менее эффектно -- всего лишь крохотный пластырь на щеке -- то ему поневоле приходится отойти на второй план. -- Я сам виноват! -- Игорь уже в десятый раз с удовольствием анализирует ситуацию. -- Надо было сразу же вырубить первого. Он был поздоровей. А я стал демонстрировать класс, показывать приемы... -- Помолчи, балаболка! -- с плохо скрытой симпатией прикрикивает Федяева. Видимо, Гордынскому опять удалось на какое-то время завоевать это суровое сердце. -- Тебя не тошнит?.. Если не тошнит -- значит, все в порядке. Сотрясения мозга нет. -- Да-а, Кондратьич, -- осуждающе говорит Тюрин. -- Плохой из тебя Кулибин! Сигнализация, сигнализация!.. А она не фурычит!.. -- Почему не фурычит? -- обижается Кондратьич. -- Схема работает отлично. Только контакт иногда барахлит... Техника -- упрямая вещь!.. -- Они пошли в атаку! -- Борины глаза полыхают мрачным огнем. -- Значит, наша угроза не принята всерьез. Предлагаю с сегодняшнего дня всем ночевать в репетиционном зале. Сюда же надо перенести канистры с бензином! -- Боря, вы так страшно говорите! -- зябко хихикает Ниночка. -- Как будто и вправду собираетесь облить себя бензином и поджечь! -- А вы, Нина, -- тихо говорит Левушка, -- все это время полагали, что мы шутим? В таком случае вы ошиблись, и вам еще не поздно уйти... * ...Сима распахивает дверь в свою гримуборную и останавливается на пороге. Аллочка бьется в истерике, Ниночка успокаивает рыдающую подругу. -- Вы чего, телки? -- озадаченно спрашивает Сима. -- Дома какое несчастье?.. Или это у вас с голодухи? -- Не хочу! -- заходится от рыданий Аллочка. -- Не хочу больше играть в народовольцев!.. Не хочу голодать! Не хочу обливаться бензином! -- А-а! -- нехорошо улыбается Сима. -- Вот оно что!.. Решила мазать лыжи?.. Ну так катитесь! Только тихо, без деклараций... -- Вы на нее не сердитесь, Серафима Михайловна, -- просит Ниночка. -- Просто так совпало... У Аллы сегодня день рождения... -- Во кретинка! -- всплескивает руками Серафима. -- Тогда тем более чего реветь! Веселиться надо! В твоем возрасте это еще праздник. -- А с чего мне веселиться? -- Аллочка продолжает всхлипывать. -- В этот день Толик всегда водил меня в "Арагви". Абхазские розы покупал. Вот когда было весело... -- Ну, насчет "Арагви" -- это вряд ли, -- задумчиво говорит Сима. -- И розы тоже... А день рождения мы тебе сотворим. И не хуже, чем твой Толик... * -- Коля! -- Левушка умоляющими глазами смотрит на монтировщика декораций Колю Малинина. -- Если не ты, то никто. На тебя вся надежда. Нужны цветы. Желательно розы. Это дело чести. Рискнешь? -- Да я -- пожалуйста! -- неуверенно говорит Коля. -- Но ведь там же оцепление... Кто же меня пропустит обратно?.. А незаметно, я думаю, не проскочишь!.. -- Проскочишь! -- настаивает Левушка. -- Со стороны столярного цеха здание не просматривается, там крыши. Потом -- ты не артист, тебя никто не знает, в крайнем случае мы потребуем, чтобы тебя пропустили! * ...Гремит бравурная музыка. Стремительно раздвигается занавес. Из глубины сцены на зрительный зал идут Аллочка и Андрей Иванович. Она -- в крохотной изящной короне и в длинном сверкающем платье. Он -- в смокинге, в цилиндре и в белых перчатках. -- Господа! -- торжественно произносит Андрей Иванович. -- Сегодня нашей несравненной Алле Васильевне шарахнуло целых двадцать пять! Вы скажете, столько не живут. Да, действительно, возраст преклонный. Но наша славная развалюха не сдается, отчаянно цепляется за жизнь, молодится изо всех сил, что и позволяет ей выглядеть аж на восемнадцать!.. Поздравим же нашу ветераншу с круглой датой и пожелаем ей новых сценических, а возможно -- чем черт не