сли и ее след, то пошла в носках, чтоб не так кололось. Ай-яй-яй, вот так хитрунья эта Марина... В носках! Но почему не в туфлях, а в носках? Если идешь пропадать, так иди без фокусов, обувшись! Но как будто нам было бы легче, если б она пошла в туфельках! И тут к нам подплыла толстая тетка. И сама толстая, и голые руки чуть не с меня толщиной. На один голый локоть нацеплена красная повязка. Я эту тетю видел в воротах, когда шли с рынка. Все, кто нес или вез чего-нибудь много продавать, покупали в кассе билетики и показывали ей при входе. - Это не ваша девочка здесь вертелась? Беленькая такая, в кудряшках, и разутая... - Ну вот! А я что говорил? - хлопнул себя по бедру дядя Коля. - Куда она пошла? Она не говорила вам? - подступили к тетке поближе и Женя, и я. - Такая потешная девчушка... - Тетка расплылась в улыбке, провела красной повязкой себе по лбу. - Говорил ей, посиди немного, мы сейчас придем. А она... - не то жаловался тетке, не то оправдывался Женин отец. - Ой, живой мне не быть!.. Умора, а не девчонка... Спрашивает: "Тетенька, а почему у вас повязка? Вы дружинница?" - "Нет, говорю, деточка, я не дружинница". - "А-а, это вы билетики на базар проверяете, как в кино или в цирк!" - "Ага!" - говорю. "А на базаре интересно?" - "О, еще как интересно бывает, каких только фокусов не насмотришься..." - говорю ей. "Тетенька, - просится, - пустите меня без копейков посмотреть на базар!" Такая потеха, живой не быть... - Так вы и пустили ее туда?! Даже не поинтересовались, почему одна, почему босая? - спрашивал дядя Коля и грудью шел на тетку. А она отступала, обливаясь потом, и нисколечко не боялась: надо три дяди Коли сложить вместе, чтоб получилась одна она. - А как ее не пустишь? Хех, хех... Она же так просилась, так просилась... Женин отец даже спасибо тетке не сказал за такое сообщение, прошел мимо нее на базар. - Может, она за это время вернется, так вы ее около себя подержите, хорошо? - попросил Женя тетку. И тетка сказала: "Хорошо, мне что?" Пожала плечами, покачала головой. Опять заняла свое место в воротах. Я прошел немного за дядей Колей и Женей. Мешок рвался из моих рук, ворчал. Из дырки показался хвост, и я хорошенько рассмотрел и ощупал его. Удивительный какой-то хвост! Кажется, таких хвостов у боксеров не бывает... Бросился назад к машине, быстро положил ношу на заднее сиденье, захлопнул дверку. Пусть полежит, пусть отдохнет щенок - авось подобреет. Дядя Коля и Женя стояли недалеко за воротами рынка. Старший Гаркавый вытирал потный лоб платочком и нетерпеливо поглядывал в мою сторону. - Может, и ты надумал потеряться? Не отставай! - прикрикнул на меня Женя. Это уже плохо, когда начинают покрикивать друг на друга. Еще хуже, когда виноват кто-то другой, а все шишки - на тебя... - Вы - направо, я - налево! - скомандовал и нам, и себе дядя Коля. - И сами хорошенько смотрите, а больше у людей спрашивайте. И только мы разошлись в разные стороны, как захрипели базарные репродукторы на столбах. Кто-то подул в микрофон и сказал густым голосом: - Внимание, говорит радиоузел колхозного рынка! Говорит радиоузел рынка! Девочка по имени Марина... Как твоя фамилия, девочка? - Не приставай к чужому ребенку! - послышался звонкий голосок. Неужели нашей Марины?! - Гм... Кхы! - откашлялось радио. - Девочка Маринка... Приметы: лет трех-четырех, беленькая, на ногах почему-то одни носки... Ищет дядю Колю, у которого "Москвич" возле ворот, и двух Женей, которые потерялись на рынке... Мы так и застыли на месте. Слыхали такое дело? Мы, оказывается, потерялись, а не она! - Повторяю... - сказало радио устало и хрипло. Но что-то помешало повторить. Из репродуктора послышался шум, треск, а потом голос Марины: - ...росла! Зимой и летом стройная, зеленая была!.. Пустите, дядя милиционер! У вас горячий живот! Люди на рынке задирали вверх головы и хохотали. А мы пробирались тихо, как будто набрали в рот воды. Хоть бы никто не догадался, что мы и есть те самые Жени, которые "потерялись"! Радио опять откашлялось и сказало: - Повторяю: дядя Коля, который оставил "Москвича" у рыночных ворот, и два Жени... Где вы подевались? Вас ожидает Марина. Идите к конторе рынка у южных ворот... Мы уже почти бежали! Рядом с южными воротами стоял деревянный домик с вывеской над дверью: "Контора рынка". Первым поднялся на крыльцо дядя Коля, за ним - мы. Зашли... Коридор. Он ведет к трем дверям - налево, прямо и направо. На той, что слева, висело коричневое стекло с белыми буквами: "Директор". Дядя Коля постучал в эту дверь. - Войдите! - крикнули оттуда таким голосом, как в радио. Но мы и так знали, что надо заходить сюда, - услышали голос Марины: - Я хочу песенку по радио спеть! Я хочу "Айболита" рассказать! - А