ернуться как минимум на четыре дня раньше, - сказал
Корнваллис.
- Ну, сэр. - Хорнблауэр мог бы сослаться на приказ Чамберса, но не
видел для этого причин, и решил его не упоминать. - В конце концов все
обошлось благополучно.
- Вы, конечно, пришлете свои журналы, сэр? - спросил флаг-адъютант.
- Конечно, - ответил Хорнблауэр.
Вахтенные журналы документально подтвердят его слова, но вопрос был
бестактный, почти оскорбительный, ставящий под сомнение правдивость
Хорнблауэра. Неловкость флаг-адъютанта явно разозлила Корнваллиса.
- Капитан Хорнблауэр сможет это сделать в удобное для него время, -
сказал он. - Ну, стаканчик вина, сэр?
Удивительно, как мгновенно преобразилась атмосфера, так же разительно,
как изменилось освещение, стоило вестовому внести свечи. Все четверо
смеялись и шутили, когда вошел Ньютон, капитан корабля. Ему представили
Хорнблауэра.
- Ветер устойчивый, вест-норд-вест, сэр, - сказал Ньютон.
- Спасибо, капитан. - Корнваллис обратил на Хорнблауэра голубые глаза.
- Вы готовы к отплытию?
- Да, сэр. - Иного ответа быть не могло.
- Ветер скоро станет восточнее, - задумчиво произнес Корнваллис. -
Даунс, Спитхед, Плимутский залив набиты судами, ожидающими попутного ветра.
Но "Отчаянному" хватит и одного румба.
- Я могу сейчас дойти до Уэссана в два галса, сэр, - сказал Хорнблауэр.
Мария ютится где-то на квартире в Бриксэме, однако он должен был это
сказать.
- М-м, - протянул Корнваллис, как бы споря с собой. - Мне не спокойно,
когда вы не следите за Гулем, Хорнблауэр. Но я могу позволить вам еще день
простоять на якоре.
- Спасибо, сэр.
- Если ветер не переменится. - Корнваллис принял наконец решение. - Вот
ваши приказы. Вы отплываете завтра на закате. Но если ветер отойдет еще на
один румб, вы снимаетесь с якоря немедленно. То есть, если ветер станет
норд-вест-тень-вест.
- Есть, сэр.
Хорнблауэр любил, чтоб его подчиненные именно так отвечали на его
приказы, и сам ответил так же. Корнваллис продолжал, по-прежнему с интересом
разглядывая Хорнблауэра.
- На одном из призов месяц назад мы взяли неплохой кларет. Не
согласитесь ли вы принять от меня дюжину, Хорнблауэр?
- С превеликим удовольствием, сэр.
- Я прикажу погрузить его в вашу шлюпку. Корнваллис обратился к своему
вестовому, который в свою очередь что-то зашептал адмиралу, Хорнблауэр
услышал, как Корнваллис ответил: "Да, конечно".
- Может ваш вестовой заодно прикажет подготовить мою шлюпку, сэр? -
спросил Хорнблауэр. Он не сомневался, что пробыл у Корнваллиса достаточно
долго.
Было совершенно темно, когда Хорнблауэр спустился через борт в шлюпку и
обнаружил у своих ног ящик с вином. Дул умеренный ветер. Темная поверхность
Торского залива была усеяна корабельными огнями, виднелись и огоньки Торки,
Пэйтона и Бриксэма. Где-то там Мария, наверняка в тесноте, ведь в городках,
без сомнения, полным-полно офицерских жен.
- Позовите меня в тот момент, когда ветер станет норд-вест-тень-вест, -
сказал Хорнблауэр Бушу, едва ступив на палубу.
- Норд-вест-тень-вест. Есть, сэр. Матросы ухитрились раздобыть
спиртное, сэр.
- Это для вас неожиданность?
Британский моряк, оказавшись вблизи берега, как-нибудь да раздобудет
себе выпить. Если у него нет денег, он отдаст одежду, обувь, даже серьги.
- У меня были с ними неприятности, особенно после раздачи пива.
Пиво, когда его удавалось раздобыть, выдавалось вместо рома.
- Вы с ними разобрались?
- Да, сэр.
- Очень хорошо, мистер Буш.
Двое матросов под присмотром Доути принесли из шлюпки ящик с вином.
Войдя в каюту, Хорнблауэр увидел, что ящик уже принайтовлен к переборке,
занимая почти все свободное место. Доути, вскрыв ящик правилом, склонился
над ним.
- Больше некуда было его поставить, сэр, - извиняющимся тоном произнес
Доути.
Это было верно в двух отношениях. Корабль забит припасами, сырое мясо
висит во всех подходящих и неподходящих местах, и свободное место едва ли
удалось бы найти. С другой стороны, вино не будет в безопасности от
матросов, если не поместить его в капитанской каюте, возле которой постоянно
дежурит часовой. Доути только что вынул из ящика большой пакет.
- Это что? - спросил Хорнблауэр. Он уже заметил, что Доути немного
смущен, и, когда тот заколебался, повторил свой вопрос уже более резко.
- Это мне от адмиральского вестового, сэр.
- Покажите.
Хорнблауэр ожидал увидеть бутылки с бренди или другую контрабанду.
- Это припасы для капитанской каюты, сэр.
- Покажите.
- Припасы для капитанской каюты, сэр, как я и говорил. - Доути,
разворачивая сверток, внимательно разглядывал его содержимое. Ясно, что он и
сам не знал, что там найдет. - Это оливковое масло, сэр. А это пряности.
