рыбы, глупы и отчаянны, Натыкаясь на травы скрипят аметистами, Бесхребетными тиграми, львами волнистыми. О, струящийся паводок Обри Бердслея - Я живу молодея, умру не старея, Разгребая уздечек горящие гроздья, Забираясь в дремучие грачие гнИзда, Волокнистые руки минуя бесстрастно, Задыхаясь от сна и живя безопасно, Благородство лелея в разбитом сосуде, Как лицо Иоанна на бронзовом блюде, Отражений смеющихся рать догоняя Кипарисовой лаской, зрачком горностая. О, глубинные тропы для ног Антиноя, Если б было дозволено жить лишь с собою. Соболиное кружево пить не глотая, Засыпать замерзая, глядеть замирая На кружение льда в перепорченном зале, На обратную сторону лунной медали, Меднокованной буковкой в чреве страницы, Закипающей речью разбуженной птицы. Исчезать не гадая и помнить не зная, Как трепещущих связок горячая стая. 26.12.93 ЖЕНЩИНЕ, ПРЕДСКАЗАВШЕЙ МНЕ СКОРУЮ ГИБЕЛЬ Я ещИ жив - нелепейший из слухов. Что может мне помочь? Мне, павшему в борьбе С убогой сотнею фальшивящих весталок - Ударить в бубен лбом, Иль вправду умереть, И говорить о том на перекрИстках Безносым встречным. Перцу и огня Смешав в горсти Тоскливым утром выпить И превратиться в смерч, В безумство и войну, Доказывая собственную живость Спалить село, Разрушить отчий дом, Поспорив с кем-нибудь на ломаную мелочь, Взлететь шутихой, Нанести визит Всем вовремя обиженным знакомым, ВсИ обустроить, завести семью, Писать роман на кухне среди гама... Но было б ей приятно с мертвецом Бескровно проводить и дни свои и ночи? А как же запах? Что нам делать с ним? Стократно принимать сухую ванну? Струить на члены хладные елей? Да дело и не в том - Большой убыток - запах! А что же разговоры? А глаза? - Носить очки. Запоминать цитаты. НадИжно выучить служебный краковяк... Да, стоит танцевать - Ведь танец - признак жизни: ПолИт, движенье... Стоит танцевать. А если же и это не поможет - Где признаки живого существа Найти тогда? Угрюм и озадачен Я закурил и замер у окна... Дурной язык, что ты мне напророчил? Я невиновен. Рано умирать Не вырасти ни дерева, ни чада (Читал в восточной книге я о том). Мне рано. Молод я. Уймитесь, празднословы - Мой подвиг впереди, И битва, и покой На коже полусонного дивана, Со старою собакою в ногах. А ведьм и предсказателей убытка Я буду вешать и сжигать в кострах Как инквизитор, каковым по сути, Себе и вижусь в этот вечер я. 9.3.94 ПЕЧАЛИ Найди мне землю или место, Где объясняются печали, И молчаливые протесты Во мне бы тихо засыпали Не от болезни или жара, А от потери интереса К вращенью бед, сиянью пара Под дланью мокрого навеса, К еловой каше за порогом, К сухому перечню открытий. Там было б правильно и строго, Без ушлой юношеской прыти, Без шелеста смешного в теле И без лишайниковой вязи В тетради. Глубоко в постели Без черноты двуручной связи. Где объяснялись все печали, Там радужные оболочки Смеркались, чахли и сгорали Как крестословицы и точки. Взмахните крыльями, удачи, Расплачтесь, каверзные дали, Решив несложные задачи Без драк и вздыбленных баталий. Пусть будут живы все герои И деревянные злодеи Ряды дрожащие утроят И злобы многия затеют - ВсИ будет проще, только проще. Неясные уйдут вопросы, ВольИтся кровь в сухие мощи, Минуя медные занозы, ВзовьИтся куст над грудой праха Так назидательно и вязко, Что лопнет под наплывом страха Слепая гипсовая маска. И хлынет сок в узоры скважен, Сквозь механические гланды. И я, убог, обезображен, Себя почувствую атлантом, Ломающим сердца и дебри Подводных водорослей тонких, Суставчатых волос отребье, Испуга глиняные комья, Рычащим от негодованья На худосочные печали, Домов нестройное мерцанье, Колечки тополиной шали. Красив и двадцатидвухлетен, Горбат и скрючен как старуха, Мне плохо от досужих сплетен Но шум толпы ласкает ухо, И часто слыша своИ имя, Я улыбаюсь виновато, Глядя как тень моя с другими Тенями сладкую ест вату. Из говорящего тумана Наощупь выделяя нити, Сплетая тряпочки обмана Для декорации событий, Для декорации печали; Собакам прижимая уши, Дни рассечИнные кричали На большей половине суши, Кидаясь на прохожих, встречных, И на меня, когда не весел Я шИл тропинкой безупречной, Устав от праздников и песен. .................................................. Печали на плечо садились И наборматывали тихо, Как сосны хвойные валились, В пуху блестела облепиха, Летали чИрные тетради, Местами небо заслоняя, А в неказистом палисаде Росли чернила молочая, Росли сугробы барбариса, И тень стояла у беседки, И в ожидании сюрприза Молочные дрожали клетки, Бумажные чихали горы, Неслись качели над обрывом, Струились летние заборы, Мелькали дни без перерыва, То удаляясь, то откуда Неведомо вставали снова. Лежала ржавая посуда На дне колодца насыпного. Болтали пьяные сороки, Попутно разгребая пепел, Развратный, красный и жестокий В кустах таился скрытно петел. Так было пусто от пространства Расписанного на минуты, От хриплых шерстяных романсов И вялой полусонной смуты, Нестиранных рубашек мягких, Резиновых чужих игрушек, Стаканов дребезжащих, зябких И скрипа глиняных лягушек, От звона радостных копилок, РасчИсанного перелеска, Мясных медоточащих жилок, Кривого кухонного плеска, От перечисленных предметов, От света, воска, почтальонов, От керамического лета, Собак весИлых и учИных, Что я лежал, прикрыв руками Глаз воспалИнные кружочки, Сбивая слабыми щелчками Цветочный чад, тугие почки. Не различая, не считая Мгновений тяжело-прекрасных, Как ком мороженного тая, Так приторно и безобразно, Что даже мухи, даже птицы Смотрели долго и с опаской Как покрывает половицы Живая масляная краска. 