землю и сделать по ней пару шагов? А если сделать это, то удастся ли ему потом снова взлететь? Ощущение полета -- когда Артур позволил себе подумать об этом -- было таким чудесным, что расстаться с ним, быть может, навсегда, Артур никак не мог. Встревожившись, он поднялся чуть-чуть вверх, просто чтобы убедиться, что может это сделать -- удивительно легко, без малейшего усилия. Он взмыл вверх, повисел немного там. Он попробовал пике. Пике удалось замечательно. Вытянув вперед руки, с развевающимися волосами и полами халата, Артур нырнул вниз головой, выровнялся в полуметре над землей и выплыл вверх, остановившись на той же высоте и оставшись там. Просто оставшись там, в воздухе. Это было восхитительно. И так, понял вдруг Артур, можно было подобрать сумку. Надо спикировать на нее и подобрать ее в самой нижней точке пике. Ее можно подобрать и унести. Это может не получиться с первого раза, но это наверняка можно сделать. Артур сделал еще пару тренировочных пике, и они вышли одно другого лучше. Ветер в лицо, звонкая гибкость во всем теле -- все это вместе сообщало ему такое прекрасное состояние духа, какого он не ощущал с тех пор, как... собственно, насколько Артуру хватало памяти, с тех пор, как он родился на свет. Артур лег на ветер и оглядел окрестности, которые, как он обнаружил, выглядели весьма скверно. Окрестности выглядели разоренными и опустошенными. Артур решил больше не глядеть на них. Он просто заберет сумку, а потом... Артур не знал, что он собирается делать потом, когда заберет сумку. Он решил, что сначала просто заберет сумку, а потом посмотрит, как развернутся события. Артур прикинул ветер, выровнялся по нему и осмотрелся. Он выгнул спину. Сам не зная того, он сейчас лялился во весь свой рост. Затем Артур поймал нисходящий поток, собрался -- и нырнул. Артур пронизал воздух, и ветер несся за ним вдогонку. Земля вздрогнула, покачнулась, опомнилась и плавно приблизилась навстречу Артуру, протягивая ему сумку растрескавшимися пластмассовыми ручками вперед. На полпути вниз Артур вдруг опасно усомнился в том, что действительно делает это, и потому едва не утратил возможность это делать, но вовремя собрался с мыслями, на бреющем полете пронесся над землей, просунул руку в ручки сумки и начал было подниматься обратно, но не смог и внезапно с размаху рухнул на камни, оцарапавшись и набив синяков. Артур немедленно вскочил на ноги и беспомощно зашатался, размахивая сумкой в попытках найти равновесие, разочарованный и огорченный донельзя. Ноги его вдруг натужно уперлись в землю, как делали это всю жизнь. Тело снова стало мешком с картошкой, а голова -- легкой, как пудовая гиря. Артур стоял, пошатываясь и испытывая сильное головокружение. Он попытался было пойти, даже побежать, но ноги вдруг подогнулись, и он полетел вперед головой; но в этот миг он вспомнил, что в сумке, которую он держит сейчас в руке, находится не только банка греческого оливкового масло, но еще и разрешенное к беспошлинному вывозу количество греческой рецины, превосходного смолистого сладкого вина [3] -- и, приятно изумленный этим открытием, Артур не заметил, что последние десять секунд он снова летит по воздуху. Артур рассмеялся от удовольствия, облегчения и непередаваемого физического наслаждения. Он нырял, переворачивался и кувыркался в воздухе. Он вызывающе уселся на восходящий поток воздуха и проверил содержимое сумки, чувствуя себя, подумал он, как один из ангелов, пересчитываемый философами во время своего знаменитого танца на кончике иглы. Артур издал возглас восторга, найдя в сумке и оливковое масло, и вино, и треснувшие солнечные очки, а также старые плавки, полные песка, мятые открытки с видами Санторини, большое неприглядного вида полотенце, дюжины полторы забавных камешков и обрывки бумаги с адресами людей, которых Артур рад был никогда больше не встретить, пусть даже и по весьма печальной причине. Артур выбросил камешки, нацепил очки и распустил клочки бумаги по ветру. Через десять минут, пролетая сквозь облако, Артур неожиданно попал на крупный и в высшей степени малопристойный банкет -- со всего размаху копчиком. Глава 19 Самый затяжной и разрушительный банкет в истории продолжается сейчас уже четвертым поколением участников, и никто из них пока не выказывал желания уйти. Однажды кто-то посмотрел на часы, но это было одиннадцать лет назад, и из этого пока ничего не воспоследовало. Разгром там стоит необычайный, и кто не видел его сам, тот не поверит чужим рассказам; но если у вас нет какой-то особой необходимости поверить им, то не стоит отправляться туда, чтобы увидеть его, поскольку ничего приятного это зрелище собой не представляет. В последнее время в облаках были слышны какие-то взрывы и видны вспышки, и имеются предположения, что это -- отголоски конкурентной борьбы между агентствами