти. Можно, я отдам ей наши пайки? - Он не стал ждать ответа. - Красавица, хочешь есть? Она медленно кивнула. Ее глаза перебегали с одного на другого. - Подожди, - сказал я мальчишке. Мы находились за много миль от населенных мест. Как она попала сюда? - Как твое имя, малышка? Ты ведь не одна, верно? - Это ваш дом? Вы живете здесь? - снова спросила она и, зайдя внутрь, осмотрелась. - Нет, не живем, и ты не будешь. - Я посмотрел на мальчишку: - Выведи ее отсюда. Я подождал, пока они выйдут, и лишь потом опустил оружие и позволил себе задрожать. Нервы были на пределе. Сначала я чуть не застрелил его. Потом ее. Проклятье! Какая кутерьма поднялась бы. Нет, так поступать не годилось. Ни в первом случае, ни во втором. Я повесил ружье на плечо и пошел следом за ними. Я должен был... Снаружи донеслись выстрелы - захлебывающиеся очереди "АМ-280". А потом - крик мальчишки. Я на бегу снимал винтовку с плеча... Врач-проктолог Николас В зад себе воткнул стеклянный глаз, Изогнулся винтом И молвил при том: "Теперь хоть кто-то смотрит на нас". МОДУЛИРОВАНИЕ: ДЕНЬ ВТОРОЙ Причастность - не какая-то мелочь. Это всегда вызов. Соломон Краткий Второй день занятий был посвящен чистоте. На этот раз зал обставили по-другому: 498 стульев располагались пятью концентрическими кругами вокруг сцены. Восемь одинаковых проходов делили их, как пирог, на равные части. Проходы сходились к высокому, похожему на алтарь помосту. Я почувствовал себя церковным служкой на некоем священнодействии. Экранов над помостом не было, но в центре каждой из четырех пустых стен зала висели экраны еще большего размера. Заняв свое место, я все гадал, зачем понадобилось менять обстановку. Почему-то меня это тревожило. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Места быстро заполнялись. Сегодня мы все были одеты в одинаковые коричневые комбинезоны. Ни военная.] форма, ни гражданская одежда, вообще никакие различия не допускались. Таким было одно из правил: никаких внешних различий, за исключением нашивки на левой стороне груди, где крупными буквами написана фамилия. Только фамилия, ни имени, ни чина. Некоторые из старших офицеров начали было роптать, но Формана это не интересовало. Он лишь заметил, что тем самым они демонстрируют, насколько привыкли отождествлять себя со своими погонами, и заявил, что чины к делу, которым мы займемся, отношения не имеют, а, напротив, могут только помешать. Он посоветовал оставить их за порогом и стать самими собой. Это было не совсем понятно, но он не вдавался в объяснения. Без часов я чувствовал себя неуютно - пришлось расстаться и с ними, - но все равно не сомневался, что давно пора начинать, хотя еще не все стулья были заняты. Я недоумевал, чем вызвана задержка. В комнату продолжали входить люди. Появились две седовласые дамы- полковники, сидевшие вчера в конце моего ряда. Они, похоже, думали, что имеют специальное разрешение обсуждать все происходящее; в конце концов их болтовня так надоела, что им предложили - не приказали, а предложили - сесть порознь. Сейчас они тоже не прекращали разговор и, вместо того чтобы разойтись по своим местам, остановились у двери, продолжая болтать. Я даже подумал: какие невоспитанные старухи. Наконец к ним подошли два ассистента и под ручку развели по местам, которые располагались на противоположных сторонах круга. Однако еще оставались незанятые места. Где же остальные? Я насчитал двенадцать пустых стульев. Что случилось? Куда делись их хозяева? Тянулись минуты. Ассистенты в молчаливой готовности стояли вдоль стен, у столов, расположенных позади последнего ряда стульев, у дверей и в начале проходов. Их было не меньше полусотни. Все - с бесстрастными, застывшими лицами. На противоположной стороне поднялся высокий кряжистый мужчина и решительно зашагал к столу в дальнем конце зала, где сидела куратор курса. - Чего мы ждем? - требовательно спросил он. Лицо у него было красное и рассерженное. Куратор посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. - Вернитесь на свое место. - Ее голос слышали все. - Я хочу знать, что происходит. - Ничего не происходит. Вернитесь на