Каррас вернулся к изучению рисунка. Кляйн водил пальцем по
зигзагообразной линии.
-- Видите? Волны очень ритмичные. Никаких отклонений.
-- Да, вижу,-- Каррас нахмурился. -- Очень любопытно.
-- Любопытно? Если учитывать, что мы имеем дело с
истерией...
-- Я полагаю, что это пока малоизвестно,-- пробормотал
Каррас, продолжая рассматривать ленту. -- Бельгиец Айтека
обнаружил, что при истерии наблюдаются довольно странные
колебания волн на рисунке. Очень незначительные, но постоянные
изменения. Я искал их здесь, но пока не смог найти.
Кляйн ухмыльнулся:
-- Ну и что?
Каррас посмотрел в его сторону:
-- Но все-таки, когда вы делали ЭЭГ, у нее было
расстройство?
-- Да, было. Я бы сказал, что было. То есть, конечно же,
было.
-- Неужели вас не поразило то, что результаты получились
идеальные? Даже в нормальном состоянии субъекты способны менять
рисунок волн в пределах допустимого, а у Реганы было
расстройство. Можно было логически предположить, что на ЭЭГ
появятся колебания. Если...
-- Доктор, миссис Симмонс нервничает,-- перебила его
медсестра, открывая дверь.
-- Да-да, иду,-- вздохнул Кляйн.
Медсестра поспешно удалилась. Кляйн шагнул к выходу и
обернулся:
-- Кстати, об истерии,-- сухо вставил он. -- Извините, мне
надо бежать.
Кляйн закрыл за собой дверь. Каррас услышал его торопливые
шаги. Потом стало слышно, как в приемной открылась дверь, и
оттуда донесся голос:
-- Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис?..
Дверь закрылась. Каррас вернулся к бумажной ленте,
досмотрел ее, свернул, перевязал и вернул медсестре в приемной.
Что-то есть. Об этом он мог упомянуть в разговоре с
епископом. Каррас мог утверждать, что у Реганы не истерия, а
значит, она, возможно, одержима. С другой стороны, ЭЭГ
порождала еще одну загадку: почему на ней не было отклонений?
Совсем никаких?!
Священник возвращаются к дому Крис, но у дорожного знака
на углу 35-й улицы и Проспект-стрит сердце его екнуло: между
знаком и домом иезуитов стояла машина Киндермана. Детектив
сидел в машине один, высунув из окна локоть и уставившись прямо
перед собой.
Каррас нашел свободное место, припарковал машину и запер
ее. Неужели он наблюдает за домом? Призрак Дэннингса
вновь отчетливо встал перед его глазами. Неужели Киндерман
думает, что Регана...
Спокойно. Не спеши. Спокойно.
Священник подошел к машине и нагнулся к окошку:
-- Здравствуйте, лейтенант.
Детектив быстро обернулся, удивленно посмотрел на него, а
потом расплылся в улыбке:
-- А, отец Каррас.
Успокойся! Каррас почувствовал, что ладони у него
увлажнились и похолодели.
Спокойней. Не показывай ему, что ты волнуешься!
Спокойней!
-- С вас сейчас штраф возьмут, вы это знаете? По будням с
4 до 6 здесь запрещена остановка.
-- Не важно,-- засопел Киндерман. -- Я ведь разговариваю
со священником. А здесь все полицейские набожные.
-- Как у вас дела?
-- Говоря откровенно, отец Каррас, так себе. А у вас?
-- Не могу пожаловаться. Вы так и не раскрыли то дело?
-- Какое дело?
-- Смерть режиссера.
-- А, это... -- Детектив махнул рукой. -- Лучше не
спрашивайте. Послушайте, а что вы делаете сегодня вечером? Вы
не заняты? У меня есть пропуск в "Крэст". Там сейчас идет
"Отелло".
-- А кто играет?
-- Дездемону -- Молли Пайкон, а Отелло -- Лео Фукс. Вы
довольны? Это же Шекспир! Какая разница, кто играет! Так вы
идете?
-- Боюсь, что нет. У меня очень много работы.
-- Вижу. Извините, но выглядите вы отвратительно.
Засиживаетесь допоздна?
-- Я всегда выгляжу отвратительно.
-- А сейчас хуже обычного. Бросьте свои дела! Один вечер
можно и отдохнуть. Пойдемте!
Каррас решил проверить Киндермана:
-- А вы уверены, что именно эти актеры в главных ролях?
Мне помнится, что сейчас на экранах идет картина с участием
Крис Макнейл.
Детектив не отреагировал:
-- Нет, я уверен. Там идет "Отелло".
-- Кстати, что вас привело в наши места?
-- Я приезжал специально из-за вас, хотел пригласить в
кино.
-- Да, конечно, гораздо проще приехать, чем позвонить по
телефону,-- съязвил Каррас.
Детектив невинно поднял брови и развел руками.
