ина чуть-чуть приоткрыла рот, словно собираясь заговорить, но,
очевидно от удивления, так и не смогла произнести ни слова. Наконец она
подняла руку и легко коснулась щеки Джо, и он даже не попытался уклониться.
На мгновение ему почудилось в ее глазах крайнее удивление, однако мягкость и
нежность прикосновения помогли ему понять, что это было выражение жалости и
боли.
- Я еще не готова говорить с тобой, - проговорила женщина негромким
музыкальным голосом.
- Но зачем вы фотографируете их могилы? Для чего?
Сжимая фотоаппарат обеими руками, женщина покачала головой.
- Не сейчас. Скоро. Я вернусь, когда придет время. Не отчаивайся, ты
увидишь... как и другие.
В этих ее словах было что-то мистическое, и Джо почти поверил, что эта
женщина ему пригрезилась. Даже в том, как нежно она прикоснулась к его щеке,
было что-то ирреальное, как будто незнакомка была сделана не из плоти и
крови, а соткана из эфирных материй. Ласка духа, прикосновение привидения...
Вместе с тем Джо чувствовал, ощущал присутствие женщины настолько
отчетливо и ясно, что у него не возникло никаких сомнений в ее реальности.
Он знал, что перед ним не дух и не галлюцинация, вызванная солнечным ударом.
Несмотря на свою миниатюрность, женщина буквально лучилась энергией и
казалась куда более реальной, чем все окружающее. Гораздо более реальной,
чем деревья, небо, палящее солнце, гранит и бронза памятников. В ней было
столько жизни и воли, что Джо даже показалось, что незнакомка надвигается на
него, хотя она стояла на месте; что она нависает над ним, хотя он был выше
ее на целых десять дюймов. Когда он ее увидел, женщина была скрыта в тени
сосен, но Джо казалось, что она освещена лучше, чем он, стоящий на самом
солнцепеке.
- Как ты живешь? - тихо спросила она.
Джо был сбит с толку этим интимным вопросом незнакомки и только покачал
головой.
- Я вижу, - прошептала женщина.
Джо отвел взгляд и посмотрел мимо нее на гранитное надгробье.
- Потеряны навсегда... - услышал Джо свой собственный голос, донесшийся
словно издалека. Мимолетно он подумал о том, что имеет в виду не только свою
жену и дочерей, но и себя самого.
Когда Джо снова повернулся к женщине, он увидел, что она больше не
смотрит на него. Ее напряженный взгляд был устремлен куда-то ему за спину,
и, когда через несколько мгновений оба услышали надрывное пение мотора, в
глазах женщины появилась тень тревоги и озабоченности, а лоб пересекла
глубокая морщина.
Повернувшись в ту же сторону, Джо увидел, что по дороге, по которой он
приехал сюда, мчится белый фордовский фургон - мчится со скоростью гораздо
большей, чем было разрешено на кладбище.
- Сволочи! - с чувством сказала женщина.
Джо повернулся к ней и увидел, что странная незнакомка уже бежит прочь
- наискосок по склону холма, - направляясь к его заросшему деревьями и
кустарниками гребню.
- Эй, подождите!.. - крикнул Джо.
Но женщина не остановилась. Она даже не обернулась.
Тогда Джо побежал следом, но его физическая форма не была и вполовину
такой хорошей, как у нее. Бегать, во всяком случае, она умела, и Джо
остановился, пробежав всего несколько шагов. Он задыхался. По такой жаре
гоняться за кем-либо было больше чем бесполезно. Убийственно.
Пока Джо соображал, почему это последнее слово вдруг пришло ему на ум,
белый фургон на огромной скорости промчался мимо него. Солнце, ярко
сверкавшее на его лобовом стекле и отражавшееся от хромированных ободков фар
и радиаторной решетки, ослепило его настолько, что он не сумел рассмотреть
водителя. Теперь машина двигалась параллельно женщине, которая продолжала
бежать вдоль ряда могил.
Джо повернулся и стал спускаться с холма к своей машине. Он понятия не
имел, как ему поступить. Может, ему все же следует присоединиться к погоне?
А может, он должен следить за белым фургоном? Что, черт возьми, здесь вообще
происходит?
На расстоянии пятидесяти-шестидесяти ярдов от его "Хонды" белый фургон
резко затормозил. Визжащие покрышки прочертили по дорожке черные дымящиеся
полосы, обе передние дверцы разом распахнулись, и из фургона выскочили уже
знакомые Джо копы в ярких гавайских рубашках. Не тратя времени даром, оба
побежали за женщиной.
От удивления Джо встал как вкопанный. На пути от Санта-Моники его никто
не преследовал. Во всяком случае, никаких белых фургонов он не видел. В этом
он был совершенно уверен.
Значит, копы знали, что он поедет на кладбище.
И, поскольку никто из них не проявил к нему никакого интереса,
следовательно, они следили за ним на пляже только потому, что надеялись, что
он так или иначе выведет их к женщине, за которой они и гнались теперь с
ретивостью гончих.
Его скромная персона полицию не интересовала. Женщина - вот за кем они
охотились.
Черт побери! Они, должно быть, следили и за его квартирой тоже и
сопровождали его до самого пляжа!