по уборке офисных помещений, которые вьются над этим банкетом, как вороны над падалью; но неразумно было бы верить всему, что болтают на банкетах -- особенно всему, что болтают на этом банкете. Проблема, и проблема, встающая все более и более остро, состоит в том, что все участники банкета -- либо дети, либо внуки, либо правнуки тех, кто не пожелал когда-то разойтись по домам; и, по причине родственных браков, вырождения генофонда, рецессии признаков и прочей премудрости, все нынешние участники застолья -- либо абсолютно оторванные выпивохи, либо пускающие слюни идиоты -- либо, все чаще и чаще, и то, и другое. В любом случае, это означает, что с каждым последующим поколением становится все меньше шансов на то, что пирующие разойдутся восвояси. Тут уже следует учитывать другие факторы. Например, объемы запасов алкоголя. Но беда в том что, из-за некоторых идей, поначалу показавшихся отличными -- а одна из проблем с застольями, которые никогда не кончаются, заключается в том, что все, что когда-то показалось отличной идеей, продолжает казаться отличной идеей -- этот фактор не собирается вступать в игру в обозримом будущем. Одна из идей, показавшихся поначалу отличными, была, что банкет должен быть летучим -- не в том смысле, в каком летучими бывают заседания и планерки, а в буквальном смысле. Однажды коллектив космических инженеров (в первом поколении), бурно отпраздновав наступающий профессиональный праздник, остался в институте на сверхурочную вахту. Параллельно с празднованием, они принялись прикручивать всякие фигульки, паять различные хренации и расфигачивать всевозможные фиговины, и утреннее солнце обнаружило институт, полный в дугу окосевших инженеров и парящий в воздухе, как юная и плохо соображающая, что к чему, птица. Мало того. Летучий банкет ухитрился еще и неплохо вооружиться. Инженеры решили, что раз уж придется торговаться с продавцами в винно-водочных ларьках, то следует позаботиться о том, чтобы правда была на их стороне. Привнесение в затяжное застолье элемента оттяжного насилия осуществилось быстро и легко, значительно оживив веселье, которое было приувяло, когда стало ясно, что музыканты не умеют играть ничего, кроме того, что они уже сыграли за эти месяцы бессчетное количество раз. Начались набеги, грабежи, целые города захватывались в заложники и освобождались в обмен на выкуп, состоявший из хлеба, картошки, соленых огурцов, докторской колбасы и спиртных напитков, каковые теперь засасывались шлангами из цистерн самолетов-заправщиков. Однако призрак дня, когда закончится вся выпивка, продолжает маячить на горизонте. Планета, над которой носятся гуляки -- уже не та планета, от поверхности которой они однажды оторвались. Планета эта находится в прескверном состоянии. Летучий банкет разграбил почти всю планету, и никому еще не удалось его настигнуть, потому что никто не знает, куда его понесет в следующую секунду. Это черт знает, что за банкет. И это черт знает, что такое -- попасть на такой банкет копчиком со всего размаху. Глава 20 Артур, скорчившись от боли, лежал на развороченной железобетонной плите, жмурясь от пролетающих мимо облаков и недоуменно прислушиваясь к смутным звукам буйного веселья где-то внизу. Звуки эти он никак не мог разобрать -- отчасти потому, что вообще не знал великой песни "А ну-ка, мальчик, уступи мне место, я ногу на Джаглане потерял", а отчасти потому что исполнявшие ее музыканты ужасно устали, и одни играли ее в размере 3/4, другие -- в 4/4, а третие в размере, близком к πr2/2, в зависимости от того, сколько минут сна кому из них удалось перехватить. Часто дыша широко раскрытым ртом и выпуская клубы пара в холодном сыром воздухе, Артур ощупывал себя, проверяя, где болит. Болело у него везде, куда он только мог достать рукой. Спустя короткое время Артур понял, что у него просто повреждена рука -- по всей видимости, он растянул запястье. Болела также и спина, но Артур скоро с удовлетворением убедился, что отделался легким испугом и синяками, что было нисколько не удивительно. Но что, черт возьми, это здание делает в облаках? С другой стороны, подумал Артур, спроси кто-нибудь его о том же, он вряд ли смог бы дать убедительный ответ, поэтому, решил он, ему и зданию придется смириться с фактом их встречи. Артур посмотрел наверх. Вверх уходила стена бледно-серых, довольно грязных бетонных панелей -- собственно, здание. Артур лежал на козырьке шириной в метр-полтора, состоящем из заасфальтированной земли вокруг здания -- институт прихватил его с собой, отправляясь в полет, чтобы и в области фундамента тоже все было схвачено. Хватаясь пальцами за стену, Артур встал на козырек и прижался к стене, совершенно мокрый от тумана и холодного пота. Голова его кружилась в вольном стиле, а в животе кто-то упражнялся в стиле баттерфляй. Несмотря на