-- Ваш номер был занят.
Иезуит молча уставился на него.
-- Что случилось? -- спустя мгновение поинтересовался
Киндерман.
Каррас с мрачным видом просунул внутрь машины руку и
приподнял Киндерману веко. Осмотрел глаз.
-- Не знаю. Вы ужасно выглядите. У вас может развиться
мифомания.
-- Я не знаю, что это такое,-- проговорил Киндерман, когда
Каррас убрал руку.
-- Это серьезно?
-- Не смертельно.
-- Но что это? Я умираю от любопытства.
-- Загляните в справочник,-- посоветовал Каррас.
-- Не будьте злюкой. Я некоторым образом на страже закона
и могу вас задержать. Вы это понимаете?
-- А за что?
-- Психиатр не должен заставлять людей волноваться. Вы
эпатируете публику, святой отец. Нет, я серьезно, эта публика
не прочь от вас отделаться. Что же это за экстравагантный
священник, расхаживающий в свитере и тапочках?
Чуть заметно улыбнувшись, Каррас кивнул.
-- Мне пора. Будьте осторожны. -- Прощаясь, Дэмьен дважды
постучал по окошку, потом повернулся и медленно побрел к дому.
-- Сходите к психоаналитику! -- хрипло крикнул вслед
детектив. Проезжая мимо Карраса, он посигналил и махнул ему
рукой.
Каррас помахал в ответ, остановился на тротуаре и дрожащей
рукой осторожно провел по лбу. Неужели она могла это сделать?
Неужели Регана так чудовищно разделалась с Бэрком
Дэннингсом? Дэмьен поднял голову и взглянул на окно Реганы.
Что же там, в этом доме? И сколько уже времени Киндерман
идет по следу Реганы? Может быть, он видел кого-то, похожего на
Дэннингса? Или слышал голос этого человека? Сколько времени
будет мучиться Регана?
Или она умрет?
Он должен переговорить с высшим духовенством.
Священник торопливо перешел улицу и направился к дому
Крис. Надавил на кнопку звонка. Дверь открыла Уилли.
-- Миссис прилегла отдохнуть,-- заявила она.
Каррас кивнул.
-- Хорошо. Очень хорошо. -- Он прошел мимо служанки и
поднялся наверх. Ему срочно понадобились неопровержимые
доказательства.
Священник вошел в спальню Реганы и увидел Карла. Тот сидел
у окна, сложив руки и уставившись на девочку. Своей солидностью
и спокойствием швейцарец гармонировал с добротной темной
мебелью комнаты.
Каррас подошел к кровати и посмотрел на Регану. Глаза ее
закатились, слышалось невнятное бормотание, похожее на какое-то
неземное заклинание. Каррас перевел взгляд на Карла. Потом не
спеша нагнулся и начал развязывать ремни, стягивающие руки
Реганы.
-- Святой отец, не надо!
Карл подскочил к кровати и резко оттолкнул руку
священника.
-- Не надо, святой отец! Она сильная! Очень сильная!
Оставьте эти ремни!
В глазах его без труда читался неподдельный страх, и
Каррас понял, что разговоры о силе Реганы не были пустой
болтовней. Она могла это сделать, могла свернуть шею Дэннингсу.
О боже, Каррас! Спеши! Отыщи доказательства! Думай! Спеши,
или...
-- Ich mochte Sie etwas fragen, Engstrom!/ Я хочу вас кое
о чем спросить, Энгстром! (нем.)/
Горячей волной в кровати нахлынула надежда. Каррас
вздрогнул и посмотрел на кровать. Бес издевательски ухмылялся,
обращаясь к Карлу:
-- Tanzt Ihre Tochter gern?/ Ваша дочь любит танцевать?
(нем.)/
Немецкий! Бес спрашивает, любит ли дочь Карла танцевать!
Сердце Карраса забилось, он повернулся и увидел, что у слуги
щеки стали пунцовыми. Карл весь затрясся, в глазах сверкнула
ярость.
-- Карл, вам лучше выйти,-- посоветовал Каррас.
Швейцарец отрицательно замотал головой и только крепче
сжал кулаки.
-- Нет, я останусь.
-- Вы уйдете отсюда. Я прошу вас,-- твердым голосом
произнес иезуит, глядя прямо в глаза Карлу.
После некоторого замешательства Карл уступил и вышел из
комнаты.
Смех прекратился. Каррас оглянулся. Бес с довольным видом
наблюдал за священником.
-- Итак, ты вернулся,-- пробасил он. -- Я удивлен. Я
считал, что неудача со святой водой навсегда отобьет у тебя
охоту появляться здесь. Но я совсем забыл, что у священников
нет совести.
Каррас изо всех сил пытался сдержаться и ждал, что будет
дальше. Ему необходимо было сосредоточиться и оценить все
трезво. Он знал, что языковая проверка требует разговора, ведь
отдельно произнесенные фразы могли оказаться подсознательно
запомнившимися. Спокойно! Ты помнишь ту девочку?
