Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Ирина Данилова
     Email: aragorn_99@hotmail.com
     Date: 6 Aug 1999
     Date: 21 Sep 1999
---------------------------------------------------------------




     Этой ночью выпал дождь,  этим утром, звеня медной серьгою в морщинистом
ухе, цыганка  гадала,  за  ручку  брала,  обещала  -  все  сбудется, девица,
позабудется,  красная, пойди  в рощу на Купала,  нарви  цвета папоротникова,
чудодейственного,  сорви,  заплети в  косу русую, да  иди,  да,  смотри,  не
оглядывайся, вдоль по берегу высокому,  красно солнышко встречать.... О - ля
- ля!
     Выбралась  из дома. Белокурый парик  а-ля Клавочка  Шифер,  каблуки  от
бедра, на коже - кожа, сверху - костяной амулет. Здравствуйте, милые!
     В тенистом кафе, на столиках- стойках жирными пальцами  по  непременной
пыли: "Здесь был я. "
     - Яблочного сока, пожалуйста!
     Мальчик  -  красивый бармен, раньше  не видела,  наполняет  одноразовый
пластик  желтым   прохладным   питьем.  Медленно  поднеся  ко  рту,  ощутить
кисловатый запах,  осмотреться по сторонам, покачаться на толстой,  как боа-
констриктор лиане. Живем!
     Это  было  когда- то.  Подснежники,  розы,  и самой бы  купить - только
выйдет неловко. Выйдет - кто, да и выйдет ли - что - то больно сомнительно.
     За фигурой  фигура.  Мимо,  в спешке.  Проносятся. Ну, и  ладно, а  мне
хорошо.  Влагой  волосы полнятся, тонкой  струйкой  по краешку крыльев  носа
тонко точеного что- то густо соленое- да ты  спятила, девица- ты в ответе за
всех, кто тебя приручил.
     Платформою об асфальт, соскользнула с дощатого стула, шляпку на голову,
юбку шелковую  поправить, и вперед, согреваема солнышком,  сочиняя письмо на
ходу, как бы это, а может -

     "  Здравствуй,  время  вышло  из  берегов,  стало  безбрежным,  седым и
смолистым.  Золотистые  капли  стекают по  заплывшей причудливыми  наростами
коре,  библейские листья шершаво  щекочут босые  ступни,  розовато- лиловая,
сочащаяся  млечной  сукровицею,  мякоть  наполняет   пресыщенный  рот  давно
позабытой сладостью уходящего лета.
     Прозрачный, стрекочущий полдень, время кобылок и трав, виноградной лозы
и извитой  округлости  гончих улиток. Время пить квас из ущербных стеклянных
стаканов; слившись с мелованной поверхностью стен провинциального универсама
, тонкими пальцами аристократа туго скатывать запретную папироску.
     Вдруг  подумаешь, взгляд  обращая  назад  - метаморфозы преследуют нас.
Нарядные глупые куколки  оказываются  суггестивными грибками, а  в  гуманном
японце именем Акутагава точит отравленные стрелы хитрый индеец Авагатука.
     Мир колодцев- дворов, водопадов и грабов вдруг становится тесен и жмет,
натирая мозоли- водянки...
     Может   быть,  мы  растем?  Может  быть,  нет  больше  движения,  кроме
стремления  внутрь? Может  быть,  прав  тот  улыбчивый  кот, бывший везде  и
всегда, и немного совсем  не в  себе? Может быть,  то,  что мы  ищем  - лишь
равновесие душ, легкость, тепло и покой?
     Этой  зимою сугробы  летели вверх, дамы  дрались  на дуэлях,  а мужчины
рожали детей. Почему и  зачем мы  хотим  перемен, отчего и  за  что  кто-то,
выдумав слово Любовь, приписал к нему следом
     Безумие? А с другой стороны  -  а  о чем и писать-то?  Все о  том же, о
вечном- то - это, то- то. Толи мы, толи нас, кто- то, где- то, когда- то.
     По экрану,  послушный  нажатию клавиш, пробежал человек,  через  дверку
прошел, по другому, злодею,  ногой  за  принцессу, за веру,  как Чак Норрис,
Шварцнеггер  и Слай.  Залепи,  засвети,  наподдай. А  нужны  ли кому- нибудь
книги-то? Как ты, думаешь, друг, ну, не грустно ли... " О - ля-ля..

