ежду действительно ощущаемыми запахами и запахами, которые можно ощутить потенциально, как например на неразвернутой нити с записью запахов. - Тебе может не понравиться обработка, - сказал один из моих проводников. - Но тебе после нее будет хорошо, - заметил другой. - А почему я должен быть обработан? - Чтобы защитить рой от заражения, - сказал первый. Запахи со временем, конечно, выветриваются, но синтетические запахи, производимые царями-жрецами, могут выдержать тысячелетия и в конечном счете переживут выцветающие буквы человеческих книг, разлагающуюся целлюлозу кинопленки и, может быть, даже резные выветрившиеся камни, вечно провозглашающие несравненные достоинства наших многочисленных королей, завоевателей и властителей. Между прочим, пятна-запахи располагаются квадратом и читаются с верхнего ряда слева направо, потом справа налево, снова слева направо и так далее. Я должен заметить, что горянское письмо устроено аналогично, и хотя я хорошо владею горянским, мне трудно писать, главным образом потому, что через строчку приходится менять направление письма. Торм, мой друг из касты писцов, до сего дня не может мне простить этого; если он еще жив, то, конечно, по-прежнему считает меня отчасти неграмотным. Как он говорит, из меня никогда не получится писец. - Это очень просто, - говорил он. - Пиши по-прежнему вперед, но в противоположном направлении. Слоговая азбука царей-жрецов, которую нельзя смешивать с их семьюдесятью тремя "фонемами", состоит из четырехсот одиннадцати "букв", которые кажутся мне громоздкими; каждая буква - это просто фонема или комбинация фонем, обычно комбинация. Определенные сочетания этих фонем и фонемных комбинаций, естественно, образуют слова. Я предположил бы существование более простой системы или даже экспериментов с графическими знаками без запаха, но, насколько мне известно, такие эксперименты никогда не производились. Со всем уважением к этой сложной азбуке, я считаю, что она не подвергалась упрощениям просто потому, что цари-жрецы, с их интеллектом, усваивают эти 411 знаков быстрее, чем человеческий ребенок алфавит из тридцати букв; для них разница между более чем четырьмястами и тридцатью не имеет значения. Это неплохая догадка, но истинные причины глубже. Прежде всего, я не знаю, как учатся цари-жрецы. Они учатся не так, как мы. Во-вторых, у них во многих делах склонность к сложности; они считают ее элегантней простоты. Практическим результатом этой склонности является то, что они никогда не упрощают физическую реальность, биологические процессы или функционирование мозга. Им не приходит в голову, что природа в сущности проста, а если бы они это заметили, то были бы глубоко разочарованы. Они воспринимают природу как взаимосвязанный континуум; мы же, ориентирующиеся на зрение, скорее представляем ее как ряд дискретных объектов, каким-то загадочным образом связанных друг с другом. Кстати, их математика начинается с дробей, а не с натуральных чисел; натуральные числа рассматриваются ими как ограниченный случай. Но, как я полагаю, самая главная причина того, почему азбука царей-жрецов остается сложной и никогда не проводился эксперимент с не имеющими запаха буквами: цари-жрецы хотят, чтобы их язык сохранился таким же, каким был в древности. Из всех разумных существ цари-жрецы больше всего склонны к шаблону, к установленным образцам, по крайней мере в основных вопросах культуры, таких, как обычаи роя и язык; склонны не по необходимости, а по какому-то генетически врожденному предпочтению ко всему знакомому и удобному. Цари-жрецы, как и люди, способны изменяться, но редко делают это. И все-таки в этой проблеме есть еще что-то, а не только изложенные выше соображения. Однажды я спросил у Миска, почему не была упрощена азбука царей-жрецов, и он ответил: - Если бы это было сделано, нам пришлось бы отказаться от некоторых знаков, а мы не могли бы этого вынести, потому что они прекрасны. Под пятнами запаха на каждом портале, вероятно, для удобства людей и других не царей-жрецов было стилизованное изображение фигуры. Мы проходили мимо многих входов, но нигде не было фигуры человека. К нам приближалась, бегом, но не очень быстро, а размеренно, молодая женщина, лет восемнадцати, с бритой головой, в пластиковой одежде мула. - Не задерживай ее, - сказал один из проводников. Я отступил в сторону. Едва заметив нас, девушка пробежала мимо. В руках она сжимала две свернутых нити запахов. У нее карие глаза; несмотря на бритую голову, она показалась мне привлекательной. Мои спутники не проявили к ней ни малейшего интереса. Меня это почему-то раздражало. Я оглянулся, прислушался к звуку ее шагов. - Кто она? - Мул, - сказал один из рабов. - Конечно, мул, - сказал я. - Тогда почему ты спрашиваешь? Я надеялся, что именно