оде рыболовного крючка. - Ну прошу вас, - Дэн сжал кулаки, - выньте у меня эту пружину! Я не хочу быть заводным человечком! Вы понимаете - не хочу! Не хочу! - Мы еще поговорим на эту тему, - мягко сказал доктор, - а сейчас подождите минутку. - Он подвинул к себе телефон и попытался набрать номер. Палец его дрожал и дважды соскочил с диска. Наконец он получил соединение и сказал: - Мисс Кучел? Это доктор Цукки. Зайдите, пожалуйста, ко мне на минутку... Да, да, в лабораторию. Дэн сжался в комок. Сердце рванулось, как гоночный автомобиль. Мысли, отталкивая друг друга, ринулись вдогонку. Секунды набухали, росли до бесконечности, растягивались и не хотели уходить. Минуты подавляли своей огромностью. Внезапно из комнаты за дверью послышался смеющийся голос: - Доктор Цукки, где вы? - Одну минутку, - пробормотал Цукки, открыл металлическую дверь, впустил Фло и тихо вышел из камеры. Дэн смотрел на Фло. Казалось, что кто-то невидимый медленно менял диапозитивы в ее глазах. Прозрачное веселье тускнело, темнело, и вместо него приходило выражение острой и недоуменной боли. Фло с силой провела рукой по лбу и закрыла на мгновение глаза. - Дэнни, - вдруг прошептала она и заплакала. Слезы набухали в ее глазах и по-детски скатывались по щекам и носу. - Дэнни... - Она, казалось, колебалась с секунду, потом судорожно закинула ему руки за шею и прижалась к нему. Она все сжимала и сжимала руки, старалась распластаться у него на груди и при этом все повторяла: "Дэнни, Дэнни", будто боялась забыть это слово. Медленно и осторожно он положил ей руки на спину и ощутил под ладонями знакомое живое тепло. Он прижал губы к ее шее и замер, не думая ни о чем. Не было ни экранирующей камеры, ни колючей проволоки, ни ужаса самосознания, ни стимулятора, ни доктора Цукки - ничего. Была лишь страшная и горькая, сладостная и огромная нежность к этому трепетавшему подле него существу. От этой нежности перехватывало дыхание и на глаза навернулись слезы. Фло, Фло... Роберт Брайли не любил доктора Цукки. Неприязнь эта была полной и гармоничной. Его раздражало мягкое, нерешительное лицо, безвольный рот, и даже очки доктора Цукки с толстыми стеклами и толстой оправой были ему неприятны. Его смешили костюмы коллеги: мешковатые и с привычными неопрятными складками на брюках и пиджаке. Его бесила манера доктора говорить: он всегда мямлил, словно в нерешительности обдумывал простейшие вещи, прежде чем сказать их. Его угнетал провинциальный идеализм Цукки, умственная трусость и боязнь точных формулировок. Будучи ученым, Брайли не раз пытался анализировать свою неприязнь к нему. Иногда ему казалось, что он не любит Цукки потому, что тот вышел из другой социальной среды. Но тут же он возражал себе, что среди его знакомых многие выбились из самых низов, и ни к кому из них он не испытывал ни малейшей антипатии. Не мог он и завидовать Цукки. Начиная с научной карьеры и до гольфа, он был гораздо удачливее Юджина. Особенно в гольфе. Стоило посмотреть, как тот замахивается клюшкой и в глазах его при этом появляется мучительно напряженное выражение неудачника, сознающего, что он неудачник, как становилось ясным: далеко этот человек не пойдет. И хотя Брайли не мог сказать себе, почему именно он не любит Цукки, он, не любя его, не мог заставить себя относиться к нему, как относился ко многим на базе: сугубо сухо и официально. Казалось, что едкое раздражение, которое он испытывал во время бесконечных споров, стало уже необходимо ему, как некий странный наркотик. Он все время пытался переубедить его, переспорить, прижать в угол бесспорными аргументами, заставить выкинуть белый флаг. И не мог. В последний момент тот отказывался сдаваться. Может быть, Цукки не хватало гордости? Человека негордого победить бывает труднее - у него не хватает гордости признать поражение. Порой он начинал думать, что пытается сломить не Цукки, а самого себя, но мысль была абсурдна, и он ее с презрением отбрасывал. Постепенно, сам не замечая того, он принялся внимательнейшим образом шпионить за Цукки, находя в этом какое-то сладостное удовлетворение. Однажды, как он себя уверял - от скуки, он собрал крохотный микрофончик, который незаметно спрятал в лаборатории Цукки и время от времени развлекался, прислушиваясь у себя в комнате к его свинячьему похрюкиванию. Когда Цукки работал над особенно сложной схемой, он всегда похрюкивал. Сейчас похрюкивания не было слышно. Шаги. Кто-то вошел к Цукки. Ага, это новенький, Карсуэлл. Брайли прижал ухо к динамику. Это интересно. В высшей степени интересно. Странные беседы для сотрудника базы, да еще с объектом. Оригинально! Объяснять действие стимулятора! Они ведь подписывали кучу бумаг, в которых клялись никогда и никому не разъяснять работ на базе. Смешно. Как он сразу не мог раскусить эту толстую неопрятную свинью! Он же предатель, Цукки. Он из тех, кто прикрывает свое предательство такими гладенькими и гаденькими