Служанку-подростка? Она была одержима и в бреду разговаривала
на каком-то языке, который в конце концов оказался
древнесирийским. Каррас представил себе, как это поразило всех,
когда выяснилось, что девочка одно время работала в доме, где
одним из квартирантов был студент, изучающий теологию. Накануне
экзаменов он шагал по комнате, поднимался по лестнице и на ходу
читал вслух древнесирийские тексты. Девочка все это слышала.
Спокойно!
-- Sprechen sie deutsch?/ Говорите ли вы по-немецки?
(нем.)/ -- тихо спросил Каррас.
-- Если хочешь поразвлекаться?
-- Sprechen sie deutsch? -- повторил он и почувствовал,
как сердце в надежде застучало еще быстрей.
-- Naturlich, /Конечно, (нем.) /-- злобно
усмехнулся бес. -- Mirabile dictu / Отличное произношение,
(лат.)/ не правда ли?
Сердце иезуита замерло. Не только немецкий, но и латынь!
Да еще разговорная!
-- Quod nomen mihi est? -- быстро спросил Каррас. (Как
меня зовут?)
-- Каррас.
Священник возбужденно продолжал:
-- Ubi sum? (Где я?)
-- In cubiculo. (В комнате.)
-- Et ubi est cubiculum? (А где комната?)
-- In domo. (В доме.)
-- Ubi est Dennings? (Где Бэрк Дэннингс?)
-- Mortuus. (Он умер.)
-- Quornodo mortuus est? (Как он умер?)
-- Inventus est capite reverso. (Его нашли со свернутой
головой.)
-- Quis occidit eum? (Кто его убил?)
-- Регана.
-- Quornodo еа occidit ilium? Die mihi exacte! (Как она
убила его? Расскажи мне подробно!)
-- Ну ладно, пока и этого вполне достаточно,-- сказал бес,
оскалившись. -- Достаточно. И вообще хватит. Хотя, конечно,
тебе и в голову не пришло, как я полагаю, что, пока ты задавал
свои вопросы на латыни, ты в уме сам же проговаривал и ответы
на латыни. -- Он рассмеялся. -- Разумеется, подсознательно. И
что бы мы вообще делали без этого подсознания? Ты понимаешь, на
что я намекаю, Каррас? Я совсем не умею говорить по-латыни. Я
читаю твои мысли. Я просто нашел ответы в твоей голове.
Каррасу стало страшно. Уверенность его была поколеблена,
постоянно мучили сомнения, глубоко засевшие в его мозгу.
Демон усмехнулся и продолжал:
-- Да, я знал, что до тебя это дойдет, Каррас. За это ты
мне и нравишься. За это я уважаю всех разумных людей. -- Голова
его откинулась, и он захохотал.
Мозг священника лихорадочно работал. Он пытался найти
такой вопрос, на который можно было бы дать несколько
ответов. Но, может быть, я буду думать обо всех ответах?
Ладно. Тогда можно задать вопрос, на который сам не знаешь
ответа! А правильность его можно будет определить позже.
Он подождал, пока смех прекратится, и спросил:
-- Quam profundus est imus Oceanus Indicus? (Какова
глубина Индийского океана в самом глубоком месте?)
Глаза беса засветились.
-- La plume de mа tante,/ Ручка моей тетушки, (фр.)
/-- злобно произнес он.
-- Responde Latine./ Отвечай на латыни, (лат.)/
-- Bon jour! Bonne nuit!/ Добрый день! Доброй ночи!
(фр.)/
-- Quam...
Каррас не договорил. Глаза беса закатились, и появилось
существо, бормочущее на неизвестном языке.
Каррас с нетерпением потребовал:
-- Я хочу говорить с бесом!
Ответа не было. Только дыхание.
-- Quis es tu? (Кто ты?) -- резко спросил он. Голос его
звучал раздраженно.
Молчание.
-- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!
Существо начало икать.
-- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!!!
Икота продолжалась с равномерными промежутками. Каррас
покачал головой. Затем подошел к стулу и сел на самый край.
Сгорбившись, он принялся ждать...
Время шло. Каррас начал дремать. Вдруг он резко вскинул
голову и посмотрел на Регану. Тишина, икота прекратилась.
Спит?
Он подошел к кровати и посмотрел на девочку. Глаза
закрыты. Дыхание глубокое. Он нагнулся и нащупал пульс, потом
тщательно осмотрел ее губы. Они были сухими и растрескавшимися.
Каррас выпрямился, подождал еще немного, затем вышел из
комнаты.
Он спустился в кухню в надежде найти Шарон. Шарон сидела
за столом и ела суп. В руке у нее был бутерброд.
-- Вам что-нибудь приготовить поесть, отец Каррас? --
спросила она. -- Вы, наверное, голодны.
