аботать резидентом, но промолчал. Он прочел в глазах резидента нечто такое, что заставило его промолчать. Он выпил свой кофе и начал говорить: - Ваше предприятие как-то связано с поставками электротехнического оборудования для "Дженерал электрик"? - Нет, но мой тесть имеет хорошие связи с этой компанией. - По нашим сведениям, эта компания приступает к отгрузке нового оборудования для ЦРУ. Нам бы хотелось знать, куда и зачем пойдет это оборудование, - пояснил Питер. - Вы думаете, это так просто? Заказ наверняка сверхсекретный. А откуда вы выяснили про это оборудование. Может быть дезинформация. - Информация абсолютно точная, - возразил Питер, - это будет совместная акция ЦРУ и АНБ. Нам важно знать, какое именно это оборудование, его параметры, характер применения? Где оно будет использовано. - Понимаю, - кивнул Кемаль, - какой срок? - Калифорнийские предприятия компании начнут отгрузку через пять дней. У вас почти нет времени. - Кто официально заказчик этого груза? - Оформлено на Министерство Обороны, но получатели, по всей видимости, представители АНБ [Агентство Национальной Безопасности США]. - Пять дней очень короткий срок, - он удивлялся самому себе, что может еще рассуждать после такого известия о смерти Тома. - Мы получили эту информацию недавно. Кстати, мне поручено передать, что ваша акция по выявлению утечки информации признана руководство не совсем продуманной. С чего вы решили, что произошла утечка? Мне поручили выяснить это у вас. - Все, что я сообщил по Англии, стало известно другой стороне. Я лично не верю в подобные совпадения. - Я тоже не верю, - улыбнулся Питер, показывая свои крупные зубы, - но в Москве все проверили. Им кажется, что вы просто перестраховались. - Им, наверное, виднее, - мрачно произнес Кемаль, вспомнив Тома. Тот давно бы понял его состояние и никогда не позволил, бы себе такого нравоучительного тона. Но, видимо, и Питер понял по его лицу, как неприятен ему дальнейший разговор. - Я вас покину, - сообщил он, - вот моя визитная карточка, Можете звонить в любое время. Я юрисконсульт сразу нескольких крупных компаний, и ко мне довольно часто звонят и ночью. И еще. Мне поручено передать о вашей маме. Кемаль напрягся. Второго печального известия он может просто не выдержать. Но Питер не был таким садистом. - С ней все в порядке, - улыбнулся он. - Ей предоставили новую квартиру и она живет теперь со своей сестрой. Мы предполагали организовать вам телефонный разговор, но она немного болела и ей было трудно выехать за рубеж. А в Советский Союз, как вы понимаете, вам звонить нельзя. - Чем она болела? - тихо спросил Кемаль? - Ничего серьезного, - успокоил его Питер, - обычные старческие недомогания. Сейчас она здорова и собирается лететь в ГДР по туристической путевке. - Почему в ГДР? - он все время думал о Томе, а слова Питера отвлекали его от этих мыслей. - Чтобы вы могли позвонить в Западный Берлин. Она переедет туда на один день, - пояснил Питер, - увидимся через пять дней. Я вам позвоню, - он кивнул на прощание и вышел. Кемаль прислонился к спинке стула, закрыл глаза. Том погиб. Том Лоренсберг, чьи настоящие имя и фамилию он так и не узнал, погиб. Он даже не знает, как именно погиб его друг. Как все это глупо, подумал он с внезапно нахлынувшей болью. - Вам плохо? - услышал он испуганный голос официанта. - Нет, - открыл он глаза, - принесите мне еще кофе. Он вспомнил улыбку Тома, его светлые глаза, его сильное мужское рукопожатие. И даже застонал от нахлынувшей боли. Том был зримой ниточкой, связывающей его с домом, с родиной, с друзьями. Самодовольный, болтливый Питер никогда не сможет заменить ему друга. Тогда в Хьюстоне, он спас ему жизнь. Отстреливался от сотрудников ФБР? Это на него непохоже. Он не стал бы действовать подобным образом, хорошо зная, чем именно заканчиваются подобные ковбойские номера. Разведчик, доставший оружие, обречен. Это знали и Кемаль, и Том. Но тогда как он погиб? И почему вообще погиб? Теперь ясно, что и в доме, и на работе у Тома сидят сотрудники ФБР. Понятно, что там нет Патриции, всегда по смешному влюбленной в своего шефа. Наверняка прослушивается и ее телефон. Но вот телефон ее сестры? Он подозвал официанта и, не обращая внимание на дымящийся кофе в его руке, заплатил ему по счету, прибавив щедрые чаевые за разбитую чашку. Выйдя из ресторана он сел и поехал в сторон Гринвич-Виллиджа. И только там найдя на углу телефон, он проехал еще метров триста и оставив на другой улице свою машину, вернулся к аппарату. Теперь он действовал как профессиональный разведчик. Опустил монеты, набрал код и номер сестры Патриции. Кажется, ее звали... точно Олимпия. Отец девушек был преподавателем истории и помешался на древних именах. На этот раз ему повезло. Впервые задень. Трубку сняла сестра Патриции. - Олимпия, здравствуйте. Говорить следовало очень быстро. Вполне может быть, что все его расчеты неверны и телефон Олимпии так же