Дым, ваше превосходительство! - отчеканил Поплонский. - Дым? Или туман? - Нет, это дым... Обычное явление в здешних местах. Китобои где-нибудь высаживались на берег, топили жир нли рубили дрова для вытопки и подожгли лес, чтобы сох, чтобы лучше были дрова на будущий год... - Ка-ак! - Муравьев кинулся к борту с таким видом, как будто перед ним были не Шантарские острова, а провинившиеся чиновники, которых надлежало распечь.- Какое же право имеют китобои жечь наши леса? - Они без всякого права делают все, что им вздумается. Таково убеждение граждан Соединенных Штатов... Муравьев покачал головой: не первый раз слышал он такой ответ. "Ну ничего! - думал он.- Эти сведения еще пригодятся. Все это новые и новые подробности для преинтереснейшего, увлекательного, как роман, доклада на высочайшее имя". Он стоял на полуюте и снова размышлял о том, что надо сделать тут, на Восточном океане. 45 Клубы белого дыма подымались из океана, и вскоре черные и синие вершины Шантаров совсем исчезли в облаках. "Боже мой! - думал Муравьев под шум волн, как бы игравших с кормой.- Дать жизнь этим великим просторам! Камчатка, Сахалин, Шантары, Охотский берег... Что за народ, который занял все эти земли, что за богатырь. Каждый бежал отчего-то за Урая, а потом, на краю света, заняв эти Шантары или реку Охоту, слал: челобитную в Москву!.. Никому в голову не приходило зажить тут князьком самостоятельно... И теперь, когда Балтийское море все более превращается в большое озеро, когда вскоре без океана жить нельзя будет, весь этот мужицкий запас земли, припасенный для Руси два и три века тому назад, все эти Шантары, Охоты и Авачи сослужат еще нам великую службу..." Дни губернатор проводил в салоне, составляя письма в Петербург и обширную докладную царю о результатах своего путешествия и о необходимости преобразования в управлении Восточной Сибирью. В перерывах пил ром с водой и, разгоряченный, без шинели, подымался наверх и проводил на полуюте целые часы. - Nicolas, vous etes foull - с тревогой говорила ему Екатерина Николаевна.- Ты простудишься в такой холод! - Мой дедушка всегда учил нас,- отвечал Николай Николаевич,- мешай дело с бездельем - с ума не сойдешь... Екатерина Николаевна в шторм лежала с книгой, она знала, как вести себя в любых условиях, кушала немного, но вовремя, никогда не падала духом и часто оживленно разговаривала с Элиз. Однажды к вечеру открылся матерый берег. На рассвете за- виделся Аян. - Вижу корабли в гавани...- доложил впередсмотрящий. - В гавани есть суда. Кажется, "Байкал" стоит,- сказал Поплонский. Муравьев почувствовал, что с плеч у него сваливается гора... - Вон и "Байкал"! - сказал он жене, которая поднялась наверх. - О, "Байкал" здесь! - А вон и "Кадьяк",- заметил Поплонский.- Действительно, это "Кадьяк"! А за ним "Байкал"! 1 Николай, вы безумец! (франц.) 46 - Вое здесь, слава богу! Какая удача! Если "Кадьяк", то наш Миша тут! - сказал Муравьев, опять обратившись к Екатерине Николаевне.- А мы искали их! Утреннее солнце светило прямо на крыши Аяна. С моря здания казались большими. Как вырезанные из белой бумаги, проступали они на склонах черных хребтов. "Что мне думать и искать,- размышлял Муравьев,-ясно, губернатором Камчатки должен быть Завойко. Вот его деятельность, как на ладони". Губернатор уже познакомился с Завойко. Проезжая через Якутск, он вызвал его туда из Аяна и вынес впечатление, что это человек дельный. Подтверждения были сейчас налицо. За время своего путешествия Муравьев никогда не видал столько новых построек. На Камчатке старые здания разваливались, новый госпиталь возводился двадцать лет, ОХОТСК был грудой гнилья, а в Аяне - все новенькое. И место оживленное, корабли стоят. Завойко - наилучшая фигура для Камчатки! Он трезв, делен, тверд, как кремень, здоров. Молодчина! Когда-то под Наварином упал с реи на палубу во время боя, сломал руку, ребра и остался в строю. Герой и тверд духом. Муравьев подумал, что с назначением Завойко следует поспешить, пока Компания не дала ему повышения. Муравьев размечтался, какое огромное дело разовьет он с помощью Завойко на Камчатке! Порт, казармы, дома для чиновников! "Полосатые будки выстрою и велю срисовать, представлю государю...- иронически подумал он,- чтобы видел, что полиция повсюду в России, даже на берегах Тихого океана..." Муравьев стал смотреть снова на берег. Где-то там были Невельской, Завойко, Корсаков. Один пришел из важнейшей экспедиции, другой был виднейшим администратором, третий - Миша Корсаков - родным, близким человеком, неутомимым исполнителем. Муравьев чувствовал свою силу и власть над этими людьми, исполнявшими его замыслы. А Поплонского, видимо, что-то беспокоило. Он то и дело наводил трубу в глубь бухты. - Да-а...