-- Спасибо, не надо. Я не хочу,-- ответил Дэмьен и взял со
стола блокнот Шарон. Достал ручку.
-- Ее мучила икота. У вас есть компазин?
-- Да, осталось еще немного.
Каррас писал что-то на листке и, не поднимая головы,
сказал:
-- Сегодня вечером поставьте половину 25-миллиграммовой
свечки.
-- Хорошо.
-- У нее началось обезвоживание организма,-- продолжал он.
-- Поэтому я перевожу ее на внутривенное питание. Первым делом
позвоните в магазин медицинского оборудования и скажите, чтобы
сюда доставили вот это.
Он протянул ей исписанный листок.
-- Она спит, поэтому сейчас можно установить сустагенное
питание.
-- Хорошо,-- кивнула Шарон. Я все сделаю.
Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок
и проглядела список.
Каррас молча наблюдал за ней.
-- Вы ее учительница?
-- Да.
-- Не учили ли вы ее латыни?
Она удивилась:
-- Нет.
-- А немецкому?
-- Только французскому. И довольно серьезно.
-- Но ни немецкому, ни латыни?
-- Да нет же!
-- А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки?
-- Конечно.
-- Регана могла это слышать?
Шарон пожала плечами.
-- Наверное. -- Она встала и понесла тарелки в раковину.
-- Да, я даже уверена в этом.
-- А вы сами никогда не изучали латынь?
-- Никогда.
-- Но могли бы отличить ее на слух? -- Да, конечно.
-- Она никогда не разговаривала по-латыни в вашем
присутствии?
-- Регана?
-- С тех пор, как заболела.
-- Нет, никогда.
-- А на каком-нибудь другом языке? -- пытался дознаться
Каррас.
Шарон закрутила кран и задумалась.
-- Может быть, мне это показалось, но...
-- Что?
-- Ну, мне показалось... -- Она нахмурилась. -- Я готова
поклясться, что она разговаривала по-русски.
Каррас внимательно посмотрел на нее.
-- А вы сами говорите по-русски? -- спросил священник. В
горле у него пересохло.
Шарон пожала плечами.
-- Чуть-чуть. -- Она сложила кухонное полотенце. -- Я
изучала его в колледже, вот и все.
Каррас обмяк. Она выбирала латинские слова из моей
головы. Он сидел, опустив голову на руки и ничего не видя
вокруг. Его терзали и сомнения. и факты. Телепатия часто
встречается в состоянии сильного напряжения. Человек начинает
говорить на языке, знакомом кому-нибудь из присутствующих.
Что же делать? Надо немного отдохнуть. А потом еще раз
попробовать... еще раз... еще раз... еще раз... Он встал.
Шарон, прислонившись к раковине и сложив руки, задумчиво
наблюдала за ним.
-- Я пойду к себе,-- сказал Дэмьен. -- Как только Регана
проснется, позвоните мне.
-- Хорошо, я позвоню.
-- И насчет компазина,-- напомнил он. -- Не забудьте.
Она кивнула:
-- Конечно, не забуду. Я все сейчас сделаю.
Каррас пытался припомнить, не забыл ли он что-то еще
сказать Шарон. Так всегда: когда надо сделать очень многое,
обязательно о чем-то забываешь.
-- Святой отец, что происходит? -- спросила Шарон. -- Что
же это? Что случилось с Реганой?
Он поднял свои поблекшие от горя и слез глаза.
-- Я не знаю.
Затем повернулся и вышел из кухни.
Проходя через зал, Каррас услышал шаги. Кто-то торопливо
догонял его.
-- Отец Каррас!
Он оглянулся. Карл нес его свитер.
-- Извините,-- сказал слуга, протягивая свитер священнику.
-- Я хотел это сделать раньше, но совсем забыл.
Пятна были выведены, и от свитера приятно пахло.
-- Большое спасибо. Карл,-- ласково сказал священник. --
Вы очень заботливы.
-- Спасибо вам, отец Каррас. Спасибо за помощь мисс
Регане. -- Карл повернулся и с достоинством удалился.
Каррас смотрел ему вслед и вспоминал о том, как встретил
его в машине Киндермана. Еще одна тайна...
Он с трудом открыл дверь. Было уже темно. С чувством
отчаяния Дэмьен шагнул вперед -- из одного мрака в другой.
Он перешел улицу и заспешил навстречу близкому отдыху, но,
войдя в комнату, увидел на полу у двери записку. Записка была
от Фрэнка. Насчет пленок. Домашний телефон и "пожалуйста,
позвоните..."
Дэмьен набрал номер и замер в ожидании. Руки его
подрагивали.
-- Алло? -- зазвучал в трубке писклявый мальчишеский
голос.
-- Можно мне поговорить с твоим папой?