станцевать ты по радио не хочешь? - говорил дядя с блестящей, начисто выбритой головой. Он сидел за столом и в изнеможении обмахивался ладонью, гнал в лицо ветер. Ему, наверно, было плохо... Слева от него на отдельном столике стояло что-то похожее на радиоприемник, металлическое и окрашенное в серый цвет. На этом аппарате стоял микрофон на коротенькой ножке. С правой стороны стола сидела и болтала ногами Марина. Перед ней лежала гора конфетных бумажек и яблочных огрызков. А перепачкалась! Вся в шоколаде... - Ой, это вы! - спрыгнула Марина со стула и ткнулась мне лицом в грудь. На моей белой рубашке остались следы ее щек, губ, носа и подбородка. Это спереди, а с боков, под мышками - по пять пальцев. А Женя-большой успел выставить перед собой руки, защититься. - Наконец-то вы пришли! - поднялся на ноги лысый дядька. Он был небольшого роста, просто удивительно, что у него такой густой голос. - Наконец-то! - радовался дядька. Он нашипел себе полный стакан из сифона. Часть выпил, а часть вылил на платок и прижал к затылку. - Наконец-то! - встал со стула у двери милиционер, заходил по комнате. Мы сначала даже не заметили его. Сторожил, наверно, Марину, чтоб не удрала. - Забирайте ее сейчас же! - сказал бритоголовый дядька строгим голосом. - Концерт без заявок на весь рынок! И лысый, и милиционер говорили нам, говорили наперебой, что нехорошо детей оставлять без присмотра, что так недалеко и до беды. Что детей надо воспитывать в строгости, чтоб не росли, как сорняки. Что им... Казалось, конца-края не будет гневным речам. Потом лысый директор схватился за грудь, а милиционер начал промокать себе лоб "качелями" - промокашкой. - Ваш паспорт! И водительские права! - потребовал милиционер и расстегнул складную сумку с одним прозрачным боком. Дядя Коля показал паспорт и права, попросил прощения за беспокойство... Летели мы из той конторы чуть не бегом. Женя тащил Марину за руку, а она, морщась и подпрыгивая, топала-частила следом и хныкала: - Ой, ножкам колется! Ой, в животике рычит! Объелась, наверно, конфетами, вот и рычит. Оставила бы мне половину или хоть бы половинку половины, и ей было бы хорошо и мне. Женя наконец взял ее на руки: - А зачем было разуваться? Выпачкала носки, порвала, ноги исколола... - Ага! А как бы вы знали, что я не совсем пропала и скоро приду? - Как... Как... Сидела б, где тебя посадили, и все! А разве не так? Пусть бы еще все с себя поснимала, голышом по рынку бегала. Тогда точно знали бы, что долго не погуляет. Машина стояла там же, где мы ее оставили. Я быстренько дернул заднюю дверку и ринулся занимать место... С сиденья пружиной взметнулась, зашипела мне в лицо рыжая кошка. Я вытаращил на нее глаза, она - на меня. "Что такое? Откуда?" Потом кошка уселась на сиденье, выставила ружьем переднюю лапку и начала спокойно вылизывать свой толстый живот. - Подвинься. Ты что - прилип? - толкнул меня в плечо Женя. Он посадил спереди Марину и еще не видел, что делается на заднем сиденье. Я подался глубже в машину, двигая и мешок, и кошку. Стукнул дверкой дядя Коля. Он газанул с места, как на пожар. Жаль только, что на машине не выла сирена. Все нам давали б дорогу. Марина только минуты три ехала спокойно, а потом стала на коленки и повернулась к нам. - Покажите соба... Ой, какая кошечка! Как огонек! Дядя Коля тормознул, машина завизжала, заметалась вправо-влево и остановилась у тротуара... Гаркавый-старший повернулся к нам и долго смотрел на кошку. И шрамы на его лбу, щеках, подбородке бледнели, бледнели... И Женя смотрел. Смотрел и морщил нос, как будто собирался чихнуть, а не хватало духу. И я смотрел: куда денешь глаза? В карман не спрячешь. А Марина совсем перевесилась к нам, гладила кошку и приговаривала: - Рыжуха! Огонек! Мурка! Кис-кис-кис... Наконец дядя Коля хмыкнул, отвалился назад на свое сиденье, тяжело выдохнул воздух. Посидев молча, достал кошелек, а из кошелька десять рублей. И подал деньги Жене. - На... Заработал, нечего сказать. Сегодня же чтоб отдал Марининому отцу. До самого дома мы ехали молча. А Марина держала на коленях и гладила Мурку. Только у одной Марины было чудесное настроение: поездкой на рынок она была довольна. МОРСКИЕ КОТИКИ И МОРСКАЯ КОШКА Какой сегодня длинный день! А мне хотелось, чтоб уже была ночь, чтоб на нашей улице вдруг перегорели все лампочки. И пусть бы все, все дети спали!.. Но день еще в самом разгаре, сверкает солнце - глаза слепнут. И нигде не спрячешься, никуда не денешься - надо подъезжать... Около подъездов-крылечек сидят на скамейках взрослые, во дворах полно детей. А в нашем дворе столько - ужас! Собрались, наверно, со всей улицы. Играют в прятки, копошатся в тех ямках, что приготовили под деревья, галдят. Вася с