Жюль Верн. Агентство "Томпсон и К"
---------------------------------------------------------------------------
Пер. с французского
М.: ТОО ФРЭД, 1996. - 384 с. с илл. ISBN 5-7395-0024-9 (т. 21)
OCR Кудрявцев Г.Г.
---------------------------------------------------------------------------
Увлекательное путешествие, обещанное агентством Томпсона, в конечном
счете превращается для туристов в непрерывную цепь приключений, некоторые из
которых могли бы иметь более печальные последствия. Однако, несмотря ни на
что, четверо молодых людей обрели в результате свое счастье.
СОДЕРЖАНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая. ПОД ПРОЛИВНЫМ ДОЖДЕМ.
Глава вторая. ПОИСТИНЕ ПУБЛИЧНЫЕ ТОРГИ.
Глава третья. В ТУМАНЕ.
Глава четвертая. ПЕРВОЕ СОПРИКОСНОВЕНИЕ С ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ.
Глава пятая. В ОТКРЫТОМ МОРЕ.
Глава шестая. МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ.
Глава седьмая. НЕБО ЗАВОЛАКИВАЕТ.
Глава восьмая. ПРАЗДНОВАНИЕ ТРОИЦЫ.
Глава девятая. ВОПРОС ПРАВА
Глава десятая. В КОТОРОЙ ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ДЖОНСОН-МУДРЕЦ
Глава одиннадцатая. СВАДЬБА НА ОСТРОВЕ СВ. МИХАИЛА.
Глава двенадцатая. СТРАННОЕ ВЛИЯНИЕ МОРСКОЙ БОЛЕЗНИ
Глава тринадцатая. РЕШЕНИЕ АНАГРАММЫ.
Глава четырнадцатая. "КУРРАЛЬ-ДАС ФРЕЙАШ" (Парк Монахинь)
Глава пятнадцатая. ЛИЦОМ К ЛИЦУ.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
Глава первая. АПРЕЛЬСКИЕ УТРЕННИКИ.
Глава вторая. ВТОРАЯ ТАЙНА РОБЕРА МОРГАНА.
Глава третья. "СИМЬЮ" СОВЕРШЕННО ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ
Глава четвертая. ВТОРАЯ ПРЕСТУПНАЯ ПОПЫТКА.
Глава пятая. НА ВЕРШИНЕ ТЕЙДА
Глава шестая. СЛУЧАЙ, ПРОИСШЕДШИЙ ВОВРЕМЯ.
Глава седьмая. ПО ВОЛЕ ВЕТРА.
Глава восьмая. "СИМЬЮ" ГАСНЕТ КАК ЛАМПА.
Глава девятая. ТОМПСОН ПРЕВРАЩАЕТСЯ В АДМИРАЛА.
Глава десятая. В КАРАНТИНЕ
Глава одиннадцатая. ТОМПСОНУ ПРИХОДИТСЯ РАСКОШЕЛИВАТЬСЯ.
Глава двенадцатая. ЛИШЬ ПЕРЕМЕНИЛИ ТЮРЕМЩИКОВ.
Глава тринадцатая. ЭКСКУРСИЯ АГЕНТСТВА ТОМПСОНА ГРОЗИТ ПРИНЯТЬ СОВСЕМ НЕПРЕДВИДЕННЫЕ РАЗМЕРЫ.
Глава четырнадцатая. ОТДЕЛАЛИСЬ.
Глава пятнадцатая. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
ГЛАВА ПЕРВАЯ - ПОД ПРОЛИВНЫМ ДОЖДЕМ
Робер Морган минут пять стоял неподвижно перед сплошь усеянной афишами
длинной черной стеной, которая тянулась вдоль одной из самых унылых улиц
Лондона.
Дождь лил как из ведра.
Рука его медленно опустила зонт, защищавший от дождя, и вода свободно
стекала со шляпы на одежду, превратившуюся в губку.
Робер Морган не замечал столь плачевного оборота дел. Он не чувствовал
ледяного душа, льющегося на его плечи, - до такой степени он был озабочен
тем, во что превратились его ботинки.
Все его внимание захватила таинственная работа, которой была занята его
левая рука. Исчезнув в кармане брюк, эта рука ворошила, взвешивала,
выпускала и снова прихватывала несколько мелких монет, в сумме составлявших
33 франка 45 сантимов, в чем он уже убедился после многократных повторений
этих операций.
Француз, осевший в Лондоне за полгода до того, после внезапного и
жестокого потрясения в своей жизни, Робер Морган в это самое утро лишился
места воспитателя, дававшего ему средства к существованию. Пересчитав еще
раз свои наличные деньги - это потребовало совсем немного времени, - он
вышел из дома и шагал по улицам в поисках какой-нибудь идеи до той самой
минуты, когда бессознательно остановился на том месте, где мы его и застали.
Вопрос заключался в следующем: что делать одному, без друзей, в этом
огромном городе под названием Лондон, имея всего 33 франка 45 сантимов?
Сложная проблема. Настолько сложная, что наш математик, так и не найдя
решения, начал уже отчаиваться вообще найти его когда-либо.
Однако Робер Морган, судя по его внешнему виду, не выглядел человеком,
которого легко обескуражить.
Светлый цвет лица, чистый и ясный лоб, увенчанный юношеской русой
шевелюрой, длинные галльские усы, разделяющие дружелюбный рот, и нос с
энергичным закруглением - он был привлекателен во всех отношениях. Более
того, он был добр и честен. Это чувствовалось сразу по глазам темной синевы,
взгляд которых, впрочем очень мягкий, знал только один путь - самый
короткий.
