ься в центральную тюрьму, забрать арестованного старика Гаркушу и использовать его для обнаружения упомянутых в его показаниях военных частей русских. Гаркуша будет оставлен в вашем батальоне под вашу личную ответственность, и вы употребите все средства, чтобы обнаружить советскую воинскую часть или любую террористическую организацию в катакомбах. Обо всем обнаруженном будете сообщать нам, а когда минет в нем надобность, арестованного Гаркушу сдадите в тюрьму. Но если в результате его показаний вам удастся найти упомянутые войска или террористов, он должен быть освобожден от преследования и выпущен на свободу". Когда Аргир дочитал до конца, Курерару сказал: - Вот этим-то делом вам и придется заняться, господин Аргир. В генеральный штаб обо всем сообщено. Вы представляете себе, что может произойти, если советский морской десант, высаженный под Одессой, поддержат войска, вышедшие из катакомб... Расследование "дела Гаркуши" продолжалось долго. Советских войск в катакомбах не обнаружили, но партизанские группы появлялись. В саперном батальоне что-то напутали и Гаркушу освободили. Потом долго искали, а он тихо жил в своем Нерубайском, полагая, что все неприятности для него уже кончились. Старого шахтера снова арестовали, судили вместе с последней группой бадаевцев и приговорили к пожизненной каторге, но вскоре расстреляли на Стрельбищном поле. Так не раз бывало в судах королевской Румынии. Прокурор и агенты сигуранцы не могли простить старому Гаркуше "шутку", которую сыграл он с румынской разведкой. ИГРА РАЗВЕДОК Как только Асхат Францевна Янке, недавний врач партизанского отряда, выбралась из катакомб и вернулась в уютненькую, чистенькую, будто вылизанную квартирку своих родителей, как только брезгливо сбросила пропахшую смрадной гнилью одежду и, вымывшись, облачилась в пышный розовый пеньюар, она облегченно вздохнула и воскликнула: - Боже мой, теперь это все в прошлом! Но прошлого еще не было. Были катакомбы, в катакомбах люди, с которыми она прожила долгие месяцы, а среди них человек, которого Асхат задалась спасти любой ценой. Из катакомб Асхат ушла одна, пообещав найти в городе конспиративную квартиру для Глушкова. Дней через десять ушел и Глушков. Он даже не убрал рацию, оставил ее на кухне, сказав, что скоро вернется. Остановился Глушков у знакомых, провел здесь день, переоделся, оставил вещи и под вечер куда-то исчез. Больше он тут не появлялся. Через несколько дней за вещами пришла пожилая женщина, возможно мать, но и она не знала, куда делся Глушков. А супруга Глушкова в это время развила бурную деятельность. Асхат Францевна Янке чуть ли не из катакомб отправилась к своему дальнему родственнику Больке. Оказалось, что Больке при новой власти стал работать в "Фольксдойче-миттельштелле" - в организации немцев, живущих за пределами Германии. Даже сделался там каким-то начальником. Асхат не стала таиться, рассказала все - про катакомбы, про мужа. Просила совета, помощи. Больке тщательно расспросил, где живет сейчас Асхат, как ее можно найти в городе, и пообещал завтра же поговорить с нужным человеком. Он расспрашивал обо всем Асхат так подробно, будто опасался, что она передумает и больше не придет. Но Янке пришла. В следующую встречу Больке сказал, что виделся с начальником "Фольксдойче-миттельштелле" господином оберштурмфюрером Гансом Гербихом, который пообещал свое содействие. Теперь все будет зависеть от них самих - от Асхат и ее мужа. Пусть он сначала придет сюда, познакомится, а потом Больке сведет его с господином оберштурмфюрером. Таким образом, как только Евгений Глушков вышел из катакомб, о его появлении в городе стало известно в гестапо. Едва Асхат встретила мужа, она сказала: - Милый, я, кажется, все сделала... Мы можем уехать в Германию, но для этого тебе нужно вести себя очень умно. Дядя сказал: если ты добровольно явишься в гестапо, тебе сохранят жизнь и нам разрешат уехать в Мекленбург. Там живет моя тетка, ты сможешь принять немецкое подданство. Асхат оказалась куда энергичнее, чем была в катакомбах. Она тотчас отправилась к Больке и договорилась, что они придут вдвоем на следующий день. Мужу надо помыться и привести себя в порядок. Не может же он явиться к Гербиху в таком виде. Наутро Янке с мужем были на квартире Больке. На улице перед домом стоял "оппель-капитан" с германским военным номером. Больке, едва поздоровавшись с новым родственником, стал торопить супругов. Надо спешить на дачу к Гербиху. Он ждет. Оберштурмфюрер жил в районе Большого Фонтана. Было воскресенье, и Ганс Гербих отдыхал дома. Он жил совсем рядом с рыбачьим поселком на берегу моря, близко от дома Булавиных, куда Глушков возил оружие для партизанской базы. Вот мост через овраг, вот дорога, уходящая влево, а вон там, за каменным забором, домик Ксении Булавиной... Глушков