- задумчиво и как бы с тревогой наконец вымолвил он. Этот маленький, пожилой человек, смущаясь, необычайно быстро краснел. Лицо его и на этот раз побагровело. Осторожно шагнув маленькой ножкой к Муравьеву, он замер, видимо не решаясь заговорить, и снова стал смотреть на берег. - А "Байкала" в гавани нет! - звонким голоском заметил штурманский помощник, обращаясь к капитану. Поплонский покраснел еще сильней. Он давно заметил, что "Байкала" нет в гавани, что там стоят бот "Кадьяк", китобойное судно и старый компанейский транспорт "Охотск". - Нет? - спросил Муравьев, скрывая вдруг охвативший его холод. - Нет "Байкала", ваше превосходительство,- подтвердил капитан.- Это стоит китобой, двухмачтовое судно, под американским флагом! - Что за чертовщина! - невольно вырвалось у губернатора. Не обращая больше внимания на Аяи, он стал смотреть на суда. - Вот это бот "Кадьяк", на котором уходил Михаил Семенович, а это старый транспорт "Охотск",- говорил капитан. - "Охотск"? - строго переспросил губернатор. - Да, "Охотск". Старое судно, возит пушнину в Аян из Америки. Четыре года тому назад директор Гудзонбайской компании Симпсон приходил на нем в Охотский порт из Ново-Ар-хангельска,- рассказывал Поплонский, пытаясь рассеять губернатора.- Да, этим "Охотском" командовал тогда Кадин, который вместе с Орловым нашел Аян, а уж потом тут стали строиться, перевели сюда факторию. Муравьев был темнее тучи. Ему хотелось крикнуть: *"К черту Аян! Где Невельской?" Губернатор готов был схватить Поплонского за ворот, накричать, затопать ногами. Но он молчал и терпеливо ждал, не желая отказаться от мысли, что Невельского в Аяне нет. "Корсаков вернулся, но вернулся ни с чем,- думал он.- Что же случилось? Неужели..." Мимо проплыли черные утесы, торчавшие среди моря. Тучи чаек с криками носились над ними. Один утес, отколовшись от берега, стоял, подобно покосившемуся высокому черному памятнику. Белые чайки усыпали его, как снегом,- такое их множество. Судно вошло в гавань. Теперь ясно были видны флаги и даже названия судов. От берега шла шлюпка. Вскоре на палубу "Иртыша" поднялся Корсаков. Он из известной семьи Корсаковых, из которой] вышло много русских деятелей. Его отец ныне в отставке, прошлом крупнейший русский инженер. Корсакову двадцать два года, у него пухлое румяное лицо, светлые усы и голубы 48 глаза. Он высок, плечист, ловок, неутомим и точен. Это золото, а не человек, как говорит о нем губернатор, лучшего адъютанта и желать нельзя. До прошлого года он служил в гвардии в Семеновском полку. С ним вместе приехал рослый, рыжеватый человек с короткими и густыми, как шерсть, волосами, с толстыми красными губами и голубыми глазами навыкате, в мундире капитана второго ранга. Это был Завойко. Глава 7 ХОЗЯИН Мишa, откуда же ты? - с нетерпением спросил губернатор, переводя взор с Корсакова на Завойко и опять на Михаила Семеновича. - Я был у Сахалина и вблизи лимана Амура,- ответил Корсаков, и по выражению, мелькнувшему в его голубых глазах, Муравьев почувствовал, что случилось несчастье. - Где Невельской? - воскликнул он. - Николай Николаевич,- глухо проговорил Корсаков,- "Байкал" погиб! - Погиб? О боже! - Муравьев снял фуражку и отер платком лоб и лысеющую голову. Корсаков смотрел все так же пристально и насупленно, словно старался рассмотреть что-то на лице губернатора. Он был безгранично влюблен в своего начальника. - Мной приняты все меры для разыскания "Байкала",- заговорил Завойко,- посланы служащие Компании и опытные проводники. Но есть сведения,- твердо сказал он,- что транспорт "Байкал" погиб. - Погиб! - с ужасом вымолвил Муравьев. Он ссутулился и потемнел лицом.- Идемте, господа, идемте,- тихо сказал он и спустился к себе. Корсаков никогда не видал его таким. Ему стало жаль Муравьева. В каюте Миша поздоровался с Екатериной Николаевной и Элиз. Взор его несколько просветлел при виде Христиани, однако он был, видимо, так озабочен, что лишь на мгновение на лице его мелькнуло новое выражение, по которому можно Н. Задорнов 49 было догадаться, что встреча с ней более чем приятна ему, но что он огорчен гибелью судна. - Я искал его у берегов Сахалина и только вчера вернулся,- стал объяснять он. - У нас слухи от гиляков, что двухмачтовое судно, но всем описаниям "Байкал", разбито штормом и выброшено у входа в лимап на камни,- добавил Завойко.- Вся команда, за исключением, быть может, нескольких человек, погибла. Их, вероятно, приняли за китобоев, так и перебили, поскольку китобоев гиляки ненавидят. - Как это могло случиться? - При подходе к лиману - два пояса мелей и дальше непроходимый лиман, наполненный банками,- сказал Завойко.