Сережей гоняют мяч, Жора раскатывает на велосипеде между ямок и бугорков земли, то и дело летит кувырком. Только Павлуша с Генкой стоят как статуи, смотрят на все это и молчат. Заметили пацаны нашу машину и сразу бросились навстречу. А потом бежали рядом с "Москвичом", радовались и заглядывали в окна... Мы объехали будущий сквер, подрулили к гаражу. Около ямок ничего не лежало - ни кустов, ни деревьев. Наверно, так и не привезут сегодня. Профессор Дервоед стоял возле своего широченного, еще без крыши, гаража и смотрел, как мы останавливаемся, вылезаем. Дети мгновенно окружили нас, завопили на разные голоса: - Собачку покажите! - Женя, а где Полкан? - Ой, какой кот облезлый! - Кошка Мурка, а не кот, - сказала Марина. - У нее скоро будут котята. - Мы собаку не захотели покупать, - соврал я. - Собак можно хоть сто купить. И в любой день. А таких кошек не найдешь. Горная кошка... Гадюк умеет ловить. - В нашем доме гадюки не водятся, - заявила Марина. Она держала Мурку кверху лапами и укачивала, как куклу. Кошка потихоньку выла. - Это морская кошка, - вмешался Женя-большой. Он как раз вытаскивал из машины авоськи с картошкой и яблоками. - Видели по телевизору морских котиков? Так то котики, а это - кошки. Плавают хорошо, мышей... э-э, не мышей - рыбу хорошо ловят. - Сказал и быстро понес сетки в дом. - И летучие кошки бывают! - сказала Марина. - Малявка, не щебечи! - Вася одной рукой потянул Марину за бант, а другой - кошку за ус. Мурка задергалась. - Таких кошек не бывает! - А вот бывают! - топнула Марина ногой. - А кто летучих мышей ловит? Ага? Все замолчали, и Марина победно осмотрела пацанов: "Во!" Зажала кошку коленками, сорвала с головы бант и начала завязывать ей на шею. - А у нас, когда мы жили на старой квартире, тоже был морской кот. Нет, речной... Мы на рыбалку с ним ходили... - начал выдумывать Жора. - Привяжешь его к спиннингу, и бултых в реку! А он плывет назад и рыбу тащит за хвост. - А почему ты сюда его не привез? Здесь же Неман рядышком, - сказал Павлуша. - "Почему, почему"... Потому, что оканчивается на "у"! Он однажды рыбу поймал, а сом подплыл к нему и ка-ак схватит! И рыбу, и кота проглотил. - Эх, надо было быстрее катушку крутить! Я почти поверил его выдумке. - А мы крутили. Килограммов сто был... Ка-ак рванет леску! А мы с папой кувырк в воду! Еле выбрались... Дядя Коля загнал машину в гараж, нацепил замок и молча ушел домой. Только тогда подошел к нам профессор Дервоед, посмотрел на Мурку. - В моем институте есть виварий. Там принимают всяких бродячих кошек, собак. Вы бы их ловили - и туда... Тройная выгода: бродяжки б не разносили заразу по городу - раз. Во-вторых, студенты на них учились бы операции делать... А в-третьих, вам бы деньги, прибыль... На мороженое, хе-хе! Если б организовать отлов в масштабах города... Марина не дослушала его - повернулась спиной к Ивану Ивановичу и понесла кошку домой. Мы шли вслед за ней, как королевская свита. Только Павлуша отстал - вынимал из ямы Генку. Его легонько, совсем легонько толкнул Вася, и Генка завалился - кверху ногами. Ревет! Около крыльца мы немного постояли, подождали их. На скамье сидели Васина мама и профессорша. - Смотрите, кота где-то поймали, - сказала Васина мама и зевнула во весь рот. С тарелки на коленях она брала щепоткой натертый огурец и лепила себе на лицо. - Так? Так? - спрашивала она у профессорши грубым голосом. К носу поприлипали белые огуречные зерна. - Да-да!.. - отозвалась Дервоедова жена. - Вы думаете, почему у меня кожа на лице такая молодая, белая? Потому что всякую овощ не только ем, но и к лицу прикладываю. Подержать так надо час или два. И не сидите сложа руки, а втирайте смесь в кожу, массируйте. Васина мама "массировала" и жаловалась: - Если б еще... какое лекарство... голосу найти. Как в трубу трубишь, самой неприятно. - Курить бросьте... Я видела, вы курите. Чужие дети, из других домов, дальше крыльца не пошли. А мы взбежали на четвертый этаж. Вася поднял палку к нашему звонку и надавил. Марина притопала на площадку как раз тогда, когда мама открыла дверь. - Эт-то что... еще... такое?! - вытянулось мамино лицо. - Брось!!! Сейчас же брось! - схватила кошку за ухо, попыталась выдернуть из Марининых рук. Кошка вякнула, а Марина пронзительно заверещала: - И-и-и-и-и-и-и! Мне купи-и-и-или-и-и-и-и!!! - Горную! - Летучую! - Морскую! - закричали Вася, Сережа, Жора. - В ванну пустим, пусть поплавает... - сказал я тихо. На шум вышел папа. - Вас самих надо в ванну вместе с ней. - Заразу принесли! Инфекцию! Блох набрались! О боже, я не перенесу этого! - Мама сцепила руки на груди. Только бабушка не вышла к нам. Наверно, дома нет. Папа выделил из группы меня и Марину, загреб рукой в