рманы и раскачиваясь с пятки на носок. -- Пришел? -- зачем-то спросил он. -- А ну поближе. Гусев подошел к начальству вплотную, набрал в легкие воздуха и мощно дыхнул. -- Ф-фу! -- отмахнулся шеф. -- Сколько ты куришь, Пэ? Две пачки? Три? -- Ну, две. А какая разница? Все равно помру. -- Смерть тоже разная бывает. По мне уж лучше схлопотать пулю, чем выхаркивать легкие. -- Что, приходилось? -- осведомился Гусев с выражением неподдельного интереса на лице. Шеф тяжело вздохнул. -- За мной... чудовище, -- распорядился он. Чудовище в ответ вздохнуло еще глубже и очень жалостно, но за шефом последовало. -- Что там произошло у тебя сегодня днем? -- бросил шеф через плечо. -- С каких это пор ты записался в юные друзья милиции? -- Там нестандартный случай, босс. -- И?.. -- Наш случай. Просто милиционер выполнил нашу работу. -- ...и при этом сошел с катушек, -- заключил шеф, сворачивая за угол. Гусев счел за лучшее промолчать. -- Третий нестандартный случай на нашей территории, -- сообщил шеф, открывая дверь тактического класса. -- Чего встал, заходи. -- За сегодня? -- ужаснулся Гусев. -- Да нет, за неделю. Все равно очень много. Гусев вошел в класс и присел на край парты. -- Убивают преступников на месте? -- спросил он. -- Да? -- Ну, не всяких, конечно. Тех, кто по идее в нашей компетенции. И если с поличным. В понедельник ночью сняли насильника прямо с какой-то девицы и тут же его... Забраковали. А делать-то грамотно не умеют, не обучены. Так напугали бедняжку, что она теперь из больницы не скоро выйдет. -- Я себе представляю, -- кивнул Гусев. -- Народные мстители... Забили ногами. Били долго, обливаясь потом и сладострастно хрюкая. -- Циник ты, Гусев. -- Я выбраковщик, шеф. Откуда у меня эмоции? У меня все подавлено к чертовой матери. Взял за ушко, отвел за уголок, посадил в машинку. Был урод -- не стало урода. И главное -- его жертва не чувствует себя виноватой в том, что урод из-за нее отправляется в брак. Это ведь очень важно -- уберечь жертву от комплекса вины. -- Правильно, -- кивнул шеф. -- Это ты хорошо придумал. -- Да, -- сказал Гусев очень ровным голосом, чтобы в нем, не дай бог, не послышался вызов. -- Это я придумал. -- А кто спорит? -- улыбнулся шеф. -- Надеюсь, ты еще не разучился преподавать свою науку молодым. Гусев коротко мотнул головой. -- Угу, -- подбодрил его шеф. -- А я уж думал... -- Гусев вдруг сгорбился и спрятал лицо в ладонях. -- Пока даю одного. Серьезных заказов не жди, так -- патруль, мелочевка всякая. Но все равно сможете полноценно работать. -- Да хотя бы патруль! -- воскликнул Гусев, разгибаясь. Глаза его слегка поблескивали -- он с трудом удержал слезы. -- Потерпи немножко, Пэ, -- мягко попросил шеф. -- Если верить слухам, объявлен набор стажеров. Я-то думал, о нас совсем забыли. Но теперь есть основания надеяться... Строго между нами, Пэ, -- в город возвращается разная мразь, которая пока отсиживалась на периферии. Тихой сапой начинают тут разведку. -- Чуют нашу слабину? Разным слухам поверили? -- Да похоже. Но мы их возьмем раньше, чем они успеют развернуться. У Мышкина на днях будет спецоперация, Даниле тоже есть заказ. Я думаю, именно поэтому и молодых набирают. Так что будет тебе и тройка, будет и целая группа. Ты думаешь, я совсем тупой? Не-ет, дружище, я тебя очень внимательно слушал. Все это время, что ты молол языком, валял дурака и прочими методами старался предсказывать будущее. Но, кажется, ты ошибся. -- Я... Я должен сделать конкретные выводы? -- осторожно спросил Гусев. -- Пока только один. Хватит болтать. Хватит нарываться. Не отсвечивай, Пэ. -- Ну, если я действительно ошибся и нашу контору не прикроют... -- Держи нос пониже, но обязательно по ветру, -- сказал шеф многозначительно. -- Может, увидишь что-то такое, чего я не замечу. А пока что -- готовь тех, кого получишь. Хорошо готовь. Если придет следующее поколение, это будут совсем новые для нас люди. Они ведь настоящего дела не видели и, надеюсь, не увидят никогда. Вот, например, твой будущий ведомый. Славный парнишка, но он даже не очень понимает, каким ветром его занесло в АСБ. И замечательно. Эти... -- шеф махнул рукой в сторону лестницы, -- слишком хорошо знали, для чего они здесь. -- И теперь их гоняют убивать собак, чтобы они поняли себе настоящую цену? -- ввернул Гусев. Шеф почесал в затылке. -- Черт его знает, -- пробормотал он. -- Я как-то не задумывался. Знаешь, собаки -- это даже неплохо. В конце концов, нашим умникам давно пора слегка утихнуть. Сбавить обороты. Пусть хотя бы раз в жизни почувствуют к себе отвращение. Иначе их уже не наставить на путь истинный. Гусев коротко глянул на шефа исподлобья. -- Благородные разбойники отстреливают дворняжек... -- пробормотал он. -- Глупость какая. Вы их только против Агентства настроите. Да еще против себя лично. -- Я, что ли, отстрел собак