     Вдруг,  не  жданно  не  гаданно, загремело,  заухало,  всполохами  небо
заполонилось, да капли защелкали звонко, по бананам, по смуглым прохожим.
     - Эй, народ, мы не в Африке часом?
     Человечки идут, он, она и в коляске сокровище, а над ними...
     - Вот это да!...
     Синий с белым,  в полоску шатер, на изогнутой, в крапинку ручке! Словно
чистого неба глоток... Он, почти поравнявшись:
     - Что, нравится? - сам- само ожидание.
     С восхищеньем, от чистого сердца:
     - Ну, еще бы!
     Этот - то встрепенулся как - подбородок наверх,  плечи развернул,  жену
поплотнее  прижал  и  чеканной  походкой  -  знай  наших!  -  дальше,   сияя
довольством. Эх, люблю вот таких!
     И сама, припеваючи - па - папара - парара... Оп, и дырка на  чулке, как
накаркала  -  вот  и  слушай  женские  песенки. В  парикмахерскую что  -  ли
забежать,  говорят,  мастер  новый.  А  в холле  сидя,  и  иголкой  с ниткой
поработать,  не ходить же, в  самом деле,  в  неглиже. А то еще  фломастером
паутинку  нарисовать -  а  что  - у Сколе  одна так  делала, бойкая бабенка.
Забежала  между  танцами в  сортир и - стрелочку к бедру от  щиколотки -  на
одной ноге, на другой, шик!
     Кончики пальцев погрузила  в горячую воду, зубы стиснула - инквизиторша
ты, красота,  а  вокруг, в  зеркалах- люди в белых халатах в упоении щелкают
ножницами, только пряди да брови летят, что бы мне с головой сотворить?
     - Есть Наташа, Аврора, Диана, полубокс, карате, тхеквандо...
     - Мне бы Линдочку...... Линдочку? Что это?
     Линдочка-  прелесть и счастье мое,  высока, хороша, статна,  уникум.  И
дружок у нее, то что надобно- куртка черная и на спине,
     во  всю  ширь,  меж  разверстых лопаток:  " FBI.  "  Душка Купер  Твин-
Пиксовый.  А  еще есть, в  приватном порядке: Джагер,  Леннон,  Тим  Рот,  с
пистолетом Траволта, Ален Делон да знакомый один, или даже и несколько. И на
всех  угодить.  Незнакомкою  быть.  Улыбаться улыбкой  Джоконды, сразу всеми
гнилыми зубами. О- ля-ля!..
     Салфеткою  влажной  освежить шелудивую  / недостаток,  поди,  витамин /
голову, чтобы было на  чем  прорастать.  И, уж  будьте  любезны,  не жалейте
одеколона,  я  вас  знаю, мужчин-  вы  ведь  только от  нас  ожидаете вечной
свежести,  гладкой гладкости: " Покажи-ка локоток, милая, что это у тебя там
за растительность? "- а сам ножками фавна сучит, вы смотрите мне, милые...
     Снова - из, на просторы и площади, да и солнышко, гляньте же!
     Постучалось, небритое, сонное.
     - Эй, хозяева, дома вы?
     - Это кто там?
     - Я!
     - Я?! Ну, входи, коль не шутишь...
     И вошло, и присело на стульчике.
     - Ты чайку- то себе наливай!
     И  выходят  поштучно,  сердешные,   в  полосатых   просторных  халатах,
посмотреть, кто там в гости пожаловал.
     - Здравствуй, солнышко, здравствуй, ясное! Ты откуда взошло, появилося?
     - Да с дежурства, понятное дело.
     - А-а... И как там?
     - Да вроде бы мирно все.
     - Это радует!
     - Радо стараться... А кстати, народ, тут нельзя ненароком, помыться?
     - Да пожалуй, попользуй водичкою. Полотенце в шкафу.
     - Да вы знаете, взял случайно с собой, да и мыло зачем- то попалось.
     Сполоснулось и  самую малость посидело еще, покурило, песни новые хором
повыло.
     " Мексиканец я, старый и преданный,
     Я в фигваме далеком сижу,
     По утрам не гимнастику делаю,
     А с Поповым смолю анашу. "
     А сама от трамвайного грохота, сверток вкусный в руках, шасть в метро и
-  до Пражской, кимаря дорогою.  Полусвет- это  что- то ужасное. И к тому же
ведь- духота, толкотня,  караул кричать сил не станется.  "Двери, мать твою,
закрываются!... "  Пол вагона  целующиеся парочки, нежные,  страстные,  всех
возрастов   и  сословий.  Брожение  масс  по  весенней  Москве.  Удивительно
трогательно и  заманчиво, ну, да нечего отвлекаться от  главного- там вдали,
за дверьми,  обитают внутри человечки веселые, милые. К ним идти-  только  с
радостным  сердцем  и с цветком-стебельком,  с  мягкой  булочкой. Пробежавши
трусцой  закоулочком. И с порога- ура! - где тут  чудо-  лиса?!  Где хомяк с
папы  бряк?!  А  подать сюда Лапкина-  Тапкина! Я такого  себе же хочу. Или,
лучше,  другого, не девочку. Кто родился- то, сын?  Нет. А кто же тогда? Вот
вам, други, загадка природы.  Потихоньку прокралась под окнами, ан, смотри ж
ты, увидели, зайчики:
     - Заходи, заходи, тетя Ива, только тапти надень, не забудь.
     Вот ведь, верба и ясень, клен и тонка рябинушка, над застольем струится
жасмин. Только зябкие лапы протягивай.
     - Что, часок уделишь?
     -  Ну  конечно!  - Шалишь-  не побегать галопом  по комнатам, на  плоды
рукоделий любуясь.
     А  потом-  до метро,  да про это, про то, по  дороге,  втроем  с  малой
барышней.
     - Так  смотри же, как выпадут листья, побежим  по дорогам и  тропам,  в
златоцветных  коронах  изрезанных, к  родниковой воде,  к ключевой  полынье,
окунать и сырами закусывать.
     И опять-  стук да стук,  час за часом,  за дверцами станции. Ногти, что
ли, пока  отрастить, там  на ногти  особая мода, длинные, ухоженные. Ими еще
удобно  шкурку  на  картофеле  поддевать.  А  цвет   должен   быть  светлый.
Пастельный, роза или беж, мне  это больше идет. Да,  и  запах. Орхидея  - от
волос,  бергамот-  межключичная впадина,  руки-  в  розовом масле, розоватые
ступни- арбузная мякоть, и немного жасмина и, обязательно, сирень, нарцисс и
черемша, сочно зеленый лист, придавленный правильным прикусом. И - во что-то
в обтяжку, плечи  свободные, пышный узел  и длинный,  до пояса, шарф. И  пол
горсточки  жемчуга. Там-  известным маршрутом,  точно высчитав время- ну,  а
вдруг повезет?! О- ля-ля!..
     - ... так, болталась, наверное, минут двадцать... Где черти-то носили?
     - ... "Е", одним словом... Не замерзла?
     Ветер   гудел,   автобусы  грохотали,   слышимость  еле-еле   позволяла
улавливать суть. Сырым вечером, куртка да линялые джинсы, пуховик да латаная
юбка. Стояли, ждали автобуса.
     - Сигареты?...
     - Пожалуй. Если с ментолом, дамские и твои.
     - ... с  удовольствием,  - над  сплетением пальцев  взметнулось  желтое
пламя,
 - сумасшедшие москвички...
     - ... насчет, бывает? - с явным намеком.
     - ... неурожай, а впрочем, если... - явно не против.
     Дождались,   влезли,  тронулись.   За   вокзалом  вспыхивают   огоньки,
маленькие, уютные. Едем в тепло, к чаю и вкусностям.
     - Что-то долго ползем? Вроде, идти минут пять?
     - Ну, да, так я тебе и пошел! В гору,  вечером. Вот тебя когда провожу,
опять поеду.
     - Ну, ты, браток, и лентяй...
     - Не лентяй, а педагог...
     - Один черт...
     Всхлипнув тормозами на последнем повороте, высадили, предоставив  взору
обшарпанную лестницу. Последний рывок почти молча.
     - Здравствуйте, Инночка! -  это неизменно приветливая мама, - Проходите
!
     Сквозь полутемный коридор налево, к креслам и аппетитному столику.
     - Ух ты! - с одобрением.
     - Ну так! - с гордостью.
     Умастилась, слилась с горделивою  спинкой,  глядь-  а уже - чай  налит,
лимон плавает  кролем,  а приятель напротив застыл с щедро политой шоколадом
зефириной:
     - А это- тебе..
     - Ам!...
     - Гуси, гуси!
     Га- га- га!
     Есть хотите?
     Нет, нет, нет...
     - А помнишь- сидели, на крыше, со звездами, дымом костра и вином?
     - Я тогда еще был с...
     - А мне не хватало...
     - Еще или уже?
     - Смотря кого..
     - А чая?
     - Чая всегда не хватает. А в нем- ломтика лимона.
     - Не, ломтика лимона не хватает в коньяке. Но самый нужный продукт- это
сыр. Мне в армии очень не хватало сыра. Как, бывало, приду в столовую, а мне
и говорят: " Что, сыра хотели,  товарищ, а вам- то и не хватило... " Ничего,
ничего,  вот пойдет  сынок  этого  хлебореза  в  школу, и  как начнет  учить
английский  язык,  будет мне  этот  сыр килограммами  носить, да  не какой -
нибудь пошехонский, а отборный, бри  да рокамболь, и еще посмотрю, хватит ли
на него троек...
     - Да ладно тебе, я же знаю, что ты добрый.
     - Нет, я злой.
     - "Злой", положим, не ты...
     - Да, действительно, про него- то я и забыл. Зато веселый и циничный.
     - А к тому же - кулинар. Варение, правда, не в твоем стиле. Сам творил?
     -  Не, маменька.  А  помнишь, как мы с Сережиком  в первый раз у тебя в
гостях были?
     - Да уж...
     Та, другая маменька, только заглянув в  комнату, вызвала дочь в коридор
и,    прижав   к   ободранной   соседскими    детишками    стенке,   свирепо
поинтересовалась...
     - А это что за отвратительные типы?!
     - Почему- отвратительные?!
     - Потому что небритые, волосатые и с пивом. И вообще, чем ты их кормила
?
     - Чаем с конфетами...
     - Что- что?!
     Разгневанная родительница гордо скрылась в коммунальных  недрах и через
некоторое время снова появилась в дверях с двумя благоухающими тарелками.
     - Так, так, южные гости, стало быть... Ну, угощайтесь, гости!
     - Грибной  супчик!!!  -  нет  предела  радости  наконец-то накормленных
гостей.
     - Да уж, помню. И много чего. Вот, к примеру...
     И пошло,  понеслось,  то  галопом, то  шагом  размеренным,  а  к  тому-
философия вечера в комнате  - как  и кто, где и с кем, почему, отчего,  да и
нужно  ли ждать  и  надеяться,  можно  ли  потихоньку,  украдкой, честно  ли
безответно, но " до смерти ", и как лучше, спокойней, уверенней.
     - Славный ты человечек, друг Витенька!
     - Ну, ты - то мне сразу понравилась.
     - А ты- то мне!
     - И вам спасибо!
     - И вас туда же! Ну, проводишь, али как?
     - Непременно!... На посошок?
     - Но не бренди!
     - Сумасшедшая москвичка... Что ж я- провинциал какой- нибудь?
     Лето то жаркое было. Из  таверны в кабак, по десятку  засаленных кружек
пива  светлого,  по бутылке  вина,  да по  баночке джина-тоника,  ром, рюмка
виски,  где-то  дремлет тот "Датский король "? Вчетвером / впятером? или- на
трое? / " Берег солнечный " не осилили. Посмотрели, вздохнули да не было сил
- и случиться ж такое....
     - Вино " Сочи "!
     - Даешь!...
     Город  спит,  пальмы  спят,  спят  автобусы.  Потихоньку,  пешком,  без
поспешности.  За  вокзалом  огни, за  горами  огни,  одиноких прохожих шаги.
Доброй ночи, просоленный город! Почивай на боку забияка, бретер, друг поэт и
островской  философ;  мирно  вежды сомкнув,  красны девицы  до  утра  видьте
сладкие  сны. Ш- ш, тихонько, на цыпочках, завтра  новый рассвет,  чемодан и
стальные колеса, чердаки,  переулки, Кремлевский дворец, Фестивальный, музей
" Метрополитен ",  буквы  М как  каймана глаза,  ночь как взлетная полоса  в
новый день и улыбку, там, напротив, ну, здравствуй же, милый мой...