он синтезирован. - Она посыльный, - сказал другой, - разносит нити с запахами между порталами зала обработки. - Вот оно что, - сказал первый раб. - Его интересуют такие вещи. - Он ведь новичок в туннелях, - заметил второй. Мне стало любопытно. Я пристально посмотрел на первого раба. - У нее ведь хорошенькие ножки? Он удивился. - Да, сильные. - Она привлекательна, - сказал я второму. - Привлекательна? - Да. - Да, - согласился он, - она здоровая. - Может, она чья-то подружка? - Нет, - сказал первый раб. - Откуда ты знаешь? - Она не из племенной группы. Почему-то эти лаконичные ответы и покорное принятие варварских правил царей-жрецов разъярили меня. - Интересно, какова она в объятиях, - сказал я. Они посмотрели друг на друга. - Об этом нельзя думать, - сказал один. - Почему? - Запрещено, - объяснил другой. - Но ведь вы об этом думали? Один из них улыбнулся. - Да, - признался он, - я иногда думаю об этом. - И я тоже, - сказал другой. Мы все повернулись и посмотрели на девушку; она казалась далекой точкой в свете вечных ламп. - Почему она бежит? - спросил я. - Она бежит по расписанию, - сказал первый раб, - и если опоздает, получит черту. - Да, - подтвердил второй, - пять таких черт, и ее уничтожат. - Черта - это какой-то знак в вашей характеристике? - Да, и он наносится на твою одежду. - На нашей одежде, - сказал другой, - записана подробная информация, и по ней цари-жрецы различают нас. - Да, - подтвердил первый, - иначе, боюсь, они не смогли бы нас отличать друг от друга. Я запомнил эти сведения, надеясь, что когда-нибудь они окажутся полезными. - Я полагаю, могучие цари-жрецы могли бы изобрести и более быстрый способ доставки записей. - Конечно, - сказал первый раб, - но мулы дешевле и легко заменяются. - Скорость в таких делах мало интересует царей-жрецов, - добавил второй. - Да, - опять первый, - они очень терпеливы. - Почему ей не дали средство передвижения? - Она всего лишь мул. Мы втроем опять посмотрели на девушку, но она уже исчезла на расстоянии. - Но она здоровый мул, - сказал один из рабов. - Да, - подхватил другой, - и у нее сильные ноги. Я рассмеялся и похлопал их по плечам. Мы отправились дальше по залу. Вскоре нам встретилось длинное червеобразное животное, с маленьким красным ртом, которое ползло по коридору. Мои проводники не обратили на него внимания. Даже я, после встречи с артроподом на платформе и слизнеподобным зверем на транспортном диске на площади начал привыкать к тому, что в рое царей-жрецов можно встретить самых странных существ. - Что это? - спросил я. - Мэток, - ответил один из рабов. - Да, - подтвердил второй, - он в рое, но не часть роя. - Но я считал, что я мэток. - Ты мэток. Мы продолжали идти. - Как оно называется? - О, это слизневый червь. - А что он делает? - Давным-давно, - сказал один из рабов, - он использовался в рое как очистительное и канализационное приспособление, но уже много тысяч лет он не исполняет эти функции. - Но остается в рое? - Конечно. Цари-жрецы очень терпимы. - Да, - подтвердил другой раб, - они очень почитают традиции. - Слизневый червь заслужил свое место в рое, - сказал первый. - А чем он питается? - Поедает остатки пиршеств золотого жука. - А кого убивает золотой жук? - Царей-жрецов, - сказал второй раб. Я, конечно, хотел расспрашивать дальше, но в этот момент мы подошли к очередному высокому порталу. Посмотрев вверх, я увидел под пятнами запаха несомненные стилизованные очертания человеческой фигуры. - Мы пришли, - сказал один из моих спутников. - Здесь тебя обработают. - Мы тебя подождем, - сказал другой. 14. ПОТАЙНАЯ КОМНАТА МИСКА Меня подхватили металлические руки, и я беспомощно повис в нескольких футах над полом. За мной закрылась стенная панель. Я находился в большой мрачной комнате, затянутой пластиком. Комната пуста, только на одной стене несколько металлических дисков, а выше - прозрачный щит. Через этот щит на меня смотрел царь-жрец. - Чтоб ты выкупался в помете слизневого червя! - жизнерадостно обратился я к нему. Надеюсь, у него есть переводчик. Под щитом две круглых металлических пластины скользнули вверх, из отверстий вытянулись две металлические руки. Я хотел было бежать от них, но сообразил, что в этой пустой, закрытой, тщательно подготовленной комнате мне от них никуда не уйти. Металлические руки схватили меня и подняли над полом. Царь-жрец за щитом как будто не заметил моего замечания. Вероятно, у него нет переводчика. Я продолжал висеть, и, к моему раздражению, из стены высунулись другие управляемые царем-жрецом устройства и потянулись ко мне. Одно с удручающей осторожностью сняло с меня всю одежду, даже разрезало ремни сандалий. Другое заставило проглотить большую отвратительную пилюлю. Учитывая размер царей-жрецов и относительно малый масштаб