прихожую. Компанию в квартиру не пустил. - Жека, расскажешь, как кошка будет плавать! - крикнул Вася. Бух! - дверь захлопнулась перед его носом. - Так это такой щенок? - Папа посмотрел на меня долгим, пронизывающим взглядом. Я опустил голову. - Помыть ее надо, протравить... - сказала мама, тяжело вздохнув. - А что у нас есть? - спросил папа. Мама пошла на кухню, где висела аптечка. - Скипидар есть, нафталин, горчица в порошке... - показала она бутылочку и пакеты. - А карболки, керосина нет? - И без того вонь будет на всю квартиру. Хорошо, что хоть не тигра надо купать. - Мама пошла в ванную. - Не подействует горчица на блох, - сказал папа. - Да они уже все на Марине, наверное. Мама налила в тазик теплой воды. Не жалея насыпала горчицы и нафталина, а скипидар вылила весь до капли, размешала. - Давайте сюда своего Полкана, - сказала она с издевкой. Марина хотела сама опустить кошку в воду, а Мурка - верть! И когтями за руки! - А-а-а!!! - завопила Марина, стряхивая с себя кошку. Папа подскочил, стал отцеплять кошку от Марины по коготку, по лапке. Марина трясла головой и кончалась от крика. Оторвал папа кошку, зажал ее под мышкой. Мама уже успела принести из кухни йод. - Держите ее! Папа держал кошку, поэтому за Марину вцепился руками и ногами я. И подбородком хотел придавить сверху, чтоб не подпрыгивала. А Марина трах мне головой под челюсть! - А-а-а! - закричал и я. Сразу набежало полный рот крови: чуть язык не откусил! Прижгла мама Марине царапины, хотела и мне в рот йоду налить. Но я не дался. - Бросай быстрее эту гадость в тазик! - сказала мама. Папа сделал хитрее: зажал передние лапки кошки в левой руке, а задние - в правой. И - плюх Мурку с головой в желтую бурду! И - плюх второй раз! И-и-и... Третий раз не успел. "Вя-а-ау!" - задергалась у него в руках кошка и цап зубами за палец! - По носу ей! Щелчка! - запрыгал папа около тазика. Я щелк, щелк Мурку по носу. А она только: "У-умр!" - и жрет папу, не перестает. - Водой ее! Душем!.. - Папа выставил руки с кошкой над ванной. И тут как сыпанет сверху на них кипяток, как заклубится пар! - Ой, не за ту повернула! - испугалась мама. - У тебя всегда не то! - кричит на маму папа, а мокрые волосы залепили ему лицо, глаза. - А-а, пропади ты пропадом! - шваркнул он Мурку в ванну, схватился за укушенное место и побежал. Кошка выскользнула из ванны и - за ним. - Иван, здесь йод, ты куда? - мама кричит. - Ой, спасайся, она, наверно, взбесилась! Мы выбежали вслед за кошкой в прихожую, оттуда - в общую комнату, потом в кабинет-спальню, опять назад. Кошка ни на кого не бросалась, бегала кругами по комнате, вертелась волчком, хватая зубами за свой коротенький хвост, кувыркалась через голову: "Мя-ау!" И еще через голову, и еще! И снова волчком, а с нее брызги во все стороны, комки горчичного теста! Трах с разбегу в зеркальный шкаф! Думала, окно! Подхватилась - и на диван, с дивана - на стол, со стола - на портьеру окна, по ней на самую верхушку, на деревянную рейку. "У-у-уай! Умр-р-ру-у!!!" - визжит диким голосом. Мы потрясли портьеру, чтоб согнать оттуда. Подошел папа, дернул сильнее. Рейка-карниз рухнула на пол. Взметнулось облачко пыли, из стены вырвались вместе с карнизом шпунты, куски штукатурки. - Что ты натворил! - схватилась мама за голову. - Ремонт придется делать... И тут в коридоре послышался звонок. Папа пошел открывать, дуя на свой палец. А я гонялся за Муркой - не наделала бы больше вреда! - Берите, берите! - слышен из коридора голос Жени Гаркавого. - Это я во всем виноват: купил кота в мешке. Папин голос: - Нет, нет, нет! Я себя больше виню. Не надо было потакать его капризам. Кошка юркнула в коридор, за ней - я и мама. Мурка, как слепая, стукнулась о ноги папы и Жени, выбежала на лестничную площадку. По ступенькам катилась клубком: "Меу! Меу! Ме-е-у-у!!!" - Ну и хорошо, что удрала! - вздохнул папа с облегчением. - Ну и хорошо! - еще глубже вздохнул он. И ушел забинтовывать палец. Я показал Жене-большому язык. Женя показал язык мне и сунул в карманчик рубахи деньги. В мой карманчик, а не в свой. - Будь здоров! - и показал мне "нос". - Будь... - растерянно пробормотал я. Женя стукнул дверью. И случилось так, что я совсем забыл об этой десятке. Несколько дней носил в кармане рубашки червонец. Целое богатство! Вместо того чтоб вернуть деньги Гаркавому или отдать сразу папе... ДЯДЯ ЛЕВОН ТРУБИТ СБОР И еще о воскресенье. Никак не кончается этот день! На понедельник нам ничего не задали читать, а только писать и решать задачки. Марину уложили после обеда спать, а я сел делать уроки. И только сосредоточился, как Марина приоткрыла бабушкину комнату и громко спросила: - А во рту родинки бывают? Я сразу посадил кляксу, а мама затопала