     28 Ноябрь, 1997






     Artemisia  Absinthium, верный дружок.  - утоли печали, выросла высокая;
по  лугу пройдясь, запах горьковатый  уносишь  в  волосах;  васильки цветут,
шмель гудит басовито, звонкие трели жаворонка;

     Близорукий  глаз  приоткрыв,  на  тебя  смотреть хорошо;  стройность  и
красота украшение есть и опора; ты присядь на минуточку рядышком, кисть  мою
тонкую  подкинь  на  ладони;  теплота  и  шершавость,  нежность  мягкая  кож
человеческих;

     Верность и ветреность, вечер и ветер, скрипка на крыше,  усталость чуть
сонная, липы цветущая сень;

     Города  шум  и толпы  силе  прибоя подобен,  барашки  снующих  машин  и
жемчужны старых церквей за железными створками оград, из моря вышли и в море
уйдем солью соли на влажном песке ;

     Детские игрушки заглянут на чай- паровозик, медведь да тигренок;  скрип
да  скрип  , престарелая ножка ;  как во  сне полетать  над  оврагами, нос в
чернике и кровь на коленках ;

     Есмь глагола добро и скрипучей двери прилагательное, сказуемых щедрость
листов  запылившихся в стопочке книг;  что  писать, как писать, по добру, по
здорову ли, толи гуся пером, толи  мышкою, толи модный роман,  толи сказочку
про Арбатские улицы вещие;

     Јж прокрался тайком в ежевики кусты;

     Жить  хочу, как любить, нежно,  пламенно,  щедро,  журавлей  в  облаках
наблюдая;

     Заноза- зазноба, заряд- заусеница, залежь- зверинец, запястье-захват ;

     Ибис,  чибис,  ирис и  Анубис,  Египет  и  Месопотамия,  радуга  стекла
китайских   флаконов   и   ветви   сакуры   над   склонами   горы;   картины
импрессионистов, танцовщица Дега, медведи по утру в сосновом бору;

     Йог сидит на ветке, кушает конфетки,  Йошкар-Ола, Йорш - Олаим, йод как
спасенье от йогурта, сфера йо-йо в руках косоглазого самурая;