Остальное не противоречило тому, что обещало лицо. Элегантные, хотя и
широкие плечи, мощная грудь, мускулистые руки и ноги, гармоничность
движений, тонкие холеные пальцы - все выдавало атлетически сложенного
аристократа, тело которого, привычное к занятиям спортом, дышит гибкостью и
силой.
При виде его люди думали: "Вот красивый, здоровый юноша".
Что он не из тех, кто позволяет нелепому удару обстоятельств выбить
себя из седла, Робер доказал. Он и еще мог бы это доказывать, всегда готовый
к защите, всегда достойный победы. Тем не менее встречи с судьбой порой
бывают жестокими и самый лучший наездник имеет право в какое-то мгновение
оставить стремя. Робер, напрасно задавая себе в сотый раз вопрос, что же
предпринять, поднял глаза к небу в надежде, быть может, там найти ответ. И
только тогда заметил, что идет дождь, и обнаружил, что, поглощенный мыслями,
застыл посреди лужи перед стеной, увешанной разноцветными афишами.
Одна из этих афиш, казалось, особенно настойчиво старалась привлечь его
взгляд. Машинально, поскольку не так быстро возвращаются из царства грез,
Робер бегло пробежал глазами эту афишу, а прочитав, принялся перечитывать
второй раз, так и не усвоив ее содержания. Однако на третий раз он
вздрогнул. Одна строка, напечатанная мелкими буквами внизу, внезапно
бросилась ему в глаза. Живо заинтересовавшись, он перечитал афишу в
четвертый раз.
Вот что она гласила:
АГЕНТСТВО БЕКЕР и К0
Лимитед 69, Ньюгейт-стрит,
Лондон
БОЛЬШАЯ ЭКСКУРСИЯ
НА ТРИ АРХИПЕЛАГА АЗОРЫ МАДЕЙРА КАНАРЫ
На превосходном пароходе "Тревеллер"
2500 тонн и 3000 лошадиных сил
Капитан Мэтьюз
Отправление из Лондона: 10 мая в 7 часов вечера.
Возвращение в Лондон: 14 июня в полдень.
Господа путешественники не будут нести иных расходов, кроме
обусловленной цены.
Носильщики и экипажи для экскурсий.
Проживание на берегу в первоклассных гостиницах.
СТОИМОСТЬ ПУТЕШЕСТВИЯ,
ВКЛЮЧАЯ ВСЕ РАСХОДЫ,
78 ФУНТОВ
За всеми справками
обращаться в контору агентства:
69, Ньюгейт-стрит, Лондон.
Требуется гид-переводчик.
Робер подошел ближе к афише и убедился, что прочитал верно.
Действительно требовался гид-переводчик.
Он тотчас решил, что он и есть этот переводчик... если, конечно,
агентство Бекера примет его.
Но не может ли получиться, что он не понравится? Или просто место уже
занято?
Первый вопрос следовало исключить. Что касается второго, то вид столь
счастливо подвернувшейся афиши укрепил его уверенность. Новенькая и свежая,
она, должно быть, была наклеена этим же утром или накануне вечером.
Как бы то ни было, не следовало терять ни минуты. Месяц спокойной
жизни, гарантирующей досуг, чтобы вновь обрести уверенность в себе,
перспектива сэкономить по возвращении приличную сумму (потому что питание на
борту, несомненно, обеспечено) и вдобавок интересное путешествие, - Робер не
мог пренебречь всем этим.
Он поспешил на Ньюгейт-стрит. Ровно в одиннадцать часов он открыл двери
дома номера 69.
Комнаты, которые он пересек, следуя за мальчиком, произвели на него
благоприятное впечатление. Видно было, что это серьезное агентство.
Сопровождаемый слугой, Робер был наконец препровожден в комнату, где
навстречу ему из-за широкого стола поднялся джентльмен.
- Господин Бекер? - спросил Робер.
- Его сейчас нет, но я полностью заменяю его, - ответил джентльмен,
жестом приглашая посетителя присесть.
- Сударь, - сказал Робер, - я увидел афиши, где ваше агентство
объявляет о путешествии, которое оно организовало, и из этих афиш я узнал,
что вы ищете переводчика. Я хочу предложить вам свои услуги.
Заместитель директора более внимательно оглядел посетителя.
- Какими языками вы владеете? - спросил он после минутного молчания.
- Французским, английским, испанским и португальским.
- Хорошо?
- Я француз. Вы можете сами судить, знаю ли я английский. Я говорю
по-испански и по-португальски в такой же степени.
- Очень хорошо. Но это не все. Нужно еще быть хорошо осведомленным
насчет стран, включенных в наш маршрут. Ведь переводчик должен быть
одновременно и гидом.
Робер колебался не более секунды.
- Разумеется, я это знаю, - ответил он.
Заместитель директора продолжил:
- Перейдем к вопросу о вознаграждении. Мы предлагаем триста франков,
включая путешествие, питание, проживание и все издержки. Вас устраивают эти
условия?
- Полностью, - заявил Робер.
- В таком случае, - услышал он в ответ, - если вы можете представить
мне какие-либо рекомендации...
- Бог мой, сударь, я в Лондоне совсем недавно. Но вот письмо лорда
Морфи, которое осведомит вас на мой счет и в то же время объяснит, почему я
сейчас без работы, - ответил Робер, протягивая собеседнику письмо,
изложенное в весьма лестных выражениях, которое он получил утром.