на Марину ногами, и та исчезла. Мне надо было все решить и написать поскорее. И я писал, писал, писал... Буквы выскакивали из-под пера кособокие и словно танцевали. Мама сморщилась от моей писанины, как от лимона. - Что с ним делать!.. - плаксиво, как маленькая, проговорила она. - У меня уже сил нет с ним заниматься... - И в школе стал невнимательным, - добавила бабушка. Она вязала носок, но на вязанье совсем не смотрела, пальцы сами знали, что делали. - Учительница, Мария Сергеевна, жаловалась... Что с тобой происходит, Женик? - Ничего не происходит, - буркнул я. А папа как будто смотрел в газету, но ничего там не читал. - Если грязно написал - пусть перепишет. И не один раз, а три! Иначе мы никогда у него не воспитаем терпения и усидчивости. Мама на это заметила: - У меня нервы не железные - стоять над ним! И усидчивости так не воспитаешь... Только отвращение к учебе. Он и близко подходить к тетрадям будет бояться. Что ответил папа - а он, конечно, не промолчал, - я не слышал, так как выбежал из квартиры. Меня уже давно ждали ребята - идти к дяде Левону. Спустился на третий этаж, к дверям профессора Дервоеда, - пыхтит навстречу Жора. - Быстрее!.. - выдохнул он. - А то без тебя хотели идти! Я уже знал, где квартира Левона Ивановича. В не нашем подъезде на втором этаже. Только еще ни разу мы к нему не заходили. У подъезда топчутся Вася, Сережа и Павлуша с Генкой. Все держат над головой правые руки. Задрали и мы с Жорой, и все двинулись в подъезд. На дверях дяди Левона прибита цифра "28". Жора присел, обхватил сзади за ноги Генку (он самый легкий) и - э-эп! - поднял к звонку. Генка нажал кнопку. И дверь сразу отворилась. На пороге - Левон Иванович. Одет по-домашнему - в широченных пижамных штанах и майке. Улыбается: - Салют, салют, "артековцы". Заходите. Мы еле протиснулись по одному мимо него. Старый все-таки дядя Левон, грузный. - А ваша тетя не будет ругаться, если грязи нанесем? - говорю я. - Не будет, не будет... А намусорим - сами и уберем. Лады? Мы же "артековцы"! Квартира дяди Левона всего из одной комнаты и кухни. И вещей совсем немного: два шкафа, в одном сквозь стекло видны книги, диван-кровать, немного в стороне от него, ближе к окну, низенький, как детский все равно, столик. На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и газет, настольная лампа. На весь пол ковер, он заходит под два мягкие и один не мягкий стул возле столика. Все стены в квартире увешаны картинами и картинками в самодельных рамках: и лес, и одинокие деревья среди ржи, и река, и окраина города с козой... - Не будет, молодой человек, ругаться наша тетя... - говорил где-то из кухни дядя Левон. - Давно уже нет ее, один живу. Вася присел на краешек дивана слева, Сережа - справа. Сердитые, друг на дружку не смотрят... Оказывается, пока я пыхтел над уроками, Вася опять навредничал. "Иди-ка сюда, что-то на ушко скажу..." - сказал Сереже. Тот, дурак, и подставил ухо. А Вася: "Тьфу!" - и удирать. Сережа цап его за рукав и как ахнет кулаком! Сейчас Вася сидит с "фонарем" под глазом, а другим, здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы. - А вы угощайтесь, не стесняйтесь! - Дядя Левон вышел из кухни. Он нес в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку. Вася схватил целую горсть. Набрали и мы. Треск поднялся, как будто сотня белок пустила в ход зубы. Вкусные орехи! Ядра - хоть из рогатки стреляй. - Все скорлупки - на стол, в кучку. Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался, где не было стекла. - Я сегодня вам расскажу и покажу, какие бывают куклы, что они умеют делать. Сказал "куклы", а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов - одна длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла, просто рыжая голова. Великовата, правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик, подвинул к ним лампу. - Куклами могут быть любые предметы, - начал он рассказывать. - Даже руки человека, пальцы... Или вот два карандаша, вилка и ложка... Вся штука в том, чтобы оживить их. Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тетка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь. Наверно, подгулял где-то после удачного торга. - Г-гы... - первым не выдержал Вася. - Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы... Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чем-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник... Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки. Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке... И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются... У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук - руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: "И-и - гэх! И-и - гух!" Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья - кто кого повалит? - На Васю один похож! - фыркнул Сережа. - Скорее, на тебя... - огрызнулся Вася. Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст ее ногой! "Ах, так?!" - вскипел правый, схватил большущий кол - и за ним... Ой, не кол - карандаш! И не пацаны это... Фу ты, вот так фокус! И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами... Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие. - Вот и вся их дружба, - сказал Левон Иванович. - Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное? Дядя Левон посмотрел на Васю, и мы все посмотрели. А он завертелся, стал нарочно рассматривать картинки на стенах. Как будто его ничего не касалось! Дошла очередь и до куклы-мальчишки. Дядя взял ее со столика и надел на руку, как рукавицу. Мальчишка сразу захлопал руками, запищал тоненько: "Ур-ряя!" А может, мне послышалось? - Такие куклы называются петрушечные или перчаточные, - говорил дядя Левон, а мальчишка и кивал ему, и махал ручкой. - Ну что, что ты хочешь? - наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному уху, а потом подергала за него. - А-а, ну ладно, скажу... Ну, хорошо, хорошо... Почему, спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и скажи! Шурик закрутил головой. - Смелее, не стесняйся. Шурик завертел головой еще сильнее. - Ну, хорошо, будем считать, что познакомились. Шурик радостно закивал головой, погладил Левона Ивановича по щеке, схватил за нос, взлохматил волосы. - Ты уж не балуйся, а то дети нехорошо о тебе подумают. - Ой, а почему у тебя такие большие глаза и нос? - тоненько пропищал Шурик. Хоть голову мне рубите - запищал по-настоящему! Ни губами не шевелил, ни своего нарисованного рта не открывал, а все же заговорил! И Левон Иванович молчал, я хорошо видел! - Почему, почему... Потому что я сам большой, а не такой карапуз, как ты, - ответил ему Левон Иванович и нацепил себе на нос очки. Шурик круть на дядиной руке! И начал снимать у него очки. - Ух, какие большие! Я из них себе велосипед сделаю. - Из очков велосипед? - удивился дядя. - Не дам, как же я без них буду газеты и книги читать? - Я хочу читать! Я хочу читать! - задергался мальчишка и чуть не соскочил с дядиной руки. - На, пожалуйста. Только не разбей... - Левон Иванович помог Шурику приставить очки к нарисованным глазам. - Ну, что же ты молчишь? - Сейчас... Кружо-о-очек... Кривые палочки... А вот жук! Жук нарисован! - замахал ручками, завертел восхищенно головой Шурик. - Эх ты-ы! "Кружочек"... "Жук"... Это буква "О" и буква "Ж". - Я и хотел так прочитать, но очки не подходят. - Болтун ты, Шурик. Очки разве виноваты? Дети вон в школу ходят, стараются, чтоб научиться читать и писать. - И я пойду в школу! И я хочу в школу! - снова задергался, запрыгал на руке, запищал во все горло Шурик. Левон Иванович снял куклу. Чудо кончилось! - Ух ты! - выдохнул Жора. - Неживой, а как живой. - А... а как он пищит - неживой? - сглотнул слюну Вася. - Хэ, в нем такая пищалка в животе спрятана! - сказал я. Сережа соскочил с дивана, схватил куклу-мальчишку и заглянул под рубаху, даже рукой пощупал. И глаза выпучил: - Пустой живот! - Хоцу Сурика... - заныл Генка. Но на него все зашикали, и он смолк. - Не ищите напрасно, - улыбнулся дядя Левон. - За куклу артист говорит. Так говорят за кукол только тогда, когда артист весь на виду. Когда-нибудь я научу вас так говорить, чтоб никто не догадался, что это вы. Но это еще не скоро, на самом последнем этапе. А у нас с вами пока и так хватит работы. В следующий раз нарисуем кукол, потом начнем лепить их по рисункам. Приносите побольше пластилина... Будем делать таких, как Шурик, - перчаточных. А вообще кукол разных на свете много. Некоторыми управляют сверху за ниточки. Марионетки называются... Гурвинека видели по телевизору? - Видели! Как живой все делает! - Он смешной очень! - И Гурвинек, и его папа Спейбл, и все куклы в этом чешском театре - марионетки, - сказал Левон Иванович. - А бывают еще куклы тростевые, механизированные, мимирующие. "Необыкновенный концерт" видели по телевизору? Это в театре дяди Образцова в Москве. А думаете, легко заставить отплясывать куклу-цыгана? Человек пять управляет ею. Наконец Левон Иванович взял ту куклу, что без рук, без ног - одна сморщенная голова. Набросил ей на голову платочек, завязал. Старушка получилась! - Мимирующие куклы больше в одиночку любят выступать, например, на концертах, - сказал дядя Левон. - Правда, шоколик, правда!.. - запищала, зашамкала беззубым ртом бабуся и давай кривляться, как обезьяна перед зеркалом: и бровями шевелить, и подмигивать, и лицо вытягивать, как будто чему-то удивляется, и морщиться презрительно. - Не