ли какие-то старые отцовские бумаги. Я даже точно не могу сказать, что в них было. Антон посмотрел на Крохина с укором: - Нельзя так, Станислав Яковлевич... Крохин удивленно поднял глаза, но не проронил ни слова. Антон помолчал и добавил: - Нельзя играть в прятки. - Знаете... Я вышел из детского возраста, чтобы забавляться такими играми. - Мы тоже. Поэтому серьезный разговор давайте вести серьезно, - заметив, что Крохин хочет что-то сказать, Антон, подняв руку, остановил его и докончил свою мысль. - Из простого любопытства и то вы должны были заглянуть в отцовские бумаги. Крохин пожал плечами: - Представьте, что я нелюбопытный. - В таком случае нам будет трудно разговаривать. - Разве я виноват, что вам по душе любопытные?.. - Мне по душе... - Антон начинал терять терпение. - Станислав Яковлевич, если вы пришли к нам за помощью, так будьте откровенны до конца!.. Ну, что вы крутите? За мальчишек нас считаете?.. Вы неглупый человек, врач... Поймите, если потерпевший не откровенен со следователем, то трудно рассчитывать на успех розыска. На этот раз Крохин молчал очень долго. Антон, понемногу успокаиваясь, изрисовал завитушками и вензелями подвернувшийся под руку листок календаря, несколько раз переглянулся со Славой Голубевым, а Станислав Яковлевич все молчал. На его осунувшемся лице можно было без труда разглядеть мучительную внутреннюю борьбу, как будто на полном серьезе делался выбор между жизнью и смертью. В конце концов Крохин все-таки решился: - Кроме облигаций, в тайнике лежали материалы уголовного дела, которое вела в семнадцатом году сыскная полиция по поводу исчезновения драгоценностей моего деда. - Купца Кухтерина?!. - враз сорвалось у Антона и Голубева. Крохин, как показалось Антону, посмотрел на них с высокомерием, усмехнулся и спросил: - Что вас так удивило? - Значит, вы внук ограбленного купца? - уже спокойно спросил Антон, стараясь сообразить, не сочиняет ли Крохин. - Да... Моя мама, Ариадна Аристарховна, урожденная Кухтерина. Вы находите в этом криминал? По-вашему, быть потомком богатого купца - преступление?.. - По-нашему, будьте вы хоть наследным принцем, но не нарушайте уголовный кодекс... - Разве я его нарушил? - резко прервал Антона Крохин. - В этом пока никто вас не обвиняет, - сделав ударение на слове "пока", проговорил Антон и сразу спросил: - Как материалы сыскного отделения попали к вам и для чего вы их хранили? - Это семейная реликвия. - Реликвия?.. Вы этим бумагам поклонялись? - Я поклонялся своему деду, который из простых мужиков сумел стать миллионером. - Как документы попали к вам? - строго повторил вопрос Антон. Крохин задумался, на его впалых щеках заходили желваки. Видимо, решив, что терять больше нечего, он хмуро ответил: - Это дело вел отец. Он работал в сыске, только что окончив юридический факультет. После революции забрал из архива все материалы, как печальную память о семейной катастрофе. После смерти отца, естественно, документы перешли ко мне. - Вашего отца звали Яковом Ивановичем? - вспомнив рассказ деда Матвея, спросил Антон. - Да... Моим отцом был Яков Иванович Крохин. Прошу учесть, что после революции он признал Советскую власть и не подвергался никаким репрессиям. Он честно трудился до конца своих дней. В разговор вмешался Слава Голубев: - Станислав Яковлевич, вы долгое время жили в Томске. В пятидесятые годы там, говорят, можно было встретить такого, знаете, чуточку помешанного старичка по прозвищу Якуня-Ваня. Вам не доводилось его видеть? - При чем здесь прозвище?.. - Крохин недоверчиво посмотрел на Голубева, как будто заметил, что его разыгрывают. - "Якуня-Ваня" - это была любимая присказка моего отца. Дальше что?.. - Да нет, ничего, - торопливо проговорил