-- Да. Подождите, пожалуйста. -- Трубку положили и тут же
снова подняли. Опять мальчик: -- А кто это?
-- Отец Каррас.
-- Отец Каритц?
Сердце Дэмьена бешено стучало, но он спокойно поправил
мальчика:
-- Каррас. Отец Каррас.
Трубку опять положили, и через несколько секунд раздался
голос:
-- Отец Каррас?
-- Да. Здравствуйте, Фрэнк. Я тщетно пытался дозвониться
вам.
-- О, извините. Я занимался дома нашими пленками.
-- Уже закончили?
-- Да. Это какая-то чертовщина.
-- Я и сам знаю. -- Каррас пытался говорить ровным
голосом.
-- Так что же там, Фрэнк? Что вы обнаружили?
-- Начнем с частности..
-- Ну?..
-- Здесь недостаточно примеров, чтобы сказать наверняка,
вы понимаете, но выводы сделать можно. Эти два голоса на
пленках, возможно, принадлежат разным людям.
-- Возможно?
-- Под присягой я не стал бы на этом настаивать, но ошибка
почти исключена.
-- Почти исключена... -- автоматически повторил Каррас.
Опять сомнения... -- А что насчет бреда? -- спросил он
безнадежно. -- Это какой-нибудь язык?
Фрэнк рассмеялся.
-- Что тут смешного?
-- Это что, психологический тест, святой отец?
-- Я вас не понимаю, Фрэнк.
-- Или вы перепутали пленки, или я уж не знаю..
-- Фрэнк, это язык или нет? -- перебил Каррас.
-- Я бы сказал, что это язык. Да, именно язык.
Каррас напрягся:
-- Вы шутите?
-- Вовсе нет.
-- И что это за язык?
-- Английский.
Несколько секунд Каррас молчал, а потом изо всех сил
закричал:
-- Фрэнк, или я вас не расслышал, или вы решили надо мной
подшутить?
-- У вас есть магнитофон? -- спросил Фэнк.
Магнитофон стоял на письменном столе.
-- Да, есть.
-- Там есть кнопка реверса?
-- А в чем дело?
-- Есть или нет?
-- Подождите. -- Каррас раздраженно положил трубку на стол
и снял с магнитофона крышку. -- Такая кнопка есть. Но что все
это значит?
-- Поставьте пленку и проиграйте ее в обратную сторону.
-- Что?!
-- Там какие-то злые гномы. -- Фрэнк рассмеялся. -- В
общем, вы прослушайте, а завтра побеседуем. Спокойной ночи,
святой отец.
-- Спокойной ночи, Фрэнк.
-- Желаю вам хорошенько развлечься.
Каррас повесил трубку, разыскал нужную ленту и вставил ее
в магнитофон. Сначала он просто прослушал ее. Покачал головой.
Ошибки быть не могло: бред -- и все.
Дэмьен промотал пленку до конца и включил ее в обратную
сторону. Он услышал свой голос, произносящий слова наоборот. А
потом голос Реганы -- или еще кого-то -- говорящий...
по-английски!
..Marin, Marin, Karras, be us let us.../ ...Мэррин,
Мэррин, Каррас, жить нам дай... (англ.)/
Английский. Какая-то чепуха, но на аглийском! К а к
она это делает, черт возьми!
Он прослушал пленку, перемотал ее и поставил снова. Потом
еще раз. Итолько после этого осознал, что слова тоже шли в
обратном порядке!
Взяв бумагу и карандаш, Дэмьен сел за стол и начал
записывать транскрипцию слов. Он работал увлеченно, то и дело
щелкая выключателем магнитофона. Когда с этим было покончено,
на другом листке бумаги он записал те же слова, только меняя их
порядок в предложениях.
Наконец откинулся на спинку стула и прочитал все, что у
него получилось.
...опасность. Но не совсем, (неразборчиво)
умрет. Мало времени. Теперь (неразборчиво). Пусть она
умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую!
Здесь (неразборчиво). Лучше (неразборчиво), чем
пустота. Я боюсь священника. Дай нам время. Бойся священника!
Он (неразборчиво). Нет, не этот, а тот, который
(неразборчиво). Он болен. Ах, эта кровь, почувствуй кровь,
как она (поет?).
На этом месте Каррас спросил: "Кто ты?" и ответом было:
"Я никто, я никто".
Тогда Каррас спросил: "Это твое имя?" -- "У меня нет
имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай нам согреться в
теле. Не (неразборчиво) из тела в пустоту, в
(неразборчиво). Оставь нас, оставь нас. Дай нам жить.
Каррас. (Мэррин? Мэррин?)...
Он вновь и вновь перечитывал написанное. Его пугали эти
слова, казалось, что здесь говорят несколько людей сразу. В
конце концов от многократного перечитывания текст превратился в
бессмысленный набор слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо
руками. Это не неизвестный язык. Писать слова наоборот не
считалось сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но
говорить!