Из этого следовало, что наблюдение за ним было установлено несколько
дней - или даже недель - назад, а он этого даже не заметил. Впрочем,
отчаяние владело Джо настолько полно, что он жил как во сне и не обращал
почти никакого внимания на окружающее. Не мудрено, что он не заметил
соглядатаев.
"Кто эта женщина? - подумал он. - Почему она фотографировала могилы?
Почему полиция преследует ее?"
Женщина бежала уже почти по самому гребню холма, среди стволов каменных
сосен, росших по краю участка. Сосны отбрасывали на траву густую тень,
которую почти не рассеивали редкие пятна солнечного света, и если бы не
яркая желтая блузка, то темнокожая женщина почти сливалась бы с этим мягким
полумраком.
Джо почти сразу заметил, что ее бег был целенаправленным; можно было
подумать, что женщина хорошо знает местность и теперь стремится к какому-то
хорошо ей известному пункту. Почему-то ему казалось, что за холмом нет
никакой машины, а это значило, что странная незнакомка скорее всего пришла
сюда пешком.
Теперь он видел, что женщина, с самого начала имевшая хорошую фору,
вот-вот скроется в зарослях на гребне, и перед копами из фургона стояла
нелегкая задача, если они не хотели упустить свою добычу. Высокий
полицейский в зеленой рубашке был, похоже, в гораздо лучшей форме, чем его
напарник, а может быть, просто его шаг был значительно длиннее шага женщины
- как бы там ни было, он понемногу нагонял беглянку. Маленький полицейский
сильно отстал, но тоже не сдавался. Джо видел, как он споткнулся сначала об
одну, потом о другую гранитную плиту, но, чудом удержавшись на ногах, снова
помчался вверх по склону, словно шакал, который, следуя за охотящимся
тигром, прилагает отчаянные усилия, чтобы не опоздать и быть на месте, когда
жертва будет схвачена и опрокинута на землю.
Джо знал, что за этим причесанным и приглаженным кладбищенским холмом
лежат другие, еще не освоенные и не окультуренные, пребывающие в почти
первобытном, диком состоянии. Их песчаная почва со вкрапленными в нее
мощными глинистыми пластами густо поросла горькой полынью, мескитом,
травой-вонючкой, толокнянкой и карликовым дубом, чьи скрюченные перепутанные
ветви стелились почти по самой земле. Сухие овраги и промоины, изрезавшие
склоны холмов, тянулись на сотни ярдов и вели на расположенную почти в самом
центре городской зоны территорию Гриффитской обсерватории, примыкавшую к
лос-анджелесскому зоопарку и представлявшую собой поросший чахлым
кустарником обширный участок земли, где во множестве водились гремучие змеи.
Если женщина успеет добежать до холмов прежде, чем ее настигнут, то,
петляя между кустарниками и скрываясь в узких глубоких овражках, она сумеет
оторваться от преследователей и спастись.
Джо повернулся и зашагал к белому фордовскому фургону. Машина казалась
покинутой, но он был уверен, что, осмотрев се, сумеет кое-что узнать.
Почему-то Джо хотелось, чтобы женщина спаслась, хотя он не мог бы
толком объяснить, почему его симпатии вдруг оказались на ее стороне.
Насколько он понимал, эта женщина скорее всего была опасной преступницей,
однако она не была похожа ни на грабителя, ни на мошенницу, да и ее манера
говорить располагала к доверию. Джо даже пришлось напомнить себе, что он
живет не где-нибудь, а в Лос-Анджелесе, где аккуратные, благополучные
подростки из хороших семей расстреливают своих родственников из дробовиков,
а оказавшись на скамье подсудимых, льют крокодиловы слезы и умоляют судей
проявить милосердие и сжалиться над круглым сиротой. Никто никогда не был на
самом деле тем, кем казался, никому нельзя было верить на слово.
И все же... Мягкость ее пальцев, прикоснувшихся к его щеке, словно
ласковый ветерок, печаль в глазах и сочувствие в голосе производили
впечатление неподдельной искренности. Незнакомка казалась Джо способной к
сопереживанию вне зависимости от того, были ли у нее трения с законом или
нет. Он просто не мог желать ей зла.
Громкий хлопок, резкий и неожиданный, эхом разнесся над кладбищем,
разорвав сонную тишину и оставив в ней пульсирующую рану. За первым хлопком
тут же последовал второй.
Джо обернулся. Женщина была уже на гребне холма; ее силуэт четко
выделялся на фоне неба в проеме между двумя ощетинившимися соснами. Синие
джинсы, развевающаяся на бегу желтая блузка, длинный летящий шаг. Согнутые в
локтях обнаженные коричневые руки прижаты к бокам и ритмично движутся в такт
ровному дыханию.
Взгляд Джо опустился ниже по холму. Низенький полицейский в
красно-оранжевой гавайке свернул в сторону, так что теперь спина его
напарника не загораживала беглянку. Джо увидел, что коп остановился и поднял
обе руки с зажатым в них пистолетом. Проклятый сукин сын стрелял вдогонку
женщине.
