красивые светлые глаза и рассеянный взгляд --
такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он
невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать
свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище --
гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно
он его обвел, скажи нет, и раз -- в левый угол! " Вообще вся эта орава
молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно
ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со
взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках
родственной души.
-- Ты что, оглохла? -- спросила Данка, подходя к раковине. -- Я уже
второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе
под нос...
Цеся вздрогнула и закрутила кран.
-- Ну, так что, сегодня не занимаемся? -- спросила Данка с надеждой в
голосе.
-- Нет, нет, занимаемся, -- очнулась Цеся, -- Пошли. Берем манатки -- и
на башню!
Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в
квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно
было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и
желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем,
было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на
матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не
стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной
музыкой. Лежала, поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким
простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную
тоску. Скоро весна... что она принесет?
-- Мне бы хотелось влюбиться, -- вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула,
испугавшись. Она совсем забыла про Данку.
Подруга посмотрела на нее снисходительно.
-- Кому не хочется, -- сказала она, флегматично грызя яблоко и
одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради, -- Честно
говоря, я тоже только об этом и мечтаю.
Как это? -- с любопытством спросила Цеся и приподнялась на локте. -- Я
думала, ты влюблена в Павла.
Что ты! -- сказала Данка. -- Он меня не понимает. Совершенно. Я
влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны моей личности.
О господи! -- взволнованно произнесла Цеся.
Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты
видишь хоть одного интересного парня?
Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом
она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом,
впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.
Нет, не вижу, -- решительно сказала она, -- Ни одного.
Вот именно, -- Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца,
-- Где его, такого, найдешь -- и чтоб интересный был, и чтоб в то же время
тебя понимал?
Я бы не стала так много требовать, -- сказала Цеся мечтательно, --
Вовсе не обязательно, чтоб он меня понимал.
Ну конечно, -- буркнула Данка. -- Когда и понимать-то особенно
нечего...
Что? -- рассеянно переспросила Цеся.
Ничего.
Знаешь что?
Пока нет.
Я бы могла влюбиться без взаимности, -- призналась Цеся, -- Если
хорошенько разобраться в своих чувствах, можно прийти к выводу, что неважно,
любят ли меня, -- важно только, люблю ли я.
Ты что!
Серьезно.
Ну, а твой бородач? -- полюбопытствовала Данка, -- Он ведь довольно
интересный, нет?
Не-ет, -- сказала Цеся, -- Нисколечко.
Хорошо одевается...
Дурак он.
Почему дурак?
Спорил, что "Кориолана" написал Верди.
А не он написал?
Нет.
Действительно. Зачем спорить?
Цеся перевернула пластинку на другую сторону и снова плюхнулась на
матрас.
Здорово здесь, -- сказала она, -- Ничегошеньки делать не хочется.
И мне! -- обрадовалась Данка. -- Знаешь что? Не будем сегодня
заниматься!
О нет!!! -- неожиданно крикнула Цеся и вскочила как ужаленная. -- За
работу!
На нее вдруг навалилось гнетущее ощущение случившейся беды. Ведь
сегодня Данка получила двойку по физике, а она, вместо того чтобы спасать
положение, вместо того чтобы восполнять свои упущения на ниве просвещения,
еще потворствует этой лентяйке.
Чего только весна не делает с человеком...
8
Спустя несколько дней Данка схватила очередную двойку, причем -- о
ужас! -- у Дмухавеца. Урок польского подходил к концу, и учитель не успел до
звонка израсходовать весь запас язвительности, каковым его наделила
матушка-природа. Поэтому он поймал Целестину на перемене и, презрительно
фыркая, задал ей вопрос, который угодил прямо в цель:
-- Что, Жак, подводим?
Испуганная Цеся смиренно стояла перед классным руководителем. Робость,
эта проклятая болезнь, смешалась с чувством вины в такой
трудноперевариваемый коктейль, что бедная Телятинка не могла выдавить ни
слова.
-- Я тебя просил, Жак, -- куражился Дмухавец, -- вытянуть за уши эту
бездельницу Филипяк. Но ты не только этого не сделала -- ты сама покатилась
вниз. Что означает несчастная тройка с минусом, которую тебе поставил
биолог? А?
Цеся молила провидение, чтобы Дмухавец вдруг потерял голос. Спектакль
привлек уже нескольких любопытных, а под соседним филодендроном стоял ее
одноклассник Ежи Гайдук, со всегдашним своим высокомерным видом погрузившись
в чтение ежедневной газеты.
О, сколь жестоко ошибается человек, одаряя доверием ближних! -- зычно
воскликнул Дмухавец. Проходившая по коридору завуч смерила Цесю взглядом,
выражающим осуждение и безоговорочную солидарность с учителем, -- В чем
дело, скажи, пожалуйста! -- рявкнул классный руководитель. -- У тебя
неприятности? Ты плохо себя чувствуешь и не справляешься? Ты влюбилась?
Цеся обрела дар речи.
Нет!!! -- крикнула она. Не хватало только, чтобы клеветнические
измышления Дмухавеца были услышаны под филодендроном и неправильно
истолкованы.
Что же с тобой, в таком случае? -- спросил Дмухавец неожиданно тихо и
ласково. Одновременно взмахом руки он разогнал зевак.
Я постараюсь... -- простонала Цеся.