Майоран, тмин, чеснок. Это кофе - на вид не больше полуфунта. И перец. И
уксус. И...
- Где вы это все раздобыли?
- Я написал записку адмиральскому вестовому и послал с вашим рулевым,
сэр. Вы обязательно должны иметь все это, сэр. Теперь я смогу готовить вам
как положено, сэр.
- Адмирал знает?
- Меня бы это удивило, сэр.
На лице Доути было написано самоуверенное превосходство. Хорнблауэру на
мгновение приоткрылся мир, о существовании которого он прежде не подозревал.
Есть адмиралы и капитаны, но под этой блистающей поверхностью существует
невидимый круг вестовых, со своими тайными обрядами и паролями, устраивающий
жизнь своих офицеров, не спрашивая у них разрешения.
- Сэр! - В каюту торопливо вошел Буш. - Ветер норд-вест-тень-вест.
Похоже, он будет меняться и дальше.
Хорнблауэру понадобилось время, чтоб переключиться с вестовых и
пряностей на корабль и необходимые для отплытия приказы. В следующую минуту
он опять стал собой и уже выкрикивал:
- Свистать всех наверх. Поставить стеньги. Выправить реи. Я хочу
сняться с якоря через двадцать минут. Через пятнадцать.
- Есть, сэр.
Тишину взорвали ругательства унтер-офицеров и свист дудок. Затуманенные
пивом и бренди мозги прояснялись от тяжелой работы, свежего воздуха и
холодного ночного ветра. Неловкие пальцы хватались за фалы и тали. Матросы
спотыкались и падали в темноте. Их поднимали пинками унтер-офицеры,
понукаемые штурманскими помощниками, которых в свою очередь понукали Буш и
Провс. С ростров тащили громоздкие колбасы свернутых парусов.
- Можно ставить паруса, сэр, - доложил Буш.
- Очень хорошо. Пошлите матросов на шпиль. Мистер Форман, каков ночной
сигнал "Снимаюсь с якоря"?
- Минуточку, сэр. - За семь месяцев в море Форман не выучил книгу
ночных сигналов так хорошо, как должен бы. - Один фальшфейер и один
бенгальский огонь одновременно, сэр.
- Очень хорошо. Приготовьте их. Мистер Провс, курс от Старта до
Уэссана, пожалуйста.
Теперь матросы узнают, если еще не догадались, какая их ожидает судьба.
Мария не узнает ничего, пока не посмотрит завтра на Торский залив и не
увидит, что место "Отчаянного" опустело. Единственным утешением ей будет его
вчерашняя записка - слабое утешение. Он не должен думать ни о Марии, ни о
ребенке.
Защелкал шпиль, подтягивая корабль к становому якорю. Придется
потратить дополнительные усилия, чтоб вытащить шлюпочную карронаду,
привязанную к якорному канату. Дополнительные усилия будут платой за
безопасность предыдущих дней. Дело было не только тяжелое, но и муторное.
- Мне выбрать малый якорь до панера, сэр?
- Да, пожалуйста, мистер Буш. И можете сниматься с якоря как только
сочтете удобным.
- Есть, сэр.
- Сигнальте, мистер Форман.
Шканцы внезапно осветились. Зловещий голубой свет фальшфейера смешался
с не менее зловещим светом бенгальского огня. Не успел стихнуть их треск,
как флагман подал ответный сигнал: три раза мигнул прикрываемый на доли
секунды фальшфейер.
- Флагман подтверждает, сэр!
- Очень хорошо.
Вот и конец короткой стоянки в гавани. Еще несколько месяцев он не
увидит Марии; когда они снова встретятся, она будет матерью.
- Выбрать шкоты до места!
"Отчаянный" набирал скорость, разворачиваясь под попутным ветром, чтоб
обойти Бэрри-Хед. Хорнблауэр, пытаясь побороть накатившую на него тоску,
перебирал в голове множество не связанных между собой мыслей. Он вспомнил
короткий разговор между Корнваллисом и его вестовым. Он был совершенно
уверен, что слуга говорил Корнваллису о пакете, приготовленном для передачи
на "Отчаянный". Доути совсем не так умен, как думает. Это умозаключение
заставило Хорнблауэра слабо улыбнуться. "Отчаянный" рассекал Ла-Маншские
волны. На правом траверзе неясно виднелся Бэрри-Хед.
15
Было холодно, невыносимо холодно. Дни стали короткими, а ночи -
длинными-предлинными. Вместе с холодами пришли восточные ветры - одно
вытекало из другого - и смена тактической обстановки. Ибо хотя "Отчаянный"
избавился от тревог, связанных с нахождением вблизи подветренного берега,
неизмеримо возросла и ответственность. Теперь ежечасные измерения ветра
перестали быть рутиной, представляющей чисто научный интерес. Ветер, дующий
с десяти из тридцати двух румбов компаса, позволит даже ленивому
французскому флоту выйти через Гуль в Атлантику. Если он попробует это
сделать - долг "Отчаянного" немедленно предупредить Ла-Маншский флот. Если
французы осмелеют настолько, что решат драться, Ла-Маншский флот построится
в кильватерную колонну, чтоб им противостоять, а если (что более вероятно)
французы постараются выскользнуть незамеченными, - перекроет все проходы -
Ра, Ируазу, Фур.