шутит! -- и женских побед!.. Никакой день рождения не обходится без подарков, поэтому убедительно прошу вас, оторвите от себя последнее и поделитесь им с той, которая никогда не жалела для вас своего искрометного таланта! Кто что может, господа, кто сколько может!.. Музыка усиливается, актеры пестрой вереницей тянутся на сцену, перед Аллочкой растет гора подарков. Каждый подарок Андрей Иванович оценивает отдельно. -- Игорь Гордынский! -- возвещает Андрей Иванович. -- Не найдя в своем имуществе ничего более существенного, чем он сам, Игорь дарит юбилярше номер телефона своего общежития и право звонить ему в любое время суток! -- Вообще-то я замужем, -- кокетливо улыбается юбилярша. -- Но бывают минуты острой тоски!.. -- разводит руками забинтованный Гордынский. -- Супруги Тюрины! -- продолжает Андрей Иванович. -- Что несут на алтарь супруги Тюрины? Книга "Золотой теленок". Супруги уверяют, что из всего золота, которое они накопили за свою жизнь, эта вещь -- самая дорогая... Посмотрим цену... Да, действительно: один рубль шестьдесят копеек! Вслед за супругами Тюриными на сцене появляется степенный Дрюля со своим неизменным патефоном. -- Андрей Мартьянов! -- объявляет Андрей Иванович. -- Или попросту Дрюля! В отличие от всех предыдущих подарков -- это уже не просто подарок, а самый настоящий подвиг!.. Ибо представить себе Дрюлю без патефона так же невозможно, как Льва Толстого без бороды. Андрей Иванович продолжает вдохновенно сочинять все новые репризы. Один за другим поднимаются на сцену актеры... Счастливая раскрасневшаяся Аллочка принимает бесконечные подарки... -- А теперь главный подарок нашего вечера! -- в голосе Андрея Ивановича появляется зычное тремоло. Таким голосом цирковые шпрехшталмейстеры объявляют смертельные номера. -- Слабонервных прошу держаться за стулья!.. Шоколадный торт! Новый всплеск музыки -- и на сцену выносят торт. Помпезное архитектурное сооружение, отдаленно напоминающее Дом дружбы на Калининском проспекте... Мавританские башни, розочки, виньетки... Комбинация невообразимых фитюлек... Колеблющиеся язычки свечей... Левушка преподносит имениннице огромный букет роз... С треском взрываются елочные хлопушки... -- Господа! Только без жлобства! -- предупреждает Андрей Иванович. -- Ввиду голодовки торт сделан из папье-маше! Поэтому поступим, как в советском кино -- сделаем вид, что поели, и вытрем губы салфеткой! -- Дорогие мои! -- говорит Аллочка, и гомон стихает. -- Вы даже не представляете, что вы все для меня значите! Я и раньше знала, что моя жизнь без вас была бы неполной, но сегодня я поняла, что если я потеряю вас, то жизнь моя потеряет смысл! -- Не плачь! - кричит Левушка. -- А то мы сейчас слабые -- пойдет цепная реакция... Давайте танцевать! Кавалеры приглашают дам, а я приглашаю именинницу! Володя, вальс! На сцену обрушивается вальс. Левушка подхватывает Аллочку, Андрей Иванович -- Эллу Эрнестовну, Гордынский -- Гвоздилову... На сцене появляется все больше и больше танцующих пар... Тюрин церемонно приглашает жену... Боря вовлекает в круг танцующих Татьяну... Дрюля тянет за руку упирающуюся Федяеву... Вальс, вальс! В какой-то момент Татьяна начинает с тревогой наблюдать за Левушкой. Тот беззаботно кружится с Аллочкой, рассказывает что-то смешное, хохочет, но по его посеревшему лицу Татьяна понимает, что с ним происходит неладное... Она склоняется к Бориному уху, шепчет ему что-то, тот понимает с полуслова, очередной вираж -- Боря элегантно оттирает Левушку и кладет Аллочкину руку себе на плечо... * -- Это глупо! -- за кулисами Татьяна отчитывает запыхавшегося Левушку. -- Хорохоришься, как петушок! А у тебя больное сердце!.. Выпей таблетку интенкардина, слышишь?.. -- Никаких таблеток! -- вытирая платком влажный лоб, отмахивается Левушка. -- Если я проглочу таблетку -- это будет уже не голодовка!.. И вообще я прекрасно себя чувствую!.. * ...