фразами о моральной ответственности ученого. Он из тех, кто, побив себя кулаками по впалой груди, бросался продавать военные секреты страны любым врагам. И даже бесплатно. Лишь бы предать. Само по себе предательство не вызывало в Брайли ненависти. Он был слишком умным человеком, чтобы приходить в ужас от таких вещей. Но Цукки, мямля Цукки со своими сомнениями... Ему вдруг стало легко и весело на душе, словно с нее свалился груз. Вот, оказывается, в чем дело: предатель! Предатель! Предатель! Вот она, его правда! Вот они, его принципы! Вот она, его душевная чистота! А он, Брайли, хорош, нечего сказать. Споры, споры, споры... Аргументы и контраргументы... С кем? С элементарным предателем. А это кто? Ах да, мисс Кучел. Ну конечно, Цукки что-то говорил о том, что они любят друг друга. Почему они все замолчали? Странно! А может быть, экранирующая камера? Не может быть!.. А почему, собственно? Почему не может? После объяснения действия стимулятора все может быть! Брайли почувствовал острую, ни с чем не сравнимую радость. Цукки у него на веревке. Он проденет ему кольцо в нос и будет водить его, как быка. Безрогого быка. Ах, Цукки, Цукки! Цукки-брюки. Цукки провалился в брюки. Не в брюки, дорогой Юджин, а значительно глубже! Завести объект в экранирующую камеру - великолепно! Не надо только спешить. Надо все хорошенько обдумать и наметить план действий. Ах, Цукки-брюки, кто бы мог подумать!.. Можно было бы, конечно, тотчас же сообщить Далби и Уэббу. Мало того: не "можно было бы", а "нужно было бы". Но не стоит себе отказывать в маленьком удовольствии. Сообщить будет не поздно и через несколько дней. Совсем не поздно... Ему даже стало жарко от всего случившегося. Он расстегнул воротник и вытащил из кармана сигарету. Он закурил и глубоко затянулся. Смешно, что он так радуется чужой подлости. А подлости ли? Конечно, это подлость, с какой стороны ее ни рассматривай. Он пригладил волосы и вздохнул. Проще нужно смотреть на вещи. Проще. Кому нужна в наш век достоевщина? Разве что таким, как этот Цукки... УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА Земля была сухая и твердая, и лопата никак не хотела входить в нее. Дэн наступил ногой на загнутую кромку штыка, несколько раз дернул за ручку и наконец вывернул ком земли. "Здесь так сухо, что нет червей", - подумал он, вспомнив, как копал мальчишкой червей для рыбной ловли. Они пытались спрятаться, целиком уйти в землю, но он цепко хватался за скользкий, извивающийся конец червя и торжествующе вытаскивал его. Каждый раз он удивлялся, что червяк, такой слабенький и мягкий, не рвался пополам, а целехоньким оказывался у него на ладони, откуда шлепался в консервную банку и присоединялся к медленно копошащейся куче своих собратьев. Иногда он думал: а понимают они, что с ними случилось что-то страшное и что никогда снова не смогут они лениво сверлить головами влажные пласты земли? Он не мог ответить себе на вопрос и, не зная ответа, быстро забывал о нем. А знает ли он ответы на все вопросы сейчас, стоя с лопатой в руках около клумбы, которую ему поручили вскопать? Наверное, нет, и поэтому не хочется думать ни о чем. Фло... Как это невыразимо странно! Он помнит, как его губы прижимались вчера к ее коже, и она все сжимала и сжимала руки у него на шее, и ее ладони, всегда прохладные, были сухи и горячи. Помнит и не помнит. "Наверное, - лениво подумал Дэн, - человек хорошо помнит тогда, когда не только вспоминает свои чувства, но и снова переживает их, воскрешая в памяти пережитое и перечувствованное. Но позволь, Дэн, тебе вот сейчас хорошо и покойно на душе. А вчера, ты это помнишь, сердце твое съеживалось в комок, словно кто-то выжимал его, как губку". Он безразлично пожал плечами. Он уже привык к вопросам, которые остаются без ответа, вымываются из него радостью бытия и, словно оглушенные рыбки, уносятся кверху животами ровным током блаженного забвения. Но сегодня, впервые за последние дни, рыбки не сразу переворачивались животами кверху и не сразу уносились прочь. Фло... В этих коротких звуках, которые он повторил про себя несколько раз, еще угадывался волшебный трепет, который он так остро чувствовал раньше. Слово это казалось ему почему-то округлым и сильным, как голова моржа, и сегодня оно впервые сопротивлялось потоку радостного спокойствия, струившегося в него откуда-то извне. Теперь он знал, откуда оно берется, но знание ничего не меняло, ничего. Он уже вскопал почти половину клумбы и приспособился к земле. Нужно было вогнать штык наполовину или чуть меньше, несколько раз энергично покачать ручкой лопаты, а потом уже вложить всю тяжесть тела в ногу, упирающуюся в кромку штыка. Ловко. Молодец, Дэнни. Дэнни... Как она вчера повторяла: "Дэнни, Дэнни, Дэнни..." Клумбу разрезала пополам длинная фиолетово-черная тень, остановилась и сказала голосом доктора Брайли: - Как дела, мистер Карсуэлл? Дэнни воткнул лопату в уже вскопанную землю, отер тыльной стороной ладони пот со лба и улыбнулся: - Спасибо, доктор Брайли. Просто не верится, что в эдакой суховище будут расти цветы! - А мы сюда подведем воду. Над клумбой будет вращаться маленький разбрызгиватель, все время увлажняя землю. Представляете себе, какая будет клумба? Хоть на конкурс цветов. Удивительно, как все без исключения люди на базе были ему приятны и симпатичны! Какой он милый, этот доктор Брайли! Такая жарища, а он, как всегда, безупречно одет, и пробор у него точно лакированный. - Послушайте, дорогой мой Карсуэлл, вы меня, право, обижаете. - Я? - испугался Дэн. - Помилуйте, я и в мыслях того не держал! - К моему коллеге Цукки вы заходите, а ко мне никогда. Знаете, народа тут у нас не так уж много, и радуешься каждому новому собеседнику. "Смешной какой! - подумал Дэн. - Обидчивый, как девочка". - Не знаю, доктор Брайли, мне просто было как-то неловко беспокоить вас. - "Беспокоить"! Еще что! Я ж вам говорю: у нас здесь ценишь беседу с каждым новым человеком. Вчера, например, вы, наверное, часа полтора просидели в лаборатории моего коллеги. - Вы меня прямо конфузите, доктор Брайли! Конечно, я с удовольствием беседую с доктором Цукки, но я был бы счастлив зайти и к вам. - Завидую я Цукки! - мечтательно сказал Брайли. - О чем вы, интересно, болтали там весь вечер? Такое общество... Ведь и мисс Кучел тоже зашла на огонек? Наверное, доктор Цукки показывал вам лабораторию и экранирующую камеру? Готов поспорить, что он рассказывал вам об очень интересных опытах, которые мы здесь проводим. А? Вы должны быть ему благодарны. Без него вы вряд ли бы узнали о таких вещах - верно ведь? Дэн уже открыл было рот, чтобы сказать "да, конечно", но округлое и сильное слово "Фло" почему-то снова на мгновение вынырнуло на поверхность его сознания, отчаянно борясь с течением. "Но ведь доктор Брайли милейший человек, мне так хочется рассказать ему обо всем, о чем он меня спрашивает", - мысленно сказал Дэн Фло. "Доктор Цукки рассказал нам вчера то, что не должен был рассказывать", - прошептала Фло из последних сил. Течение подхватило ее, закружило, понесло. Но странным образом ее настойчивый шепот все еще стоял в ушах Дэна. Он почувствовал, что дрожит, словно на спине у него лежал непосильный груз. Он слабо улыбнулся и, не понимая, как может лгать такому милому, симпатичному человеку, как доктор Брайли, сказал: - Рассказывал об опытах? Каких опытах? Брайли разочарованно поморщился. Он взглянул на Дэна, на лице которого блуждала слабая глуповатая улыбка, и спросил: - Но о чем-нибудь интересном вы говорили? У мисс Кучел... - Не знаю, - засмеялся Дэн и протянул руку к лопате, - не помню, доктор Брайли. Но я обязательно зайду к вам. Спасибо за приглашение. Фиолетово-черная длинная тень на клумбе качнулась, рывками, в такт шагам, соскользнула с взрытой земли и исчезла. "Я... я... соврал! - крикнул про себя Дэн. Ему почудилось, что поток бессмысленной радости, нагнетаемой в его голову, чуть ослабел. - Должно быть, потому, что я выстоял", - подумал он. Но усилие было слишком большим. Он больше не мог сопротивляться привычной улыбке, которая растягивала его губы. Через минуту он уже не помнил, почему улыбался. Когда доктор Цукки закрыл за собой металлическую дверь экранирующей камеры, Дэн долго молчал, с силой растирая себе ладонью лоб. - Скажите, доктор, - наконец спросил он, - возможно ли волевое усилие, когда человек находится под воздействием телестимулятора? - В принципе нет, - сказал доктор Цукки и тревожно посмотрел на Дэна, - но вообще трудно сказать... У нас еще слишком мало данных. Хотя пока, повторяю, мы с такими вещами не сталкивались. Сильное возбуждение очагов наслаждения в мозгу. - Оставьте, доктор. Мы не на лекции. Не знаю как, но сегодня я, кажется, устоял перед стимулятором. - Интересно, в высшей степени интересно! - Глаза доктора Цукки за толстыми стеклами очков подслеповато заморгали. - Как же это произошло? - По-моему, Брайли не только знает, что вчера мы были здесь у вас, но знает и про ваши объяснения, и про камеру. Полное смуглое лицо Цукки бледнело постепенно. Сначала кровь отлила от носа, сделав его почти синим, потом от лба и щек. Губы его затряслись от испуга. Он оглянулся вокруг и прошептал срывающимся голосом: - Не может быть! Боже, что со мной будет? Я погиб, погиб! Бежать к нему, броситься на колени, умолить... - Внезапно, опомнившись, Цукки сказал, подбадривая себя: - Не может быть! Вам просто показалось. Как он мог подслушивать? Каким образом? Нет, это чушь какая-то. - Не знаю. - Дэн испытывал теперь легкую брезгливость к этому пухлому, трусливому человеку. - Не знаю, как он мог подслушивать, но у меня впечатление, что он обо всем знает и о многом догадывается. Не впечатление даже, а уверенность. Скажите спасибо, что я каким-то чудом смог удержаться и не выболтал ему все, что знаю. Я ведь прекрасно помню, как ябедничал вам на самого себя. Это один из ваших лучших трюков. Но другой раз я, может быть, и не выдержу. Если бы Брайли помучил меня еще несколько минут, я бы с кретинской улыбкой предал вас и себя. Дэн криво усмехнулся и не мог удержаться, чтобы не ощупать себе голову. Но под корнями волос череп был гладок, и он не мог найти ни бугорка. - Что же делать, что же делать? - заметался доктор Цукки. Пальцы его шевелились, каждый сам по себе. - Мы же все пропадем! Вы и не представляете себе, какие здесь строгости. Боже мой, боже мой! Зачем я только... - Перестаньте, доктор, - ровным голосом сказал Дэн. Он чувствовал безмерную усталость, и странное спокойствие охватило его, как тогда дома, когда, выбросив труп Клеопатры в мусоропровод, он стоял перед зеркалом. - Я знаю только один выход: Брайли нужно убить. Цукки, словно подброшенный пружиной, подскочил на стуле, нелепо взмахнул обеими руками и крикнул: - Прекратите дурацкие шутки, Карсуэлл! Я запрещаю вам так шутить! - Я не шучу, - скучно сказал Дэн. Сигарета заплясала в пальцах Цукки, и он никак не мог усмирить ее, чтобы попасть ею в огонек зажигалки. - Я запрещаю вам говорить об этом! - Во-первых, плевать я хотел на ваши запрещения, - тихо сказал Дэн, - а во-вторых, прекратите истерику. Если вы сейчас же не возьмете себя в руки, я вам набью вашу ученую морду, даю честное слово. Цукки негодующе выдохнул табачный дым и вместе с ним возбуждение. Он безвольно откинулся в кресле, и тотчас же его светло-зеленый халат собрался на животе и груди в привычные мягкие складки. - Убить Брайли, убить? - В голосе его звучало искреннее стремление понять смысл произносимого им слова. - Как это - убить? - Очень просто, - сказал Дэн. - Насильственно лишить его жизни каким-либо способом. Как говорили когда-то: "Повесить его за шею, и пусть он висит до тех пор, пока жизнь не покинет его". - Вы хотите его повесить? - Казалось, что Цукки готов был теперь поверить Дэну, что бы тот ни сказал. - Не думаю, - усмехнулся Дэн, - слишком хлопотно. - Но скажите мне честно, Карсуэлл, вы пошутили, правда? - Нет. Если мы не убьем Брайли, вас упрячут в тюрьму, а мы с Фло надолго, если не навсегда, останемся телеобезьянами. - Но убить человека... - Да, убить человека. А меня вы разве не убили? А Фло, а Фостера и еще человек пятьдесят? Разве это не убийство? Ограбить мозг, душу и сердце и превратить в улыбающегося робота... - Я не знаю, Карсуэлл... Это слишком сложно... - Вы не знаете, хотя вы ученый, а я знаю, хотя я не ученый, а обычный человек, с трудом осиливший университет и зарабатывающий на кусок хлеба в паршивом рекламном агентстве. Я знаю, Цукки. Вы понимаете, знаю! Я знаю, что они не колебались, когда хотели убрать меня тогда. Таблетки с ядом - это всерьез. Несколько минут они оба сидели молча, потом Дэн нагнулся к уху Цукки и что-то зашептал... "НУ КОНЕЧНО ЖЕ, ЭТО САМОУБИЙСТВО" Полковник Далби посмотрел на заместителя, медленно расстегнул верхнюю пуговицу пижамы и сонно спросил: - То есть как умер? Вчера я только видел его. Майор Уэбб с четкостью, не лишенной злорадства, отчеканил: - Именно умер, сэр. Труп Брайли обнаружен, - майор посмотрел на толстый "ролекс" на руке, - ровно пять минут назад. Я приказал ничего не трогать в лаборатории. Полковник Далби не любил неприятностей. Он не любил происшествий. Он не любил никаких событий, ибо даже невинные события имеют скверную привычку со временем обращаться в неприятность. Он мгновенно представил себе целую лавину событий, даже неприятностей, которые навалятся на него, и застонал. - Кто обнаружил труп? - Калберт. Он убирает по ночам лаборатории. Он обнаружил труп пять... простите, уже шесть минут назад. Полковник Далби зажмурился. Ему хотелось снова заснуть и проснуться утром, когда все это окажется глупым сном. Не надо было есть на ночь отбивную. Когда заснуть ему все же не удалось, он свесил с кровати ноги и обреченно спросил: - Умер? - Совершенно верно, сэр. - Но как? - Мгновенно. Пуля попала в висок. - Пуля? - Совершенно верно. Пуля. Пистолет лежал около дивана. Полковник начал раскачиваться всем телом, и на лице его появилось обиженное выражение ребенка, которому сказали, что не берут его в цирк. - Сейчас, за три дня до приезда генерала Труппера! Боже мой, за три дня до приезда! С ума сойти! Что? - Я говорю: так точно, сэр, с ума сойти. - Перестаньте кривляться! Ваши идиотские строевые штучки действуют мне на нервы. Дайте мне, пожалуйста, брюки, вон они на спинке кресла. - Пожалуйста, сэр. Полковник наполовину натянул брюки и вдруг с надеждой спросил: - А может быть, это самоубийство? Майор Уэбб пожал плечами. - Я почти уверен, что это самоубийство, - продолжал полковник. - У ученых, знаете, это бывает. Переутомление. Нервная депрессия. Нет, нет, я почти уверен. Таких, как Брайли, не убивают. Он слишком ловок для этого. Слишком ловок. И потом, что это за убийство? Это же плохой вкус - взять и ухлопать человека на секретной базе. Нет, нет, не убеждайте меня. Это самоубийство. Брайли был слишком ловок, чтоб дать ухлопать себя. - По-моему, он был слишком ловок, чтобы покончить с собой. - Ну что вы, Уэбб! - испуганно сказал полковник. - Вы просто несете чушь. Вы представляете себе, сколько было бы неприятностей? А?.. Пошли. А выстрел кто-нибудь слышал? - Похоже, что нет. Лаборатории ведь стоят в стороне. Во всяком случае, никто ничего не сообщил. Уэбб сел за руль открытого "джипа", а полковник, поеживаясь от ночной прохлады, уселся рядом с ним. Призрачный свет фар жадно лизнул светлую стену административного корпуса и заплясал на дороге. Через минуту "джип" затормозил около здания лаборатории, у входа в которую стоял человек. - Я выключил свет, сэр, - сказал человек, - чтобы не привлекать внимания. - Хорошо, Калберт. Теперь зажгите его. Они вошли в лабораторию. На полу стояло ведро и лежала швабра. Полковник посмотрел на Калберта. - Я только вошел, сэр, зажег свет, поставил на пол ведро и тут же увидел его. Вот так он и лежал на диване. - Я понимаю, что так же. Вряд ли он перевернулся на другой бок, - нервно сказал полковник. Брайли лежал на диванчике на спине. Правая его рука свешивалась почти до пола. На полу лежал смит-вессон. Полковник сделал шаг к дивану и увидел, что правый висок Брайли был разворочен выстрелом. - Похоже, что выстрел был произведен в упор, - быстро сказал он. - Как вы считаете, Уэбб? - Возможно, сэр. Все возможно. - Что значит - все? Вы разве не думаете, что он сам стрелял в себя? - Я ничего не думаю, сэр. Мне лишь кажется, что все слишком похоже на самоубийство. - Что значит - слишком? Вы просто начитались детективных романов, Уэбб. Да и кто мог бы убить его? Некому. Я вам говорю - некому. Вызовите лучше Клеттнера, пусть он произведет вскрытие, составит акт и все там прочие формальности, а мы подождем утра и приступим к следствию. Хотя я и уверен, что это чистейшее самоубийство, нужно провести следствие по всем правилам, ведь здесь мы и полиция и суд. Далби говорил тоном обиженного ребенка, который возмущен незаслуженным наказанием. Разве он не делал всего, что требовалось? Разве не могло все идти так же тихо и мирно, как шло до сих пор? Разве он виноват, что на диване лежит мертвый Брайли? Полковник почувствовал отвращение к нему. Взял и подложил ему свинью прямо перед приездом Труппера. Эгоист. Нашел время стреляться... Истерики они все и ипохондрики. Самих бы их под стимулятор. В первую очередь чтоб знали, как стреляться на образцовых секретных базах... Допрос шел в кабинете начальника базы. Полковник Далби с несчастным выражением лица сидел за своим огромным письменным столом, то и дело скашивая глаза на сложенную вчетверо газету, которая для приличия была прикрыта "Таймом". На газете был виден наполовину решенный кроссворд. Рядом с полковником, с короткого края стола, сидел майор Уэбб. У окна, с трудом сдерживая зевоту, устроился доктор Клеттнер, главный врач базы. Глаза у него были сонные. Перед столом сидел доктор Цукки и нервно вздрагивал при каждом вопросе. - Доктор Клеттнер утверждает, - сказал полковник Далби, - что Брайли умер между часом и двумя ночи. - Понимаете, дорогой Цукки, это чистейшая формальность, но я вас вынужден спросить, где вы были в это время. - Да, да, конечно, я понимаю. - Цукки поспешно кивнул головой. - Да, конечно, конечно. Бедный Брайли, такие руки у него были!.. - Мы все потрясены, доктор Цукки, но я вынужден повторить вопрос: где вы были этой ночью, в частности от полуночи до двух? - Да, да, разумеется, - встрепенулся Цукки, - я был в своем коттедже. - Когда вы легли спать? - Около половины третьего... Уэбб бросил короткий взгляд на полковника. Полковник, зябко вздрогнув, быстро взглянул на Цукки. - Вы всегда так поздно ложитесь? - Нет, мистер Далби. Обычно я ложусь около полуночи. - Что же заставило вас бодрствовать на этот раз так долго? - Видите ли, часов в одиннадцать ко мне зашел сосед, доктор Найдер, и мы заболтались... - Какого же черта вы сразу не сказали! - просияв, крикнул полковник, победно посмотрел на Уэбба, скосил глаза на кроссворд и вдруг довольно хлопнул себя по ляжке. - Ну конечно же, киви. Птица из четырех букв. - Что, что? Какая птица? - Ничего, это я говорю о вашей беседе с Найдером. - Я как-то не подумал, что это так важно. - Вы настоящий ученый, дорогой доктор Цукки, - сказал полковник, - вы далеко пойдете. В научном, разумеется, плане. Теперь еще несколько вопросов, уже, так сказать, второстепенного порядка. Вернее, не второстепенного, а, так сказать, менее личного плана. Вы не знаете, откуда Брайли взял смит-вессон? - Смит-вессон? - переспросил Цукки и побледнел. - Да, именно. Смит-вессон. - Боже мой... - Дрожащими пальцами Цукки попытался вытащить сигарету из измятой пачки, но не смог. - Не волнуйтесь вы, ради бога, - нервно сказал полковник, перегнулся через стол, достал сигарету и дал ее Цукки. - Спасибо, - сказал Цукки. Он долго возился с зажигалкой, пока наконец не закурил. - Это моя вина. Да, моя. - Он опустил голову. - Что значит - ваша? - недоверчиво спросил полковник. - Видите ли, пистолет этот был найден у Дэниэла Карсуэлла. Вы знаете... - Да, - коротко кивнул полковник. - По согласованию с вами я оставил пистолет у себя. Мне было интересно посмотреть, как будет вести себя стимулируемый объект, если ему предложить его же оружие. Я уже докладывал, что опыт вполне удался. Мистер Карсуэлл не захотел взять пистолет. Это очень важный момент в наших исследованиях. Очевидно, состояние эйфории с наложенным на нее подавлением воли полностью угнетает агрессивное состояние. - Хорошо, хорошо, вы уже докладывали об этом. Но в чем же ваша вина? - Брайли видел у меня пистолет. Вчера... нет, простите, позавчера он попросил его у меня. Боже, зачем я это сделал... - Кто мог знать, - мягко утешил Цукки полковник, - кто мог знать... Он не сказал вам, для чего ему оружие? - Он сказал, что хочет проверить мой опыт. Вы понимаете, как ученый я не мог отказать ему. Это дало бы возможность поставить под сомнение мои выводы... - Ну конечно же, доктор, - просиял полковник, - научная добросовестность превыше всего. Вы не замечали каких-нибудь перемен в покойном в последнее время? - Нет, пожалуй, - задумчиво сказал Цукки, - если не считать, что он стал угрюмее, что ли... Мы часто спорили по научным вопросам, и он был... как вам сказать... более, чем обычно, язвителен. - Прекрасно, - сказал полковник - прекрасно! Вы не знаете никаких причин, почему бы Брайли мог покончить самоубийством? Не производил ли он на вас впечатление человека, который может наложить на себя руки? - Пожалуй, нет. - Хорошо. Если бы мы знали обо всех причинах самоубийств, их бы просто не было. И последний вопрос: могут ли стимулируемые объекты сознательно лгать, укрывать правду? - Это исключается, мистер Далби. Видите ли, ложь - это в некотором смысле волевое усилие, творческий акт. Мы же подавляем волю стимулируемых объектов. Сознательная ложь совершенно исключается. - Дело в том, что вчера покойник беседовал несколько минут с Карсуэллом. Имеет ли смысл допросить этого человека? Доктор Цукки пожал плечами: - Я уже вам объяснил, что... - Спасибо, дорогой Цукки, вы очень помогли нам. У вас есть вопросы, Уэбб? - Нет, сэр, - сказал майор и проводил глазами неуклюжую фигуру ученого. - Каков идиот, - улыбнулся полковник, когда Цукки вышел из комнаты, - но очень симпатичный. С такими можно делать все, что вздумаешь. Ну что, вызовем этого Карсуэлла? Попросите, пожалуйста, Уэбб, чтобы его прислали сюда. Как бы случайно полковник сдвинул локтем журнал "Тайм" на несколько дюймов в сторону, быстро вписал в пустые клеточки слово "киви", вздохнул и решительно прикрыл кроссворд "Таймом". Дверь приоткрылась, и в щели показалась коротко остриженная голова сержанта. - Карсуэлл, сэр. - Давайте его, - сказал полковник. Дэн вошел и широко улыбнулся. Все трое сидевших в комнате, казалось, излучали теплоту, будто были рефлекторами, а он стоял в фокусе их излучения. - Здравствуйте, джентльмены, - сказал он. - Нам стало известно... гм... Карсуэлл, что вчера вы о чем-то беседовали с доктором Брайли. Нам бы очень хотелось знать, о чем именно. Не могли бы вы нам рассказать? - Ну конечно! - с воодушевлением воскликнул Дэн, чувствуя, как все в нем тянется навстречу этим добрым и внимательным людям. Возможность сделать им что-нибудь полезное воодушевляла его и заставляла говорить быстро и возбужденно: - Я вскапывал клумбы, когда ко мне подошел доктор Брайли и сказал, что очень обижен на меня за то, что я часто беседую с доктором Цукки, а с ним никогда. Что он ценит здесь каждого нового собеседника, поскольку немного есть людей, с которыми он мог бы поговорить. - Он хотел сказать, что тоскует? - Не знаю, сэр. - Но он сказал, что ему не с кем поговорить? - Не совсем так. Он сказал, что ценит каждого нового собеседника. - Понятно, это одно и то же. А что вы ему ответили? - Я был очень сконфужен и обещал обязательно зайти к нему. Я обязательно сделаю это сегодня. Обязательно. Полковник Далби посмотрел на Дэна и сказал: - Вы этого не сделаете. Доктор Брайли сегодня ночью умер. - Что вы говорите, сэр? Как это так - умер? Дэн понимал слово "умереть", но оно решительно отказывалось проявиться в его сознании, до конца выявить свой физический смысл. Тихое блаженство, струившееся в нем, лишало слово всякой конкретности, оставляло лишь набор звуков, пустых и малозначительных. Доктор Брайли, забавно! Вчера только он просил Дэна зайти, а теперь говорят, что он умер. Умер не умер - какое это, в конце концов, могло иметь значение в мире поющей радости, в который он был погружен! - А вы не знали, что он умер? - спросил полковник. - Нет, сэр, не знал, - широко улыбнулся Дэн. - Честно признаться, меня мало интересуют такие вещи. Знаете, это