ного
изменения курса они, несомненно, попытались бы воспользоваться элеронами,
обеспечивавшими плавный разворот с незначительным боковым креном. К рулю
направления такой опытный экипаж прибег бы только в самом крайнем случае -
при остановке двигателя во время взлета или при сильном боковом ветре во
время посадки.
"Черный ящик" показал, что через восемь секунд после первого резкого
рывка в сторону курс "Боинга" снова изменился самым необъяснимым образом.
Нос самолета отклонился на три градуса влево, а через две секунды последовал
еще более быстрый разворот на семь градусов вправо. При этом оба двигателя
работали нормально и не имели никакого отношения ни к рысканию, ни к
последующей катастрофе.
Когда нос самолета потянуло влево, правое крыло разворачивающегося
самолета неизбежно должно было начать двигаться с большей скоростью, что
привело к набору им высоты и крену. Задравшееся вверх правое крыло с силой
отжало левую плоскость вниз, и за последующие фатальные двадцать две секунды
бортовой крен увеличился до ста сорока шести градусов, а угол падения достиг
восьмидесяти четырех градусов.
За этот неправдоподобно короткий промежуток времени "Боинг" совершил
переворот через крыло и перешел из режима горизонтального полета к почти
вертикальному падению.
Опытные пилоты, какими были Блейн и Сакторелли, сумели бы справиться с
рысканием еще до того, как самолет перевернулся в воздухе, да и после этого
у них еще был шанс спасти машину. Эксперты-дознаватели предлагали десятки
различных вариантов развития событий, однако никто из них не мог объяснить,
почему командир экипажа не повернул штурвал вправо и не воспользовался
элеронами, чтобы выровнять накренившийся самолет. Возможно, этому помешал
случайный сбой бустерной гидравлики, который по роковому стечению
обстоятельств свел на нет усилия летчиков, а потом было уже поздно. "Боинг"
устремился к земле, причем оба его двигателя продолжали работать, увеличивая
и без того колоссальную скорость свободного падения. Машина не просто упала
на луг, она врезалась в него, расплескав слежавшуюся почву с такой
легкостью, словно это была вода, так что от удара о залегающий под нею
базальт лопасти турбин фирмы "Пратт и Уитни" лопнули, как будто были сделаны
не из крепчайшей стали, а из пробки. Грохот взрыва был таким, что он
разбудил всех птиц на расстоянии десятков миль и был слышен даже у отрогов
далекого Пайкс-пика.
x x x
Обойдя воронку по краю, Барбара и Джо остановились на противоположной
ее стороне. Теперь их лица были обращены к черно-синим, словно надкрылья
жужелицы, грозовым тучам на востоке, но ворчание близкой грозы беспокоило и
пугало их в гораздо меньшей степени, чем единственный громовой удар,
сотрясший округу год назад.
Через три часа после катастрофы дежурная группа Национального
управления безопасности перевозок уже вылетела из вашингтонского аэропорта
на реактивном "Гольфстриме", предоставленном Федеральным управлением
гражданской авиации. Полиция и пожарные службы округа Пуэбло, прибывшие на
место катастрофы, довольно быстро установили, что ни один человек не уцелел
во взрыве, и оцепили место падения "Боинга", чтобы никто из посторонних не
мог повредить останки и улики, которые могли бы помочь экспертам в
определении причин гибели рейса 353.
К рассвету экспертная группа немедленного реагирования прибыла в
административный центр округа Пуэбло, который был гораздо ближе к месту
крушения, чем Колорадо-Спрингс. Здесь их встретили служащие Федерального
управления гражданской авиации, которые уже разыскали оба "черных ящика",
один из которых являлся автоматическим регистратором полетных данных, а
второй записывал все разговоры между командиром экипажа и вторым пилотом.
Оба устройства были сильно помяты, но продолжали подавать сигналы, благодаря
которым их можно было разыскать даже в ночной темноте, довольно далеко от
места гибели "Боинга", куда их отбросило взрывом.
- "Черные ящики" погрузили в "Гольфстрим" и отправили обратно в
Вашингтон, в нашу лабораторию, - пояснила Барбара. - Толстые стальные кожухи
приборов оказались сильно деформированы, даже пробиты в нескольких местах,
но мы надеялись, что информация на записывающих устройствах сохранилась и ее
можно будет извлечь.
В Пуэбло группа немедленного реагирования, к которой присоединились
сотрудники местного отдела НУБП, пересела на вездеходы и в сопровождении
представителей властей двинулась к месту гибели "Боинга" для первого,
поверхностного осмотра района катастрофы. Оцепленный участок начинался от
шоссе No115, на котором стояли в ожидании полицейские, пожарные машины,
машины "Скорой помощи", серые седаны федеральных и местных агентств и
специальных служб, "труповозки" коронерской службы, а также десятки
легковушек и пикапов, принадлежащие искренне обеспокоенным местным жителям
или любопытствующим зевакам.