придумал? -- обиделся шеф. -- Я просто говорю, что всяким Даниловым и прочим мышкиным это может оказаться полезно. -- Сомневаюсь. А насчет отвращения к себе -- вообще бред. Выбраковщика, который отработал больше пяти лет, нужно самого браковать. Таков мой диагноз. -- Ну пойди тогда и застрелись, -- надулся шеф. -- Со мной случай нестандартный, шеф. Кстати, так это вы меня сдали подполковнику Ларионову? То-то я смотрю, отчего он со мной такой ласковый... Шеф замялся: -- Ближе никого не оказалось. Ты извини, Пэ. -- Тогда нечего подначивать -- юный друг милиции и все такое... Да ладно, я на этом деле бутылку заработал. И покуражился вволю над одним ментом усатым. Знаете, как он меня обозвал? Вождь палачей! -- А ты что? -- А я попросил Ларионова дать его мне в сопровождающие. И этот усатый битый час ходил за мной хвостиком по месту происшествия и все ждал, когда же я ему скажу какую-нибудь гадость. А я взял и не сказал. Бедняга чуть не помер от натуги. В жизни его, наверное, так не презирали. -- Уф-ф... -- Шеф помотал головой, что-то соображая. -- Не простят они нам. Ох, чую я, не простят. -- Завидуете Железному Феликсу? -- поддел его Гусев. -- Это почему? -- насторожился шеф. -- Он весьма своевременно помер. Не стал дожидаться момента, когда к нему явится тяжело вооруженная делегация и начнет изо всех сил не прощать. -- Устал я от тебя, Пэ, -- сообщил шеф. -- Тебя послушать, так ты и этот момент тоже в свое время предусмотрел. -- Естественно. Я очень внимательно изучал историю карательных органов. Причем не только наших. Этот момент наступал всегда. Рано или поздно революционный террор признается исчерпавшим себя. А поскольку при любом терроре невинно убиенных накапливается выше крыши, то есть и отличный повод разобраться с теми, кто террор проводил в жизнь. Доказав их расстрелом свою чистоту. Это просто ротация символов власти, шеф. Закон природы. Так что мне не нужно идти стреляться. Незачем. У меня есть отличный шанс принять смерть в открытом бою. Уж когда за нами-то придут, мы вдоволь повеселимся, верно? Шеф внимательно оглядел Гусева с ног до головы. -- Хорош фрукт, -- признал он. -- И все ты врешь. Только что придумал. -- Ага, -- кивнул Гусев с самым невинным видом. -- Издеваешься?! -- рыкнул шеф. -- Безусловно. Шеф вытащил платок и утер потную шею. Невысокий, лысый, с намечающимся животом, он даже выглядел разительным противоречием быстрому в движениях, подтянутому и моложавому Гусеву. А уж насколько они были непохожи внутренне... Иногда Гусев поверить не мог, что вот этот человек -- совершенно нормальный человек -- начальник его отделения. И такой же ветеран. Наверное, дело было в том, что шеф занимался кабинетной работой и, по слухам, никогда в жизни не ходил на маршрут. Как загнали его, отставного следователя, в вожди палачей, так он и просидел в кабинете все самые жуткие времена. И Гусев еще, когда был в силе, шпынял его постоянно. "Мало ли, что ты начальник -- а у меня зато рукоятка так в ладонь сама и прыгает... И ты, дорогой начальник, прекрасно это знаешь". -- Ну и черт с тобой, -- вздохнул шеф. -- Потрепались, отдохнули... Называется, отдохнули. Расслабились, мать-перемать. Сиди жди, сейчас ведомого тебе приведу. -- Мне как с ним... не очень? -- спросил Гусев. -- В свете, так сказать, новых веяний? -- Почему не очень? Как обычно. Все, что понадобится, то и вытворяй. Тебе же с ним на работу ходить, не мне. -- А он иголку уже пробовал? -- Нет. Вот ты и угости. Только учти -- судя по характеристике, парнишка резкий. Настоящий ганфайтер. -- Дали бы личное дело почитать. -- Не положено, -- мстительно ухмыльнулся шеф. Гусев поднял глаза к потолку. -- Ну-ну, -- пробормотал он. -- Интересно, где этого вашего э-э... парнишку натаскивали на пистолет. В спецназе каком-нибудь? -- Нет, в спецназе он с автоматом бегал, и недолго. Думаю, сам натренировался. Он по жизни оружие любит. До армии занимался биатлоном. А сейчас -- член сборной Москвы по пейнтболу. И даже кандидат в мастера. Но понял, видимо, что мастера не вытянет, и решил пойти к нам. Гусев почесал в затылке. -- То, что надо? -- понимающе кивнул шеф. Гусев неопределенно шевельнул подбородком. Современный пейнтбол, когда бои проводятся на очень близкой дистанции, в искусственно построенных декорациях и безо всякого камуфляжа, -- это действительно было то, что надо. Да и пейнтбольный маркер по манере обращения с ним здорово походил на штатное оружие выбраковщиков. У "парнишки" действительно могли быть навыки, которые облегчат ему вживание в профессию. За одним маленьким исключением... -- Неплохо. За маленьким исключением. Скорее всего, мой будущий напарник адреналиновый наркоман. -- По-твоему, это намного хуже, чем тихий алкоголик? -- вкрадчиво поинтересовался шеф. Гусев в ответ немедленно выпятил грудь, задрал нос и холодно сверкнул глазами. -- Ладно, ладно. -- Шеф сунулся было похлопать Гусева по плечу, но тот от жеста примирения уклонился. -- В общем, готовься, я сейчас. -- Зачем спортсмен поперся в выбраковку? -- задал Гусев спине шефа риторический вопрос. -- Что у него, в раннем детстве бандиты денежку отняли? -- Так он же адреналиновый наркоман! -- без тени сарказма напомнил шеф и прикрыл за собой дверь. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Постоянная готовность к самообороне была в те времена главным и необходимым условием выживания. Тот, кто пытался уклониться от борьбы, неминуемо погибал. Будущий напарник оказался выше Гусева почти на голову и значительно шире плечами. На лице неофита застыла вежливая полуулыбка. Судя по всему, он нервничал. Хотя, как отметил гусевский наметанный глаз, куда меньше, чем мог бы. То ли парень действительно очень хотел стать выбраковщиком и получить от этой работы максимум удовольствия, то ли, наоборот, в свободное от стрельбы время страдал легким добродушием. Ни та, ни другая ситуация Гусева в принципе не устраивала, но лицо молодого человека ему понравилось. -- Итак, -- сказал шеф. -- Это стажер-уполномоченный Алексей Валюшок. А это старший уполномоченный Павел Гусев. Любить не обязательно, но жаловать -- приказываю. -- Леха, -- представился Валюшок, протягивая руку. -- Гусев, -- лениво бросил Гусев, небрежно сжимая длинные сильные дальцы. Ручка у "парнишки" оказалась тоже дай бог каждому. Хоть сейчас на лесоповал. -- Пэ Гусев, суперагент с лицензией на убийство. -- Вижу, -- кротко признал Валюшок. Гусев испытующе оглядел Валюшка с ног до головы и отметил, что задатки у парня что надо. Валюшок совершенно не был похож на выбраковщика. Так, умеренно модный, умеренно интеллектуальный, довольно воспитанный нормальный парень лет двадцати пяти. Все у него оказалось на вид длинное -- нос, подбородок, руки, ноги. Длинные волосы, отброшенные назад, лежали на плечах, недельная щетина очень хорошо гармонировала с прической. Этакий мушкетер, скорее всего -- Арамис. Уж больно взгляд хитрющий, и опять эта улыбочка. Слегка расхлябанные движения только подчеркивали общую картину, смысл которой сводился к одной фразе: "Я не опасен, даже наоборот". Блестяще. Это может, во-первых, не раз спасти парня от членовредительства, а во-вторых, не отпугнет его будущих жертв. Тех, кого в выбраковке называли емким словом "клиент". -- Ну-ка пройдись слегка, -- попросил Гусев. -- Вон туда. Валюшок, похоже, ждал подвоха. Легким качком головы он наметил взгляд через плечо в сторону шефа, но на полпути одумался и пошел куда просили. Довольно скованным шагом и немного ссутулившись. "Растерялся, -- понял Гусев. -- То-то же. А то уж больно ты в себе уверен, спортсмен". Шеф неслышно сместился к двери, уходя с предполагаемой линии стрельбы. -- Кру-гом, -- негромко скомандовал Гусев, когда Валюшок, пройдя весь класс, уперся в стену носом. -- Стой, раз-два. Валюшок четко выполнил поворот и встал, снова улыбаясь. Не хотел он быть серьезным. Не чувствовал патетику момента. Гусев достал сигарету, прикурил, выпустил дым и, не оборачиваясь, бросил шефу: -- А действительно ничего. -- И я говорю -- ничего, -- согласился шеф. -- Валюшок, -- сообщил Гусев, -- это такой пельмень. Шеф хрюкнул, Валюшок прищурился. Не агрессивно, типа "давайдавай". -- Даже не пельмень, -- развил тему Гусев. -- Вареник. Их же обкатывают в муке? -- А я не знаю, -- сказал шеф. -- Да и неважно. В общем, валюшок -- это такой пельмень, который уже скручен и обвалян, ждет своей очереди в кастрюлю. Симпатичный такой несваренный пельмешек. Эй, Валюшок! Оружие получил? -- Угу, -- отозвался Валюшок, на вид совершенно уже обескураженный. -- При тебе? Валюшок откинул полу куртки, под которой обнаружился пластиковый ложемент с игольником. Висел пистолет удобно, хотя Гусев его немного передвинул бы. Но у Валюшка и руки длиннее. -- Комбидресс нацепил? Валюшок ударил себя кулаком в грудь, из-под водолазки раздался глухой стук. Парень явно избегал открывать рот, не желая нарваться на следующую подначку. -- Не жмет? Удобно? -- Привыкаю... Гусев понимающе кивнул. Валюшок должен был к сегодняшнему дню закончить месячный курс тренировок со штатной амуницией. Но, конечно, легкий бронекомплект, на жаргоне сотрудников АСБ -- комбидресс, еще не стал его второй кожей. Настоящий-то выбраковщик даже в булочную не пойдет без брони. Московская улица -- это вам не пейнтбольный зал. Мало ли, когда и где честным людям может понадобиться вооруженная защита... -- И как он стреляет? -- повернулся Гусев к шефу. -- Я же сказал -- ганфайтер, -- объяснил шеф, еще немного сдвигаясь к двери. "Подыгрывает ему, -- догадался Гусев. -- Дает сигнал, что пахнет жареным. Понял уже, что парень мне нравится, и хочет теперь подбросить ему лишний шанс произвести впечатление". -- Хм-м... Эй, Валюшок! Кто