то, что попал Артур сюда своим ходом, его колотило при мысли о том жутком расстоянии, что отделяло его от земли. Он и подумать не мог о том, чтобы попытать счастья и прыгнуть. Он не мог подумать и о том, чтобы хоть на миллиметр отдалиться от стены. Подтянув на плече ремни спортивной сумки, Артур стал пробираться вдоль стены в поисках входа внутрь. Тяжесть банки с оливковым маслом внушала ему большую уверенность. Он двигался по направлению к ближайшему углу, в надежде, что за углом вариантов попасть внутрь будет больше, чем их было здесь, а именно -- нисколько. Неопределенность и порывистость полета здания лишала Артура сил от страха, и вскоре он вынул из своей сумки полотенце, в очередной раз доказавшее, что по праву занимает первую строку в списке полезных вещей, которые следует взять с собой, отправляясь в вольное путешествие по Галактике. Артур обвязал полотенцем голову, чтобы не видеть, что делает. Распластавшись вдоль стены, он двинулся дальше в сторону угла. Добравшись, наконец, до него, и запустив руку за угол, он наткнулся на нечто, напугавшее его так, что он едва не свалился с козырька. Это была чья-то рука. Две руки схватились друг за друга. Артуру отчаянно хотелось другой рукой сдернуть с глаз полотенце, но вторая рука держала сумку с оливковым маслом, рециной и открытками с Санторини, а поставить сумку на козырек Артур категорически отказывался. На Артура накатил так называемый катарсис -- один из тех моментов, когда человек вдруг оглядывается и спрашивает себя: "Кто я? Зачем я? Куда я попал? Где мои вещи?" Артур готов был заплакать. Он попытался высвободить руку, но не смог. Та, другая рука держала его очень крепко. Артуру ничего не оставалось, как обойти угол. Огибая его, он потерся головой о стену, чтобы избавиться от полотенца. Это вызвало у хозяина той, другой руки, возглас, довольно короткий, очень эмоциональный и весьма непристойный. Полотенце с головы Артура куда-то делось, и взгляд его уперся в глаза Форда Префекта. За спиной Форда стоял Старпердуппель, а за его спиной отчетливо видны были крыльцо и большая закрытая дверь. Оба они стояли, прижавшись спинами к стене, глаза их были круглыми от ужаса, и глядели они на густое белое облако, через которое проносилось здание. Заняты они были тем, что старались скомпенсировать толчки и покачивания здания в его беспокойном полете. -- Где тебя квазары носили? -- хрипло прошептал Форд. -- Ну... -- произнес Артур, на самом деле не зная, как ответить на этот вопрос. -- Много где. А что вы тут делаете? Форд снова посмотрел на Артура круглыми глазами. -- Прикинь! Без пузыря не впускают! -- просипел он. Глава 21 Первое, что заметил Артур, очутившись в гуще событий, помимо шума, удушающей жары, дикого смешения красок, смягченного, впрочем, сизым дымом, клубящимся в воздухе, ковров, покрытых толстым слоем битого стекла, окурков и картофельной шелухи, а также небольшой компании похожих на птеродактилей существ, затянутых в люрекс, которые налетели на его дорогую бутылочку рецины, квакая "Мужчина! А что это у вас?" -- была Триллиан рука об руку с богом грома. -- Где же мы с вами встречались? -- говорил он ей. -- Вспомнил! "У Конца Света", в ресторане! -- Это вы были там с молотом? -- Я, кто же еще. Но, знаете, мне здесь нравится гораздо больше. Здесь так отвязно! Взрывы хохота, визги и непристойные выкрики пронеслись по залу, чьи глубины терялись в толпах танцующих и поющих существ, весело кричащих друг другу что-то неразборчивое и время от времени испытывавших приступы дурноты и избытка чувств. -- Да, здесь типа весело, -- отозвалась Триллиан. -- Что ты сказал, Артур? -- Я сказал... я спросил -- где тебя носило? -- Да везде. Случайный поток точек, несущихся по Вселенной. Познакомься, это Тор. Бог грома. -- Очень приятно, -- сказал Артур. -- Интересная профессия. -- Привет, -- прогудел Тор. -- У тебя нолито? -- Еше нет. Собственно говоря... -- Так что ты тут делаешь? Иди и налей! -- Увидимся, Артур, -- пообещала Триллиан. Артур вдруг о чем-то подумал и огляделся по сторонам. -- Погоди, а Зафод разве не здесь? -- спросил он. -- Увидимся, -- повторила Триллиан. Тор мрачно поглядел на него из-под черных бровей, борода его встопорщилась, и слабое освещение зала собрало все свои силы, чтобы грозно сверкнуть на рогах его шлема. Он взял Триллиан под руку своей невероятно огромной рукой, мускулы которой были похожи на паркующиеся фольксвагены, и повел ее прочь. -- Что интересно в бессмертии, -- говорил он, -- так это то... -- Что интересно в космосе, -- услышал Артур Старпердуппеля -- тот обращался к крупной и объемистой даме, выглядевшей так, будто вот-вот проиграет в сражении с большим розовым пуховым одеялом. Дама плотоядно озирала запавшие глаза старца и его седую бороду. -- Что интересно в космосе, так это то, насколько он