Джо знал, что полицейские - настоящие полицейские - никогда не стреляют
в спину безоружным преступникам, даже если последние спасаются бегством.
Ему захотелось помочь женщине, но он ничего не мог придумать. Если два
типа в гавайках были полицейскими, то он не имел права вмешиваться. Если же
они были не из полиции, тогда Джо сам рисковал быть убитым. Эти люди скорее
застрелят его, чем позволят ему помочь той, на кого они охотятся.
Трах-ба-бах!
Женщина перевалила через гребень, но была все еще видна.
- Скорее! - хрипло прошептал Джо. - Скорее!!!
У него в машине не было телефона, поэтому он не мог позвонить в "Службу
спасения". Пока Джо работал репортером, он постоянно возил с собой сотовый
телефон, однако теперь необходимость в этом отпала. Он редко кому звонил
даже со своего домашнего аппарата.
Тяжелый, как свинец, воздух снова заколыхался при звуке очередного
выстрела.
Если эти двое не были полицейскими, рассудил Джо, значит, они либо
сошли с ума, либо находились в крайнем отчаянии, если решились прибегнуть к
оружию в общественном месте - даже несмотря на то, что в настоящий момент в
этой части кладбища почти никого не было. Он был уверен, что звук выстрелов
непременно привлечет внимание служащих парка, которые могли просто закрыть
массивные входные ворота и помешать стрелкам покинуть территорию кладбища.
Женщина, живая и невредимая, скрылась за гребнем холма. Двое мужчин в
гавайских рубашках устремились за ней.
4
Сердце Джо билось так сильно, что от прилива крови окружающее начинало
двоиться перед глазами, но он продолжал бежать к белому фургону.
Фордовский фургон не имел окон в грузовом отсеке и принадлежал к тому
типу машин, которые используются для доставки товара в домашних прачечных и
мини-пекарнях, хотя ни на боках, ни на задней его дверце не было никаких
эмблем или надписей.
Двигатель продолжал негромко урчать на холостых оборотах, а обе
передние дверцы так и стояли распахнутыми настежь.
Едва не упав на мокрой траве возле разбрызгивателя оросительной
системы, из которого понемногу сочилась ржавая вода, Джо подскочил к
пассажирской дверце и засунул верхнюю часть туловища в кабину, надеясь найти
сотовый телефон, но телефона, к несчастью, в кабине не было, во всяком
случае - на виду.
"Может быть, он в каком-нибудь ящике?" - подумал Джо, открывая крышку
на панели.
- Эй, вы поймали Розу? - донесся из грузового отсека глухой мужской
голос. Очевидно, в машине оставался еще один человек, который принял Джо за
кого-то из своих товарищей.
"Проклятье!"
В бардачке оказалось лишь несколько свернутых бинтов, которые тут же
высыпались на пол, и конверт из плотной бумаги с прозрачным окошком и
штампом Департамента автомототранспорта.
Джо знал, что в нем лежит. По законам штата Калифорния каждый
автомобилист обязан был всегда иметь при себе свидетельство о регистрации
транспортного средства и страховые документы на машину.
- Эй, кто ты такой? Что тебе здесь надо?! - грозно окликнул его мужчина
из грузового отсека.
Схватив конверт, Джо отпрыгнул с добычей от фургона.
Он решил, что спасаться бегством слишком рискованно. Человек в фургоне
пристрелил бы его без колебаний.
Загремел замок, взвизгнули петли, и задняя дверь фургона резко
распахнулась.
Джо бросился на звук. Из-за фургона навстречу ему вышел настоящий
громила с квадратной челюстью, толстыми, как у Папая <Папай-моряк -
персонаж популярного мультсериала>, предплечьями и бычьей шеей, и Джо
решил напасть первым в надежде, что беспричинная и неспровоцированная
агрессия поможет ему застать гиганта врасплох. Не тратя время на разговоры,
он с силой двинул противника коленом в пах.
Мужчина сдавленно хрюкнул и, схватившись руками за низ живота, начал
заваливаться вперед, но Джо успел ударить его головой в лицо. Громила упал
на землю уже без сознания, громко, со всхлипом дыша широко разинутым ртом,
поскольку из его сломанного носа обильно текла кровь.
В детстве Джо не был пай-мальчиком; он часто дрался со сверстниками,
однако с тех пор, как они с Мишель познакомились и поженились, он ни разу не
поднял руку на человека. До сегодняшнего дня. За последние два с небольшим
часа он уже дважды прибегал к грубой силе, и это обстоятельство неприятно
удивило его.
Кроме удивления, Джо чувствовал почти непреодолимое отвращение к себе и
своему примитивному, неконтролируемому гневу. Ничего подобного с ним не
случалось даже в ранней юности, прошедшей достаточно бурно и беспокойно,
однако факт оставался фактом: он снова прилагал огромные усилия, чтобы
справиться с собой, хотя со времени инцидента в общественной уборной на
пляже прошло совсем немного времени. Катастрофа рейса 353 наполнила его
унынием и горечью, но Джо начинал серьезно подозревать, что эти два чувства
лежали на поверхности, как масло или нефть на воде, скрывая какое-то иное,
гораздо более темное и мрачное чувство, в существовании которого он не
осмеливаются себе признаться и которое периодически заставляло его душу
переполняться гневом и ненавистью.
