замечательные способности Жана Грандье. К несчастью, эскадрон Молокососов, раскиданных по всем фронтам, состоял теперь всего из трех бойцов: капитана Сорви-голова, его лейтенанта - Фанфана и солдата Поля Поттера. Два офицера, чтобы командовать войсковым соединением, - это еще туда-сюда, но один боец никак не мог составить целого отряда. Генерал Бота обещал Жану Грандье обратиться ко всем коммандо с просьбой предложить находящимся в их распоряжении Молокососам немедленно вернуться к своему капитану. При подвижности бурских отрядов можно было надеяться, что Молокососы соберутся дней за десять. Но Сорви-голова не мог примириться с бездеятельностью даже в течение такого срока и просил дать ему пока хоть какое-нибудь задание. - Но у меня нет для вас ничего подходящего. Не забывайте, что вас всего-навсего трое. - А вы подумайте, генерал На войне всегда найдет-ся что-нибудь очень трудное и не терпящее отлагательства. - Если бы в вашем распоряжении находилась сотня Молокососов, я поручил бы вам взорвать водохранилище Таба-Нгу. - Но, генерал, я берусь это сделать с помощью Фанфана и Поля. - Бассейны охраняет тысяча англичан. У них кавалерия, артиллерия, пехота, - возразил генерал. - В таком деле сто человек скорей помешали бы мне, чем помогли. Мы вполне справимся с этим делом втроем, даю вам слово - Но это же чистейшее безумие! - Знаю. Именно поэтому я и убежден, что дней через десять, если только мы не погибнем, водохранилище будет взорвано. Мы возобновим динамитную войну Это так увлекательно! Вдвоем-втроем делаешь огромное дело, выполняешь работу целого армейского корпуса! - Хорошо, мой дорогой Сорви-голова, отпускаю вас, только с условием- непременно вернуться! И вот трое наших сорванцов отправились в Таба-Нгу. Храбрейшие из храбрых отступили бы перед таким дерзким делом. Но Молокососы не знали колебаний. В Таба-Нгу у Поля Поттера жили родственники. Впрочем, в тех местах все были немного сродни друг другу. Дядюшки и двоюродные братья бились на войне, но зато тетушки и двоюродные сестры встретили юных воинов как нельзя более сердечно. А те, не теряя даром драгоценного времени, сразу же приступили к разработке плана действий. Скоро в голове Жана Грандье созрел оригинальный и вполне осуществимый замысел. Ему было ясно, что женщины легко пройдут там, где мужчин остановили бы на первом же шагу. Что же! Молокососы позаимствуют платья из гардероба двоюродных сестер Поля и обратятся в женщин. Так Сорви-голова превратился в сестрицу Бетие, рослую девушку, носившую голландский чепец, Фанфан стал сестрицей Гриэт, черноволосой девицей в невообрази-мой шляпке, а Поль преобразился в сестрицу Наати, неказистую по внешности, но обладающую несравненными способностями доильщицы. Сорванцы учились ходить в юбках, перенимали, насколько это возможно, скромные девичьи повадки, - словом, делали все то, что Фанфан непочтительно называл "кривляньем" Вечером устроили генеральную репетицию. Все сошло отлично. А на утро следующего дня они уже гнали скот на водопой, не забыв захватить корзины, в которые, кроме завтрака, положили немного тряпья. Импровизированные пастушки чудесно вышли из опасного испытания. Случай с коровой, не позволившей уланам доить себя, подсказал Жану мысль захватить в следующий раз подойник, в который сестрица Наати - она же Поль - должна была надоить молока, чтобы отвлечь внимание солдат. На другой день, как уже известно читателю, сорванцы, рискуя быть расстрелянными на месте, привели в исполнение свой дерзкий замысел. Фанфан и Сорви-голова - то-есть сестрицы Гриэт и Бетие-спрятали на дне своих корзин, под тартинками, платками и вязаньем, по полудюжине динамитных патронов, снабженных бикфордовыми шнурами, - и будь что будет! Проделка капитана Молокососов удалась на славу. В то время как Поль без устали поил молоком жаждущих солдат, лже-Гриэт и лже-Бетие незаметно и осторож-но закладывали в щели стены водохранилища динамит-ные патроны. Сбившееся в кучу, мычащее и топчущееся на месте стадо совершенно скрывало их во время этой опасной ра-боты от взоров солдат. Затем отважные сорванцы, не теряя самообладания, подожгли фитили. Теперь уже никто не был бы в силах помешать делу разрушения. А у Жана, этого безрассудного смельчака, хватило еще дерзости приписать к объявлению Колвилла, которое он заметил вчера, уже известные нам слова: "А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит даже и этого" И не побоялся при этом подписаться. Пусть знает! Пора было, однако, удирать. Удирали они довольно быстро, то и дело подгоняя животных. Только бы добраться до фермы! Благоразумная предосторожность, мудрое решение! Ибо, во-первых, у водохранилища вот-вот заварится горячее дело и, во-вторых, уланы, отправленные им вдогонку майором Колвиллом, уже скачут во весь опор. К счастью, улан задержало одно обстоятельство: они наткнулись на кучу мелких монет-щедрый дар любителей