- Подобное столпотворение почти всегда сопровождает любую
авиакатастрофу, которая происходит в мало-мальски населенном районе страны,
- прибавила Барбара с грустью. - Повсюду натыкаешься на фургоны
телевизионщиков со спутниковыми "тарелками" на крышах или на репортеров,
которые начинают десятками осаждать нас, когда видят наши машины. В тот раз
они тоже потребовали сделать заявление, но нам еще нечего было сказать,
поэтому мы не стали задерживаться на шоссе и проследовали прямо сюда...
Голос ее неожиданно надломился, и Барбара замолчала, засунув руки в
карманы джинсов. Ветра не было, и ни одна пчела не оживляла басовитым
гудением редкую россыпь желтых полевых цветов. Близкие деревья стояли
неподвижно и тихо, словно монахи, давшие обет молчания.
Оторвав взгляд от низких грозовых облаков, изредка разражавшихся
сдавленным, гортанным рычанием, Джо посмотрел на воронку, на самом дне
которой под слоем битого камня было похоронено воспоминание о громовом эхе
давнего взрыва.
- Со мной все в порядке, - промолвил он спокойно, хотя слова давались
ему с трудом. - Рассказывайте дальше, Барбара. Я должен знать, как это все
было.
Почти полминуты Барбара собиралась с мыслями, видимо решая, как много
она может ему открыть. Наконец она сказала:
- Когда прибываешь на место катастрофы, первое впечатление всегда одно
и то же. Запах... Этот жуткий запах невозможно забыть, Джо. Даже за сто лет.
При некоторых условиях горят даже современные термостойкие пластики и
негорючие пластмассы на фенольной основе, а тут еще топливо, вонь от
горящего винила, изоляции и паленой резины... не говоря уже о запахе
горелого мяса и органических отходов из сливных цистерн бытовой системы. Из
туалетов, попросту говоря...
Джо заставил себя снова заглянуть в яму, ибо знал, что ему нужно будет
уйти с этого места не ослабленным и уничтоженным, а накопившим достаточно
сил, чтобы искать справедливость вопреки всему, и в первую очередь - вопреки
неограниченному могуществу его предполагаемых врагов.
- Обычно, - продолжала Барбара, - даже после самых страшных катастроф
остаются достаточно большие обломки, глядя на которые можно представить
самолет таким, каким он когда-то был. Например, крыло, часть фюзеляжа или
хвостовое оперение. .. Иногда, в зависимости от угла падения, на месте
катастрофы можно найти отломившийся целиком нос или почти не поврежденную
кабину.
- Но в данном случае все было не так? - спросил Джо.
- Да, - решительно кивнула Барбара. - Обломки были словно пропущены
через мясорубку. Все, что уцелело, оказалось настолько деформировано,
перекручено, смято, что с первого взгляда невозможно было определить даже
тип самолета. На виду оставалось слишком мало обломков, и нам показалось,
что это не мог быть "Боинг"... И все же он весь был тут; просто самый
большой обломок был не больше автомобильной дверцы. Единственным, что я
сумела опознать с первого взгляда, оказалась часть турбины и встроенное
пассажирское сиденье. Все остальное разбросало по всему лугу и даже рассеяло
в лесу, на холмах к северу и западу.
- Скажите, Барбара, в вашей практике это было самое серьезное крушение?
- спросил Джо.
- Пожалуй, ничего более страшного я действительно не видела. Сравниться
с этой катастрофой могут, пожалуй, только две... Об одной я уже упоминала -
я имею в виду трагедию в Хоупвелле в 1994 году, когда разбился самолет
компании "Ю. Эс. Эйр", следовавший рейсом 427 на Питсбург. В тот раз не я
была старшим следователем, но на месте катастрофы мне побывать довелось.
- А... тела? В каком состоянии были тела к моменту, когда вы добрались
сюда из Пуэбло?
- Джо, послушай...
- Вы сказали, что никто не мог уцелеть. Почему вы так уверены в этом,
Барбара?
- Не знаю, стоит ли мне объяснять тебе почему... - тихо ответила она и
отвернулась, когда Джо попытался встретиться с ней взглядом. - Картины,
которые я видела... они потом являются во сне, терзают сердце и душу.
- В каком состоянии были тела? - не сдавался Джо.
Барбара обеими руками отвела назад свои седые волосы и, отрицательно
покачав головой, с самым решительным видом спрятала руки в карманы.
Джо набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул судорожным рывком и
повторил свой вопрос:
- Я хочу знать, что стало с людьми, Барбара. Это очень важно, и каждая
деталь может помочь мне разобраться в... во всем этом. Даже если я не узнаю
от вас ничего важного, эти... картины, как вы их назвали, помогут моему
гневу не остыть, а гнев мне очень и очень нужен. Он дает мне силы и
решимость идти до конца.
- Неповрежденных тел не было, - с ледяным спокойствием ответила
Барбара, не глядя на него.
- Совсем не было? - не поверил Джо.
- Ни одного целого тела.
- Скольких человек из трехсот тридцати сумели в конце концов опознать
ваши специалисты? По зубам, по частицам тканей, по каким-то другим
признакам, которые могли бы подтвердить, что такой-то и такой-то
действительно погиб в этом адском котле?