такой ганфайтер, знаешь? -- Стрелок, -- очень емко, дальше некуда, ответил Валюшок, который сигнал шефа принял близко к сердцу и теперь щетинился невидимыми иглами, как готовый к драке еж. Хотя класть руку на оружие или даже упирать ее в бок не спешил, что Гусев также записал ему в плюс. "Десять шагов -- отличная дистанция. Чаще всего именно на десяти шагах противник нас вычисляет. Ну, посмотрим, насколько хорош стрелок Валюшок. Ты, дружище, сейчас ждешь развлечения и намерен получить от него свой кайф -- это заметно. Но и насчет добродушия я не ошибся -- как-то в тебе одно с другим уживается. Что ж, хорошо. Развлечение я тебе обеспечу. Запомнишь на всю жизнь. Правда, ты еще не понял, как это окажется больно и унизительно. А мог бы догадаться, ведь у тебя в стволе такая же иголка, как и у меня. Вот поэтому никакой ты еще не ганфайтер, так, просто "ган", один из множества обычных парней, которые любят баловаться с оружием. Ну-с, приступим к обучению". -- Молодец, -- похвалил Гусев. -- В терминах разбираешься. Значит, так, стрелок. Я тебе сейчас прочитаю короткую нотацию. Что такое нотация, ты не в курсе. Объясняю: нотация -- это речь назидательного характера, никак не подкрепленная доказательно. Нотацию обычно читает старший младшему или, как в нашем случае, ведущий -- ведомому. А поскольку старший, то есть ведущий, уверен, что его авторитет непререкаем, то место доказательной части занимают голые эмоции. "Ты должен", -- говорит старший. И не более того. Поэтому нотации обычно малопродуктивны. Но тем не менее их почему-то все читают младшим и ведомым. Понял? Валюшок слегка улыбнулся -- мол, чего тут понимать-то? И так все ясно. -- Если мы сработаемся, -- продолжал Гусев, -- то в ближайшее время ты услышишь от меня кучу нотаций. Я буду делиться с тобой опытом, никак его не подтверждая на практике. Ну... Во всяком случае, гарантирую, что мы не будем с тобой специально нарываться. Потому что мне очень хочется, чтобы наша практика расходилась с тем, что я заучил на своей многострадальной шкуре. Но если однажды настанет такой случай, когда моя нотация придется к месту... Ага. Вижу, что понял. Умница. Правильно, у тебя не будет времени что-то вспоминать. Тебе придется мгновенно действовать. Поэтому все мои нотации, будь любезен, проигрывай внутри себя. Представляй визуально, как это было. Пробуй вообразить ситуацию, и внутри ее -- себя. Поверь мне на слово -- от того, насколько тщательно ты осознаешь смысл каждой моей нотации, будет зависеть твое выживание на работе. И если я скажу: "Так нельзя, здесь не стой, туда не суйся", -- твоя задача -- не вякать, а подчиняться мне безоговорочно. Да? Валюшок кивнул. -- Отлично. Тогда слушай нотацию твоего ведущего Пэ Гусева номер раз. Хороший выбраковщик -- это живой выбраковщик. А лучший выбраковщик -- это долгожитель. Чтобы стать долгожителем, ты обязан всех и вся опасаться. Не бояться, но опасаться. Постоянно ждать, что первый встречный захочет причинить тебе вред. И заранее ненавидеть его за это. Страх за свою жизнь и ненависть к окружающему миру -- вот движущая сила выбраковщика. Каждый вор, убийца, вымогатель, насильник на московских улицах -- это, конечно, враг народа. Но в первую очередь он твой личный враг. Он угрожает именно твоей жизни. Хочет растоптать именно твои ценности. Он хочет сделать тебе больно. Знаешь, как больно он может тебе сделать? А вот как... После такой затянувшейся прелюдии Валюшок уже просто обязан был прыгнуть и упасть за парту. И он прыгнул-таки, одновременно вырывая из кобуры пистолет. Но Гусев его переиграл. На протяжении всей "нотации" он размеренно жестикулировал левой рукой с зажатой в ней сигаретой. И Валюшок попался. Нет, конечно, не на простейший гипноз, а на сам факт гипнотического воздействия. Он начал размышлять, как именно его пытаются сбить с толку. Напрасно. Этогото противник и хотел. Рассевшийся на столе выбраковщик был в невыгодной позиции, но пока Валюшок падал и выбрасывал перед собой руку с пистолетом, Гусев от бедра дал короткую очередь по ногам. Валюшок грохнулся об пол с таким звуком, будто задался целью проломиться на этаж ниже. После этого монументального падения негромкий стук вывалившегося из руки оружия прозвучал чуть ли не музыкально. -- Надеюсь, башку не расшиб, -- заметил шеф. -- А видал, как он?.. -- Подыгрывать не надо было, -- сварливо ответил Гусев, засовывая игольник на место. -- Это кто подыгрывал? -- возмутился шеф. -- Ты сам и подыгрывал! Да он заждался уже, когда ты наконец соизволишь поиграть с ним в Клинта Иствуда! -- Заждался и перегорел, -- заметил Гусев, слезая с парты и доставая чехол с аптечкой. -- Слушай, Пэ, -- задумался шеф. -- Ты на работе тоже клиентуре лекции закатываешь? -- Интересное кино! А что такое "птичка", по-вашему? Ее же читать секунд тридцать! Одно спасение -- игольник