молока, с таким отвращением выброшенный сестрицей Наати. "Солдат не очень-то богат. Кто этого не знает?" - гласит одна песенка. А уланы этого взвода, как нарочно все были такими голяками, у которых не водилось и гроша за душой Поэтому они спешились и стали жадно подбирать пенсы и шиллинги. А это значило, что беглецами или беглянками, как будет угодно читателю, было выиграно еще пять минут. Сестрица Бетие, часто оглядывавшаяся назад, заметила улан, которые уже снова успели вскочить в седла. - Кажется, погоня... - Вот так штука! И, конечно, уланы! - воскликнула Гриэт. - Как охотно переколотил бы я их всех до одного!.. - Как ты думаешь, Поль, - спросила Бетие, она же Сорви-голова, - добредут коровы домой без нас? - Доберутся! - коротко ответила Наати. - Тогда мы сейчас позабавимся. Еще пять минут назад мы бы пропали, но теперь у нас есть возможность драться. Вместо ответа Наати пронзительно свистнула. Услышав знакомый сигнал, головная корова пустилась в галоп и увлекла за собой все стадо, которое с грохотом снежной лавины помчалось к ферме. Дорога круто поднималась в гору. С левой стороны ее высилась скала, на которой зияла расщелина шириной в два метра и высотой в метр. Это был вход в пещеру. Все три сестрицы забежали туда на секунду и, выйдя, выстроились плечом к плечу перед входом. Уланы мелкой рысцой одолевали кручу. Их утомленные кони едва плелись. Пастушки легко могли бы удрать, однако не двига-лись с места и с любопытством поглядывали на улан. Те заметили их и стали кричать, чтобы девушки спустились к ним. Пастушки не шевельнулись, даже не удостоили улан ответом. Тогда сержант, скакавший впереди, подъехал к пещере, осадил перед входом коня и, не слезая с него, попытался обнять Гриэт. -- Сдавайтесь, плутовки, и марш за мной! - крикнул он. С невозмутимым спокойствием Гриэт, она же Фанфан, ухватила кавалериста за сапог и, приподняв его без всякого, видимого усилия, сбросила с седла. Трах-тарарах! Раздалось бряцанье железа, прозвучала крепкая солдатская брань, потом послышался стук копыт убегающего коня, который, сбросив сержанта, предоставил его самому себе вместе с пикой, саблей, ружьем и всем остальным достоянием улана. Три пастушки, внезапно <растаяв", закатились неудержимым хохотом. Видимо, шутка показалась им очень забавной. Уланы же, напротив, нашли ее весьма неуместной. С полдюжины их спешились. Наставив на бедняжек свои длинные пики, уланы крикнули: - Следуйте за нами, если не хотите, чтобы вас насадили на пики, как куропаток на вертел! Шесть остроконечных пик угрожающим полукругом вытянулись перед девушками на расстоянии всего лишь одного метра. Солдаты были возбуждены и свирепы, тут уж не до шуток. Да, им поистине было не до шуток! Сброшенному с коня сержанту удалось наконец выпутаться из своих доспехов и присоединиться к уланам. Он полагал, что более высокий чин дает ему право кричать громче и ругаться грубее своих подчиненных. Между тем пастушки, как хорошо срепетированный ансамбль, отступили на шаг в пещеру, вытянули вперед носки левых ног, приставили под углом каблуки правых ног к левым, извлекли откуда-то карабины, приклады которых мгновенно и ловко примостились на их плечах. Вся эта красивая пантомима была проделана буквально в течение трех секунд. Раз! Два! Три!.. - как на ученье. На войне следует быть готовым решительно ко всему. Но бывают неожиданности, превосходящие все возможности бедного человеческого воображения. Именно с такой неожиданностью столкнулись уланы, когда на их глазах три молодые девушки вдруг превра-тились в грозных бойцов. Попробуйте поставить себя на их место, читатель! Пика против ружья вообще слабое оружие. Она становится почти не годной, когда приходится действовать ею снизу вверх, в положении, которое не только стесняет движения бойца, но и пагубно отражается на его моральном состоянии. Даже наиболее храбрые люди повинуются в таких случаях инстинкту самосохранения, не могут о чем-либо думать или что-либо предпринять. А инстинкт перед лицом такой опасности приказывает бежать без оглядки, если, конечно, страх не приковывает человека к месту. Так случилось и с уланами. При виде этих простых девушек, действующих и маневрирующих с выучкой настоящих бойцов, они на какое-то мгновение были ошеломлены. О, да эти пастушки, оказывается, совсем не такие дубины! Потрясение улан длилось не более каких-нибудь двух секунд. Но и за две секунды можно совершить немало дел с помощью маузеровских винтовок. Паф! - сверкнули три языка пламени, и поднялся легкий дымок. И тотчас же: паф! - еще три выстрела, так же, как и первые, слившиеся в один. Шесть выстрелов за две секунды - ужасно! Уланы были поражены в упор, ментики их порыжели от пламени, оружие выпало из рук. Простреленные навылет, они судорожно взмахнули руками, зажимая ими раны, нанесенные "гуманными пулями". Некоторые из них с дико блуждающим взором пробежали, пошатываясь, несколько