Сегодня прилив не кончался до двух часов пополудни. Это было очень
неудобно - до этого времени "Отчаянный" не решался подойти к берегу, чтоб
нести свой дозор с самого близкого расстояния. Сделать это раньше было бы
рискованно - если ветер вдруг стихнет, судно, брошенное на волю прилива,
может вынести под батареи на Пти Мину и Капуцинах - батарею Тулинг. А еще
гибельнее батарей будут рифы - Поллукс и Девочки.
Чтобы проверить положение судна, Хорнблауэр вышел на палубу со светом
(в тот день, один из самых коротких дней в году, это было не так уж рано).
Провс брал азимут на Пти Мину и Гран Гуэн.
- С Рождеством вас, сэр, - сказал Буш. Чрезвычайно характерно для
военной службы, что Буш козырнул, произнося эти слова.
- Спасибо, мистер Буш. И вас также.
Не менее характерно, что Хорнблауэр в точности знал, что сегодня
двадцать пятое декабря, и совершенно забыл, что это Рождество; в таблицах
приливов церковные праздники не упоминались.
- Есть ли новости от вашей супруги, сэр? - спросил Буш.
- Нет еще, - ответил Хорнблауэр с улыбкой, которая лишь наполовину была
вымученной. - Письмо, которое я получил вчера, датировано восемнадцатым, и в
нем еще ничего нет.
Письмо от Марии дошло за шесть дней, потому лишь, что провиантское
судно доставило его с попутным ветром. Это означало также, что ответ
доберется до Марии недель за шесть - а за шесть недель - за неделю - все
переменится, ребенок родится. Флотский офицер, пишущий письмо жене, равно
как и лорды Адмиралтейства, планирующие перемещения флотов, должны
внимательно смотреть на флюгер. Мария и повитуха сошлись, что ребенок
родится под Новый Год. В это время Мария будет читать письма, которые
Хорнблауэр написал месяц назад. Он хотел бы, чтоб эти письма были
подушевней. Но никакими силами нельзя ни вернуть их, ни изменить, ни
дополнить.
Единственное, что он мог сделать, это провести часть утра за сочинением
письма, которое восполнило бы, пусть с опозданием, недостатки предыдущих
(Хорнблауэр со стыдом вспомнил, что не первый раз принимает такое решение).
Это письмо писать было еще труднее - приходилось учитывать все возможные
повороты событий. Все возможные повороты событий... Хорнблауэр тревожился в
этот момент точно так же, как и любой будущий отец.
Он промучился с этими литературными упражнениями почти до одиннадцати
часов, ничего толком не написал, и, поднимаясь на шканцы, чтоб подвести
"Отчаянный" ближе к берегу, испытывал виноватое облегчение. Хорошо знакомые
берега приближались с обеих сторон. Погода была ясная; не искрящееся морозом
Рождество, конечно, но тумана почти не было, и Хорнблауэр приказал положить
шлюп в дрейф так близко к рифу Поллукс, как мог решиться. Его приказы
сопровождал глухой рев пушек Пти Мину. Заново отстроенная батарея, как
обычно, палила с большого расстояния в надежде, что в этот-то раз
"Отчаянный" подойдет достаточно близко. Узнали ли они судно, причинившее им
столько вреда? Очень вероятно.
- Утренний салют, сэр, - сказал Буш.
- Да.
Хорнблауэр взял подзорную трубу замерзшими (перчатки не помогали)
руками и, как всегда, направил на Гуль. Нередко за ним можно было увидеть
что-нибудь интересное. Сегодня интересного было много.
- Четыре новых корабля на якоре, сэр, - сказал Буш.
- Я насчитал пять. Разве это не новый - фрегат на одной линии с
колокольней?
- Не думаю, сэр. Он просто поменял стоянку. Я насчитал только четыре
новых.
- Вы правы, мистер Буш.
- Реи подняты, сэр. И... сэр, вы не взглянете на эти марса-реи?
Хорнблауэр уже смотрел.
- Не могу разглядеть точно.
- Я думаю, марсели свернуты вдоль реев. Парус, свернутый вдоль рея,
гораздо тоньше и менее заметен, чем когда его рубашка собрана у мачты, как
обычно делают на стоянке.
- Я сам поднимусь на мачту, сэр. А у молодого Формана зоркие глаза. Я
возьму его с собой.
- Очень хорошо. Нет, подождите, мистер Буш. Я поднимусь сам. Посмотрите
за судном, пожалуйста. Но Формана можете мне прислать.
Решение Хорнблауэра самому подняться на мачту свидетельствовало, что
новые корабли сильно его заинтересовали. Он знал, что медлителен и неловок,
и не любил обнаруживать это перед смелым и проворным подчиненным. Но что-то
в этих кораблях было такое...
Хорнблауэр, тяжело дыша, добрался до топа фор-стеньги. Несколько секунд
ушло на то чтобы отдышаться и поймать корабли в поле зрения подзорной трубы.
Во всяком случае, он согрелся. Форман был уже здесь. Постоянный
впередсмотрящий сжался при виде начальства.
Ни Форман, ни впередсмотрящий не могли ничего определенного сказать об
этих марселях, свернутых вдоль реев.
Они считали, что это возможно, но определенно высказаться не решались.
- Вы что-нибудь еще видите необычное в этих кораблях, мистер Форман?
- Ну... нет, сэр. Не могу сказать, сэр.
- Вам не кажется, что у них очень неглубокая осадка? Два из четырех
новых кораблей были двухпалубные шестидесятичетырехпушечные, вероятно, и
нижний ярус орудийных портов располагался выше над водой, чем можно было
ожидать. Измерить было невозможно, но Хорнблауэр чувствовал это интуитивно.