В директорском кабинете, как всегда, полно народу. Пожалуй, даже больше, чем всегда, потому что для личных звонков отведен только один телефон, и, естественно, к нему тут же выстроилась очередь. Три остальных телефона курирует дежурный -- надо следить, чтобы их никто не занял, а заодно не проворонить звонок "сверху". -- Ну что? -- влетает в кабинет Левушка. -- Ни ответа, ни привета? Это плохо!.. Так они действительно заморят нас до смерти! Видимо, проверяют на вшивость... Звонит один из трех незанятых телефонов. Боря кидается к столу, безошибочно определяет нужный телефон и тут же намертво прилипает к трубке. -- Алло!.. Кто-кто?.. Какой Попов?.. Ой, извините, я вас не узнал!.. Это Боря Синюхаев! Здрасьте, Сергей Сергеич!.. Да пока ничего, живы-здоровы... Левушка расплывается в радостной улыбке -- видимо, человек, назвавший себя Поповым, ему чрезвычайно симпатичен. Он делает Боре нетерпеливые пассы, чтобы тот передал ему трубку, и в конце концов, не выдержав, отнимает ее силой. -- Сергей Сергеич? -- возбужденно кричит в трубку Левуш-ка. -- Здрасьте, Лева Бусыгин!.. Спасибо, что позвонили, а то мы тут задыхаемся без новостей!.. Приедете? Прекрасно!.. Будем ждать!.. -- Я думал, кто из начальства, -- разочарованно бухтит сквозь бинты Гордынский. -- А Попов нам не помощник! Чего доброго, еще начнет призывать нас капитулировать... -- Сергей Сергеич? -- вскидывается Лева. -- Да ты спятил! Левак, прогрессист, друг шефа!.. Я уже не говорю о том, что писатель классный! Его самого гробили -- будь здоров! * -- Да, обстановочка тут у вас!.. -- Сергей Сергеевич обводит взглядом репетиционный зал. -- Желябов помер бы от зависти! Газеты, пакля, бензин... Самим-то не смешно? Уж на что я пожил на белом свете, а диссидентствующих артистов вижу впервые! Писатели -- да, ученые -- да, инженеры -- куда ни шло, но артисты? Боюсь предстать перед вами консерватором, но по-моему, дело артиста -- играть на сцене, в кино, а не в политику! Ну, ладно, что сделано, то сделано... Давайте думать, как отмываться! Сами понимаете, одними только извинениями вам теперь уже не отделаться! -- А мы не собираемся ни перед кем извиняться! -- отчеканивает Левушка. -- Извиняться должно правительство. Мы выдвинули требования и ждем, когда они будут выполнены! -- Ой, как страшно! -- смеется Сергей Сергеевич. -- Ребята, вы клинические идиоты! Решили напугать державу? Ее и не такие пугали. Вы ведь, поди, представляете себя этакими героями Брестской крепости? И полагаете, что вся страна не спит, наблюдая за вашей доблестью?.. В таком случае, я вас разочарую, стране на вас глубоко наплевать!.. Ну, есть, конечно, заинтересованные люди, которым приказано вас постращать... Но ведь и они в этой игре пешки, от них ничего не зависит!.. Ну, подставите вы Юрия Михайловича, ну, снимут его с работы, а завтра придет другой. Ну, свалите вы этого другого, а послезавтра придет третий!.. А до правительства вам -- как до звезд, правительство эта мышиная возня не интересует, да и вряд ли оно вообще о вас слышало... -- Услышит! -- уверенно говорит Федяева. -- Есть еще и такое понятие, как общественное мнение! Мы рассчитываем на поддержку общественности. -- Общественное мнение? У нас? -- Сергей Сергеевич пожал плечами. -- Ну, понятно, что толпа, которая бьет вам стекла и выкрикивает ругательства -- это никакая не общественность, а хорошо организованная массовка. Но вот