как-то... - Он смущенно и вместе с тем довольно засмеялся, заставив вздрогнуть полковника от неожиданности. - А где вы были ночью? - внезапно спросил Уэбб, пристально взглянув на Дэна. - Ночью? - Дэн хихикнул. Этот человек так мило пошутил. - Ночью? Ночью, сэр, я спал. Ответ свой тоже показался ему остроумным, и он почувствовал удовлетворение художника при создании маленького шедевра. - Больше ничего вы не можете сказать нам? - спросил полковник. Дэн виновато улыбнулся. Смешные люди! Если бы он знал что-нибудь, он бы с удовольствием сделал им приятное. - Ну хорошо, Карсуэлл, спасибо. Можете идти. - Вам спасибо, джентльмены. - Дэн прижал от избытка чувств руку к груди, поклонился и вышел. - По-моему, все ясно, - сказал полковник. - Нет никаких оснований сомневаться в самоубийстве. Последнее время Брайли был подавлен. Это раз. Он даже просил зайти поболтать этого Карсуэлла. Это два. Он под фальшивым предлогом взял пистолет у Цукки. Это три. На пистолете отпечатки пальцев Брайли. Это четыре. И, наконец, выстрел был произведен почти в упор. Это пять. - А может быть, поговорить с Карсуэллом в экранирующей камере? - вдруг спросил Уэбб. - Глупо, Уэбб. Вы меня простите, но это глупо. Если человек ничего не может сказать под воздействием стимулятора, когда он лишен воли, что он скажет вам, находясь в здравом уме? Нет, Уэбб, я ценю вашу проницательность, но ваше предложение глупо. - Возможно, сэр, - кивнул головой Уэбб, - но мне кажутся подозрительными многочисленные беседы Цукки с этим Карсуэллом. Не забывайте, что это за тип и как он к нам попал. - Помню, помню. Но, во-первых, Цукки ведет наблюдения над группой объектов, куда входит и Карсуэлл. А во-вторых, у вас еще слишком много чисто строевых представлений. Все-таки это не Форт Брагг, а Драй-Крик. Не забывайте об этом. И проследите, чтобы все бумаги были составлены по должной форме. - Хорошо, сэр, - угрюмо сказал Уэбб и вышел. За ним, словно очнувшись ото сна, поспешно выскочил и врач. Полковник несколько раз широко развел руки, глубоко вздохнул и снял "Тайм" с кроссворда. Теперь можно было спокойно подумать над древним скандинавом-воином из шести букв, - начинающимся с "в". Конечно, полностью избежать неприятностей не может никто, но уметь их уменьшить - ох, как это важно!.. ЗАКОН НЬЮТОНА - Вы знаете, Карсуэлл, для чего я вас позвал? - спросил майор Уэбб, пристально вглядываясь в лицо Дэна. - Нет, не знаю, - смущенно улыбнулся Дэн. - Я хочу сходить вместе с вами в лабораторию доктора Цукки. Как вы на это смотрите? - С удовольствием. Они шли по залитой ярким аризонским солнцем территории базы, и Уэбб с отвращением почувствовал, как почти сразу у него взмокла спина и тоненькая струйка пота зазмеилась между лопатками. Отвращение вызывали не только жара и пот, но и идиотская физиономия Далби с написанным на ней выражением превосходства. "Оставьте ваши строевые замашки, Уэбб. Это вам не Форт Брагг. Это научная база". Научная база! База ленивых кретинов. Ах, как быстро полковник уверовал в версию о самоубийстве! Еще бы, за три дня до приезда генерала убийство на территории секретной базы было бы очень некстати. Самоубийство - это другое дело. Понимаете, сэр, напряженная работа, совершенно новая область, полная изоляция. Да, сэр, увы, человек - далеко не лучший из материалов, ничего не поделаешь. Хитер, хитер полковник Далби. Ах, если бы только удалось что-нибудь раскопать... Уж очень гладенькое, хрестоматийное самоубийство. Точь-в-точь по учебнику. Кто знает, попытка не пытка. Уэбб отнюдь не был уверен в реальности своей версии. Все они в один голос убеждали его, что стимулятор - лучшая гарантия правдивости допрашиваемого, во сто крат большая, чем любой детектор лжи. Но большую часть своей военной карьеры он провел в обычных частях и в глубине души не очень доверял всем этим штучкам. Обыкновенный хорошенький допрос - это, как ни крутись, совсем другое дело. Старый добрый способ, конечно с его опытом, тоже не следует сбрасывать со счетов. - Вы ко мне? - спросил доктор Цукки, показываясь в дверях лаборатории. - Такое несчастье... Совершенно не могу сегодня работать, все время под впечатлением. - Он казался больной нахохлившейся курицей, а его обычно смугловатое лицо приобрело землистый оттенок. - Если вы не возражаете, доктор Цукки, я хотел бы воспользоваться вашей экранирующей камерой и побеседовать с мистером Карсуэллом. - В экранирующей камере? - тихо спросил Цукки и посмотрел, растерянно мигая ресницами, на Уэбба. - Да, - коротко ответил Уэбб. Он испытывал удовольствие, глядя, как трепещет этот пухлый слизняк. Он уже знал, что скажет Цукки. - Да, мистер Уэбб, но шоковый удар, который... Тем более мы говорим ведь в присутствии... мистера Карсуэлла. - Мне плевать на шоковые удары и чье бы то ни было присутствие! - отрезал майор Уэбб. - Ученые... Пулемет позади и огонь без предупреждения, тогда бы они работали как следует и не