шагов и рухнули навзничь. Сержанту пуля угодила в самое сердце, и он на месте свалился ничком. Другой улан пробежал с неистовым воплем не более пятидесяти метров, покачнулся и упал, извергая потоки крови. Шесть улан, то-есть более половины всего взвода, уже на земле! Сорви-голова сдержал злобную усмешку, промелькнувшую было на его губах, и зычным голосом, несообразным с его женским нарядом, гаркнул: - Долой оружие, мошенники! Я - Брейк-нек!.. Слышите?.. Долой оружие! Но улан оставалось еще пятеро. Им казалось чудовищным сдаться каким-то карикатурам, пусть даже страшным, но все же карикатурам на солдат. Уланы разбились на две маленькие группы: первая, состоявшая из двух человек, находилась метров на шесть впереди второй. Передовые уланы вздыбили своих коней. Однако этот маневр, хорошо знакомый всем кавалеристам, годен был разве лишь на то, чтобы привести в замешательство новичков, но отнюдь не таких стрелков, как Поль и Сорвиголова. Грянули еще два выстрела. Никакие суматошные движения не помогли уланам. Пораженные прямо в голову, они, соскользнув с седел, замертво грохнулись оземь. Теперь улан оставалось всего трое. На этот раз они были всерьез перепуганы и собирались улепетнуть. Поздно! Прежде чем перейти в галоп, им пришлось бы сделать крутой поворот и пробраться по узкой тропе между двумя глубокими оврагами. Как раз в это мгновение из долины донесся оглушительный грохот взрыва. Почва задрожала, как при землетрясении. И снова раздался еще более громкий и повелительный голос Сорви-головы: - Водохранилище взорвано! Это сделали мы... да, мы одни!.. Сдавайтесь же, гром и молния! Сдавайтесь, пока не поздно! - Сдаемся! Сдаемся!.. - Отлично!.. Бросить оружие! Спешиться! Руки вверх!.. А вы, Фанфан и Поль, возьмите этих плутов на мушку и при малейшем подозрительном движении стреляйте их, как зайцев. Трое солдат, чувствуя всю унизительность своего положения, все же покорно исполнили приказание Жана, и только один из них не без достоинства произнес: - Мы сдаемся. Но мы солдаты, а не мошенники, и вам не следовало бы нас оскорблять. Сорви-голова с пылающими от гнева глазами, с исказившимся лицом, страшный, несмотря на свое шутовское одеяние, приблизился к уланам и негодующе бросил им в ответ: - Вы еще смеете говорить об уважении к военнопленным! Вы, грабители ферм и поджигатели нив, убийцы женщин и детей! Вы, подвергающие военнопленных жестокой и позорной пытке "Pigsticking"!. Вы - палачи, позорящие свои мундиры, бандиты, которых следовало бы беспощадно истребить всех до единого! И вы еще смеете называть себя солдатами! Вы - уланы майора Колвилла, достойные помощники этого золотопогонного убийцы! Сраженные жестокой, но вполне заслуженной отповедью Жана, и к тому же весьма неважно чувствовавшие себя под дулами двух карабинов, все три улана беспреко-словно сдали оружие. Сорви-голова овладел собой и снова обратился к ним более спокойным тоном: - Чего, собственно, вам было от нас нужно и кто вас послал в погоню? Ведь в английском лагере мы сошли за пастушек. - Дело в том,-ответил один из улан,-что после вашего ухода к водохранилищу прибыл майор Колвилл. Он увидел на своем объявлении подпись капитана Сорви-голова. У него возникли подозрения. Он приказал нагнать вас и во что бы то ни стало доставить к нему. - Значит, только для того, чтобы поймать каких-то жалких пастушек, он рискнул целым взводом? - Выходит, так, - подтвердил улан. - Что ж! Если Колвиллу так нужны три пастушки, я, пожалуй, отправлю их к нему. При этих словах лукавая улыбка озарила лицо капитана Сорви-голова. - Разденьтесь!-приказал он улану.-Снимите с себя доломан, брюки, сапоги. - Но, мистер Брейк-нек... - Без возражений! А то сами видите-сестрица Наати уже косо поглядывает на вас и играет собачкой своего карабина. Поспешите же... Вы рискуете жизнью. В мгновение ока солдат сбросил с себя военную форму, а Сорви-голова столь же быстро освободился от одежды сестрицы Бетие. - Теперь, - с насмешливой серьезностью продолжал Сорви-голова, - получайте мою одежду в обмен на ва-шу. Поворачивайтесь, поворачивайтесь!.. Натяните корсет... Влезайте в юбку.. Да не забудьте чепчик, эту существенную принадлежность женского наряда. В полном отчаянии, подавленный смешной и жалкой ролью, которую заставил его играть неумолимый победитель, улан угрюмо повиновался, а Сорви-голова облачился тем временем в военную форму цвета хаки. - Отлично! Если бы не усы, вы вполне сошли бы за кузину Бетие. Не угодно ли вам для такого случая срезать их?. А теперь подержите лошадей, да смотрите - без предательства... Эй, номер два! Ваша очередь! Снимайте форму... А ты, Фанфан, отдай этому джентльмену свои тряпки. Номер второй заколебался было, но Сорви-голова навел на упрямца карабин и холодно произнес: - Считаю до трех. Если при счете "три" вы не будете раздеты, я всажу вам пулю в лоб. Раз... два... Отлично! Вы чудесно