Если Вселенная была просто равнодушным и холодным механизмом, а жизнь -
бессмысленным путешествием от одной черной пустоты к другой, то Джо не мог
обвинить в своих несчастьях даже Бога, потому что сетовать на него было бы
так же бессмысленно, как пытаться дышать под водой или звать на помощь в
пустоте космоса. Но лишь только у него появился предлог сорваться и
выместить свое зло и разочарование на людях, как он немедленно им
воспользовался. По зрелом размышлении это был достаточно тревожный симптом.
Потирая лоб, который слегка гудел от удара, Джо поглядел на
распростертое в траве тело, на разбитый нос врага и почувствовал
удовлетворение, которого он не хотел и не искал. Охватившая его мрачная,
безумная радость пугала Джо, но вместе с тем он ощущал небывалый душевный
подъем и стремление действовать, чего с ним уже давно не случалось.
Здоровяк, которого он нокаутировал не совсем честным приемом, был одет
в майку с логотипом видеоигры "Квейк", мешковатые черные джинсы и красные
туфли без каблуков. На вид ему было лет двадцать шесть - двадцать восемь, то
есть он был примерно на десяток лет младше своих партнеров, в настоящее
время исполнявших роль охотничьих собак. Его массивные руки были такими
сильными, а ладони такими широкими, что он, наверное, мог бы без усилий
жонглировать тыквами. На обеих кистях у основания каждого пальца - за
исключением больших - были вытатуированы буквы, которые вместе составляли
слово "АНАБОЛИК".
Судя по всему, громила был не чужд насилия, и если бы Джо не прибег к
своей тактике неожиданного нападения, то сейчас именно он лежал бы под
колесами фургона с расплющенным носом, а то и с пробитой головой. Нанеся
свой упреждающий удар, Джо ни на йоту не превысил пределов необходимой
самообороны, однако его по-прежнему беспокоила свирепая, первобытная
радость, которую он при этом испытал.
Потом Джо подумал, что мужчина, которого он так удачно уложил, даже
отдаленно не напоминал служителя закона. Конечно, несмотря на свою
внешность, он все-таки мог оказаться копом, и нападение на него могло
повлечь за собой самые серьезные последствия, но даже перспектива попасть в
тюрьму за нападение на полицейского нисколько не уменьшила странной радости
Джо по поводу жестокости собственного поступка. Правда, он продолжал ощущать
легкую тошноту, да и мысль о том, что он повел себя так, словно на время
потерял рассудок, была не из приятных, но, с другой стороны, за прошедший
год это был первый случай, когда Джо почувствовал нечто вроде
пробуждающегося интереса к жизни.
Быстро оглядевшись по сторонам и не увидев поблизости ничего
подозрительного, он опустился на колени возле своей жертвы, все еще опасаясь
той бездны, в которую подталкивали его неожиданно пробудившиеся в нем ярость
и гнев.
Дыхание вырывалось из горла громилы с мокрым, хрипящим звуком. Дважды
он негромко, совсем по-детски вздохнул. Потом веки его затрепетали, но он
так и не пришел в себя, пока Джо, торопясь, обшаривал его карманы.
Он не нашел ничего, что представляло бы для него интерес или помогло
разобраться в том, что происходило на кладбище буквально на его глазах.
Несколько монет, складные щипчики для ногтей, стандартное удостоверение
личности на имя Уоллеса Мортона Блика, пара кредитных карточек - вот и все,
что Джо обнаружил в бумажнике громилы. Ни полицейского значка, ни служебного
удостоверения при нем не было. Джо оставил при себе только водительскую
лицензию, а все остальное убрал обратно в бумажник и засунул его в задний
карман черных джинсов Уоллеса.
Двое стрелков в гавайках еще не появились на холме - очевидно,
преследуя женщину, они зашли слишком далеко в холмы, - и Джо решил этим
воспользоваться. Схватив бесчувственное тело за ноги, он оттащил его за
фургон, где оно было не так заметно, и положил на бок, чтобы мистер Уоллес
Мортон Блик ненароком не захлебнулся кровью, продолжавшей сочиться из его
сломанного носа.
Потом Джо вернулся к задней дверце фургона и без колебаний поднялся в
грузовой отсек. Двигатель продолжал работать, и металлический пол под его
ногами неприятно вибрировал, но Джо тут же забыл об этом. Кузов фургона был
забит сложнейшим оборудованием для спутниковой связи, подслушивающей
аппаратурой и устройствами для электронного сопровождения объектов. К полу
было привинчено два компактных кресла, которые могли поворачиваться в любую
сторону, обеспечивая оператором доступ к любому рабочему модулю.
Протиснувшись мимо первого из них, Джо опустился на мягкое сиденье одного из
кресел и повернулся к экрану работающего компьютера. Несмотря на включенную
систему кондиционирования, сиденье все еще было теплым, поскольку Уоллес
Блик покинул его всего минуту или две тому назад.