Голос Барбары оставался ровным, лишенным всяческих эмоций, но ответ
прозвучал так тихо, что Джо едва расслышал его.
- Я думаю, чуть больше сотни.
- Остальные были раздавлены, разорваны, обожжены, - сказал Джо,
намеренно раня себя этими жестокими словами.
- Гораздо хуже, - поправила его Барбара. - В момент удара происходит
взрыв и высвобождается такая колоссальная энергия, что большинство останков
органического происхождения вообще перестают быть похожи на части
человеческих тел. В данном случае из-за разлитой крови и разлагающихся
останков риск инфекционного заболевания был настолько велик, что нам
пришлось переодеться в биозащитные костюмы. Несмотря на опасность, каждый,
самый ничтожный, обломочек необходимо было вывезти из зоны падения,
зарегистрировать и передать для исследования специалистам и экспертам,
поэтому для того, чтобы защитить наших сотрудников, нам пришлось установить
на бетонке возле шоссе целых четыре дезинфекционные станции. Большинство
останков и обломков прошли через них, прежде чем попали в специальный ангар
в аэропорту Пуэбло.
С жестокостью, которая, по его мнению, должна была доказать ему самому,
что горе никогда не заслонит и не погасит его гнева до тех пор, пока он не
завершит своего собственного расследования, Джо сказал:
- Как я понял, и самолет, и люди выглядели так, словно их пропустили
через камнедробилку. Так?
- Достаточно, Джо. Если ты узнаешь больше, это ничем тебе не поможет.
На лугу стояла абсолютная тишина. Можно было подумать, что они двое
находятся в начальной точке Творения, откуда в момент Начального Взрыва
божественные силы устремились к дальним пределам Вселенной, оставив здесь
только немую, безвоздушную пустоту.
x x x
Несколько крупных пчел, разморенных августовской жарой - бессильной,
впрочем, победить приступы холода, охватывавшие Джо изнутри, - выбрались
наконец из своих затерянных в лесу гнезд и лениво перелетали от одного
маслянисто-желтого цветка к другому, двигаясь так, словно они вдруг стали
действующими персонажами своих собственных коллективных грез о сборе
сладкого нектара. Во всяком случае, никакого жужжания, производимого этими
апатичными лакомками, Джо не слышал.
- И почему же вышел из строя руль поворота? Почему самолет начал
рыскать и в конце концов сорвался в пике? - спросил он. - Из-за отказа
гидросистемы?
- Ты и в самом деле не читал никаких отчетов? - снова удивилась
Барбара.
- Я не мог.
- Возможность того, что в гибели рейса 353 виноваты взрыв бомбы,
погода, попадание в инверсионный след другого самолета и тому подобные
причины, рассматривалась, но от этих версий мы отказались почти сразу. Наши
технические эксперты, специалисты по авиационному оборудованию - а только в
этом расследовании их участвовало двадцать девять человек, - восемь месяцев
подряд изучали в Пуэбло обломки, но так и не сумели уверенно назвать
истинную причину гибели "Боинга". Они подозревали то одно, то другое -
например, неполадки в демпферах рыскания или разгерметизацию отсека
электроники. Одно время эксперты всерьез подозревали поломку рамы крепления
двигателя, потом отказались от этой теории в пользу аварии реверса тяги,
однако ни одно из их подозрений так и не подтвердилось, и никакой причины, о
которой можно было бы объявить официально, с полной уверенностью, наши
техники так и не нашли.
- Насколько это было необычно?
- Достаточно необычно. Как правило, мы находим причину, но бывают и
исключения. Впрочем, я могу припомнить только два таких случая: один раз мы
потерпели неудачу в Хоупвелле в 1994 году. Про этот случай я уже говорила.
Второй раз был в 1991-м, когда "Боинг-737" упал на посадочной полосе в
аэропорту Колорадо-Спрингс. Тогда тоже никто не спасся. В общем, бывают
случаи, когда даже мы бессильны.
Джо, слушавший ее с напряженным вниманием, сразу обратил внимание на
слова Барбары о том, что эксперты не нашли никакой причины, о которой можно
было бы объявить официально. Он хотел спросить об этом, но тут его осенило.
- Марио Оливерри сказал мне, что вы досрочно подали в отставку. Это
случилось примерно семь месяцев тому назад.
- Марио... Хороший парень. В этом расследовании он возглавлял
подразделение, занимавшееся человеческим фактором.
- Но, если техническая группа продолжала копаться в обломках самолета
на протяжении восьми месяцев после катастрофы, это означает... что вы не
возглавляли расследование до конца, хотя оно начиналось под вашим
руководством.
- Я сама бросила это дело, - призналась Барбара. - Уход в отставку
казался мне наилучшим и самым простым выходом, особенно после того, как
пропали вещественные доказательства и от дела стало дурно пахнуть. Я
пыталась поднять шум, но на меня стали давить, и хотя поначалу я старалась
как-то держаться... Я не могла и не хотела участвовать в мошенничестве, но
мне не хватило храбрости вынести сор из избы. Поэтому я и ушла. Конечно,
было бы правильнее остаться и продолжать бороться, но они нашли способ
заткнуть мне рот. Жестокий и действенный способ. Они взяли заложника...