поняли меня. И этот улан разделся в мгновение ока. - Теперь твоя очередь, Фанфан, - продолжал, улыбаясь, Сорви-голова. Второй улан был высокого роста и плотного телосложения, Фанфан же тощ, как скелет, а ростом - от горшка два вершка. Доломан улана почти прикрыл его ляжки, а брюки пришлось подтянуть до самых подмышек, и все же они волочились по земле. Сорви-голова залился гомерическим хохотом; даже на губах серьезного Поля появилось что-то вроде улыбки - до того потешно выглядел парижанин. Но Фанфан не растерялся. Засучив рукава и подвернув края брюк, он иронически, с комизмом подлинного Гавроша разглядывал свой наряд. А злосчастный улан, невообразимо смешной в слишком коротком и узком женском платье, походил на одну из тех жалких марионеток, которых сваливают ударом мяча на деревенских ярмарках. Третий улан сам догадался, что самое лучшее для него- как можно скорее покончить с переодеванием. Обмен одежды с Полем произошел без инцидентов, и в две минуты все было закончено. Сорви-голова снова стал серьезным. - Вы свободны! - властно, с достоинством сказал он уланам. - Садитесь на коней и возвращайтесь в лагерь. Поклонитесь от меня майору Колвиллу и скажите ему, что вместо пастушек я посылаю ему их тряпье. Ничего большего на этот раз, к сожалению, сделать для него не могу. Взбешенные, подавленные стыдом и совсем одуревшие от всего пережитого, уланы вскочили на коней и, путаясь в юбках, из-под которых свешивались их босые ноги, во всю прыть помчались к лагерю. А Сорви-голова, Фанфан и Поль, вскинув за плечи карабины, вернулись на ферму. ГЛАВА 3 Старые друзья. - Саперы роты Молокососов. - Наполеон - Неосторожность - Окружены! - Парламентер - "Капитулируйте!" - Гордый ответ. - Под артиллерийским обстрелом - Пролом - Сорви-голова покупает стадо - Прихоть, которая обходится в тридцать тысяч флоринов - О том зачем понадобилась эта покупка - Необыкновенные приготовления. - Куда пойдут коровы? - Томительное ожидание. Там их ожидал приятный сюрприз. Во дворе фермы они увидели восемь оседланных, снаряженных по-военному лошадей, с наслаждением жевавших початки кукурузы То были бурские пони. А когда три друга вошли в парадную комнату, их встретили радостным "ура". Из-за стола встали восемь человек. Двое из них, обладатели длинных бород, протянули руки и воскликнули: - Сорви-голова! Дружище! Принимайте первых волонтеров нового эскадрона Молокососов! - Доктор Тромп! Переводчик Папаша!.. Рад вас видеть! Но что же это за Молокососы с бородищами, широкими, как лопаты? - Они вполне могут быть саперами, - вмешался Фанфан. - Браво! Молодец, парижанин! - воскликнул доктор. - Да, - продолжал он, - в госпитале я почувствовал, что старею. Дайте мне боевое дело. Поражать одной рукой и исцелять другой - вот мое призвание! Папаша с набитым едою ртом перебил его: - Приказ генерала Бота был объявлен нам третьего дня, и вот мы уже тут, а с нами и Жан Пьер, и Карел, и Элиас, и Гюго, и Иохем, и Финьоле, бежавший с понто-нов, а скоро прибудут и остальные. Сорви-голова, сияя, пожимал протянутые к нему со всех сторон руки: - Ого! Да нас уже и так одиннадцать человек! Ну и крепко же мы ударим теперь по англичанам! - Смерть врагу! - Да. И особенно смерть уланам! - воскликнул Сорви-голова. - С этого дня мы объявляем им беспощадную и непрестанную войну - войну на уничтожение. Как я их ненавижу! - И тем не менее носите их форму. - Так же, как Поль и Фанфан. - О, я не очень-то задираю от этого нос! - рассмеялся парижанин. - Вы только взгляните на меня: хорош на-рядик, а? Что за чучело, друзья мои! Видали вы когда-нибудь такого урода? - Но каким чудом попали к вам эти мундиры? - Уморительная история! Сейчас расскажу... Можно, хозяин? - Валяй, только покороче. Все равно поесть надо: от тартинок сестрицы Бетие давно уж и след простыл. По-жуем - и в путь! Фанфан с жаром рассказал об их смелом налете на во-дохранилище Таба-Нгу, об их отступлении и переодевании улан. Нетрудно догадаться, какой успех имел его рассказ. Потом Молокососы плотно закусили, запивая еду кафрским пивом. Принесли также две бутылки старого капского вина, и все чокнулись за успех кампании и за "дядю Поля", почтенного президента Трансвааля. Это имя вызвало взрыв энтузиазма. - Да здравствует дядя Поль!.. Да здравствует бурский Наполеон! - орал Фанфан, пьянея от собственных слов. Наполеон! Сравнение это прозвучало слишком высокопарно, почти фантастично, так что даже сам парижанин почувствовал необходимость объясниться хотя бы перед теми из гостей, которые понимали по-французски: - Да, Наполеон! Я не отказываюсь от своих слов. Доказательство? Пожалуйста! У Наполеона была единственная в своем роде треуголка, а у дяди Поля - цилиндр, подобного которому не сыщешь на всем белом свете. Надо быть гением, чтобы решиться носить такую шляпу... И еще доказательство: Наполеон смертельно ненавидел англичан, которым его треуголка внушала