10.4.94 x x x Удавите Поплавского тонкой проворной струной Пусть лицо отражаясь сольИтся с голодной слюной И насыщенный прах из груди потечИт в дневники По струящимся венам сквозь полую Имкость руки Подарите Набокову новый жестокий сачок И червивую доску чтоб шахматный шИл старичок По морскому Берлину в слепых кукурузных полях Отгоняя английскою речью разбуженный страх Оживите еврея с которого это пишу Да не снится сугробов горящему в ночь камышу Да заменится вечный покой говорящим крестом И печаль глухотою прикинется щИлкнет пистон Заиграет оркестр лядащий "Разжатие уст" Пошевелится сладко в земле засыпающий Пруст И воздушный пузырь проглотив нам прошепчет сгнивающий лев Что плодов не собрать ибо был так обилен посев 11.8.93 НЕВЕДОМО ЧТО В. Гурову Ах, зачем за меня сквозь меня говорило неведомо что, И ходило, куря и ругаясь, в моИм азиатском пальто, Непонятно зачем отсылало подарки обратно друзьям, Затевало скандалы, творило неведомый срам? Я бумаг не подписывал вязкою кровью своей, И не ел крутобоких волшебных тугих желудей; - Значит в зеркало долгое так напряжИнно смотрел, Что себя по осколкам как сладкую статую съел. Отпусти ты меня, небольшое неведомо что, Я уеду туземцем в неведомый город Ростов, Обручуся с цирозом, залью представительный глаз, И продолжу перевранный, порванный, прерванный сказ. Ты, неведомо что,отцепись от меня, пожалей, Отпусти поделом с конопляных двуличных полей, Я наклею детей, обращу в свою веру жену И щенка, и щегла, и козу, и одну сатану. Дай мне только протиснуться сквозь безголосицу уз, Отцепиться от сумрачных сплетен и сбросить приросший картуз, Дай мне воздуха чИрного выпить как чарку дрянного вина, И потом разберИмся - щербата ль моя борона. Вот-те кукиш заветный, косое неведомо что, Хоть ты тресни и лопни в моИм азиатском пальто, Только я убежал, вот, неведомо как убежал, И тебе не поведал, совсем ничего не сказал. Не творить тебе больше стихийный неведомый срам, Сквозь меня не курить бесноватый дурной фимиам, Не найти тебе мя, рассуждаю себе на уме, В твоИм каверзном сне, черепичном расчИсанном сне... 6.6.94 ЖИР И ЗОЛОТО Золотое перо зашивало слепой небосвод, Словно рыба снующая в жирном кипении вод. Жир и золото - вот очевидная тусклая связь, Здесь медузы и грузди, и илом напичканный язь. Здесь дрожание студня и мозга открытый испуг, Подфонарный овал, колеса исчезающий круг. Здесь восьмИрка и маятник, медный глумливый пятак И подводного жителя мутный рассудочный зрак. Жир и золото вместе, сливаясь, живут В плесневелых газетах и в схронах у лисьих запруд, Средь молочных пакетов, надушенных свадебных лент, Сделав вид, будто спят, выжидая укромный момент. Вот тогда и выходят, подняв оглушительный треск, Муравейник взрывая и всИ пожирая окрест Жир и золото, копи залив ледяной кислотой И заливы покрыв броненосцев плешивой корой. Распухают запястья и ломится меченый пот - Это золото в порах как дева лесная поИт, И дрожит под ногами, у края запретной межи, Аметистовый, злой и нарядный сверкающий жир. 19.12.93 ХОЛОД В ДОМЕ Пусть в доме поселится холод и подпол заполнится льдом, а запомнится тем, что в воде Картофель бесформенный круглою рыбой ворочаться будет, где место свободное, где Дрожат стебельки, дорастая до неба, и вон выбираясь щекочут мне горло и грудь. Я мог бы уснуть в другом доме, но в этом решил я уснуть. Пусть падает на пол сухой околевший кузнечик, и вязко вздымается пыль, и вздымается пыль как фонтан. Как хочется пить в пустом доме, но холод мешает мне встать, выдвигая ладони пройти и проникнуть в чулан, Где прямо из зеркала выпить, и выпить лицо, и глаза, и морщины, и всИ, что светясь Налипнет на корку стеклянного наста, и тут же исчезнет, себя откровенно боясь. Но в доме меняется мебель местами, меня не стесняясь, не видя, что я ещИ здесь. Мне снится рецепт кулинарный - горячая сера, а также печИная мягкая жесть, И головы книг, на которых лежу я, как в тесте сыром тех семи недоступных небес, На кои, стыдясь и менжуясь, по стеблю бобовому от любопытства я влез. Пусть зеркало видит как я приближаюсь, и жИлтая капля сгущается кожей лица, Где поры, седлая друг дружку, дробясь разлетаются в воздухе словно сухая пыльца, И ножницы мечутся рыбою хищной стремясь, укусив, растрепать как приманку кадык И вьющейся красной рекою уйти по ту сторону горла, минуя несдержанный крик. Кто в доме кричал? Кроме мыши замИрзшей, кузнечика ниц и меня - Древесная мебель. Но что ей кричать, если мебель боится огня, А в воздухе плавает холод, и видимый глазу мороз скоро буден опасен для глаз. Вращение шара хрустального, сбитая