уже у клиента в ухе. Как правило... Они пересекли класс и остановились над лежащим в углу бездыханным телом. Голову Валюшок себе не расшиб, но вид у парня оказался неважнецкий. Пара-лизатор мгновенного действия не мешал ему дышать, и глаза жертвы тоже слегка шевелились. Боли в этих глазах оказалось столько, что шеф поспешил отойти подальше. Гусев присел на корточки, отыскал на бедре у Валюшка желтое пятнышко хвостовика-стабилизатора, осторожно потянул за него и вытащил иглу. -- Одна из трех, -- сказал он. -- Надо было ниже брать. Парта дурацкая помешала. Ничего, Леша, потерпи. Так надо, сам понимаешь. Валюшок страдальчески всхлипнул. За месяц тренировок ему, как положено, рассказали про выбраковку все, что можно. Но фирменный гусевский приемчик в стандартный набор не входил. Более того, никто о нем и не знал, кроме шефа и тех, кто вместе с Гусевым работал. Случись Гусеву или его ведомым проболтаться. Агентство устроило бы своему эксцентричному ветерану настоящий остракизм. Скорее всего другие ведущие и командиры групп не без основания сочли бы Гусева законченным подонком. Не говоря уже о том, что никакой педагогикой здесь и не пахло, а вот психопатия цвела махровым цветом. Учить ведомого жизни, стреляя в него, значит навсегда поселить в душе человека ту самую боязнь пополам с ненавистью, о которой Гусев только что распинался. Правда, направлена была бы эта сильная эмоция не против окружающего мира, а против самого ведущего. Но Гусев считал иначе. -- Вот теперь, -- сказал он, доставая шприц с антидотом, -- ты знаешь, коллега, что тебе предстоит делать с людьми. Со всяким отребьем, с нравственными уродами, с врагами общества и лично твоими врагами. Но все-таки с людьми, способными кое-что чувствовать. Ты будешь направо и налево раздавать боль. Жуткую боль. Невыносимую. Он ввел парализованному лекарство и широко улыбнулся. -- Сейчас отпустит, -- пообещал он. -- И если ты к этому моменту не передумаешь, то милости просим в наше скромное Агентство социальной безопасности. Знаешь, как меня на днях один милиционер обозвал? "Вождь палачей", вот как. А я, дурак, все думал, что последний из могикан. ГЛАВА ПЯТАЯ Стокер действительно погрешил против истины: Влад не питался кровью своих подданных, предпочитая менее экзотические блюда. Однако свое прозвище он носил более чем заслуженно. Патруль им достался самый "урожайный" -- с восемнадцати до двух ночи, это Гусев нарочно попросил. Валюшок явился на инструктаж в положенное время, был тих, скромен и по сторонам лишний раз не оглядывался. Хотя посмотреть было на что -- сегодня по центру города заступала группа Мышкина и еще четыре тройки, одна другой колоритнее. И все сидящие в классе, разумеется, нет-нет да бросали взгляд на новичка. Без комментариев вслух, но с откровенной тоской. Внешность и манеры новоиспеченного выбраковщика для ветеранов свидетельствовали об одном -- АСБ вырождается. Сегодня в классе собрались матерые волки, этакие шерифы без страха и упрека, привыкшие к тому, что они -- персонифицированный Закон. Люди, безоговорочно уверенные в том, что, если бы не их желание до последнего вздоха служить обществу, мир бы точно рухнул. Валюшок, по их понятиям, даже на помощника шерифа не тянул. Не было у него в глазах безоговорочной готовности по первому зову бросаться на выручку добрым гражданам. Вот хоть ты тресни -- не было. Так, еще один молодой дурак, решивший, что ему на работе позволено будет вволю покуражиться. Ну и, разумеется, ощущать себя более защищенным от всяческих неожиданностей в обычной жизни. Гусев, который эту повисшую в воздухе легкую неприязнь отлично чувствовал, на всякий случай поймал взгляд сидевшего неподалеку Мышкина и ему подмигнул. Но Мышкин только неопределенно двинул гигантской нижней челюстью и отвернулся. "Тем лучше, -- подумал Гусев. -- Значит, у парня будет меньше шансов сдружиться с нашими бравыми паладинами и нахвататься от них всяких глупостей. Вон тот же Мышкин на днях нес какую-то околесицу насчет господствующей расы и ее великого предназначения. Наверное, это лозунг "У нерусских не покупаем" так на него подействовал. Жутко внушаемый этот Мышкин. Прочтет какую-нибудь шизоидную книжку и тут же заделывается апологетом новой веры. Сначала он был убежденный йог, потом жуткий антисемит, в прошлом году из церквей не вылезал, а теперь, по-моему, в нацисты метит. А у него ведь, извини-подвинься, почти тридцать человек, и всем им он постоянно мозги компостирует... Может, подарить ему что-нибудь про экстрасенсорику? Действительно, пусть откроет в себе волшебный дар ясновидения и общается с Космосом. Хотя нет, опасно -- вдруг ему прямо из недр мироздания какая-нибудь чушь послышится..." -- ...