Что-то не так, хотя Форман, при всем желании угодить, этого не видел.
Хорнблауэр повел подзорной трубой вдоль якорной стоянки, ища
дополнительных сведений. Он видел ряды времянок, в которых жили солдаты.
Французские солдаты были знамениты умением о себе позаботиться, построить
себе подходящее убежище от ветра и снега. Ясно видны были дымки костров -
сегодня они, конечно, готовят себе Рождественский обед. Здесь стоял тот
самый батальон, который преследовал Хорнблауэра до шлюпок в день штурма
батареи. Хорнблауэр повел трубой дальше, потом вернулся. Он не мог точно
видеть из-за ветра, но ему показалось, что возле двух рядов времянок дымков
не видно. Все это было очень неопределенно - он не мог даже оценить, сколько
солдат живет в этих времянках - две тысячи, пять тысяч. И что дымков нет, он
тоже не был твердо уверен.
- Капитан, сэр! - закричал Буш с палубы. - Отлив кончается.
- Очень хорошо. Я спускаюсь. На палубу Хорнблауэр спустился задумчивый
и рассеянный.
- Мистер Буш. Скоро я захочу на обед рыбы. Прикажите впередсмотрящему
искать "Дукс фрирс".
Ему пришлось произнести так, чтоб Буш его понял. Через два дня он в
своей каюте пил ром - притворялся, будто пьет ром - с капитаном "Deux
Freres". Он купил себе полдюжины каких-то непонятных рыбин. Капитан называл
их "Carrelets" и утверждал, что они очень вкусные. Хорнблауэр предполагал,
что это камбала. Во всяком случае, он заплатил за них золотую монету,
которую капитан, ни слова не говоря, сунул в карман перепачканных рыбьей
чешуей саржевых штанов.
Разговор неизбежно перешел на то, что можно увидеть за Гулем, а потом,
от общего к частному, на новые корабли. Капитан отмахнулся, показывая, что
они не имеют никакого значения.
- Arme s en flute, - небрежно сказал он. En flute! Как флейта! Это
объясняло все. Отдельные куски головоломки сложились наконец вместе.
Хорнблауэр неосторожно глотнул рома и закашлялся, чтоб скрыть свой интерес.
Военный корабль со снятыми пушками при открытых орудийных портах становится
похож на флейту - у него получается ряд пустых отверстий по бортам.
- Не для боя, - объяснил капитан. - Только для припасов, или войск, или
для чего хотите.
Особенно для войск. Для припасов куда лучше торговые суда, специально
оснащенные для перевозки грузов, зато военные корабли вмещают больше людей -
там есть где готовить им пищу, где разместить большое количество пресной
воды - собственно, с расчетом на это они и строятся. Если взять минимум
матросов - только чтоб управлять судном - останется место для солдат. Тогда
пушки будут не нужны, а в Бресте их употребят для вооружения новых кораблей.
С другой стороны, чем больше солдат, тем больше нагрузка на камбуз, тем
больше надо пресной воды, но если путешествие будет коротким, это не так
важно. Короткое путешествие. Не Вест-Индия, не мыс Доброй Надежды, и,
конечно, не Индия. Сорокапушечный фрегат, вооруженный en flute, может
вместить до тысячи солдат. Всего три тысячи, плюс еще несколько сотен на
вооруженном эскорте. Небольшая численность исключала Англию. Как ни мало
ценит солдатские жизни Бонапарт, он не станет бросать столь малочисленное
войско на Англию, где есть по крайней мере небольшая армия и сильное
народное ополчение. Остается одно: Ирландия, где население недовольно
правительством и, стало быть, народное ополчение ненадежное.
- Значит, мне они не опасны, - сказал Хорнблауэр, надеясь, что пауза, в
течение которой он все это обдумывал, не слишком затянулась.
- Даже такому маленькому кораблю, - усмехнулся бретонский капитан.
Хорнблауэру пришлось напрячь всю волю, чтоб в продолжение разговора не
выдать охватившее его волнение. Он рвался действовать немедленно, но не
решался обнаружить беспокойство; бретонский капитан хотел еще рому и не
догадывался, что Хорнблауэр спешит. К счастью, Хорнблауэр вспомнил, что
Доути советовал ему вместе с рыбой купить и сидра, и перевел разговор на эту
тему. Да, подтвердил капитан, бочонок с сидром на "Двух братьях" есть, но
сказать, сколько в нем, невозможно - сегодня уже почали. Он продаст, что
осталось.
Хорнблауэр заставил себя поторговаться - он хотел скрыть от бретонского
капитана, что сведения, которые тот сообщил, стоят еще золота. Он сказал,
чтоб сидр, в неизвестном количестве, передали ему в придачу к рыбе, без
дополнительной платы. Крестьянские глаза капитана алчно блеснули. Он с
возмущением отказался. Спор продолжался несколько минут. Стакан капитана
пустел.
- Один франк, - предложил Хорнблауэр наконец. - Двадцать су.
- Двадцать су и стакан рому, - сказал капитан. Хорнблауэру пришлось
смириться с новой задержкой, но она была оправдана - позволяла сохранить
уважение капитана и развеять его подозрения.