Переделывать произношение так, чтобы при проигрывании
назад слова звучали фонетически верно. Это было не под силу
даже чрезмерно возбужденному интеллекту. Может, это и есть
ускоренное развитие подсознания, на которое ссылается Юнг? Нет.
Здесь что-то другое...
Каррас подошел к полкам, отыскивая книгу Юнга "Психология
и патология так называемых оккультных явлений", и нашел нужную
страницу: "Отчет об эксперименте относительно автоматического
написания слов". Субъект подсознательно отвечал на все вопросы
анаграммами.
Анаграммы!
Он положил открытую книгу на стол, склонился над ней и
прочитал часть отчета:
"3-й день.
-- Что такое человек?-- ...
-- Это анаграмма? -- Да.
-- Сколько в ней слов? -- Пять.
-- Какое первое слово? -- Смотри.
-- Какое второе слово? -- И-и-и-и.
-- Смотри? Я должен разгадать его сам? -- Попробуй.
Решение анаграммы субъектом было найдено:
(Жизнь в меньшей степени может.) Он сам был удивлен. Это
доказывало, что в его мозгу существует интеллект совершенно от
него независимый. Поэтому он продолжая задавать вопросы:
-- Кто ты? -- Клелия.
-- Ты женщина? -- Да.
-- Ты жила на земле? -- Нет.
-- Ты будешь жить? -- Да.
-- Когда? -- Через шесть лет.
-- Почему ты разговариваешь со мной? -- ...
Субъект расшифровал и эту анаграмму: ( Я Клелию чувствую.)
4-й день.
-- Это я отвечаю на вопросы? -- Да.
-- Клелия здесь? -- Нет.
-- Тогда кто здесь? -- Никого.
-- Клелия существует? -- Нет.
-- Тогда с кем я разговаривал вчера? -- Ни с кем".
Каррас перестал читать. Покачал головой. Ничего
сверхнормального здесь не было: просто неограниченные
возможности интеллекта.
Он достал сигарету, потом снова сел и закурил: "Я
никто. Нас много". Жутко. Откуда она могла это взять?
"Ни с кем".
Может быть, и Клелия появилась так же? Неожиданно
возникающие личности?
"Мэррин ... Мэррин..." "Ах, эта кровь..." "Он
болен"...
Утомленный взгляд Дэмьена упал на книгу "Сатана". Он
вспомнил первые строки: "Не дай дьяволу увести меня...".
Каррас выпустил дым, закрыл глаза и закашлялся. Горло
саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал, повесил на дверь
табличку "Прошу не беспокоить", выключил свет, задернул
занавески, сбросил ботинки и рухнул на кровать. В голове
мелькали обрывки мыслей. Регана, Дэннингс, Киндерман. Что
делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом, имея
лишь то немногое, что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не
может отстаивать свою правоту до конца.
Каррас подумал о том, что неплохо было бы раздеться и
забраться под одеяло. Но он слишком устал. Тяжесть событий
давила на него, а он хотел быть свободным.
"...Дай нам жить!"
"Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон
постепенно окутал его.
Дэмьен проснулся от телефонного звонка. Слабой рукой он
потянулся к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он
снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти прямо сейчас.
Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
Он прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер
и вышел из дома.
Было еще темно. Несколько кошек в испуге шарахнулись в
разные стороны.
Шарон встретила его внизу. Она была в кофте и куталась в
одеяло. Вид у нее был перепуганный.
-- Извините, святой отец,-- прошептала Шарон,-- но я
подумала, что вы должны это видеть.
-- Что?
-- Сейчас увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. --
Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он
нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
-- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она
и взглянула на Регану, на страшные белки ее глаз, сверкающие
при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном
состоянии. Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на
месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и медленно
расстегнула Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за
тем, как обнажается исхудалое тело девочки. По выступившим
ребрам, казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой
земле.
Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
-- Я не знаю, святой отец, может быть, это уже
прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь.
Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы
начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
-- Вот, начинается,-- шепнула Шарон.
По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от
того, что он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными
буквами на коже четко проступили два слова:
ПОМОГИТЕ МНЕ
-- Это ее почерк,-- прошептала Шарон.
В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту
Джоджтаунского университета и попросил предварительного
разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его,
он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ
Карраса.
-- Вы уверены, что это настоящая одержимость? -- спросил
епископ.
-- Я могу утверждать, что все признаки, описанные в
"Ритуале", сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не
осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце
заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение
поможет излечить девочку.
-- Вы хотели бы провести изгнание сами? -- спросил
епископ.
Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось
сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого
призрака собственного неверия.
-- Да, конечно,-- ответил он.
-- Как ваше здоровье?
-- В порядке.
-- Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь
подобное?
-- Никогда.
-- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше
всего иметь человека с опытом. Их, конечно, немного, но,
возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне
время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же
поставлю вас в известность.