действий, которые совершались надо мной, я решил, что тут использован мощный передаточный механизм. Осторожность, с которой проводились операции, говорила также о каком-то увеличении. Позже я узнал, что вся стена передо мной была сложным устройством, по существу усилителем запахов. Но в то время мне было не до восхищения инженерными талантами моих похитителей. - Чтоб твои антенны вымокли в грязи! - обратился я к своему мучителю. Его антенны дрогнули и слегка завились. Я был доволен. Все-таки переводчик у него есть. Я обдумывал следующее оскорбление, когда металлические руки вдруг подвесили меня над большой клеткой с двойным полом: верхний представлял собой решетку из узких прутьев, а нижний - просто белый пластиковый поднос. Металлические руки неожиданно отпустили меня, и я упал в клетку. Вскочил на ноги, но верх клетки уже закрылся. Я хотел попробовать прочность решетки, но тут почувствовал себя плохо, в животе забурлило, и я опустился на пол. Больше мне не хотелось оскорблять царя-жреца. Помню, я посмотрел наверх и увидел, как дрожат и загибаются его антенны. Пилюле потребовалось всего две-три минуты, чтобы сделать свое дело, но эти минуты я вспоминаю без всякого удовольствия. Наконец пластиковый поднос выскользнул из-под клетки и исчез в узкой щели в стене. Я отметил это с благодарностью. Вся клетка на каком-то катке двинулась мимо стены, в которой появились различные отверстия. Во время этого движения меня последовательно мыли различными растворами разной температуры и плотности; некоторые показались мне отвратительными. Если бы я чувствовал себя лучше, я бы, конечно, еще больше оскорбился. Наконец, после того, как я, отплевываясь и откашливаясь, еще несколько раз был вымыт и вычищен, клетка медленно двинулась между вентиляторами, из которых шли потоки горячего воздуха; на меня нацелились различные проекторы; некоторые лучи я видел, желтые, красные и ярко-зеленые. Позже я узнал, что эти лучи, которые прошли сквозь мое тело так же легко и безвредно, как солнечный луч сквозь стекло, действуют на метаболизм различных микроорганизмов, вредных для царей-жрецов. Я узнал также, что последний раз такие организмы проникли в рой около четырех тысяч лет назад. В последующие несколько недель в рое я нередко встречал больных мулов. Организмы, вызывающие болезни людей, безвредны для царей-жрецов, и потому им позволено жить. Их даже рассматривают как мэтоков: они в рое, но не часть роя. И потому их присутствие переносится спокойно. Мне было совсем плохо, когда, одетый в красную пластиковую одежду, я присоединился к ожидавшим меня рабам. - Ты выглядишь гораздо лучше, - сказал один из них. - Тебе оставили нитевидные отростки на голове, - удивленно сказал другой. - Волосы. - Я опирался о стену. - Странно, - сказал один из рабов. - Мулам разрешено иметь только ресницы. Вероятно, чтобы защищать глаза от пыли. Интересно, лениво подумал я - меня все еще мутило - есть ли тут пыль? - Он ведь мэток, - сказал один. - Верно, - согласился другой. Я был рад, что моя одежда не цвета убарского пурпура, что означало бы, что я раб царей-жрецов. - Ну, если очень постараешься, может, и станешь мулом, - сказал один из рабов. - Да, - подхватил другой, - тогда ты не только будешь в рое, но станешь его частью. Я не ответил. - Так было бы лучше, - сказал один. - Да, - сказал другой. Я закрыл глаза и несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. - Тебе отвели для жилья клетку в помещениях Миска, - сказал один из них. Я открыл глаза. - Мы отведем тебя туда, - добавил другой. Я смотрел на них. - Клетку? - Он болен, - заметил один из рабов. - Клетка очень удобная, - заверил меня другой, - с грибами и водой. Я снова закрыл глаза и покачал головой. Почувствовал, как они осторожно берут меня за руки и ведут по залу. - Поешь грибов, и тебе станет гораздо лучше, - сказал один из них. - Да, - согласился другой. Привыкнуть к грибам нетрудно. Это очень мягкое волокнистое растительное вещество бледно-белого цвета, почти безвкусное. Одна порция не отличалась от другой по вкусу. Даже мулы, многие из которых родились в рое, не очень его любят. Едят его так же привычно и автоматически, как дышат. Мулы едят четыре раза в день. В первую еду грибы измельчают и смешивают с водой, получается что-то вроде похлебки, во вторую еду их нарезают двухдюймовыми кубиками; в третью смешивают с таблетками, похоже на нарезанное мясо; таблетки, по-видимому, какие-то необходимые добавки к диете; в четвертую из грибов делают плоские лепешки, посыпанные небольшим количеством соли. Миск мне рассказывал - и я ему верю, - что мулы иногда убивают друг друга из-за пригоршни соли. Грибы мулов, насколько я могу судить, не очень отличаются от грибов, выращенных в идеальных условиях, из тщательно отобранных