Наконец с кружащейся от рома головой - он ненавидел это ощущение -
Хорнблауэр проводил гостя и сел писать срочную депешу. Ни один сигнал не
передаст всего, что он хотел сказать, и ни один сигнал не сможет оставаться
в тайне. Слова приходилось выбирать настолько осторожно, насколько позволяло
опьянение. Он изложил подозрения, что французы замышляют вторгнуться в
Ирландию, и обосновал свои соображения. Наконец, удовлетворенный
результатом, он подписался "Горацио Хорнблауэр, капитан-лейтенант",
перевернул лист и написал адрес - "Контр-адмиралу Уильяму Паркеру,
главнокомандующему Прибрежной эскадры", сложил и запечатал письмо. Паркер
принадлежал к обширному клану Паркеров. Бесчисленное множество капитанов и
адмиралов с такой фамилией служило в английском флоте с незапамятных времен.
Никто из них особенно не отличился - может быть, письмо изменит эту
традицию.
Хорнблауэр отослал письмо - долгий и утомительный путь для шлюпки - и
стал с нетерпением ждать ответа.
Сэр,
Ваше письмо от сегодняшнего числа получил и отнесусь к нему со всем
вниманием. Ваш покорный слуга
У.Паркер
Хорнблауэр одним взглядом пробежал две короткие строчки - он открыл
письмо прямо на шканцах, даже не дойдя до каюты, и теперь сунул его в
карман, надеясь, что разочарование не слишком ясно написано у него на лице.
- Мистер Буш, - сказал он. - Нам придется наблюдать за Гулем
внимательней, чем обычно, особенно ночью и в тумане.
- Есть, сэр.
Возможно, Паркеру нужно время, чтоб переварить сообщение, а план он
составит позже - до тех пор долг Хорнблауэра действовать на свой страх и
риск.
- Я буду подводить судно к Девочкам всякий раз, как смогу сделать это
незаметно.
- К Девочкам? Есть, сэр.
Буш пристально поглядел на Хорнблауэра. Никто, будучи в здравом
рассудке - по крайней мере, без сильного принуждения - не станет рисковать
судном, подходя так близко к навигационной опасности в условиях плохой
видимости. Верно; но принуждение существует. Если три тысячи хорошо
обученных французских солдат высадятся в Ирландии, эту многострадальную
страну от края до края охватит пламя, еще более губительное, чем в 1798.
- Мы попробуем сделать это сегодняшней ночью, - сказал Хорнблауэр.
- Есть, сэр.
Девочки лежали прямо в середине Гуля. По обе стороны от них проходили
фарватеры примерно по четверти мили шириной, и по обоим фарватерам набегал
прилив и откатывал отлив. Французы смогут выйти только с отливом. Нет, это
не совсем так - при попутном ветре они смогут преодолеть прилив - если будет
дуть этот студеный восточный ветер. За Гулем нужно следить всякий раз, как
снижается видимость, и делать это придется "Отчаянному".
16
- Простите меня, сэр. - Буш задержался после вечернего доклада. Он
колебался, не решаясь произнести слова, очевидно, приготовленные заранее.
- Да, мистер Буш.
- Знаете, сэр, вы очень плохо выглядите.
- Неужели?
- Вы слишком много трудитесь. Днем и ночью.
- Мне странно слышать это от моряка и королевского офицера, мистер Буш.
- И все-таки это правда. Вы уже несколько суток не смыкали глаз. Вы
похудели. Я никогда вас таким не видел.
- Боюсь, как бы там ни было, мне и дальше придется продолжать в том же
роде, мистер Буш.
- Я могу только сказать, сэр, что лучше бы вам так не утомляться.
- Спасибо, мистер Буш. Кстати, я как раз собирался лечь спать.
- Я рад этому, сэр.
- Проследите, чтоб меня позвали, как только видимость начнет
ухудшаться.
- Есть, сэр.
- Могу я доверять вам, мистер Буш?
Это внесло немного юмора в слишком серьезный разговор.
- Можете, сэр.
- Спасибо, мистер Буш.
После того, как Буш ушел, Хорнблауэр с интересом взглянул в щербатое
зеркальце, разглядывая осунувшееся лицо, впалые щеки, заострившийся нос и
выступающий подбородок. Но это не настоящий Хорнблауэр. Настоящий был
внутри, нервное напряжение и тяготы на нем не сказались - по крайней мере,
пока. Настоящий Хорнблауэр глядел на него из ввалившихся глаз, подмигивая
если не злорадно, то с неким циничным удовольствием Хорнблауэру, искавшему в
своем отражении признаков телесной слабости. Но нельзя терять драгоценное
время - слабое тело, которое настоящий Хорнблауэр вынужден был влачить,
требовало отдыха. С какой радостью это слабое тело прижало к себе грелку,
которую Доути предусмотрительно положил в койку, ощутило тепло и
расслабилось, хотя простыни были сырые, а каюту наполнял пронизывающий
холод.
- Сэр, - сказал Доути. Казалось, Хорнблауэр проспал всего минуту, но по
часам выходило, что прошло более двух часов. - Меня послал мистер Провс.
Идет снег, сэр.
- Очень хорошо. Иду.
Сколько раз произносил он эти слова? Всякий раз, как снижалась
видимость, Хорнблауэр подводил шлюп к Гулю, выдерживал нервное напряжение,
вызванное опасностью, необходимостью следить за ветром, приливом и отливом,
постоянно считать, постоянно быть наготове, чтобы броситься прочь, лишь
немного прояснится - не только с тем, чтоб не попасть под огонь батарей, но
и чтоб французы не узнали про его неусыпный дозор.
С помощью Доути Хорнблауэр машинально напялил на себя одежду, не
замечая, что делает. Он вышел в изменившийся мир, ступая по тонкому снежному
ковру. Белый снег, покрывавший дождевик Провса, мерцал в темноте.