Хотелось бы в это поверить, -- с сомнением сказал Дмухавец и
внимательно присмотрелся к Цесе. -- Ты плохо выглядишь. К тому же отмечается
некоторая вялость ума. Как будто ты регулярно не высыпаешься.
"Так оно и есть", -- подумала Цеся не без иронии. Иренка попрежнему
подымала дикий крик в два часа ночи. Войтек и Кристина, не зная, как
справиться с ребенком, однажды ночью, придя в крайнее отчаяние, разбудили
сладко спавшую в банте Цесю, и с той поры это вошло в обычай, ибо одна
Телятинка умела вместо молока напоить дитя чаем из травок, приготовленным
особым способом, -- так, чтобы Иренка даже не заподозрила обмана. Кроме
того, Цеся придумала гениальный способ, как перехитрить ребенка: во время
ночного кормления Иренку не брали на руки, а только слегка приподымали
изголовье кроватки. Когда малышка опорожняла бутылочку, следовало с
превеликой осторожностью и очень медленно опустить постельку в прежнее
положение, чтобы насосавшийся, как пиявка, младенец ничего не почувствовал и
не открыл закрывшиеся в процессе еды глазки.
Затем надлежало в течение двух секунд на цыпочках выйти из комнаты, и
тогда можно было надеяться, что Иренка заснет хотя бы часа на три.
Ты как будто отупела, -- продолжал Дмухавец. -- Скажи, что ты прочла за
последнее время?
"Болезни детского возраста", -- не задумавшись, ответила Цеся.
Что?! -- оторопел Дмухавец.
Ну... это такой учебник... -- смутилась Целестина.
Сдается мне, ты читаешь не те учебники, -- ехидно заметил Дмухавец и
подскочил, потому что в эту секунду над самой его головой оглушительно
зазвенел звонок.
Перемена окончилась. Целестина могла возвращаться в класс.
В дверях образовалась пробка, так как все стремились войти в класс
одновременно. Цеся, чтобы не толкаться, отошла в сторонку.
Чего он от тебя хотел? -- спросила Данка, неожиданно вырастая у нее за
спиной.
Отстань, -- буркнула Цеся.
Обо мне что-нибудь говорил?
Отстань.
Ну скажи!
Говорил.
Что?
Что я во всем виновата, и что мне нельзя доверять, и что он во мне
обманулся, раз я не сумела тебя вытянуть, -- выпалила Цеся, глядя подруге в
глаза.
Да? -- усмехнулась Данка, отводя взгляд. -- Ну-ну... Надеюсь, ты не
очень огорчена?
Очень, -- отрезала Цеся, -- Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Хо-хо! И когда же?
После обеда... -- рассеянно произнесла Цеся.
Гайдук стоял напротив, по другую сторону осаждающей дверь толпы. Под
мышкой у него торчала сложенная газета. Посвистывая сквозь зубы, он, не
замечая Цеси, высматривал кого-то в глубине коридора. Высокий, прямой, с
большим гордым носом и глазами, светящимися внутренним светом. "Ежик", --
мелькнуло у Цеси в голове, и она поймала себя на том, что загляделась на
Гайдука. Продолжалось это от силы минуту, но ей было достаточно, чтобы
вспыхнуть при одной мысли, что кто-то может перехватить ее взгляд. Резко
повернувшись, Цеся вклинилась в гущу толпы и пролезла в класс.
9
Был ясный теплый день. Мартовский воздух пах свежестью и солнцем. Окна
квартиры на третьем этаже дома с башенкой по улице Словацкого были широко
распахнуты. Посторонний наблюдатель, если б ему удалось подняться на такую
высоту и заглянуть в квартиру, увидел бы, что в захламленных, по
обыкновению, комнатах царит лихорадочная суета. Цеся и Данка. которые, не на
шутку разругавшись, притащились из школы унылые и мрачные, естественно, не
могли снаружи увидеть, что происходит, в доме, и потому, едва переступив
порог, остановились, охваченные чувством надвигающейся катастрофы.
-- Что случилось?! -- крикнула Цеся, увидев своих родственников,
суетливо бегающих по коридору.
Трагедия! Трагедия! -- воскликнула мама Жак, хватаясь за голову. --
Цеся! Дануся! Спасите!
Что все-таки случилось?! -- рявкнула Цеся.
Но мама Жак, нервно подпрыгивая, уже удалялась в направлении кухни.
-- Катаклизм, -- меланхолически произнес отец, стоявший, скрестив руки,
посреди большой комнаты. -- Катаклизм. Право, не знаю, чем я так разгневал
судьбу. А ведь говорил, просил, умолял: я хочу иметь сыновей. Нет, мне,
разумеется, навязали дочерей. И вот вам плоды этого рокового легкомыслия. --
И, мрачно качая головой, ушел в свой кабинет.
Из кухни выскочила тетя Веся.
Где Бобик? Где мой ребенок?! -- кричала она.
Что случилось?! -- Цеся больше не владела собой.
Бобик в песочнице, -- сообщил дедушка, шлепая по коридору, -- Строит с
Новаковским двухэтажный замок для мышей. И слава богу -- хоть этих не будет,
когда они придут.
Кто придет? -- гаркнула Цеся.
Дедушка посмотрел на нее, как па бесноватую.