ужасающе скучен. -- Скучен? -- повторила дама, моргая выпуклыми красными глазами. -- Вот именно, милочка, -- подтвердил Старпердуппель, -- головокружительно скучен. Неимоверно скучен. Видите ли, его так много, а в нем всего так мало! Позвольте привести кое-какие цифры... -- Какие еще цифры? -- О, замечательные цифры. Они тоже сногсшибательно скучны. -- Вы знаете, я вернусь через секунду, и мы с вами продолжим, -- сказала дама, похлопав старца по плечу, собрала свои бесчисленные юбки, поднялась, как корабль на воздушной подушке, и ее унесло в толпу. -- Я думал, она не отстанет никогда, -- пробурчал старик. -- Землянин, пойдем. -- Артур. Меня зовут Артур. -- Мы должны найти Серебряную Перекладину. Она где-то здесь. -- Послушайте! Ну, почему мы не можем немного успокоиться, расслабиться, отдохнуть? -- взмолился Артур. -- У меня был такой трудный день. Кстати, здесь Триллиан -- она не сказала, как она здесь оказалась; должно быть, это не важно. -- Вспомни об опасности, грозящей Вселенной! -- Вообще-то Вселенная достаточно большая, -- сказал Артур, -- чтобы полчасика позаботиться о себе самой. Ну, ладно, ладно, -- добавил Артур, видя растущее возмущение Старпердуппеля, -- похожу и поспрашиваю, не видел ли тут кто... -- Вот именно! -- обрадовался Старпердуппель. -- Вперед! -- и он нырнул в толпу. Все, мимо кого он проходил, предлагали ему расслабиться и что-то куда-то забить. -- Простите, вы нигде не видели тут перекладины? -- спросил Артур у человечка, который всем своим видом демонстрировал желание кого-нибудь послушать. -- Она серебряная, и это жизненно важно для спасения Вселенной. Примерно вот такой длины. -- Нет, -- воодушевился человечек, -- но давайте выпьем, и вы мне все расскажете! Мимо пронесся в диком, буйном и не лишенном непристойности танце Форд Префект с каким-то существом с чем-то вроде Сиднейского Оперного театра [4] на голове. Форд изо всех сил пытался поддерживать с ней романтическую беседу в окружающем грохоте и гаме. -- Какая у вас чудесная шляпка! -- орал он. -- Что? -- Я говорю, какая чудесная шляпка! -- Какая еще шляпка? Нету у меня никакой шляпки! -- А! Ну, значит, какая чудесная головка! -- Что? -- Я говорю, какая голова! Какая редкая форма черепа! -- Не слышу! Форд вплел в сложный комплекс движений, которые он отрабатывал, пожатие плечами. -- Я говорю, вы замечательно танцуете! -- прокричал он. -- Только не кивайте головой так резко! -- Не что? Почему? -- Потому что вы мне каждый раз... Ай, ч-чорт! -- ответил Форд. -- Однажды утром мою планету уничтожили, -- говорил Артур. Неожиданно для себя он вдруг пустился в пересказ своей биографии, или, по крайней мере, краткого ее курса. -- Поэтому я в таком виде -- в халате. Дело в том, что мою планету уничтожили вместе со всей моей одеждой. К тому же, я и не подозревал, что попаду на банкет. Человечек сочувственно кивал. -- Чуть позже меня выкинули за борт звездолета. Вот в этом самом халате. Вместо скафандра. Чуть позже я узнал, что моя планета на самом деле была построена для белых мышей. Можете себе представить мои чувства. Потом в меня стреляли, меня взрывали... Вообще меня как-то подозрительно часто взрывали, обстреливали, оскорбляли, дизинтегрировали, лишали чая; и наконец, я потерпел крушение в болоте и пять лет был вынужден провести в холодной сырой пещере. -- Ух, -- воскликнул человечек. -- Вот это оттяг! Артур жестоко поперхнулся своим питьем. -- Какой чудесный, восхитительный кашель! -- изумился человечек. -- Не возражаете, если я присоединюсь? -- И с этими словами он пустился в самый необычайный и зрелищный приступ кашля, который так поразил Артура, что тот яростно закашлялся, но обнаружил, что, собственно, давно уже этим занимается, и запутался совершенно. Вместе они исполнили потрясающий двухминутный бронхиально-астматический дуэт, пока Артуру не удалось прокашляться до конца. -- Это так освежает! -- сказал человечек, тяжело дыша и утирая слезы с глаз. -- Какая у вас интересная жизнь! Большое, большое вам спасибо! Он прочувствованно потряс Артуру руку и ушел в толпу. Артур помотал головой в недоумении. К Артуру тем временем приблизился молодой человек, весьма агрессивно настроенный, с квадратной челюстью, длинным унылым носом и широкими скулами. На нем были черные штаны, черная шелковая рубашка, расстегнутая примерно до пупа -- хотя Артур научился в последнее время не судить поспешно об анатомии тех, с кем ему приходилось встречаться -- а на шее его бренчали золотые цепочки. Он что-то носил в черном чемоданчике и вно хотел, чтобы все заметили, что он не хотел бы, чтобы они заметили это. -- Как-как, ты сказал, тебя зовут? -- спросил он. Среди прочего Артур сообщил любознательному человечку и это. -- Ну, Артур Дент. Человек, казалось, чуть пританцовывал в ритме, отличном от всех ритмов, которые упрямо