Чтение длилось долго. Человек в высшей степени пунктуальный и
серьезный, заместитель директора взвешивал каждое слово, как будто стремясь
извлечь из них всю суть. Зато и ответ был четким.
- Где вы проживаете? - спросил он.
- Кеннон-стрит, двадцать пять.
- Я поговорю о вас с господином Бекером, - заключил заместитель
директора, записав адрес. - Если справки, которые я наведу, совпадут с тем,
что я уже знаю, можете считать себя служащим агентства.
- Значит, сударь, это решено? - настойчиво спросил обрадованный Робер.
- Решено, - подтвердил заместитель, поднимаясь.
Напрасно Робер пытался вставить какие-то слова благодарности. "Время -
деньги". Он едва успел попрощаться, как уже очутился на улице, ошеломленный
легкостью и быстротой, с которыми добился успеха.
ГЛАВА ВТОРАЯ - ПОИСТИНЕ ПУБЛИЧНЫЕ ТОРГИ
Первой заботой Робера на следующее утро, 26 апреля, было пойти еще раз
взглянуть на афишу, которая накануне послужила Посредником между ним и
Провидением. По правде говоря, ей он был обязан этим путешествием.
Он легко отыскал улицу, длинную черную стену, точнее, место, где под
ливнем шлепал по лужам, но найти афишу оказалось затруднительно. Хотя ее
размеры не изменились, она стала неузнаваемой. Ее расцветка, вчера такая
спокойная, стала раздражающе яркой. Сероватый фон превратился в резкий
синий, черные буквы - в кричащие ярко-красные. Агентство Бекера, несомненно,
обновило ее, поскольку приход в фирму Робера сделал ненужным приглашение
гида-переводчика.
Чтобы удостовериться в этом, он пробежал взглядом по низу листа и
вздрогнул.
В самом деле, последняя строка изменилась. Теперь в ней объявлялось,
что экскурсию сопровождает гид-переводчик, говорящий на всех языках.
- На всех языках! - воскликнул Робер. - Но ведь я не обмолвился ни
словом об этом.
Его прервало в выражении своего неудовольствия неожиданное открытие.
Переведя взгляд, он заметил в верхней части афиши название фирмы, в котором
имя Бекера уже не фигурировало.
"Агентство "Томпсон и Кo", - с удивлением прочитал Робер, осознав, что
новость насчет переводчика никоим образом его не касается.
Ему не составило труда разгадать загадку. Если эта загадка и возникла
на мгновение, то лишь потому, что кричащие краски, выбранные этим самым
Томпсоном, решительно отвлекали взгляд от афиш, расклеенных рядом. Впритык к
новой по-прежнему красовалась бекеровская афиша.
"То-то же! - сказал себе Робер, возвращаясь к яркой афише. - Но как же
я не заметил ее вчера? И если здесь две афиши, значит, предлагаются и два
путешествия?"
Быстрое сопоставление убедило его в этом. Не считая наименования фирмы,
названия судна и имени капитана, обе афиши были совершенно одинаковы:
превосходный пароход "Симью" {"Чайка" (англ.). - Примеч. пер.} вместо
превосходного парохода "Тревеллер" и бравый капитан Пип на месте бравого
капитана Мэтьюза - вот и все. В остальном они повторяли друг друга слово в
слово.
Так или иначе, речь шла о двух путешествиях, организованных двумя
разными компаниями.
"Все-таки это странно", - подумал Робер со смутным беспокойством.
Его беспокойство возросло еще больше, когда он обратил внимание на
четвертое, и последнее изменение.
В то время как Бекер и Кo требовали по 78 фунтов со своих пассажиров,
"Агентство Томпсон и Кo" довольствовалось 76 фунтами. Это легкое снижение на
2 фунта, не может ли оно оказаться достаточным в глазах немалого числа
людей, чтобы склонить чашу весов в другую сторону? Робер, как видим, уже
принимал близко к сердцу интересы своих патронов.
Он принимал их до такой степени близко, что, находясь во власти
беспокойства, во второй половине дня снова прошелся мимо афиш-близнецов. То,
что он увидел, полностью успокоило его. Бекер принял вызов.
Его плакат, совсем недавно такой скромный, был заменен новым, еще более
ослепительным, чем у конкурирующего агентства. Что до цены, то Томпсон был
не только сражен, но и посрамлен. Бекер доводил до сведения urbi et orbi
{Всех (латин.). - Примеч. пер.}, что он предлагает за 75 фунтов путешествие
на три архипелага.
Укладываясь спать, Робер чувствовал себя достаточно спокойным. Тем не
менее этим дело не закончилось. Разве Томпсон не мог нанести ответный удар и
еще понизить свой тариф?
Назавтра он убедился, что его опасения были обоснованными. Уже в восемь
часов утра афишу Томпсона разделяла надвое белая полоса со следующими
словами:
СТОИМОСТЬ МАРШРУТА,
ВКЛЮЧАЯ ВСЕ РАСХОДЫ,
74 ФУНТА.
Однако эта новая скидка обеспокоила его не так сильно. Поскольку Бекер
принял вызов, он, несомненно, будет защищаться. И в самом деле, Робер,
который с этого момента внимательно следил за афишами, видел, как в течение
всего дня белые полосы чередовались и накладывались друг на друга.