На экране компьютера была изображена паутина улиц, и каждая имела
название, призванное вселять ощущение мира и покоя. Джо потребовалось всего
несколько секунд, чтобы понять, что перед ним - подробная карта
мемориального парка с его стоянками и служебными дорожками.
Потом его внимание привлекла зеленая мигающая точка. Она не двигалась,
и по ее расположению Джо понял, что это скорее всего сам фургон. Вторая
точка, тоже неподвижная, но иного, красного цвета, находилась на месте
ближайшей автостоянки на некотором расстоянии от фургона. Джо не сомневался,
что она означает местоположение его "Хонды".
Система электронного слежения, несомненно, включала в себя лазерный
диск с подробнейшей картой Лос-Анджелеса и его окрестностей, а возможно -
всего штата Калифорния или даже всей страны от побережья до побережья.
Одного компакт-диска было достаточно, чтобы на нем можно было хранить
подробные планы всех городов во всех штатах США и провинциях Канады.
Значит, догадался Джо, кто-то спрятал в его машине мощный радиомаяк,
испускающий сигнал, который можно принимать даже через спутник. Следящая
вычислительная машина преобразовывала этот сигнал, определяла при помощи
метода триангуляции местоположение "Хонды" относительно фургона и выводила
информацию на экран компьютера. Таким образом люди в фургоне могли следить
за его перемещениями, даже не приближаясь к "Хонде" на расстояние прямой
видимости.
На пути от Санта-Моники до долины Сан-Фернандо Джо все время
посматривал в зеркало заднего вида, но так и не заметил ни одной машины,
которая вызвала бы его подозрение. Теперь загадка разрешилась; фургон мог
следовать за ним, держась на расстоянии нескольких миль, а оторваться от
него было практически невозможно.
В бытность свою репортером отдела уголовной хроники Джо однажды выезжал
на задание с лихими сотрудниками федеральной криминалистической лаборатории,
которые использовали схожее, но все же не таков совершенное оборудование.
Подумав о том, что либо Уоллес Блик, либо его напарники могут застать
его здесь, если он задержится в фургоне слишком долго, Джо повернулся вместе
с креслом, выискивая хоть какие-то признаки, которые помогли бы ему
разобраться, с каким правоохранительным органом он имеет дело на этот раз,
однако Блик и иже с ним оказались весьма аккуратными сотрудниками. Джо не
заметил ничего, что помогло бы ему в решении этой загадки.
Единственным, что бросилось ему в глаза, были два выпуска "Уайред",
лежавшие возле компьютера, за которым работал Блик. Одна газета была сложена
так, чтобы удобнее было читать очередную статью, до небес превозносящую
великого Билли Гейтса. Вторая была раскрыта на вкладыше, предназначавшемся
для офицеров войск спецназначения, которые хотели бы оставить
государственную службу и стать наемниками. Вкладыш рассказывал о новейших
кинжалах и ножах, способных рассекать даже кости. Одним движением такого
клинка противника можно было выпотрошить, как рыбу. Судя по всему, именно за
чтением подобного рода Блик коротал время в те периоды, когда ему нечего
было делать, - например, ожидая, пока Джо надоест пялиться на набегающие на
берег волны прибоя.
Похоже, татуированный мистер Уоллес Блик был не простым техником при
компьютере. Даже если ножи были его хобби, то оно очень ему подходило.
x x x
Когда Джо выбрался из фургона. Блик громко застонал, но, к счастью, так
и не пришел в себя. Ноги его несколько раз судорожно дернулись, как у
собаки, которой снится охота на кроликов, и красные стильные туфли без
каблуков вырвали из земли несколько пучков травы.
Мужчин в гавайках по-прежнему не было видно. Кроме того, Джо был почти
уверен, что он больше не слышал выстрелов, хотя холмы могли и заглушить
пальбу.
Поминутно оглядываясь, он поспешил к своей "Хонде". Хромированная ручка
двери ярко сверкала на солнце, и, дотронувшись до нее, Джо обжегся, зашипев
от боли.
В салоне было так жарко, что казалось, еще немного, и обивка кресел
начнет обугливаться и дымиться. Джо поспешил опустить стекло водительской
дверцы, но это вряд ли могло помочь ему.
Запустив двигатель "Хонды", он бросил взгляд в зеркальце заднего вида и
увидел неуклюжий колесный трактор, который тащил за собой бортовой прицеп.
Трактор медленно приближался с восточной оконечности кладбища, и Джо решил,
что он принадлежит парковому хозяйству. Он, однако, не мог сказать, услышал
ли тракторист стрельбу или просто был занят рутинными работами по
благоустройству территории.
Джо вырулил на дорожку. Он мог бы поехать дальше на запад и, добравшись
до границы парка, вернуться к воротам, двигаясь вдоль его периметра, но
решил возвращаться тем же путем, каким он сюда приехал. Почему-то Джо
казалось, что он оставался в фургоне непозволительно долго, и теперь в ушах
его явственно раздавалось как будто тиканье часового механизма бомбы,
отмеряющего оставшиеся до взрыва секунды. Дорожка, однако, оказалась
достаточно узкой, и развернуться за один прием ему не удалось.