беда! -- прогрессивной демонстрации, призывающей поддержать вашу акцию, я на улицах что-то не заметил. А знаете, почему?.. Да потому, что все нормальные люди над вами смеются! Во всякой борьбе есть свои правила, и эти правила надо соблюдать. А если кучка экзальтированных шутов выдвигает заведомо невыполнимые требования и пытается шантажировать правительство -- это может вызвать у интеллигенции только снисходительную улыбку! Ну, переубедите меня! Докажите мне, что вы серьезные, взрослые, политически зрелые люди!.. Сформулируйте мне вашу идею! Объясните конкретно, чего вы добиваетесь! -- У нас несколько требований, -- спокойно отвечает Боря. -- Почти все они касаются защиты нашей чести и достоинства. Но главное, на чем мы настаиваем, это -- возвращение Рябинину советского гражданства! -- Вот-вот! -- с усмешкой кивает Сергей Сергеевич. -- А вы уверены, что он сам этого хочет? А что если он специально давал все эти скандальные интервью, чтобы иметь возможность остаться на Западе? Вы скажете, что он мог там остаться и без скандала? Верно, мог! Но без скандала он там никому не нужен. Чтобы Запад проявил к тебе интерес, ты должен иметь ореол мученика, изгнанника, борца за права человека! Неужели вам никогда не приходила в головы такая элементарная догадка? -- Как вам не стыдно! -- едва сдерживая ярость, говорит Сима. -- Вы же ближайший друг Георгия Петровича! Почему вам так не терпится сделать из него подлеца? -- Ну, вот и я попал в реакционеры, -- разводит руками Сергей Сергеевич. -- Разумеется, я не знаю истинных намерений Георгия Петровича. Я только пытаюсь мыслить логически. Рябинин, что называется, тертый калач и, в отличие от вас, превосходно знает правила игры. Давая все эти интервью в печать, он не мог не понимать, чем это для него кончится!.. А это значит, что он шел на лишение гражданства сознательно! Ну вот скажите, звонил ли он вам хоть раз из Лондона? Объяснял ли свои поступки? Беспокоился ли, как вы тут без него?.. Нет? Нет!.. Так какого же черта вы портите себе жизнь в угоду его биографии? Во имя какой идеи вы, нищие советские комедианты, разыгрываете из себя матерых диссидентов? Впрочем, воля ваша, поступайте, как знаете, я искренне хотел вам помочь... -- Спасибо, -- проникновенно отвечает Гвоздилова. -- Вы действительно сделали все, что могли. И не ваша вина, что мы оказались такими идиотами. Наступает неловкая пауза. Никто не предлагает Сергею Сергеевичу уйти, но он чувствует, что от него ждут именно этого. Пауза затягивается. И тогда Сима, точно показывая, что разговор исчерпан, затягивает тоненьким голоском: Наверх вы, товарищи, все по местам, Последний парад наступает... Ее поддерживает еще несколько голосов. Поют по-семейному, тихо, нестройно и жалостно. Будто это не гордая мужественная песня, а саратовские страдания. Сергей Сергеевич некоторое время зачарованно слушает песню, словно пытаясь вникнуть в ее смысл, а затем резко поднимается со стула и, не прощаясь ни с кем, выходит из репетиционного зала. Вслед за ним выскакивает Левушка... ...Сергей Сергеевич стремительно удаляется по коридору. Левушка едва поспевает за ним. -- Сергей Сергеич! -- задыхаясь, говорит Левушка. -- Извините, если мы вас обидели... Вы же знаете, артисты, как дети... Ну, брякнули по простоте душевной... -- А вы что действительно голодаете? -- Сергей Сергеевич внезапно останавливается. -- По-настоящему?.. То есть, все это время вы ничего не ели?.. -- Конечно, ничего! -- удивляется Левушка. -- А как же иначе? Если бы мы голодали не по-настоящему -- мы перестали бы себя уважать. -- Господи, какие идиоты! -- ужасается Сергей Сергеевич. -- И я еще взывал