место. - Нам обещали, что будут отвечать на все наши вопросы, - резко сказал он. Куратор встала. По сравнению с ней мужчина выглядел особенно высоким и массивным, но она встретила его взгляд с бесстрастным видом. - Вам обещали, что ко всем вопросам будут относиться соответствующим образом. Данный вопрос неуместен. - Почему? Объясните! Он навис над ней, опершись о край стола руками, похожими на окорока. По- видимому, таким приемом он привык добиваться своего, демонстрируя готовую обрушиться гору мяса. Но на этот раз номер не прошел. Куратор была непоколебима. Она смотрела на него как на большого капризного ребенка. - Еще рано. Вы же дали обещание выполнять инструкции, не так ли? Согласно инструкции на сегодняшнее утро, вы должны были войти в зал и сесть на свое место. Вы это выполнили? - Но ведь ничего не последовало!.. Метод не приносил успеха, и это ставило его в тупик. Куратор окинула мужчину безразличным взглядом. - Вы согласились выполнять инструкции, а теперь собираетесь нарушить слово? - Я хочу знать, чем вызвана задержка! Голос стал громче, а вид еще агрессивнее. На них смотрели все собравшиеся. Меня невольно восхищало самообладание нашего куратора. Ярость мужчины никак не отразилась на ее невозмутимом лице. - Вчера вам все объяснили, - сказала она. - Занятие не начнется, пока все не займут свои места. До сих пор остаются незанятыми тринадцать стульев. Один из них - ваш. Вы сами задерживаете остальных. Здоровяк разозлился еще больше. Я заметил, как его руки сжались в кулаки, но сказать ему было нечего. Создавалось впечатление, что он знал все ответы, на которые мог рассчитывать. Так что ему не оставалось ничего другого, как вернуться на место. Он шумно выдохнул, раздраженно поморщился, покачал головой и пожал плечами, словно говоря: "С такими самодурами бороться бесполезно", - потом повернулся и пошел на свое место. Его шаги звучали громко и возмущенно, как бы посылая ее и всех нас тоже к чертовой матери. Он сел и скрестил руки на груди, являя собой воплощение праведного гнева. Прошло еще некоторое время, но ничего нового не произошло. Мы сидели и ждали. Это начинало надоедать. А потом, сменяя это чувство, во всех стало нарастать озлобление. Мы сидели и потихоньку кипятились. Испепеляли взглядами ассистентов - и друг друга. Мы ненавидели опаздывающих, которые заставляли нас ждать. Я хотел было, встать и громко выразить простест, но передумал. Побоялся. Другие тоже боялись. Я повернулся и осмотрелся. Некоторые прятали глаза. Одна женщина тихонько плакала, закрыв лицо ладонями. Никто не обращал на это внимания. Я начал испытывать ненависть к ассистентам. Потом вернулась скука. А потом внезапно меня осенило! Я понял, что происходит. Это была проверка! Мы должны сидеть здесь и ждать. И кое-что понять во время этого ожидания. Я встрепенулся. Огляделся, проверяя, чем заняты другие. Я оказался не единственным. Еще парочка слушателей с интересом крутила головами. Они узнали меня и улыбнулись. Я расплылся в ответной улыбке. Мы поняли соль! Вопрос в том, как мы умеем ждать! Кто-то неуверенно хихикнул, и вскоре хохотал весь зал. Я отыскал взглядом куратора. Она продолжала сидеть с каменным лицом. С каменным ли? Прикрыв рот ладонью, она закашлялась и отвернулась к стене. Когда смех начал стихать, одна из дверей открылась, пропустив в зал шестерых из двенадцати пропавших слушателей. Двое ассистентов развели их по местам. Секунду спустя своей энергичной походкой вошел Форман. Он двинулся по проходу, что был прямо напротив меня, и поднялся на сцену. Сегодня он надел свободную блузу цвета меди и широкие спортивные брюки. - Доброе утро, - поздоровался он и посмотрел на часы. - Сейчас десять сорок пять. Мы начинаем с опозданием на час сорок пять минут. По правилам, ни одно занятие не может начаться, пока все не будут сидеть на своих местах. Шестеро из вас до сих пор отсутствуют. Еще сорок два человека опоздали. Итого - сорок восемь человек, которые не сдержали данного ими слова. Почти каждый десятый! Вот вам показатель честности группы. Десять процентов времени вам нельзя доверять! И вы еще удивляетесь, почем