-- Чего ты кричишь? -- с упреком сказал он. -- Пришла из школы,
того-этого, и нет чтобы поздороваться -- с ходу начинает орать. И на кого?
На престарелого больного пенсионера. У меня мог начаться сердечный приступ,
того-этого.
Цеся застонала. "Чистое безумие! " -- в бессильном отчаянии подумала
она.
-- Папа, что происходит? -- кротко спросила Цеся, входя в комнату отца.
Жачек сидел на диване, глядя в пространство остекленевшим взором, и
остервенело чистил на себе башмаки.
Папа, ты можешь в двух словах объяснить, что опять стряслось?
Я тебе сказал: катаклизм. Минуту назад позвонила твоя сестра. Они с
Толеком и его родители вышли погулять, и им взбрело в голову нанести нам
маленький визит.
О боги! -- цепенея, прошептала Цеся.
Вот так-то, -- сказал Жачек, -- Через пятнадцать минут они будут здесь,
голубушка.
Мы с Данкой идем на башню, -- заявила Цеся.
О нет! -- крикнула мама, врываясь в комнату и ныряя в бельевой шкаф. --
Никуда вы не пойдете, нужно прибраться. Ради бога, где кремовая скатерка?
В стирке, -- сказала разумница Цеся. -- Я вчера погладила другую, в
клеточку.
В клеточку! -- воскликнула мама, ломая пальцы. -- Придет графиня и
этот... как его... лорд, который читает французских просветителей, а ты мне
клеточку предлагаешь! Дануся, вот деньги, сбегай в кондитерскую за
пирожными. Выбери какие-нибудь понеобыкновеннее!
А может, лучше торт? -- предложила Данка, боря у мамы Жак кошелек и
застегивая пальто.
Да, торт, пожалуй, лучше, -- согласилась мама. -- А ты, Цеся, тащи
щетку, надо тут хотя бы подмести!
Все равно ничто уже не поможет, -- уныло заметил Жачек.
Цеся сбросила сапожки, подвязала фартук и принялась за уборку.
Тетя Веся тем временем торопливо мыла посуду, мама побежала вниз к
Новаковским одолжить фарфоровый кофейный сервиз, отец продолжал чистить
башмаки, и даже дедушка, дабы не отстать от других, ковырялся в своей
трубке. Когда через двадцать минут раздался звонок в дверь, все было более
или менее разложено по местам, начищено и выковыряно. Более или менее --
внимательный наблюдатель без труда заметил бы выглядывающие из-под шкафа
заляпанные грязью резиновые сапоги Бобика, пыль на телевизоре,
потрескавшиеся от старости стены и потертый ковер. Звонок прозвенел во
второй раз.
-- Здравствуйте, -- лучезарно улыбаясь, сказала мама Жак, открывая
дверь. -- Какая приятная неожиданность!
У Юлии были испуганные глаза и лицо белее мела. Толек, тоже
взволнованный, держал под руку худую элегантную даму с породистым профилем,
в костюмчике с меховым воротником, сшитом по последней парижской моде. На
запястьях у нее позвякивали старинные серебряные браслеты.
-- Здравствуйте, -- сказала дама великосветским тоном.
Оробевший Жачек тем временем тряс руку сухонькому светловолосому
джентльмену, который, несмотря на оттопыренные розовые уши, действительно
смахивал на лорда.
-- Очень приятно, очень приятно, -- наперебой твердили оба.
В кухне тетя Веся лихорадочно перетирала фарфор Новаковских. Данка и
Цеся вынули из коробки торт и положили его на красивую тарелку.
-- Я туда не пойду, -- заявила тетя Веся, -- Нет, нет, с такой
прической... я неделю не была в парикмахерской.
-- Тетя! Ты должна! -- шепотом воскликнула Цеся. -- Вот я точно не
пойду, ни за какие коврижки!
-- Пойдешь, пойдешь, -- сказала тетя, -- Меня не уговоришь. Кроме того,
погляди -- я в домашнем платье.
Я иду наверх, -- сообщила Данка. -- Позанимаюсь немножко.
Цеся вздохнула, налила воды в чайник и поставила его на газ. Потом
пошла в ванную -- причесаться и привести себя в порядок. Ситуация была более
чем серьезная, следовало пустить в ход все козыри. "Бедная Юлька", --
подумала Целестина и щедрой рукой наложила на веки голубые тени.
10
-- А вот и Цеся! -- сказала мама.
Человек, не знакомый с мамой Жак, глядя на нее, никогда бы не подумал,
что эта красивая полная дама со спокойными движениями и милой материнской
улыбкой взволнована до последней степени. Зато у домашних не было сомнений,
отчего дрожит ее голос и трепещут черные ресницы.
-- Садись, дорогая, -- ободрила Цесю мама и взяла у нее из рук поднос с
фарфором Новаковских.
Пока величественная дама и ее лордоподобный супруг оглядывали Цесю с
головы до ног, Толек дружески подмигнул ей со своего места.
-- Славная барышня, -- наконец вынесла свой приговор дама, -- А какой
смелый грим.
В самом деле, Цеся, дабы не упасть в грязь лицом перед высокими
гостями, использовала все возможные средства из своего и Юлиного арсеналов.
Судя по вытянувшейся физиономии отца, она, пожалуй, перестаралась.
Молодо-зелено, того-этого, -- сказал дедушка и смущенно закашлялся,
почувствовав на себе панические взгляды родственников, как будто он выдал
позорную семейную тайну.