В половине одиннадцатого агентство Бекера понизило цену до 73 фунтов; в
четверть первого Томпсон объявил ее не выше 72; без двадцати час Бекер
заверил, что сумма в 71 фунт более чем достаточна, а ровно в три часа
Томпсон заявил, что удовольствуется 70 фунтами.
Прохожие, привлеченные этими торгами, начали интересоваться сражением.
Они останавливались на минуту, бросив взгляд, улыбались и шли дальше.
Однако оно продолжалось, это сражение, в котором атака и отпор стоили
друг друга.
День закончился все-таки победой агентства Бекера, претензии которого
не превысили 67 фунтов.
На следующий день газеты занялись этим случаем и высказали разные
мнения. Среди прочих "Таймc" осудила агентство Томпсона. Напротив,
"Пэлл-Мэлл Газетт", а за ней и "Дэйли Кроникл" полностью одобряли его. В
конечном счете, разве публика не оставалась в выигрыше благодаря снижению
тарифов из-за этой конкуренции?
Как бы то ни было, реклама оказалась чрезвычайно выгодной для обоих
агентств. Это стало очевидно с утра 28 апреля. В этот день афиши постоянно
окружали плотные группы людей, обменивавшихся многочисленными шутками.
К тому же битва продолжалась, еще более жаркая и решительная, чем
накануне. Теперь между двумя выпадами проходило не более часа и толщина
наклеенных друг на друга полос выросла до значительных размеров.
В полдень агентство Бекера смогло пообедать на отвоеванных позициях. К
этому времени путешествие, по его оценке, можно было совершить, уплатив 61
фунт.
- Ха! Смотрите-ка! - воскликнул некий кокни {Прозвище жителей Лондона
из средних и низших слоев населения (англ.). - Примеч. пер.}. - Я куплю
билет, когда он будет стоить одну гинею. Запишите мой адрес: сто семьдесят
пять, Уайт-Чэпел {Район Лондона, населенный беднотой. - Примеч. пер.}, Тоби
Лафер {Насмешник (англ.). - Примеч. пер.} ... эсквайр! {В старой Англии -
дворянский титул. - Примеч. пер.} - добавил он, надувая щеки.
Взрыв смеха пробежал по толпе. Однако люди, осведомленные лучше, чем
этот лондонский гаврош, могли, как и он, но с большим основанием
рассчитывать на такую же скидку. Подобные прецеденты уже бывали. Например,
ожесточенная конкуренция американских железных дорог "Лейк-Шор" и "Никкель
Плейт", но прежде всего война, которую развязали "Транк-Лайнз" и в
результате которой компании дошли до того, что всего за один доллар можно
было проехать 1700 километров, отделяющих Нью-Йорк от Сент-Луиса!
Если агентство Бекера могло обедать на своих позициях, то агентство
Томпсона улеглось на своих спать. Но какой Ценой! К этому часу путешествие
мог совершить тот, кто располагал всего 56 фунтами.
Когда эта цена была доведена до сведения публики, едва пробило пять
часов. У Бекера было время для ответа. Однако он ничего не сделал. Уcтав от
этой монотонной борьбы, он, несомненно, собирался с силами, прежде чем
нанести решающий удар.
Таково по крайней мере было чувство Робера, которого начинали увлекать
не на шутку эти гонки нового типа.
События подтвердили его правоту. Утром 29 апреля он оказался возле
афиш: в тот момент, когда расклейщики агентства Бекера прикрепляли последнюю
полосу. На сей раз удар оказался более мощным. Разом понизившись на 6
фунтов, цена упала до 50. "Томпсон и Кo" с очевидностью были повержены.
Могли ли они, будучи в здравом уме, убавить хотя бы шиллинг?
И в самом деле, весь день они не подавали признаков жизни. Робер
посчитал, что город завоеван.
Но 30 апреля его ожидало неприятное пробуждение. Ночью афиши Томпсона
были сорваны. Их заменили новые, броские до того, что затмевали солнце. И на
этих афишах огромного размера было напечатано большущими буквами:
СТОИМОСТЬ МАРШРУТА, ВКЛЮЧАЯ ВСЕ РАСХОДЫ: 40 ФУНТОВ.
Если Бекер надеялся повергнуть Томпсона, то Томпсон хотел раздавить
Бекера. И весьма преуспел в этом!
Тысяча франков за путешествие продолжительностью 37 дней составляли
около 27 франков в день! Это был минимум, за пределы которого, казалось,
выйти невозможно. И таково, видимо, было мнение агентства Бекера, потому что
день прошел без каких-либо признаков жизни с его стороны.
Однако Робер еще надеялся. Ему хотелось верить, что назавтра дело
примет такой неожиданный оборот, какой, говорят, случается в последнюю
минуту. Письмо, которое он получил вечером того же дня, лишило его этой
иллюзии.
Без каких-либо объяснений ему назначали встречу на завтра, 1 мая, в
девять часов утра. Разве у него не было оснований для опасений в связи с
этим приглашением после всех известных ему событий?
Незачем говорить, что на встречу он явился точно в назначенное время.
- Я получил письмо, - сказал он, адресуясь к заместителю директора,
принимавшему его вторично.
Но тот прервал его. Он не любил лишних слов.
- Прекрасно! Прекрасно! Я только хотел вам сообщить, что мы отказались
от путешествия на три архипелага.
- Как!?.. - воскликнул Робер, удивленный невозмутимостью, с которой ему
преподнесли эту новость.