     Кисть  белоснежная  кистью водила по шершавой бумаге, по гулкому шелку,
расцветали  ирисы, меж  сказочных  древ  выходили гулять златокудрые  эльфы,
саркастично взирал  Н.В. Гоголь;  златошвейка верблюда прогнала сквозь ушко,
крест за крестиком, ладно и гладью; шерстяные барашки бродили  стадами, плюш
беззубых собак  избегая;  между  пальцев скользила размятая глина,  порождая
бородатых  гномов  и   красных  с  чешуйчатыми   хвостами   крыс,  торопливо
поглощающих круги парафинового сыра;

     Легкость невероятную бытия  подвергая  ежечасно  сомнениям,  неуловимым
обаянием  буржуазии  попранный  и  повергнутый,  этот   безумный,  безумный,
безумный мир снова бьется в окно, поедая вечернее время;

     Море, ночь и  маяк,  чаек пронзительный  крик, лай  огромных породистых
псов,  круглые столики,  новые  лица,  незаметно кинуть монетку,  втихомолку
опрокинуть бутыль; неслышно крылами махая, витать в упоении рядом;

     Нервы шалят  и  играют в казаки да разбойники, нетуть  шныряет кругами,
корчит рожи  и веселится, склизкая, тошнотворная,  чур, меня, сгинь, нечисть
нетленная;

     Обитатели  коммуналок  выползают, как  тараканы  изо всех  коммунальных
щелей  наблюдать  и  подсматривать,  воровать  неучтенные спички, наущать  и
заподличать;  день  за  днем,  с  неизменными швабрами, создают разношерстые
очереди на подходах к помывочным и телефонным рубежам;

     Пространствами    площадей   Петербурга   переполнилось    подсознание,
пирожками, плацдармами, прибрежными памятниками,  Петродворцом,  полуночными
переулками; призрачными пешеходами, прокладывающими плоскостопьями путь;

     Редкая птица - Кар, кар !- пролетела  за  мокрым  окном,  прикорнула на
ложе карниза, а под руками моими  -  все клавиши, клавиши,  до- ре- ми,  фа-
соль- я положить позабыла в кастрюлю, речь нелепую сочиняючи ;

     С - по сути, безделица, мало ль, что приключается с тем и теми, которые
С; город Со спит, сморкается  сумрачно, суету сотворяет, скучает в смятении,
слюдяную  сосульку  сосет, сушит скупо  седую ставриду,  собирает  созревшую
смокву, сигареты смолит суеверно, солнцем слепит соседа Суху;

     Тра-та-та  да  тра-та-та,  тыр-тыр-тыр да  трали-вали,  не  поймали, не
узнали,  не ходили  за  крота,  ты не  веришь,  ты не врешь, не  посеешь, не
пожнешь, да как водиться, здоровеньким помрешь;

     Уши  ходили холодные,  бледные, снежком растираемы, сделались красными,
ловились на звуки доверчиво речи,  внимали послушно, да, видно напрасно - не
все  правда  есть,  что  устами  глаголется,  не  всяк  молодец,  что  таким
прозывается,  зелень  с  деревьев  ветром  уноситься; тушь  да  помада водою
смываются;

     Филигранью  и  чернью покрыты  дорожки, форма школьная  - было ли  это,
фармазоны,  фортуна,  сукно  казино,  дом  казенный  с  резными наличниками,
фиолетовость сумрачных будней ;

     Хитренький ты,  милый мой, я же -  хитрее  стократно, сколько ни лги  -
раскушу,  разотру  зубом  белым, так что  - лучше не пробуй,  чтоб  потом не
терзаться - мол, какая зловредная;

     Церемониальным маршем  проскакали увитые славой герои,  Цербер в  скуке
завыл на ущербную в чем-  то луну, цыц,  на цыпочках цыкнуть не смей , цыпа-
цыпа, цыплятки мои, цепь серебряную отдать запаять, только  времени, времени
нет ;

     Чемодан под сидением, карты в руках, снова, летом-  зимою, на юг, выйти
пива попить на прокуренный  полустанок, осчастливить торговку седую изъятьем
вязанки  лещей,  пирожка  откусить,  да  картошки с огурчиком,  малосольным,
заметьте,  и  -  снова в тепло,  анекдоты травить; на ночь глядя  в  окошко,
посчитать придорожных овец, тук- тук- тук, тук- тук- тук;

     Шуршики  заворчали  -  ворочайся быстрей, мол, дорога не  та,  печь  не
топлена,  брат лежит, помирает, ухи не допросится, как  тебе  не  ай-  ай  ,
недотепа не приуроченная, чебурахнулась что ли, ан- сдуру- то, да по тонкому
льду, на салазочках , только ветер усами шумит;

     Щегольству  щегла не  уступить,  щурясь  на  щербатое  светило,  щуплым
щупальцем одним другое мыть, щекотаться, щебеча, щучку щучить сгоряча ;

     Ь -  шелка мягкая нежность, спинка потягивающегося дремотно  кота, вкус
взбитых сладостно сливок ;

     Ы --  ы - ы - дурацкий подростковый  смешок, так и прет,  так  и лезет,
настырный, ну, чего,  скажи  на  милость,  веселого-то, так нет, заливается,
слюнями брызжет, - ы - ы - ы ;

     Ъ  -  удар  кулаком  по столу,  сирена  нагоняющей милицейской  машины,
пулеметная очередь в ночи за рекою, дробот паровозных колес;

     Эго  -   этика   эстетствующего  эпатажа,  эталонами  эстампов  Эрмитаж
экипирован, это ли не эрос, не этнография эгофутуризма;

     Юкку, Юлю, юлу  как юродивый клянчу, Юту, Юрмалу мне,  юрких  юношей, в
пропасти неба Южный крест ювелирной работы;

     Я  - была, буду и есть в каждой ящерке малой, яшме, якоре, яликом плыть
буду я по волнам, ясным Ярилом явлена.