- Ветер норд-тень-ост, умеренный. Прилив будет прибывать еще час.
- Спасибо. Поднимите матросов и пошлите их на посты, пожалуйста. Они
смогут поспать у пушек.
- Есть, сэр.
- Через пять минут с этого момента я не хочу слышать ни звука.
- Есть, сэр.
То была обычная рутина. Чем меньше видимость, тем меньше должно быть
время, за которое корабль сможет открыть огонь по неожиданно возникшему
рядом противнику. Но обязанности Хорнблауэра были отнюдь не рутинные -
каждый раз он подводил корабль к Гулю в новых условиях, при разном
направлении ветра, на разных стадиях прилива или отлива. В этот раз ветер
впервые был настолько северным. Придется обходить отмели Пти Мину до
опасного близко, а затем, круто к ветру, с последними остатками прилива
"Отчаянный" войдет в северный фарватер, оставив Девочек по правому борту.
Дух команды еще не упал - высыпав на заснеженную палубу из душной
теплоты твиндека, матросы шутками и возгласами выражали свое изумление, но
резкие выкрики унтер-офицеров заставили их смолкнуть. Реи были обрасоплены,
команды рулевым отданы, и на "Отчаянном" воцарилась мертвая тишина. Словно
корабль-призрак двинулся он в непроницаемой ночи, наполненной бесшумно
падающими снежными хлопьями.
На гакаборте горел прикрытый створками фонарь, чтоб читать показания
лота, хотя при быстро меняющейся скорости эти показания не так и важны -
куда больше значат опыт и интуиция. Лот бросали двое матросов на
грот-руслене правого борта. Хорнблауэр, стоя с наветренной стороны шканцев,
слышал тихий крик лотового, хотя специальный матрос был поставлен передавать
ему глубину, если понадобится. Пять саженей. Четыре сажени. Если он
ошибется, они сядут на мель еще до следующего броска. На мели под пушками
Пти Мину. Хорнблауэр непроизвольно стиснул руки в перчатках и напряг
мускулы. Шесть с половиной саженей. Так и должно было быть по его расчетам,
и все же Хорнблауэр вздохнул с облегчением, и тут же устыдился, усмотрев в
этом неверие в свои силы.
- Круто к ветру, - приказал он.
Ближе к Пти Мину подходить нельзя. Сейчас они в четверти мили от хорошо
знакомых холмов, но ничего не видно. Казалось, Хорнблауэра окружает черная
непроницаемая стена. Одиннадцать саженей - они в самом фарватере. Кончается
прилив, два дня после квадратуры, ветер норд-тень-ост, скорость течения
должна быть меньше узла, Мэнгамское завихрение еще не сказывается.
- Дна нет!
Больше двадцати саженей. Все верно.
- Хорошая ночь для лягушатников, сэр, - пробормотал Буш. Он ждал этого
момента.
Именно так: если французы хотят незаметно выскользнуть из Бреста, ночь
самая подходящая. Они знают таблицы приливов не хуже Хорнблауэра. Они видят
снег. Удобное время, чтобы сняться с якоря и с попутным ветром и течением
пройти Гуль. При таком направлении ветра фур непроходим.
Ируаза охраняется - он надеялся - Прибрежной эскадрой, но такой темной
ночью французы предпочтут ее опасному Ра дю Сэн.
Девятнадцать саженей. Девочек они миновали, и Хорнблауэр знал, что
сможет пройти на ветре Мэнгам. Девятнадцать саженей..
- Сейчас приливное течение прекратится, сэр, - сказал Провс. Он только
что посмотрел на свои часы в свете прикрытого шторками нактоуза.
Миновали Мэнгам; следующие несколько секунд лот будет показывать
девятнадцать саженей. Время продумать следующий шаг. Прежде чем сделать это,
Хорнблауэр мысленно представил себе карту.
- Слушайте! - Буш ткнул Хорнблауэра локтем в бок - сейчас было не до
церемоний.
- Отставить на лоте! - приказал Хорнблауэр достаточно громко, чтобы его
услышали: при таком направлении ветра его слова не могли разнестись далеко в
ту сторону, куда он вглядывался.
Вот снова тот же звук, потом другие. Ветер донес протяжный крик "Seize"
- шестнадцать по-французски. Французские лоцманы по-прежнему измеряли
глубину в старинных туазах, а туаза чуть больше морской сажени.
- Огни! - прошептал Буш, снова толкая Хорнблауэра в бок. Над водой
виднелся отблеск - французы, в отличие от Хорнблауэра, не закрыли как
следует свои огни. Корабль-призрак скользил по воде так близко, что до него
можно было бы докинуть сухарем. Отчетливо видны были марсели, покрытые
тонким слоем снега. И вот...
- Три красных огня в ряд на крюйс-марса-рее, - прошептал Буш.
Сейчас они стали видны; видимо спереди их закрыли, а сзади нет, чтоб
свет их был виден идущим сзади кораблям. Хорнблауэра осенило. Внезапное
решение, план на ближайшие пять минут, дальнейшие планы - все пришло
одновременно.
- Бегите! - приказал он Бушу. - Пусть подвесят три огня, в точности так
же, и закроют, но так, чтоб можно было быстро открыть.
При последних словах Буш исчез, но думать надо было еще быстрее.
Хорнблауэр не решался повернуть оверштаг - надо было поворачивать через
фордевинд.
- Поворот через фордевинд, - выпалил он Провсу. Сейчас было не время
для его обычной вежливости.
Когда "Отчаянный" поворачивался, Хорнблауэр увидел, как три огня
слились в один и тут же вспыхнул голубой свет - французский корабль менял
галс, чтоб пройти Гуль, и зажег фальшфейер, приказывая идущим за ним
кораблям повторить маневр. В свете фальшфейера Хорнблауэр увидел и второй
французский корабль - второй бледный призрак.
Когда Хорнблауэр был пленником в Ферроле, Пелью на "Неустанном" обманул
вышедшую из Бреста эскадру, имитируя их сигналы, но это было в Ируазс, где
места относительно много. Хорнблауэр поначалу намеревался применить ту же
тактику, но здесь, в узком Гуле, можно было действовать более решительно.
- Приведите судно к ветру на правом галсе, - приказал он Провсу.
Невидимые руки выбрали невидимые галсы, и корабль повернулся еще чуть-чуть.
Второй французский корабль только что закончил поворот, и нос
"Отчаянного" указывал прямо на него.
- Немного право руля. - Нос шлюпа чуть-чуть повернулся. - Одерживай.
Хорнблауэр хотел подойти к французскому кораблю, но так, чтобы тот не
закрыл ему ветер.
- Я послал на крюйс-марса-рей надежного матроса с фонарями, - доложил
Буш. - Через две минуты все будет готово.
- Спускайтесь к пушкам! - приказал ему Хорнблауэр. Больше не надо было
сохранять тишину, и он потянулся к рупору.
- Главная палуба! Встать к пушкам правого борта! Выдвигай!
Как может быть построена французская эскадра? Ее должен сопровождать
вооруженный эскорт, не для того, чтоб сразиться с Ла-Маншским флотом, но
чтоб защитить транспортные суда от случайных британских фрегатов. Значит,
два больших фрегата, один в авангарде, другой в арьергарде беззащитных
транспортных судов, вооруженных en flute.
- Право руля! Прямо!
Теперь они сошлись рей к рею со вторым кораблем колонны, с
кораблем-призраком, идущим к Гулю сквозь снегопад. Грохот пушечных катков
стих.
- Пли!
Десять рук рванули вытяжные шнуры десяти пушек. Борт "Отчаянного"
взорвался пламенем, ярко озарившим паруса и корпус француза. В мгновенной
вспышке света видны стали снежинки, как бы застывшие в воздухе.
- Пли!
С французского корабля раздались крики. Чуть не у самого уха Хорнблауэр
услышал голос, говоривший по-французски - это капитан транспортного судна
окликал его с тридцати ярдов, направив рупор прямо на него - видимо пенял,
как он думал, своему соотечественнику, обстрелявшему его в Гуле, где
британских кораблей быть не может. Грохот и вспышка первой пушки второго
бортового залпа оборвали его слова. Другие выстрелы следовали с той
скоростью, с какой матросы успевали заряжать и стрелять. Каждая вспышка на
мгновение озаряла французское судно. Десятифунтовые ядра решетили
наполненное людьми судно. В это самое время, когда Хорнблауэр в застывшей
позе стоял на палубе, всего в тридцати ярдах от него десятки людей умирали
мучительной смертью из-за того лишь, что их принудили служить европейскому
тирану. Ясно, французы этого не выдержат. Ясно, они попробуют уклониться от
неожиданного и необъяснимого нападения. А! Вот они поворачивают, хотя здесь,
между мелями с одной стороны и береговым обрывом с другой, поворачивать было
некуда. Вот три красных огня на крюйс-марса-рее. Случайно или нарочно,
французский капитан положил руль под ветер. Хорнблауэр должен довести
начатое до конца.
- Немного лево руля.
"Отчаянный" повернулся, пушки громыхнули. Достаточно.
- Немного право руля. Прямо руль.
Теперь рупор: - Прекратить огонь.
Последовавшую за этим тишину разорвал треск налетевшего на мель
французского судна, грохот падающих мачт, крики отчаяния. В темноте, после
пушечных вспышек, Хорнблауэр ослеп, но действовать он должен был так, как
если бы видел. Времени терять нельзя.
- Обстенить грот-марсель! Приготовиться у брасов! Волей-неволей
остальные французские суда пойдут за первыми. Больше им деться некуда -
ветер у них на раковине, внизу - течение, по обеим сторонам скалы.
Хорнблауэр должен думать быстрее, чем они - французский капитан на следующем
корабле наверняка не успел еще собраться с мыслями.
Девочки под ветром - больше нельзя терять ни секунды.
- Брасы!
Вот француз - ближе, ближе, с полубака слышны отчаянные крики.
- Руль право на борт!
Скорости едва хватало, чтоб "Отчаянный" послушался руля; носы двух
кораблей разошлись, едва не столкнувшись.
- Пли!
Паруса французского судна заполаскивали - оно не вполне управляемо, и
команде не удастся быстро взять его под контроль, пока на палубу сыплется
град девятифунтовых ядер. "Отчаянный" не должен пойти у него под носом.
Оставалось еще немного времени и места.
- Обстенить грот-марсель!
Вот что значит хорошо обученная команда - корабль работал, как машина.
Даже подносчики пороха, "пороховые мартышки", бегавшие по трапам вверх и
вниз в кромешной тьме, исправно выполняли свой долг, постоянно снабжая пушки
порохом, ибо те не смолкали ни на минуту. Они оглушительно ревели, озаряя
оранжевым светом французское судно. Дым тяжелыми клубами плыл к левому
борту.