- Да, и если вы видели хотя бы несколько афиш...
- Я их видел, - подтвердил Робер.
- ...в таком случае вы должны понять, что мы не можем продолжать в этом
духе. При цене в сорок фунтов путешествие становится надувательством для
агентства или для путешественников, а может быть, и для тех, и для других.
Чтобы осмелиться предлагать его на этих условиях, надо быть либо шутником,
либо глупцом. Середины здесь нет!
- А как же агентство Томпсона? - намекнул Робер.
- Агентство Томпсона, - решительным тоном заявил заместитель директора,
- управляется либо шутником, совершающим глупости, либо глупцом,
выкидывающим шутки. Выбирайте что хотите.
Робер разразился смехом.
- А как же ваши клиенты? - возразил он.
- Почта уже вернула им задаток в двойном размере ради справедливого
возмещения ущерба, и я просил вас прибыть сегодня утром, как раз чтобы
договориться на этот счет и с вами.
Но Робер не хотел возмещения ущерба. Вознаграждение за выполненную
работу - нет ничего более естественного. Что касается спекуляций на
трудностях, с которыми столкнулась нанявшая его фирма, - это было не в его
вкусе.
- Очень хорошо! - одобрил собеседник, не настаивая ни в малейшей
степени. - Впрочем, могу отплатить вам добрым советом.
- Каким именно?
- Да просто отправиться в агентство Томпсона для выполнения той роли,
которая предназначалась вам здесь. И я разрешаю вам представиться от имени
нашей фирмы.
- Слишком поздно, - возразил Робер. - Место занято.
- Уже? Откуда вы знаете?
- Из афиш. Агентство Томпсона уведомляет о переводчике, с которым я
безусловно не могу соперничать.
- Значит, все это только из афиш? - Только.
- В таком случае, - заключил заместитель директора, вставая, - все-таки
стоит попытаться, поверьте мне.
Робер вновь очутился на улице, очень разочарованный. Едва полученное
место ускользнуло от него. И он снова оказался без работы. Что касается
совета заместителя директора агентства Бекера, то к чему он? Какова
вероятность, что место свободно? С другой стороны, однако, не следует ли
использовать свой шанс до конца?
Пребывая в нерешительности, он доверился случаю. Но определенно небо
взяло его под свое особое покровительство, ибо он бессознательно остановился
именно перед конторой Томпсона, когда часы по соседству пробили десять.
Не слишком уверенно он постучал в дверь и, открыв ее, попал в
просторный зал, довольно роскошный, посередине которого ряд окошечек
образовывал полукруг. Их было не меньше пятнадцати. Одно из них, впрочем
единственное, открытое позволяло увидеть служащего, поглощенного работой.
В центре пространства, предназначенного для посетителей, большими
шагами прохаживался мужчина, занятый чтением и аннотированием какого-то
проспекта. На его руке, вооруженной карандашом, красовались три перстня -
один на мизинце и два на безымянном пальце, на другой руке их было четыре.
Среднего роста, довольно тучный, этот человек вышагивал с живостью,
заставляя колыхаться золотую цепочку, многочисленные брелоки которой
позвякивали на его слегка выпирающем животе. Он то опускал голову к бумаге,
то поднимал ее к потолку, словно ища там вдохновение, и возбужденно
жестикулировал. Было видно, что он принадлежит к тем вечно не находящим себе
покоя, постоянно пребывающим в движении людям, для которых нормальная жизнь
немыслима, если она не приукрашена все новыми переживаниями и непреодолимыми
трудностями.
Что самое удивительное - он был англичанин. По его дородности, по
насыщенному цвету кожи, по чернильным усам, по всему виду человека,
постоянно находящегося под напором распирающей его энергии, его можно было
принять за одного из тех итальянцев, которые обожают громкие титулы.
Отдельные детали подтверждали это общее впечатление. Смеющиеся глаза,
вздернутый нос, покатый лоб под темными вьющимися волосами - все
обнаруживало изящество несколько вульгарного пошиба.
При появлении Робера прогуливающийся прервал свое хождение и поспешил
ему навстречу, рассыпаясь в поклонах и потоке любезностей, после чего
спросил:
- Могли бы мы, мсье, иметь удовольствие быть вам чем-нибудь полезными?
У Робера не было возможности ответить, так как тот продолжал:
- Несомненно, это насчет нашей экскурсии на три архипелага.
- Действительно, - сказал Робер, - но... Он снова был прерван.
- Прекрасное путешествие! Дивное путешествие! - воскликнул собеседник.
- И мы довели его, смею сказать, до крайних пределов дешевизны. Вот
посмотрите на эту карту, - он указал на карту, висевшую на стене, -
посмотрите, какое расстояние предстоит пройти. И за сколько предлагаем мы
все это? За двести фунтов? За полтораста? За сто? Нет, за смехотворную плату
в сорок фунтов, со всеми расходами. Пища лучшего качества, сударь, удобные
каюты, экипажи и носильщики для экскурсий, в портах - первоклассные
гостиницы!
Робер тщетно пытался остановить это словоизвержение. Но попробуйте
остановить экспресс на всех парах!
- Да... да... Вы знаете эти подробности из афиш? Тогда вам также
известно, какую борьбу мы выдержали. Славную, осмелюсь сказать, борьбу!..
Красноречие это могло бы еще так литься целые часы. Робер, потеряв
терпение, положил ему конец.
- Господин Томпсон, не так ли? - спросил он сухим вопросительным тоном.