ужас, и дядя Поль так же ненавидит их, а его колпак тоже повергает их в дикий ужас. Что, здорово мы расщелкали англичанишек?.. Будут помнить Молокососов! - сам захлебываясь от восторга, закончил Фанфан свой рассказ, вызвавший бурное одобрение слушателей. Но тут в залу вихрем ворвалась сестрица Гриэт - настоящая - и одним словом прервала бурную овацию: - Уланы! Бог мой! О них совсем позабыли. А много их? Наверно, какой-нибудь сторожевой патруль... Сейчас Молокососы хорошенько их проучат. Сорви-голова стремительно вышел, взобрался на гребень стены и взглянул на равнину. Черт возьми, дело серьезное! Улан было больше сотни. Они мчались развернутым строем, обходя ферму, чтобы отрезать ее от Таба-Нгу. Бежать было поздно. Молокососы попали в окружение. И Сорви-голова, вернувшись, скомандовал: - К оружию! Молокососы тотчас же повскакивали с мест, разобрали карабины и, выбежав во двор, закрыли тяжелые ворота, подперев их для верности трехдюймовыми досками. Впрочем, бурские фермы благодаря своим высоким и толстым стенам вообще представляли собой настоящие маленькие крепости, в которых жители могли отражать неожиданные налеты врага. Уланы быстро приближались, со всех сторон обходя ферму. За ними показались другие кавалеристы, вероятно, драгуны; издали они выглядели совсем крошечными, точ-но оловянные солдатики. - Уж не думают ли эти джентльмены почтить нас осадой? - сказал доктор Тромп, заряжая маузер. - Я должен был расставить часовых! - сокрушался Сорви-голова. - Такая ошибка непростительна для командира разведчиков. А впрочем, не все ли равно, где сражаться - здесь или в поле... Главное - драться. К тому же нас целых одиннадцать человек, - продолжал успокаивать себя Сорви-голова, - и мы, хотя и Молокососы, не дадим перерезать себя, как цыплят. Сорви-голова не знал колебаний, и его самообладание в подобных обстоятельствах было прямо-таки непостижимым. - Сколько у вас патронов. Папаша? - спросил он. - Около двухсот на человека. - Отлично! А у нашей тройки - по двести пятьдесят. В общем тысяча девятьсот патронов. И, уж конечно, мы не станем стрелять ими по воробьям. Уланы все приближались. Сорви-голова умело выбрал позиции для десяти бойцов, составлявших гарнизон маленькой крепости, а сам решил остаться в резерве, чтобы иметь возможность поспеть на помощь каждому ослабленному или подвергающемуся угрозе посту. Все меры защиты были приняты. Беготня прекратилась, Наступила мертвая тишина. Издалека донесся пронзительный звук рожка. В сопровождении трубача к ферме приближался улан с белым платком на острие пики. - Парламентер, - сказал Сорви-голова, потирая от удовольствия руки. - И, конечно, с требованием капитуляции. Ну ничего, мы устроим ему достойный прием! Узнают, с кем имеют дело. Вместе с Фанфаном, украсившим свой штык белой салфеткой сестрицы Бетие настоящей, Сорви-голова поднялся на гребень стены. - Жаль, нет у меня дудочки, - пошутил Фанфан, - не то сыграл бы я им песенку! - Лейтенант Фанфан, смирно! - с насмешливой торжественностью скомандовал Сорви-голова. Английский парламентер, осадив коня в пятнадцати шагах от фермы, закричал зычным голосом: - По приказу его милости майора Колвилла я тре-бую от обитателей этой фермы открыть ворота и безоговорочно выдать человека, именуемого капитаном Сорвиголова. В случае неповиновения дом будет взят штурмом и сожжен, а жители его будут судимы со всей строгостью законов военного времени. Ответ не заставил себя долго ждать: - Я, капитан Сорви-голова, взорвавший водохранилище Таба-Нгу, оценивший всего в пенни голову человека, именуемого Колвиллом, и уничтоживший взвод улан, по-сланный в погоню за мною, предлагаю вам немедленно убраться отсюда! В противном случае я буду стрелять. Парламентер должен быть вежлив, а вы невоспитанный грубиян. Что же касается Колвилла, то я приговорил его к смертной казни, и потому его слова не имеют для меня ровно никакого значения. Видимо смущенный, парламентер отвечал более мягким тоном: - Должен предупредить, что нас пятьсот человек и мы в случае сопротивления пленных брать не будем. - Пятьсот человек - это не так уж много. А пленных у вас не будет хотя бы по той простой причине; что вам не удастся их взять. - Это ваше последнее слово? - Yes, sir!