к их разуму!.. Да, до сегодняшнего дня я был о вас лучшего мнения. -- Неправда! -- тихо говорит Левушка. -- Вы всегда были о нас худшего мнения. А мы оказались лучше. Это-то вас и раздражает. Разве не так? Прощаются они молча и, не подавая друг другу руки, -- просто обмениваются кивками. Сергей Сергеевич долго смотрит, как Левушка уходит по бесконечному тоннелю. -- Дураки! -- вдруг с неожиданной яростью кричит Сергей Сергеевич. -- Чтобы стать Христом, надо иметь идею! А у вас ее нет и не может быть! И не прикидывайтесь детьми! Вы -- злобные, коварные, хитрые, подлые и тупые существа! Нет, вы не дети! Вы -- сукины дети! Левушка останавливается посередине тоннеля и поворачивается к Сергею Сергеевичу. Кажется, сейчас он ответит оскорблением на оскорбление, наговорит кучу яростных и запальчивых слов, сорвется на крик. Но вместо этого Левушка набирает воздуха в легкие и вдруг заводит звонким, как струна, голосом: Наверх вы, товарищи, все по местам, Последний парад наступает... Тут он по-дирижерски взмахивает руками, и по его яростному взмаху оглушительно вступает мощный невидимый хор: Врагу не сдается наш гордый "Варяг", Пощады никто не желает!.. Сергей Сергеевич ищет по карманам платок, чтобы промокнуть внезапно вспотевший лоб, а когда вновь поднимает глаза, Левушки в тоннеле уже нет. А хор, набирая яростную силу, продолжает катиться по гулким, пустым коридорам: Врагу не сдается наш гордый "Варяг", Пощады никто не желает!.. * ...Ночь. Репетиционный зал. Артисты спят тут, не раздеваясь: кто на полу, кто на пандусе, кто на сдвинутых столах. Впрочем, судя по приглушенным разговорам, возникающим в разных концах помещения, спят далеко не все... * -- Толика жалко! -- всхлипывает Аллочка. -- Случись со мной что-нибудь, он просто погибнет! Ты же знаешь, какой он ни к чему не приспособленный! -- Ах, оставь! -- машет рукой Ниночка. -- Чего это он неприспособленный? Сам готовит, сам стирает, сам полки делает... Уж кто другой, а твой Толик не пропадет! -- Девочки, а давайте я сказку расскажу, -- предлагает Игорь. -- Жил в одном королевстве свирепый дракон. Каждое утро ему на завтрак приводили красивую девушку... -- Опять он о еде! -- возмущается Ниночка. -- Ты что нарочно что ли?.. У меня и так живот к позвоночнику прилип! -- Что же я могу поделать? -- вздыхает Игорь. -- На том стоит весь мировой фольклор. Раз -- и слопал Красную Шапочку! -- Игорь! -- тихо спрашивает Аллочка. -- Как ты думаешь, что с нами будет?.. Неужели нам позволят вот так умереть? Господи, уж лучше бы нас всех арестовали! * ...-- Лен, ты спишь? -- Сима в темноте подползает к прикорнувшей в углу Гвоздиловой. -- Я хочу сказать тебе... В общем, ты прости меня... Ну, ты понимаешь, за что... Я была дура! -- Я не сержусь, Сима! -- как всегда, ровно отвечает Гвоздилова. -- Я сама актриса и хорошо знаю, что такое артисты. Им надо все время с кем-то бороться. Это оттого, что их унижают... -- Вот, возьми! -- Сима протягивает Гвоздиловой сверток. -- Это твое. Ну, трусики... Я спрятала их тогда в душевой... Обозлилась на тебя... А теперь вижу -- ты... Возьми, а? -- Вы так торжественно их преподносите, -- смеется Гвоздилова. -- Как переходящее знамя. Так и хочется горячо поблагодарить вас за оказанное доверие! * --...