задавали мрачные музыканты. -- Короче, -- сказал человек. -- Тут в горе есть один тип. Он очень хотел тебя видеть. -- Я с ним уже встречался. -- Короче, он очень хотел тебя видеть. Очень. -- Я говорю, я с ним уже встречался. -- Короче, мое дело -- передать. -- Спасибо, я с ним уже встречался. Человек помолчал и пожевал резинку. Потом он хлопнул Артура по спине. -- Ну, смотри, -- сказал он. -- Как знаешь. Мое дело -- передать. Счастливо. Играй и выигрывай! -- Что? -- переспросил Артур, которому вдруг показалось, что он не понимает языка. -- Что хочешь. Делай, что хочешь. Только хорошо! Человек щелкнул жевачкой и сделал неопределенный жест рукой. -- А почему? -- спросил Артур. -- Ну, делай плохо, -- сказал человек. -- Кому какое дело. Никого не колышет! -- тут кровь как будто ударила ему в голову, и он крикнул: -- Никого не колышет! Проваливай! Что ты трешься у меня под ногами?! Отзвездись! -- Хорошо, хорошо, ухожу, ухожу, -- заторопился Артур. -- Смотри у меня! -- человек погрозил Артуру и скрылся в толпе. -- О чем это он? -- спросил Артур у девушки, которую обнаружил рядом с собой. -- Во что играй? Что выигрывай? -- А, да это из рекламы, -- пожала плечами девушка. -- Он просто только что с церемонии вручения наград Института Иллюзий Культуры и Отдыха. Думал, что сейчас тебя удивит до невозможности, а ты ни о чем его не спросил. Такой облом. -- Ой, -- сказал Артур. -- Как нехорошо получилось. А что он там получил? -- Приз за Самое Неуместное Использование Слова "Бельгия" в Теленовелле. Это очень престижная награда. -- Какого слова? -- переспросил Артур, изо всех сил стараясь не дать своему бедному мозгу непосильной работы. -- "Бельгия", -- повторила девушка тихо. -- А вообще я лично не люблю, когда при мне матерятся. -- Бельгия?! -- воскликнул Артур. В дрезину пьяное семиногое существо женского пола, тащившееся мимо, всплеснуло конечностями и, смачно плюнув, рухнуло в объятия красноглазого птеродактиля. -- Вы имеете в виду, -- спросил Артур, -- такую очень плоскую небольшую страну, где всегда туман? По пути из Парижа в Амстердам? Член Бенилюкса? -- Чего-о? -- переспросила девушка. -- Ну, в смысле, Бельгия? -- Р-р-р-р-р-ч-ч-ч-ш-ш-ш! -- проскрипел птеродактиль. -- А еще интел-лигент! -- крикнуло семиногое женского пола. -- Должно быть, они про Остенд-Хуверпорт? -- предположил Артур и вернулся к девушке. -- А вы что, бывали в Бельгии? -- спросил он заинтересованно. Девушка удержалась и не отвесила Артуру пощечину. -- Мне кажется, -- отчеканила она вместо этого, -- что вам следует приберечь эту реплику для чего-нибудь более художественно ценного! -- Вы так себя ведете, -- заметил Артур, -- как будто я сказал что-то ужасное. В чем дело? -- Нахал! Хам! x x x В наши дни в Большой Галактике считается пристойным очень многое. Слова и выражения, которые всего какой-нибудь десяток лет назад считались столь неприлично откровенными, что стоило кому-нибудь хотя бы мысленно произнести их прилюдно, как хулигана подвергали остракизму, смещали с общественных должностей, а в особо тяжких случаях расстреливали на месте через рот, сейчас стали аттрибутом жизнелюбия и остроумия, а их использование в повседневной речи повсеместно рассматривается как признак общительности, непринужденности и невъ***нной социальной адаптированности личности. Так, например, в своем последнем обращении к народу министр финансов Всемирной Королевской Казны планеты Квальтависта зашел так далеко, что заявил буквально, что, в силу определенных причин и ввиду некоторых факторов, а также принимая во внимание то, что никто уже давно не пополняет закрома родины, монарх, по всей видимости, скончался, а большинство населения уже три года без перерыва празднует День Национального Согласия и Примирения, то следует отметить, что экономика зашла в ситуацию, которую он берет на себя смелость охарактеризовать, как "полный жужуфель", -- всем так понравилась его смелость, прямолинейность и откровенность, что никто и не заметил, как цивилизация, насчитывавшая пять тысяч славных лет, рухнула в ту же ночь. Но несмотря на то, что даже такие слова, как "жужуфель" и "турлох" теперь совершенно нормальны и встречаются во всех газетах, существует все же слово, остающееся непечатным. Понятие, описываемое этим термином, столь возмутительно, что сам термин во всех частях Галактики признан употребимым исключительно в теленовеллах. Впрочем, есть еще -- точнее, была -- одна-единственна планета, населенная такими дикими турлохами, которые не имели об этом ни малейшего представления. x x x -- Ох, -- сказал Артур. -- Ну, я очень извиняюсь. Так что же дают за использование названия совершенно невинного, даже в чем-то скучноватого европейского государства в теленовелле? Что-то вроде Золотого Оскара? -- Какого Оскара? Рори. Серебряный Рори. Это такая небольшая