Юлия, разумеется, гораздо серьезнее, -- поспешил заверить гостей отец.
Юлия судорожно улыбнулась и облизнула пересохшие губы.
Мы очень любим Юлечку, кхе-кхе, -- заявил вдруг лорд, покашливая, --
Она такая нежная. Как цветочек.
Кому кофе?! -- молниеносно вмешалась Цеся, молясь в душе, чтобы никому
из родных не захотелось оспорить это мнение.
К счастью, беседа свернула на гастрономические темы, и Жаки позволили
себе немного расслабиться.
-- Прелестный фарфор, -- восхитилась изысканная Толекина мама, беря
двумя пальцами хрупкую чашечку с кофе, -- Именно такие мелочи, семейные
реликвии, переходящие из поколения в поколение, создают атмосферу дома.
Никто ей не возразил. Разве она была не права?
Цеся резала торт, стараясь, чтобы треугольнички получались идеально
ровными и аккуратными. Дедушка неожиданно нашел общий язык с отцом Толека:
разговор у них зашел относительно "Опыта о нравах и духе народов" Вольтера.
Тема была нейтральная, и Юлия вздохнула с облегчением. Пока все шло более
или менее гладко. Жачек развлекал Толекину мать, популярно объясняя ей
основы квантовой механики. Мама Жак взяла в свои руки бразды правления и
руководила беседой, вставляя то деликатное замечание по поводу квантов, то
глубокомысленный комментарий к Вольтеру. Было в самом деле очень мило. Но
идиллия продолжалась недолго.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бобик --
зареванный, с грязными дорожками от слез па щеках.
Новаковский его замуровал! Новаковский его замуровал! -- едва выговорил
он, рыдая, -- Живьем! Живьем!
Кого?! -- крикнула мама Жак.
Моего мыша! Моего мыша! -- всхлипывал поглощенный своим горем Бобик,
ничего не замечая вокруг. -- Посмотрите! Посмотрите! -- сказал он, кладя на
стол безжизненное мягкое тельце с безволосым хвостиком, -- Он, наверно,
умер! Умер!
Юлия в мгновение ока позеленела.
Забери это со стола, -- простонала она.
Дядя, сделай ему искусственное дыхание! Сделай ему искусственное
дыхание! -- причитал Бобик.
Мышка неподвижно лежала среди дивной красоты фарфоровых чашек и
аппетитных кусочков орехового торта, а желтые нарциссы в темно-синей вазе
скорбно склоняли над ней свои анемичные головки. Жачек отнесся к делу
серьезно.
Принеси нашатырный спирт, -- сказал он. -- Попытаемся привести ее в
чувство. -- И коснулся мыши пальцем. -- Еще теплая, -- проговорил он
задумчиво.
Папа!!! -- сдавленным голосом сказала Юлия.
Он умер от разрыва сердца? -- плакал Бобик.
Не говорят "он", говорят "она", -- машинально поправила его мама Жак.
Почему? -- всхлипнул Бобик.
Мама!!! -- сказала Юлия сдавленным голосом.
Но было уже поздно. Машина пришла в движение.
Потому что мышь женского рода, -- объяснила мама.
Всякая? -- заинтересовался Бобик: даже рыдания перестали срываться с
его серых от пыли губ.
Всякая. Говорят не "этот мыш", а "эта мышь".
А самцы тоже женского рода? -- пожелал узнать Бобик.
-- Гм... самцы. Нет, не женского.
Это очень интересно, -- отметил Бобик, уже окончательно успокоившись и
готовый задавать дальнейшие глубокие вопросы.
Мышка на столе пошевелилась, и немного желтого песка ссыпалось с ее
шубки. Мать Толека сидела, как загипнотизированная, и глядела на
подергивающее лайками существо так, словно перед ней была бомба замедленного
действия.
-- Жив! Жив! -- завопил Бобик. -- Дайте ему торта, дайте ему торта! --
Просиявший ребенок недолго думая вскарабкался на колени к гостье и, поерзав,
устроился, как ему было удобно.
Элегантная дама сидела не шевелясь. Она была удивлена, но не подавала
виду.
Какой милый мальчуган, -- заметила она из-за взлохмаченной головки
Бобика, стараясь не прикасаться к его запыленной курточке.
За-бе-ри-те э-ту мышь, -- с трудом пролепетала Юлия, близкая к
обмороку.
Ах, в самом деле, -- спохватилась вдруг мама Жак и, помогая себе
ложечкой, положила мышь на тарелку. -- Жачек, унеси эту несчастную тварь.
Извините нас, ради бога. У Бобика бывают такие заскоки.
Ничего, ничего, -- поспешили успокоить маму гости.
Мышь была унесена. Цеся сманила Бобика с колен величественной дамы,
положив на тарелочку большущий кусок торта и поставив эту приманку на
противоположный конец стола. Дедушка ловко свернул разговор на Вольтера,
отец возвратился к квантам, Юлия постепенно начала обретать нормальный цвет
лица. Однако родные ошибались, полагая, что Бобик позволит заткнуть себе рот
тортом. Проглотив, чудом не подавившись, огромный кусище, он слизал крем с
пальцев и заметил:
О, что я вижу? Сервиз Новаковского!
Вкусный тортик? -- надрывно вскричала мама Жак.