Переключив передачу на задний ход, Джо с силой нажал на акселератор и
услышал визг покрышек по нагретому асфальту. "Хонда" резво прыгнула назад,
Джо затормозил и снова переключил автоматическую коробку передач на
повышение.
Тик-так, тик-так...
Интуиция его не подвела. "Хонда" только начала набирать скорость,
поворачивая навстречу медленно движущемуся трактору, как стекло левой задней
дверцы рядом с головой Джо разлетелось вдребезги, и осколки посыпались на
сиденье.
Выстрела Джо не услышал, но сразу понял, что случилось. Бросив взгляд
налево, он увидел на склоне холма псевдополицейского в яркой
красно-оранжевой рубашке. Он был бледен, как труп, пролежавший несколько
дней в холодильнике морга, но в стрелковой стойке стоял уверенно.
Сзади раздавались невнятные, приглушенные расстоянием проклятья, и Джо
сообразил, что Блик наконец-то пришел в себя. В зеркале заднего вида он смог
рассмотреть, что громила на четвереньках отполз от фургона и, тряся своей
квадратной головой, как раненый бультерьер после схватки, изрыгает одно за
другим страшные ругательства в его адрес. На губах Блика выступила кровавая
пена.
Еще одна пуля с тупым стуком пробила корпус машины, и в багажнике
что-то жалобно звякнуло.
Под рев мотора и завывания горячего ветра, который врывался в салон
сквозь опущенное стекло водительской дверцы, вырываясь через разбитое заднее
стекло, "Хонда" мчалась к воротам кладбища, вывозя Джо из-под обстрела.
Скорость ее была так высока, что трактор с прицепом поспешно отвернул в
сторону при ее приближении, хотя места для того, чтобы благополучно
разъехаться, было больше чем достаточно.
По пути к выходу Джо пронесся мимо двух свежих могил. От одной из них
медленно, словно безутешные души, уже расходились скорбящие родственники;
возле другой одетые в черное люди все еще сидели на своих складных
стульчиках, и их неестественная неподвижность наводила на мысли о том, что
они, возможно, решили навсегда остаться с тем, кого любили. Впрочем, и эта
картина быстро осталась позади, и Джо увидел семью вьетнамцев,
устанавливавших на свежем холмике земли поднос со свежими фруктами и
домашней выпечкой. Потом за окном "Хонды" промелькнула необычная белая
часовня со шпилем поверх палладианской<Палладианство- направление в
европейской архитектуре; создано итальянским архитектором А. Палладио на
основе античных и ренессансных традиций> арки, образованной белыми
прямыми колоннами, которые, в свою очередь, опирались на плоскую крышу
стилизованной сторожевой башни. Солнце уже склонялось к закату, и в его
косых лучах это архитектурное сооружение отбрасывало на дорожку такую
странную тень, что, когда Джо пересекал ее, у него на мгновение похолодело в
груди. Машинально он рванул руль, машина вильнула, и Джо увидел на взгорке
кладбищенский морг, выстроенный в южном колониальном стиле. Его белые
гладкие, недавно оштукатуренные стены ослепительно сверкали под солнцем, но
Джо - без всякой связи с происходящим - неожиданно подумал, что эта усадьба
выглядела бы гораздо уместнее где-нибудь среди тропических флоридских болот,
а не среди засушливых холмов в Южной Калифорнии.
Потом ему снова стало не до размышлений. Позабыв об осторожности, Джо
гнал во весь дух, опасаясь погони, но погони не было. Еще он боялся, что
выезд с кладбища будет блокирован несколькими полицейскими патрульными
машинами, однако, когда он пересекал ворота, ни одного полицейского
автомобиля не было ни видно, ни слышно.
x x x
Проехав под эстакадой, по которой проходило шоссе Вентура, Джо оказался
в густонаселенной части долины Сан-Фернандо. В этом людском муравейнике
легко было затеряться.
Остановившись на красный сигнал светофора, он, однако, все еще дрожал
от напряжения и пережитого страха, машинально глядя на вереницу механических
динозавров, которых вывели на субботнюю прогулку члены местного клуба
любителей редких и старинных автомашин. Здесь были превосходно сохранившийся
"Бьюик-Роудмастер" 1941 года, "Форд-Спортсмен-Вуди" 1947 года с отделкой из
светлого клена, выгодно выделявшегося на темно-вишневом лаке, и даже
"Форд-Родстер" 1932 года, оформленный в стиле арт-деко<Арт-деко-
основанный на геометрических формах декоративный стиль в искусстве 1920-1930
гг., имевший прикладное значение. Употреблялся для оформления мебели, тканей
и др. Вновь возродился в 1960-х гг.>, с обтекаемыми крыльями и
хромированными декоративными накладками на кузове, подчеркивающими
скоростные качества машины-ветерана. Словом, каждая из дюжины машин являлась
неопровержимым свидетельством того, что автомобилестроение - тоже
разновидность искусства. Затейливые решетки радиаторов, начищенные медные
клаксоны, приподнятые на стойках фары, колеса на спицах, отполированные
фигурные крылья и подножки, непривычной формы капоты с фигурками животных на
радиаторных пробках, сделанные вручную брызговики с металлическими
накладками - все это катилось через перекресток на мягком резиновом ходу под
скрип рессор и хромовых сидений, и Джо ощутил, как грудь его стиснуло
странное ностальгическое чувство, сладостное и болезненное одновременно.