А в Пицунду мы можем поехать осенью! -- говорит Татьяна. -- Путевки будут, мне обещали. Татьяна видит, как лицо Левушки покрывается бисером пота. -- Что, что, Левушка? Опять сердце?.. -- Ерунда! -- морщится Левушка. -- Обыкновенный спазм! Это от перемены погоды... Ничего, сейчас отпустит! -- Левушка, я боюсь! -- Татьяна прикладывает ухо к Левушкиной груди. -- Бухает, как молоток! Очень болит, да? Давай вызовем врача? -- И думать забудь! -- отстраняется Левушка. -- Только врачей здесь не хватало!.. Накормят тебя через трубочку -- и кончилась твоя голодовка! -- Да пошла она к черту, эта голодовка! -- плачет Татьяна. -- У тебя больное сердце! Тебе нужен режим! И ребята вон еле ходят... Давай вызовем!.. -- Не смей! -- сипит Левушка. -- Ты сделаешь мне только хуже!.. Меня уже отпустило! Правда, отпустило! Левушка умиротворенно улыбается, чмокает Татьяну в губы и демонстративно поворачивается на правый бок. Татьяна еще какое-то время с тревогой смотрит ему в лицо и успокаивается только тогда, когда слышит ровное и размеренное сопение. * ...И снова по театральным проходам несется взмыленная группа начальников. Юрий Михайлович, Анна Кузьминична, трое из райкома и сопровождающие их молодые люди с короткими спортивными прическами и в костюмчиках чехословацкого производства. * ...Актеры молча выстроились на сцене... Ни звука, ни движения. Глядя на эту безмолвную толпу, можно предположить, что визит высоких гостей не производит на них никакого впечатления. В глазах актеров -- ни страха, ни ожидания, ни любопытства. На этом фоне Юрий Михайлович, и без того изрядно подрастерявший большую часть своего сановного достоинства, выглядит жалким и униженным просителем. -- Товарищи! -- произносит Юрий Михайлович, и на лице его брезжит извиняющаяся улыбка. -- Вышестоящие инстанции ознакомились с вашими требованиями и сочли возможным их удовлетворить. Приказ об увольнении актеров аннулирован. Спектакли Рябинина сохраняются в репертуаре. Фамилия его соответственно остается в афише... Что же касается возвращения Рябинину гражданства... тут вопрос более сложный... необходимо выяснить мнение самого Рябинина... с ним будут вестись переговоры... Юрий Михайлович спотыкается на полуслове. Он ждал любой реакции -- смеха, ропота, но только не этой странной аморфной тишины. Не обрадовались, не разозлились. Стоят и молчат. И Юрий Михайлович, пугаясь этого равнодушного безмолвия, начинает торопливо начинять паузу словами: -- Поверьте, товарищи... Делается все возможное... К сожалению, вопрос о возвращении гражданства находится не в компетенции министерства культуры... Но компетентные органы прилагают все усилия... И снова глухой ухаб тишины. Никто не двигается, никто не произносит ни слова. И Юрий Михайлович, окончательно теряя остатки респектабельности, продолжает барахтаться в этой тишине, с ужасом чувствуя, что увязает в ней все глубже... -- Я уверен, товарищи, что вопрос решится положительно... Просто следует запастись терпением... Нельзя форсировать события... Товарищи, почему вы молчите?.. Скажите хоть что-нибудь!.. И опять -- ни звука в ответ... Хоть бы один вздохнул, зевнул или переступил с ноги на ногу!.. Тишина становится для визитеров невыносимой, превращается в настоящую пытку. Непостижимые типы эти артисты. Стоят и смотрят. И по их глазам не понять, слышат ли они, что им говорят... -- Да люди вы или нет? -- неожиданно кричит Анна Кузьминична. И на глазах у нес закипают слезы. -- Что вы еще от нас хотите? Хватит нас мучить! Если вам не жаль самих себя, то пожалейте хотя бы Юрия Михайловича!.. У него предынфарктное состояние! -- Не надо кричать, -- негромко говорит Боря. -- Спасибо за информацию. Мы все поняли. К сожалению, ваш визит запоздал. Голодовка была бы прекращена и без вашего прихода. Толпа актеров расступается, открывая глубину сцены, и у Юрия Михайловича обрывается сердце: там, на сцене, привязанный веревками к деревянным носилкам, торжественный и неподвижный, лежит Левушка. На секунду в мозгу Юрия Михайловича вспыхивает слабая искра надежды -- не очередной ли розыгрыш? -- но тут же гаснет, не успев оформиться в сколько-нибудь внятную мысль. Нет, никакой это не розыгрыш. У смерти свое особое выражение лица. Его видно сразу. Оно проступает сквозь любой грим. -- Простите, -- говорит Боря, обращаясь в зал. -- Но мы хотели бы остаться одни. Нам надо проститься с нашим товарищем. Не волнуйтесь, никаких эксцессов не будет. Через несколько минут мы покинем это помещение... * ...Актеры тщательно и подробно готовятся к своему выходу на публику. Натягивают на себя хламиды. Накладывают грим. Подводят глаза. И вот уже исчезают желтизна кожи, заострившиеся носы и впалые щеки. Словом, кто угодно, только не те, которых наблюдали еще минуту назад. * ...Впервые за это время мы выбираемся из глубоких, душных и полутемных театральных помещений на залитую солнцем весеннюю улицу. Собравшаяся перед театром толпа под приглядом милиции ведет себя довольно спокойно, однако в этой толпе чувствуются притаившиеся до поры грозовые разряды. Внимание собравшихся приковано к обшарпанной неказистой двери служебного входа. Наконец, дверь распахивается -- и перед толпой предстает странная похоронная процессия: группа людей с раскрашенными лицами и облаченных в декоративные лохмотья несет на плечах носилки со столь же экстравагантно выглядящим покойником. Должно быть, вот так же средневековая толпа реагировала на появление "ведьм", которых выставляли на площадях, дабы обыватель мог напрямую выразить им свое презрение и свой гнев -- она зашевелилась, зароптала, загудела, охваченная общим электричеством гражданского негодования. Над головами взметнулись самодельные плакаты: "Злобствующих антисоветчиков -- вон из СССР!", "Сегодня -- антисоветизм, завтра -- фашизм!", "А сало русское едят!", "Нам стыдно, что вы наши соотечественники!", "Лакеи империализма, убирайтесь из России!". И вот уже огромная толпа, еле сдерживаемая милицией, постепенно окружает ненавистных "ведьм", берет их в плотное кольцо, опасно подбирается все ближе. Впрочем, как и в любой толпе, люди здесь самые разные: кого-то забавляет этот диковинный спектакль, кто-то движим любопытством узнать, чем все закончится, а кто-то исполнен решимости принять личное участие в "охоте". Внезапно в похоронную процессию летит камень, и клокочущая скрытой энергией толпа, будто только и дожидалась этого сигнала, начинает забрасывать "ведьм" камнями. Один из камней рассекает Аллочкину щеку, сквозь толстый слой белого грима проступает яркая багровая полоса, и ее рваные края набухают кровью. -- Алла! -- надрывно кричит из толпы Толик. Аллочка в оцепенении оборачивается к толпе, скользит взглядом по лицам, кажется, не вполне понимает, что происходит... И вдруг на миг Боре чудится, что из толпы раздалось негромкое и нестройное скандирование: -- Мо-лод-цы! Мо-лод-цы... Он резко поворачивает голову, стараясь выискать взглядом тех, кто скандирует. Неужели показалось?.. Удерживаемая двумя молоденькими милиционерами, колотится мать Левушки. Глаза ее расширены от ужаса, она беспрерывно что-то говорит, но в общем шуме ее невозможно расслышать... Продирается вперед федяевский Шурик. Он показывает на мать, что-то объясняет милиционеру. Тот, не слушая, заталкивает его обратно в толпу. -- Товарищи! -- взывает Юрий Михайлович. -- Опомнитесь!.. Достигнута договоренность!.. Не сходите с ума! Там мертвый человек! Оставьте их в покое! Это же варварство, товарищи!.. Похоронная процессия какое-то время топчется на месте, пытаясь найти безопасный проход. Милиция тщетно пытается разорвать кольцо обезумевшей толпы. Слезы, стоны, проклятия, камни, свист... И тогда Боря Синюхаев выхватывает у милиционеров мегафон и прикладывает его ко рту. -- Товарищи!.. -- голос его, усиленный рупором, заставляет толпу притихнуть. -- Товарищи! Минувшей ночью умер замечательный артист Лев Бусыгин!.. Всю свою жизнь он служил искусству, правде, добру!.. Он отыграл свою последнюю роль и уходит от нас навсегда!.. Проводим же его так, как надлежит провожать артистов!.. И Боря первым начинает аплодировать. Его поддерживают не сразу. Оторопевшая толпа не в состоянии мгновенно переварить услышанное. Кто-то снимает с головы кепку, кто-то смущенно прячет агрессивный транспарант, кто-то лезет в карман за носовым платком... То здесь, то там раздаются неуверенные аплодисменты, и вот уже вся огромная площадь, словно устыдившись своего недавнего поведения, аплодирует мертвому Левушке... ...И тут происходит невероятное. Из-под чуть дрогнувшей ресницы покойника выползает здоровенная слеза и, словно стесняясь своих размеров, быстро скатывается по щеке, оставляя за собой живую влажную бороздку. Первой реагирует на это Татьяна, ни на секунду не отрывавшая взгляда от Левушкиного лица. Она беспомощно оглядывается на коллег, ища в их глазах подтверждения происходящему. Затаив дыхание, все напряженно глядят на Левушку. Секунда, другая... И покойник, точно почувствовав, что от него ждут проявлений жизни, коротко шмыгает носом. -- Живой! -- ахает Татьяна. -- Солнышко мое единственное, счастье мое ненаглядное, Левушка мой любимый, живой! -- Врача! -- волнуется Аллочка. -- Надо срочно вызвать врача! Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?.. -- Какое, к черту, дыхание? -- одергивает ее Тюрин. -- Он и так дышит, как паровоз! Сейчас главное его не спугнуть!.. -- Фантастика! -- восхищается Сима. -- Скажи, Лен! Это что же у него было? Летаргический сон, что ли?.. -- Хохмачи! -- шипит Юрий Михайлович. -- Сволочи, подонки! Вы еще ответите в горкоме за ваши шутки!.. ? -- Какие шутки? -- удивляется Гордынский. -- Разве с такими вещами шутят?.. Просто жизнь пошла немножко не по Марксу... Внезапно Левушка открывает глаза и садится на носилки. Толпа в очередной раз замирает. -- Товарищи! -- срывающимся голосом говорит Левушка. -- Я вот сейчас лежал и думал: почему все самое лучшее приходит к человеку после смерти? Слава, уважение, любовь?.. Раньше мне казалось, что мы живем в мире ненависти... А теперь понимаю, что это неправда... Любви в мире гораздо, гораздо больше... И когда в каком-то месте ее скапливается особенно много, -- там могут произойти любые чудеса... Левушка взмахивает рукой, словно желая добавить еще что-то, но внезапно лицо его сморщивается, и он плачет, размазывая по щекам счастливые слезы. Находчивый Дрюля быстро ставит патефонный рычажок на пластинку, и над очарованной площадью возникает сладкий итальянский тенор, исполняющий Верди... Звучит итальянская ария. Скандирует улыбающаяся толпа. И актеры, ничего уже не соображающие от пережитого ужаса и смертельной усталости, но послушные вечному и неистребимому актерскому инстинкту, мгновенно натягивают на лица профессиональные улыбки и кланяются, кланяются, кланяются, поворачиваясь во все стороны и жмурясь от солнца, падают и поднимаются, и поддерживают друг друга за локти, и снова кланяются, скорее даже не понимая, а чувствуя, что наконец-то кончился этот бесконечный спектакль, и, судя по аплодисментам, прошел он вполне прилично... Вглядимся же напоследок в эти странные, размалеванные, эксцентрические лица. Левушка. Татьяна. Борис. Андрей Иванович. Элла Эрнестовна. Сима. Гвоздилова. Гордынский. Федяева. Аллочка. Ниночка. Супруги Тюрины. Дрюля. Артисты. Нелюди. Сукины дети. Конец