жалей, жолотой мой, дай орешек попробовать... - просила бабуся. - Жабыла, какие они на шкус... Дядя Левон вложил ей в рот орех. И началась комедия! - Не шмейтеша, шупоштаты, и у ваш жубов нету... - кивнула бабка головой на Васю и Сережу и как куснет орех! А крючковатый нос как долбанет в подбородок! Перекинула орех за одну щеку, за другую... Раскусить пытается. Подбородок прыгает вверх-вниз, в стороны - чуть не до ушей. Стонет бедная старушка, наконец: - Чфу! - Орех летит из бабкиного рта, как пуля из ружья. - Нешкусный... Вася хохотал и дрыгал ногами. Жора запрокидывал голову и давился смехом, кашлял. Павлуша, такой тихоня, подпрыгивал на месте, кидался из стороны в сторону. Сережа поддавал мне локтем в бок, бил себя по коленкам. А я не мог уже и смеяться, сипел, будто из меня вся сила вылетела вместе со смехом. Левон Иванович дал нам успокоиться и сказал: - На сегодня все, "артековцы". Салют! - и поднял вверх обе руки. - Когда соберемся снова, скажу. И не забывайте о пластилине! Мы подняли руки вверх, как будто сдаемся в плен, - в плен Левону Ивановичу, в плен куклам: "Салют! Салют!" И так нам не хотелось уходить! Мы оглядывались на Шурика и смешную старуху, на дядю Левона, который слегка кланялся нам, как артист на сцене. Мы толпились, наступая друг дружке на ноги... Эх, быстрее бы самим научиться выделывать такие штуки! Левон Иванович вдруг спохватился, побежал на кухню, вынес оттуда еще немного орехов, всыпал Генке в карманчик и сказал: - Секундочку, граждане! Секундочку! Павел, вернись! Мы остановились, а Павлуша подошел к дяде Левону. - Ты выше всех... - Левон Иванович придвинул его поближе, провел ладонью ему по макушке, отметил себе на груди. - Ого! Затем поставил на его место Васю, самого маленького (Генка не в счет), и тоже отметил ладонью его рост. Мы смотрели на все это и ничего не понимали. Зачем ему эти мерки? - Все!.. Салют, "артековцы"! Дверь за нами закрылась. Мы спускались по лестнице медленно, медленно... Что он еще задумал? То руки приказывает поднимать и держать, то ростом меряется... Загадка за загадкой! "МУРАШКА, ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?" Спал я в эту ночь крепко. Не слышал даже, как опять лил дождь, шумела гроза. - Осень, а смотри, что делается... - вздыхала утром бабушка. Что осень, это уже всем ясно. Никто не купается, только один Женя Гаркавый бегает на Неман. "Моржом" хочет стать... В школу я собрался в одиннадцать часов, уроки начинаются в двенадцать. Это у нас такая вторая смена. Мы учимся в том же классе, что и четвертый "Б". Они кончают около двенадцати. Есть еще вторая смена в четырнадцать часов - после шести уроков. На такую вторую ходят восьмые, девятые и десятые классы. На дорогу в школу и десяти минут хватает. Но я не дурак, чтобы мчаться, высунув язык. Идешь в школу, так иди нормально, как человек. Это ведь не на пожар! Да и школа от тебя никуда не убежит... Идешь себе и размышляешь о всякой всячине. Если б часа два идти в школу, и то всего не передумал бы, что в голову приходит, не рассмотрел бы всего... Сережа-первоклашка и Жора с Павлушкой стоят под балконом Жени-девятиклассника. Женя перекрикивается то с ними, то с Галкой. Она тоже вышла на балкон учить уроки. Часто они так "учат": сидят каждый на своем балконе и чешут языком. - Ну, каким стилем плавала твоя морская кошка? - вопросом встречает меня Жора. Вспомнил-таки о кошке... Когда куклы у дяди Левона смотрели, никто не спрашивал, и я радовался - забыли! - По-всякому! - отмахнулся я. - Кролем и это... Брассом... На спинке... Не буду же я рассказывать, как она ела нас живьем, рвала когтями на полосы! - А вот так она может? - Сережа погреб ладонями около пупка. - По-собачьи? По-собачьи у нее лучше всего получается. Хорошо, что не знают, как она удрала от нас. Интересно, где она ночевала? В нашем доме или убежала куда? - Эй, тезка! - крикнул Женя-большой сверху. Услышал, наверно, о чем мы разговариваем. - Ты на меня за вчерашнее не сердишься? Я не успел и рта разинуть. - Ну и молодец... Лови! Насовсем... Что-то стукнуло мне в ладони и отскочило в сторону. Наклоняюсь... Ух ты! Ослик... Нет, не ослик, а козлик или бычок - есть маленькие рожки. Такой, что собран из кусочков, как бусы. Стоит на круглой коробочке, а из ног нитки в коробку идут. Надавишь на дно - он и выделывает всякие штуки. Умора просто! Жора и Сережа сразу пристали: "Дай нажать!" А Павлуша предложил оторвать снизу крышку и посмотреть, что там внутри. Я дал им надавить по разу, сам давянул раза три и спрятал козлика в карман. Потом будем с ним забавляться... - Адью, друзья! - помахал нам Женя с балкона. Не желает, чтоб мы слышали их с Галкой разговоры. Ну что ж, пойдем... К гаражу профессора Дервоеда не подошли. Ничего интересного. Стоит сам в дверях, смотрит, как из досок сооружают крышу гаража, и говорит, говорит. Наверно, все о вреде, который причиняют бродячие кошки и собаки. И о том, какая польза была бы, если бы их всех переловили. Иван Иванович, видимо, совсем уже на работу не ходит. Когда ни посмотришь, всегда здесь где-нибудь торчит... Сегодня на гараже не те рабочие, что вчера. Вчера их было трое, и все пожилые. А сегодня два молодых парня. Один худощавый, голый до пояса, в джинсах и пляжной шапочке с синим козырьком. Может, студенты? Огибаем свой дом, выходим на улицу. Интересно, что там натворил дождь? У обрыва стоит дядя Левон. Смотрит вниз и кого-то отчитывает: - Вылезай, тебе говорят! Не спрячешься, я вижу... Не подкапывайся, говорю, рухнет на голову, и капут тебе будет! Мы подняли правые руки, подошли к дяде Левону. Ого, ну и ровище образовался за ночь! Овраг даже, а не ров: в него можно спрятать и гараж дяди Коли, и половину гаража Дервоеда. Где кончается склон, начинаются огороды соседней, нижней, улицы. Весь картофель на огороде занесло песком - одни верхушки торчат. Как будто растения только-только начали всходить. По картошке расхаживает высокий угрюмый дядька. То затылок почешет, то постоит, подперев руками бока. Интересно, как он будет теперь выкапывать этот картофель? Полуметровые ямы надо рыть. - Салют! Салют! - наконец заметил нас дядя Левон. - Вот, полюбуйтесь на этого страуса. Голову спрятал, а пятки торчат. Вылезай, говорю тебе! Из-под берега, из-под бахромы свисающих корней видны чьи-то знакомые сандалеты. Жора поднял камешек, прицелился - раз! Не попал... Поднял второй - шпок! - Ой! - послышалось из-под обрыва, и вылез Вася. К коленкам и рукам прилип песок, а на голове - хоть горстью сгребай. - Подземный ход будет! - потеребил Вася грязными руками огненные волосы. - Вон за ту грушу выведу! На склоне, метра на три от вырытого водой оврага, стоит груша-дичок. Старая, корни толстые, узловатые. Между корнями пацаны вырыли ямку. Если еще и оттуда копать, из-под груши, навстречу Васе, то можно вырыть подземный ход намного быстрее. Здорово придумал Рыжик! - Совсем выходи! Вылезай! - Левон Иванович выманивал Васю рукой, как будто выгребал его оттуда. - Какой номер твоей квартиры? - А он в школу еще не ходит, считать не умеет, - подколол Сережа. - Не знаю? Семнадцатая! - буркнул Вася. - Вот я сейчас скажу твоей мамаше, что сам себе роешь могилу. Вася хитро посмотрел на дядю Левона, на нас. - А моя мама спит после работы, нельзя ее будить. - Ничего, разбудим... - В голосе Левона Ивановича появилась решительность. - "Артековцы", боевое задание: выгнать этого упрямого козла... И сами туда ни ногой! Надо принимать меры, а то будет поздно. Ушел дядя Левон. Неужели будет подыматься на пятый этаж, будить Васину маму? Ему ведь так тяжело взбираться по лестнице... Скатываемся по склону к картошке. Заходим снизу в овраг, как в ущелье. Под ногами влажный и плотный, будто спресованный, песок. Вода размалевала его извилистыми стежками-дорожками. Как здесь глубоко! Два моих роста, не меньше. И таинственно, и страшно... И сыро... Отсюда виден только пятый этаж нашего дома. Павлуша замер посреди оврага, вертит головой по сторонам. А я раздвинул корни - посмотреть на Васину работу. Жора залез в подкоп. Ну и землекоп из Васи! Слабак! И на метр не продвинулся под берег, а уже звон поднял: "Пещера! Подземный ход!" Здесь только сверху не толще пяди серая земля с дерном и корнями, а ниже - песочек. Мягкий, сам сыплется, только тронь. Можно было за утро до самой груши докопаться, а он... - Вася, без нас - ни-ни! - вылез Жора. Глаза у него сверкали. - Мы придем из школы и начнем с двух сторон... Одни отсюда, другие - из-под груши. Сережа тем временем выбрался из оврага, стал на бережку как раз над пещерой - г-гэх! И еще раз подпрыгнул - гух! Нет, не обрушивается, только что-то густо прошелестело и затихло... Вася выбрался за нами неохотно. От оврага и не думал отходить. И тут закричала на него в форточку мать. Разбудил ее все-таки Левон Иванович. - А я и не лез! Я просто стоял! - отговаривался Вася. Он даже не смотрел в сторону дома. Врал и ни капельки не краснел! Мы пошли к школе, поминутно оглядываясь. Все, кто проходил мимо, тоже интересовались размытым склоном. Осторожно приближались к самому краю, боязливо вытягивали шеи, заглядывали вниз. Мы останавливались и ждали: а вдруг кто-нибудь рухнет вместе с землей, кувыркнется в овраг? Как не хочется сегодня идти в школу! Пусть бы завтра было хоть десять уроков, а сегодня - ни одного... Мы вырыли б подземный ход мигом. Левон Иванович не успел бы вернуться из города. - Смотрите, а на том заборе уже нет фанерин с