и обязаны немедленно прибыть в указанную точку, -- привычно бубнил шеф. -- Также прошу обратить внимание на особую корректность в общении с сотрудниками МВД. Не далее как вчера один из бойцов группы... неважно, какой группы, позволил себе грубость и нетактичное поведение. С этим надо кончать. Хотя по статусу Агентство и находится в равных условиях с МВД, тем не менее одна из наших основных задач -- всемерная и неукоснительная поддержка... -- Пусть тогда сами дворняг отстреливают, -- прогудел Мышкин. -- Если, значит, в равных условиях. А то, короче, совсем обнаглели, взяли моду языки распускать. Мне все Данила рассказал, не извольте сомневаться. Шеф смерил Мышкина оценивающим взглядом. -- Чтобы это -- в последний раз! -- процедил он. -- Я больше не буду, -- пообещал Мышкин вызывающим тоном. В классе одобрительно захихикали. -- А ты что, тоже в милиционеров камнями бросаешься? -- удивился шеф. -- И еще забраковать обещаешь? -- А-а... Никак нет, товарищ начальник. Я по поводу, так сказать, выкриков с мест. Но если, значит, какого мента надо забраковать -- милости просим. Как говорится, перед законом все равны. -- Но некоторые равнее других, -- негромко ввернул Гусев. Все головы в классе словно по команде обернулись к нему. -- Вы на что намекаете, товарищ Гусев? -- прошипел начальник отделения. -- Я ни на что не намекаю, шеф. Я просто говорю, что АСБ в принципе стоит над законом. Но из этого вовсе не следует, что мы должны стрелять в бродячих собак. Дворнягами обязаны заниматься органы санэпиднадзора. Их что, упразднили? Или в городе ни одной двуногой сволочи не осталось? Мы что, получается, всех гадов уже поубивали? Может, я тогда домой пойду? -- Гусев, -- сказал шеф подчеркнуто ровным голосом, что предвещало мощную истерику. -- У тебя не язык, а помело. Но это еще не значит, что ты самый умный. Хочешь на мое место? Ах, не хочешь... -- На место каждой убитой нами московской дворняги тут же приходит от трех до пяти собак из-за городской черты, -- сказал Гусев. -- Я вчера позвонил своему приятелю-зоологу, и он мне все очень хорошо объяснил. Думаю, наверху это тоже знают. А еще в головном офисе знают, что стрелять по невинным существам выбраковщики не приспособлены, для них это шок. А в особенности -- когда мимо идут наши славные чистенькие незамаранные менты и отпускают ехидные комментарии. -- Мол-чать! -- рявкнул шеф. -- И после инструктажа -- ко мне в кабинет. Оба! И ты, Калинин, тоже! -- Я просто зевнул, -- сообщил Калинин. -- Мол-чать! Значит, так. Приказ. С этого дня. Кто поднимет руку на милиционера -- в патруль навечно. Пожизненно! Никаких больше специальных операций, никаких премиальных, ни-че-го! Все. Разойтись! Мышкин и Гусев, ко мне! -- А я? -- поинтересовался Калинин, демонстративно зевая. -- А ты пошел на маршрут! -- Yes, Sir! -- Что?! -- Будет исполнено, ваше благородие!!! -- Вон отсюда!!! -- заорал шеф. -- Все! Бегом! Негодяи! Разгильдяи! Всех на мясо! К бандитам в рудники! На лесоповал! Выбраковщики дружно повскакали с мест и ринулись к выходу из класса. -- Не уходи, -- сказал Гусев на ухо Валюшку. -- Посиди здесь. В уголок вон отойди и сядь. Я быстро. Валюшок кивнул и растворился в бурлящей у двери хохочущей толпе. Кричащего и визжащего начальства здесь не боялись. Здесь боялись начальства спокойного и хладнокровного, готового тебя забраковать. В кабинете шеф несколько минут топал ногами и плевался, а потом устал, рухнул в кресло, утер лысину грязноватым платком и неожиданно спокойным тоном спросил: -- Гусев, это что, правда? -- Насчет чего? -- не понял Гусев. -- Насчет собак. -- А-а, разумеется. Город не может прокормить больше определенного числа животных. А если даже вывалить всю еду на помойки, так у каждой стаи все равно есть четко очерченный ареал. Ну, зона обитания. Поэтому число собак в Москве -- более или менее постоянная величина. Просто иногда стаи наглеют и слишком часто попадаются на глаза. Тогда их начинают отлавливать, чтобы пейзаж не портили. Но стоит выбить одну собаку, как тут же освобождается ниша. Занять которую мечтает несколько псов, сшивающихся за Кольцевой. Они бросаются в город и начинают бороться за эту нишу. Ослабленная потерей бойца стая не может им эффективно противостоять, и в конце концов в нишу втискивается минимум двое... И так далее. Короче говоря, проще всех сук переловить и спирали им поставить. Лет на пять никаких проблем... -- Спирали?! -- Ну, я не знаю, как это у собак делается, я образно. Шеф задумчиво поскреб лысину. -- В городе денег сейчас завались, -- поддержал Гусева Мышкин. -- Так сказать, девать некуда. Могли бы давно наладить такую программу. И короче, Пэ совершенно прав -- куда девалась санэпидстанция? -- Вы на все готовы, лишь бы не перетрудиться, -- съязвило начальство. -- Даже собачьими гинекологами заделаться. Мышкин и Гусев переглянулись. Видимо, перспектива ловить дворовых сук и делать им операции как-то не приходила им в голову. -- А хоть и гинекологами, -- заявил