серебряная штуковина на большой черной подставке. Что ты сказал? -- Да ничего. Я только собирался спросить, на что похожа эта серебряная... -- А-а. А мне показалось, что ты сказал "чпок". -- Что я сказал что? Глава 22 На банкет в последние годы нередко заявлялись незваные гости -- прощелыги и падкие на дармовщину проходимцы с других планет -- и участникам его, когда им случалось взглянуть на свою собственную планету, проносящуюся под ними, зияя пожарищами городов, руинами колбасных заводов, разоренными огуречными плантациями и одичавшими виноградниками, с ее новыми пустынями, морями и озерами, до краев заполненными пустыми бутылками, окурками, консервными банками и еще чем похуже, нередко приходило в голову, что планета их каким-то непостижимым образом сделалась оборудованной для веселия гораздо меньше, чем когда-то. Некоторые даже стали задумываться, не попытаться ли протрезветь настолько, чтобы вывести банкет на межпланетный уровень и попробовать попасть на чью-нибудь еще планету, где воздух, возможно, будет посвежее, и голова будет болеть не так отчаянно. Немногие изможденные крестьяне, все еще умудрявшиеся влачить свое жалкое существование на поверхности полумертвой планеты были бы исключительно рады этим мыслям, но в тот день, когда банкет с воплями и визгом выпал из облаков, и крестьяне перепуганно подняли головы, ожидая нового огуречно-колбасно-винно-водочного набега, вдруг стало ясно, что банкет не выйдет на новый уровень, а вместо этого, похоже, вскорости выйдет весь. Скоро, скоро настанет пора напяливать пальто, нахлобучивать шапку и выходить, жмурясь, на улицу, пытаясь определить, какое там время суток, какое время года, и где посреди этих пепелищ и развалин больше шансов поймать такси. Банкет очутился в гибельных объятиях неизвестного белого звездолета, который словно бы сросся с ним. Вместе они неслись по небу, вертясь, кувыркаясь и всячески презирая закон тяготения. Тучи расступались перед ними, и воздушные массы спешили убраться с их пути. В своих корчах банкет и криккитский военный корабль были немного похожи на пару уток, в которой одна утка -- селезень -- пытается сделать второй утке третью, в то время как вторая изо всех сил старается объяснить первой, что ей совсем не хочется делать третью утку прямо сейчас, и что она отнюдь не убеждена, что хотела бы заниматься третьей уткой с этой первой уткой вообще, и тем более в ту самую минуту, когда эта вторая утка вообще-то пытается куда-то лететь. Небо гремело и грохотало от ярости происходящего в нем, хлестая землю ударными звуковыми волнами. И вдруг, со внезапным "бздык!", криккитский корабль исчез. Банкет беспомощно катился по небу, как человек, прислонившийся к двери, которая вдруг оказалась незапертой. Он хромал на все четыре свои сопла. Он попытался выправить курс, но вместо этого вылевил его и полетел в другую сторону. Так его швыряло из края в край небосвода, но было видно, что долго это не продлится. Банкету была нанесена смертельная рана. Его веселье было непоправимо нарушено, и этого не могли скрыть никакие попытки изобразить полетом беззаботность и игривость. Теперь чем дольше банкет силился удержаться над землей, тем более неприятное падение на нее ему предстояло. x x x Внутри все тоже было плохо. Там все было даже очень плохо, и никто не стеснялся во весь голос заявить об этом. Ничем не стесняли здесь себя и криккитские роботы Они забрали приз за Самое Неуместное Использование Слова "Бельгия" в Теленовелле, а взамен оставили после себя картину, от которой у Артура на душе сделалось так же скверно, как было у невезучего лауреата Серебряного Рори. -- Вы понимаете, мы были бы просто счастливы остаться и помочь пострадавшим, -- объяснял Форд, пробираясь сквозь дымящиеся горы мусора и щебня, -- но дело в том, что мы не хотим. Банкет снова заложил крутой вираж, вызвав многочисленные вопли и стоны из обломков. -- К тому же, нам нужно отправляться спасать Вселенную, -- добавил Форд. -- И если вам кажется, что это гнилая отмазка -- пусть будет так. По-любому, мы валим. Форд вдруг споткнулся об нераспечатанную бутылку, каким-то чудом не разбившуюся об пол. -- Ничего, если мы это прихватим на память? -- спросил он. -- Вам, кажется, больше не надо, -- и прихватил также пакет с чипсами. -- Триллиан! -- внезапно севшим голосом позвал Артур. В дыму и разгроме он почти ничего не мог разобрать. -- Землянин, нам пора, у нас дела, -- напомнил несколько нервно Старпердуппель. -- Триллиан! -- позвал Артур снова. Вскоре Триллиан вышла, спотыкаясь и пошатываясь, из-за дымовой завесы. Ее придерживал за локоть ее новый кавалер -- бог-громовержец. -- Девушку я забираю, -- громко сказал Тор. -- У нас в Вальгалле как раз сейчас намечается небольшой междусобойчик... Короче, мы полетели. -- Где ты был, пока тут это все