* Убедившись, что настаивать бесполезно, парламентер повернул коня и ускакал в сопровождении трубача. Прошло четверть часа. Англичане были еще далеко, но кольцо осады постепенно сужалось. Они приближались очень осторожно и не решались идти напролом, не зная, сколько буров на ферме. А один уланский взвод из двенадцати человек застыл неподвижно примерно в полутора тысячах метров от фермы. Непростительное легкомыслие! Сорви-голова, желая показать осаждавшим, на что способны Молокососы, не мог противостоять желанию послать им приветственный залп. Он подозвал к себе самых метких стрелков, то-есть всех буров, кроме "Фанфана, Финьоле и Жана Пьера, и, указывая им на группу улан, сказал: - Положите ружья на стену, цельтесь хорошенько и стреляйте по моей команде. Напрасная и безрассудная попытка, скажут иные. Действительно, мишень была настолько далека, что контуры людей расплывались, а цвет хаки делал их почти неви-димыми. Но ведь буры - лучшие в мире стрелки, а маузер - замечательное оружие. Это ружье весом в четыре килограмма имеет в длину, не считая штыка, 1,23 метра. Калибр его 7 миллиметров, В его патроне 2,5 грамма бездымного пороха, а пуля из твердого свинца в рубашке из никелированной стали весит 11,2 грамма. Первоначальная скорость полета его пули достигает внушительной цифры в 728 метров в секунду, тогда как скорость пули английского ли-метфорда не превышает 610 метров. Пуля маузера смертельна даже на расстоянии 4000 метров, между тем как ли-метфорды бьют всего на 3200 метров. Наконец, траектория полета пули маузера более отлогая, чем английская, что позволяет попадать в цель с невероятно большой дистанции. Следовательно, при наличии таких метких стрелков, как десять Молокососов, взвод английских улан не должен был чувствовать себя в безопасности. - Огонь! - вполголоса скомандовал Сорви-голова. И вот один за другим, почти единым протяжным звуком прогремели шесть выстрелов. Еще секунда - и группа улан пришла в полное замешательство. Выбитые из седла всадники кувырком полетели наземь, в то время как их испуганные кони понеслись по полю. Несмотря на солидное расстояние, ни одна пуля не пропала даром. И кто знает, не сразила ли какая-нибудь из них сразу нескольких жертв? Маузер - чудесное и страшное оружие. На такой большой дистанции все это выглядело, правда, не так уж драматично. Создавалось впечатление, будто ребенок бросил горстку шариков в кучку оловянных солдатиков. Выстрелы сделали англичан более осторожными. Они мгновенно разделились на мелкие группы, чтобы не представлять столь легкую мишень для пуль, Впрочем, и Молокососы, чувствуя, что в них со всех сторон целятся, как улитки, попрятали головы. Сложилась вполне ясная стратегическая обстановка: пятьсот англичан против одиннадцати Молокососов, обложенных на ферме, будто крысы в норе. В малом масштабе повторилась картина окружения армии Кронье при Воль-верскраале, с тою, однако, разницей, что Молокососы, не связанные обозом, сохранили подвижность, да и кольцо окружения на этот раз не было таким плотным. Впрочем, любая попытка пробиться сквозь ряды англичан заранее была обречена на неудачу. Что же думает делать противник? Он, разумеется, не станет тратить времени на осаду, которая задержала бы его на несколько дней, а предпримет нападение, попытается сделать брешь в стене и штурмом овладеть фермой. И этой атаке должны противостоять всего одиннадцать человек. Было около пяти часов пополудни. Очевидно Колвилл, желая избежать лишних жертв, предпочитал ночную атаку. Сорви-голова предвидел это, и хотя положение на первый взгляд казалось безнадежным, он не терял присутствия духа. О хорошем настроении говорила улыбка, светившаяся на его красивом юношеском лице. - О, мы еще повоюем! - сказал он Папаше, который с невозмутимым спокойствием философа курил свою трубку. С поля донесся вой летящего снаряда, усиливавшийся по мере его приближения. В ста метрах от фермы раздался глухой взрыв. - Недолет! - крикнул Фанфан при виде взметенных снарядом земли и камней. Снова выстрел. На этот раз снаряд, пролетев над самыми стенами, взорвался в двухстах метрах позади фермы. - Перелет! - с важным видом знатока крикнул Фанфан. Третий выстрел. Бум!.. Теперь уже не до смеха. Орудия англичан наведены с математической точностью. Снаряд угодил в самый гребень стены и вспорол около кубического метра каменной кладки. Люди на ферме вели себя с поразительным спокойствием Женщины и девушки, давно уже свыкшиеся с превратностями и ужасами войны, проявляли замечательное мужество. Пройдет несколько часов, и старинное жилище их предков будет захвачено врагом, разграблено, сравнено с землей, а сами они будут искалечены, быть может, даже убиты. Те же, кто останется в живых, лишатся крова, потеряют все свое имущество, будут обречены на нищенское существование. Но нигде не слышно ни жалоб, ни единого слова отчаяния. Никаких проявлений страха! Хозяйка собрала в столовой своих дочерей и кафрских служанок. Все они, окружив большой стол, стояли как на вечерней молитве. А мать, заменив ушедшего на войну отца, открыла старинную библию и торжественно читала ее вслух. Время от времени весь дом сотрясался от выстрелов. Взрыв заглушал слова матери, но голос ее ни разу не дрогнул. Снаряды непрестанно долбили по одному и тому же месту, намеченному врагом для бреши. Стена осыпалась, обваливалась, рушилась. Скоро пролом будет достаточно широк, и англичане смогут ворваться через него во двор фермы. Чем же занимались в это время Молокососы? Они наблюдали за неприятелем и время от времени