сталь топора, повреждИнный и врущий компас - Вот то, что знакомо мне в доме. Вот то, что знакомый мне дом для меня приберИг. Прощай, заповедный и тИмный, холодный, лесной, потаИнный, пустой теремок. Я, зеркало путая с дверью, накопленный воздух храня, нагоняю себя у дверей, Мы вместе выходим из дома, и дальше по лесу идИм, избегая случайных людей. октябрь-94-го, пос. Октябрьский, январь-95-го, Сочи x x x Велико искушение близко к себе подойти И в глаза заглянуть, как в пружину глядит часовщик, Так же холодно руки свои подержать не сжимая в горсти, И вдохнуть удивления крик. Велико искушение внутрь себя заглянуть Практикантом-хирургом, боящимся только судьбы, Беспокойно раскрыть как тетрадь полу-стИртую грудь, Головы узелок распустив за клочок бороды. Но мешаешь мне ты - вместо зеркала вижу число, Двойке-лебедю гвоздик осиновый нужен как рыбе шпагат. Единица - и пристань и лодка, рыбак и весло, И стекла воспалИнного взгляд. И сухие пески, и теченье подземной воды, И двойник, погибающий в гуще кофейного дня. Велико искушение вновь наступить на следы, Уходящие вдаль от меня. 7.11.94, пос.Октябрьский x x x Сперва треснули губы Потом я нарисовал ангела с трубой Затем ещИ был день Я удивился своему детскому почерку Через мгновение подкралась тишина Мышь до скончания веков Вскоре по рельсам Трамвай протащил солнце Не успевший отвернуться ребИнок Стоял теперь с чИрными глазами И ощупывал пальцами снег Немедленно из книги высыпался весь смысл: Авиценна и сахар в крови, Вицли-Пуцли и шоколадная пирамида, Кодекс чести и магический квалрат уныния. ВсИ никак не могу понять Снюсь ли я себе юношей Или старец видит меня во сне Старец-бабочка из китайского трактата Трещинка заполнилась красным Упавшую каплю я расправил пером И разлетелось небо как взорванный воздух Из колодцев ударили вверх ТяжИлые водяные струи А цепенеюще-яркий цветок Кинулся бежать По страницам наивного выдуманного дневника 29.10.94, пос. Октябрьский x x x Анемия Анемия Лошади летящей голова Мухоморы сна Синдромы бесчувствия: Хвойный лес, да и то - Без толку. Прямой взгляд, но и тот - Мимо. А на стене - репродукция фрески Жалко дракона Жалко чИрта Жалко тех, кого не жалко. Чашка с водой Видимо - мухи, не разберу Быстро темнеет, когда засыпаешь. Под плИнкой Распластались лица, звИзды, руки Паскаль утверждал, Что всИ это бесконечно, А я с тетрадью Сижу в самом центре, И это от меня разбегаются по стенам Берестяные полосы, Гравированные скарабеи, Спинно-мозговые ленточные паразиты Интересно, что сказал бы на это Колин Уилсон Э, брат, да ты и сам, как я погляжу - надзиратель! 30.10.94, пос. Октябрьский x x x Желание что-либо написать Чрезвычайно мимолИтно Закрою дверь от кухонного шума Подую на уродливые ногти Потрогаю безвольный подбородок В облаках показалось солнце Что ещИ? Испорченные часы перед глазами Белое пятно на рукаве Подаренной синей рубашки Обилие чужих мыслей Не перевелись-ли на Руси странники Сколько весит килограмм ваты Километр морской воды Игольное ушко с застрявшим верблюдом Острие иглы, Или вообще - шпиль. Почему-то подумал о женской обуви ЧИрной, красной, лакированной. Край центрального облака ВсИ еще светел Лист был чистым, А теперь на нИм полно букв Мне бы стоило работать В магазине канцелярских товаров Носить круглые очки Заболоцкого И не размышлять О причинах и следствиях Слова. 11.11.94, пос. Октябрьский ДАЖЕ НЕ ДЕТСТВО... Страстью проникся к листу желтоватой бумаги Рыба поспешно глотает кусок волокнистого мяса Почву тростник покидая похож на ослиные уши Едут трамваи, так медленно едут трамваи Медленно движется ртуть в черенке самопишущей ручки Медленно падает день по камням растекаясь и травам И проползает по лбу стебелИк узловатого света И оживают на пальцах бугры золотых бородавок Только нельзя распознать - это вдох или выдох Только нельзя различить - лучше вход или выход На запотевших очках завелась паутина мороза И околевший кузнечик упал в деревянную воду Кто-то выходит из дома в сухую январскую полночь Слышу как скрипнули двери и снег зашуршал под ногами Вижу - вот движется в чИрном пальто незнакомец Тень поспевая бежит как плохой соглядатай Хлеб ранит губы, вода обращается кровью А не вином. МотылИк обращается гарью. ВсИ только кажется. Зимние бабочки слепы Слепы как дети зачатые прошлым июнем Летние дети в красивых не выросли женщин Лишь слепота лицам их придаИт выражение счастья Серую плИнку в глазах называют испугом и болью Только провидцы и пьяницы, цепкие взором старухи Эти женщины, нет, не умели готовить Но мы ели не морщась солИную, горькую пищу Мы разрывали в их честь рукописные наши тетради Мы проходили героями в области странного быта Холод и щели; о, где выдают одеяла? Где из зелИного льда выгревают озябшее сердце Где из морщинистых яблок мещанское делают счастье? Крошки засохшего теста мой голый царапают локоть... Холод похож на безденежье. Холод похож на собаку Старой супружеской пары. Мохнатое белое горе Из пирамиды расшитых цветами подушек Кашляет, дышит и смотрит на нас не моргая. Холод меня обнимает в отсутствие