Голубев и вздохнул. - Умер ваш отец, умерла и присказка. Крохин натянуто усмехнулся: - Естественно. - Кстати, когда и где он умер? - спросил Антон. - В Томской психиатрической больнице. В пятьдесят шестом году у отца случилось тяжелое психическое заболевание, а через два года он скончался. - Сами вы не пытались отыскать драгоценности деда? - Столько лет спустя?.. Кто ж их теперь найдет?.. - Крохин задумчиво опустил голову. - Правда, однажды, охотясь в Потеряевом озере с подводным ружьем, я натолкнулся у острова на затопленные подводы. Похоже, это были подводы моего деда, но, кроме чайного сервиза, там уже ничего не было. - А вы к старушке Гайдамаковой не обращались? Крохин будто испугался: - Никакой Гайдамаковой я не знаю! Антон укоризненно посмотрел на него: - Опять вы не откровенны, Станислав Яковлевич... Насколько нам известно, Елизавета Казимировна Гайдамакова - давняя ваша знакомая из Березовки. Если забыли, напомню, что она была у вас на приеме в больнице в этом году, девятого августа. Помните, когда вы купили у Торчкова лотерейный билет?.. - Что-о?!. - Крохин чуть было не вскочил со стула. - Мотоцикл я выиграл по собственному билету и продал его в соответствии с существующим порядком, через комиссионный магазин. Я ведь, кажется, вам объяснял, товарищ Бирюков, когда вы приходили ко мне домой. Зачем опять возвращаться к бесплодному разговору? - Затем, Станислав Яковлевич, что в тот раз вы были со мной еще более не откровенны, чем сегодня... - Антон сделал паузу. - Хотите, расскажу подробнейшим образом всю нечистоплотную историю с лотерейным билетом? - Нечистоплотную?.. - на лице Крохина мелькнула обида и он с вызовом ответил: - Хочу! К подобным приемам допроса Антон прибегал только в тех случаях, когда не сомневался в достоверности сведений, которыми располагал. Это давало возможность не играть с допрашиваемым в кошки-мышки и, как правило, ускоряло выяснение истины. Сейчас по лотерейному билету уголовный розыск имел ясную картину, и Антон заговорил: - Собственно, не буду пересказывать то, что вы, Станислав Яковлевич, прекрасно знаете без меня. Это скучное занятие. Я только покажу вам одну вещь, и вы все поймете... - Какую еще вещь? - насторожился Крохин. Антон достал из сейфа золотой перстень, показал его Крохину и спросил: - Узнаете?.. Будете лукавить, напомню, что на этой вещице даже имеется семейный вензель Кухтериных. Крохин изменился в лице. Показалось, будто скрежетнул зубами. Видимо, поняв, что карта бита, почти прошептал: - Перстень стоит почти семьсот рублей, так что с Птицыным я рассчитался сполна и статью за спекуляцию мне не пришьете, - растерянно взглянув на Антона, быстро спросил: - А у Торчкова что, свидетели есть, как он продавал мне лотерейный билет? - Разве в этом дело... - Антон брезгливо поморщился. - Откуда у вас этот перстень? - По наследству, от матери. Вензель "АК" означает "Ариадна Кухтерина". Еще вопросы будут? Антон наклонил голову: - Будут, Станислав Яковлевич. Зачем все-таки приезжала к вам Гайдамакова в последний раз? Крохин уставился взглядом в пол. - Кажется, вспомнил теперь старушку из Березовки, - помолчав заговорил он. - Она несколько раз лечила у меня зубы, а последний раз приезжала за мышьяком. Сказала, одолевают в доме крысы. Вместо мышьяка я дал ей два пакета крысида. - Знаете о том, что этим крысидом отравлены не только животные Гайдамаковой, но и ваша собака? - Кто это мог сделать? - неподдельно удивился Крохин. - Не догадываетесь?.. - Клянусь святыми! "Есть ли для вас что-нибудь святое?" - чуть было не сорвалось у Антона, но он сдержался и спросил: - Что вас связывало с одноруким заготовителем? Зачем он с Торчковым недавно приезжал к вам? - Ничего меня с