забавлялись тем, что подстреливали какого-нибудь неосторожного вражеского пехотинца или кавалериста. Да, они забавлялись. Мы не преувеличиваем, ибо мир еще не видывал столь невозмутимых осажденных, так мало озабоченных происходившим, так равнодушно, по крайней мере внешне, относившихся к страшной беде, которая надвигалась на них. Молокососы безгранично доверяли своему юному командиру, непоколебимая бодрость которого передалась всему маленькому гарнизону осажденной фермы. Сорви-голова сказал Молокососам: - Я все беру на себя! Мы пройдем, не оставив за со-бой отстающих; майор Колвилл надолго запомнит встречу с нами. Сам Сорви-голова с помощью Фанфана занялся какой-то таинственной возней в отдаленном строении фермы. Остальные защитники затеяли по приказу Жана пе-рестрелку, чтобы отвлечь внимание осаждавших и внушить им преувеличенное представление о численном составе гарнизона фермы. Покончив со своей загадочной работой, Сорви-голова отослал Фанфана к защитникам, а сам попросил Папашу пройти с ним к тетке Поля Поттера. Участие переводчика в переговорах с ней было необходимо, так как эта добрая женщина ни слова не понимала по-французски. Жан почтительно поклонился ей и как человек, которому дорого время, без всяких предисловий приступил к деловому разговору: - У вас полтораста голов скота - коров и телок. Хотите продать их мне? - Но, дорогой мой мальчик, англичане все равно заберут их и сожрут. Если коровы могут вам на что-нибудь пригодиться, возьмите их даром. - Во сколько цените вы каждую корову? - По меньшей мере, флоринов в двести... Но зачем говорить о цене, когда... - Двести флоринов, помноженные на сто пятьдесят, составят тридцать тысяч флоринов. Да, так - ровно тридцать тысяч. А теперь будьте любезны вернуть мне кни-жечку, которую я отдал вам на хранение, перед тем как отправиться к водохранилищу в наряде сестрицы Бетие... Благодарю вас, милая тетя! - сказал он, получив свою чековую книжку. Он открыл ее, набросал на чеке несколько слов, потом оторвал листок и передал хозяйке: - Вот чек на тридцать тысяч флоринов. Вы можете предъявить его банку Претории или банку Лоренцо-Мар-кеса. В любом из них вам выплатят указанную здесь сумму. Это плата за стадо, которое принадлежит теперь мне. - Но ведь я хочу подарить его вам! - Хорошо, хорошо... Благодарю вас, до свидания! Я спешу. А бумажку вы все-таки припрячьте. К этому времени снаряды снесли уже огромный участок стены. Образовалась пригодная для атаки брешь. Близился закат. Через час будет совсем темно, а у англичан не видно никаких приготовлений к штурму. Сорви-голова не ошибся. Колвилл думал, что на ферме не менее сотни Молокососов. Желая избежать слишком больших потерь, он решил идти на приступ под покровом ночи. Сорви-голова между тем не принимал никаких, даже самых элементарных, мер для отражения атаки. А ведь он, несмотря на свою юность, был опытным командиром. Напротив! Можно было подумать, что он бесконечно радовался бреши, пробитой в стене снарядами англичан. Если бы не беспрерывный обстрел из пушек, он, пожа-луй, отдал бы даже приказ очистить пролом изнутри и снаружи от щебня и камней. Фанфан, ровно ничего не понимавший во всем этом, пришел в изумление, услышав, как Сорви-голова бормочет: - Если они пройдут здесь без колебания, их уже ничто не остановит, и они помчатся... - Кто "они"? - спросил Фанфан. - Скоро увидишь, - ответил Сорви-голова, с лукавой улыбкой потирая руки. Солнце зашло. Сумерки быстро сгущались. - В нашем распоряжении еще час, - сказал Сорвиголова - За дело! Он велел Молокососам нарезать веток с колючих деревьев, окружавших двор (буры окрестили эти деревья именем "подожди немного", ботаники называют их acacia detinens), а сам попросил старую мать семейства и многочисленное племя двоюродных сестер Поля пройти с ним в то самое отдаленное строеньице, где он недавно работал с Фанфаном, Там на столе в симметричном порядке были разложены двести динамитных патронов, снабженных фитилями разной длины. Сопровождавший их Папаша изумился при виде такого количества этого чудовищной силы взрывчатого вещества. - Генерал Бота прислал эти патроны для уничтожения водохранилища. Мы израсходовали тогда всего двенадцать штук. А теперь пустим в ход остальные. Объясните им, пожалуйста, Папаша, что такое динамит. - Да тут даже малые ребята знакомы с динамитом и умеют с ним обращаться, - ответил Папаша-переводчик. - Отлично! Пусть женщины привяжут покрепче толстым шпагатом по патрону к одному из рогов каждой коровы. Крепко и быстро. У самого основания рогов. И, главное, побыстрей. Понял? Коровы знают своих хозяек и будут спокойно стоять во время этой операции. Папаша раскусил наконец замысел командира. Широкая, во весь рот, улыбка озарила его лицо. В английском лагере по-прежнему царила мертвая тишина. Неприятель продвигался вперед медленно и методично, массированными частями. Артиллерия