- Судно Невельского погибло на втором поясе мелей, при попытке пройти в лиман, и лежит там... Сведения получены от торгующих туземцев, они уверяют, что "Байкал" разбился при входе в лиман и разграблен гиляками, которые сначала выказали дружбу русским, а потом перебили всех, кто остался жив. Трое или четверо ушли по берегу... Да вот Орлов, мой служащий, вернется, это человек бывалый, он еще прежде послан мной на розыски "Байкала". Он привезет точные сведения - Когда вы послали Орлова? - спросил губернатор. "На Завойко вся надежда,- уверял он себя.- Он здоровый, крепкий человек, привычный к опасностям". Когда губернатор с женой и со свитой съехал на берег, здания Аяна уж не казались такими большими, как представлялось с моря. Дом у начальника прост, с мезонином, с садом из березок, оставленных при вырубке, и застекленной оранжереей. Свежие кадушки стояли под деревянными желобами около углов... Из окна столовой вид на бухту. - Какие прелестные малютки! - Ах! Милые дети! - пришли в восторг Элиз и губернаторша при виде двух голубоглазых девочек с голубыми бантами. Девочки, приседая, поздоровались по-французски. Жена Завойко вышла с грудным ребенком на руках. За нею появились два мальчика, тоже с бантами. - Превосходная мебель! - заметил Струве.- По новому аяно-майскому тракту вы доставили ее сюда? - спросил он у хозяина. - Нет, это из Бостона! - ответил Завойко. 50 Госпожа Завойко в голубом платье, с голубыми глазами, веки которых красноваты, вся в крахмальных кружевах, румяная и белокурая. В Юлии Егоровне губернаторша сразу почувствовала сдержанную, но страстную и сильную натуру. "В ней что-то есть, какое-то вдохновение..." - подумала она, чувствуя на себе приветливый, умный взгляд хозяйки. Муравьева уже знала, что Юлия Егоровна, урожденная баронесса Врангель, прекрасная хозяйка и мать большой семьи и что Завойко - человек, с трудом пробивший себе дорогу в жизни, что на его иждивении две семьи: своя - в Аяне и жены - в Петербурге, где жили ее мать, младший брат и две сестры. Правда, старший брат Юлии - Вильгельм - помогал своей матери, но и Юлия с мужем постоянно слали туда посылки и деньги. - Какая прелесть этот ваш дом! Вы не тяготитесь своим арктическим уединением? - спросила губернаторша хозяйку. - Нет!-улыбаясь, ответила Юлия Егоровна и добавила: - Это наш долг! Она спросила губернаторшу, как та перенесла путешествие. Оттого что закончился морской путь, Екатерина Николаевна чувствовала себя успокоенной, и ей всех хотелось видеть счастливыми. Но известие о гибели Невельского отравляло всю радость. - Мы так ждали тут встречи с "Байкалом"! - заговорила Екатерина Николаевна. - Ах, такой ужас! Такой ужас! - ответила хозяйка. Внесли чемоданы Муравьевых. На кухню отправился повар. Хозяева в эти дни в ожидании приезда гостей переселились на мезонин. После обеда гуляли по саду. Слушая рассказы хозяйки, Екатерина Николаевна содрогалась. Она видела, сколько труда вложено в Аян... И этот печальный сибирский сад на берегу, вроде тех, что и она и Элиз видели в Тобольске... Чувствовалось, что тут еще совсем недавно был чахлый северный лес. И береза, вот эта, например, под окном, сквозь редкие остатки пожелтевшей листвы которой видно прозрачное и холодное синее небо Сибири и горы в рыжей хвое,- эта береза изо всех сил тянулась к скудному солнцу; тонкая, худая, она ссутулилась смолоду. А лес вокруг вырубили, и она стоит стыдливо, не в силах скрыть своего смешного роста, стоит, как раздетая напоказ. Печален этот сад... И кое-где пеньки, кажется, совсем не- давно выкорчевали, на их месте, как вскопанные, пятна свежей земли... И скамейка на пеньках и гамак на березах - от всего веет печалью. Но во всем виден суровый и строгий, упрямый хозяин, который пытается взять свое и от этой жесткой и скудной природы. Завойко сводил гостей на наблюдательный пункт в беседке, откуда видно, как входят в гавань суда. - Так вы не боитесь здесь? - полушутливо спросил губернатор у Юлии Егоровны. - Ах, нет! - ответила она и, улыбнувшись, с гордостью посмотрела на мужа.- Да и чего бояться! - Из вашего окна виден океан. Пираты и китобои... - Да, ваше превосходительство, мы уже видали и пиратов и тех китобоев и научились обходиться с ними,- сказал Завойко, слегка сжимая кулак. Завойко, стоя у входа в беседку и показывая то на море, то на свой дом, стал рассказывать о жизни в Аяне. Юлия Егоровна иногда вставляла короткие замечания. Василий Степанович говорил, что океан - вот, рядом... А на берегу жилье, сараи с товарами, вешала для рыбы, домики служащих, женщины, дети... Чуть подальше, но тут же, его дом, который не зря строен из огромных бревен, как крепость; крепкие ставни, по ночам вооруженные сторожа у дома, у конторы и складов. Пушка заряжена всегда. Можно спать спокойно. А вот когда приходят суда, надо быть начеку... Картина суровой жизни раскрывалась в рассказах мужа и жены. Они приехали в Охотск сразу после свадьбы. - Да, так и живу, всегда пистолеты заряжены и с собой. Но уж и китобои у меня пикнуть не смеют,- говорил Завойко.