прочих хозяев Чай разрывает стаканы. Похоже на пение птицы Трещин движение. Так заливаются смехом УмалишИнные рельсы при виде состава. Страсть иссякает при мысли о полных объИмах. Страсть иссякает при мысли. Незрячая дева Ласково гладит рукою семью недоверчивых букв, Будто не видит, что я выхожу не одевшись. Любвеобильно бреду по кургузым щелям Сведенборга, Бисерный ужас сквозь, мимо прибрежного торга, Под глицериновым светом ушедших в песок колоколен, В жИлтые очи совиные, в горы тяжИлых платанов. Страсть принимает черты леденящего вдоха Серая бабочка мне опустилась на веки Руки свои на своих-же уснули коленях Нет настроенья командовать - пусть разбираются сами Нянька я, что-ли? Какое хорошее слово... Нянька спасла-бы - сварливо шепчу, засыпая. Даже не в детстве... Когда-нибудь... Что-нибудь... Завтра... Вскоре... Когда-нибудь... Может быть... Самое время... 19-20.10.94, пос. Октябрьский ЛАНДСКАПТ НОЧНОЙ КОМНАТЫ С ПЕРИОДИЧЕСКИ ПРОСЫПАЮЩЕЙСЯ КУКЛОЙ Тишина накопилась, не спят в малахитовом доме. По бумаге бегут нарисованные ладони. Комары истязают, но как-то особенно вяло. Кукла спит на спине под мохнатым седым одеялом. За окном тИмный лес ловит сумрачных бабочек ночи, и дороги отвес превратился в поток многоточий. Из дверей приоткрытых задумчивой комнаты дальней вышел кот неумытый и сонно прошествовал в спальню. Из-за леса зовут, отчего-то негромко и вяло. Кукла стала подвижна под светлым холмом одеяла. Странно выгнула спину брошюра с зимой на картинке. Из прихожей ушли к дальним странам чужие ботинки. Пыльно падает капля сухой замороженной моли. Шелушится шнурок, выпить чаю горячего, что ли? Тишина наполняет природу стеклянными числами ночи, скрип сверчка в голове превратился в поток многоточий. Кукла спит. Нестерпимо горит календарный подсвечник. Извивается в дыме луны голубой человечек. Красный перец в окне стал похож на лукавого гнома. Спит портрет на стене черепашьего круглого дома. Тишина отступает, но как-то особенно вяло. Кукла сказку читает под плотным холмом одеяла. Едет ветер в карете по тИмным проталинам ночи. Человек на портрете излился в поток многоточий. Встали змеи с ковра и исчезли кривые узоры, облака превратились в пещеры, раскопы и норы. Горбунок бледнолицый на согнутой вертится спице. Нет желанья смеяться, и нет торжества, чтобы злиться. Кукла встала, оставив примятую тень на подушке, из комода полезли смотреть на ожившую куклу игрушки: заяц спички достал и поджИг новогоднюю вату, от испуга под шкаф убежал поросИнок квадратный. Видно скоро рассвет: споро прячутся карлики ночи. Лунный свет перестал растекаться в поток многоточий. ВсИ отчИтливо сделалось, не вызывая протеста, слон горящую вату задул и прилИг на согретое место. Человек на портрете зевнул, обнажилися плоские зубы, кот нелепо чихнул, затряслись рукава старой шубы. Стало тихо во мне, только что-то под сердцем пищало. Под приливы рассвета недвижная кукла дремала. 25.7.94, пос. Октябрьский САД Чем мысли заняты мои? Среди нетающего сада По веткам киснут соловьи, РастИт бумага винограда. Пусть я читал уже о том - Нет хруста под моей стопою. СпелИнут сад тугим бинтом, И оттого он так спокоен. И оттого спокоен я, Что нет во мне тяжИлых мыслей. Гнилая горбится скамья, С деревьев опадают числа, Блестит испарина пруда И вместо лиц - литые маски Губами ловят провода, Рыбацким следуя подсказкам. И вот, почти что над водой, ПлывИт овал лица пустого И взгляд лучащийся слюдой Мне замораживает слово, Теснит дыханье, давит грудь, И отпускает через силу. Мгновенье - тяжело вздохнуть. Секунда - тяжесть отпустила. И чистым взглядом вижу я Как тени вьются у беседки, Грибов тревожная семья Асфальт раздвинула на клетки, Проткнув бинты, летит игла Протяжной заострИнной птицы, А на поверхности стола Чешуйка краски серебрится. И мысли наполняет сон, И я валюсь на дно аллеи, Глубокой глухотой сражИн, Не понимая и немея. 23.9.94 x x x ЧИрт с тобой, фиолетовый чИрт Принимают соседи за горб Что растИт на спине у тебя Этот чИрт - это я, это я Я расту у тебя на горбу И твою направляю судьбу По такому кривому пути Что тебе не свернуть, не сойти На горбу я сижу как в дому Как смогу повредить я ему? Разложить никакой костерок Обронить голубой уголИк Воспылать разве сможет пожар И зажариться сможет ли горб Говорю, подминая пиджак Я - скупой фиолетовый чИрт Ты не бойся, не бойся меня Я в сирени сижу как в дыму Выдувая полоски огня В бороды разветвившейся тьму Я твой сумрак смогу разогнать И сгустить отступающий свет Никому я не дам обижать И смущать твой хромающий след Это ведомство, царство моИ - Поспеши, поспеши, милый горб Тихо-тихо шепчу сквозь тряпьИ Синий чИрт, фиолетовый чИрт 19.12.94, пос. Октябрьский ЗЕМНАЯ СОЛЬ И темнота таящегося дома И угол ночи в точках насекомых И собственный неразличимый вдох И разогретой водки сладкий вкус Пусть ест кузнечик слух. В вечоре жидком Есть то, чего не сделают ошибкой Ни возглас ангельский, ни стук кометы робкой Ни разогретой водки сладкий вкус Есть черенок ножа и пальцев шИпот Трещащее окно, мороз и копоть Плывущий облак в новогодней