замолчала. Прекратилась и ружейная пальба. Колвилл намеревался взять Молокососов живьем и опасался, как бы шальная пуля не уложила кого-нибудь из них. Женщины с непостижимым мужеством и такой же быстротой принялись за свою страшную работу. Коровы доверчиво позволяли производить над собой операцию, грозившую им неминуемой гибелью. Прошло около получаса. - Кончили наконец? - беспокоился Сорви-голова. Ночь лишила его обычного спокойствия, и время тянулось теперь для него слишком медленно. Принесли фонари. В помещении стало светло. - Скорей! Скорей!.. Прошло еще с четверть часа. Враг приближался. Уже ясно слышалась ритмичная поступь солдат. Доносилось даже бряцание оружия. - Поджигайте фитили! Живей! Все сюда!.. Тащите из камина головешки!.. Мужчины и женщины бросились в столовую, схватили. горящие поленья и стали поджигать фитили. Испуганные коровы тревожно мычали. Хозяйки успокаивали их ласковым, хорошо им знакомым тремоло и пощелкиванием языка. Смелые женщины бесстрашно сновали с горящими головешками среди разгоравшихся с треском фитилей и бикфордовых шнуров. А ведь достаточно было догореть одному из этих шнуров, чтобы все погибли. По просьбе Папаши старая мать семейства открыла загон. А Молокососы и двоюродные сестры Поля привязывали в это время к хвостам попадавшихся им под руку коров ветки с дерева "подожди немного": при первом же ударе хвостом колючки, впившись в тело животных, приведут их в бешенство и погонят неистовым галопом. Англичане подошли уже совсем близко к ферме и сомкнули ряды. Передовые цепи передвигались ползком, все еще не решаясь подняться в атаку. Тишина, прерываемая лишь мычаньем коров, пугала их гораздо больше ружейного огня. - Forward! - раздался вдруг в темноте голос, пронзительный, как звук рожка. Это сигнал к атаке. - Гоните стадо в пролом! - скомандовал Сорви-голова. Если коровы направятся в брешь, английское войско будет истреблено. Если же они заупрямятся и бешенство, которое уже начинает овладевать ими, погонит их по территории фермы, - все здесь будет уничтожено: строения, люди, стадо. Взорвется сорок фунтов динамита! Где это произойдет? Невыразимая тревога охватила людей... ГЛАВА 4 Когда в дело вмешиваются женщины.-Героическое самопожертвование матери и дочерей. - Взрывы. - Победа, купленная слишком дорогой ценой. - Похороны патриоток. - Пожар. - Стычка - Опять уланы! - Окружены. - Молокососы на краю гибели.- Конец ли это? Раздраженные колючками, напуганные горящими фитилями, которые потрескивали у них возле самых ушей и, как светляки, сверкали перед глазами, коровы сначала отказывались идти вперед. Несколько животных бросилось врассыпную по двору фермы, грозя увлечь за собой все стадо. Сорви-голова содрогнулся. Его тело, лицо, руки мгновенно покрылись ледяным потом, появилось противное ощущение прилипшей одежды. Еще несколько секунд - и все здесь будет взорвано, уничтожено, стерто с лица земли. - Да, - с грустью прошептал Сорви-голова, - я оказался слишком самонадеянным... Все пропало! Но так ли это? В ответ на только что прозвучавшую команду англичанина раздался звонкий и суровый голос, покрывший и бряцание оружия, и топот людей, ринувшихся на приступ, и мычание стада. То был голос женщины; - За мной, дочки! За мной!.. И старая мать, сохранившая, несмотря на преклонный возраст, свою подвижность, с фонарем в руке бросилась к пролому. Она появилась в бреши с развевающимися по ветру волосами, трагически прекрасная, и еще раз повторила призыв. - Спасем мужчин! - кричала бесстрашная женщи-на. - Спасем защитников нашего Отечества! Ее дочери без колебаний прибежали к ней, хотя отлич-но понимали, что идут на верную смерть. С тылу на женщин вихрем надвигались англичане, бросившиеся в штыковую атаку. Впереди металось и ревело обезумевшее стадо. - Forward!.. Forward!!..-кричали офицеры. Старая мать созывала коров привычным для них ласковым тремоло. Дочери помогали ей, всячески стараясь их успокоить. Ошалевшие коровы узнали наконец своих хозяек, стали прислушиваться и пошли на их голоса. Они сгрудились у пролома, и вдруг, снова обезумев от необычной обстановки, ринулись на англичан в тот самый миг, когда последние вбегали во двор фермы. Героические женщины очутились между англичанами и стадом. С одной стороны на них неотвратимо надвигалась щетина штыков, с другой - наваливалась живая лавина из сотен острых коровьих рогов... Крик сострадания и ужаса вырвался из уст Жана Грандье и его товарищей, которые теперь только разгадали отважный замысел этих мужественных бурских патриоток. - Нет, нет!.. Только не это!.. - срывающимся от слез голосом крикнул Сорви-голова. - Спасем защитников нашего Отечества, да здрав-ствует свобода! - еще раз отчетливо и громко прозвучал голос матери. - Да здравствует свобода! - звонким эхом откликнулись голоса дочерей. То был последний их крик. Ошалев от уколов привя-занных к хвостам колючек, коровы ринулись в пол