спор, которые подаются в пищевые корыта самих царей-жрецов. Однажды Миск дал мне немного таких грибов. Может быть, не такие жесткие, как грибы мулов. Миск был раздражен, что я не вижу разницы. Я тоже был раздражен, когда позже узнал, что главное различие заключается в запахе. Я пробыл в рое уже больше пяти недель, когда смог ощутить чуть заметное различие, которое для царей-жрецов так важно. И мне вовсе не казалось, что этот запах лучше или хуже запаха грибов для мулов. Чем дольше я находился в рое, тем острее становилось мое обоняние; позже я уже не понимал, как мог не обращать внимания на такие разнообразные многозначительные чувственные сигналы, которые в таком изобилии меня окружают. Миск дал мне переводчик, я произносил в него какое-нибудь горянское выражение и ждал перевода на язык царей-жрецов; таким образом я научился различать многие имеющие смысл запахи. Первым запахом, который я научился различать, было имя Миска; я с радостью заметил, когда стал более чувствителен и набрался опыта, что запах этого имени и запах самого Миска совпадают. Я использовал переводчик, чтобы прочесть информацию, нанесенную на мою одежду. Там было немного, только мое имя, название города, сообщалось, что я мэток, нахожусь под присмотром Миска, что у меня нет черт в характеристике и что я могу быть опасен. Последнее замечание вызвало у меня улыбку. У меня нет даже меча, и я был убежден, что в схватке с царем-жрецом не устою против его могучих челюстей и грозных роговых лезвий. Клетка в комнате Миска оказалась не такой плохой, как я ожидал. Больше того, она показалась мне более удобной, чем помещение самого Миска, абсолютно пустое, кроме корыта для пищи и многочисленных шкал, рычагов и датчиков, смонтированных на одной стене. Цари-жрецы едят и спят стоя, они никогда не ложатся, может, только когда умирают. Как выяснилось, пустой комната Миска кажется только таким организмам, которые ориентируются преимущественно на зрение. Стены, пол и потолок этой комнаты выложены изысканными рисунками запахов. Миск сообщил мне, что этот рисунок создавался величайшими художниками роя. Моя клетка представляла собой прозрачный пластиковый куб примерно восьми квадратных футов, с вентиляционными отверстиями и скользящей пластиковой дверью. Замка на двери не было, я мог заходить и выходить, когда захочу. Внутри находились канистры с грибами, чашка, ложка, нож для грибов с деревянным лезвием; тюбик с пилюлями, который выдавал их по одной после нажатия на дно; большой сосуд с водой, под ним мелкая миска; она наполнялась водой из сосуда с помощью крана. В углу матрац из мягкого свежего мха; мох менялся ежедневно, и спать на нем было удобно. От клетки-куба пластиковыми скользящими панелями отделялись туалет и умывальная кабинка. Кабинка очень похожа на наши души, только нельзя регулировать поступление жидкости. Когда вступаешь в кабинку, жидкость включается и регулируется автоматически. Вначале я думал, что это обычная вода; во всяком случае внешне очень похоже; но однажды я попробовал выпить ее утром, вместо обычной порции воды из сосуда. Задыхаясь, с обожженным ртом, я выплюнул жидкость. - Хорошо, что ты ее не проглотил, - сказал Миск, - потому что в эту жидкость добавлены очистительные вещества, ядовитые для человека. После нескольких небольших первоначальных недоразумений мы с Миском вполне уживались. Недоразумения касались в основном солевого рациона и количества умываний в день. Если бы я был мулом, то за каждый день, когда не мылся двенадцать раз, получал бы черту. Кабинки для умывания, кстати, имеются во всех клетках для мулов, а также в туннелях и других общественных местах: на площадях, в парикмахерских, где рабов регулярно бреют, в распределителях пилюль и грибов. Будучи мэтоком, я настаивал на исключении из Обязанности Двенадцати Радостей, как это обычно называется. Вначале я считал, что одного раза в день вполне достаточно, но бедный Миск так расстраивался, что я согласился мыться дважды. Он и слышать об этом не хотел и твердо настаивал, что я должен мыться не меньше десяти раз. Наконец, чувствуя, что я в долгу перед Миском за приглашение жить в его комнате, я предложил компромисс: пять раз в день, а за лишний пакетик соли - шесть раз через день. Миск добавил два пакетика, и я согласился на шесть умываний ежедневно. Сам он, конечно, такой кабинкой не пользовался, а расчесывал и чистил себя по древнему обычаю царей-жрецов при помощи очистительных крюков и рта. Позже, когда мы лучше узнали друг друга, он позволял мне причесывать его, и когда он в первый раз дал мне деревянную вилку для этого, я понял, что он мне доверяет, что я ему нравлюсь, хотя я не мог понять, почему. Самому мне Миск тоже нравился. - Знаешь ли ты, - сказал мне однажды Миск, - что среди