     Ноябрь, 97





     / Титаевым им /


     Ну, так,  стало  быть,  на опушке  липового такого с  березками лесу, и
живут себе, попиваючи утром кто чаю с конфеткой, кто кефирчик с бифидумом, а
что - чай - не чаем одним, не кофейником, бактерий - он тоже пользителен.
     Трое их как бы нынче. То есть поначалу- то , один был, да еще одна, две
избушки стояло на просеке. И движения всякие наблюдались - туда-сюда, сюды -
туды,  то  лешачья  с балалайками набежит, то еще какой лесной  альтернативы
принесет,  только  за   голову-  то  и  хватаешься,   опять  же-  повышенная
засаленность  волосяного  покрова  производится да бражки в закромах  убытие
нескромное. Потом-  то  , конечно, съехались  и  милиционера на  перекрестке
поставили, мол, регулируй,  братец,  движения  масс,  да  не  в  том суть  и
малинничек .
     Бывало,  встанут  на зорьке,  ближе  к  полудню,  покумекают на предмет
сусеков, закрома подметут,  и давай жизнь  веселую друг дружке обустраивать,
только перья да бумага разлетаются.
     -  Ты чего,  -  хозяин,  стало  быть, хозяйке кричит,  -  бельмесы-  то
распластала, не пройти, не проехать, самосвалом  не собрать  ?! Щас  как дам
щелбана, черепушка- то и треснет...
     Молодуха словам таким не нарадуется - сразу уполовничек хвать и супруга
дорогого поперек позвоночника чуть пониже спины потчует, да приговаривает:
     - Ах ты, чудище небритое, ужасное, тебе чем бельмесы мои не угодили?
     Ну, потом конечно, нежности ослабевают, крупа перловая  в  сковородке с
лучком подрумянивается, обедать пора.  А после  обеда  -  и  за дела, сказки
творить  принимаются. Потому - что за сказка такая на голодный желудок?  Это
не  сказка  - страшилка  выйдет, Робин - Бобин  -  Барабек со  всеми,  прямо
скажем,  последующими  для  холодильника   катастрофами.  Или   на   местной
этнографической  почве не  в  меру  прожорливая  баба Яга  и  трехголовый ее
собутыльничек  произрастут, а тебе потом  перед народом  ответ держать. Куда
это годится ?
     А манер да стратегий у каждого свой - хозяин, к  примеру, тепло и покой
любит. Тут то и  располагается он и ждет - когда значит, крылышки прорежутся
и полетит  он  на них на гору на  Парнас,  выберет там местечко поукромнее и
засядет в  засаде  - ждать, когда рифма да сюжет к водопою пойду. Их главное
что - тащить и не пущщать, а там - только успевай записывать, чего только не
расскажут,   чтобы   отпустили-то.   Хозяйка  же  другой  дорожкой  ходит  -
рукодельной.   Возьмет   шкатулочку   расписную,  по  крышке  постучит  -  "
Просыпайтесь,  дружочки  ",  а  там,  глядь -  вылезают-  потягиваются нитки
шелковые да  шерстяные, сестры-  спицы  да  иголка- нержавейка.  Садятся они
кружком и  начинают  думать да  гадать  - чтобы такого веселого да красивого
сотворить. И придумывают,  ведь, и  тебе начинается - овечек стада по  столу
бегают - б-э-э-э и куклы танцуют веселые, и мышки  шныряют сытые, гладкие, а
если  вдруг  семейство  карандашей  да  кисть  какая  подоспеют,  то  только
держись...
     Так вот и жили они, день за днем, зима за осенью, да дедка за бутылочку
с  бальзамом,  мирно  да ладно,  как  вдруг  объявился  в тех краях  старик-
телевизионщик. Ходил он по дворам и всем желающим предлагал в волшебный ящик
сыграть.  И к хозяину с хозяйкой заглянул -  подивитесь, мол, на  диковинку-
судьбу свою узнаете. Разобрало сказочников любопытство - стулья подхватили и
- шасть за дверь, будущее созерцать. А там - что за диво - сидят за столиком
Филя  с  Хрюшей: "-  Добрый  вечер,  девочки и  мальчики!...-  Добрый вечер,
р-р-ребята! "- да мультфильмы, знай, показывают.
     -   Дяденька  телевизионщик,  кто  такие  эти  ребята,  что   им  такое
обхождение?
     - А вы своих заведите, а там, глядишь и разберетесь ...
     - Да как же их заводят- то ?
     - Ну, это вы уж как - нибудь сами, али не сказочники, а прозаики
     какие?
     И исчез, как в мусоропровод провалился. Ну и ну...
     А  любопытство- то  осталось, и  такое зловредное-  так и точит,  так и
пилит- хочу, вопит, знать, понимаешь. Первым делам по энциклопедиям полезли:
всю Молоховец перерыли, ничего не нашли, в  атлас географический заглянули -
среднерусскую возвышенность узрели, напоследок была  - не  была -  в словаре
юного  филолога  справились,  и  смотри  ж  ты -  Ура!!!  -  обнаружили себе
информацию, лежит, понимаешь  под корягой и  усами шевелит. Сачком -  то  ее
быстро выволокли, давай, говорят, раскалывайся, а то в уху пустим и листиком
лавровым заправим, что- то он у нас залежался.
     - Ой,  не надо меня в уху, люди любознательные, сказочники разлюбезные!
Аллергия у меня на лаврушечку - то. Я вам вот  что скажу - вы аиста поищите.
Это  такой  чувак  -  что  хош достанет.  Только  капусты с  собой  побольше
прихватите, очень он до нее охоч...
     - А какой, - интересуются, - капусты, белой али цветной?
     - Вот чего не знаю, того не знаю, только, старики  сказывают, главное -
ее конвертировать.
     Ну,  что-  что, а  конверт  сказочнику сотворить-  что  в  тот  колодец
плюнуть.   Ради  великой  цели  постарались,   поднатужились,  вышло  просто
трехслойное  загляденье  -  внутри  байка,  в середине  клеенка,  снаружи  -
одеяльце стеганое в медведях  - ничто теперь  капусте не страшно - ни холод,
ни дождь,  ни  ухабы  дорожные.  А  кочанов  наложили  разных  -  и  простой
белокочанной, и  брюссельской и кольраби  и цветной, да и красную не забыли;
взяли с собой горшочек волшебный да вечно полную бутыль " Ессентуки No 7 " и
пошли  пешими маршрутами аиста  искать, а для  ориентиру  самолетик бумажный
пускают - куда сядет, туда и идут.
     Долго - ли коротко ли шли,  о  том история болезни  умалчивает, Рип Ван
Винкль вон, за день сотню прожил, но месяцев с  десяток набежало, как сытому
пить дать. Измучились страшно.  Хозяйка извелась - дальше некуда  - еще один
день  вынесу, больше не смогу,  кричит, а сама от волнения все из  горшочка-
самовара отхлебывает, весу прибавила- любо  дорого смотреть. Хотя, смотреть-
то, конечно, надо б  не на нее, а по сторонам, а то так далеко уйти можно. И
под  ноги   не  мешает,  а  то  о   жерди  какие,  посреди  дороги  лежащие,
спотыкнешься,  впрочем, те тоже попались  не лыком шитые,  как вскочат,  как
заверещат:
     - Вы чего это мне косточки  перемалываете,  здесь  вам  не  мукомольный
комбинат!
     - Ой, извиняемся, ой, не  хотели, не  думали!!! А не скажете ли вы, как
нам аиста найти?
     Косточки  задумались,  стали  кругом хозяина  с хозяйкой  выхаживать  и
критически поглядывать, да краем крыла клюв все поглаживают.
     - А точно не думали, не умышляли?
     - Нет- нет, что вы , как можно ?!
     - Ну, тогда, я - аист. Чего надобно- то ?
     - Да вот, добрые люди сказывали, ребятишек можете подкинуть...
     - Тогда пройдемте, поговорим...
     И  пошли через топи болотные к дровяному сарайчику. Заходят, а там - ну
и  ну -  стол  дубовый,  гроссбухами заваленный, кресло  кожаное,  кушеточка
колченогая,  да лягушки препарированные  в  котелочке  со  специями варятся.
Глядь - поглядь, а аист уже в белом халате за столом  восседает,  на голове-
зеркальце металлическое и пером по бумажке чирк- чирк.
     -  А что  это вы  такое пишите,  любезный аист? -  спрашивают  вежливые
сказочники, а сами  друг друга  локтями пихают, мол, пойди, подсмотри, а  то
ведь интересно.
     - А это мой новый роман, - отвечает, - " Суровый анамнез." Так что там,
насчет ребеночка-то?
     - Да так, мол, и так, -  ответствуют, -  смутил, понимаешь, покой и сон
коварный телевизионщик, напоказывал  всякого разного,  а мы уж который месяц
маемся.
     - Точнее!
     - Ну, восемь с половиною точно будет.
     -  Так, так, понятненько. Небось,  и под  елочками смотрели и в Детском
мире справлялись?
     - Ну, так, слегка...
     -  Вы бы  еще к  Кашпировскому  обратились,  ну  народ  пошел,  пока  к
специалисту соберутся, состояние переходит в необратимое, знаете вы это?
     - Знаем, знаем. - А сами конвертик с капустой ножками придвигают, чтобы
виден был, значится.
     Аист как увидел, как подскочит:
     - Это что, - кричит, - взятка?!
     -  Да что  вы, что вы,  как  можно!  Это  вам  к  лягушечкам вашим, для
гарниру,  диво хорошо  выходит... - А я-то надеялся,  взятка... -  И до того
погрустнел,  бедный, что свалился обратно  в кресло свое и заплакал  слезами
горючими, авиационными.
     Сказочники,  как известно, души тоже  ранимые, сразу к аисту подбежали,
стали утешать, перышки гладить.
     -  Ну, простите, простите вы нас, нехороших стяжателей, хотите, мы  вам
споем  что- нибудь или спляшем, или барашка шерстяного подарим, будете с ним
гулять по утрам, здоровье поддерживать и развивать...
     - А правда, подарите?!- аист сразу успокоился.
     -  Конечно!  -  И   достают  из  кармана,  да  такого  толстенького  да
гладенького, рожки витые, морда до того симпатичная,  что просто симпатичнее
и не бывает.
     - Ой, утешили старину аиста, ой, спасибо, дорогие. Я вам тоже подарочек
сделаю - фокус покажу. Там у вас в конвертике - что?
     - Капуста...
     - Дайте-ка мне кочан на ваше усмотрение.
     - А какой лучше - тут у нас и белая и цветная и брюссельская?
     - А какой больше любите, тот и дайте!
     - Ну, мы больше белую любим, из  нее  и щи и  соляночка, а  уж квашеная
хороша, просто объедение, вот в прошлый засол...
     - Давайте, давайте!
     Полезли в  конверт, вытащили  вилочек отборный, не крупный и не мелкий,
листик к листику. Аист вилок схватил:
     - Смотрите внимательно...
     Вытащил  из  шкафчика клееночку, постелил  на  столе,  сверху простынку
накинул, потом  взял  кочан и  -  на весы электронные,  взвесил, на  бирочку
записал,  и бирочку  ту к кочерыжке  веревочкой прикрепил, положил  кочан на
простынку, сверху  другой прикрыл,  взял в крылья брошюру, не пойми,  откуда
взявшуюся, трижды прочел голосом Игоря Кириллова:
     - Настоящее свидетельство о рождении выдано, -
     и трижды же по кочану  той брошюрой шлепнул, в продольном, поперечном и
сагиттальном направлении соответственно.
     - Готово, господа сказочники! - и сдернул верхнюю простынку.
     Смотрят сказочники, а  там  -  розовощекая такая, с  бирочкой на ножке,
лежит да улыбается.
     - Это что, наша?!
     - Конечно, чья же еще?!
     - Ура!!!