черноте И разогретой водки сладкий вкус Есть множество игрушек новогодних: Солдат с ружьИм и барышня в исподнем Светящийся стеклянный тонкий шар И разогретой водки сладкий вкус Так много планов что не хватит жизни Рак выпестованный вот-вот и свистнет И я закашляюсь солИной теплотой Протяжной нерешительной густой Пусть сладкой водки вкус царит извне Но в царственной бордовой глубине Земная соль покоится в устах Смыкая трещины, перебивая страх 19.12.94, пос. Октябрьский x x x Прах мой летит по городу И город морщится Как нос у задорной собаки Готовящейся подраться. Пахнет бензином Красное бремя в синем желудке неба Почтальон спотыкается о бугорок смертельной телеграммы Звонит в дверь Просит воды в случайной квартире Жадно пьИт И глотки его шершавы как верИвки Муж вспоминает вещи жены Жена - болячки мужа Собака писает на мою могилку А мне снится тот же сон Что и тебе 7.1.95 ТАТУИРОВАННЫЙ СОСНОВЫМИ ИГЛАМИ Ненавижу тебя, проходившую хвоей, пицундскую пинию бравшую в сИстры. В то лето, окруженный кольцом отвратительных маленьких нимф, я искал на обрывках трамвайных счастливых билетов твоИ имя. В подкожных узорах его воплотив, выходил в коридор и пред зеркалом плыл как минога, темноту раздвигая скрещеньем светящихся рук, и лиловый узор полз под рИбрами. Больно и строго в порах кожи метался тяжИлого имени звук. Рос узор на лице, плыл китайский журавль через веки. - Ненавижу тебя - нИс он свиток, бумагу и воск. Из ноздрей вытекали густые зелИные реки и язык раздражая чернели соцветия роз на горячих щеках. Островерхие полые башни рассекали живот, шла под горлом свинцовая тьма. И в руках бились головы скифов бесстрашных, едкий пот полнил линии сердца-ума. Но закончилась тушь и весИлая смерть прилетела вить гнездо в ветках пиний и надписи злые читать. Ощущение стужи сухое наполнило тело, на спине ангел тихий и синий собрался, нахохлившись, спать. 26-27.4.93 x x x Так и было всегда - Помню, в гости идти - Покупали пирожные, крем, Завитые желтушные кольца. Поднимались по лестницам - Белые дети-грибы, И буравя звонок Замечали, что милые осени ВсИ идут чередой. Не поймать белку-осень за хвост, За пучок аллегорий... ЕИ не сравнить больше с белкой. Осень кремнем насыщена, Вдумчивым шИпотом ног, Предстоящей зимою уже кое-где обесчищенна. А трамвайные палочки Разъезжаются под барабаном, Человек на мосту Ищет будущий собственный май. Замирает шинель И на ветре раскинув карманы, Дразнит тИплых собак, Говорит - Эй, закурим, браток! А в протоках вода не видна, Рыба в зеркале сушится, Но не войти ей обратно, Голосит самолИт, Парашютик летит заводной... ВсИ меняется - Да, вероятно, Что пирожное горькое завтра Куплю без тебя... И меня не узнают Хозяева как одиночку - Новый смех будет рядом ходить, Будет яблоко грудь обнимать. И тетрадь из-за пазухи рваться Как спящая нервная дочка, И печали не будет опять. 14.12.92 ПОТЕРЯ ПОНИМАНИЯ ПРИМЕТ Ты же слышал, дружок - Разорвался воздушный пузырь, Перетлел ремешок, Проржавел металлический штырь, Позабылось лицо, Выцвел в сотах коричневый мИд, Разогнулось кольцо, В доме больше никто не живИт. Лишь колдун-соловей Просвистит теплоходом тебе, ИзвернИтся злодей Лентой в водопроводной трубе. И забудешь к тому же Прогулки под шляпами в сад, Царскосельские груши, ЗелИный пустой виноград. Но в проулочке вьИтся Листок ротапринтный и звук: Чей-то голос смеИтся, Шуршит перекрестие рук, ПереплИтных объятий Расходятся слепо круги - Поцелуи, изюминки, платья, Подковы, платки, сапоги. 5.6.93, СПб ПО ВЗАИМНОЙ УСТАЛОСТИ семь стихотворений для И. О. (1) По взаимной жестокости Обоюдокишащему вереску Присягают по образу На два света На ладан и прочая, прочая, прочая Зайчик мой Что же с нами такое? - Без плеска уходит под воду, А всплывает - лишь кожа да кости. Но в грозу Под оливковой спелой звездой Рябь пруда искажает, неточно: Ангел мой, почему ты в земле? Почему между пальцев Горит серебром перепонка? Но в ответ только ветка просела в золе И в кустах можжевельника Бабочка крикнула звонко. (2) По взаимной тревоге Берега отпускают людей на прогулки Принимают идущих ПромИрзшие руки И залитые льдом переулки Нервно сводят им губы Подъезды, Горбатые рельсы навстречу, Мост идущий на убыль. Ну что же - уже не перечу, А иду невесомо в мой дом, Где герань въИт по стенам узоры, Где из окон всИ тот же, насыщенный льдом Переулок, как альтернатива просторам В коих был. А ужасная темень Проползает меж пальцев как тело Насекомого в кольцах и тенях Покрывающих голову спелую. На ступенях нестройны шаги, Западают улыбки на лицах идущих в квартиры Как не жги - ни прощенья, ни зги - Темнота наслаждается миром. (3) По взаимной обиде Слово путает речь и вообще ЧИрт-те что происходит и с небом, и с нами Если б в ночь был пожар, Дым заполнил одну из пещер - Жил бы снами Спаситель, А бес Ковырял на проталинах След за овечьей отарой. Был же снег, И костИр, что стонал На лопатках бескрайнего поля Пах железным вином. Так со дна кориандровых рек Голос страшный сказал, Что утопший хоронится стоя, Ибо гаснет вода И свечение рот отмечает как мелом А идущий