После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом
Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже
второй раз за этот день.
-- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре
президент. -- Я думаю, не будет вреда, если взять его в
качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие
психиатра.
-- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь
предложения? Я ума не приложу.
-- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
-- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему,
я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
-- Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже
закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в
Вудстоке.
-- Преподает?
-- Нет, работает над очередной книгой.
-- Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он
слишком стар? Как его здоровье?
-- Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься
раскопками, не так ли?
-- Думаю, вы правы.
-- Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
-- Я этого не знал.
-- По крайней мере так говорят.
-- Когда это было?
-- Мне кажется, 10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке.
Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
-- В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это
повторить.
-- Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас,
священнослужителей, мятежников нет.
-- Спасибо за напоминание.
-- Ну и что же вы думаете?
-- Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать
священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он
искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в
раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему
телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел
на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел
и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к
пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл
телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней
написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
Он был готов, поэтому и продолжал свою прощальную
прогулку.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
"Да приидет вопль мой пред лице твое.."
"Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу,
а Бог -- ему..."
СВЯТОЙ ПАВЕЛ.
Глава первая
Киндерман сидел за столом в полумраке своего тихого
кабинета. Свет от настольной лампы падал на ворох документов.
Рапорты полицейских и отчеты из лабораторий, вещественные
доказательства и служебные записки. В задумчивости он медленно
разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то мерзкое
заключение, к которому они его привели и которые он никак не
мог принять.
Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у
своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков. Он
солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая
дочь умершей, ничего не узнала. Когда Киндерман рассказал
Эльвире, что ее отец подозревается в соучастии убийства
Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели,
которые подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен
и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у
Крис.
Киндерман нахмурился, рассматривая свой "цветок": что-то
ему не понравилось.
Он передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще
раз проанализировал все факты.
Киндерман уставился в самую середину своей бумажной розы,
где лежала старая выцветшая обложка популярного журнала. С
фотографии на него смотрели Крис и Регана. Он пригляделся к
девочке: симпатичное, веснушчатое лицо, волосы завязаны в
"хвостики", не хватает переднего зуба. Киндерман посмотрел в
окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
Он пошел в гараж, сел в черный автомобиль и поехал по
блестящим, мокрым от дождя улицам в сторону Джорджтауна.
Припарковавшись на восточной стороне Проспект-стрит, он
просидел в машине около четверти часа, глядя на окно комнаты
Реганы. Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему
ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой.
Уильям В. Киндерман! Вы больны! Идите домой! Примите
лекарство и ложитесь спать!
Он опять посмотрел на окно и задумчиво покачал головой.
Нет. Неумолимая логика руководила его поступками.
К дому подкатил автомобиль.
Детектив насторожился, повернул ключ зажигания и включил
дворники.
Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный
плащ и шляпа, в руках он держал видавший виды чемоданчик.
Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом с улицы.
Такси тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за
ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и
не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря,
как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века.
Детектив посигналил фарами таксисту.
В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас и
Карл держали девочку за руки. За последние два часа доза была
увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много, но
после временного затишья, длившегося много часов, бес
неожиданно проснулся в таком приступе ярости, что ослабевший
организм Реганы не смог бы долго продержаться.
Каррас измотался. После визита к представителю высшего
духовенства он вернулся к Крис, чтобы рассказать ей о
результатах. Потом помог наладить для Реганы внутреннее
питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже
через полтора часа его разбудил телефонный звонок. Звонила
Шарон. Регана все еще была без сознания, и ее пульс постепенно
замедлялся. Каррас сразу же бросился на помощь, захватив
чемоданчик с медикаментами. Он уколол Регану в ахиллесово
сухожилие, чтобы посмотреть на ее реакцию. Реакции не было. Он
с силой надавил на ноготь. То же самое. Священник
забеспокоился. Хотя он знал, что при истерии и в состоянии
транса иногда наблюдается невосприимчивость к боли, в данном
случае он опасался наступления комы, которая легко могла
закончиться смертью. Каррас измерил давление: девяносто на
шестьдесят, пульс -- шестьдесят. Он оставался в комнате и делал
повторные измерения через каждые пятнадцать минут в течение
полутора часа, пока не убедился в том, что Регана была не в
состоянии шока, а в оцепенении. Шарон получила инструкцию
продолжать измерять пульс каждый час. После этого Дэмьен
вернулся к себе, чтобы поспать. Но его снова разбудил телефон.
Ему сообщили, что "изгоняющим дьявола" назначен Ланкастер
Мэррин, а помощником -- он, Каррас.
Новость потрясла его. Мэррин! Философ-палеонтолог,
человек, обладающий удивительным, тонким умом! Его книги всякий
раз приводили в волнение церковь, потому что в них вера
объяснялась с точки зрения науки, постоянно развивающейся
материи, судьба которой -- стать субстанцией духовной и
присоединиться к Богу.