Проехав еще один квартал, он миновал маленький пыльный сквер, где,
несмотря на жару, молодая семья - муж, жена и трое детей играли с золотистым
ретривером, который высунув язык носился за мячом.
Чувствуя, как отчаянно забилось его сердце, Джо притормозил. Еще
немного, и он остановился бы на обочине, чтобы посмотреть за игрой.
На углу он заметил двух старшеклассниц, которые стояли на краю тротуара
и, держась за руки, ожидали сигнала светофора, чтобы перейти на другую
сторону. Судя по всему, они были близняшками, и ощущение похожести еще
больше усиливалось благодаря одинаковым белым шортам и свежим крахмальным
блузкам. Девочки напоминали мираж, глоток прохладной воды в пекле
августовского дня, видение, возникшее из потусторонних материй посреди
железобетонного ландшафта современного города. Словно ангелы, слетевшие с
небес на грешную землю, они, казалось, были окружены сиянием, которое
разгоняло, рассеивало смог и синеватые выхлопы множества автомобильных
моторов.
Сразу за девочками высилась стена многоквартирного жилого дома в
испанском стиле, вдоль которой были сооружены решетчатые шпалеры, густо
заплетенные ползучей геранью-заухнерией. Заухнерия обильно цвела, и ее
плотные алые шапки тяжело оттягивали гибкие плети вниз. Эти цветы очень
любила Мишель; она даже посадила несколько кустов во дворе их дома в
Студио-Сити.
Не успел Джо подумать об этом, как ему стало ясно: что-то изменилось.
Незаметно, исподволь, но сомневаться в этом не приходилось. Между тем день
был таким же жарким, а город - душным и пыльным, как всегда. Следовательно,
все дело было в нем самом. Это он изменился, и перемены еще не закончились;
Джо буквально физически ощущал, как внутри его все плавится, течет, заново
кристаллизуется, настраиваясь на новый лад, и этот процесс было не
остановить, как приливную волну.
Его горе нисколько не уменьшилось, а одиночество было таким же сильным,
как в самую темную безлунную ночь, когда он просыпался на своем убогом
матраце в пустой комнате и часами смотрел в темноту, шепча любимые имена,
однако, несмотря на то, что даже сегодняшнее утро было окрашено меланхолией
и стремлением к смерти, Джо уже точно знал, что в нем изменилось. Он больше
не хотел умирать. Он хотел жить.
И перемена эта произошла с ним вовсе не от того, что на кладбище его
чуть не убили. Тот факт, что в него стреляли и едва не попали, сам по себе
вряд ли был способен открыть Джо глаза на то, что жизнь по-прежнему
прекрасна и удивительна. Это было бы слишком просто. Катализатором,
запустившим сложный химический процесс, в котором без остатка растворились
его равнодушие и апатия, стал гнев. И это был не просто бессильный гнев
человека, потерявшего самое дорогое; Джо был в ярости из-за того, что Мишель
не может любоваться парадом старых автомобилей, не может увидеть
девочек-школьниц в белых рубашках, увитые алыми геранями шпалеры на углу
улицы или заплетенную пурпурной и розовой бугенвиллеей крышу скромного
одноэтажного бунгало. При мысли о том, что ни Нина, ни Крисси никогда не
смогут поиграть в мяч или "летающее блюдце" со своей собакой, никогда не
украсят мир своей красотой и никогда не испытают ни радости, ни восторга от
избранной ими карьеры или счастливого замужества и не познают любви своих
собственных детей, его руки сами собой сжимались в кулаки. Ярость изменила
Джо, ярость продолжала подстегивать его, ярость не давала ему снова
погрузиться в пучины отчаяния и жалости к себе.
"Как ты живешь?" - спросила женщина, фотографировавшая могилы.
"Я еще не готова говорить с тобой", - сказала она.
"Я вернусь, когда будет пора", - пообещала она, словно должна была
открыть ему что-то очень важное, помочь приобщиться к какому-то
откровению...
Потом Джо вспомнил двух мужчин в гавайских рубашках. Вспомнил
головореза при компьютере, который на досуге изучал холодное оружие, и
девушек с пляжа в бикини на шнурках. За ним следили сразу несколько бригад
оперативников, ожидавших, пока женщина выйдет на контакт с ним. Фургон, по
самую крышу набитый сложнейшей электроникой, компьютерами, направленными
микрофонами, камерами видеонаблюдения и прочим, тоже говорил сам за себя, и
говорил достаточно красноречиво. А когда он бежал, они хотели застрелить
его, застрелить совершенно хладнокровно, потому что...
Почему?
Может быть, они считали, что темнокожая женщина успела сказать ему
нечто очень важное - такое, чего он ни в коем случае не должен был узнать?
Или потому, что он представлял для них - кем бы они ни были и кого бы ни
представляли - опасность только потому, что узнал о существовании этой
женщины? А может быть, они решили, что он сумел найти в их фургоне что-то
такое, что позволит ему установить их личности и разгадать дальнейшие
намерения?