- Он перед вами и к вашим услугам, - отвечал словоохотливый директор.
- Не можете ли вы мне сказать в таком случае, - продолжал Робер, -
верно ли, что вы предоставляете переводчика для этого путешествия?
- Как же! - вскрикнул Томпсон. - Вы в этом сомневаетесь? Разве возможно
такое путешествие без переводчика? Конечно, мы имеем дивного переводчика,
знакомого со всеми языками, без исключения.
- Тогда, - сказал Робер, - мне остается только просить вас извинить
меня.
- Как так? - спросил Томпсон изумленно.
- Я пришел именно с тем, чтобы справиться об этом месте... Но раз оно
занято...
Сказав это, Робер вежливо поклонился и направился к двери.
Не успел он дойти до нее, как Томпсон бросился за ним.
- Ах, вы насчет этого!.. Наконец-то все выясняется... Что за человек,
черт возьми. Послушайте, послушайте, будьте любезны пожаловать за мной.
- К чему? - возразил Робер.
Томпсон настаивал:
- Да ну! Идите же!
Он повел Робера на второй этаж, в кабинет, очень скромная обстановка
которого резко отличалась от несколько кричащей роскоши первого этажа. Стол
красного дерева с облезшей политурой и полдюжины соломенных стульев - больше
здесь ничего не было.
Томпсон сел и предложил Роберу сделать то же самое.
- Теперь, когда мы одни, - сказал он, - я вам открыто признаюсь, что у
нас нет переводчика.
- Однако, - возразил Робер, - еще пять минут назад...
- О! - ответил Томпсон. - Пять минут тому назад я принимал вас за
клиента!..
И он так добродушно рассмеялся, что Робер вынужден был разделить его
веселое настроение.
Томпсон продолжал:
- Место-то свободно. Но прежде всего, есть у вас рекомендации?
- Думаю, они вам не понадобятся, когда вы узнаете, что еще час тому
назад я состоял при агентстве "Бекер и Кo".
- Вы от Бекера! - воскликнул Томпсон.
Робер рассказал ему подробно, как произошло дело.
Томпсон ликовал. Отобрать у соперничающей компании переводчика - это
было верхом успеха! Он смеялся, хлопал себя по бедрам, вставал, садился и не
мог удержаться на месте.
- Прекрасно! Превосходно! Чертовски смешно! - восклицал он.
Потом, немного угомонившись, заметил:
- Раз так, то дело сделано! Но скажите мне: прежде чем поступить к
этому несчастному Бекеру, что вы делали?
- Я был учителем, - отвечал Робер. - Преподавал свой родной язык.
- То есть?.. - спросил Томпсон.
- Французский.
- Хорошо! - одобрил агент. - А другие языки вы знаете?
- Конечно, - ответил Робер, смеясь, - но я не знаю всех языков, как ваш
пресловутый переводчик! Кроме французского я владею, как видите, английским,
а также испанским и португальским. Вот и все.
- Это, ей-Богу, очень хорошо! - одобрил Томпсон, знавший лишь
английский, да и то не особенно хорошо.
- Если вам этого достаточно, то все к лучшему, - сказал Робер.
Томпсон заметил:
- Поговорим теперь насчет жалованья. Не будет ли нескромностью спросить
вас: сколько вы получали у Бекера?
- Нисколько, - отвечал Робер. - Мне положено было вознаграждение в
триста франков помимо всех расходов.
Томпсон вдруг принял рассеянный вид.
- Да, да, - бормотал он, - триста франков - это не очень много.
Он встал.
- Нет, это не очень много, в самом деле, - сказал он энергично.
Затем опять присел и погрузился в созерцание одного из своих колец.
- Однако для нас, понизивших плату до крайних пределов, - крайних
пределов, понимаете ли! - это, может быть, несколько высокое вознаграждение.
- Значит, придется уменьшить его? - спросил Робер.
- Да... может быть, - прошептал Томпсон, - кое-какое уменьшение...
маленькое...
- В каком размере? - допытывался Робер, уже раздраженный.
Томпсон встал и, ходя по комнате, проговорил:
- Ей-Богу, полагаюсь на вас. Вы присутствовали при состязании, которое
мы вели с этим проклятым Бекером...
- Так что? - прервал Робер.
- Так что мы в конце концов согласились сделать скидку в пятьдесят
процентов с первоначальной цены. Не так ли, сударь? Не так ли это верно, как
дважды два - четыре? Ну-с, чтобы позволить себе принести такую жертву, нам
необходимо, чтобы наши сотрудники помогли нам, чтобы они последовали нашему
примеру...
- ...и чтобы сбавили свои притязания на пятьдесят процентов, -
сформулировал Робер, между тем как его собеседник сделал знак одобрения.
Робер скорчил гримасу. Тогда Томпсон, остановившись против него, дал
волю своему красноречию.
Надо, мол, уметь жертвовать собой для пользы дела, представляющего
общественный интерес. А разве это не дело первостепенной важности? Довести
почти до пустяка стоимость путешествий, некогда столь дорогих, сделать
доступными возможно большему числу людей удовольствия, некогда составлявшие
удел немногих привилегированных! Тут, черт возьми, вопрос высокой
филантропии, перед которым благородное сердце не может остаться равнодушным.
К красноречию этому Робер, во всяком случае, оставался равнодушен. Он
соображал, и если сдался, то с умыслом.
Вознаграждение в полтораста франков было принято, и Томпсон закрепил
соглашение горячим рукопожатием.