- Заложника? Вашего ребенка?
- Да, моего сына Денни. Ему уже двадцать три, и он, конечно, уже давно
не ребенок, но если я когда-нибудь его потеряю...
Барбара не договорила, но Джо и так знал, что она могла сказать.
- Вашему сыну угрожали?
Барбара смотрела на гигантскую воронку перед собой, но видела скорее
всего не последствия давней трагедии, а признаки надвигающейся беды, которая
могла случиться с ней, - бесспорные приметы своей личной катастрофы, которая
затрагивала не триста тридцать, а всего одну жизнь, но не казалась от этого
менее важной.
- Это случилось через две недели после гибели "Боинга", - глухо сказала
она. - Я как раз была в Сан-Франциско, где когда-то жил Делрой Блейн,
командир рейса 353. Мы занимались очень подробным и глубоким исследованием
его биографии и окружения, надеясь найти хоть что-то, что могло указывать на
возможность, подчеркиваю - всего лишь возможность - каких-то достаточно
серьезных психических проблем и отклонений.
- Вы что-нибудь нашли?
- Ровным счетом ничего. Это был не человек - кремень. Но то, что
случилось со мной во Фриско, не имело к этому расследованию никакого
отношения. Дело было в том, что как раз в это время я почти решилась сделать
достоянием гласности историю с пропажей нашей главной улики. Во Фриско я
жила в отеле, и вот в два тридцать утра кто-то включил лампу на моем ночном
столике и направил мне в лицо пистолет...
x x x
За годы, проведенные в постоянном ожидании срочного вызова по сети
оповещения НУБП, Барбара Кристмэн привыкла просыпаться мгновенно. Щелчок
выключателя и упавший на лицо свет заставили ее пробудиться так же быстро,
как и по звонку телефона. Через считанные секунды она уже была способна
соображать четко и ясно.
При виде постороннего человека у своей кровати она могла бы закричать,
но шок от его неожиданного появления был таким сильным, что Барбара не
только не могла говорить, но даже дышала с трудом.
Человеку с пистолетом было на вид около сорока лет. Первое, что
заметила Барбара, оказалось, однако, не оружие в его руке, а большие и
печальные, как у старой гончей, глаза с оттянутыми вниз уголками; крупный
нос, красный цвет которого свидетельствовал о пристрастии к крепким
напиткам, и полный чувственный рот. Толстые губы мужчины смыкались неплотно,
словно он постоянно держал их наготове для очередного удовольствия: для
сигареты, стаканчика виски, пирожного или женской груди. Голос у него был
негромким и сочувственным, как у сотрудника похоронного бюро, но без всяких
признаков характерной для этих последних елейной сладкоречивости, да и
говорил он сугубо по делу, не отвлекаясь на несущественные детали.
В первую очередь он сообщил Барбаре, что пистолет заряжен и снабжен
высокоэффективным глушителем, и уверил ее, что, если она попытается
сопротивляться или звать на помощь, он одним выстрелом вышибет ей мозги,
ничуть не беспокоясь о том, что кто-то может услышать выстрел.
Барбара хотела спросить, кто он такой и что ему нужно, но незваный
гость только приложил палец к своим чувственным губам и с осторожностью
опустился на краешек ее кровати.
Во-первых, сказал киллер, он ничего не имеет против мисс Кристмэн
лично, и ему было бы очень неприятно, если бы она своими действиями вынудила
его прибегнуть к оружию. Кроме того, добавил он, в случае, если старшее
должностное лицо, ответственное за расследование обстоятельств гибели рейса
353, будет найдено убитым, это вызовет ненужные вопросы и может послужить
поводом для нездоровой шумихи.
А по словам этого жуткого человека, его хозяева-наниматели очень хотели
бы обойтись без осложнений - особенно в связи с этим делом.
Тут Барбара осознала, что все это время в комнате находился и второй
человек. Он стоял по другую сторону ее кровати - в самом темном углу возле
двери в ванную комнату - и почти не шевелился.
Этот мужчина был лет на десять моложе, чем похожий на старую собаку
наемный убийца. Гладкая розовая кожа и голубые, как у мальчика из церковного
хора, глаза придавали его лицу ангельски невинное выражение, которое портила
лишь беспокойная, напряженная улыбка, которая появлялась и исчезала с такой
же быстротой, с какой змея выбрасывает из пасти свое раздвоенное жало.
Человек с пистолетом стащил с Барбары одеяло и довольно вежливо
попросил ее встать, мотивировав это тем, что ему и его спутнику необходимо
кое-что объяснить ей и они хотели бы знать наверняка, что во время беседы
она будет предельно внимательна и не пропустит ни одного слова, так как от
этого зависит жизнь множества людей.
Барбаре не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. Как была, в
пижаме, она встала возле кровати, а молодой мужчина выдвинул из-за стола
стул с высокой спинкой и поставил его в ногах кровати. Повинуясь следующей
команде толстогубого, Барбара покорно села на стул.