разносили? -- строго спросил Артур. -- Где надо. Наверху, -- ответил Тор. -- Я прикидывал ее вес. Летать -- это вам не... Это так вот, с кондачка, не делается. Надо все учесть, все прикинуть -- ветер там, то, се... -- Девушка с нами, -- сказал Артур. -- Эй, ребята, -- начала было Триллиан, -- а что, меня никто... -- Нет, -- отрезал Артур. -- Ты летишь с нами. Тор сощурился на Артура глазами, в которых зажглись красные угольки. Он давал собеседнику понять, что бог -- это вам не хвост собачий, и старался быть предельно доходчивым. -- Я ее забираю, -- повторил он тихо, но грозно. -- Землянин, пойдем! -- еще более нервно повторил Старпердуппель, хватая Артура за рукав. -- Старпердуппель, пойдем! -- повторил Форд, хватая за рукав старика. У Старпердуппеля был портативный телепорт. Банкет снова покачнулся и подпрыгнул, отчего все потеряли равновесие -- не считая Тора и не считая Артура, который остался стоять на предательски подгибающихся ногах, глядя в черные, как смола, глаза бога. В это невозможно было поверить: Артур сжал свои маленькие кулачки. -- Че, самый крутой, что ли? -- спросил он. -- Не понял?! -- проревел Тор. -- Я сказал, -- повторил Артур предательски сорвавшимся голосом, -- че, самый крутой, что ли? -- и медленно поднял кулачки. Тор оглядел его с недоумением. Потом из ноздрей его потянулась тоненькая струйка дыма. Приглядевшись, можно было разглядеть и огонек. Тор поправил свой пояс. Тор расправил грудь, чтобы всем стало предельно ясно, что они связались с человеком, которого не стоило выводить из себя, не сдав сперва зачета по альпинизму. Тор вынул из-за пояса свой молот и покачал его в руках, демонстрируя его массивный железный боек и тем самым развеивая заблуждения тех, кто мог решить, будто он просто носит за поясом телеграфный столб. -- Че-то я не понял, -- сказал он голосом, мрачным, как туча вулканического пепла. -- Это что, заводка? -- Заводка, -- подтвердил Артур, голос которого внезапно окреп и обрел уверенность. Артур снова поднял кулаки, на этот раз со всей серьезностью, на какую был способен. -- Че, пошли, выйдем? -- предложил он Тору. -- Пошли, выйдем! -- взревел Тор, как разъяренный бык -- или, точнее, как разъяренный бог грома, что куда более впечатляет -- и вышел. -- Вот и славно, -- сказал Артур, -- от этого избавились. Дуппель, давай, вытаскивай нас отсюда. Глава 23 -- Ну, и что? -- спрашивал Форд у Артура и сам же отвечал. -- Ну, и ничего! Да, я трус! Зато жив остался! Они снова были на борту Бистроматического звездолета -- и с ними Старпердуппель и Триллиан. Недоставало теперь на борту только спокойствия и согласия. -- Но я же тоже! -- кричал в ответ Артур, до сих пор никак не в силах успокоиться. Брови его метались то вверх, то вниз, так яростно, словно пытались стукнуть одна другую. -- Я же тоже! -- Ты! Да еще немного, и из-за тебя всем нам... Артур бросился за поддержкой к Старпердуппелю, сидевшему в кресле пилота и задумчиво глядящему на донышко бутылки, сообщавшее ему что-то, чего он явно не мог осознать. -- Послушайте, ну, он что, не понимает, что ли? -- спросил у него Артур, пустив обиженного петуха. -- Не знаю, -- ответил Старпердуппель несколько отсутствующе. -- Не уверен, -- добавил он, оторвав на секунду взгляд от приборов, -- что я сам понимаю. -- Старпердуппель принялся изучать приборы с новой энергией и озадаченностью. -- Попробуйте объяснить другими словами... -- Да просто... -- ... и как-нибудь в другой раз. Надвигается ужасное. Старпердуппель постукал пальцем по искусственному стеклу поддельной бутылки. -- На банкете мы потерпели сокрушительное поражение. -- сказал он. -- Теперь наша единственная надежда -- в том, чтобы помешать роботам вставить Ключ в Замок. Как мы собираемся это сделать, я не имею ни малейшего понятия. -- Старпердуппель пожал плечами. -- Для начала надо попасть туда. Не могу сказать, что мне нравится эта идея. Все это может кончиться для нас очень плохо. -- Кстати, где Триллиан? -- спросил вдруг встревоженно Артур. Что взбесило его сверх всякой меры, так это то, что Форд отчитал его за напрасную трату времени на разборку с богом грома, тогда как можно было смыться оттуда сразу, без проволочек. По мнению Артура, и Артур готов был отстаивать это мнение любой ценой, Артур проявил в этом инциденте исключительную смелость и находчивость. Однако, преобладающее мнение было таково, что цена мнению Артура была собачий хвост. И, что самое неприятное, Триллиан никак не реагировала на происходящую драму, а вместо этого скрылась где-то на корабле. -- Да! И, кстати, где мои чипсы? -- добавил Форд. -- И то, и другое, -- ответил Старпердуппель, не отрываясь от созерцания приборов, -- находится в Зале Информативных Иллюзий. Насколько я понимаю, наша юная спутница пытается решить для себя некоторые проблемы галактической истории. Надеюсь, что