существ низшего порядка люди самые разумные? - Рад слышать. Миск замолчал, его антенны ностальгически подергивались. - У меня был однажды домашний мул, - сказал он. Я невольно взглянул на свою клетку. - Нет, - сказал Миск, - когда домашний мул умирает, его клетка всегда уничтожается, чтобы не было заражения. - А что с ним случилось? - Это была маленькая самка. Ее убил Сарм. Передняя конечность Миска, которую я расчесывал, невольно напряглась, будто он готов был обнажить свое роговое лезвие. - Почему? - спросил я. Миск долго молчал, потом удрученно повесил голову, протянув мне антенны для расчесывания. Я некоторое время занимался ими. Наконец он снова заговорил. - Это моя вина, - сказал Миск. - Она хотела, чтобы у нее на голове были нитевидные разрастания, потому что она родилась не в рое. - Голос Миска из переводчика звучал так же последовательно и механически, как всегда, но тело его задрожало. - Я слишком потакал ей, - Миск выпрямился, так что его большое тело нависло надо мной, слегка отклонился от вертикали в характерной для царей-жрецов позе. - Поэтому в сущности ее убил я. - Мне кажется, нет. Ты старался быть с ней добрым. - И это произошло в тот день, когда она спасла мне жизнь, - сказал Миск. - Расскажи мне об этом. - Я выполнял поручение Сарма и оказался в редко используемых туннелях. Чтобы не скучать, я взял с собой девушку. Мы встретились с золотым жуком, хотя раньше их здесь никогда не видели, и я захотел пойти к нему, опустил голову и направился к жуку, но девушка схватила меня за антенны и оттащила в сторону, тем самым спасла мне жизнь. Миск снова опустил голову и протянул антенны для расчесывания. - Боль была ужасная, и я не мог не последовать за девушкой, хотя хотел идти к золотому жуку. Спустя ан я, конечно, уже не хотел идти к жуку и понял, что она спасла мне жизнь. И в этот самый день Сарм велел записать девушке пять черт за разрастания на голове, и она была уничтожена. - За такое нарушение всегда полагается пять черт? - спросил я. - Нет. Не знаю, почему Сарм так поступил. - Мне кажется, - сказал я, - что в смерти девушки ты должен винить не себя, а Сарма. - Нет, - ответил Миск, - я был слишком снисходителен. - Может быть, Сарм хотел, чтобы тебя убил золотой жук? - Конечно, - сказал Миск. - Таково, несомненно, было его намерение. Я удивился, зачем Сарму смерть Миска. Несомненно, между ними какое-то соперничество или политическая борьба. Для моего человеческого разума, привыкшего к изобретательности людей в таких случаях, не было ничего удивительного в том, что Сарм пытался как-то способствовать гибели Миска. Но позже я узнал, что это почти немыслимо для царей-жрецов, и хотя Миск признавал это, в глубине души он в это не верил, потому что оба они с Сармом принадлежали рою и такое действие было бы нарушением роевой правды. - Сарм рожден первым, - сказал Миск, - а я пятым. Первые пятеро рожденные Матерью составляют Высший Совет роя. Однако за долгие годы рожденные вторым, третьим и четвертым поддались радостям золотого жука. Из пяти остались только мы с Сармом. - Значит он хочет, чтобы ты умер и чтобы он был единственным членом Совета и обладал абсолютной властью. - Мать больше него, - сказал Миск. - Все равно, - настаивал я, - власть его возрастет. Миск смотрел на меня, его антенны обвисли, золотистые волоски, казалось, утратили блеск. - Тебе грустно, - сказал я. Миск наклонил тело, так что оно заняло горизонтальное положение, потом еще больше наклонил ко мне голову. Он мягко опустил антенны мне на плечи, как человек кладет на плечи другому руки. - Ты не понимаешь этого, - сказал Миск. - Ты мыслишь человеческими терминами. А тут другое. - Мне не кажется другим. - Это глубже и значительнее, и ты не можешь понять. - Мне все кажется просто. - Нет, - сказал Миск. - Ты не понимаешь. - Его антенны слегка нажали мне на плечи. - Но поймешь. Царь-жрец выпрямился и направился к моей клетке. Двумя передними конечностями он легко поднял ее и перенес в сторону. Легкость, с которой он это сделал, поразила меня: клетка весила несколько сот фунтов. В полу под клеткой я увидел вделанное в камень кольцо. Миск наклонился и поднял его. - Я сам вырыл это помещение, - сказал он, - день за днем в течение многих жизненных сроков мулов я извлекал камни, измельчал их и незаметно разбрасывал в туннелях. Я посмотрел в открывшееся углубление. - Я старался, как видишь, ничего для этого не брать. Даже открывать приходится с помощью физической силы. Он отошел к стене и достал тонкий черный стержень. Обломил его конец, и стержень загорелся голубоватым пламенем. - Это факел мулов, - сказал Миск. - Им пользуются мулы, которые выращивают грибы в темных помещениях. Тебе он понадобится, чтобы ты смог видеть. Я знал, что самому царю-жрецу такой светильник не нужен. - Идем, - сказал Миск, показывая на отверстие. 