несли околесицу о шоковом ударе. Слишком все деликатными стали. Такое мнение, и другое мнение, и еще одно мнение... Либералы... - К сожалению, я должен... - Мне плевать, что вы должны, Цукки. Кто заместитель начальника базы - вы или я? - В научных вопросах... - Я вам покажу научные вопросы, лабораторная крыса! Убить человека - это, по-вашему, научные вопросы? А? Уэбб распалялся все больше и больше. Тридцать пять в тени, песок, куча идиотов и жирный Далби, решающий целыми днями дурацкие кроссворды. И из-за таких он в сорок шесть все еще майор... Кроссворды... Киви... - Мистер Уэбб, - плачущим тонким фальцетом выкрикнул Цукки, - если вы еще раз!.. - Хватит с вас и одного раза. Откройте камеру. Идите, Карсуэлл. Дэн не мог сдвинуться с места. Все в нем трепетало, голова плыла куда-то, вращаясь. Мысленно он метался от Цукки к Уэббу, как щенок во время ссоры хозяев. Он знал, он точно знал, что должен что-то сделать, но вяжущая благостная слабость пеленала его по рукам и ногам. Какие странные люди! Для чего ссориться в тихом, радостном мире, когда все поет вокруг тебя, покачивая, куда-то все несет и несет в сладком счастливом забытьи, в котором стираются четкие пугающие контуры мира и все дрожит в неясной дреме... - Вы что, заснули? Грубый и властный голос Уэбба заставил его очнуться, и он снова увидел прыгающий в глазах Цукки ужас. Странные люди, для чего это все? Он понимал, что сейчас войдет в камеру. Он помнил, как входил в камеру и мир мгновенно безжалостно обнажался перед ним, но это будет потом, не скоро, через три шага, а пока можно было дремать в блаженном спокойствии. Тяжелая дверь с уже ставшим знакомым Дэну скрипом (надо смазать петли) медленно закрылась за Уэббом. Майор, казалось, приходил в себя, и с каждым мгновением решимость его таяла. - Садитесь, - глухо сказал он и сам тяжело опустился в кресло. Дэн молчал, бережно смакуя ненависть, собиравшуюся в нем. Должно быть, так смакуют простые грубые запахи работники косметических фабрик, подумал он. Он и раньше, несколько минут назад, понимал каждое слово, которое произносил этот высокий, сухопарый человек с рыжеватой щеткой усов на верхней губе, но только теперь они по-настоящему проявлялись в крепком растворе ненависти, приобретали четкость и ясность. - Что вы можете рассказать мне об убийстве Брайли? - хмуро спросил Уэбб и поднял глаза на Дэна. "Брайли... странно... У меня какая-то пустота в голове, когда я думаю о Брайли. Вчера я с ним разговаривал. Я одержал победу над этим проклятым стимулятором... А что дальше?.. Почему я так радовался этой победе? Провал, какой-то странный провал... Или к этому стимулятору добавилась еще какая-нибудь чертовщина?" - Я рассказал все, что знал, - бесстрастно ответил Дэн. Ему не хотелось думать, для чего его терзают эти рыжие усики. Ненависть отступила на шаг и освободила место для горькой острой нежности к Фло. - Встать! - вдруг истерически крикнул Уэбб. - Расселся, скотина! Радиоидиот! - У него мелькнула было в голове мысль, что напрасно он так распустил нервы, но тут же растворилась в месяцами копившемся раздражении. "Обожди, Фло", - подумал Дэн, встал и подошел к майору. Дэн почти без замаха выбросил вперед правый кулак, добавив к усилиям мускулов вес всего своего тела. Кулак, описав короткую траекторию, наткнулся на лицо майора и передал ему всю заключенную в нем энергию. Кулак обессиленно упал, а голова дернулась назад и в свою очередь передала энергию металлической стенке, которая осталась на месте, предварительно оттолкнув затылок. "Прямо по закону Ньютона", - подумал Дэн. Майор начал медленно переваливаться через край кресла. Тонкая струйка крови, сочившаяся из носа, изменила под влиянием силы тяжести направление. Дэн, тяжело дыша, вдруг подумал, что после письма Фло он это делает уже не в первый раз. Уэбб всхрапнул и открыл глаза. Прежде чем клубившийся в них туман рассеялся, Дэн еще раз ударил его в лицо. Теперь лицо было ниже, и пришлось нагнуться, чтобы попасть в него. Дэн открыл дверь. За нею стоял Цукки, дрожа, словно осиновый лист. - Помогите мне, доктор, - сказал Дэн, чувствуя, как начинает расплываться ненависть. - Его надо вынести на улицу, ему здесь стало нехорошо от спертого воздуха. В налитых страхом глазах Цукки мелькнул просвет. Вдвоем они подняли Уэбба и вынесли на улицу. - Сейчас я позвоню полковнику, - сказал Цукки, - мне сдается, он сможет перенести этот удар... Я имею в виду полковника. ВСПОМНИТЬ И ЗАБЫТЬ Ночь. Дэн, привалившись спиной к двери, сидит на ступеньках коттеджа. Большая Медведица совсем близко - протяни руку и ухватись за ручку ее ковша. Хорошо сидеть так, глядя в небо. Теряешь ощущение своей малости, растворяешься в безбрежности Вселенной. Мыслям в небе просторно. Они плывут в гулкой бесконечной тишине, и ничто не мешает им. Они все удаляются, удаляются, теряют связь с тобой, и их уже больше нет. И сидишь один на дне звездного океана