Нельзя больше оставаться под обстененным марселем. Надо наполнить парус
и продвинуться вперед, даже если из-за этого и придется прекратить стрельбу.
- Брасы!
До этого момента Хорнблауэр не замечал адского рева шканцевых карронад;
они стреляли без перерыва, осыпая неприятельскую палубу картечью. В их свете
он увидел, как удаляются мачты француза. В следующей вспышке Хорнблауэр
увидел еще одну мгновенную картину - корабельный бушприт прошел по палубе
француза. Треск, крики: следующее французское судно налетело на своего
товарища. Треск не стихал. Хорнблауэр заспешил на корму, чтоб поглядеть, но
темнота уже сомкнулась перед его ослепшими от света глазами. Он мог только
слышать, но и этого было достаточно, чтоб понять: судно, действующее, как
таран, разворачивалось ветром, его бушприт крушил ванты, фалы, штаги и,
наконец, налетел на грот-мачту. Потом упадет фок-мачта, упадут реи. Два
корабля сцеплены вместе и беспомощны, а с подветренной стороны у них
Девочки. Хорнблауэр увидел, как они зажигают фальшфейеры, пытаясь
разобраться в безнадежной ситуации. Корабли поворачивались, голубые огни
фальшфейеров и красные огни фонарей вращались, как некая планетная система.
Им не спастись - ветер и течение понесли их, и Хорнблауэру показалось, что
он услышал треск, с которым корабли налетели на Девочек. Он не мог быть
твердо в этом уверен, да и времени гадать не было. На этой стадии отлива
вокруг рифа Поллукс возникает вихревое течение, и это надо учитывать. Потом
он должен войти в Ируазу, чьи воды считал такими опасными, пока не сунулся в
Гуль. Неизвестно, сколько еще кораблей идет из Бреста. По стрельбе и
замешательству они уже поняли, что среди них враг.
Хорнблауэр бросил быстрый взгляд на нактоуз, прикинул силу ветра на
щеке. Неприятельская колонна (вернее ее остатки) при таком ветре наверняка
возьмет курс на Ра дю Сэн и постарается подальше обойти мели Трэпье. Он
должен пойти им наперерез - следующее судно в колонне наверняка уже близко,
но через несколько секунд оно выйдет из узкого фарватера Гуля. И где же
первый фрегат, тот самый, который он пропустил без боя?
- Эй, на грот-руслене! Бросать лот!
Надо держаться как можно дальше с наветренной стороны.
- Нет дна! Двадцать саженей пронесло! Значит, они достаточно далеко от
Поллукса.
- Отставить на лоте!
Они продолжали идти правым галсом. В непроницаемой тьме Хорнблауэр
слышал совсем близко тяжелое дыхание Провса. Все остальное было тихо. Скоро
снова придется бросать лот. Что это? Ветер донес до слуха отчетливый звук -
звук тяжелого предмета, упавшего в воду. Это бросают лот. Следом, после
соответствующей паузы, раздался пронзительный крик лотового. С наветренной
стороны еще одно судно. Расстояние все уменьшалось, и Хорнблауэр вскоре
разобрал голоса и скрип реев. Перегнувшись через ограждение, он тихо сказал.
- Приготовиться у пушек.
Вот и оно, неясно вырисовывается по правому борту.
- Два румба вправо. Одерживай.
В этот момент французы их увидели. Из темноты раздался усиленный
рупором окрик, но Хорнблауэр, не дослушав, скомандовал:
- Пли!
Пушки выстрелили почти одновременно, "Отчаянный" содрогнулся от отдачи.
И вновь чужой корабль озарился светом бортового залпа. Нет надежды посадить
его на мель - пролив здесь слишком широк. Хорнблауэр поднес к губам рупор.
- Поднять пушки! Цельте по мачтам!
Он может покалечить неприятеля. Первая пушка следующего залпа
выстрелила сразу после его слов - какой-то дурак не обратил внимания на
приказ. Но остальные выстрелили после паузы, необходимой, чтоб вынуть
клинья. Вспышка за вспышкой. Бах, бах, бах, снова, и снова, и снова. Вдруг
вспышка осветила крюйсель неприятельского судна, который в этот самый момент
начал медленно разворачиваться. В отчаянной попытке уйти от мучителя француз
обстенил паруса, рискуя попасть под продольный огонь - он решил пройти под
кормой у "Отчаянного", чтоб встать носом по ветру. Сейчас Хорнблауэр
повернет судно через фордевинд, направит на неприятеля пушки левого борта и
загонит его на Трэпье. Он успел поднести к губам рупор, когда темнота перед
ним взорвалась огненным вулканом.
Хаос. Из темной ночи, из снегопада обрушился на "Отчаянного" бортовой
залп, накрывший его с носа до кормы. Вместе с грохотом пушек и вспышкой
раздался треск разлетающейся в щепки древесины, звон ядра, ударившего в
казенную часть пушки, крик раненного, прорезавший вновь наступившую тишину.
Один из вооруженных фрегатов - вероятно, тот, что шел в авангарде -
увидел стрельбу и оказался достаточно близко, чтобы вмешаться. Сейчас он
пересекал курс "Отчаянного", чтоб еще раз накрыть его продольным бортовым
залпом.
- Руль право на борт!
Хорнблауэр не мог поворачивать оверштаг. Хотя он и готов был пойти на
риск, что "Отчаянный" с такелажем, поврежденным бортовым залпом, откажется
привестись к ветру, транспортное судно было еще слишком