Мышкин. -- Лишь бы, так сказать, не убийцами. Шеф посмотрел на Мышкина косо, но промолчал. -- Напишите запрос, -- предложил Гусев. -- В Комитет по экологии Верховного Совета. То есть не вы лично, конечно, а пусть главный по Москве напишет. Подбросьте ему идею. Шеф подергал носом и сдался. -- Попробую, -- сказал он нехотя. -- Это же, так сказать, нарочно делается, -- понизив бас до шепота, сообщил Мышкин. -- Короче, сегодня дворняжки, а завтра что? Каждому по метле? -- Метел не дадут, -- авторитетно заявил Гусев. -- Ты забыл, в городе уже по четыре дворника на подъезд. Скоро тротуары с мылом будут мыть, как в каком-нибудь, блин, Антверпене. Когда ты в последний раз видел под ногами окурок? Мышкин глубоко задумался. Шеф, сопя, открыл ящик письменного стола и достал сигареты. Наверное, подействовало напоминание об окурках. -- Между прочим, коллеги, -- сказал Гусев. -- Меня только что осенило. Я ведь, кажется, догадался, почему санэпиднадзор так распустил дворняг, что их пора ставить на место. -- Я тоже, -- хмыкнул шеф. -- Ладно, свободны. Но впредь! Чтоб никаких. Ясно? -- Есть! -- в один голос отрапортовали выбраков-щики. -- И не сметь перебивать старшего по должности! -- Так точно! -- Несите службу. -- Разрешите идти? -- Брысь. За дверью Мышкин тяжело хлопнул Гусева по плечу, чуть не вколотив его этой лаской в пол по колено. -- Молодец, Пэ, -- сказал он. -- Спасибо за поддержку. Вижу, значит, не заржавел. А то разное про тебя... Да! Короче, так что там насчет санэпидстан-ции? -- Мы же всех сумасшедших забраковали, -- потирая ушибленное плечо, объяснил Гусев. -- И очень жестко. А ты представь себе, что за типы работали со-баколовами! Они сейчас либо в земле, либо в клиниках. И тех, кто подлечится, уже на живодерку не потянет. -- Получается, мы себе на задницу, так сказать, проблему создали? -- Да нет. Тут одно из двух. Либо ты прав, и это нарочно делается, чтобы Агентство расшатать... -- Нерусских очень много во власть пролезло, -- пожаловался Мышкин. -- На кого ни глянь -- то, значит, почти еврей, то настоящий еврей, то вообще, так сказать, жидяра пархатый. Вот бы их самих в живодеры! А еще лучше -- в брак! -- ...либо о нас просто слегка подзабыли, -- закончил мысль Гусев. -- Забыли, что мы из себя представляем. Не знают, куда приткнуть. Агентство страну подчистило -- дай бог. Работы почти не осталось, да и клиентура измельчала. Если сейчас кто-то снова голову поднимет, это все равно капля в море. Менты и без нас справятся. И встает интересный вопрос -- а что с нами делать? Он не стал объяснять, насколько многогранно его видение проблемы и как укладываются в эту концепцию участившиеся случаи милицейского произвола и многое, многое другое. С Мышкиным нужно было изъясняться коротко и четко, иначе громила переставал слушать и уходил в себя. -- Короче, разгонят нас, -- вздохнул Мышкин. -- Или... Ты чего так смотришь, Пэ? -- Да нас попросту забракуют, -- сказал Гусев. -- Типун тебе на язык! А на фига тогда Агентству молодых набирать? -- А вот они нами и займутся! -- ляпнул Гусев и сам задохнулся от нахлынувшего вдруг ужаса. "Черт побери! Это называется -- осенило". -- Как вот дам по шее! -- рявкнул Мышкин. -- Не надо. Пока не за что. -- Тьфу! -- Мышкин угрожающе потряс лапой над затылком Гусева. -- Короче, ты меня так больше не пугай. Я теперь неделю спать не смогу. Я, так сказать, мнительный ужасно. Зар-раза... Ладно. Ты сегодня без места? -- Да, я в свободный полет, мне ведомого обминать надо. -- А хотя бы приблизительно? -- Треугольничком возле офиса. Новый Арбат, Смоленская, Арбат, по Бульварам слегка. -- Значит, так сказать, пешком. Хорошо. Значит, Пэ... Короче, в ноль часов жду тебя на стоянке у памятника Маяковскому. Уже чтоб был на машине. Приезжай, ладно? -- Интересное кино, -- пробормотал Гусев. -- С чего бы это вдруг? -- Значит, нужен, -- коротко ответил Мышкин. -- А куда я ведомого дену? -- С собой бери. Это ничего. Заодно, так сказать, и обомнется, хехе... -- Ладно... -- протянул Гусев задумчиво. -- Считай, договорились. Хотя, если честно, не ожидал. Думал, меня уже все, в пенсионеры записали. -- Тебя не забыли, -- сказал Мышкин твердо. -- Ну, пока. Живи! -- Живи, -- отозвался Гусев старым, почти забытым прощанием выбраковщиков, уходящих на работу. -- Да, вот еще! -- Мышкин что-то вспомнил и обернулся. -- Меня тут те, которые помоложе, донимали, так сказать, почему нашу формулу называют, значит, "птичкой". Я не стал говорить, правильно? Незачем. Ага? -- Правильно, -- кивнул Гусев. -- Похоже, ты действительно ничего не забыл. Мышкин подмигнул, махнул рукой и пошел к выходу, откуда доносились голоса его подчиненных- Гусев свернул в тактический класс. В углу Валюшок, закинув ногу на ногу, листал какую-то брошюрку. -- Это что у тебя? -- спросил Гусев. -- Устав внутренней службы? -- Да