Замечательный, -- немедленно откликнулась гостья.
Замечательный, кхе-кхе!
Я по голубым рисуночкам узнал, -- похвастался Бобик. -- У меня глаз
наметанный. Мама Новаковского говорила, что они за него заплатили в
антикварном...
Бобик! -- сказала Юлия.
11
И все-таки, несмотря ни на что, прием прошел удачно. После кошмарной
промашки Бобика ничего худшего случиться уже не могло. Сознание этого
принесло всем членам семьи Жак острое чувство облегчения: лед внезапно был
сломан, и общая атмосфера заметно потеплела. Вторая часть встречи прошла в
приятной беседе без перебоев.
Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы:
наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с
которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах -- таких, как
современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины
отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым
французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы.
Правда, дедушка со свойственной ему чистосердечностью несколько нарушил
общую гармонию, сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку
еще его не прорабатывал -- он добрался только до буквы "Д", -- однако в
задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление
прошло незамеченным.
Когда отец и мать Толека поднялись из-за стола, никто уже не помнил ни
о мыши, ни о сервизе Новаковского. Чаепитие благополучно завершилось, и
после заключительного обмена любезностями, приглашениями в гости и взаимных
восторгов от знакомства со столь интересными людьми окрашенная в белый цвет
входная дверь наконец захлопнулась за Толеком и его родителями.
-- Ушли, слава богу! -- сказал Жачек и вздохнул с облегчением,
бессильно прислонясь к вешалке для верхней одежды.
И в ту же секунду в дверь легонько постучали. Это отец Толека вернулся
за своим зонтом.
Он наверняка слышал! -- с отчаянием прошептала Юлия, когда Жачек, на
этот раз проявив большую осмотрительность, проводил гостя вместе с зонтом на
площадку и удостоверился, что тот окончательно ушел.
Ничего он не слышал, -- буркнул Жачек без особой уверенности, тщательно
закрывая дверь на задвижку. Он немного глуховат, я сам видел.
Господи, что ты мог видеть?
Что он глух. Как пень, -- сказал Жачек и добавил с оттенком
высокомерия: -- И вообще, напрасно ты волнуешься, дорогая, не такие уж они
аристократы.
Неправда, он не глух как пень! -- безумно вращая глазами, воскликнула
Юлия.
Глух. Глух, как Бетховен. Я своими глазами видел, что он пользуется
специальным рожком. Вставляет его в ушную раковину.
Сам ты раковина! -- зарычала Юлия. -- С рожком! А он еще хоть куда и
наверняка расслышал твое бестактное высказывание. О господи, почему вы все
такие ужасные?
Юлия, а что, этот юноша хочет на тебе жениться? -- полюбопытствовал
дедушка.
Н-не знаю, -- вспыхнула Юлия, -- Я вообще ничего не знаю.
Конечно, хочет, -- убежденно сказала мама, -- Иначе зачем ему было
приводить родителей?
Он-то хочет, -- изрек Жачек тоном пророка, -- но как они к этому
отнесутся, вот вопрос.
Юлия неожиданно начала всхлипывать:
Это все из-за вас! Из-за вас и из-за этого чудовища Бобика!
Ну, ну, полегче насчет чудовища, -- возмущенно сказала тетя Веся,
выглядывая из ванной, -- Ты знаешь, я не люблю, когда его так называют.
А я считаю, что по-другому его никак не назовешь.
А я нет!
Атмосфера явно накалялась, и Цеся предпочла убраться подальше от
эпицентра склоки. Захватив из кухни несколько оставшихся от обеда холодных
картофельных оладий, она поднялась на башенку.
12
Данка, разумеется, лежала на матрасе и писала стихи. Из проигрывателя
неслись звуки флейты, и вообще не похоже было, что кому-то здесь хочется
заниматься.
Цеся поставила перед Данкой картофельные оладьи и приглушила
проигрыватель.
Данка! -- строго сказала она, -- Пора поговорить серьезно.
Я пишу, -- заметила Данка.
Ты должна начать что-то делать.
Не мешай.
Учиться, к сожалению, нужно, от этого не отвертишься, как ни старайся,
-- продолжала Цеся, твердо решившая не сдаваться, -- У тебя что, совсем нету
честолюбия?
Нету. Я пишу. Не мешай мне, черт подери!
Цеся выключила проигрыватель.
-- Нет, ты меня выслушай! Мне надоело! -- крикнула она, -- Ты
относишься ко мне как к вещи! Даже не соизволишь посмотреть в мою сторону!
Данка посмотрела на Телятинку с издевательской ухмылкой и села на
матрасе, откинув со лба блестящие каштановые волосы.
Ну, давай говори, хотя я заранее знаю, что ты собираешься сказать.
Цеся, растерявшись, молчала.
-- Ну? -- подбодрила ее Данка. -- Ты остановилась на том, что у меня
нет честолюбия.
Вот именно. И элементарного чувства благодарности, -- выпалила Цеся. --
Ты даже не замечаешь, что я трачу на тебя все свободное время. Я хочу тебе
помочь, но ведь ты сопротивляешься! Ты так чудовищно ленива, что у меня
просто руки опускаются!
Ну, ну...
Хоть намек на чувство собственного достоинства у тебя есть? Ты не
понимаешь, что это унизительно, когда тебя перед всем классом постоянно
называют лентяйкой? А ведь ты не глупей других, даже совсем наоборот...