     И давай это дело лягушечками тушеными отмечать, а барашку травки свежей
нарисовали на радостях  целый  стог,  пришлось  потом аисту его воображаемой
касторкой отпаивать.
     Ну, а потом,  ясное дело,  ребеночка  в конверт,  конверт с собою, и  в
обратный путь. Напоследок на дорожку ковровую присели.
     - А скажите, уважаемый аист, - любопытно стало хозяину, -  вот если  бы
мы не белую, а цветную капусту выбрали?
     -  Гм...Вы как- нибудь  ко мне заскочите вечерочком, мы эту проблему  с
вами  вдвоем  обсудим,  очень  это сложный, я бы  даже сказал ,  философский
вопрос....Ой, что это ?!
     А это- хозяйка.  Подкралась тихонько и скалкой обоим по головам, чтобы,
значит, крамолу не наводили на хрупкий плетень супружеских отношений.
     - Вы лучше, любезный аист, скажите, как у вас с записью на
     прием?! Заранее, али с утра на вечер?
     - Вас  - всегда без  очереди, как  своих. И  вот  еще что: я  слышал, у
маленьких детей бывают бабушки...
     - Бабушки?! А кто это?
     Даже сказочники могут не все знать. Такая вот поучительная в  некотором
роде история. Ну, да разберутся. Не впервой. На то, понимаешь, и сказочники.

     Ноябрь 20, 1997
     Октябрь, 97




     Налево мчались облака,
     а справа выплывала звездочка,
     тая нелицеприятное предсказание,
     а в социалистическом Берлине
     шел адски промозглый дождь и
     ангелы Вендерса
     мечтали о реинкарнации.