- Мы обламываем их не только посредством кулаков и оружия... Нет, ваше превосходительство. Я давно уже подобрал особый ключ. Это народ, нуждающийся во всем: в дровах, в воде, в свежем мясе. В Охотске, где правительственный- порт и торчит целая свора бездельников, ничего нельзя было сделать, так я предпочел убрать оттуда факторию и уехать. А тут уж сам себе стал полным хозяином и сумел заставить иностранцев кланяться. С американцами очень хорошо можно жить. Только себя в обиду не давать да знать, в чем у них нужда. И требовать, чтобы соблюдали уважение флагу! Завойко подвел гостей к низкому зданию с застекленной крышей, распахнул туда дверь. - Да вот и наша оранжерея, Николай Николаевич! Осто- 52 рожней! А вот извольте видеть, какое тут произрастает произведение. На земле лежал арбуз. - Вот, ваше превосходительство, Николай Николаевич! То ж настоящий кавун! И я берег его для вас, чтоб порадовать им вас и вашу супругу, Екатерину Николаевну. Ну, знал, что при таком вояже могут быть заболевания цингой, и, заботясь о вашем здоровье... Он взял нож у садовника и сам срезал арбуз. - Так его и попробуем тут же на моей бахче, ваше превосходительство, чтобы как в деревне. Мы люди простые и не знаем тонких правил и просим нас простить, что служим дорогим гостям всем нашим сердцем. - Арбуз действительно поразительный! - сказал Муравьев. - Когда надо, то хлеб научишься сеять на болоте, и ловить рыбу, и кавуны выращивать, ваше превосходительство! - говорил Завойко, намекая на тот разговор о хлебосеянии на Камчатке, который был у него с губернатором в Якутске, где Муравьев утверждал, что Камчатку надо обеспечить со временем своим хлебом. Арбуз был на славу, и его тут же испробовали. Жена Завойко поднесла по букету цветов Екатерине Николаевне и Элиз. - Это уже как наш покойный папаша, барон Егор Егорович был любитель цветов, то и у нас цветы не переводятся, где бы мы ни жили,- сказал Завойко. Потом он рассказывал о лове рыбы, о торге с тунгусами, о кабанчиках, которых он держит на мясо к зиме, чтобы кормить как служащих, так и все окрестное население. - И раскормил не рыбой, как тут всюду заведено, мясо их рыбой и не пахнет, как, верно, ваше превосходительство, Николай Николаевич, вы уже заметили за обедом. - Так разве это была свинина? - То была свинина! Ей-богу!-воскликнул польщенный Василий Степанович. Потом он показал картофельное поле. - Чтоб прокормиться со своей семьей, я сам с Юлией Егоровной копаю этот картофель, и вот Михаил Семенович,-кивнул он на Корсакова,- не даст мне соврать, сами видели, как моя супруга Юлия Егоровна и дети собирали нынче картофель, и теперь мы с запасом и, бог даст, поэтому, может быть, выживем до весны... 53 Завойко, как поэт, рассказывал о заготовке черемши, вяленой оленины и о картофельном огороде. А уже вечерело, и солнце садилось. "Чудо, что за вид",- думал губернатор. Вдали море побледнело. Мыс и скалы уткнулись в него, как в белую стену. Выше мыса море стлалось несколькими белыми и голубыми полосами. Чтобы губернатор видел, как охраняется Аян, Завойко велел сегодня выставить усиленную охрану. Хотя Василий Степанович спал по ночам спокойно и совсем не тревожился, что могут напасть китобои, но он верно угадал характер Муравьева, что тому нравится, когда все под охраной, хотя бы и некого было бояться. "Да, Завойко полон деятельности, он весь в хозяйстве, он - хозяин! - думал Муравьев.- Настоящий хохол! Землю любит и чудеса на ней сделает! Он действительно простой человек, в нем нет ничего от наших пустых фанфаронов-дворянчиков, он человек дела, труженик..." Глава 8 ГОРОДНИЧИЙ И ЗАВОЙКО Вечером Муравьев беседовал с Василием Степановичем о делах. Кабинет у Завойко небольшой, оклеенный красными обоями с позолотой. Над столом портрет царя, а на стене справа, над бостонским кожаным диваном,- Фердинанда Врангеля; оба - в бронзовых рамках. Муравьева сильно заботил Невельской, но он не хотел обнаруживать лишнего беспокойства. Разговор пошел о Камчатке, что в первую очередь нужно было обсудить. Завойко уже знал, чего хочет от него губернатор. Проезжая на Камчатку, Муравьев вызывал его для беседы в Якутск. Там он ни с того ни с сего закатил Завойко "распеканцию", а потом, когда заметил, что не на того напал, объяснил, что это у него обычай задать для начала "острастку". В Якутске губернатор развил перед Завойко планы на будущее, сказал о предстоящем преобразовании Камчатки и обещал ему чин генерала. Теперь, после путешествия, губернатор, казалось, стал сдержанней на посулы, но по тому, как 54 он дружески держался с Завойко, тот чувствовал: дело сладится. - Итак, Василий Степанович, судьба Охотска решена! Охотск как порт неудобен! Я теперь прекрасно представляю, почему вам пришлось перенести факторию! Муравьев помолчал, давая возможность почувствовать похвалу, скрытую в своих словах. Но Завойко желал сейчас не комплиментов. Воротясь из Якутска, он думал о Камчатке и в беседах с женой не раз сам себя сравнивал с гоголевским городничим, который уже решил, что стал генералом и что ему черт не брат, когда все это были лишь басни Хлестакова. "Однако я ему не Антон Антонович! - думал он про Муравьева и решил держаться крепко и не обольщаться губернаторскими посулами.