Некоторое время она раздумывала о том, как эти двое проникли к ней в
гостиничный номер, так как перед тем, как лечь спать, она не только
тщательно заперла входную дверь, но и накинула на нее цепочку. Потом Барбара
увидела, что дверь между ее номером и соседним - открывавшаяся в тех
случаях, когда приезжий постоялец желал снять многоместный номер, -
распахнута настежь, однако это ни на дюйм не продвинуло ее к разгадке тайны.
Она была совершенно уверена, что и эта дверь была надежно заперта на собачку
с ее стороны.
Молодой тем временем достал моток липкой ленты и ножницы и ловко
прикрутил запястья Барбары к подлокотникам стула, намотав ленту в несколько
слоев. Барбара очень боялась оказаться связанной и беспомощной, однако
сопротивляться не посмела, будучи совершенно уверена, что человек с
печальными глазами охотничьей собаки незамедлительно приведет в исполнение
свою угрозу и расстреляет ее в упор. При этом она машинально отметила, что
даже обещание "вышибить ей мозги" он произнес с удовольствием, словно одну
за другой отправлял себе в рот сладкие карамели.
Когда молодой мужчина отрезал от мотка шестидюймовый кусок пластыря и,
плотно заклеив ей рот, закрепил кляп на месте, дважды обернув липкую ленту
вокруг ее головы, Барбара запаниковала, но усилием воли справилась с собой.
В конце концов, нос ей оставили свободным, и она могла дышать, а если бы эти
двое прокрались в ее комнату, чтобы убить ее, то она скорее всего уже давно
была бы мертва.
Закончив свое дело, человек со змеиной улыбкой отступил обратно в свой
темный угол, а красноносый убийца с чувственным ртом уселся на кровати прямо
напротив Барбары, так что между их коленями оставалось всего несколько
дюймов. Положив пистолет на вмятую простыню, он достал из кармана куртки
какой-то предмет, и Барбара узнала выкидной нож. В следующее мгновение из
рукоятки выскочило острое блестящее лезвие, и Барбара едва не потеряла над
собой контроль. Дыхание ее стало неглубоким, судорожным и частым, а
поскольку дышать она могла только носом, каждый ее вздох сопровождался
негромким свистом, который, казалось, забавлял сидевшего напротив нее
человека.
Улыбнувшись ей своими полными губами, он плотоядно облизнулся и,
опустив руку в другой карман куртки, достал оттуда небольшую головку сыра
"Гауда". Содрав при помощи ножа целлофановую упаковку, он зацепил блестящим
лезвием красную восковую оболочку, не позволявшую сыру засохнуть или
расплавиться, и ловко снял ее.
Потом он стал нарезать сыр тоненькими кусочками и есть их прямо с ножа.
Беспрестанно двигая своими враз повлажневшими губами, он одновременно ел и
говорил, и Барбара узнала, что ему известно, где живет и где работает ее сын
Денни. В подтверждение своих слов он назвал оба адреса.
Он знал также, что Денни женился тринадцать месяцев, девять дней и -
тут убийца поглядел на часы - пятнадцать часов назад. Ему было достоверно
известно, что жена Денни Ребекка находится на шестом месяце беременности и
что первого ребенка - девочку - счастливая молодая пара собирается назвать
Фелицией.
Чтобы предотвратить крупные неприятности, которые могли
нежданно-негаданно постигнуть Денни и его жену, Барбара должна была признать
общепринятую версию того, что случилось с "черным ящиком", записывавшим все
разговоры в кабине погибшего лайнера, - версию, которую она неоднократно
отвергала в разговоре с коллегами и которую всерьез намеревалась оспорить в
официальном порядке. При этом как бы само собой подразумевалось, что Барбара
должна забыть о том, что она слышала на извлеченной из "черного ящика"
магнитной пленке.
В случае, если она продолжит свои попытки докопаться до правды или
попытается сообщить о своих сомнениях газетам, телевидению или широкой
общественности, Денни и Ребекка исчезнут - это губастый обещал ей твердо. В
подвале одной частной усадьбы, надежно звукоизолированном и специально
оборудованном для проведения допросов третьей степени, Денни прикуют
наручниками к стене, подтянут ему веки скотчем так, чтобы он не мог закрыть
глаза, и заставят смотреть, как человек с чувственными губами и его коллеги
медленно, не спеша убивают Ребекку и ее нерожденное дитя.
Потом они начнут отрезать пальцы на руках самому Денни. По одному в
день, с использованием самых современных хирургических методов, чтобы
предотвратить заражение и смерть от болевого шока или кровотечения. Денни,
таким образом, будет оставаться в сознании и не умрет, хотя с каждым днем от
него будет оставаться все меньше и меньше. На одиннадцатый, двенадцатый и
тринадцатый дни они отрежут ему уши и язык.
По словам толстогубого, программа подобного "деликатного"
хирургического вмешательства была рассчитана на целый месяц.