на свет вдруг выходит, и только тогда Зябко крестит стоящее пристально тело. (4) По взаимному страху Леса образуют пустые поляны В тень от дуба войди - Под ногами собачая кость, Место праху отметил здесь выползень пьяный. Чуждый гость, Ты шатаясь стоишь И не можешь, не можешь уйти Без портрета, Без шапки, Без кремня. Только шепчешь: Отец, не губи! Получивший прощенье Ты шумно вздыхаешь как лось И идИшь напрямик Через поле в кабак небывалый Где расскажешь товарищам Что испытать довелось И махнИшь головой - Захмелевший, простительно шалый. (5) По взаимной любови Острые ногти разжали серьИзные губы Небо разъяли на две половинки Луна и лицо в окружении выбитых звИзд А под подошвою выгнулся мост И нелепые ели Пели в три голоса Что твои тИмные трубы. ТИмные звуки терпели тяжИлое эхо, Лопался снег, И под снегом струилась дремота, Птица под полом молчала, Земля заглушала помехи, Майка на стуле плыла В терпком облаке звонкого пота. (6) По взаимной печали Плакать хочется в доме и только. Бессловесные песни Нутро выпускает гулять по обоям. Пустоцветом полна безнадИжная книжная полка, Извивается в гибких собрата руках Новогодняя хвоя. Как я рад тишине, Пустоте, что во мне как дитя народилась. Но прошу, не мешайте же мне, Сделай так, чтобы сердце не билось! - Сделай сам - слышу я - сделай сам, И плывИт в горизонт серым змеем седое железо. Я согласен. Пусть так. По делам. Лучше быстро. Пускай будет резво Полнить морс этот каменный куб, Пусть не вспомнит никто о побелке, Лишь обоев клочок почернеет, В сплетении труб Вспухнет косточка, Пустит росток скороспелка. Сделал сам, по взаимной вине Сиротеет подъезд и на улицу больше ни шагу. Отражается ветер в струящемся синем окне, Ветхий воздух сугроб превращает в сырую бумагу. (7) По взаимной усталости Мне не собрать уже букв - Сломан сук на котором недобро качалось Тело сотого. ВсИ. Из количества слуг Твоих Больше же здесь никого не осталось. Шум твоей речи, Иосиф, Увяз в голове Липкой и приторной Как калорийная масса. Помни о... встрече, О жизни, о сорной траве, Выдай билет, о железнодорожная касса! Дальше вокзала Ты не уезжал никогда, И в кинотеатре, Под бой фортепьянного баса Шепчешь: сказала Ты: заводь, вода и звезда. И достаИшь портсигар, Нарушая священность запаса. 7-13.1.93 x x x "Мальчик влюблИнный в скрипочку ИдИт по деревьям на цыпочках. Девочка в розовом платьице Гладит рукой муху Це-Це..." А. К. Был короток зимний промозглый и серый день Улитка ползла, оставляя сырой след Барсучие норы хранили густую тень А мы запивали вином жестяной хлеб Ехал в коробочке дураковатый царь, Трясся пригорками в коробе спящий князь, В воздухе плавала волосяная гарь, А под ногами текла золотая грязь С места на место - мы вьехали в светлый лес Там над деревьями страшно кричал гром Прыгал по веткам замерзший кривой бес Друг мой глаза от снега прикрыл крылом Был короток наш немудрИный прямой путь У ямы цветущей мы остановили шаг Царевичу розу стеблем воткнули в грудь И повелели идти на подземный тракт Он крался на цыпочках как заводная тень С нелепою розой сквозь обжитой мрак У нас наверху всИ тот же царил день И снег розоватый всИ так же слепил зрак У нас изо-ртов летел голубой дым Зябли ладони и морщилась кожа рук Никто никто не хотел отправляться с ним Туда где день уходил в непрерывный звук Мы только смотрели как снег покрывает дно И вход, от которого он получил ключ И день обернулся ночью, а снег - сном А хлеб превратился в почтовый густой сургуч Был короток царства его золотой век Шутейное войско шутя разлетелось в пух Потешное царство оставил живой смех Или то снег наш утомил слух 22.7.94, пос. Октябрьский ОЖИВШЕЕ ОЛОВО Я задумал написать грандиозную эпопею О том как ожило всИ египетское олово И затопило жИлтые коридоры МИртвого моря. В янтаре бродили люди с удлинИнными подбородками Меланхолично сбивая золотых мух С маковок сахарных пирамидок Изогнутыми кипарисовыми палками. По пергаментной карте неизвестного мира УмудрИнный скарабей катил жирное аметистовое кольцо. В городе пахло только что испечИнным хлебом. Я задумал написать грандиозную эпопею, Но пиво принесИнное друзьями было сумрачно и немногословно Полдень сосредоточился в моей переносице А дым из оставленной в пепельнице сигареты Поднимался к потолку лоснящимся указательным пальцем Как бы призывая образумиться Лечь на прохладный пол возле подоконника Открыть рот и глотнуть Ожившего, медленного, горячего, летнего олова Наблюдая за растерянной дрожью мысли Медленным, но явным окоченением И полным отказом от ловли кованных бабочек В глубинах МИртвого моря. 5.1.94 x x x О. С. Я всего лишь ночной мотылИк Залетевший на свет адского пламени Все кто меня любили Назвали детей моим именем И я отрезал себе уши Дабы глухой кариатидой Избежать печали жИлтого непродажного холста Унылые оргии И морская тишина монашеской постели Идущий в обратную сторону Выйдет из-под венца И потеряется в шИлковых одеждах Красный воск запомнит пророчества Песок заведИт песенку О подземном пустом корабле Про туристов Идущих по липкой ленте МИбиуса Про окаменевший мИд