Данка встала и нервным движением одернула юбку.
Послушай, -- сказала она, снимая невидимую ниточку с рукава зеленой
вязаной кофты, -- условимся раз и навсегда, что у меня нет честолюбия,
чувства благодарности, чувства собственного достоинства и что я лентяйка.
Сразу станет легче жить. И тебе будет спокойнее, и я смогу писать без помех.
Ничего не понимаю. Ты что, хочешь остаться на второй год? -- застонала
Цеся, хватаясь за голову.
В принципе мне все равно, -- призналась Данка, -- У меня уже столько
хвостов...
Да ведь я хочу тебе помочь!
Не станешь же ты за меня учиться.
Послушай, -- сказала Цеся, -- Еще одно. Я за тебя отвечаю. Я обещала
Дмухавецу, что тебя вытяну, и обязана это сделать.
Чего тебе дался этот старик? -- обозлилась Данка, -- К учителям надо
относиться по-особому. Были б они обыкновенные люди -- другое дело, но это
же надзиратели.
Ха! -- возмутилась Цеся. -- И Дмухавец?
Ну, может, он в меньшей степени.
Дануся... -- снова начала Целестина просительно. -- Ты такая умная,
талантливая, у тебя столько замечательных качеств... подумай о своем
будущем. Чем скорее ты кончишь школу, тем раньше станешь свободна! Ты
непременно будешь великой поэтессой. Отец Толека сказал, что у тебя талант,
а уж он-то в литературе разбирается...
Данка подняла голову и нахмурилась:
Что? Что? Как это он, интересно, может судить о моем таланте?
Я ему показала тетрадку... с твоей поэмой... -- поперхнулась Цеся.
С поэмой "Отчуждение"?! -- спросила Данка бледнея.
Да, он пришел в восторг... -- Цеся почувствовала, что Данку это
сообщение не особенно обрадовало, и осеклась.
Принеси мне эту тетрадь, -- проговорила подруга безжизненным голосом.
-- И заодно отдай маме кошелек. Когда я пришла с тортом, была такая
суматоха...
Данка, ты... ты сердишься? -- с замиранием сердца робко спросила Цеся.
Дануся недвижно, как изваяние, сидела на матрасе, прислонясь к стене, и
лицо ее было лишено всякого выражения.
-- Принеси тетрадь, -- повторила она.
Цеся, в ужасе от того, что натворила, помчалась в столовую, где возле
тарелки с тортом еще лежала Данкина тетрадь -- увы, уже не в том виде, в
каком была: Бобик, воспользовавшись случаем, нарисовал в ней акварелью танк,
атакуемый вертолетом со множеством людей на борту. Телятинка почувствовала
сухость в горле и странную пустоту в голове. Она не в силах была вообразить,
как ее подруга раскроет тетрадь, где на лучших страницах "Отчуждения"
намалеван танк. Больше всего ей хотелось отдалить эту минуту в
бесконечность. А пока что она решила пойти к маме.
13
Родители были у себя в комнате, и Цеся, заглянув в дверь, позавидовала
их душевному спокойствию и возможности работать в нормальной обстановке.
Мама, повязав поверх юбки какую-то тряпку, за большим столом лепила из
глины изящные сахарницы в форме гиппопотамов. Разгороженная пополам книжным
стеллажом комната освещалась двумя одинаковыми лампами. Однако одна половина
нисколько не походила на другую. Вокруг мамы царил хаос: на полу -- глина,
на столе -- гипс и глина, на стульях -- глина и гипс; на полках стояли
бутылочки и баночки с глазурью, кисти в стеклянных банках и высохший стебель
кукурузы в бутылке от вина. Мама была весела и полна трудового энтузиазма,
пальцы ее двигались быстро и ловко, красивые губы тоже были в движении --
она что-то напевала. Отец сидел в своем углу в наушниках, предназначенных
для индивидуального пользования телевизором. Однако в данном случае наушники
ограждали его от посторонних звуков. Он работал и не желал слушать всякие
там дурацкие куявяки7. Склонившись над сверкающим чистотой
столом, Жачек аккуратно чертил что-то на большом листе кальки. Его книги
стояли на полках ровными рядами, чертежные приборы были в идеальном порядке
разложены по правую руку, а цветочки в вазе, хоть и очень скромные,
выглядели свежими и красивыми.
Мама, -- позвала Цеся.
Да, да? Смотри, доченька, какой смешной у меня получился гиппопотамчик.
Гиппопотамчик что надо. Мама, я тебе принесла кошелек.
Какой кошелек?
Ну, кошелек. Ты разве не помнишь, что его отдала?
Мама рассмеялась:
Не помню. -- Покосившись на Жачека, она с облегчением убедилась, что на
ушах у него звуконепроницаемые наушники.
Мама, -- спросила Цеся, глядя на мать с нежностью, -- ты любишь деньги?
Я? -- удивилась мама, -- А что?
Ничего. Просто мне вдруг интересно стало, как ты к ним относишься.
Хм! -- мама задумалась, -- Я б сказала -- как к человеку, по которому я
скучаю, хотя он меня явно избегает. А что, деньжата понадобились? Много,
боюсь, я не наскребу.
А сколько их у тебя вообще, ты знаешь?
Не-а, не знаю.