И каждый день, ампутируя у Денни ту или иную часть, тот или иной орган,
они будут говорить ему, что отпустят его к матери, не причинив никакого
дальнейшего вреда, если только она согласится участвовать в заговоре
молчания, который, в конце концов, послужит высшим национальным интересам,
так как имеет непосредственное отношение к важнейшим оборонным программам.
Отправив в рот очередной ломтик сыра, губастый тут же оговорился, что
нарисованная им картина может не соответствовать действительности в
некоторых деталях, однако в том, что все происходящее замыкается на интересы
безопасности государства, он уверен на сто процентов, хотя и не
представляет, каким образом сведения, которыми владеет Барбара, способны
подорвать обороноспособность Соединенных Штатов. С другой стороны, заметил
он, в той части своего повествования, в которой упоминалось о том, что,
согласившись на сотрудничество, мисс Кристмэн сумеет избавить сына от
окончательной разборки на части, он, возможно, слегка погрешил против
истины, так как, разгласив однажды известные ей факты - а именно это и
должно было привести Денни в означенный подвал, - Барбара вряд ли сумеет
спасти ситуацию, заявив, например, что все сказанное ею ранее - выдумка.
Таким образом, сын все равно будет для нее потерян, но даже в этом случае
они намерены до конца поддерживать его жизнь, единственно для того, чтобы
Денни не переставал гадать, за что упрямая и жестокая мать обрекла его на
нечеловеческие муки. Под конец, наполовину или полностью сойдя с ума от
боли, Денни проклянет ее самым страшным проклятием и будет умолять Бога,
чтобы его мать гнила в самом глубоком аду до самого Страшного суда.
Продолжая отрезать ломтики "Гауды" и подавать их самому себе на кончике
опасного, острого ножа, толстогубый гурман заверил Барбару, что ни полиция,
ни головастые - или считающиеся таковыми - ребята из ФБР, ни могущественная
армия Соединенных Штатов не смогут надежно обеспечивать безопасность Денни и
Ребекки до скончания веков. По его словам, он работал на организацию такую
могущественную и обладающую такими безграничными возможностями, что ей по
силам было сговориться, обойти, а то и нажать на любое учреждение или
агентство федерального или местного подчинения.
Потом губастый попросил Барбару кивнуть, если она верит сказанному.
Барбара поверила ему сразу и без малейших колебаний. Безоговорочно.
Этот сладострастный голос, который буквально смаковал каждую произнесенную
угрозу так, словно слова могли иметь вкус и остроту, был голосом человека
безгранично самоуверенного и крайне гордящегося своей принадлежностью к
могущественной тайной организации, которая, кроме всего прочего, платила ему
очень большую зарплату, дополняемую разными льготами, так что в старости
этот губастый любитель сыра мог рассчитывать на самые щедрые пенсионные
выплаты, установленные для гражданских служащих. Впрочем, Барбара искренне
надеялась, что до старости он не доживет и его розоволицый напарник - тоже.
Закончив, губастый спросил, согласна ли Барбара сотрудничать.
Она снова кивнула без малейшего колебания и совершенно искренне, хотя
чувство вины и унижение были почти непереносимыми. Да, она согласна молчать.
Конечно. Безусловно.
Разглядывая бледный ломтик сыра, обмякший на кончике ножа, как
наколотая на острогу рыба, губастый заявил, что обязан сделать все
возможное, чтобы гарантировать ее честное и добровольное сотрудничество. Ему
хотелось бы, чтобы Барбара никогда не испытывала желания нарушить данное
слово. Поэтому, сказал он, прежде чем уйти из отеля, он и его партнер
выберут наугад одного из служащих или постояльцев - первого, кто попадется
им по пути, - и застрелят его тремя выстрелами в упор. Две пули в грудь,
одна - в лоб.
Потрясенная Барбара попыталась показать, что в этом нет никакой
необходимости, что она согласна, согласна на все, однако губы ее были
надежно заклеены липкой лентой, а руки - прикручены к стулу, поэтому
единственное, на что она оказалась способна, это на приглушенное, жалобное
мычание без слов. Она не хотела, чтобы на ее совести была смерть
постороннего человека. Страшным ночным гостям не было никакой необходимости
проводить эту жуткую демонстрацию серьезности своих намерений, ведь она же
поверила им, поверила без колебаний!
Но все было тщетно. Не отрывая от ее лица своих скорбных глаз, губастый
медленно доел сыр. Его пристальный взгляд, казалось, лишал ее сил и энергии,
но отвернуться Барбара не могла.
Прожевав последний ломтик "Гауды", убийца вытер нож о простыню, потом
сложил его и убрал в карман. Облизывая губы и цыкая, чтобы извлечь
застрявшие в щелях между зубами последние крошки лакомства, он собрал с
кровати разрезанный целлофан и кусочки красного воска и, поднявшись с
кровати, выбросил мусор в корзину возле стола.
Его молодой напарник, который за все время не проронил ни слова,
выступил из темного угла. Тонкая, нетерпеливая улыбка голодной змеи больше
не трепетала тенью на его лице, а застыла в уголках рта, как гипсовая маска.
Барбара все еще пыталась протестовать против убийства ни в чем не
повинного человека, когда мужчина с печальными глазами подошел к ней сзади и
с силой ударил по шее ребром ладони.
Перед глазами Барбары вспыхнули яркие фиолетовые искры. Обмякнув, она
почувствовала, что падает куда-то вместе со стулом, но сознание покинуло ее
еще до того, как Барбара ударилась головой о покрытый тонким ковром пол.
На протяжении, наверное, минут двадцати ей мерещились отрезанные
пальцы, каждый из которых был тщательно упакован, словно сыр, в красную
оболочку. На креветочно-розовых лицах появлялись хрупкие зубастые улыбки,
которые тотчас же рассыпались, точно порванные жемчужные ожерелья, и мелкие
белые зубы, подскакивая, катились по полу, но в темноте между влажными
губами уже вырастали новые, а по-детски невинные глаза подмигивали и
брызгали искрами голубого света. Были в ее видениях и печальные собачьи
глаза - черные, блестящие и цепкие, как пиявки, в которых Барбара видела не
свое собственное отражение, а искаженное беззвучным криком лицо Денни с
вырванными кровоточащими ноздрями.
Когда Барбара пришла в себя, она снова сидела, свесившись вперед, на
стуле, который кто-то поставил вертикально. Очевидно, один из двоих убийц в
последний момент сжалился над ней.
Запястья ее были прикручены к подлокотникам таким образом, что,
приложив определенные усилия, она могла бы освободить руки. Меньше чем через
десять минут борьбы Барбаре удалось выдернуть правую руку и размотать
клейкую ленту с левой. С помощью своих собственных маникюрных ножниц она
перерезала ленту, обмотанную вокруг головы. С осторожностью отделив
пластырь, залепивший рот, она с удивлением обнаружила, что он почти не
повредил кожу.
Едва освободившись и вернув себе способность говорить, Барбара
бросилась к телефону, но замерла на месте с трубкой в руке, так и не набрав
номер. Она просто не знала, кому ей можно позвонить, поэтому, слегка
поколебавшись, опустила трубку на рычаги.
Не было никакого смысла уведомлять ночного дежурного, что кому-то из
гостей или служащих отеля угрожает опасность. Если губастый действительно
собирался привести в исполнение свою угрозу и убить первого встречного, то
он, без сомнения, успел сделать все, что хотел. Судя по всему, он и его
напарник покинули гостиницу по меньшей мере тридцать минут назад.
Морщась от тупой, пульсирующей боли в шее, Барбара подошла к двери,
соединявшей ее номер с соседним, и открыла ее, чтобы исследовать замок.
Оказалось, что с наружной стороны он был закрыт декоративной латунной
панелью, которую удерживали несколько шурупов. Сняв ее, злоумышленники
получали доступ непосредственно к механизму замка, так что открыть его не
составляло труда.
Сияющая латунь выглядела достаточно новой, и Барбара подумала, что
панель скорее всего была установлена незадолго до того, как она
зарегистрировалась в гостинице. Губастый и его напарник сделали это либо
самостоятельно, либо при посредничестве сотрудника инженерной службы
гостиницы. Клерка-регистратора же они либо подкупили, либо запугали, и он
поселил ее в номер, на который ему было указано.
Барбара никогда особенно не любила спиртное, но сейчас она ринулась к
мини-бару и достала оттуда две порционных бутылочки водки и бутылку
охлажденного апельсинового сока. Руки ее дрожали так сильно, что, наливая в
стакан сок она чуть не опрокинула всю смесь себе на колени. Наконец все было
готово, и Барбара, залпом проглотив первый коктейль, тут же откупорила
вторую бутылочку водки, снова смешала с соком, но сделала только один
глоток. Выпитое подкатило к горлу, и Барбара едва успела добежать до
туалета, прежде чем ее вывернуло наизнанку.
После визита страшных ночных гостей она чувствовала себя так, словно с
ног до головы вывалялась в грязи. До рассвета оставался еще час, и Барбара
отправилась в душ. Раздевшись, она пустила горячую воду и так долго скребла
и терла себя мочалкой, что покрасневшую кожу начало немилосердно щипать.
Менять гостиницу было, разумеется, бессмысленно. Барбара знала, что
враги найдут ее где угодно, но оставаться в этом номере было свыше ее сил.
Поэтому она быстро собрала вещи и, как только рассвело, спустилась вниз,
чтобы оплатить счет.
Просторный, богато украшенный вестибюль был битком набит полицейскими в
форме и детективами в штатском. От потрясенного кассира Барбара узнала, что
примерно в три часа ночи молодой коридорный был застрелен неизвестным
преступником в служебном переходе недалеко от ресторанной кухни. Две пули
попали несчастному в грудь, одна размозжила голову, но тело обнаружили не
сразу, поскольку, как выяснилось, выстрелов не слышала ни одна живая душа.
В страшной спешке, словно чья-то грубая рука подталкивала ее в спину,
Барбара выписалась из отеля и на такси отправилась в другой.
День вставал безоблачный и ясный. Знаменитый сан-францискский туман
отступал через акваторию залива и скрывался между базальтовыми столбами за
Золотыми Воротами, которых, впрочем, из окон ее нового номера почти не было
видно.
По образованию Барбара была инженером гражданской авиации; кроме того,
она закончила курсы пилотов-профессионалов и получила ученую степень мастера
делового администрирования в Колумбийском университете. Всю жизнь она
работала не покладая рук и не щадя себя, чтобы стать одним из старших
сотрудников Национального управления безопасности перевозок. Когда
семнадцать лет назад от Барбары ушел муж, она воспитала Денни одна, и
воспитала хорошо. Теперь же все, что она имела и чего достигла в жизни,
оказалось в руках гурмана с чувственными губами, который смял все это и
отправил в мусорную корзину вместе с ненужными обертками от сыра.
Отменив все назначенные ранее встречи, Барбара повесила на дверь
гостиничного номера табличку "Не беспокоить", задернула шторы и свернулась
калачиком в постели. Страх, от которого ее всю трясло, превратился в такое
же глубокое горе, и несколько часов она проплакала, жалея убитого
коридорного, которого даже не знала по имени, жалея себя, ибо теперь у нее
не осталось никаких иллюзий и ни капли самоуважения, и жалея Денни с
Ребеккой и их еще не родившуюся дочь Фелицию, жизни которых, казалось,
теперь будут вечно подвешены на тоненькой-тоненькой нити. Немало слез
пролила Барбара и по погибшим пассажирам рейса 353, но пуще всего она
оплакивала попранную справедливость и убитую надежду.
x x x
Неожиданный порыв ветра со стоном пронесся над лугом, небрежно играя
пожухлыми осиновыми листьями, - совсем как дьявол в преисподней, который
перебирает и отбрасывает попавшие в его тенета души.
- Я не дам вам этого сделать! - решительно сказал Джо. - Я не позволю
вам рассказывать мне, что было записано на пленке, извлеченной из "черного
ящика", если из-за этого ваши близкие могут попасть в руки таких людей.
- Это не тебе решать, Джо.
- Кому же еще, черт побери?
- Когда ты позвонил мне из Лос-Анджелеса, я разыграла комедию, потому
что мне приходится быть осторожной. Не исключено, что мой телефон постоянно
прослушивается и каждое слово записывается на пленку. Но, откровенно говоря,
я в этом сомневаюсь. Мне кажется, что им нет никакой нужды прослушивать мои
разговоры, потому что они уверены, что я и так буду молчать.
- Но если есть хоть малейшая возможность...
- И еще: я абсолютно уверена, что за мной не следят - филеров я бы уже
давно заметила. После того как я досрочно вышла в отставку, продала дом в
Вифезде<Вифезда или Бетесда - фешенебельный район в при городе
Вашингтона> и вернулась обратно в Колорадо-Спрингс, они наверняка
сбросили меня со счетов. Они сломали меня в первый же час, и им это известно
лучше, чем кому бы то ни было.
- Мне вы не кажетесь сломленной, - заметил Джо.
Барбара благодарно положила руку ему на плечо.
- Я оправилась... до некоторой степени. Так что, если они не следили за
тобой...
- Не следили. Я оторвался от них вчера. Никто не видел, что я поехал в
аэропорт, и не знает, куда я отправился.
- Тогда существует очень большая вероятность того, что никто не знает,
что я здесь, с тобой, и никто не подслушает того, что я сейчас расскажу...
Единственное, о чем я тебя попрошу, это никогда и никому не говорить, что ты
узнал все это от меня.
- Я никогда бы не поступил так по отношению к вам, Барбара, и все же
мне кажется, что вы сильно рискуете, - не мог успокоиться Джо.
- У меня были месяцы, чтобы обдумать все как следует. За это время я
успела до какой-то степени сжиться с моим нынешним положением и с моими
собственными кошмарами, рождающимися из него. А положение, честно сказать,
незавидное... Мне даже кажется, что эти люди подозревают, будто я могла
кое-что открыть Денни, чтобы он знал, какой опасности повергается, и был
настороже.
- А вы...
- Я ни словечка ему не сказала. Да и что бы за жизнь была у него и
Ребекки, если бы Денни обо всем знал?
- Во всяком случае, нормальной такую жизнь не назовешь.
- Дело в том, Джо, - медленно сказала Барбара, - что теперь наши жизни,
жизни Денни, Ребекки, Фелиции и моя, будут висеть на волоске до тех пор,
пока эта история остается в секрете. Нам... мне остается только надеяться,
что кто-нибудь посторонний взорвет этот зловещий заговор молчания, сделает
тайну достоянием гласности, и тогда тот злосчастный кусочек информации,
который стал мне известен, потеряет всякое значение.
Грозовые облака были теперь не только на востоке. Подобно армаде
зловещих космических кораблей в фантастическом боевике о каких-нибудь
звездных войнах, они возникали прямо над их головами, бесшумно приближаясь к
лугу под прикрытием завесы плотного тумана.
- Если же этого так и не случится, - продо