ним не связывало, - вяло, как будто потеряв последние силы, ответил Крохин. - Просто я иногда сдавал ему скопившуюся в доме макулатуру. Сами понимаете, кроме заезжих заготовителей, в райцентре макулатуру деть некуда. А ведь это ценность, зачем же ей пропадать... - Ковер, завернутый в простыню, который лежал у вас в мезонине, на макулатуру выменяли? - Какой ковер? Нет у меня в доме никаких ковров. - Правильно, сейчас нет. А почему?.. - спросил Антон и сам же ответил: - Потому, что заготовитель попутно с содержимым тайника прихватил и ковер, который перед этим вам привез. В телеге у него нашли этот сверток. Крохин словно онемел. Диковатым, вконец испуганным взглядом заметался между Антоном и Славой Голубевым, как будто искал у них поддержки, и вдруг, захлебываясь, почти закричал: - Значит, это он!.. Он!.. Его немедленно надо арестовать. Это страшный человек... Это грабитель!.. Отец рассказывал, на чьей совести бриллианты моего деда, и предупреждал, что этот человек всю жизнь будет охотиться за ними. Я знал историю похищения бриллиантов, но я... я представлял его глубоким старцем... - Правильно представляли, - перебил Антон словоизлияние Крохина. - Однорукий заготовитель не грабил купца Кухтерина, его тогда и на свете еще не было, так же, как не было и вас. Говоря вашими словами, он... потомок того грабителя. Вот и сошлись дороги двух потомков... двух наследников... Крохин почти совсем потерял дар речи. Антон с трудом вытянул из него несколько уточнений, закончил писать протокол допроса и, взяв расписку о невыезде, отпустил. Крохин вышел из кабинета, покачиваясь будто пьяный. Слава Голубев взволнованно заходил из угла в угол. - Смотри, как ловко с облигациями получается! - остановившись возле Антона, горячо заговорил он. - Уголовного дела не возбудишь, и гражданский иск... кто ему предъявит? Вот с лотерейным билетом подзапутался. И тоже... Не так просто доказать состав преступления. Верткий человек, а?.. А насчет двух наследников ты ловко ему сказал! Пусть подумает на досуге. Вот история!.. Антон сосредоточенно перечитывал только что заполненный протокол допроса. Отложив последний листок, он посмотрел на Голубева и сказал: - Во всей этой истории для меня остается неясным, почему "Якуня-Ваня" всем встречным и поперечным рассказывал о захоронении колчаковского золота. - Так он же помешанным был... А вообще, вот бы раскопать это дело, а?.. Двадцать шесть ящиков с золотыми слитками - это тебе не глиняная кринка с кухтеринскими бриллиантами! Антон устало повел плечами. - Берись, Славочка, раскапывай. Голубев опять заходил по кабинету. - Славка, ты знаешь, почему старик Крохин попал в психиатрическую больницу именно в пятьдесят шестом году?!. - вдруг остановил его Антон. - Почему? - В этот год вышло постановление правительства о прекращении выпуска государственных займов. Дожить до того времени, когда начнется погашение облигаций, Крохин не рассчитывал и... свихнулся. - Антон помолчал. - Опасаюсь, как бы сейчас с Крохиным-сыном этого не случилось. Не понравился мне сегодня его вид, Если бы были более веские основания, не задумываясь, подписал бы постановление о заключении под стражу. - Тоже такая мысль мелькала, - согласился Голубев. - В стремлении обогатиться Крохин прет напропалую, даже на поворотах не тормозит. Обрати внимание, о смерти жены лишь краешком обмолвился. Потерянный миллион для него важнее, а?.. Такой тип запросто может свихнуться, - Слава снова сделал по кабинету несколько шагов и остановился. - Да! Утром забегал в прокуратуру. Видел заключение экспертизы по эксгумации останков, привезенных с березовского кладбища. Знаешь, в сохранившихся волосах Гайдамакова обнаружена смертельная доза мышьяка. Выходит, действительно его отравила молодая супруга... "А, может, компаньон Цыган", - хотел было сказать Антон, но его опередил телефонный звонок. Голубев не понял содержания разговора, но по тому, как Бирюков быстро вскочил из-за стола, сообразил, что произошло что-то чрезвычайное. На молчаливый, недоумевающий вопрос Славы Антон торопливо бросил: - Едем! Кажется, Крохин погиб. - Ты что?!. - опешил Слава. - Полчаса не прошло, как он здесь сидел. Кто звонил? - Дежурный автоинспектор. Через несколько минут, отпугивая сиреной зазевавшихся прохожих, оперативная машина милиции уже подъезжала к высокому и длинному мосту через реку, пересекающую райцентр, где случилось происшествие. На обочине насыпи мостового подъезда Антон издали увидел желтый автоинспекторский мотоцикл. На мосту быстро росла толпа любопытствующих. Молоденький розовощекий инспектор ГАИ, завидев оперативную машину, подбежал к ней и, едва Антон открыл дверцу, торопливо стал докладывать: - Буквально на моих глазах все произошло, товарищ Бирюков... - Как вы здесь оказались? - перебил Антон. - Понимаете, я его приметил, когда он вышел из вашего кабинета. На ногах еле-еле держался. Вижу, ключ зажигания в руке, на цепочке. Догадался: автолюбитель. Неужели, думаю, в таком состоянии за руль сядет?... Гляжу, выходит из райотдела и в самом деле садится в "Жигули". Машина в зеленый цвет выкрашена. Ну, соображаю, неминуемо сейчас дров наломает! Хватаю мотоцикл и - на полном газу за ним!.. У моста нагоняю, даю сигнал остановки. Он увидел меня, глаза полтинниками стали, как будто смертельно перепугался, и газанул на всю железку, "Жигули" - машина динамичная, с ходу рвет. Я - за ним! Оглядывается - лицо ненормальное, вроде как смеется и язык показывает. Я ему - кулак. Доиграешься, мол! Гляжу, прибавляет газу. Ну, думаю, пора кончать гонки. Равняюсь с машиной и по всем правилам начинаю прижимать к обочине - никакой реакции с его стороны на мои действия. Совсем, думаю, очумел мужик. Влетаем на мост, на спидометрах сотню зашкалило. Он мигом - руль вправо и... Словом, вместе с машиной под мостом... В сопровождении автоинспектора участники оперативной группы сквозь расступившуюся толпу любопытных подошли к пролому в мостовых перилах. Антон Бирюков посмотрел вниз. У самого берега из воды торчала деформированная задняя часть темно-зеленого кузова "Жигулей", сорвавшихся на большой скорости почти с пятнадцатиметровой высоты. По воде длинной лентой расплылось масляное пятно. На кузове медленно затухали красные огни стоп-сигналов. Видимо, в самый последний момент Станислав Крохин нажал на все тормоза... ЭПИЛОГ Весной 1975 года, перед самыми майскими праздниками, на магистральном шоссе из райцентра в Ярское, в том месте, где к Березовке сворачивает просека старинного тракта, остановился запыленный попутный "газик". С сиденья, рядом с шофером, приподнялся широкоплечий молодой парень с погонами капитана милиции на форменном пальто и, открыв дверцу, легко выпрыгнул из машины. - Может, до самого места подбросить? - спросил шофер. - Спасибо, здесь рядом, - отказался капитан. - Да и места знакомые, не заплутаю. Проводив взглядом умчавшуюся машину, он перебросил из руки в руку дорожный портфель, энергичным жестом поправил фуражку и размашисто зашагал по тракту в сторону Березовки. Выйдя к Потеряеву озеру, прошел мимо старых причальных столбов и, подойдя к кривой засохшей березе, возле которой обычно хранилась лодка бабки Гайдамачихи, остановился. Сейчас лодки здесь не было, лишь толстая ржавая цепь тянулась от березы к воде, и свободный конец ее уже крепко засосал озерный песок. Под яркими лучами весеннего солнца на озере доживал последние дни ноздреватый посиневший лед. Капитан носком сапога постучал по цепи и задумчиво стал смотреть на черную полоску острова за широким ледяным полем. Из задумчивости его вывели ребячьи голоса Капитан оглянулся. На пригорке, за старой березой, школьники, громко перекликаясь, собирали крупные, почти как озерные лилии, распустившиеся подснежники. Возглавляла звонкоголосую детвору молодая учительница. Увидев ее, капитан, похоже, смутился, но тут же решительно поднялся на пригорок. - Димка!.. Галина Васильевна!.. Антон наш приехал!.. - вдруг закричал один из подростков и со всех ног бросился к капитану. Другие школьники, как по команде, выпрямились и с любопытством уставились на неожиданно появившегося сотрудника милиции. Оглядев мигом окруживших его мальчишек и девчонок с большими букетами в руках, Антон удивился: - Куда вам столько цветов?.. - Мы к партизанскому памятнику сейчас идем, - быстро ответил за всех Сергей. - Ты пойдешь с нами, а?.. - Конечно, пойду. Ну, а дела-то как, следопыты? - Во!.. - Сергей показал оттопыренный большой палец. - Все до единого в седьмой класс перейдем. Учиться уже совсем ничего в шестом осталось. - Молодцы. А новости какие в Березовке? - Самая последняя новость - вчера Кумбрык первый раз в жизни премию к празднику получил. - Да ну?.. - Чес-слово! Знаешь, как он работать стал! - Даже пить бросил? - С прошлого года в рот спиртного не берет, - сказала Галина Васильевна и улыбнулась. - Говорит, весь лимит алкогольных напитков, какой на его жизнь отводился, давно перевыполнил. - А деньги, которые вы со Славой ему отыскали, в сберкассу положил и теперь сберкнижку всем показывает. Истрепал уже всю, - добавил Димка Терехин. Антон засмеялся: - Значит, на пользу пошло Ивану Васильевичу Торчкову знакомство с уголовным розыском. - Очень даже на пользу, - подтвердила Галина Васильевна и, оглядев школьников, сказала: - Что, дети, идемте к памятнику. Сергей сразу пристроился к брату, искоса поглядывая на шагающего рядом Димку Терехина, торопливо зашептал: - И еще, Антон, у нас есть потрясающая новость. К Димке отец скоро приедет. Он, оказывается, не погиб, как Димка рассказывал, и вовсе никакой он не испытатель... Он то ли крабов ловит, то ли китов бьет на плавучей флотилии "Алеут", есть такая на Тихом океане. Вот так вот... - Серьезно? - тоже шепотом спросил Антон. - Чес-слово. На прошлой неделе Димкина мать от него письмо из Владивостока получила. Пишет, надоело, мол, мотаться по белому свету и по Димке сильно соскучился. Просит, чтобы простили его. Фотокарточку прислал. В тельняшке прям-таки, как морской волк... - А как здоровье деда Матвея? - Здоров. Говорит, еще девяносто лет проживет. За разговором Антон не заметил, как дошли до кладбища. Старые березы, печально покачивая ветвями, зеленели молодой листвой. Над памятником партизанам золотилась бронзовая пятиконечная звезда. Возле толстого корявого ствола березы, где долгие годы мрачнела гранитная плита на могиле Гайдамакова, сейчас изумрудно зеленела выложенная свежим дерном ровная лужайка, как будто здесь никогда могилы и не было. - Куда Гайдамаково надгробие делось? - удивился Антон. - Плита еще в прошлом году обвалилась в могилу, когда останки Гайдамакова выкопали, - ответил Сергей. - А дед Иван Глухов, как только его суд оправдал, закопал обвал. Чтобы и следов не осталось от могилы, нынче закрыл все дерном. - И лодку Гайдамачихину изрубил, чтоб памяти о старухе не осталось в Березовке, - сказал Димка. Антон, вспоминая, как прошлой осенью в слякоть провел на кладбище две ночи, задумчиво посмотрел на корявую березу и быстро перевел взгляд на сияющую бронзовую звезду памятника. Над нею в голубом небе медленно плыли ярко-белые кучевые облака. г. Тогучин. 1974 - 1975 гг.