нет. -- Валюшок поспешно убрал брошюру в карман и встал. -- Это памятка. -- Забудь, -- усмехнулся Гусев. -- Будет тебе сегодня памятка, мало не покажется. Идемте, агент Леха Валюшок. Поздравляю вас с первым выходом на маршрут. ГЛАВА ШЕСТАЯ Надо отдать Тепешу должное -- в своем палаческом усердии он не давал поблажки никому, независимо от национальности или общественного положения. -- Вы разве без машины? -- удивился Валюшок, когда Гусев, выйдя из подъезда, сунул руки в карманы и, пыхтя сигаретой, бодро направился в сторону Арбатской площади. -- Подумай, -- бросил Гусев через плечо, не останавливаясь. Валюшок догнал ведущего и пристроился рядом. От дальнейших расспросов он воздержался -- то ли решил сойти за умного, то ли попросту опасался лезть, что тоже свидетельствовало о присутствии некоторого интеллекта. Гусев докурил, небрежно выплюнул окурок в подвернувшуюся урну, промазал и, раздраженно кряхтя, отправился подбирать бычок с асфальта и водворять его куда положено. -- Здесь пешком везде два шага, -- снизошел он до объяснения. -- А на машине сплошная пробка. Ничего, ближе к ночи покатаемся. На автостоянке, примостившейся по-над стеной тоннеля, уходящего под Новый Арбат, двое мусорщиков со своим "полотером" усердно вылизывали асфальт, и какая-то смурная небритая личность с сизой физиономией ковырялась в парковочном счетчике. Гусев свистнул. Его проигнорировали. Выбраковщик перешел дорогу и легонько ткнул небритого пальцем в бок. Небритый чуть ли не со скрипом повернулся к Гусеву, обнаружив при этом на груди форменный жетон, а на молодом еще пропитом лице -- выражение полнейшей отрешенности. -- Привет, -- сказал Гусев. -- Ты в порядке? -- А-а... -- пробормотал небритый. -- Здорово. Да какой, бля, порядок. Гибель. Похмелиться-то нельзя, выгонят. А я вчера именины отметил. Как нае... В общем, как начал, так и кончил. А что делать, если у меня тормозов нету? Спасибо, не буйный. -- Ну и ну! -- восхитился Гусев. -- Интересно, что с тобой бывает после дня рождения... -- На день рождения теща заходит, она меня придерживает слегка. -- А жена, значит, тоже без тормозов... -- Накрылась у меня жена, -- вздохнул небритый. -- Два года уже как. За наркоту. -- Хм-м, соболезную, -- протянул Гусев без тени сочувствия в голосе. -- Чего ж ты на ней женился? Знал же, чем кончится. -- Думал, справимся как-нибудь. -- С этим не справляются, это лечат. Но мало кому помогает. Ладно. Как я вижу, ты мне ничего интересного рассказать не хочешь. -- А у нас с того раза все тихо. Форменный коммунизм, не на кого стукнуть. -- Но ты посматривай все-таки. -- Будь уверен, начальник. Как только, так сразу. -- Про жену твою узнать? Может, вернется еще. Небритый перекосился в ухмылке. -- Не смеши, начальник, -- попросил он. -- Что ж я, не понимаю... -- Как раз не понимаешь. Всякое бывает. -- Даже если и так -- шла бы она... -- Тебе виднее. Ну, пока. -- Бывай. Мимо проехал, тихо жужжа, "полотер". Один из мусорщиков сидел за рычагами, второй шел следом, придирчиво оценивая результат. Асфальт за машиной разительно менял цвет. Его будто бы только что положили. Видно было, что моющие средства эта пара не экономит. -- Вы чего так стараетесь? -- спросил Гусев. -- Начальство ждете? -- Да не, -- сказал пеший. -- Просто хочется, чтоб было красиво. -- Скоро чихнуть на улице нельзя будет, -- пробормотал Гусев себе под нос. -- Сразу прибегут двое с лопатами и один с ведром. Где их только набирают, этих маньяков... -- А мне нравится, -- сказал Валюшок. -- Мне тоже, -- согласился Гусев. -- Я просто на самом деле боюсь однажды выволочку схлопотать за то, что жвачку мимо урны выплюнул. Они снова пересекли дорогу. -- Слушай, -- вспомнил неожиданно Валюшок. -- А что ты говорил, будто наркомания лечится? Ее же больше не лечат у нас. Или всетаки... -- Опытный психотерапевт может вылечить наркомана. Разумеется, не всякого. И потом, это очень кропотливая и долгая работа. Но в некоторых случаях наркомания поддается лечению. Причем медикаменты здесь не главное. Быстрая детоксикация занимает, по-моему, часов десять или двенадцать. А психологическая зависимость все равно остается. Важно устранить причины, по которым наркоман хочет уйти из реальности. Садится на иглу только тот, кому положено на нее сесть. Кому очень нужно. -- А кому не нужно? -- тут же спросил Валюшок. -- Тот и не садится. -- А кому э-э... не очень нужно? -- не унимался Валюшок. -- Того после диагностики оставляют в живых и гонят в рабочий лагерь. Поэтому я и сказал, что некоторые в принципе смогут вернуться. Лагерь -- не каторга, выжить можно... Несчастными забитыми животными с навеки потухшим взглядом, но они вернутся. И им уже ничего не понадобится, в том числе и наркотиков. Расслабься, Леха. От наркоты только одно верное средство, которое помогает всем, -- пуля в голову. У табачного к