чипсы помогают ей в этом. Глава 24 Ошибкой было бы думать, что серьезную проблему можно решить при помощи одного лишь картофеля. К примеру, жила-была однажды кое-где одна безумно агрессивная раса существ, называвшихся Силикорганические Разорваки с планеты Стритеракс. Так они называли свою расу. Свою армию они называли еще более ужасно. К счастью для нас, они жили в такой глубине галактической истории, в какую мы с вами еще ни разу не забирались -- двадцать миллиардов лет назад. Тогда Галактика была еще молодой и горячей, и все идеи, за которые стоит сражаться, еще никому не набили оскомину. Силикорганические Разорваки с планеты Стритеракс умели и любили сражаться, и по этой причине занимались этим очень часто. Одолев всех своих врагов -- то есть, вообще всех, до кого они сумели добраться -- они принялись друг за друга. Их планета представляла собой крайне жалкое зрелище. Поверхность ее была покрыта брошенной боевой техникой, окружавшей брошенные города, таившие в своем центре глубокие бункера, в которых силикорганические разорваки продолжали жить и истреблять друг друга. Чтобы подраться с силикорганическим разорваком, достаточно родиться. Он расценит это как повод. А когда разорвак находит повод, то кто-то непременно должен об этом пожалеть. Такой образ жизни может показаться некоторым утомительным, но разорваки -- удивительно энергичные ребята. Чтобы разделаться с силикорганическим разорваком, достаточно запереть его в одиночке. Рано или поздно он начнет драться сам с собой и победит. В один прекрасный день разорваки поняли, что нужно что-то с этим делать, и приняли закон, согласно которому всякий гражданин, носящий оружие по долгу своей силикорганической службы -- полицейский, охранник, учитель начальной школы и т.д. -- обязан минимум сорок пять минут в день избивать мешок с картошкой, чтобы избавиться от излишков агрессии. Некоторое время этот закон помогал, пока кому-то не пришло в голову, что гораздо эффективнее и быстрее будет не избивать мешки с картошкой, а расстреливать их. Тогда разорваки с новой энергией принялись расстреливать все, что попадалось под руку, и с восторгом стали готовиться к первой приличной войне за последние несколько недель. Другое достижениe Силикорганических Разорваков с планеты Стритеракс состоит в том, что они стали первой цивилизацией, которой удалось вывести из себя компьютер. Этим компьютером стал гигантский космический компьютер по имени Хактар, доныне считающийся самым мощным из всех компьютеров, которые когда-либо были созданы. Он первый был построен по тем же принципам, что и живой мозг -- в каждой ячейке его хранился образ целого. Это давало ему возможность мыслить более гибко и образно, подходить к задаче творчески и, как выяснилось, выходить из себя тоже. Силикорганические Разорваки с планеты Стритеракс в то время вели довольно скучную рутинную войну с Активными Борцунами с планеты Утюк, и она уже порядком утомила их марш-бросками по радиоактивным болотам Квульзенды и десантами на Огненные Горы Фразфраги. Ни там, ни там разорваки не чувствовали себя по-настоящему, как дома. Поэтому, когда к воюющим присоединились Свирепые Душманьяки с планеты Языкистан, вынудив своих противников открыть второй фронт в Гамматакомбах на Карфраксе и на Бледниках Варленгутена, разорваки решили, что с них довольно, и велели Хактару изобрести для них Полное Оружие. -- В каком смысле "Полное"? -- спросил Хактар. На это Силикорганические Разорваки с планеты Стритеракс ответили: -- RTFM [5]! -- швырнули Хактару толковый словарь и бросились в новую атаку. И Хактар изобрел Полное Оружие. Это была очень-очень маленькая бомба, представлявшая собой простой коммутатор гиперпространства, который, будучи приведен в действие, одновременно соединял ядро каждой крупной звезды с ядром каждой другой крупной звезды, тем самым превратив всю Вселенную в один гигантский гиперпространственный катаклизм взрыва сверхновой. Но когда попытка подорвать этой бомбой арсеналы Свирепых Душманьяков в одной из Гамматакомб не удалась, разорваки страшно рассердились, и заявили об этом, не стесняясь в выражениях. Узнав о случившемся, Хактар и вышел из себя. Он попытался объяснить, что много думал о Полном Оружии как таковом и пришел к выводу, что никакое из возможных последствий его неиспользования не будет хуже, чем любое из последствий его использования, и что, придя к такому выводу, он взял на себя смелость изъять из образца бомбы некоторые конструктивно важные детали, и что он надеется, что все заинтересованные стороны по здравом размышлении согласятся с тем, что... Но Силикорганические Разорваки не согласились и стерли компьютер в пыль. Потом они подумали и уничтожили также неработающую бомбу. Потом -- задержавшись только, чтобы надавать по мозгам Активным Борцунам с планеты