-Губернатор, как приехал, еще ничего не говорил о деле". Под делом он подразумевал производство и назначение на Камчатку. Правда, за обедом Муравьев хвалил Камчатку, но потом свернул на пустяки, может быть показывая, что не торопится. "Ну, так я тоже не тороплюсь,- решил Завойко,- до будущего года еще времени много, а если он не хочет, так мне предлагают хорошее место..." - Вы знаете, Василий Степанович,- продолжал Муравьев,- что государь император повелел мне. Лишь теперь..побывавши на Камчатке, я понимаю всю глубину этого мудрого повеления. Он долго говорил с Завойко в этот вечер. И наконец объявил, что напишет царю обо всем, что сделано в Аяне. - Да вы еще посмотрите, все посмотрите, Николай Николаевич! - воскликнул воодушевленный Завойко, поддаваясь на этот ход.- Ведь я вам еще не все показал... - Да уже я все, все и так понял! - ответил Муравьев и добавил категорически: - Мне больше ничего не надо. Я знаю пас и поручусь головой. Он действительно решил писать царю о Завойко. - Я уже говорил вам, что желаю видеть вас, императорского офицера, на службе короне, - Но, ваше превосходительство, мне было бы жаль оставить Компанию. Муравьев перебил его: - Я слышал, вам предлагают пост главного директора колонии. Это заманчиво и выгодно. Но если государь все утвер- 55 дит, а в этом нет никакого сомнения, то вы получите широкий простор для своей деятельности и широкую дорогу на государственной службе... - У меня же дети, ваше высокопревосходительство, и я должен подумать о них... - Да, главный директор получает десять тысяч серебром. Я не могу дать вам такой оклад! Но с утверждением вас в новой должности вы получите чин контр-адмирала... Муравьев снова метнул острый взгляд на собеседника. У Завойко не было никаких оснований не верить, и он некоторое время отнекивался и сетовал на разные семейные обстоятельства, потом сказал, что уже думал много о предложении губернатора и просит дозволить еще подумать и все решить до расставания в Якутске, куда он должен был ехать сопровождать губернатора, что он не может оставить детей без средств... - Вопрос должен быть решен! - заявил Муравьев.- Я пишу государю! Решайте быстрей! Завойко слушал с живым интересом. Времени, конечно, было мало. Муравьев потребовал Ваганова с картой, и дальнейший разговор с Завойко шел как с будущим губернатором Камчатки, которому открываются все планы. Василий Степанович не возражал. Муравьев объяснил, как надо укреплять Петропавловск и подходы к нему, сказал и про Тарьинскую губу и про канал... - Вас это не страшит? - Так то ж мое дело, возводить и сооружать! - воскликнул Завойко.- Аян и Охотск тому живые свидетели. Так буду рыть канал, как только прибуду на Камчатку, только б были люди, хлеб и лопаты... И то уж дело вашего превосходительства. - Да все будет... Каналы есть признак цивилизации! Белинский ратует за каналы и за железные дороги! "Вот он еще заставит пообещать, чтобы ему железную дорогу на Камчатке выстроил из-за Белинского",- подумал Завойко. По части канала он полагал, что решится все на месте, и к этим разговорам о канале отнесся скептически, хотя и не подал вида. Завойко сделал в этот вечер много дельных замечаний о переустройстве Камчатки. Он даже сказал, что, конечно, если нападет английский флот, то при помощи канала будет непременно окружен и уничтожен. "А Машин - размазня какая-то! - слушая его, думал Муравьев.- Вонлярлярский болтун и фантазер". 56 Муравьев, между прочим, заметил, что Завойко отзывается о Вонлярлярском так же зло, как и тот о нем. Но ни Вонлярлярский, ни Машин ни в какое сравнение с Василием Степановичем не шли. Завойко был опытнейшим морским офицером. -До перевода в Аян он дважды - еще младшим офицером - совершал кругосветные переходы. В Аян Завойко ехал сухим путем через Сибирь, после женитьбы. Завойко бывал прежде на Камчатке и представлял многое, о чем говорил губернатор. Он соглашался со всеми его планами и обещал приложить все усилия, чтобы обстроить порт и город, создать две линии батарей, укрепить вход в гавань и в бухту... Тут же стали высчитывать, сколько нужно людей. Было уже поздно, когда Муравьев, которого во все время беседы не покидала мысль о Невельском, спросил, что же теперь делать с поисками "Байкала". - Я жду Орлова со дня на день,- ответил Завойко.