     Где-то играют в любовь,
     обмороки, буриме и рок-н-ролл,
     разве это не здорово-
     однажды появиться на свет
     дрожащих на ветру
     азалий  и сальсапариля?

     Спеть, что ли, песенку
     о чем-нибудь легком и светлом,
     чтобы никто не заметил
     и ни о чем не спросил...

     Сентябрь, 97











     Хомячок гулял по крыше,
     тихо заспанные мыши егозили за углом,
     молоко деля с котом.
     Хомячок играл на крыше.

     Как у крошки хомячочка
     лапки, ножки - два крючочка,
     глазоньки как бусинки,
     сухонькие трусики.

     Хомячок шныряет ловко,
     где тут божия коровка,
     кисы, кати, дяди Во,
     вот ужо я их того...

     Шустр наш хомяк как рыбка,
     лишь чудесная улыбка расцветает тут и там,
     чехарда и тарарам.
     Милая, смешная рыбка.

     Сентябрь 24, 1997





     Настала  пора -  заводи  мотор,  набивай подержанный  багажник  снедью,
полотенцем и палатками, выруливай на 95-ую, да  смотри, не перепутай север с
югом,  иначе,  того  и  гляди, попадешь вместо тепленького песочка в таежную
глухомань. Ну, поехали, стало быть.

     Осенью, ближе к зиме, вьюгам и где новогодним,  а где  и рождественским
елочкам-подарочкам  тянет  меня  к  солнышку  ласковому,  не  жаркому,  шуму
просоленных  с  барашками  волн да  торжественному  парению  мыслей  широкой
русской души. Поэтому, был бы случай, а поддержать авантюру-это я всегда за.
Не без  того конечно,  чтобы посопротивляться, куда  это, мол,  работа, дом,
детишки  / я / без присмотра. Но-  еду.  Скрипя зубами, гордо несу голову  и
часть груза. Карабкаюсь сквозь сплетение ремней на свое, заднее. Поехали!

     Я люблю машины,  а  вы?  Блестящие  коробочки из стали,  руля и  мягких
обширных  сидений, на  коих можно с комфортом расположить  падкое до удобств
тело. За  окнами  несутся  резвым аллюром  всевозможные  пейзажи, а  лобовое
стекло  эффектно  обрамляет  изможденное  морщинами   зерцало  многоопытного
водилы, терпеливо разъясняющего то и дело возникающую ситуацию.

     Вечереет.  Вдоль обочины,  невдалеке от заправочной  станции вытянулись
рядком мужские фигуры, лицом к лесу...

     - Ну, ничего ж себе народ обнаглел !. Прямо как в России. А
     еще цивилизованное общество. До restroom дойти не могут...

     - Да  не,  это правоверные.  Видишь  шапочки? Они всегда перед  закатом
лицом на восток положенное число сулл и поклонов отбивают.

     - А...

     Смачно   похрустывая  кошерным  огурцом,  проплыл  и  скрылся  в  дымке
Манхеттена чувак в смокинге и расшитом уборе. Ну и город...

     Пройтись по Сохо - одно из труднейших испытаний для чувственной женской
души.  Какие  наряды,  на каких  манекенах!  Открытые всем  ветрам и  взорам
декольте, пышногубые  негритянки  в  сиянии  отблесков африканского  неба  и
львиных шкур, услужливо  подложенных  под  зябкие ножки, туловища без голов,
головы с плечами, голова кругом, кошелек пуст, за углом Эдичка покупал Елене
колготы. С Эмпайер - билдинг просматриваются  Бруклинский  мост, Аппалачи  и
советско-канадская  граница. На  вопрос,  кто  был  первым  президентом  США
отвечать смело и без запинки: " George Washington
     Bridge ". Он, кстати, тоже весьма недурен.

     От Нью-Йорка в сторону Чикаго, как ни крутись - трубы. Изогнутые во все
стороны под немыслимыми  углами стоят, зловещие, символизируя собой единение
торжества  цивилизации   и  животно-растительного   апокалипсиса   наших   и
последующих дней.  Прочь, прочь оттуда, больше газу,  шофер, больше, кожаная
тужурка,  клетчатая  кепка  и квадратные черные  очки,  жми  на  все  педали
сразу...А  это кто? Полицейский? Какой  такой полицейский?  Да мы всего лишь
того гая  -  гея  обгоняли,  да укрыться от ночи и сырости - да, вот в  этом
самом  клоповнике  с кошками в  камине. Мечтали. Стремились. Взволнованно. А
как вы относитесь к "  школе для дураков "?  Нет, это я про книгу. Нисколько
не имея в виду. Да, пожалуйста учтите.

     Простыни  в мотеле  отдают  дихлофосом,  но  это  лучше  дождя, полного
хлестких  капель, пробивающих  стенки палатки посреди очередного, приторного
как дюжина напудренных донатсов сна. Завтра прямая, ладно накатанная  дорога
вывезет  к морю - Атлантическому океану, это прямо как в Сочи  -  выехать из
Москвы  и  сутки крутить  баранку, и  увидишь  вдруг -  нет больше  березок,
татарских соседей  и просоленной коричневатой жижи под протекающими,  но все
же  резиновыми ботинками,  а есть  -  гряда  желанных  гор, запахи  повядших
водорослей, да южного вида лица и фамилии, до безобразия  привычные и трудно
отделяемые. Да здравствуют железный  век, Джефферсон и братья  Черепановы  -
Монгольфьер! И монгольская орда, если уж такая пьянка, а что она  будет -  и
не сомневайтесь.  Просто  там - водка  и мировая нежность, а здесь - виски и
метание  дротиков,  и везде  люди, и ничто им не чуждо. Например, нелюбовь к
раннему вставанию.

     - Слушайте, и это - университетский город?

     Неуклонно движется, заполняя поле зрения, чреда уродливых в своем тупом
однообразии, низкорослых, безвкусно отделанных, полных неторопливо шляющихся
толсто- и черномордых обитателей, без единого деревца, улиц.

     - Балтимор, что же вы хотели? Зря, что ли здесь По " Ворона " писал?

     - Ой, не зря...

     Где-то  вдалеке,  куском  желанного  миража-   downtown  ,  с  ратушей,
галереями, вечным  портовым аквариумом и -  котики. Примостившись на  камне,
пятачком  вверх,  задает  Храповицкого  увесистый  самец,  весьма  напоминая
почтенного главу многочисленного семейства,  уютно свернувшегося вечерком  в
кресле у камина. Пижама, шлепанцы и газета,  все как положено. На счет раз -
и - хр-р-р...