Никогда-никогда не знаешь?
Никогда, -- призналась мама, фыркнула и тут же, спохватившись,
поглядела на Жачека. -- Только ради бога, не проболтайся отцу! Я знаю, это
мой серьезный недостаток. Но мне недосуг думать о деньгах. Столько других
интересных вещей на свете... По-моему, если работаешь не покладая рук и
получаешь за это деньги, наплевать, сколько именно их у тебя.
Ты у нас трудовая пчелка.
А что, это плохо?
Наоборот. Ты молоток.
Ну, спасибо тебе большое, деточка, -- обрадовалась мама, -- Приятно
заслужить уважение собственной дочери.
И гиппопотамчики у тебя получаются прелестные.
Еще бы. Они пользуются грандиозным успехом. А тебе должны нравиться
хотя бы потому, что благодаря им ты получишь новую кофточку.
Серьезно?
Единственно и исключительно. Что вы там с Данной наверху делаете?
Цеся мгновенно вспомнила, что произошло.
-- Ох! 3-занимаемся, -- ответила она, а сама подумала, отчего это
появляется все больше и больше вещей, о которых нельзя рассказать родителям,
хотя она старается жить честно и следовать их советам?
Цеся тяжело вздохнула.
Что, хандра? -- спросила мама.
Э, нет. Просто жизнь тяжелая.
Фу, какая банальность! -- поморщилась мама, -- Могла бы сформулировать
то же самое более оригинально.
Эх, жизнь, жизнь! -- изрекла Целестина.
И вообще, ко всему нужно относиться проще, детка. Знаешь, сколько у
человека чувств?
Э-э-э... в принципе пять, -- сказала Цеся, будущий медик.
Шесть у него чувств. Причем шестое -- может быть, самое нужное. Я имею
в виду чувство юмора. Чем сильнее оно развито, тем легче кажется жизнь.
Хм-м-м... -- с сомнением сказала Цеся и отправилась на башенку.
Чувство юмора, ничего себе.
Вероятно, мама не совсем права. Когда заденешь самые возвышенные
чувства другого человека, никакой юмор не спасет. Цеся поднималась по
ступенькам с ощущением, будто сердце ее весит тонну. Добравшись до площадки
перед входом в башенку, она повернула дверную ручку.
Дверь была заперта. За тонкими досками явственно слышались громкие
рыдания.
Эй! Открой! -- крикнула Цеся.
Иди отсюда! -- донеслось из-за двери.
Данка! Не валяй дурака! Надо поговорить...
Мне не надо! Иди, разговаривай с этим типом! Читай ему стихи! О боже,
боже, что за люди живут на этом свете!
Дануся... извини... я правда, правда...
Все небось слушали, да? -- Всхлипывание.
Что ты -- горячо заверила ее Цеся. -- Никто даже внимания не обратил...
Профаны! -- прогнусавила Данка и громко высморкалась.
Что, что?
А впрочем, я тебе не верю. Наверняка все прочли "Отчуждение" и теперь
надо мной смеются! -- Взрыв плача. -- Нет, я отсюда не выйду! Как я теперь
покажусь им на глаза!
Данка, умоляю...
Отвяжись! Нашли чем развлекать своих гостей... моим "Отчуждением"!..
Подлые!
Не останешься же ты здесь...
Именно останусь. Теперь я уже никогда отсюда не выйду, -- Бурные
рыдания, -- Здесь и умру, зачем куда-то выходить.
О господи! -- сказала Цеся и без сил опустилась на ступеньки, -- Этого
я от тебя не ожидала, Данка. Ради бога, пойми: ты все преувеличиваешь. Никто
уже о твоей поэме не помнит. Кончай паясничать.
Я паясничаю?! -- В донесшемся из-за двери восклицании прозвучало
глубокое возмущение.
Как дура, -- со злостью ответила Цеся. -- Сама же будешь жалеть.
Увы, хуже способа повлиять на Данку она не могла придумать.
-- Это мы еще посмотрим, -- ожесточенно заявила добровольная узница.
С этой минуты за дверью установилось упорное молчание.
14
После получаса безуспешных призывов и бесплодных уговоров Цеся покинула
свой пост под дверями башенки и сбежала вниз. Ситуация осложнилась -- пора
было просить помощи у родных.
Семейство Жак сидело в большой комнате за ужином. Как обычно,
собравшись вместе, все болтали и дурачились наперебой. В комнате стоял
веселый гам. Цеся с неодобрением оглядела небрежно накрытый стол, вокруг
которого, конечно, тоже царил беспорядок.
Мне нужна помощь, -- объявила она, вступая в круг света.
О, Цеся! -- радостно приветствовала ее Кристина, сидевшая рядом с
Войтеком в конце длинного стола. Молодые супруги с достоинством сохраняли
продовольственную автономию; в тот вечер их ужин состоял из ржаного хлеба и
сыра. -- Цеся, хочешь выкупать Иренку? -- закричала Кристина.
I am an engineer8, -- долбила Юлия, которой на следующий
день предстояло сдавать зачет по английскому.
Она сидела спиной к обществу, опершись о край стола, а ее красивые ноги
лежали на подлокотнике соседнего кресла. В одной руке юная художница держала
учебник, в другой -- стакан чая.
Садись, Телятинка, -- сказала мама, кладя на тарелку несколько
бутербродов. -- А где Данка, уже ушла?