Что ж, подвел Джо неутешительный итог, он так ничего и не узнал ни о
людях, приехавших в белом фургоне, ни о том, чего они хотели от этой
странной женщины. Одно было неоспоримо: все, что Джо знал о гибели своей
жены и дочерей, не соответствовало действительности либо частично, либо
полностью. Что-то в истории катастрофы рейса 353 было нечисто, и теперь
кто-то пытался спрятать концы в воду.
Чтобы прийти к этому заключению, Джо не понадобился даже его
репортерский инстинкт. Подсознательно он понял это в тот самый миг, когда
встретил незнакомую женщину возле могил. Увидев в ее руках фотоаппарат,
встретив ее исполненный силы взгляд, услышав голос, в котором звучали
сострадание и ласка, Джо - даже без этих загадочных слов насчет того, что
она еще не готова говорить с ним, благодаря лишь обыкновенному здравому
смыслу - понял, что он знает не всю правду.
Он ехал через тихий провинциальный Бербанк и буквально кипел от
бешенства. Ощущение несправедливости наполняло его до краев. Мир всегда был
холодной и жестокой машиной, и Джо никогда не питал на сей счет никаких
иллюзий, но сейчас к этим неотъемлемым свойствам бесконечной Вселенной
добавились обычные человеческие пороки: ложь, предательство, равнодушие,
алчность.
Еще совсем недавно Джо спорил с собой, пытаясь убедить себя, что пенять
на то, как устроен мир, глупо и что только смирение и безразличие способны
облегчить его страдания. И в какой-то степени он был прав. Злиться на
воображаемое существо, восседающее на небесном престоле, было абсолютно
бессмысленно - так же бессмысленно, как пытаться погасить звезды, бросая в
них камнями. Но теперь у него появился более подходящий объект для
ненависти: люди, которые скрыли или намеренно исказили все обстоятельства
гибели рейса 353.
Джо понимал, что ему никогда не вернуть Мишель, Крисси и Нину и что его
разбитая жизнь уже никогда не будет целой. Кровоточащие раны в его душе были
слишком глубоки, чтобы их можно было залечить, и никакая правда, которую
ему, быть может, предстояло узнать, не способна была помочь Джо снова
обрести смысл жизни. У него осталось только прошлое, жизнь была кончена, и
ничто не в силах было изменить этого факта. Вместе с тем Джо не сомневался в
своем праве знать, что именно случилось с его женой и дочерьми, как и почему
они умерли. И по чьей вине... Это было не только его правом, но и
обязанностью, его священным долгом перед погибшими. Джо обязан был узнать,
что случилось с самолетом.
Горечь и боль стали для него точкой опоры, а ярость - рычагом, с
помощью которого Джо мог перевернуть весь этот проклятый мир и добраться до
истины. И он готов был сделать это вне зависимости от того, что он мог при
этом разрушить и кого погубить.
Оказавшись на тихой жилой улочке, Джо подрулил к обочине и остановился.
Выключив двигатель, он вышел из машины и медленно обошел ее кругом, хотя и
понимал, что у него совсем мало времени. Должно быть, Блик и компания уже
мчатся по его следам.
Развесистые кроны выезженных вдоль улицы королевских пальм безжизненно
повисли в жарком неподвижном воздухе. Он был густым, как смола, и резные
пальмовые листья увязли в нем точь-в-точь как вплавленная в янтарь муха.
Джо поднял капот "Хонды", но передатчика здесь не было. Тогда он присел
перед машиной на корточки и пошарил рукой за бампером. Снова ничего.
Вдалеке послышался свистящий рокот вертолетных винтов. Он становился
все громче и громче.
Джо переместился на правую сторону машины и ощупал пространство за
передним колесом с пассажирской стороны, но только испачкал пальцы в грязи и
тавоте. Под задним крылом передатчика тоже не оказалось.
Шум вертолета превратился в оглушительный рев. Маленькая верткая машина
показалась с северной стороны и промчалась прямо над головой Джо. Она шла на
высоте не больше пятидесяти футов над домами, и длинные, изящные листья
пальм затряслись и закачались под ветром, поднятым винтом вертолета.
Джо в тревоге запрокинул голову и посмотрел вслед удаляющейся машине.
Ему казалось, что вертолет разыскивает именно его, однако рассудок
подсказывал, что это предположение не имеет под собой никаких оснований.
Должно быть, у него просто разыгралось воображение.
Вертолет исчез за домами на юге, даже не замедлив ход. На борту его не
было ни полицейской эмблемы, ни какой-либо другой надписи.
Кроны пальм перестали раскачиваться и снова замерли под лучами палящего
солнца.
Джо снова присел у заднего бампера машины и наконец нащупал скрытый под
ним передатчик. Вместе с батареями передатчик был не больше пачки сигарет.
Посылаемый им сигнал был, разумеется, нс слышен.
Маленькая коробочка выглядела совершенно безвредной.
Джо положил ее на мостовую и открыл багажник, намереваясь достать
монтировку и превратить аппарат обломки, но в это время с ним поравнялся
медленно движущийся грузовик муниципальной службы, из кузова которого
грустно свешивали