В моИм растресканном рту Религия проста как топорище Одинокие муравьи расползаются По воздушной глине И за каждой дверью оказывается Новый вид Зачем курил гашиш Модильяни? Почему Петроний Арбитр перевязывал РассечИнную руку? Зачем мне всИ это нужно? Я состарюсь и побелею А слепой кентавр ВсИ так же будет бежать Через глубинные холмы Свинцовой груди поля 26.4.94 x x x Бурые восторги бессонной ночи ВсИ исключительно умно и расчИтливо, Как в романе Джона Фаулза Опять хочется курить гашиш Но уже не так как раньше, А бережно и отработанно-тайно Дым поднимается вверх ЗвИзды Тростниковый мундштук изогнут Как козье вымя Порхает уютный пепел Среди ночи стало ещИ темнее Гипнотивное влияние текста Манипуляторство чистой воды Чистой морской воды Да и не спать же мне летней темнотой Когда ток воздуха Напоминает о бродяжничестве А резь в желудке - О пыльных просторах Владимирского рынка Я вернусь тебе изменИнным Но горе мне, ежели не удержусь И обо всИм Расскажу тебе сам. Соль на небе Книги Незримые числа последнего года Тусклое пятно растраченного самолюбия Присутствующая пустота Исчезающего днИм моря Свист в ветвях деревьев И птичьи смаргивания движущихся судов И всИ действительно так. 6.6.94 ПРОГУЛКА ПО ДНУ Соблазны города сильней соблазнов тела Из штофа вылетел петух и рюмка тут же запотела Забормотал бульон в кастрюле суповой Отважный огурец вступил в борьбу с ботвой Кто победит из них? Я, выпив, закряхтел Посетовал на мух, свой осудил удел Подул тайком в дуду, взял новую уду И вот по пляжам я горбатенько бреду Не брежу ль я? На пляже зной царит Спасатель на утопшего глядит Прищурив глаз и наморщинив лоб А тот в воде лежит как синий боб Ну что с того? С удилищем иду Оскалив рот, как острую звезду И слышу, как курортная орава Восторженно визжит, минуя переправу А мне ли дело есть до криков их? Горбатенько иду жарой как смирный мних С пластмассовою фляжкой на бедре С рогатым в рИбрах, сединою в бороде Ком ваты сладкой ест малец урча Трясущийся больной выходит от врача Бежит в аптеку, и весИлый фармацевт Мешает порошки, не заглянув в рецепт А что мне до недуга твоея? Я, знающ и всеведущ как змея Достал конфету и с бумагой сунул в рот И сладок стал с чела текущий пот Иду ловить я рыб, мочить уду Чертей таскать за бороды в пруду, И развлекать свой слух журчанием песка, Не различая - где тоска, а где треска Трещит удилище. Кто там меня поймал? Кто в бороду вцепился как в штурвал? Ведь это я рыбак? Но если рассудить - Нет разницы - там тоже можно жить. ЗелИный там бульон в кастрюле суповой, Морская лебеда и огурец морской, Морская водка и глаза-хвосты трески На берег перекинуты мостки Вот только спички уцелевшие сыры И не зажечь огня под козырьком горы И не подуть в дуду, поскольку пузыри Не держат звук, а протекают изнутри. 24.7.94, пос. Октябрьский МЕДВЕДЕРЫБЫ Медведерыбы на картине А на дворе - песчаная прохлада Мне дома не сидится Ввечеру Грущу за столиком дрянного шито-крыто Средь козлоногих юношей Один. Еловой веткой размешав в бокале Бородку пены рыхлой и сухой А юноша, особо козлоногий То лезет в душу С лампочкой настольной То бъИт копытцем и желает ещИ выпить То заявляет мне что я дурак И ничего не понимаю В поэзии. Постой же, юный прыщ, Ужо вот натравлю медведерыб ужасных На хилые извилины твои. Но не сказал, И лишь медведерыб Мне улыбнулся скованно с картины, И козлоногий юноша Умолк. 6.9.94 ОХОТНИК ЗА СОБСТВЕННЫМ СЕРДЦЕМ Золотое сердце Незримо существует в глубине сердца настоящего. Если перейти на другую сторону нарисованной реки, То в пыли плывущего ила, Или в зарослях камышового волокна Можно найти его По острому светящемуся запаху. Я искал его, когда мне было Чуть больше, чем вам. И сахарный тигр сходил с ковра, Указывая мне дорогу, А испорченные желания Задавали нужный ритм току крови. В заводной местности, Поминутно прикладываясь К изогнутому хоботу кальяна, Небрежно сверяясь с картой Хрупкого потустороннего мира. Все семь гипсовых мышей Покинули узор крахмальной салфетки И расположились по кругу, Дабы я мог свериться С природным аниматическим компасом. Высвистывая атональные мелодии, Я шИл быстро и неторопливо, Как формальный турист, Двигающийся к сосредоточенным отражИнным целям. Золотое сердце Хранили аметистовые рИбра, Вылезшие из земли гладкими источенными зубами. Я разбивал их крошечным металлическим молоточком, И тихий звон ощутимо прижимался к диафрагме. Врубаясь как мастер в гущу каменного цветка, Сожалея как мудрец, постигший всИ еще в детстве, Дыша внимательно и размеренно, Как деревянный петербуржский сфинкс, Я полз всИ дальше и дальше, Повернувшись лицом к свету. 