     Машина на  эмиттере, ноги  в руки,  руки, соответственно,  в  карманах.
Туда- сюда, бегом на осмотр общепринятых небоскребов.

     А  дальше  -  все близится  юг,  вот уже  показались  усатые  в  кепках
торговцы. Чем торгует старина Ричмонд?

     - Арбузами ...

     Вот уж где, видать, тишь, спокойствие да провинциальная сонливость.

     И как это угораздило перебраться в подобное  захолустье актерскую  чету
По? Из старушки Англии, через океан на дощатой посудине. Так вот и умирают в
двадцать  четыре года, оставляя троих  детей  - одного - умирать /в двадцать
четыре года /, вторую - гениальную пианистку, страдать аутизмом, и третьего,
настоящего извращенца - жениться в двадцать семь на  тринадцатилетней кузине
/ умершей,  разумеется, в двадцать четыре /и всю жизнь сочинять разные ужасы
памяти ненаглядной своей Виржинии - Анабель - Ли.

     "Вышел Клинтон из тумана,
     Вынул вэлфер из кармана.
     Раз, два, три
     Не получишь его ты..."


     При  свете  солнышка  пейзаж  за  окном менее  хмур  и  неприветлив. На
подъезде  Вашингтон. Сразу в  лицо - а где аптека? Людей и фонарей на улицах
пруд  пруди,  не говоря  о  разномастных машинах,  а  зубной  пасты  купить,
понимаешь,  и  не  где. Куда смотрят  правительство и президент? А кто куда.
Сенат -  на помпезного вида площадь с разлившимся в бетонированных берегах "
зеркальным   прудом   ",   уютным  дендрарием  и,  воплощением   демократии,
серебристыми   белочками  с  живыми  карими   глазами  и  теплыми  шершавыми
носишками,  терпеливо  вынюхивающими  вкусненькие  гостинцы. Президент -  на
ежеутренне выкашиваемую лужайку, где к вечеру так приятно исполнять вариации
государственного гимна  для саксофона с Хиллари. А вдалеке,  за основательно
чугунным  забором  ,  притаившиеся в  немом  восхищении,  туристы  методично
щелкают  затворами.  Иногда при  этом  получаются неплохие кадры, порой  - в
новом кабинете.

     Эх, хорош,  прекрасен и  величествен  стольный град Вашингтон, неусыпно
несут дозор полицейские львы,  бойко  шныряют  в  подвалах конгресса изящные
вагонетки. Но,  чу! Где-то тут же, совсем, то есть неподалеку, говорят, есть
и иное диво - военное...... Заскочим, что ли?

     - "Что ж, Пентагон как Пентагон,
     Отвечаю Зине я...."

     Многоугольное, угрюмо- неприветливое здание проплыло и осталось слева.

     Снова - пейзажи, на этот раз- с полями и пейзанками- бойкими фермершами
,  аранжированными  задорными  рыжими  тыквами ,  И,  наконец, в  кольце  из
курортных  мотелей и  ресторанов-  Виржиния- Бич. Каково  - в два заезда все
восточное  побережье,  ну  разве  что  за  небольшим исключением. Так,  так,
посмотрим, разнюхаем, попробуем ногами.

     - Пеликаны видны?

     - Парят, родные!

     - А  акулы? Должны  быть  такие черные треугольники,  деловито плывущие
вдоль...

     - Есть!!!

     - Порядок! ...Батюшки, а это что такое?...

     - Где?

     Растянувшись на прибрежном  песке в ожидании ночи, в  струящемся  свете
прохладной осенней луны вдруг ощущаешь присутствие глаз. Осторожно, чтобы не
спугнуть  таинственного   гостя,  поворачиваешь  влево   -   вправо  голову,
напряженно всматриваясь. Ага, привет, стало быть. Два полупрозрачных бугорка
в районе небрежно  скинутых сникерсов неторопливо  выкапываются,  все больше
напоминая проголодавшегося  краба. И не одного. Постепенно  пляж заполняется
снующими туда- сюда бочком вперед, клешня вместо ложки, обитателями. Так вот
и постигаешь единство  свое со  временем и пространством. Звезды над головой
крупные,  наливные,  океан  рокочет,  трубит, катит  упругие  волны; налитый
соленою влагой,  ветер  обходит дозором  прибрежный кустарник; встревоженным
глазом таращится из облаков луна.

     Утром  пляжи не  узнать  -  нет  той  загадки,  нет того  шарма,  крабы
попрятались в норки, туристы, одетые в плавки смущают своим фривольным видом
местных носителей шорт.

     Но до пляжа, до пляжа ли, если зовет, снова на север, но перед тем чуть
на запад,  к первым поселениям колонистов.  Интересно же!  Вдруг  всколыхнет
гладь диковинной бухты осторожно-  неспешный  взмах весел седого индейца или
пойдет  погулять к стенам  нового форта дочь вождя Покахонтас. Кто были они,
эти первые кто-то? Бравые волки  морей, во славу родной  стороны открывающие
все новые  земли? Благородные рыцари, несущие новое знанье отсталым народам?
Или же - шайка воров и убийц, сосланных прочь и подружки их - девы отборные,
грязные? Кто и зачем прибыл  первым сюда? Кто и за что первым  был съеден на
ужин? Почему, называя себя потомками  смешанных, белых с индейцами,  браков,
истребляли и гнали одних, оставляя права для других? Что вообще есть история
наша? Лишь  красавцы дубы, распростершие длань над остатками  стен /  это  -
здесь /, да ковыль и полынь  над курганами / там /, и могли б дать ответ, но
- для нас  ли? Не  таков человек, чтоб  открыто признать свои промахи. Слыть
достойным и честным хочет он на  века, вот и пишет трактаты и повести, лепит
бюсты и  монументы.  Такие вот мы.  Что  ж, на  север! В  дома листву  ярко-
красную, охряно- желтую, к мозаике света и тени , вина и пикантности плесени
сыра.  Снова  - мимо  полей,  по мостам на  чудовищных  сваях, протянувшихся
сквозь океан. Мимо рыбных таверн и креветок, гребешков и торговцев ножами. С
жабой - пипою, медом и персиком, сена запах вдыхая. С ветерком, по дороге, с
попутками.

     Dixi.

     19-Окт-97


Last-modified: Wed, 22 Sep 1999 04:55:15 GMT
Оцените этот текст: