Бюллетень поэзии "Manuscriptum"

---------------------------------------------------------------
 Составление: Александр Юринсон,
 Email:  jurinson@mail.line.ru Ё mailto:jurinson@mail.line.ru
 По этому же адресу принимаются послания для авторов сборника.
 Страничка "Manuscriptum":
 http://www.chat.ru/~manuscr/ Ё http://www.chat.ru/~manuscr/
---------------------------------------------------------------

        Содержание:

Александр Юринсон. Новые стихотворения.
Алексей Холкин. Стихотворения.
Елена Калинина. Стихотворения.
Юрий Канащенков. Стихотворения.
Юрий Канащенков. Войдя в этот мир. Книга стихов.
Юрий Канащенков. Гость. Книга стихов.
Вадим Лебедев. Стихотворения.
Александр Лекомцев. Стихотворения.
Юлия Рюмшина. Стихотворения.
Саша Ротай. Стихотворения.
Валерия Крестова. Стихотворения.

         * Александр Юринсон. Новые стихотворения * 

        x x x
Слушай меня: мир переполнен нечистью,
Что означает бессмысленность благодеяния.
Нас не расслабишь, не запугаешь вечностью.
Мы выросли в саду отрицанья и знания.
После смерти мы станем холмами и ямами.
Век машин отведет нам резервации,
Где мы будем трезвонить ямбами,
Думая, что тем самым спасаем нации.
Боги, в которых мы верили и не верили,
Примут нас равнодушно и выделят пенсии.
То-то мы позабавимся со свирелями -
В тех краях, где общаются только песнями!

        x x x
Мне приходит время умолкнуть - пожалуйста!
Я и так половину жизни отдал подполью.
Только не надо сочувствия (в скобках - жалости) -
Мне не впервой свыкаться с подобной ролью.
Я никогда не молчал, но не все услышится:
Одни - немы, другие - глухи, а третьи - пройдохи.
Мысль находит разум, когда запишется.
Вычтем налоги векам - останутся крохи.
Годы, как войны, грудь покрывают ранами
Или медалями. Под тем и другим - пусто.
Я выхожу из игры не с пустыми карманами,
Но зарекаюсь ходить в казино искусства.

        x x x
Выйти из дома можно и утром, и вечером.
Ночью не видно дорог, но их и не нужно.
Если помочь самому себе уже нечем,
То вполне подойдут и дружба, и служба.
Все дороги уводят от мира к Риму,
Движешься ли пешком или в чем-то сидя.
Пересеченная местность уводит мимо
Цели - той, которой в глаза не видел.
За поворотом небо, под небом море.
Ни тебе Эльдорадо, ни двух Америк.
Чайки кричат, всхлипам в подушку вторя.
Ветер гудит. Волны слюнявят берег.

        x x x
Возле пропасти вечности я слонялся без
Определенных занятий - удел певца,
Чье перо оставляет хотя бы порез
На теле души - не потребителя, так творца.
Возле вечности я покупал и крал
То, что нравилось, то, что хотел иметь,
То, чем потом владел, пока не умирал
Тот из меня, который мешает петь.
В пропасти вечности я наблюдал полет
Птиц далеко летящих издалека,
Видя заснеженные поля, уходящий год
И самого себя в зеркале потолка.

        x x x
Возле меня пахнет смертью литературы.
Я не боюсь приспускать никакие знамена.
На шахматном поле поэзии нет фигуры,
Способной заменить Аполлона.
Мы жили неплохо: спали, пили, ели,
Трахались, врали, сидели часами в сортире,
Но ни один из нас не сыграл на свирели,
Не говоря уж о лире.
Наша судьба в чьих-то (да в чьих же?!) лапах.
Скажешь не то - будет тебе оплеуха.
Вдыхайте, пока дозволено, этот запах
Смерти - иначе - освобожденья духа.

        x x x
Вот, например, поэзия, - тоже дело,
Если, конечно, не думать о ней иначе.
Я тоже ее любил, потом - надоела:
Слишком мало души и много удачи.
Вот надышусь вдохновением, взмою над городом,
Полечу куда-нибудь в сельскую местность.
Облака висят, будто седые бороды.
Руки рек держат в объятьях окрестность.
Песня народная долом струится паточно.
Прочих напитков может отведать каждый.
Я за жизнь выпил более, чем достаточно,
Хоть никогда не испытывал острой жажды.

        x x x
Живи, как знаешь. Я тебе не учитель.
Надо "по коням!" - я кричал "по окопам!.."
Сердцу не скажешь "стучите... теперь не стучите",
Прикасаясь металлом чувств, как стетоскопом.
Мне из окна виден кусочек мира.
Пляшет метель. Едут машины мимо.
Душа - прообраз стандартной квартиры,
Как бы она ни была неповторима.
Гости уйдут. Снег превратится в лужи.
Солнце погаснет. Вечность останется в прошлом.
Нам не будет уже ни лучше, ни хуже.
Только мечты. Только о чем-то хорошем.

        x x x
Я был немым, а порою - горланил песни.
Нервы сделал резиной, потом - железом.
Снисходил до наипошлейшей лести.
Напивался пьяным, гулял тверезым.
Жизнь хоть завтра можно начать сначала,
Только ком оно нужно, начало это,
Если конца не видно? Душа не знала,
Какая на этом свете нехватка света.
Хороша жизнь, которая как пословица
Или роман - без героя или с героем.
Жаль, что поэтами не рождаются и не становятся,
Ну да мы и без камня город построим.

        x x x
Начинаешь рождаться - и зрение
Угадает в обломках морока
Бесконечное повторение,
Но - не того, что дорого.
И выходишь. Туда. Наружу.
Снова в осень, в листву шуршащую,
В льдом подернувшуюся лужу.
В это самое - в Настоящее.
А глаза уже это видели.
Языком уже это названо.
И - улыбки родителей
На лице прорастают язвами.

        x x x
Раньше и я питался верой,
Но подавился ею, как костью.
Так случается осенью серой
Ждать то ли с обыском, то ли гостью.
Шлифуя ржавую горечь чужими
Стихами, жить, где зимуют раки,
Где реки лижут большое вымя
Озера, где буераки
Леса, исхоженного грибниками,
Мешают чинной прогулке. Плакать,
Размазывая по лицу руками,
Как осень по огороду - слякоть.

        x x x
Начинания пахнут детством.
Между пошлостью и эстетством
Есть лазейка в почет и прибыль.
Начинать с нее - верная гибель.
Понимание - тоже поза.
Петь мешает в зобу заноза.
И смешно наблюдать, как эпос
Превращается в детский ребус.
Становись в хоровод, уроды!
Мы прошли зачатье и роды.
Покривляемся - все равно ведь
Не указ нам ни Бог, ни совесть.

        x x x
За порогом дождь, а здесь еще хуже:
Спертый воздух, холодный ужин,
Старый журнал, паутина в банке
И остальные приметы изнанки.
Циник живет, уплетая пошлость.
Кто-то закусывает ее прошлым,
Стекая в сон на высокой ноте
И просыпаясь в своей блевоте.
Я в мечтах о полете птицы.
Презираю тупые лица
И прикидываюсь идиотом
На закрытые двери: кто там?

        x x x
Чтобы выйти на улицу, надо
Чтоб была сметена баррикада
Лени, страха перед процессом
Одевания, схожим с инцестом.
Город хлюпает под ногами.
Под дождем гниет даже камень.
Что сказать о продукте чресел,
Если сам ты не царь, а плесень?
Там, где берег граничит с морем,
Волны шепчут тоскливым хором,
Что не будет ни вам, ни вашим
Детям ни городов, ни пашен.

        x x x
Оборвется сон и ночь с молоком
Потечет по губам пополам с грехом,
И начнется пляска густых теней,
И неясно будет, в котором сне
Очутился тот, кто давно не спит,
Кто с самим собою водой разлит,
Чей не виден профиль в замочный лаз,
Но гнилым дыханием в этот час
Он с тобой присутствует, он всегда
Под ногами путается, следа,
Отпечатка пальца, других улик
Не оставив там, где возник на миг.

        x x x
Помножу себя на ближайший берег.
Скажу, что тот, кто во что-то верит,
Достоин жизни с землей в обнимку,
Где приласкают, почешут спинку.
Хоть я отброс, но другим отбросам
Всегда казался немым вопросом,
Не тем, в котором хотя б мычанье,
Но бесконечностью на молчанье
Помноженной. В этом моя загвоздка.
В этом суть моего перекрестка.
И разбегающиеся дороги.
И гравий строк о босые ноги.

        x x x
Цель курицы - быть во щах.
Будущее - в самих вещах:
В пьянке бутылочному стеклу
Лежать осколками на полу.
Жизнь - струна, прямизной берет.
Изгибы - покуда она поет.
Рвется не там, где прикажет рок,
А там, где перетрет смычок.
В мыслях не было жить среди
Прошлого, говоря себе: жди
Завтра то, без чего дыра
Памяти пожирает твое вчера.

        x x x
Так выходишь из мертвой петли,
Что в глазах рябил от земли
И того, что на ней горой
В беспорядке лежит. Порой
Нужно броситься головой
В омут, чтобы понять: живой
Я пока еще, если страх
Горло давит, щекочет пах.
И душа так - что твой борей -
Изо рта и из двух ноздрей
Свищет, словно табачный дым,
Но никто не кричит "горим!"

        x x x
Изначально земля тверда.
Состоит из огня и льда.
Пахнет родиной. то есть тем,
Что осталось от предков. Всем
Одинакова и кругла,
Что не скажешь из-за угла,
Прячась от ветра или шальной
Пуль, прижавшись к стене спиной.

        x x x
Морок смотрит из каждой строчки.
Многоточие хуже точки:
Недосказанность - это свойство
Бездушевного беспокойства.
Но идя из глубин навстречу
Миру, те, что уже далече,
Становясь нашим дням контекстом,
"Бе" и "ме" искупают жестом.
Погляди, как мелькают руки!
Это возгласы! это звуки!
Их родившие тьмы и дали
Знают горечь твоей печали.

        x x x
Мы одинаковы в том, что наши
Уста хотим пронести мимо чаши,
И в покаянии за порогом,
Точно уже узнав, что не Богом
Мы придуманы - из пустого
Бессловесного мрака Слово
Нас назвало, шепча стыдливо
Наши помыслы. Так Годива,
Если верить былым рассказам,
Наблюдала, как горний разум
Выжег любопытное зренье
Соглядатаю откровенья.

        x x x
Это агония, когда с языка
Спускается в образе паука
Строка паутиной или слюной
Слепленная с еще одной.
Это не молодость. Это не
Жизнь - ни в себе, ни вовне.
Это даже не мысли - слова.
Брожение серого вещества.
Движение между пустых углов.
Стучание о стены голов.
Это поиск ответа, но
Которого даже быть не должно.

        x x x
Сон нейдет и ну его на фиг!
Город входит в окно, как график.
Время ломаных линий короче
Восьми часов ежедневной ночи.
Что приятнее и больнее,
Чем душе (или иже с нею)
На промасленном покрывале
Разложить себя на детали
И собрать (где былая бодрость?)
Как Калашникова - на скорость,
Пока прут языки рассвета,
Как грибы на исходе лета?

        x x x
Снов не помню. Помню лишь - был или нет.
Будят меня ни кошмары, ни даже свет
В окно, ни будильник, ни телефон, ни с лица
Сползшая маска. Должно быть, у подлеца
Сон беспробуден, ибо когда ж еще
Совести (заподозрим такой расчет
Природы, иначе - инстинкт выживания) отдохнуть
От беготни от себя, превратившей в ртуть
Необычайно твердый зеркальный сплав,
Мир, отразившись в котором, себя узнав,
В отвращении выгнется в полный рост,
Бисером брызг разметав ее между звезд.

        x x x
То родишь, что зачнешь сегодня.
Мертвый груз - то, что ты не поднял.
Что не понял, теперь уж мимо
Пролетит, ибо мысль - гонима.
Дни уходят своей дорогой,
Награждая тебя изжогой
И нарывами осыпая.
Тело мечется, засыпая,
Тело корчится, увядая.
Голова уже вся седая,
Рот пускает сквозь слюни трели,
Как младенец из колыбели.

         * Алексей Холкин. СТИХОТВОРЕНИЯ * 

        Здравствуй, Петербург!

            Всем погибшим твоим Поэтам

Здравствуй, город на костях, на костях...
Твои храмы на крови (не пролей!).
Нынче я в твоих гостях, да - гостях,
о некрополь безнадежных любвей!

Саван ночи мне на плечи обрушь,
и пусть время вспять идет до утра.
Видишь: тени неприкаянных душ -
гулким эхом по колодцам-дворам.

Встану с ними в хоровод, хоровод.
Стану частью выраженья лица...
Я не гость твоих промозглых погод,
я - твой узник, до любого конца.

        x x x

                "Зеркалу" Тарковского

Мне зеркало смотрит в глаза, не мигая,
и я цепенею под пристальным взглядом,
и я стекленею, уже отражая
себя и предметы, которые рядом.

Чем дальше - тем больше: швыряю в лицо вам
я то, что вы есть, только без искажений.

....и Бог Иоанна становится Словом -
одним из возможных своих отражений.

        x x x

Ирине

Не зная, тебя забываю, что в общем нелепо,
как память тебя забываю в случайном трамвае,
как вечную память тоске петербургского неба...
Тебя оставляю в покое, в нигде - оставляю.

Не зная тебя, забываю твои горизонты,
и памятник памяти ставлю надгробным трофеем.
И в Красную Книгу судьбы одиноким бизоном
уходит последняя нежность ко всем Дульсинеям...

        Март. Наваждение.

Ирине

Тебя узнаю в разных лицах, фигурах прохожих,
проезжих, в метро, на проспектах,
                        при солнечном свете,
при лунном, в случайных,
                  ничуть на тебя не похожих,
похожих лишь так,
              как - влюбленные только и дети.

Я вижу тебя на иконах и киноэкранах,
в мадоннах, роденовских грешницах, императрицах,
читаю тебя между строк в петербургских туманах
и в собственных снах... Ну скажи,
                        что мне это не снится.

        x x x

Бедненький наш Моц-арт,
мы по тебе плачем.
Это - с любви сдача.
(В рифму идет - соц-арт).

     Все мы - твои Сальери,
     плача, тебя убили.
     (Каждому бы - по вере,
     каждому - по могиле).

Ну а тебе - в общей,
музыка пусть - пухом...
Мы же - слабы духом,
все на судьбу ропщем.

Стало для нас былью
время погод летных.
По полосе взлетной
бегаем без крыльев...

        x x x

Рассвет полыхнул над изодранной в клочья
идеей отечества Ванек-и-встанек.
Тараня все айсберги, денно и нощно
уходит ко дну безнадежный "Титаник".

  ...   ...   ...

Кто верит в перформанс, кто верить не хочет,
кто тонет, кто шепчет в пространство "Спаси и...",
и кто-то рыдает, а кто-то хохочет -
из тех, что играют в игрушку "Россия".

        Предновогоднее

                     Тебе, СПб.

Я с черного неба просыплюсь на крыши,
в ладони раскрытые аэропорта.
Укрою тебя простыней и услышу
толчки аритмии в холодных аортах.

Подправлю твоих монферранов работу
и к судьбам добавлю немного погоды.
....и пусть эпитафию этому году
ногами напишут по мне пешеходы.

        x x x

Не собрать ушедших строчек -
между пальцами и дальше...
(Многоточье - сумма точек,
только в нем чуть больше фальши).

Как в индийских кинолентах
все слова сентиментальны -
все о жизненных моментах,
до летального банальных.

        x x x

               Мне страшно, -
               ведь душа проходит...

                       С. Есенин

Считаю стертые ступени,
смотрю в слепые зеркала
и вижу, что душа прошла:
ни отраженья нет, ни тени.

И понимаю - проглядел,
не разобрался, в чем тут дело,
когда свое пустое тело,
проснувшись поутру, надел.

        x x x

Телеграфным столбом - крест
(Человека сменил бог).
Перемена любых мест,
все равно на какой срок -

в сумме будет всегда ноль
(мы не примем в расчет миг).
Смысла нет выбирать роль,
начитавшись чужих книг.

        НА КОВАЛЕВСКОМ У САШ-БАША. 24.04.93.

Слова в случайном разговоре
    не столь случайны,
когда над мертвым миром (морем)
    кружатся чайки,

когда их крики режут уши
    опасной бритвой,
когда в затылок дышат души
    слепой молитвой,

когда звенит ушедших время -
    и нет спасенья.
И крылья тяжелы, как бремя
    невоскресенья...

Слова, что отчества - посмертны,
    и столь же строги:
В миру Поэты слишком смертны,
    лишь в песнях - Боги.

И так к лицу им нимб терновый,
    как quique suum.
Уходят, захлебнувшись Словом...
    Для нас, не всуе.

        x x x

В провале лестниц, где эхо "ма-ма",
ступеньки клавиш, перила-струны -
сыграй, убийца с приставкой "само-",
последний блюз для своей фортуны.

Изобрази ей такие звуки,
чтоб сердце сжалось до междометья.
Сыграй, в полнеба раскинув руки,
свое распятье на дне столетья.

        x x x

Плыву случайной небесной синью,
забытым богом в пространствах таю...
Я сам придумал свою россию,
поверив в то, что над ней летаю.

Я затыкаю клоками ваты
дыру на месте дороги к раю.
....быть может, крылья великоваты -
своих же строчек не понимаю.

        x x x

мне остается только дождь
и привкус этих крыш железный
мне остается только дождь
бессмысленный и бесполезный
мне остается только дождь
в расколотом хрустальном мире
где изреченное есть ложь
где проживая ты живешь
но и при свете не найдешь
себя в прокуренной квартире

и остается только дождь

        x x x

Не судьба - проходные дворы.
Мне судьба - проходными дворами
уходя, выпадать из игры,
оставляя следы номерами

всех, не ставших моими, домов...
Мне судьба - в слишком братских могилах
зарифмованных до смерти слов
прятать образы странных и милых.

        x x x

Я в гости прихожу к себе
под утро, ошибившись дверью...
И пробуждение - потеря,
по сути равная судьбе.

Я в гости прихожу домой,
но как-то странно и случайно.
И ощущение - что тайна
подсмотрена (чужая) мной.

        Весна по Гераклиту

Ирине

Все тает, все течет, все изменяется,
и дважды не войти в одну весну.
В глазах твоих, где небо отражается,
я тоже отражаюсь и тону.

Все тает, все течет, все изменяется...
Весну не зафиксировать в словах.
....Глагол "люблю" природой не склоняется,
он - вечная весна в твоих глазах.

        x x x

Инне

Дожить бы мне до воскресенья
(до воскресения...) - шалея,
поймать твой взгляд, листом осенним
летящий по пустым аллеям.

Летящий через судьбы, даты,
холодным ветром вдаль влекомый,
как ощущение утраты,
такой знакомо-незнакомый.

Поймать твой взгляд, как этот город,
поняв, что скрыто между строчек...
Поднять его, как черный ворот
озябшей петербургской ночи.

        x x x

Инне

Остановите этот миг,
остановите эту осень.
Как в горле застревает крик -
застрянет время между сосен

фонарных призрачных лесов,
на землю опадет листвою...
И тиканье любых часов
уже не разлучит с тобою.

        x x x

А. С.

Зеркально отраженный взгляд
Вслепую бороздит пространства,
встречая сочетаний ряд -
как иллюзорность постоянства,

встречая сочетанья рук,
на наши трепетно похожих...
И в сердце замирает звук
шагов полуночных прохожих.

         * Елена Калинина. СТИХОТВОРЕНИЯ 8 

Итак, начнем сеанс несовпадений
В сомнениях, во взглядах и мечтах.
У каждого своя реальность ощущений;
Иных не удивит и динозавр в кустах.

        ЛОШАДИ

Лошади, ах восхитительные лошади,
Лишь вы, быть может, на исходе века
Сложенные крылья растревожите
В душе опустошенной человека.

Прошлые стремленья добрые отброшены,
Прошли мы путь от конки до экспресса,
И все же не заменят вас, лошади,
Грохочущие детища прогресса.

    Бескрылость - вот примета времени.
    Пора мечтателям отчаяться,
    Но лишь нога коснется стремени,
    Как крылья вновь обозначаются.

Сколько же в вас красоты природой вложено,
Изысканная грация в движениях.
В мире ложном продажности, пошлости
Вы - мечты заветной воплощение.

Не спеша шагайте всадники по площади,
Эхо гулкое пробьется через стены.
Ярче жить нам помогите, лошади,
Вырваться из суетного плена.

    Бескрылость - вот примета времени.
    Пора мечтателям отчаяться,
    Но лишь нога коснется стремени,
    Как крылья вновь обозначаются.

        x x x

    Раскололся когда-то Царь-колокол,
    И стоит он с осколком отколотым,
    Как с разинутой пастью черной,
    На молчание обреченный.

Не разбудит тупую апатию
Звон величественный, раскатистый,
Хоть всего-то частица отбита
От огромного монолита.

    В монолитной же массе - ничтожества
    Торжествуют, когда их множество,
    А вина за их серость безликую
    Гложет горсточку индивидуумов.

Оболочки на душах непрочные
Злобно топчет толпа порочная,
Но перчаткой белой пощечина
Позабавит лишь свору склочную.

    Вечно в ногу идти не хочется
    Замечтавшимся в одиночестве.
    Жжет мучительное счастье творчества
    Наделенных даром пророчества.

Все-то мысли у них раскольные,
Все-то судьбы у них обломаны.
В них - раскаяние Раскольникова
И унылые сны Обломова.

    Но мечтания их и сомнения
    Не у всех вызывают прозрение
    - Зло и разум одним узлом связаны
    В наказание за несказанное,

В наказание за неуслышанное
- Не звенит чистый голос возвышенный.
....Что ж старуха так смотрит сердито,
У разбитого сидя корыта?

        x x x

Все в космосе бездонном безупречно,
Веками выкован порядок в небесах.
Куда ни сунься - всюду бесконечность.
На строго отведенных им местах -
Галактики, созвездия, планеты -
Лишь иногда внесет сумбур метеорит,
Да прошмыгнет павлиний хвост кометы...
Земля сей космос бодро бороздит,
На ней же - множество вопросов без ответов:
   Как зарождалась та Земля
   Из хаоса небытия?
   Кто сотворил наш пестрый мир -
   Живой объект потешных игр?
   Кто - то рассудок нам дарил,
   То чувством колдовским пьянил,
   То рьямо, с наслажденьем рвал
   Души прозрачный матерьял?
   Что за неведомая сила
   Беду иной раз мудро отводила,
   То все надежды жгла в один момент,
   Когда, казалось, до спасенья - миллиметр?
      Зачем же молодой Христос
      Свой крест тяжелый в гору нес?
      Голгофы страшный силуэт
      Да нам оставленный завет
      От искушений не спасли
      Нас, грешных жителей Земли.
Так и живем земными судьбами своими,
Но может все-таки настанет судный день,
И выйдут все и головы поднимут,
И в недоступной чистой высоте
ЕГО увидят, призванного ими?

Проходит жизнь. А все же это странно.
И зубы ноют, и душа болит.
Все в прошлом суета, а впереди туманно.
Земля - планета где-то в космосе летит...

        Состояние

Жжет внутри - невыносимо
(Хоть и холодно снаружи)
Оболочка моя - символ
Не спасающий от стужи

(Да к тому же и от жжения)
Форму рушит содержание -
Швы трещат от напряжения
Только тщетны все старания -

Не вернуть то состоянье:
Сладкий сон самообмана,
Невесомость ожиданья,
Ненасытность мыслей пьяных...

Задыхаюсь вспоминая.
Ух! Стал воздух непрозрачен
Непригоден для дыханья
В нем чертями цифры скачут

И магические знаки.
Ветер трепетно терзает
Закорючки да зигзаги
Да круги перед глазами -

Торжество бесовских формул!
Наползают кучно танки
Жрут простор лавиной черной
(Как в психической атаке)

Коченею. (И сгораю!)
На заброшенной платформе.
Что там шпарит с шумным паром?
(Вещий сон мешает вспомнить

Стертый временем случайно)
Может вырвался на волю
Паровоз монументальный?
И увлекшись новой ролью -

Налетел. А мог бы мимо!
Или давит Немезида
Страшной карой? Нестерпимо!
Как вернуться в день забытый?

Тень сплошная разливаясь
Пенится зловещим зельем
Вьется нетопырей стая
Им, ночным зверям - веселье...

Ха! Вдруг выскользнет, как мыло
Канет блажь - то состоянье
А ведь это - все, что было
Все богатство. (Состояние)

        x x x

    Болото. Поле. Лес. Уже конец столетья.
    Нависла туча на сплетение ветвей,
    Смягчает полумрак природы разноцветье
    ...Заворожила взгляд росинка на руке

Я в глубину прозрачную всмотрюсь
Мир отраженный - суть иллюзии покоя
Нет. В душу заглянуть (бессмертную) - боюсь
Какая муть. Пройдусь и успокоюсь.
Грязь (под ногами). Я сейчас вернусь
В реальный мир. Вдали грохочет поезд
Набитый. Может втиснусь? Ну и пусть
Там давка - я от вечности в ней скроюсь.
Но будет день (другой) - и я ворвусь
Под своды гулкие безлюдной дикой воли.

    Вновь тайны бытия разбередят сомненья
    Когда прикроет слякоть белый снег
    Я поспешу - на "страшный суд", в уединенье
    Болото. Поле. Лес. Еще ХХ век....

        Душа

Вся зажалась, взъерошилась, скорчилась
Среди буйства кичащейся нечисти,
Та, что нас начиняет творчеством
И живет бесконечно в вечности.
Аж до пяток упала, безвольная,
Но затем в закоулки тесные
Прошмыгнула искра крамольная
И прожгла оболочки телесные.
В ней по штату эмоции числятся
И "трудиться она обязана",
Чтоб подольше остаться чистою
От идеи сверху навязанной.
Нас с былыми владельцами связывает
И в потомка вселится исподволь,
Наша сущность - всегда одноразовая,
Инвентарь неизменный для исповеди.

        x x x

Или бред, иль навязчивый сон.
Завывая, кружит ветер бешеный.
Темнота, словно стая ворон,
Налетает на глушь озверевшую.

    Кто-то полем промерзшим бредет
    В неизвестности мрака кромешного.
    Странный голос как-будто зовет -
    Не тебя ль? Так какого же лешего...

Позабудь эту ересь да пей,
Черствым хлебом соленым закусывай,
Лишь в душе не копайся своей,
Что зовется загадочной русскою.

    Разогнавшись, ворвется метель
    В тесноту комнатенки замызганной,
    И тяжелый спасительный хмель
    Унесет, и начнется все сызнова.

По заснеженной жесткой стерне
Ты волчицей ободранной рыскаешь,
И холодной бесстрастной луне
Диким воем тоску свою выскажешь.

    Так давай, не раздумывай, пей
    Эту горькую гадость невкусную,
    Лишь в душе не копайся своей,
    Что зовется загадочной русскою.

Расколдует раскатистый звон
На рассвете все сны окаянные.
Внемлют лики старинных икон
Запоздалым словам покаяния.

    Видишь выход из царства теней? -
    Там, где свечка оплывшая тусклая.
    Этот свет не в душе ли твоей,
    Что зовется загадочной русскою?

        x x x

Там, где рисунки выбиты на скалах,
Давно, в суровых северных краях,
Стихия море потемневшее вздымала,
И стойбище сковал холодный страх.

    Людей тщедушных ветер леденил,
    Сек тело и врывался с визгом в уши,
    Лавиной непрерывной ливень лил,
    Водой бурлящей заливая сушу.

Тогда к своим священным истуканам,
Своим земным языческим богам
Они пошли на ощупь за шаманом,
Хоть ринулась навстречу им река.

    Но тщетно пенился прожорливый поток,
    Шли люди, впереди был виден Бог.
    Шли люди, впереди был виден Бог.

Природа все стервозней развлекалась,
Людей к подножью идола прижав,
Земная твердь нещадно сокращалась,
Воде свои владения отдав.

   "О многоликий, как ты допустил", -
    Кричал шаман, сон идола нарушив, -
   "Такое торжество враждебных сил,
    Что пожирают жадно наши души!

Вновь жертву ищет жало урагана,
А ты укрылся в рыхлых облаках,
Так получай!" - и бил в безумстве пьяном
Дубиной деревянные бока.

    Шаман наотмашь колотил намокший бок,
    Чтоб Бог его услышал и помог,
    Чтоб Бог его услышал и помог.

Стихия понемногу выдыхалась,
Скатилось море к прежним берегам,
По небу яркая полоска выгибалась
И волны жались к влажным валунам.

    Но шквал внезапно идола свалил,
    Остаток сил неистово обрушив,
    Шальной поток в пучине закружил
    И уволок... Молил шаман: "Послушай:

Лишиться Бога - кара на века нам.
Вернись, к тебе протянута рука..."
Нет, море подхватило истукана,
Казалось, он шепнул издалека:

   "Истек невидимой духовной власти срок,
    Я от безумства вас не уберег,
    Пусть мудрость вам дарует новый Бог!"

        x x x

А за окном осенний вечер, как в кино
А там, на западе, как встарь, горит заря
Нам сущность вечности понять не суждено
Приходит мудрость с опозданием, а зря
Нас долго кружит хоровод беспечных игр
Потом - рутина повседневной суеты
А в нас таится бесконечный дивный мир
И дремлют тайны не открытой красоты.

        Тройка

Эти рыжие лошади словно взбесились.
Тройка мчится как сказочный символ России.
    Бесконечной дорогой разбитой
    Вразнобой барабанят копыта.
Бубенцы будоражат занудные будни,
Но былинных героев будить безрассудно.
    Суть свободы надежно забыта
    За безликими бедами быта.
Кто-то в бричке стоит в ореоле из пыли,
Взвились гривы, как огненно-рыжие крылья,
    И росинки с осиновых веток
    Раскидал заметавшийся ветер.
На обочине - спорят, кричат, рассуждают,
Молча крестятся или в пылу проклинают,
    Распознает лишь мудрый возница,
    Что в загадочных душах таится
Глупость, лень и невежество, пьянство и серость,
Удаль, мудрость, упорство, терпение, смелость, -
    Все смешали две части света
    На огромном просторе этом.
Как в движении эта упряжка красива!
Не пропали былых поколений усилья.
    Будем жить - виражи одолеем!
    Нас заждался век Водолея!

        x x x

    Расписной узорной вязью
    На заре земля одета
    Магия взаимосвязи
    Тень притягивает к свету
    А под вечер колоритны
    Сочных красок сочетанья
    В обрамленьи четких линий
    Или контуров размытых
    Красота - ведь это тайна

    Налетел поющий ветер
    Листья хором зашуршали
    Шелестя согнулись ветви
    День звучаньем насыщая
    И мелодию сплетают
    Ноты в странных сочетаньях...
    Затихая звуки тают
    Музыку в душе оставив
    Красота - ведь это тайна

    Ах, какие нынче звезды
    Жгут ночного неба бархат
    Может космос этот создан
    Чтобы мы с тобой случайно
    Заглянули вверх без страха
    В непонятную нам вечность
    И задумались над тайной
    Бесконечных сочетаний
    Красота ведь - бесконечна!

В природе вечной красоты раздолье
Мелодии и краски оживают
И опьяняет нас волнующая воля
И вдохновляют восхитительные дали

         * Юрий Канащенков. СТИХОТВОРЕНИЯ * 

        ГЛАДИАТОРЫ

Ушедшие в Лету античные времена,
сползали по краю великой, неведомой бездны.
Была чаша смерти еще не испита до дна,
и даже считалось, что драки и войны полезны.
Тебе брошен вызов, и ты принимаешь бой,
ты - раб поединков, герой и бесстрашный воин.
Один на один, не стоят войска за спиной,
выходишь ты на арену, могуч и спокоен.

Силен твой соперник, нет, в нем огонь не угас,
оружье исправно, надежны его доспехи,
он грозен, опасен и дерзок в решающий час,
и как никогда он уверен в своем успехе.

На страшное зрелище глянуть собрался народ,
свидетель блестящих побед и больших поражений,
спокойны и сосредоточены взоры господ,
любителей острых и полных грехов развлечений.
И вот с ужасающим звоном скрестились мечи,
удар за ударом ловко щиты отражали.
Как ярки, как жарки дневного светила лучи!
Клинки-забияки, купаясь в их свете, сверкали.

Дошел до накала страстей затянувшийся бой,
и в этой стихии минута развязки настала:
соперник слабеет... и вот он повержен тобой,
и дальше судьбу его публика решала.
Похоже, что будет ее приговор суров,
и ты хладнокровно держишь свой меч наготове.
Твой слух режут возгласы: Пусть прольется кровь!
И крики восторга при виде пролитой крови.

    1982

        РОССИЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ

Прохожие лениво грязь месили,
топча вконец разбитый тротуар,
и к быту неприязнь оставя в силе,
впадали под влиянье мрачных чар.

Все новые рождая разногласья,
(не без изъяна - каждая семья)
невинный иероглиф "Здесь был Вася"
воспринимали как "Здесь бил вас я".

И с видом гегемонов всей России,
и с тайною опаской в тот же миг
хапуги что-то левое грузили
в обшарпанный изрядно грузовик.

Познав и радость встреч, и боль утраты,
и как звучит по-русски c'est la vie,
ловлю пустые безучастья взгляды,
предчувствуя возврат былой любви.

    1994

        ВЕЧНОСТЬ

Я - везде...
я и выше, и ниже,
я пронзаю и небо, и крыши,
даже если порою придется
об колодцы дворов расколоться.

Я - сама бесконечность пространства,
постоянство и непостоянство,
я - вершина древнейших учений,
тайна духа перевоплощений,
я - пророчества судеб виденье,
дата смерти и дата рожденья,
свет и святость, промозглость и серость,
равнодушие, трусость и смелость,
озабоченность, черствость, беспечность,
и медлительность, и быстротечность,
человечность и бесчеловечность,
с вами я - жрица Божия, ВЕЧНОСТЬ.

    1994

        КРАСОТА

Твоей красе предела нет!
Скупыми рифмами поэт,
увы, воспеть ее не в силах.
Она - смертельный яд в крови,
и розы пламенной любви
взойдут крестами на могилах.
Гневит Всевышнего творца,
сжигая души и сердца,
так вызывающе беспечна!
И тайный дав себе обет -
затмить собой весь белый свет,
забыла, что она не вечна,
что вдруг растает дивный сон,
не в ритм, не в такт, не в унисон
чувств прежних ветренным напевам,
что все поблекнет, все пройдет,
и время в жертву принесет
ее другим прекрасным девам.
Судьба жестокою рукой
отправит нимфу на покой -
окончен бал и песня спета...
и ты умоешься слезой,
узнав оживший образ свой
в блистающих стихах поэта.

    1993

        ПУТЬ К МУЖЧИНЕ

В час ночной, с тишиной,
тьма взошла на престол
и приблизила миг долгожданный.
Деловой, занятой, наконец он пришел,
пусть усталый, но все же желанный.

Как легко на душе!
И встречает уже
поцелуем супруга супруга,
но свидетель Господь,
на голодную плоть
что за мерзость слюнявить друг друга!

Поцелуй мой прими,
только чувствую я,
здесь не пахнет одним поцелуем.
Ты меня накорми,
дорогая моя,
вот тогда, может быть, поворкуем.

Что ж, достоин похвал,
стол давно уже ждал,
взяли верх здравый смысл и рассудок.
Путь к мужчине лежал,
как коварный кинжал,
прямо в сердце, но через желудок.

    1994

        СТРЕМЛЕНИЕ К БЛАГАМ

Что за блажь в стремленьи к благам,
всюду первым быть стараться,
где уж нам, простым трудягам,
за магнатами угнаться!

Безысходность и усталость
презирая, планы строим,
чтоб иметь хотя бы малость,
гнемся, стонем, ломим, ломим...

Тяжким грузом беспредела
мелочь в кошельках осела,
а душа в нужде черствела -
накопилось, наболело!

А судьба играет нами -
тратим время, тратим силы,
чтоб свести концы с концами
от рожденья до могилы.

    1995

        ВОРОНА И ЛИСА

Вороне Бог, единовластец Мира,
из состраданья ниспослал кусочек сыра.
Ей милость Божия весьма польстила.
Она на ель посадку мастерски свершила,
подальше от другого воронья,
да призадумалась о смысле бытия,
в чем заключаются основы мирозданья,
материя первична иль сознанье.
Так вот сама перед собой умом блистала
и в клюве сыр задумчиво держала.

На ту беду лиса, раба злодейских рвений,
на свой пушистый хвост искала приключений.
Увидев, что ее Всевышний обделил,
лисице показался белый свет не мил.
И принявшись ворону созерцать,
изысканно плутовка стала лепетать,
что краше птицы во всем свете не сыскать,
что ее перьями лишь мудрости писать,
и что во всей Вселенной нет мудрей ворон,
и перед ней в ораторстве бессилен Цицерон.
- Прошу, толкни же речь, промолви слово!
Тебя я слушать целый день готова.

Но глянув на лису презрительно и хмуро,
ворона каркнула в ответ: Да что я - дура?
Сыр выпал. Вновь лиса достигла цели
и удалилась, с сыром, прочь от ели.
Ворона ж философски рассудила так:
Произошло обычное перераспределенье благ.
Как резок благосостояния контраст!
Быть может, снова бедной птичке Бог подаст?

    1993

        АФРОДИТА

Ясны очи украсив тенями
и помадой намазав губки,
"Афродита" сверкнет коленями
из-под джинсовой миниюбки,
и свежа, молода годами,
стройный стан соблюдая свой,
по асфальту стучит каблучками,
словно лошадь по мостовой.
Уповает прохожих мгновеньями,
на ходу поправляя волосы,
а мужские взгляды - рентгенами
бьют все чаще, да ниже пояса.

И меня так недавно мучили,
но, о Боже, как мне наскучили
эти глазки, и грудь, и талия,
и так далее, и так далее...

        x x x

Нынче - спрос на сверхкрасоток,
как щедры дары природы!
Превратят ли их в кокоток
или в жертвы криков моды?

А желающих так много -
ни конца тому, ни края:
Вот еще одна "Джоконда",
вот еще одна "Даная",
каждая достойна лести,
уникально одеянье,
только было б все на месте,
только было бы желанье...

        РЕКЛАМА

Потребитель сверхмодных вещей,
обитатель торгового дома -
все разборчивей он, все щедрей,
ему каждая мелочь знакома.

Дорогие меха! О, мираж!
Как увидели, так обалдели!
Лихо впишутся в зимний пейзаж
длинноногие фотомодели.

Да, реклама - всесильная вещь!
Браво законодателям моды!
Потребитель вцепился, как клещ,
хоть его раздражают расходы.

        КОРОЛЕВА КРАСОТЫ

Сбылись заветные мечты
в изяществе походок плавных!
О королева красоты,
ты - первая, тебе нет равных!
О, как блажен судьбы просвет!
Тебе, тебе цветы живые!
О, нимфа! - восклицал поэт.
О, фея! - вторили другие.

Но сон растаял на беду,
к тебе действительность вернулась,
когда с авоськами на льду
ты так бездарно растянулась.
Но джентльменов рядом нет.
О, где вы, грезы голубые?
Растяпа! - пробурчал поэт.
Раззява! - гаркнули другие.

        x x x

Небеса в ночи темнели,
чьи-то сны лелеет ночь.
Твой младенец в колыбели,
на тебя похож точь-в-точь,
что-то странное лепечет,
разрезвился и не спит,
в погремушки ручкой мечет
и шалит, шалун, шалит!
Одержима бренной целью -
не уснуть... вот-вот уснешь,
и склонясь над колыбелью,
тихо песни ты поешь.

От разлук изнемогая,
льнет к тебе моя душа,
чтоб помочь тебе, родная,
убаюкать малыша.

        x x x

Люблю я засыпать под мерный шум дождя,
проваливаясь в сон,
куда-то уходя,
туманится сознанье, мысли меркнут,
и я куда-то, в мир иной, низвергнут.
В нем растворяюсь я,
окутан теплым сном,
не трогает меня
ненастье за окном,
в спокойствии все тело пребывает,
и нежится душа, и отдыхает...

Но мой растаял сон.
Как звонко птичье пенье!
Луч солнца сквозь окно
облегчит пробужденье,
сияют лужи тут и там, на солнышке блестя,
и небо чисто, и давно уж нет дождя.

    1993

        ЗАБРОШЕННЫЙ ХУТОР

Хутор стоит в Вологодских лесах,
всеми забыт, заброшен.
Плуг не коснется земли в тех краях,
луг много лет не кошен.
Лишь пролетит одинокий шмель,
да комары резвятся.
Мимо пройдет осторожный зверь -
нечего здесь бояться.
Ранней зарею петух не споет,
скот не пойдет на выгон,
ветхие срубы - подобье сирот...

Словно забвенью выдан
весь этот край и весь этот простор.
Прежняя жизнь заглохла -
много воды утекло с тех пор,
много ручьев засохло.
Так вот, сквозь годы, за днем идет день,
в блеклости дикой картинки,
только, увы, не видать перемен
в дебрях Российской глубинки.

    1994

        ВЕСНА

У природы - свои права,
у природы - свои прогнозы.
Вновь безудержная весна
у берез вырывает слезы.

В ясных отблесках вешних вод,
пеньи птичьем и солнца сияньи
все яснее ее приход,
все нежнее ее дыханье.

И не зная дорог и троп,
в чистом поле, где краски пестры,
жеребец совершал галоп,
на ходу раздувая ноздри.

Он себя удержать не смог,
молод, дерзок, красив и ясен,
забывая, что мир жесток,
свято веря, что мир прекрасен.

    1993

        ВСЕ, КАК ВСЕГДА

Все, как всегда...
И небо хмурится
от суматохи городской,
и грохот транспорта на улице
в безмолвии толпы людской.

Все, как всегда...
Заботы старые
вновь разрывают на куски,
души пожары небывалые
меняют приступы тоски,
и в радость перемен не верится,
у каждого судьба своя.

Все, как всегда...
Когда ж изменится
однообразье бытия?

    1985

        ТАЙНЫ ИСТОРИИ

Что кроется там, под камнями
надменных вершин пирамид?
Рабы остаются рабами,
пока надзиратель не спит.
Хранили молчание сфинксы
во мгле вековой тишины,
решаются войнами иксы,
и воины жаждут войны.
Строители древних развалин
шагают незримой тропой,
история, полная таин -
их детище, их крепостной.
Растут диссертации в стопки
и противоречий скандал,
усердно ведутся раскопки,
где каждый сенсаций искал.

        x x x

Мы все под солнцем и луной
в плену материи единой,
нам целью - мнимый рай земмой...
Неудержимою лавиной
течет сознания струя,
все на пути своем сметая,
духовность - призрак бытия,
объемов графика скупая -
мировоззрения полет
бесплодной уймой точек зрений,
и в неизвестность нас влечет
господство тайных измерений.

А жизнь внезапно - коротка,
врасплох - последнее дыханье
и блеск застывшего зрачка -
опустошенья содержанье.

    1993

        РАЗГУЛ

Раздольно веселье,
богато застолье,
мила нам сивушная вонь!
Мы пьем под закуску,
да пляшем вприсядку -
дай жару, шальная гармонь!
Веселые, пьяные до неприличья,
друг другу открыты душой.
С ума меня сводит улыбка девичья -
поедем кататься с тобой?
Мне сердце волнуя,
твои поцелуи
отнимут последний покой.
Россия родная,
любовь неземная,
навеки, навеки я твой!
Вернувшись к постою,
кричу со слезою:
О как я безумно влюблен!
И ночью густою,
в обнимку с тобою,
уйду я в неистовый сон.

Наутро, объятый похмельною дрожью,
я пью у колодца с ведра.
Неужто по этому вот бездорожью
мы мчали так лихо вчера?

    1993

        x x x

Храмы шитые златом
и просторы равнин,
обагренных закатом
лучезарных долин
и морскую обитель -
это, кажется мне,
где-то раньше я видел...
Не во сне... Не во сне...
В глубине подсознанья
помню смутно свой дом,
тайну цели желанья,
в воплощеньи ином
жил я жизнью другою,
и уверенность есть,
что встречался с тобою,
но не здесь... Но не здесь...

        ЮРИЙ КАНАЩЕНКОВ

        ВОЙДЯ В ЭТОТ МИР

        книга стихов

        О ВЕСНЕ И ОБО МНЕ
        в уменьшительно-ласкательной форме.

Нынче приятный прогнозец:
облачко сжалось в комочек,
сник импотентно морозец,
серенько стаял снежочек,
ласковы солнышка вспышки,
спятили кошки и пташки,
и обнаглели мальчишки
в жажде желанной свидашки.
Скачут за модой девчушки -
глухи к дешевке, милашки,
монстров-магнатов подружки
тушками мажут мордашки,
только о тряпках судачат,
любят деньжонки людишки,
дамочки сумочки прячут -
донышки режут воришки.

К лирике страсти лелея,
сяду на дряхлом пенечке,
хрупкие косточки грею
и сочиняю стишочки.
Волен я легким сердечком,
мыслей мятеж в черепочке,
лязгнув изящным словечком,
строем равняются строчки.
Мир графоманам скандальным,
лавры - пустышкам беспечным!
Что-то я все о банальном,
а так хотелось о вечном.

    1995
        МЕДНЫЙ ВСАДНИК

Мне память давних дней дано хранить судьбой
и в монолитной мгле таить любовь и боль.
Что вам милей - ад или рай, громить иль петь,
в неволе жить иль за свободу умереть?

И от звонка, и до звонка растет стена,
где вера в Бога велика, но не прочна.
Раздайся колокольный звон, Россию славь!
Не допусти кошмарный сон в благую явь!

Не сломлен и не побежден, я здесь застыл,
и солнца луч, теплом силен, по мне скользил.
Великой силой солнца свет раздавит мрак,
на все найдется свой ответ.
                           Да будет так!

    1986

        ДУХИ

Мы опутаны с лихвою
бытия цепями.
Крест на крест - душа с душою,
божьими рабами,
там, на небе, совершают
браки и разводы
и от глаз мирских скрывают
таинства природы.

Полно! Полно вам лукавить,
оргии мистерий!
Через нас дано вам править
формами материй.
Кто узреет в сверхчернухе
сверхнепогрешимость?
Только вы, немые духи,
тайная незримость.

    1992

        БЕССОННАЯ НОЧЬ

"И увидел Бог,
что это хорошо."
Библия. Ветхий Завет.

Мне свои объятия раскроет
ночь - тиха, бессонна и темна.
Будто страшный заговор готовят
и земля, и небо, и луна.

Что же не на шутку загрустил я,
может меня Боги заждались?
Ангел бытия расправил крылья
и унесся в неземную высь.

Пустота душевная тревожит,
в жажде перемен, на все готов.
Если я усну, тогда, быть может,
стану очевидцем вещих снов