15. В ПОТАЙНОЙ КОМНАТЕ Держа над головой тонкий факел мулов, я всматривался в углубление, открывшееся в полу комнаты Миска. Туда от кольца спускалась веревка с узлами. Факел мулов почти не давал тепла, но, учитывая его небольшие размеры, горел поразительно ярко. - Рабочие грибных террас, - объяснил Миск, - ломают оба конца факела и несут его в зубах. Я так не хотел делать, зажал факел с одним горящим концом в зубах и, перебирая руками, опустился по веревке с узлами. Одну сторону лица жгло. Я закрыл правый глаз. Я опускался, а на стенах потайного помещения перемещался круг голубого призрачного света. Через несколько футов стены стали влажными. Температура упала на несколько градусов. Я видел на стенах наросты плесени, вероятно, белой, но в свете факела она казалась голубой. Моя пластиковая одежда тоже покрылась слоем влаги. Тут и там по стенам стекали ручейки, скапливались на полу и исчезали в какой-нибудь трещине. Спустившись по веревке на сорок футов, я поднял факел и увидел, что нахожусь в пустом помещении. Посмотрев вверх, я увидел Миска. Не обращая внимания на веревку, он перегнулся в отверстие, изящными шагами вниз головой прошел по потолку и начал, пятясь, спускаться по стене. Через несколько мгновений он стоял рядом со мной. - Ты не должен никому рассказывать о том, что я тебе покажу, - сказал он мне. Я ничего не ответил. Миск колебался. - Пусть между нами будет роевая правда, - сказал я. - Но ты не из роя, - ответил Миск. - Тем не менее пусть между нами будет роевая правда. - Хорошо, - согласился Миск и нагнулся, протягивая ко мне антенны. Какое-то время я не мог догадаться, чего он хочет. Потом мне показалось, что я это понял. Сунув факел в щель стены, я протянул руки к Миску. Чрезвычайно осторожно, почти нежно царь-жрец коснулся моих ладоней антеннами. - Пусть между нами будет роевая правда, - сказал он. - Да, - согласился я, - пусть между нами будет роевая правда. С моей стороны это больше всего напоминало соприкосновение антенн. Миск резко распрямился. - Где-то здесь, - сказал он, - у пола, без запаха, так что царь-жрец вряд ли найдет, есть ручка, очень похожая на камень. Найди ее и поверни. Я тут же отыскал эту ручку, хотя для царя-жреца, как мне кажется, сделать это было бы очень трудно. Я повернул ручку, и часть стены отодвинулась. - Входи, - сказал Миск. Я вошел. Не успели мы войти, как Миск тронул рычаг, который находился высоко над моей головой, я его не видел, и стена задвинулась. Единственным освещением был огонь моего факела. Я с удивлением осмотрелся. Помещение, по-видимому, большое, отдаленные части его терялись в тени. Я видел инструментальные панели, многочисленные шкалы, иглы регистрирующих запахи приборов, рычаги, клапаны, пучки проводов. По одну сторону помещения находились катушки со свернутыми нитями запахов, некоторые из них медленно разматывались, пропуская нити через вращающиеся прозрачные светящиеся шары. Эти шары, в свою очередь, связаны были проводами с большим тяжелым агрегатом, сделанным из стали и установленным на колесах. В переднюю часть этого агрегата все время поступали металлические диски, они укладывались на место, происходила передача какой-то энергии, потом диск отходил в сторону, и его место занимал другой. В центре помещения на каменном столе, покрытом мхом, неподвижно лежал царь-жрец; к его телу от агрегата вели восемь проводов. Я высоко поднял факел и принялся рассматривать этого царя-жреца. Он меньше других, в длину всего двенадцать футов. Больше всего меня удивили его крылья, длинные, стройные, прекрасные, золотистые, прозрачные крылья, сложенные на спине. Он не был привязан. Казалось, он без сознания. Я прижался ухом к отверстиям в животе и не услышал даже слабейших звуков дыхания. - Мне пришлось самому сконструировать все это оборудование, - сказал Миск, - поэтому оно исключительно примитивно, но не было никакой возможности использовать стандартное оборудование. Я не понял. - И мне самому пришлось создавать диски памяти, конструировать преобразователь запахов; к счастью, нити запахов легкодоступны. Их импульсы преобразуются и воздействуют на нервные блоки. - Не понимаю, - сказал я. - Конечно, - ответил Миск, - потому что ты человек. Я смотрел на длинные золотые крылья этого существа. - Это мутант? - Конечно, нет. - Тогда что же это? - Самец, - ответил Миск. Он долго молчал, устремив антенны на неподвижную фигуру на столе. - Первый самец, рожденный в рое за восемь тысяч лет. - А разве ты не самец? - Нет, - сказал Миск, - и остальные тоже нет. - Значит ты самка. - Нет, в рое только одна самка - Мать. - Но ведь должны быть еще самки. - Изредка, - сказал Миск, - появляются женские яйца, но все они уничтожаются по приказу