отвернулся, предателя покоробило от этих воспоминаний. "Оппель-капитан" проскользнул по шоссе дальше и остановился. Хотя день был жаркий, Ганс Гербих, преуспевающий эсэсовец, встретил приехавших в полной форме - в начищенных сапогах, в бриджах и суконном френче с повязкой - свастикой на рукаве. Работал он в группе подполковника Шиндлера, которая именовалась "тотенкопфгруппен" - мертвая голова. В ответ на приветствие Больке эсэсовец по-фашистски выкинул вперед руку и рявкнул: "Хайль Гитлер!" Разговор происходил в кабинете, куда горничная принесла кофе в маленьких баварских чашках. Гербих подтвердил - господин Глушков может рассчитывать на благосклонность и снисходительность германских властей в ответ на его откровенность и некоторые услуги. Гербих поинтересовался - верно ли, что радист располагает шифром для связи с Москвой. Потом пошли купаться на море, и радист долго не раздевался, стесняясь своего бледного тела, которое казалось особенно дряблым и белым в сравнении с упитанным, бронзовым торсом оберштурмфюрера Гербиха. Предательство состоялось. Радист Глушков еще не мог осознать перемен, которые произошли с ним меньше чем за двое суток. Еще вчера утром он был в катакомбах, а сегодня пьет кофе на даче оберштурмфюрера... В понедельник Глушков уже сидел перед Гансом Шиндлером в гестапо на Пушкинской улице. Оберштурмбанфюрер разговаривал с ним будто бы доверительно, однако не оставлял своего надменного и пренебрежительного тона. Он просто ни во что не ставил сидевшего перед ним длинноволосого, пепельно-бледного человека с затаенно-испуганными глазами. Этот испуг Шиндлер приметил сразу и. действовал уже наверняка. Он сказал радисту, в чем будет теперь заключаться его работа, - будто бы брал человека на службу, о которой давным-давно все обговорено. Прежде всего нужно восстановить связь с Москвой, диктовать текст будет он сам - Ганс Шиндлер. Шифр передать немедленно. После того как задание будет выполнено, Глушков сможет уехать с женой в Германию. - Шифр передадите оберштурмфюреру Гербиху здесь, в соседней комнате. Там же напишите свои показания. Идите! - Шиндлер погрузился в чтение какой-то бумаги. В безразличии к поднявшемуся человеку, он даже не кивнул ему головой. Но это было наигранное безразличие. Как только радист вышел, Шиндлер позвонил Мейзингеру. - Игра начинается, - сказал он, - держу пари, через месяц я одурачу русских. Они сами выдадут свою сеть... Ганс Шиндлер, особый уполномоченный управления имперской безопасности, нюхом опытного контрразведчика понимал, что, арестовав Бадаева, он еще не ликвидировал большевистского подполья в Транснистрии. ...Итак, восьмого августа 1942 года, после длительного перерыва, корреспондент Э 12 снова появился в эфире. В деле "Операция "Форт" есть магнитофонная пленка и стенографическая запись сеанса. "Я двенадцать... Я двенадцать... Как меня слышите?.. Перехожу на прием". "Двенадцать... Двенадцать... Слышу вас слабо... Могу принимать. Перехожу на прием". "Садятся аккумуляторы... К следующему сеансу надеюсь подзарядить. Принимайте донесение. Я вас хорошо слышу. Хорошо слышу". В другой сеанс радист передал: "Блокада шахт ослаблена. Появилась возможность выходить в эфир. Восстанавливаем связь с городом. По последним данным Кир жив, ожидает подтверждения приговора из Бухареста. По поручению партгруппы и всего коллектива прошу сообщить обстановку на фронтах войны. Радист-дублер Неизвестный... (дальше непонятно)... нужна замена. Сообщите возможности..." Справка узла связи: "В продолжение всего сеанса происходило затухание слышимости корреспондента Э 12. Конец его передачи не принят. Ему переданы указания: "Сообщите, если можно, обстановку в городе. Как работает отряд? Чем можно помочь Киру? Григорий". "Прием не подтвержден по причине отсутствия слышимости". В тот же день из осторожности проверили "почерк" одесского радиста-корреспондента Э 12. Григорий дал по этому поводу устные распоряжения. Эксперт-радиотехник безоговорочно подтвердил: "Совершенно уверен в работе того же радиста". На передатчике работал катакомбист Евгений Глушков. Еще через день Одесса снова вышла на связь в эфир. Слышимость была яснее. В деле сохранилась запись. "10.8.42 г. Ваши указания приняты. Даю сводную справку о деятельности отряда. Взорвано четыре эшелона с материалами и один с войсками. При этом уничтожено свыше 400 человек. Кроме того, взорвано шесть цистерн с горючим. Захвачено четырнадцать повозок с боеприпасами. Сопровождающие - два румынских офицера и четыре унтер-офицера уничтожены. В Нерубайском взорван штаб. Во время вылазки за продовольствием убито больше пятидесяти румынских солдат". Радист сделал свое примечание: "Дальше телеграмму снова не удалось разобрать. Переданы указания Григория, - повторить часть телеграммы, касавшуюся радиста-дублера". Четырнадцатого августа из разведывательного управления Черноморского флота поступила справка, сохраненная в деле: "Разведуправление Черноморского флота сообщает: 11.8.42 г. осуществлен радиоперехват. Работала румынская радиостанция. Министр Балатеску передал неизвестному адресату, что с восьмого августа в Одессе вновь отмечена работа советской радиостанции. Отряду "Мертвая голова" отдан приказ усилить наблюдение, стремиться запеленговать ее. В случае поимки немедленно доставить в отряд "Мертвая голова". Здесь же имеется еще два документа: "Источник сообщает: "Из Бухареста в Одессу 3.8.42г. выехала группа военных атташе во главе с начальником отделения генерального штаба полковником Ионеску для участия в совещании по борьбе с диверсионными группами и партизанскими отрядами. 9-го августа участники совещания ознакомились с системой одесских катакомб". Разведывательное управление сообщило для сведения: "Сотрудник шестого отдела имперской безопасности (иностранный отдел) оберштурмбанфюрер СС Ганс Шиндлер все еще находится в Одессе. Цель его пребывания не установлена". По всему было видно, что одесское подполье по-прежнему тревожит румынских и германских контрразведчиков. Они направили в Одессу своих опытных работников. Подполье в Одессе, судя по радиограмме, действительно продолжало существовать. "23.8.42 г. Корреспондент Э 12 передает: "Здоровье бойцов отряда, кроме одного, удовлетворительное. Дисциплина и моральное состояние отличные. Идут занятия по истории партии. Повторяю старую радиограмму. Радист-дублер Иван Неизвестный ранен при неудачной попытке установить связь с Москвой. Нужна замена. Сообщите возможности. Ощущаем недостаток в средствах, желательно иметь марки или золото". В ответ Григорий запрашивает мнение Глушкова о технике переброски радиста и радиостанции. Рекомендует отряду наладить самостоятельную связь. Глушкову - заняться непосредственно разведработой. Просит доложить обстановку в городе. В сентябре Одесса, снова запрашивает о выброске радиста. Предлагается район выброски - между Нерубайском и Усатовом. Здесь глухой район, и парашютисты быстро смогут укрыться в катакомбах. Наступает октябрь. Вопрос с выброской радиста все еще не решен. Глушков снова запрашивает, проверяет - получена ли его радиограмма с предложением района выброски. 7 октября радист Центра записывает передачу из Одессы: "Отсутствие продуктов и денег вынудило направить из катакомб в Савранские леса семнадцать человек. Восемь человек во главе с Белозеровым остались в шахте. Местные жители выведены благополучно. Рассредоточились в пригородных селениях. Клименко и четыре бойца с ним захвачены при попытке подорвать железную дорогу Я и еще два чекиста находимся в городе. Бойко тяжело болен туберкулезом, существуем продажей вещей. В связи с массовыми арестами и обысками контакты с подпольем утеряны. Кир и две связистки расстреляны. Шахты снова усиленно блокируются нарядами полиции и войсками". Через неделю Глушков снова выходит на связь. Он передает: "Положение группы критическое. Группа в катакомбах в любой момент готова принять радиста. В городе, кроме нас, находятся Яков Васин и Галина Марцишек. Они имеют соответствующие документы, которые не вызывают опасений. Состояние здоровья ухудшается". Следующая радиограмма: "Во время облавы 14 октября, - передавал он. - Бойко арестован. Принимаем меры установить с ним связь. Положение крайне тяжелое. Отряд в катакомбах голодает. Нужны средства для выкупа и на содержание партизанского отряда. Прошу указать возможность получения средств у доверенных лиц в Одессе". Ответ передали при следующем выходе на связь Глушкова. Теперь, судя по донесению, Глушков возглавлял подполье в Одессе. "21.10.42 г. Радисту Глушкову передано: "О вашем тяжелом положении знаем. Сообщите состав группы в катакомбах. Каковы успехи Васина и Марцишек. Кто возглавляет в Одессе румынскую полицию? Каковы настроения среди солдат в связи с разгромом немецких и румынских оккупантов? Сообщите подробности ареста Бойко. Нельзя ли от вас послать к нам через фронт делегата, которого здесь хорошо знают?" В следующий сеанс Глушков передал список отряда и сообщил фамилию шефа полиции - Попович. Оказалось, что Бойко задержал румынский патруль на улице. Сейчас находится в центральной тюрьме. Связь с ним установлена. Нужны деньги для его выкупа. Человека для посылки через фронт пока не имеется. "8.11.42 г. 10 час. 50 мин. Глушков передает: "В связи с напряженной обстановкой в городе вынужден сменить квартиру. Это рискованно для рации. Вследствие разгрома отряда прошу связать меня с другим отрядом". На эту радиограмму Глушкову передано распоряжение. "Вам надлежит укрыть рацию в надежном месте, приобрести документы для проезда к линии фронта, разведать место и перейти фронт для получения инструкций, средств и материалов. Продумайте и обеспечьте вашу обратную высадку самолетом. Григорий". Глушкову удалось выйти на связь только пятого декабря. Он передал: "Следствие по делу Бойко продолжается. Ведет его капитан Иоргес Кунику, который живет в гостинице "Пассаж". Мне перейти фронт не представляется возможным. Предлагаю направить Ивана Борисова. Он член партии, я живу у него в квартире. Человек надежный. Числится коммерсантом. Закупает продукты на периферии и легче может получить пропуск на выезд. Укажите место перехода фронта. Обстановка требует присылки радиста-дублера. Мое положение крайне ненадежно". Глушкову передали: "С посылкой делегатом Борисова согласен. Готовьте его отправку. Тщательно проверьте Борисова. Обеспечьте надежными документами для железнодорожного проезда. Направьте его в Брянские леса к партизанам для связи с нашим представителем. По готовности Борисова будут даны указания, как найти нашего человека. Следователю капитану Кунику напишите внушительное письмо. Предупредите, что он будет уничтожен, если не прекратит преследования советских патриотов". "13.12.42 г. корреспондент Э12 сообщает: Иван Борисов выезжает на поиски родственников в Брянский уезд. Для оформления пропуска прошу срочно сообщить название населенного пункта, куда должен прибыть Борисов. Пропуск будет готов через три-четыре дня". В очередной сеанс Глушков просит подтвердить получение предыдущей радиограммы. Ждет ответа. Сообщает, что подкупленный чиновник из губернаторства уезжает в отпуск. Все может сорваться. Но, вероятно, Центру не все еще ясно. На радиограмме распоряжение - уточнить, кто подкупил чиновника, где он работает, какую занимает должность. Только после этого Глушкову дают инструкцию о переходе курьера в расположение партизан. "19.12.42 г. корреспонденту Э 12 передано: "Делегата направить в Брянские леса в район Смолиж. Предупредить его о соблюдении предосторожностей при переходе. Ему надлежит найти командира партизанского отряда и через него встретиться с Саввиным. Сказать, что прибыл от Черноморца. Основной пароль передадим дополнительно. Саввину передать все имеющиеся сведения, выполнять все его распоряжения. День выезда сообщите". Двадцать третьего декабря Глушков просит срочно сообщить название железнодорожной станции близ селения Смолиж, куда брать билет. Глушкову передают маршрут следования делегата Борисова - Почеп, Трубчевск, перейти Десну, направиться в селение Смолиж. Наконец в Центр приходит донесение - Борисов выезжает 3 января через Киев. Затем приходит уточняющая информация - выехал пятого января. Одновременно Глушков передает разведывательные данные: "Сегодня в пять утра из Одессы на Николаев вылетели тридцать двухмоторных самолетов. Сюда прибыли тяжелые орудия и снаряды. От Лузановки до Люсдорфа на побережье возводятся мощные укрепления. В Одессе насчитывается около десяти итальянских эскадрилий. На днях половина из них улетает в Италию. В порт часто заходят подводные лодки типа "Малютка" под итальянскими и германскими флагами". Казалось бы, все становится на свои места. Связь с Одессой наладилась, начала поступать важная информация, на связь выехал делегат... И вдруг, как разорвавшаяся бомба, - сообщение Центра представителю госбезопасности в партизанский штаб, расположенный в Брянских лесах: "Последнее время нами ведется игра с фашистской разведкой в Одессе. Она подставляет нам своего человека - Борисова от имени радиста нашей разведгруппы Глушкова. Делаем вид, будто верим, что Глушков является теперь руководителем подполья в Одессе. Иван Борисов выехал к вам на базу через Киев пятого января. Имеет маршрут: Почеп, Трубчевск, Смолиж, где должен найти вас. Пароль при встрече - Черноморец. Пароль для пропуска на базу следующий: Делегат: Моряк очень болен, ему нужно помочь. Ответ: Доктор Хрипун поможет. Делегат: Где я могу увидеть доктора? Ответ: Через двадцать минут он будет здесь. Вам необходимо предупредить командиров партизанских отрядов беспрепятственно пропустить Борисова на базу, получить от него полный доклад о состоянии работ и общей обстановки в Одессе. После отчета Борисов поедет обратно. Примите меры, чтобы он не мог получить истинной информации о положении на базе и в партизанских отрядах. Необходимо создать обстановку, исключающую малейшую возможность подозрений с его стороны. Выясните, с какими документами он ехал. Лучше снять копия. Снабдите Борисова оккупационными марками и, если попросит, дайте оружие и взрывчатку. О прибытии Борисова донести". Дальше в деле идут документы, целая пачка документов, раскрывающая игру с противником. Вот обзорная справка: "...Восьмого августа, явно с целью нашей дезинформации, оккупанты открытым текстом передали сообщение о том, что в Одессе возобновила работу советская подпольная радиостанция. 23 августа Глушков указывает, что дисциплина и моральное состояние в отряде отличное. Идут занятия по истории партии. Явная натяжка - в такой обстановке не до занятий. Корреспондент просит сбросить радиста с рацией, а также переправить марким и золото. На просьбу продолжать информацию о военном положении не отвечает. Текст радиограмм систематически искажается и не всегда может быть прочитан. Требование связать с другими доверенными лицами, действующими в Одессе, выглядит явна провокационно. Седьмого октября Глушков сообщил, что связь с подпольем потеряна, Бойко арестован. Из этой телеграммы видно, что Бойко находится в руках противника и постепенно выводится из дела. 5 января от Глушкова к Саввину выехал через Киев Борисов. Делегат до сих пор на место не прибыл. Видимо, противник выводит его из дела". Сотрудник, готовивший справку по "Операции "Форт", делает вывод: "После ареста Бойко радиостанция находится у противника, который использует ее для игры с нашей разведкой. Расчет противника - заполучить от нас средства, раскрыть наше подполье, наши явки в Одессе, получить новые шифры. Передача руководства беспомощному Глушкову, которому нельзя давать ответственные задания, заставляет сделать вывод, что в этих условиях продолжать игру нецелесообразно. Глушкова следует вызвать через фронт". Однако в управлении с таким выводом не соглашаются. На оперативной справке наложена резолюция: "Игру продолжать. Глушкову оставаться на месте. Связь поддерживать. Григорий". Прошло больше месяца, как Борисов выехал якобы в Брянские леса для встречи с Саввиным. Но там его не обнаружили. В начале февраля 1943 года Глушкову передали радиограмму: "Борисов не прибыл. Беспокоимся. Сообщите, с какими документами он выехал". Глушков ответил немедленно: "Борисов имеет все документы: румынское удостоверение личности вместо паспорта, разрешение на право закупки продовольствия, разрешение румынских властей на поездку в Смолиж. В надежности и находчивости Борисова не сомневаюсь". "6.2.43 г. корреспондент Э 12 запрашивает: "есть ли связь с Саввиным? Срочно запросите его, что с Борисовым. Для удобства связи прошу сообщить позывные Саввина, чтобы мог связаться с ним непосредственно". Глушкову ответили: "Связать вас с Саввиным не можем. Вы не знаете его шифра. Борисов до сих пор не прибыл". Был на исходе февраль. Игра продолжалась и вертелась теперь вокруг Борисова. "В связи с длительным отсутствием Борисова, - радировал Глушков, - с возможным его арестом и расшифровкой, прошу срочно сменить позывные, время передач и длину волн". На телеграмме распоряжение: "Ответ несколько задержать. Изучить варианты - кто мог передать шифр противнику". Шифр несомненно знал Владимир Молодцов. Предположительно, могли располагать шифром радисты Евгений Глушков и Иван Неизвестный. Судьба радиста-дублера Неизвестного не установлена. Радист Глушков введен в игру разведкой противника в начале августа 1943 года, когда Бойко еще был арестован сигуранцей. Техническая экспертиза установила, что последние передачи ведет все тот же радист Глушков. Из этого последовал предварительный вывод: шифр попал в руки противника через радиста Глушкова. Обстоятельства предательства не установлены. Несомненно было одно - Глушков ведет передачи под диктовку разведки противника. Чьей разведки - румынской или германской - это оставалось неясным. 1 марта Глушков спрашивает - что известно о Борисове, предполагает, что делегат арестован, и еще раз просит сообщить новые позывные. Глушкову ответили на другой день: "Борисов на место не прибыл. Судьба его неизвестна. Примите меры для выяснения всех обстоятельств. Новое время для связи, позывные и прочее передадим дополнительно". Через неделю Глушков донес - Борисов нашелся. "7.3.43 г. корреспондент Э 12 передал: Борисов возвратился в Одессу. Был только в Трубчевске. Дальше пройти не мог - линия фронта идет по Десне. Пропуск в Смолиж полиция аннулировала - город занят партизанами. Борисов был арестован, избит и через Киев возвращен в Одессу. В Киеве находился под арестом восемнадцать суток, после чего передан в Жмеринке румынам. Связь с Центром через делегата невозможна. Прошу самолетом организовать помощь деньгами, оружием, а главное - руководством". В другой передаче Глушков сообщает новые разведывательные данные: "За последнее время передвижения войск через Одессу нет. Иногда проходят учебные стрельбы береговых и зенитных батарей, учебные тревоги. Партизаны нарушают связь. Пустили под откос поезд. За отсутствием боеприпасов, детонаторов и ручных гранат группа Белозерова бездействует". На радиограмме ироническая пометка: "Глупо! Могли бы подкинуть нам что-то более существенное, чем учебные стрельбы. Игру продолжать". "11.3.43 г. корреспонденту Э 12 передано: Григорий обеспокоен арестом Борисова. При встречах с ним необходимо соблюдать максимум осторожности. Не отразится ли арест Борисова на вас. Самолет выслать не можем. Подумайте о присылке нового делегата. Сообщите, как реагирует население на провал наступления под Сталинградом, каково настроение румынских солдат". Все эти радиограммы вражеская разведка принимала за чистую монету. В тот же сеанс предатель Глушков передал в Москву очередное фиктивное донесение. "В порт приходят караваны судов с вооружением, сопровождаемые сильным конвоем. В отряде не желают считаться с моим мнением и намерены законсервировать лагерь в катакомбах, взорвать входы и уйти в город. Прошу дать указание". Вскоре от Глушкова пришло еще одно сообщение: "Борисов выпущен, работает сапожником. Зарабатывает 8-10 марок в день. Рассчитывать на его помощь нельзя. Недостаток средств срывает нашу работу. Отсутствие ваших указаний и помощи вынуждает меня обратиться лично к наркому". На сообщении написано: "Предатель наглеет! Не пора ли сказать, что мы о нем думаем..." Игра разведок подходила к концу. Видимо, и та и другая сторона утратили к ней интерес. Противнику не удалось с помощью радиста-предателя раскрыть наше подполье, не удалось выманить шифры, оружие, средства. Но и чекист Григорий, раскрыв игру румынской, может быть немецкой, разведки, не смог, к сожалению, узнать ничего нового о судьбе оставленных в Одессе людей. Вскоре в Одессе заговорила другая, уже настоящая подпольная станция, она до конца поддерживала связь с Москвой. На этот раз рацию установили на улице Перекопской победы - прямо в оккупированном городе. Вели передачи две девушки-комсомолки, сброшенные на парашютах. ДОПРОС БОЙКО - ФЕДОРОВИЧА Бойко - Федорович, бывший сотрудник Кира по одесскому подполью, вошел в комнату следователя с независимым и развязным видом, широко распахнул дверь и плотно прикрыл ее за собой. - Ну давай, что у тебя есть ко мне? - ворчливо заговорил он. Он протянул майору Рощину руку, заговорил, как старый знакомый, хотя Рощин видел его впервые. Недовольно ворчал: незачем было, конечно, вытаскивать его из постели, присылать нарочных. Он и сам собирался зайти в Смерш, вот только отлежался бы немного. Ничего бы не случилось, если бы он пришел к следователю двумя днями позже. Был Федорович в темно-синем приличном костюме, на голове серая кепка в черную крапинку. Снял ее небрежно и бросил на стул. Его шея была замотана марлевым бинтом, и поэтому казалось, что голова вырастает прямо из плеч. Не дожидаясь вопросов следователя, сам начал подробно рассказывать хрипловатым густым баском о событиях, в которых принимал участие. Когда началась война, Федорович приехал в Одессу и застрял здесь. Направили в распоряжение Бадаева уж перед самым уходом в подполье. - В катакомбы отряд перешел за несколько дней до эвакуации города, - рассказывал Федорович. - Оккупанты вступили шестнадцатого октября, тут мы с ними первый раз и столкнулись. Возле катакомб прямо. С этого и начали воевать. Дали мы им жару! Врать не буду, человек пятьдесят положили, не меньше. С майором Рощиным Федорович говорил доверительно-панибратским тоном, на "ты", обещал всякую помощь. Кто-кто, а он обстановку здесь знает. Следуя своему методу, Рощин вначале не прерывал Федоровича - пусть выскажется. Об аресте Бадаева не спрашивал. Его несколько коробил покровительственный тон, усвоенный Бойко в разговоре, но майор внимательно слушал, ничем не выражая своего отношения. Когда Федоровича направили в распоряжение Бадаева, стали готовиться к переходу в подполье. Сначала готовили базу на пивном заводе. После этого стали готовить переход в катакомбы, закладывали базы. Работы по горло, а тут город кругом обложили, бомбят, что ни каждый день. Работать стало еще труднее. - Остались мы, как на острове, - рассказывал Федорович, - связь с Большой землей прервалась. С Москвой переговоры только по коротковолновому передатчику. Назначили меня помощником к Бадаеву, но я попросился на рядовую работу, остался в городе. А что? Я никогда за должностью не гонюсь. Когда Бадаева арестовали, знаю, положение в отряде было тяжелое. Продукты на исходе, люди болеют. Фашисты шахты блокировали, связи нет - что делать? Тут и решили всех людей в Савранские леса выводить, километров за двести. - Это было согласовано с Центром? - спросил следователь. - Ну как тебе сказать, - Федорович замялся первый раз за время допроса, - чего не знаю, того не знаю... Да ты сейчас протокол не пиши, - вдруг предложил Федорович, - давай сперва между собой поговорим. Я тебе все это сам напишу. - Хорошо, - как бы прослушав его предложение, прервал Рощин, - скажите, теперь, почему вы порвали с отрядом? - А так... Рощин пристально посмотрел на Федоровича, помолчал и вдруг резко спросил: - Струсили, значит, решили дезертировать. Так?.. Федорович опешил, растерянно взглянул на следователя. - Нет, - промолвил он наконец, - зря вы так думаете... Зря вы, товарищ следователь, даже обидно. Напрасно, выходит, зря хотел я жизни решиться - бинты еще не снял, а вы говорите такое... Федорович быстро взял себя в руки, заговорил снова твердым и самоуверенным тоном. Рассказал, что радист Глушков ушел из катакомб в город, а еще раньше в город ушла его жена - Ася - немка. Не то чтобы жена: связались в подземелье и объявили, что женаты. Ушел и ушел. Встречу с ним назначили в Дюковском саду, но Глушков туда не пришел. Встретились с ним много спустя. Глушков оказался предателем, выдал его, Федоровича, сотрудникам гестапо. Арестовали их вместе с инженером Захариди, который делал радиопередатчик, а Глушков знал об этом. - О Глушкове что знаю? - повторил Федорович вопрос следователя. - Подлец, каких мало! Пробу негде ставить... Доверили человеку, а он продал. Поверишь или нет, он же меня и арестовал, сукин сын... Случайно я только из сигуранцы вырвался. Дело-то так было. Когда арестовали Бадаева, осталось у меня кое-что, в том числе и валюта, которую Бадаев из Москвы получил. Думаю, пригодится. Эта валюта меня потом и выручила. Как-то я этому Аргиру и говорю - есть, мол, у меня родственник в Одессе. Человек богатый, мог бы меня взять на поруки под хороший залог. Вижу, Аргир заинтересовался. В другой раз он уже сам об этом заговорил. "Если хотите, - сказал, - можно подумать насчет залога". - "А какой залог?" - спрашиваю. "Двенадцать тысяч германских марок, но прошу держать наш разговор в полном секрете". Прошло какое-то время, я опять за свое. Так, мол, и так, германских марок у меня нету, а другую валюту достать могу. Есть у меня спрятанные деньги. Глаза у него загорелись. "Ладно, говорит Аргир, но ставлю одно условие - о деньгах ни одна душа не должна знать. Иначе..." Он на меня так посмотрел и в воздухе пальцем крест нарисовал: в случае чего, значит, уничтожит в два счета. "Зачем, говорю, болтать, только чтобы все было по-честному". - "Об этом не сомневайтесь, отвечает. Даю вам честное слово офицера румынской армии". Так и сговорились. Поехали к тайнику, взяли деньги. А через неделю освободил он меня, взял только расписку, что буду ходить в полицию отмечаться. Какое-то время жил открыто, потом скрылся. Связи искал, не нашел. Собрался уходить из Одессы, опять посадили. Это уже было недавно. Аргир зашел в камеру и предупредил, что немцы требуют передать меня к ним. А что такое гестапо, известно. Лучше самому наложить на себя руки. Так и решил. Держали меня в одиночке при сигуранце. Раз утром Харитон пришел: "Собирайся, говорит, с вещами". Я уже знаю, куда. Харитон только вышел, я к притолоке, там у меня лезвие бритвы было спрятано. Выхватил, как полосну - хотел сонную артерию перерезать. Харитон увидел меня в крови, поднял тревогу, бросился отбирать бритву. Я уж, видно, без памяти тогда был. Очнулся в больнице. Лежу неделю, другую, и все время часовой у моей палаты стоит. Раз мне посчастливилось. Позвали часового обедать, а я тут же из палаты на улицу. Так и скрылся. А через неделю наши пришли. Хотел сразу пойти, но сил не было. Через день-два повязку сниму. В замотанном виде не хотел сюда идти. Майор Рощин закончил писать показания свидетеля, предложил ему прочитать их и подписать. - Брось ты формалистикой заниматься! - недовольно воскликнул Федорович. - Кому это надо!.. Ну, изволь, верю на слово. Давай подпишу. Но все же Федорович до конца прослушал протокольную запись своих показаний. - Формализм так формализм, - говорил он, подписывая листы протокола. - Не нами заведено, не нам и отменять писанину. Где еще расписаться? Федорович поднялся, намереваясь уйти. - Я должен задержать вас до получения санкции прокурора на арест, - холодно сказал Рощин, - Знаешь законы, майор! - усмехнулся Федорович. Он был спокоен, уверенный, что следователь ничего не знает о его недавнем прошлом. Следствие продолжалось, и майор Рощин допрашивал все новых и новых свидетелей. Так, в его рабочей комнате появилась еще одна подпольщица - Тереза Карловна Степанченко, немка из колонистов, жена радиотехника, ушедшего в армию. Состояла она в другой подпольной организации, созданной обкомом партии. Арестовали ее одновременно с Федоровичем и товарищем мужа - инженером Захариди. С Петром Бойко Тереза Карловна была знакома недолго, знала только, что он связан с катакомбистами, через него хотели связаться с Москвой - говорили, будто у него был шифр. Считала человеком надежным, стойким. Когда сидели в тюрьме, Тереза Карловна передала ему записку. Просто хотела подбодрить, поддержать. Всего несколько слов: "Петя, будь предан Родине до конца". Какой же ужас охватил ее, когда она узнала о предательстве Бойко - Федоровича! Терезу Карловну допрашивал следователь сигуранцы - все тот же Харитон. Перед ним на столе лежала какая-то папка. Следователя вызвали, и арестованная осталась одна. Тереза Карловна поднялась с табурета, увидела надпись на папке: "Петр Бойко". У женщины в мыслях не было подозревать, она просто хотела заглянуть в папку, может, удастся что-то узнать и предостеречь Петра... Боялась только - как бы не вошел следователь. Открыв папку, Тереза Карловна прежде всего увидела свою записку, которую несколько дней назад написала Петру Бойко... Ее бросило в жар. Мелькнула мысль - может быть, перехватили. Потом, это было самое ужасное, увидела еще одну записку, нет, не записку - заявление самого Бойко, написанное на одной странице и адресованное генералу Георгиу - военному коменданту Одессы. Тереза Карловна успела пробежать только первые строки - за дверью послышались шаги, и она поспешила сесть на место. Женщина была ошеломлена прочитанным. Бойко униженно писал румынскому генералу: "Я признаю, что работал на советы, но я еще молод, хочу жить, хочу быть полезен вам и вместе с вами строить новую Европу". Тереза Карловна не утверждала, что помнит эти строки дословно, но она уверена, что содержание их именно такое. А в конце письма теми же чернилами, вероятно рукой Бойко, была нарисована ласточка, несущая в клюве немецкий "Железный крест". Заявление довольно большое. Что еще там было написано, она не знает, но эта ласточка на письме предателя в конце убила Терезу Карловну. Что может быть страшнее циничного, сентиментального и лебезящего предателя! Тереза Карловна Степанченко сидела перед майором Рощиным, взволнованная собственным рассказом. Она вновь переживала момент крушения веры в человека, которого считала непререкаемым авторитетом. Ведь ей и товарищам он казался... Да что говорить!.. И вот - ласточка с "Железным крестом" в клюве. Майор Рощин снова вызвал к себе Федоровича. Как и в первый раз, тот вошел в комнату широкой развалкой и первый протянул руку следователю. - Опять пожар? - спросил он хрипловатым баском. - Все контриков ловишь. Удается? Говорю тебе - без меня не обойтись... Рощин предложил ему сесть и, глядя на него в упор, спросил: - Вы умеете рисовать? - То есть как? - непонимающе поднял брови Федорович. - Когда-то рисовал, в детстве... Майор Рощин протянул ему лист бумаги и карандаш. - Нарисуйте мне летящую ласточку. - Да ты что, всерьез? - Федорович держался развязно и панибратски. - Да, всерьез... И чтобы в клюве она держала гитлеровский "Железный крест"... Вы поняли меня, Федорович? Лицо предателя стало серым, потом по щекам пошли красные пятна, на лбу выступили бисерные капельки пота. Его мысль напряженно работала: "Значит, кончено. Майор все знает... И это письмо военному коменданту. Проклятая ласточка! Как он добыл документы из сигуранцы? Значит, в прятки играть нечего. Иначе... Нет, Федорович не станет упорствовать". - Поняли о чем я говорю? - спросил еще раз следователь. - Да, понял, - выдохнул Федорович, - Будете давать показания? - Буду. Следователь приготовил бумагу, взглянул на часы. - В чем вы признаете себя виновным? - спросил он. - Виновным?.. Пиши. Я тебе продиктую. Пиши... Он заговорил злобно, яростно: - Я, Федорович (кличка Бойко, Петр Бойко), признаю себя виновным в том, что, будучи оставлен в тылу противника выдал врагу известные мне государственные тайны. Дальнейшее запирательство считаю бессмысленным. Готов давать правдивые показания... Записал? - спросил, переждав, Федорович. - Давай подпишу протокол, чтобы отступать мне было некуда. Теперь не отмотаешься, Петр Бойко! Все! - с каким-то злорадством сказал он самому себе. - Крышка!.. Пиши дальше, майор, пока я не передумал... Хочешь знать, почему я спутался с гестапо и с сигуранцей?.. Изволь - хотел жить! Не хотел, чтоб меня били. Я сам все скажу, все подпишу... А потом, сам понимаешь - чистосердечное признание, то да се, смягчение вины и все прочее... Так-то вот, майор... Ну, а теперь слушай. Допрос длился долго. Вероятно, уже близилось утро, но так ли это, Рощин не знал - черные бумажные шторы не пропускали дневного света. Следователь посмотрел на часы. - На сегодня довольно, - сказал он. - Вызову еще раз. Когда арестованного увели, Рощин устало потянулся, подошел к окну, откинул плотную бумажную штору. Наступал день. Майор вернулся к столу, достал клеенчатую тетрадь, записал: "Бойко - Федорович. Долгий допрос. Он уверен, что следствие располагает трофейными документами. Если бы это было так! Какой растленный человек: румынская сигуранца готовила его на оседание в нашем тылу после того, как советские войска освободят Одессу. Должен был отлежаться в больнице. И его попытка к самоубийству - сплошная ложь, инсценировка по приказу все того же Курерару. Отдельно для памяти: выяснить судьбу парашютиста П