Робер вернулся домой относительно довольный. Хотя его вознаграждение
уменьшалось, путешествие тем не менее было приятное, и, если рассчитать
хорошенько, выгодное для человека в таком тяжелом положении. Одного только
можно было опасаться - чтобы не появилось третье конкурирующее агентство,
потом - четвертое и так далее. Тогда бы нечего было думать, что история эта
когда-нибудь кончится.
И до какой ничтожной суммы упало бы вознаграждение чичероне?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ - В ТУМАНЕ
К счастью, ничему этому не суждено было случиться. 10 мая наступило, и
никакого нового события не произошло. Робер явился на пароход, когда тот
только что отшвартовался кормой к пристани, откуда вечером должен был выйти
в открытое море. Робер хотел пораньше появиться на своем посту, но, взойдя
на палубу, понял бесполезность такого чрезмерного усердия. Ни один пассажир
еще не прибыл.
Зная номер своей каюты - 17, - он сложил в ней скудный багаж и, выйдя
на палубу, оглянулся вокруг.
Человек в фуражке с тремя галунами - очевидно, капитан Пип - ходил по
вахтенному мостику от левого борта к правому, жуя сигару вместе с седыми
усами. Низкого роста, с кривыми, как у таксы, ногами, с суровой и
симпатичной физиономией, - это был превосходный образчик морского волка или
по крайней мере одной из многочисленных разновидностей этой породы
человеческой фауны.
На палубе матросы приводили в порядок предметы, разбросанные во время
стоянки у берега; они укладывали снасти, готовясь к отплытию.
По окончании этой работы капитан спустился с мостика и исчез в своей
каюте. Помощник тотчас же последовал его примеру, в то время как матросы
присели на деревянной скамейке на носу; только лейтенант, встретивший
Робера, оставался у входа. Тишина царствовала на опустевшей палубе.
Чтобы убить время, Робер предпринял полный осмотр парохода.
В носовой части судна помещались каюты экипажа и камбуз, внизу - трюм
для якорей, цепей и различных канатов; в середине - машины, а в кормовой
части - каюты пассажиров. Тут, в межпалубном пространстве, между машиной и
гакабортом {Кормовая часть борта.}, шло в ряд до семидесяти кают. В их числе
находилась и отведенная Роберу, достаточно просторная, не лучше и не хуже
других.
Под этими каютами властвовал метрдотель в камбузе. Вверху же, между
палубой и мостиком, называемым спардеком, была столовая, обширная и довольно
роскошно отделанная. Длинный стол, пересекаемый бизань-мачтой, занимал почти
весь салон, находясь в середине овала из диванов, обрамлявшего его.
Это помещение, с многочисленными окнами, через которые свет падал из
окружающего узкого прохода, оканчивалось у коридора крестообразной формы,
где начиналась лестница, ведшая в каюты. Поперечная часть коридора выходила
с двух сторон во внешние проходы; продольная же, прежде чем достигнуть
палубы, отделяла курительную от читальни, потом большую капитанскую каюту с
правого борта от меньших кают помощника и лейтенанта - с левого. Офицеры
могли, таким образом, поддерживать наблюдение до самого бака.
Окончив осмотр, Робер поднялся на спардек {Палуба средней надстройки на
гражданских судах.} в момент, когда часы где-то далеко пробили пять. Тем
временем погода изменилась к худшему. Туман, хотя и легкий, затмевал
горизонт. На берегу ряды домов уже становились менее ясными, жесты толпы
носильщиков - менее определенными, и даже на самом судне мачты постепенно
терялись в неведомой высоте.
Молчание все еще тяготело над пароходом. Только труба, извергавшая
черный дым, говорила о происходящей внутри работе.
Робер присел на скамью в передней части спардека, и, облокотившись,
стал смотреть и ждать. Почти тотчас подошел Томпсон. Он послал по адресу
Робера знак дружеского привета и принялся ходить взад и вперед, бросая
беспокойные взгляды на небо.
Туман действительно все сгущался, так что отплытие представлялось
сомнительным. Теперь уже не видно было домов и по набережной шныряли лишь
какие-то тени. В стороне рубки мачты ближайших судов пересекали мглу
неясными линиями и воды Темзы текли, бесшумные и невидимые под желтоватым
паром. Все пропитывалось сыростью.
Робер внезапно вздрогнул и заметил, что промок. Он спустился в каюту,
надел пальто и вернулся на свой наблюдательный пост.
К шести часам из центрального коридора вышли четыре неясные фигуры
слуг, остановились перед каютой помощника капитана и присели на скамью в
ожидании своих новых господ.
Только в половине седьмого появился первый пассажир. Так по крайней
мере подумал Робер, видя, как Томпсон бросился и исчез, внезапно скрытый
туманом. Слуги тотчас же засуетились, послышались голоса, неясные фигуры
заходили под спардеком.
Точно по данному агентом сигналу движение пассажиров с этого момента
уже не прекращалось и Томпсон непрестанно сновал между коридором салона и
сходнями. За ним следовали туристы - мужчины, женщины, дети. Они проходили,
исчезали, туманные призраки, которых Робер не мог рассмотреть.
Однако не должен ли он был находиться около Томпсона, чтобы помогать
ему и вообще начать входить в свою роль переводчика? У него не хватало
смелости. Сразу, точно внезапная и страшная болезнь, глубокая тоска стала
леденить его сердце.
Причина? Он не мог бы определить, к тому же он и не думал искать ее.
Несомненно, это туман так парализовал его душу. Это тусклое облако
душило его, давило, как стены тюрьмы.
И он стоял неподвижный, растерявшийся в своем одиночестве.
Тем временем пароход оживился. Люки салона сверкали в тумане. Палуба
мало-помалу наполнялась шумом. Какие-то люди спрашивали свои каюты, но
оставались невидимыми. Матросы проходили, тоже едва заметные.
Часов около семи кто-то в зале громко потребовал грога. Минуту спустя,
прервав наступившее молчание, сухой и надменный голос отчетливо донесся с
палубы:
- Кажется, я просил вас быть осторожнее!
Робер наклонился. Длинная и тонкая тень, а за ней - две другие, еле
заметные, может быть женщины.
Как раз в этот момент мгла рассеялась. Показалась более многочисленная
группа. Робер с уверенностью отличил трех женщин и одного мужчину, быстро
приближавшихся под эскортом Томпсона, и четырех матросов, занятых переноской
багажа.
Он еще больше нагнулся. Но туманная завеса снова упала, густая и
непроницаемая. Незнакомцы исчезли.
Наполовину перевалившись через перила, Робер устремил на эту тень
широко открытые глаза. Из всех этих людей - ни одного человека, для которого
он был бы чем-нибудь.
А завтра кем будет он для них? Своего рода временным слугой, тем, кто
договаривается о цене с кучером и не платит за экипаж; тем, кто удерживает
комнату и не занимает ее; тем, кто препирается с содержателем гостиницы и
хлопочет о пище для других. В эту минуту он очень пожалел о своем решении, и
сердце его наполнилось горечью.
Ночь надвигалась, прибавляя к нагнанной туманом тоске еще и свою. Огни
судов оставались невидимыми, равно как и огни Лондона. В этой влажной массе
отяжелевшей атмосферы замирал даже шум необъятного города, казалось впавшего
в сон.
Вдруг, в тени около входа чей-то голос крикнул: "Эбель!.."
Другой позвал в свою очередь, и два других последовательно повторили:
- Эбель!.. Эбель!.. Эбель!.. {Английское произношение имени Авель.}
Послышался ропот. Четыре голоса слились в тоскливых возгласах, в
томительных воплях.
Какой-то толстяк пронесся бегом, задев Робера. Он все звал:
- Эбель!.. Эбель!..
И сокрушенный тон казался в то же время таким комичным, ясно выдавая
такую непроходимую глупость, что Робер не мог не улыбнуться. Этот толстяк
тоже был одним из его новых господ.
Впрочем, все уладилось. Послышался крик мальчика, судорожные рыдания и
голос мужчины:
- Вот он!.. Я нашел его!..
Общий смутный гам возобновился, хотя и меньший, чем раньше. Поток
пассажиров становился медленней и наконец прекратился. Томпсон появился
последним в свете коридора, чтобы тотчас же исчезнуть за дверью салона.
Робер оставался на своем месте. Никто не требовал его. Никто не
интересовался им.
В половине восьмого матросы поднялись на первые выбленки грот-мачты и
зажгли фонари: зеленый на правом борту, красный - на левом. На носу огонь
был, конечно, поставлен, но его нельзя было заметить. Все было готово к
отплытию, только туман делал его невозможным.
Однако долго так не могло продолжаться.
В восемь часов подул порывистый резкий бриз. Облако сгустилось. Мелкий
и холодный дождь разогнал туман. В одну минуту воздух прояснился. Показались
огни, тусклые, мутные, но все-таки видимые.
На спардеке появился человек. Блеснул золотой галун. Заскрипели
ступеньки. Капитан поднимался на мостик.
Среди тьмы сверху раздался его голос:
- Все на палубу для отплытия!
Топот. Матросы рассыпаются по местам. Двое проходят мимо Робера,
готовые по первому сигналу отдать привязанный тут кабельтов.
Голос спрашивает:
- Машина в ходу?
Грохот машины заставляет пароход содрогнуться, пар расплывается, винт
делает несколько оборотов, затем несется ответ, глухой, тусклый:
- Готово!
- Отдавай носовой конец! - повторяет невидимый помощник, стоящий на
своем посту около кронбалков {Брусья с блоками на носу корабля для поднятия
якоря.}.
Канат шумно хлещет по воде. Капитан командует:
- Оборот назад!
- Оборот назад! - отвечает голос из машины.
- Стоп!
Опять водворяется тишина.
- Отдать кормовой с правого борта!.. Вперед понемногу!..
Судно вздрагивает. Машина приходит в движение, но вскоре
останавливается, и лодка пристает к борту, после того как отдала концы
канатов, оставшихся на берегу.
Тотчас же ход возобновляется.
- Поднять лодку! - кричит помощник.
Глухой стук блоков о палубу, и матросы, подтягивая тали {Грузоподъемный
механизм с ручным или механическим приводом.}, тихо подпевают в такт своим
усилиям.
- Живей! - кричит капитан.
- Живей! - повторяет машинист.
Уже миновали последние суда, стоящие на якоре. Путь делается свободнее.
- Правь по румбу! Вперед! - командует капитан.
- Вперед, - вторит эхо из глубины машинного отделения.
Винт вертится быстрее. Вода бурлит. Пароход развивает свою обычную
скорость.
Робер стоял, склонив голову на руку. Дождь продолжал лить. Он не
обращал на это внимания, з