- Уж он без сведений о "Байкале" не вернется. По моим расчетам, он вот-вот должен быть. Муравьев сказал, что не может тут задерживаться, что охотно прожил бы еще неделю, но дела требуют в Иркутск. - Наговоримся с вами в пути, когда станете показывать мне новую дорогу... Речь зашла об отправке. Завойко обещал не задержать. Кони были уже приготовлены и паслись в тайге. - А кто такой этот Орлов? - вдруг спросил губернатор. Он уже заметил, что об Орлове говорят в Аяне так, словно это какой-то знаменитый путешественник и следопыт. Он уже знал, что тот ушел на байдарке через море... - Бывший штурман,- ответил Завойко. - Как же он найдет "Байкал" на лодке, когда корабль не мог сыскать его? - Да! Это такой человек, ваше превосходительство! - За что сослан? - За убийство! - За убийство? - Да, он с любовницей своей убили ее мужа, хотя это и сомнительно. Муравьев покачал головой и подумал, что Завойко не церемонится с этим Орловым и как ссыльному дает вот такое поручение плыть через море на байдарке и что это, видно, тут в порядке вещей. Муравьев уж и сам привыкал к этому взгляду 57 сибирских чиновников, по которому ссыльных за людей не считали. Муравьев тоже сплошь и рядом пользовался услугами образованных ссыльных. В надежде на помилование или на прощение, которая никогда не покидает ссыльных, те готовы были выполнить самые трудные поручения. Этим пользовались с огромной выгодой все, в чьем ведении бывали ссыльные. Завойко показал карту лимана Амура, составленную Гавриловым, и рассказал о подробностях его экспедиции. Муравьев, который казался во время разговора о гибели "Байкала" расстроенным, оживился, но не оттого, что услыхал доводы Завойко. Он почувствовал досаду и гнев при виде карты Гаврилова. Ее до сих пор как бы скрывали от генерал-губернатора. Хотя об экспедиции и о ее результатах Муравьев слыхал, но карта хранилась в правлении Российско-Американской компании в Петербурге, а копия в компанейской фактории, здесь, и сейчас ему показалось оскорбительным, что до сих пор его, губернатора, никто не уведомил о ней. За время своего путешествия Муравьев начинал ненавидеть Компанию. Она тут была всесильна. Правительственные чиновники без ее поддержки ничего не могли сделать, ничего не значили. Служащие Компании без труда могли подорвать любое начинание. Он твердо решил назначить Завойко камчатским губернатором, перехватить этого администратора у Компании. Уж Василию-то Степановичу Компания противодействовать не будет! А что он дельный человек - сомнений не было. "Может быть, и не очень образованный,- рассуждал губернатор,- но это, кажется, и лучше... Прост, честен, в нем нет никакой претензии". Но он не стал говорить о Компании. В другой раз! Сегодня уже поздно. А Завойко говорил, что новая аянская дорога хороша, что он в свое время тоже поднял вопрос об Амуре и побудил отправить экспедицию Гаврилова и что, оказалось, Амур негоден, и поэтому сухопутная дорога на Маю требует внимания, средств и улучшения. - Ее надо заселить, ваше превосходительство! "Да, вот карта, за которой охотятся англичане,- думал Муравьев, и его снова охватывала обида.- Я же впервые вижу ее не из рук своего чиновника, а из рук служащего Компании... Делать нечего, если "Байкал" погиб. Придется сидеть на аянской дороге, губить шесть-семь тысяч лошадей в год... Впрочем, еще посмотрим..." 58 Губернатор прошел в спальню. Екатерина Николаевна при свете свечи читала Поль де Кока. Мысли о том, что в России несовершенно управление, что дворянство не понимает интересов страны, что чиновнический аппарат из рук вон плох, пришли в голову Муравьеву. "На самом деле! Мне - генерал-губернатору - ни разу не показали карту Гаврилова! Невельской не мог видеть этой карты, судно его из-за этого разбилось. А карты лежат у начальника Аянской фактории и в правлении Компании... Невельской и Баласогло правы,- спустившись с севера на Амур, русские освоят этот край. Но Амур надо занимать под тем предлогом, что он нужен лишь как путь на Камчатку". - Ну, как тебе понравилась хозяйка? - спросил Муравьев у жены. - Очень милая дама,- ответила Екатерина Николаевна, поднимая голову и откладывая книгу. - Кажется, с большим характером,- заметил губернатор. Жена его улыбнулась. - Завойко соглашается быть камчатским губернатором! - сказал Муравьев.