23.5.94 ПОЯСНЕНИЕ К ГРАВЮРЕ Из постепенного желанья Душевный трепет переходит В движение слепых перстов. Как на гравюре протестантской Раздвинув неба рубежи Ты вдохновляешься уныло Сухими ликами светил, Стоя на корточках, Предел подножной тверди Так просто обозначив: Вот земля, И тут же настаИт небесный купол, Материальный как бурятский чум. Раздвинув ткань, Настырный как ребИнок, Что ищешь ты в неведомом краю? Так, ничего... Ну разве что услышать Как мир с собою говорит, Со стороны, Надув колечки жил, Свернуть тростинкой шею, И посмотреть Сквозь млечность на себя, И тут же удивиться: - Вот, умора! Стоит на корточках Среди конца земли, И сам же удивлИнно наблюдает За действиями тела своего. - Что ж, смейся. Но открытия и встречи Всего нас чаще там и ожидают, Где лишь сперва Казался нужным смех. Так размышлял мудрец И ломкие созвездья Неловких, сказочных, нелепых персонажей Гнездились в переносице его. 13.6.94 АПОЛОГИЯ ПАДЕНЬЯ Утекает мирозданье, между пальцев утекает, Швейные густые иглы на запястьях прорастают. Кориандровые горы, шевиотовые плечи, Растекающийся профиль, терракотовая печень. Прорастают иглы, только - кровь течИт из рваной нити, Не зашить слепое небо, ни шеврон чужих событий, Лишь чертить чертей на воске, класть улиток по тарелкам, Оживлять сороконожек, разгрызать орехи белкам. Подавать ладони спящим, мыть глаза у чИрных статуй. Что в песке сыром обрящем? Будем есть репей и мяту, Черепаховые гребни чистить ниткою суровой, Разрывать сырые ткани, чтобы возродиться снова. Это ли твои желанья, это ли твои печали? Просочиться сквозь узоры, заворачиваться в шали, Замирать от недостатка, простоты и нетерпенья. Оправдать своИ паденье. Оправдать своИ паденье. Оправдать... Но всИ смешное не нуждается в защите. Распустить больничный свитер, отпустить по миру свиту, И в белке сыром и липком заглушить сухие всхлипы, Оторвать макет от почвы, пережать струной полипы. Оправдать... Но всИ смешное избегает апологий, И уходит между пальцев, не задерживаясь в слоге. Нет в падении геройства, а в уходе - объяснений - Это каверзное свойство - принцип всех иных падений. Через палевые рощи, селенитовые долы, Проходили лесорубы, пролетали мукомолы, Воевал горох с грибами и кометы ткали воду, В красном небе растворяли кристаллическую соду. Мы летели сквозь пейзажи как кричащие гравюры, По кругам кирпичной сажи, по базальтовым бордюрам, Спотыкаясь о ступени врытых в землю пъедесталов, Как пронзительное сходство, как отчаянное жало. Не жалея в то же время ни коней, ни жИн, ни денег, Посещая погребенья, пролетая богадедельни, Где оправдывают тело в полотне запретов строгих. Пусть не будет объяснений и не будет апологий. 26.1.94 x x x Я вернулся в гнездо порока Ткани порваны раньше срока Пусть увял петушиный гребень И зерно расклевала сорока Раньше срока. Да, раньше срока Дух отторг любопытное око Тошноты золотые рыбки И кирпичный тяжелый мокко Что мне делать? Как исказиться Не застряв между пылью и птицей Миновав глубокие жабры И поля с рябой чечевицей Пыль и пепел. Ячменная вера Рубит хворост в пучине сквера Мне всИ снится. И чорт рогатый Растирает на пальцах серу Как я весел и сон мой светел Что спасИнный от ям и петель И проснувшийся режет горло Вздорным криком истошный петел Сон мой светел а день мой чИрен Как змеистый глубокий корень Волчья ягода Черноморья И пустое перчИное море Я вернулся в гнездо порока - Что мне толку от этого, прока? Оставаться всИ время спящим - Так спокойно и так жестоко Сон мой светел а день неясен Шепелявый истлевший ясень Шелестит окончанием листьев День уродлив но безопасен Безопасен и мой наставник Шест в углу полу-тИмной псарни Шесть собак на клочке картона Приколоченные на ставни В черноте новогодней купели Рыбы розовые сидели Наблюдали стеклянный купол И беззвучные песни пели "Мир несносен. Трескучий воздух Наполняет пространство грозно Пузырями, икрою, снегом, Провисая тяжИлой гроздью. Мы во сне. И порок не страшен На просторах сияющих пашен Это слово нам неизвестно Его нет в лексиконе нашем" И простые слова повторяя Я стоял над водой замерзая Пресекая желание прыгнуть Плосколобых рыб наблюдая 2.3.94 ВЕСЕННИЕ СТАНСЫ Помоги мне, Боже, ибо страсть выжигает ум. Ум ест силу, а сила бежит сна. Оттого мой шаг осторожен и вид угрюм, Что сидит на плечах и течИт под ногами весна. Разбивает на клетки сетчатку живой свет, Добрый воздух торопит лИгкие сделать вдох. На хитиновых крыльях и пористых пенах лет Вырастает скаредный и величавый мох. На дорогах - клинья, ежи и запруды бед Расставляют пальцы и сторожевые костры, Словно может спящий живым причинить вред, Переставить рельсы и щебень спустить с горы. Словно может птицей прикинуться мИртвый лес, Словно может рыба переиграть коня, И ладья без вИсел и пассажиров без Разве может по снегу и небу догнать меня. Разве может инок убить в отраженьи себя, Разве может отрок съедать себя изнутри, Да из голени рвать медный провод и не теребя Отдавать пищей птицам, приказывая: смотри Что за град впереди на базальтовых скользких столбах, Почему у портретов такие тИмные рты, И вода застывает в картофельных погребах, И залечены воском сломавшие спины мосты. Почему у повешенных наглый ухоженный вид, Или мы за стеною, и это всего лишь кино, И кислотные ванны, и резкий расчИтливый винт, И грибковых колоний обширное жадное дно. Над полями летит переводчик и зреют растенья внизу, Копошатся извилины клубней, горит у обходчика свет. И пускает на борозды жизнь, словно тяжесть, слюну и слюду Мутноватый и мыльный, дремучий глу