Данка сидит в башне, -- многозначительным тоном сообщила Целестина, --
Заперлась и не хочет выходить.
Подумать только! Тебе с колбаской?
С какой еще колбаской?!
Обыкновенной, -- ответила мама, -- А хочешь, с брынзой, или со шпротным
паштетом.
Данка сидит в башне и отказывается выходить! -- крикнула Цеся.
Ты уже говорила, -- Мама даже немного обиделась, -- Не понимаю, зачем
так кричать.
If it rains, I will stay at home9, -- заверила Юлия.
Бобик кормил свою мышь творогом.
Знаешь, Цеська, мой мыш уже умеет пить какао.
Мне, пожалуйста, с брынзой, -- потребовал с другого конца стола Жачек.
Что вы заладили: брынза, брынза, того-этого. Я из всей нашей семейки
люблю... ... одну корейку! -- торжествующе вскричал Бобик.
А вот и нет, хе-хе, того-этого. Колбаску.
Разве это колбаса? -- серьезно заметил Войтек, Кристинин муж, -- Вот у
нас в деревне колбаса так колбаса. А здесь она и на колбасу-то не похожа.
Точно, -- поддержал его Жачек.
Когда моя мать делает колбасу, это, честное слово, просто...
Колбаса! -- радостно выкрикнул Бобик. ... колбаса. А здесь, извините,
но это не колбаса.
Я с вами не согласен, того-этого, -- вступил в дискуссию дедушка. --
Колбаса -- она всегда колбаса.
Тоже верно, -- малодушно сдал свои позиции Войтек.
Данка! -- рявкнула Цеся, стуча кулаком по столу. -- Данка! Сидит! В!
Башне! И! Не! Хочет! Выходить!
Ну и пусть сидит, -- разрешил отец. -- Что ты, силой потащишь ее
ужинать? Может, бедняжка надумала похудеть?
Отнеси ей наверх: парочку бутербродов, -- посоветовала мама.
--- Вот этого я как раз и не могу сделать! -- воскликнула Цеся, сжимая
кулаки. -- Она заперлась изнутри и заявила, что никогда больше не выйдет!
Что ж, давайте теперь со шпротами, -- капризно сказал дедушка, -- Опять
всю ветчину съели.
Я могу подрезать еще, -- вскочила тетя Веся.
Пускай сидит, коли молодой жизни не жалко, -- махнул рукой Жачек. --
Впрочем, рано или поздно ей выйти придется. Голод, физиологические
потребности, гигиенические навыки... Накроем голубушку возле ванной, и дело
с концом.
Какая муха ее укусила? -- заинтересовалась мама. -- У этой девочки
богатая внутренняя жизнь, уверяю вас.
Неважно, какая муха. Важно, что она решила там умереть.
О-о-о! -- протянул Жачек.
За столом сразу стало тихо.
Говорю вам, все очень серьезно, -- закончила Цеся. -- Вы должны
что-нибудь придумать.
Но что? -- растерянно спросил Жачек. -- Впрочем, надеюсь, это не очень
срочно. Раз уж заперлась, пусть сидит, а я пока допью чай.
Она не выйдет, говорю.
Что значит -- не выйдет? В крайнем случае я позвоню ее отцу, тогда
посмотрим, выйдет или не выйдет.
А кстати, неплохо было бы познакомиться с ее родителями, -- заметила
мама. -- Похоже, они своей дочкой мало интересуются, а? Девочка сидит здесь
целыми днями, домой возвращается ночью, и никто даже не позвонит, не
спросит.
Потому что не все матери такие клуши, как... -- начал было Жачек.
Как кто? -- полюбопытствовала мама.
Я боюсь за Данку, -- сказала Цеся.
Так поешь чего-нибудь, Телятинка. -- Мама пододвинула дочке тарелку. --
Как говорится, живот крепче -- на сердце легче.
Ох, да мне правда сейчас не до этого! Папа, ну пойди, поговори с ней.
Он бы выполнил эту работу, если б ему заплатили, -- бесстрастно бубнила
Юлия. -- В условном предложении после "if" употребляется Past Perfect. He
would have come if she had invited him10.
Ну пожалуйста, подымитесь наверх.
Проголодается -- выйдет, -- заявил Жачек, принимаясь за очередной
бутерброд. -- Ее можно будет взять измором, увидите.
Да нет же, -- рассердилась Цеся. -- Вы недооцениваете Данку. Она не
такая, как вы все, она человек одухотворенный. Пища ей не нужна.
-- Вот это да!
-- Она идеалистка. Ест не ради удовольствия, а исключительно для
поддержания сил. Не забывайте, что она пишет стихи, -- горячилась Целестина.
-- Я тоже когда-то писала стихи, -- напомнила присутствующим тетя Веся.
И, кажется, даже не плохие.
-- I used to live in the country11, черт побери!
-- сказала Юлия.
В конце концов отец все-таки поднялся из-за стола. За папой,
разумеется, последовала мама, потом к ним присоединились дедушка с Бобиком.
Шествие замыкала Веся. Трое художников остались в столовой. Юлия зубрила
английский, а Кристина с Войтеком занялись подготовкой к купанию младенца.
-- Можно высадить дверь, -- предложил отец, когда Данка, несмотря на
многократные призывы, не проявила ни малейших признаков жизни.
Остальные с сомнением пер