Сарма. Сейчас в рое нет женских яиц, и я знаю только одно, появившееся за шесть тысяч лет. - Сколько же лет живут цари-жрецы? - Давным-давно, - ответил Миск, - был открыт способ замещения клеток, и теперь, если не болезнь или несчастный случай, мы живем до тех пор, пока не поддадимся радостям золотого жука. - А сколько лет тебе? - Сам я вылупился до того, как мы привели свой мир в эту солнечную систему. - Миск посмотрел на меня сверху вниз. - Это было больше двух миллионов лет назад. - Значит, рой никогда не умрет, - сказал я. - Он умирает сейчас, - ответил Миск. - Один за другим предаемся мы радостям золотого жука. Мы стареем, и нас осталось мало. Некогда мы были богаты и полны жизни, тогда было построено все это, потом расцвело наше искусство, потом у нас оставалось только научное любопытство, но даже оно все слабеет. - А почему вы не убиваете золотых жуков? - Это было бы неправильно, - сказал Миск. - Но ведь они вас убивают. - Нам необходимо умирать, иначе рой был бы вечен, а рой не должен быть вечен. Иначе как мы будем его любить? Я не все понимал в словах Миска, и мне было трудно отвести взгляд от неподвижной фигуры юного самца царя-жреца, лежавшего на каменном столе. - Должен быть новый рой, - сказал Миск. - И новая Мать, и новый рожденный первым. Я сам готов умереть, но раса царей-жрецов не должна погибнуть. - Сарм убил бы этого самца, если бы узнал о его существовании? - Да. - Почему? - Он не хочет уходить, - просто ответил Миск. Я смотрел на механизмы, на провода, в восьми точках углублявшиеся в тело самца. - Что ты с ним делаешь? - спросил я. - Я его учу. - Не понимаю, - сказал я. - То, что ты знаешь - даже такое существо, как ты, - сказал Миск, - зависит от электрических разрядов и микроструктуры твоей нервной ткани; обычно ты приобретаешь эти разряды и микроструктуру в процессе регистрации и оценки сенсорных стимулов из окружения, например, когда ты непосредственно испытываешь что-то, или когда кто-то другой сообщает тебе информацию, или ты читаешь нити запахов. Машины, которые ты видишь, просто приспособления для передачи разрядов и формирования микроструктур без внешних стимулов, что заняло бы слишком много времени. Подняв факел, я с благоговением смотрел на неподвижное тело царя-жреца на каменном столе. Смотрел, как вспыхивают огоньки, как быстро сменяются диски. Инструменты и приборные доски, казалось, нависают надо мной. Сколько же импульсов через эти восемь проводов одновременно попадают в тело существа, лежащего перед нами? - Значит, ты буквально изменяешь его мозг, - прошептал я. - Он царь-жрец, - ответил Миск, - у него восемь мозгов, это модификации сети ганглий. Такие существа, как ты, ограниченные наличием позвоночника, могут развить только один мозг. - Мне это кажется очень странным. - Конечно, - согласился Миск, - низшие существа учат своих детенышей по-другому; они способны воспринять за всю жизнь только ничтожную долю сведений. - А кто решает, чему его учить? - Обычно, - сказал Миск, - используются стандартные мнемонические диски, которые готовятся хранителями традиций. Глава хранителей - Сарм. - Миск распрямился, и его антенны слегка свернулись. - Как ты догадываешься, я не мог использовать стандартный набор и сам создал памятные диски, по своему собственному рассуждению. - Мне не нравится мысль об изменении мозга. - Мозгов, - поправил Миск. - Все равно не нравится. - Не будь глупым, - сказал Миск. Его антенные свернулись. - Все существа, которые учат свое потомство, изменяют ему мозг. Это устройство - просто быстрый и удобный способ обучения, с его помощью можно эффективно научить тому, что желательно для разумного существа. - Я встревожен, - сказал я. - Понимаю, - заметил Миск, - ты опасаешься, что он сам станет машиной. - Да. - Ты должен помнить, что он царь-жрец, следовательно, разумное существо, и превратить его в машину невозможно, не затронув некоторые важнейшие сферы, а при этом он перестанет быть царем-жрецом. - Но он будет самоуправляющейся машиной. - Мы все такие машины, - сказал Миск, - с большим или меньшим количеством случайных элементов. - Он дотронулся до меня антеннами. - Мы делаем, что можем, а об окончательном результате судить не нам и не при помощи мнемонических дисков. - Не знаю, что здесь истина, - признался я. - Я тоже, - сказал Миск. - Это вообще очень трудная и таинственная проблема. - А что вы делаете до ее окончательного решения? - Некогда мы радовались и жили, но теперь тело наше молодо, но мозг стар, и мы все чаще и чаще поддаемся радостям золотого жука. - Верят ли цари-жрецы в жизнь после смерти? - Конечно, - сказал Миск, - ведь когда кто-нибудь умирает, рой живет. - Нет, - сказал я, - я имею в виду индивидуальную жизнь. - Сознание, - ответил Миск, - это функция сети