Каррас тут же позвонил Крис, чтобы передать новость, и
узнал, что епископ уже сообщил ей об этом лично.
-- Я ответила епископу, что Мэррин может остановиться у
нас,-- сказала Крис. -- Это займет день или два, верно?
-- Я не знаю,-- ответил Каррас.
Подождав еще немного он продолжал:
-- Вы не должны слишком многого ждать от него.
-- Я хотела сказать, если это поможет. -- Голос Крис
звучал подавленно.
-- Я и не думал убеждать вас в том, что это не
подействует,-- подбодрил ее Каррас. -- Просто на это, возможно,
понадобится время.
-- Сколько времени?
-- Бывает по-разному.
Он знал, что изгнание дьявола часто затягивалось на
недели, а то и на месяцы. Знал, что часто оно вообще не
помогало. Предчувствовал, что бремя лечения свалится на него
очередным и на сей раз последним грузом.
-- Это занимает несколько дней или недель,-- сказал он
Крис.
После разговора Каррас почувствовал себя до предела
усталым и измученным. Вытянувшись на кровати, он думал о
Мэррине. Волнение и сомнения овладели им. Дэмьен считал себя
вполне подходящим кандидатом для проведения ритуала, однако
епископ выбрал не его. Почему? Из-за того, что Мэррину раньше
уже приходилось делать это?
Он закрыл глаза и вспомнил, что для изгнания бесов
выбирают тех, "кто набожен" и обладает "высокими душевными
качествами". Ему припомнился отрывок из Евангелия, когда
ученики спросили Христа, почему они не могут изгонять бесов, и
он ответил им: "Потому что вера ваша слаба".
Архиепископ знал о его проблеме, знал об этом и президент.
Может быть, один из них и рассказал епископу?
Каррас повернулся на кровати и почувствовал себя
недостойным, неумеющим, отвергнутым. Эта мысль больно ужалила
его. В таком подавленном настроении он все же заснул, и сон
постепенно заполнил все трещины и пустоты в его сердце.
Но и на этот раз он проснулся от телефонного звонка.
Рыдающая Крис сообщила, что у Реганы опять приступ. Дэмьен
поспешил к ним и проверил у девочки пульс. Сердце бешено
колотилось. Он ввел ей либриум, потом еще раз. И еще раз. После
этого Каррас отправился на кухню и сел рядом с Крис за стол,
чтобы выпить чашечку кофе. Крис просматривала одну из книг
Мэррина, которые по ее просьбе были доставлены на дом.
-- Мне это недоступно,-- тихо сказала она. Однако по ее
виду можно было догадаться, что книга ей очень понравилась.
Она перелистала назад несколько страниц, нашла отмеченное
место и передала книгу Каррасу. Он прочитал:
"...У нас есть установившееся мнение относительно порядка,
постоянства и обновления материального мира, окружающего нас.
Хотя каждая часть его преходяща и все элементы его движутся,
все же он связан законом постоянства, и хотя он постепенно
умирает, он так же постоянно и возрождается. Исчезновение
одного только лишь дает рождение другим, и смерть -- это
появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует
о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и велико
сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в
воде: всегда одно и то же, хотя вода течет. Солнце заходит,
чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился
из нее, такой же ясный, словно никогда и не угасал. Весна
становится летом, а потом, пройдя лето и осень,-- зимою, но тем
яснее и ближе становится ее возвращение, которое все равно
восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стремится уже с
самого первого своего мгновения. Мы горюем о майских цветах,
потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май
непременно возьмет верх над ноябрем, и этот круговорот никогда
не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни в чем не
отчаиваться..."
-- Да, это красиво,-- тихо сказал Каррас, не отрывая
взгляда от книги.
Сверху послышался крик беса:
-- Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!..
-- Она всегда клала мне розу на тарелку... утром... перед
тем, как мне уходить на работу.
Каррас вопросительно посмотрел на Крис.
-- Регана,-- пояснила она и опустила глаза. -- Я совсем
забыла, что вы ее раньше никогда не видели. -- Крис
высморкалась и коснулась пальцами век.
-- Вам налить немного бренди в кофе, отец Каррас? --
спросила она, силясь придать голосу бодрость.
-- Спасибо, не нужно.
-- А для меня просто кофе не подходит,-- прошептала она.
-- Я налью себе бренди, если вы не возражаете.
Крис вышла из кухни.
Оставшись один, Каррас мелкими глотками допил свой кофе.
Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не смог
успокоить Крис, слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое
детство, и ему стало грустно. У него жила собачонка Джинджер,
простая дворняга, которая однажды заболела и лежала в ящике
прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и Каррас
укрывал ее полотенцами, заставлял пить теплое молоко. Потом
пришел сосед и сказал, что собака больна чумой. Он покачал
головой и