- Он труженик и хозяин. Разве можно его сравнить с какой-нибудь петербургской расфранченной дрянью? Из хохлов, своим горбом вытрудил чины, проводит дороги... И с чувством юмора... Врангель не дурак, знал, за кого племянницу выдал. Он заметил дельного человека. А вот я теперь отберу его к себе. Он улыбнется Компании! А как ты думаешь, почему баронесса Врангель вышла замуж за хохла? - спросил он жену. - Любовь, мой друг! - Не только любовь. Дядя адмирал ей такую любовь бы прописал! Он не только на баронессе, он на самой Компании женился. Он замечательный человек, и практичный и безответный, какого и надо было Врангелю. Тот живо это угадал... У Юлии отец умер, семья была большая, вот и решили выдать ее за своего офицера и отправить их сюда, во-первых, чтобы был тут свой глаз, потом предполагали, что Завойко освоится и при покровительстве дядюшки станет правителем всей Компании на Аляске. Здесь он только практику проходит, а карьера ему назначена на Аляске. Вот поэтому и выдали за него баронессу Врангель. Чтобы семье покойного отца ее был кусок хлеба. Немцы зря, без расчета, не возьмут русского зятя. Но Завойко не дурак и уйдет ко мне! - Он очень понравился Элиз. 59 - Ну, Элиз и Иннокентий понравился. Она во всех влюблена, наша Лизавета. Муравьеву не нравился роман Элиз с Мишей. "Не дай бог, он всерьез влюбится... Отвечать перед родственниками за такой брак я не желал бы. О люди, люди! Только недосмотри..." Он вспомнил, как однажды требовала Элиз, чтобы Миша был при ней. Разговор был год тому назад в Иркутске, когда Миша приехал из Семеновского полка и они познакомились. Элиз заявила губернатору, что она одинока и просит, чтобы Мишель был всегда при ней... Из любви к Мише пустилась в этот путь... Завойко тем временем на мезонине шепотом передавал жене подробности своей беседы с губернатором. - Да уж буду я генералом! Ей-богу, буду! Как Антон Антонович захотел, чтобы ты была у меня генеральшей! Только бы Муравьев не оказался Хлестаковым. Решено было, что утром Завойко даст согласие губернатору и отпишет сразу же в правление Компании Василию Егоровичу - брату Юлии, а также дядюшке Фердинанду Петровичу, что хочет уходить из Компании. - Довольно Завойко быть в Компании,- шептал Василий Степанович,- пусть дядюшка Фердинанд Петрович прочтет, что люди уже обратили внимание на Завойко и что Завойко сам будет адмиралом... Ему хотелось доказать дядюшке, что не из его рук, а своим умом и своими трудами добился он своего счастья и достатка. А Юлия Егоровна рассказала, что она долго беседовала с Муравьевой и что та ей опять помянула, как Николай Николаевич доволен, что встретил такого человека, как Завойко, и прочит ему будущее... А Элиз и Корсаков сидели в саду в беседке и говорили по-французски при свете луны. После долгой разлуки они впервые остались наедине. Темнели длинные стволы редких берез, на море виднелись огни "Иртыша", и сам корабль, стоявший на якоре, то исчезал, то появлялся в клочьях плывущего тумана. Элиз очень нравилась Мише, но он знал, что его батюшке с матушкой и генералу совсем неугодна была бы его женитьба на ней, если бы даже она оставила сцену. Но в то же время душа его ликовала, так приятно было, так льстило, что Элиз с ним. А Элиз чувствовала, что путешествие идет к концу и с ним кончается все... 60 Глава 9 ВОЕННЫЙ СОВЕТ В АЯНЕ -Как быть с поисками "Байкала", господа? - спросил Муравьев.- Что делать в том случае, если Невельской погиб? Вот два вопроса, на которые мы должны ответить... Ваганов вызывался идти к устью Амура на "Иртыше" и немедленно принять меры к розыску Невельского и его команды. Он бывал вблизи тех мест с Миддендорфом и снова рвался туда. Остальные согласились с мнением Завойко, что следует ждать возвращения Орлова и что слухи еще могут быть ошибочны. Ваганову возражали, что дело к осени и всякие поиски сейчас, когда вот-вот бухты и заливы начнут покрываться льдом, окажутся бесполезными. - Если "Байкал" разбит, надо команду искать сухим путем.- говорил Завойко. Мысль о морской экспедиции была отвергнута. Василий Степанович обещал, как только Орлов прибудет, в случае, если он не доставит сведений, отправить людей берегом. Долго говорили о том, как поступить, если Невельской погиб и если на самом деле команду "Байкала" вырезали гиляки. Наконец все было решено. - Итак, господа, благодарю вас за поданные мнения,- сказал Муравьев. Он обратился к Завойко: - Василий Степанович, дела закончены и я еду в Якутск. Грустное чувство охватывало Муравьева, Жаль было Невельского и жаль так славно начатого дела. Рушился еще один замысел... И все же очень интересно было и впереди: видеть аянскую дорогу, плод трудов Завойко, узнать, как в дремучей чаще, на реках живут привезенные сюда крестьяне. Это надо было увидеть и знать. Муравьев считался с необходимостью и умел находить интерес во всяком деле. Послезавтра в путь... Прощай, море... - Ну, а теперь, Василий Степанович, о делах Компании! - сказал губернатор, отпустивши членов военного совета.