ганглий. - Понятно. И все-таки ты согласен, как ты выразился, уйти. - Конечно. Я долго жил. Должны жить и другие. Я снова посмотрел на молодого царя-жреца, лежащего на столе. - Он будет помнить все это? - спросил я. - Нет, - ответил Миск, - его внешние сенсоры отключены. Но он будет знать, что его учили с помощью мнемонических дисков. - А чему его учат? - Основам информации, как ты и догадываешься, в области языка, математики и других наук, но он также изучает историю и литературу царей-жрецов, обычаи роя, социальные условности; он получает информацию в области механики, сельского хозяйства, ведения домашнего хозяйства и другую. - А потом он будет продолжать учиться? - Конечно, - сказал Миск, - но это уже будет делаться на надежном основании всего, что узнали его предки. Нет смысла сознательно воспринимать старую информацию, когда время можно истратить для получения новой. Когда обнаруживается новая информация, ее тут же записывают на мнемонические диски. - А что если на мнемонические диски попадет ложная информация? - Несомненно, так бывает, - согласился Миск, - но диски постоянно пересматриваются. Их содержание возможно чаще обновляется. 16. ЗАГОВОР МИСКА Я оторвал взгляд от молодого царя-жреца и посмотрел на Миска. Его дискообразные глаза на золотой голове сверкали в голубом свете факела множеством своих фасеток. - Должен тебе сказать, Миск, - я говорил медленно, - что пришел сюда убить царей-жрецов, отомстить за уничтожение моего города и его жителей. Я считал своим долгом сообщить Миску, что я не союзник ему, он должен знать о моей ненависти к царям-жрецам, о моем стремлении наказать их за то зло, что они причинили. - Нет, - возразил Миск, - ты пришел в Сардар, чтобы спасти царей-жрецов. Я смотрел на него пораженный. - Именно по этой причине тебя привели сюда. - Я пришел по своей воле! - воскликнул я. - Потому что мой город был уничтожен! - Поэтому и был уничтожен твой город, - ответил Миск, - чтобы ты захотел прийти в Сардар. Я отвернулся. Глаза мои горели от слез, тело дрожало. В гневе посмотрел на высокое неподвижное существо и на молодого царя-жреца на столе. - Если бы у меня был меч, я бы убил его! - сказал я, указывая на молодого царя-жреца. - Нет, не убил бы, - возразил Миск, - именно поэтому ты, а не кто другой был избран для прихода в Сардар. Я бросился к столу, высоко подняв факел, хотел ударить. И не смог. - Ты не причинишь ему вреда, потому что он не виноват, - сказал Миск. - Я это знал. - Как ты мог знать? - Ты из рода Каботов, а мы знаем этот род. Знаем уже больше четырехсот лет, и со дня рождения мы наблюдаем за тобой. - Вы убили моего отца! - воскликнул я. - Нет, - возразил Миск, - он жив, живы и другие жители твоего города, но они разбросаны по всему Гору. - А Талена? - Насколько я знаю, она жива, - но мы не могли наблюдать за ней и за другими из Ко-ро-ба, чтобы не вызвать подозрений, что мы заботимся о тебе, хотим заключить с тобой сделку. - А почему бы просто не вызвать меня сюда? Зачем уничтожать целый город? - Чтобы скрыть наши мотивы от Сарма. - Не понимаю, - сказал я. - Время от времени мы уничтожаем на Горе какой-нибудь город. Обычно его выбирают с помощью специального устройства, действующего по закону случайных чисел. Это показывает низшим существам нашу мощь и учит их исполнять законы царей-жрецов. - А если город не сделал ничего плохого? - Тем лучше, - сказал Миск, - в таком случае люди за горами смущены, они еще больше нас боятся; впрочем, как мы узнали, члены касты посвященных тут же находят объяснение, почему уничтожен именно этот город. Если объяснение достаточно правдоподобно, ему верят. Например, мы позволили им предположить, что именно по твоей вине - как я припоминаю, неуважение к царям-жрецам - был разрушен твой город. - А почему вы не сделали этого, когда я впервые явился на Гор, больше семи лет назад? - Необходимо было испытать тебя. - А осада Ара, - спросил я, - и империя Марлениуса? - Они оказались вполне подходящим испытанием. С точки зрения Сарма, конечно, тебя использовали только для ослабления могущества Ара. Мы предпочитаем, чтобы люди жили в изолированных общинах. С научной точки зрения, так лучше наблюдать за их разновидностями; да и безопаснее, чтобы они не объединялись: будучи разумными, они способны создавать науку, а поддаваясь неразумным стремлениям, могут представлять для нас опасность. - Поэтому вы ограничиваете наше оружие и технологию? - Конечно, - согласился Миск, - но позволяем развиваться во многих областях: в медицине, например, где независимо создано нечто близкое к нашей стабилизирующей сыворотке. - А что это такое? - Ты, конечно, заметил, что хоть прибыл на Гор больше семи лет назад, не испытал никаких физических изменений. - Заметил, - ответил я, - и размышлял над