- Вчера я не стал касаться этого вопроса. - Ох! Уж я давно желаю пожаловаться вам, ваше превосходительство! Эта компанейская деятельность вконец меня из- 61 нурила и лишила здоровья и губит меня и всю мою семью... Я отдал Компании цветущие годы своей жизни... Губернатор хотел видеть ту сторону деятельности Завойко, которой он был известен и за которую был так ценим Компанией. По виду Аяна можно было о многом догадаться. Завойко стал рассказывать о своей хозяйственной деятельности. Впервые за время своего путешествия губернатор почувствовал себя в сфере коммерческих интересов Компании. Тут все дышало интересами ее пайщиков. "У Компании нет и не может быть той цели,- думал Муравьев,- что у меня..." Когда-то во главе Компании, основанной для добычи пушнины на американских землях, открытых Шелеховым, стояли иркутские купцы. После смерти Шелехова правителем и главой всего дела была вдова и спутница Шелехова в его великих открытиях. Но со временем петербургские вельможи прибрали все к своим рукам, перевели главное правление из Иркутска в Петербург. Они стали получать миллионы чистого дохода. За последние годы дело, начатое иркутянами, "перешло", как выражался Иннокентий, порассказавший кое-что губернатору и подливший масла в огонь, "в руки лютеран" - придворных немцев. Компания была монополистом, не знала конкуренции. Акционеры ее богатели, а служащие в "колониях" думали лишь о сохранении дивидендов на прежнем уровне. Муравьев заметил, что Завойко всегда жалуется на что-нибудь, охает и клянет свою судьбу. Поначалу это удивляло губернатора. Но теперь он понял, что это жалобы человека, который одновременно отлично все делает и преуспевает. Жалобы и проклятья не мешали Завойко жить и обзаводиться всем необходимым. И не только обзаводиться, но и стяжать себе добрую славу в Компании, быть на отличном счету. Василий Степанович надел фуражку и повел губернатора. - Ох! - вздохнул он, подходя к огромному амбару.- Боже мой! Сейчас увидите все наши грехи, что мы еще не успели вывезти, хотя тысячу лошадей уже отправили и возим все лето и всю осень... Сильной рукой Завойко распахнул широкую дверь бревенчатого пакгауза. До потолка громоздились кожаные тюки с пушниной, привезенные из американских владений. Это все было добыто охотниками: индейцами, алеутами и русскими на Аляске, Прибыловых и Алеутских островах. Со времени Шелехова осталась та же упаковка, та же сортировка. - Вот морские котики! - сказал Завойко.- Отсюда они пойдут по новой дороге на Маю, в Якутск, а оттуда в Иркутск и Кяхту для продажи в Китай. Эти коты - наше золото, чем богата Компания и все акционеры.- Завойко стал рассказывать, как идут запросы из Петербурга, много ли забито котов, сколько отправлено, каких, куда...- А как этих котов бьют нынче все иностранцы - то бишь силеры1, как они себя сами называют,- так про то. ни слова, хоть я и писал уже не раз. Наши богатства разве так надо охранять! Право же, ваше превосходительство, если не спохватимся вовремя, то все погубим... Дощатый пол в узких коридорах между тюками был выструган и чист. Пахло салом шкур и свежерубленым деревом. Эти два запаха - новых построек и пушнины - преследовали губернатора все время, пока он обходил Аян. "Так вот они, знаменитые амбары Компании!" -думал он, глядя на груды драгоценных мехов. Муравьев не был достаточно богатым человеком, чтобы не завидовать тем, кто получает миллионы от продажи этих шкур, не зная даже, как они добываются. В душе у него накипело против Компании. Брать миллионы и ничего не давать! Завойко, родственник председателя Компании, и тот уверяет, что богатства не охраняются, гибнут, что иностранцы разбойничают! Другой сарай был заставлен бочками с красной рыбой. - Только что закончился лов ее,- сказал Завойко.- Это хлеб здешнего населения. Так же как и на Камчатке! Я наладил сам вылов и сам плел невода, учил всех, и теперь все сыты. Часть сарая была отведена под магазин, где хранились товары: попроще - для туземцев, а получше - на продажу иностранным китобоям. Завойко сказал, что среди шкиперов есть у него знакомые, и что все они большие канальи, но его боятся, и что сигары, которыми он вчера угощал, доставлены из Ма-ниллы одним из этих шкиперов, и что тысяча штук будет упакована Николаю Николаевичу к отъезду, так как таких сигар нельзя сыскать в Петербурге ни за какие деньги. Солнце поднялось высоко, когда губернатор и Завойко вышли, закончив осмотр. Море, ярко-синее, как на юге, ослепительно сверкало. Листва и иглы опадали. На вершинах сопок отчетливо видны были лиственницы и белые березы, издали похожие на слабую щетину. 1 Котиколов, охотник за котиками (искажен, англ, sealer). 63 - Мне приходилось кормить все население по побережью,- рассказывал Завойко.- Если же нет улова, сущее несчастье. Тогда я вызываю оленных тунгусов из глубины материка и снабжаю население оленьим мясом на выгодных условиях. - На выгодных условиях? - переспросил губернатор. - Да, на весьма выгодных... К тому же раздаю рыбу, помогаю окрестному населению, пекусь об инородцах, так как сознаю, что они тоже есть подданные императора. А море, едва вышли из строений, напоминало о Невельском... - А что же представляет собой Аян в военном отношении? - спросил Муравьев. - Очень выгодный пункт. Сопки дают возможность господствовать над морем!.. Но чем больше говорил о своей деятельности З