прослушивается, как и телефон Патриции. И тогда его найдут довольно быстро. - Здравствуйте, - услышал он озадаченный голос девушки, - кто говорит? Он поколебался. Нужно рисковать, иначе ничего не узнает. - Это Кемаль Аслан, - наконец, решился он, - я искал или Тома, или Патрицию. А мне сообщили, что их нет на работе. - А вы разве ничего не знаете? - спросила Олимпия. - Нет, конечно. Я ведь давно уехал из Техаса. - Мистер Том Лоренсберг застрелился. Прямо в своем кабинете. А бедняжка Патриция попала в больницу, так это на нее подействовало. Представляете, какой ужас, мистер Кемаль. Алло, вы меня слышите? - Слышу, - сказал он непослушными губами. - Действительно, какой ужас, - произнес он вслед за ней, - извините меня еще раз. - Да, весь город говорит об этой трагедии. Мистер Томас был такой порядочный человек. Никто не знает с чего вдруг он стал стреляться. - Действительно, непонятно, - он почувствовал, что задыхается и просто не может продолжать эту игру, - извините меня, Олимпия, я очень тороплюсь. - Я понимаю. До свидания, мистер Кемаль. - До свидания. Привет вашей сестре. Скажите я ей очень соболезную, - даже в эту минуту он был больше разведчиком, чем другом, с горечью подумал Кемаль, вешая трубку. Он вернулся к своему автомобилю и сел за руль. Но не стал включать мотора. Склонившись над рулем, он вдруг громко, почти истерически разрыдался. Многолетняя связь с Томом в этот миг позволила ему понять какие именно чувства испытывал его связной, перед тем, как пустить пулю себе в голову. Видимо, его обложили со всех сторон и он не сумел найти выхода, подумал Кемаль. Или просто уже не захотел его искать. Том сознавал, что срок его пребывания в стране закончился. Впереди были почетная пенсия и преподавание в какой-нибудь разведшколе. Или американская тюрьма. Он решил отказаться и от того, и от другого. Ему не нужны были больше ни рай, ни ад. Его прохождение чистилища закончилось тупиком. И он поступил так, как подсказывала его совесть. - Господи, - неожиданно для себя прошептал Кемаль, - как мне все это надоело. 26 Он вернулся домой раньше обычного. Дверь открыла Марта. Вопреки всему она улыбалась. - Что случилось? - поинтересовался Кемаль. - Врачи говорят, с Марком все будет в порядке. Из спальной комнаты выбежал Марк. - Папа! Каждый раз, обнимая мальчика, он испытывал чувство вины. Однажды придет приказ покинуть страну или, еще хуже, - его разоблачат и арестуют. Что тогда будет с Марком, сумеет ли он это пережить? Если обычные американцы стопроцентные патриоты, то техасцы - патриоты чуточку больше. Имел ли он право на своего сына? Может, поэтому он до сих пор не решился окончательно оформить свой развод с Мартой, опасаясь нанести даже такую боль своему сыну. - Мы идем в радио-сити-мюзик-холл, - объявил он мальчику. Тот с криками радости побежал одеваться. - Ты пойдешь с нами? - спросил он у Марты. Она пожала плечами: - Если ты не возражаешь. Этот день они провели вместе. Это было впервые, не только после того как он переехал в Нью-Йорк, но и вообще за последние два года их совместной жизни. Марк смеялся, счастливый и радостный, крепко держась за руки обоих родителей. Ему нравилось в этот день все - игрушки, которые ему покупал отец, сладости, которые выбирала для него мать, и веселый мюзик-холл, куда его привели родители, сидевшие по разные стороны от него. Вечером они обедали в подземном ресторане на Рокфеллер-плаза, сквозь окна которого мальчик мог наблюдать за искусственным катком и скользящими по нему людьми. Он был необычайно возбужден и поминутно обращался к родителям. Кемаль обратил внимание на одежду и прическу Марты. Она распустила волосы, видимо вспомнив, что такая прическа нравилась Кемалю и одела какое-то особенно красивое темно-фиолетовое платье, так выгодно подчеркивающее красоту ее ног. Кемаль часто обедал в этом ресторане и метрдотель хорошо знал его в лицо. Когда он увидел Марту и Марка, он только поднял левую бровь, но Кемаль успел шепнуть ему, что это его сын и жена. Перед обедом подошедший метрдотель довольно громко спросил, что будет пить миссис Кемаль Аслан. Марта удивленно посмотрела на Кемаля, но ничего не сказала. Во время обеда они даже перекинулись несколькими фразами, вспомнив, как обедали здесь несколько лет назад, тогда они только поженились и Марта была беременна Марком. Они вернулись домой позже обычного, и когда раздевали мальчика, тот вдруг спросил. - А почему вы никогда не целуетесь? Марта посмотрела на Кемаля изумленными глазами. Кемаль наклонился к сыну: - А почему мы должны целоваться? - Все целуются, - упрямо сказал Марк, - и в кино, и по телевизору, и в мюзик-холле, даже на катке целовались. А вы никогда не целуетесь. - Это неприлично, целоваться на улице, - попытался объяснить Кемаль, - по этому мы с мамой никогда этого не делаем. - А здесь улица? - спросил Марк. Он не почувствовал подвоха в его вопросе. - Нет, конечно, здесь не улица. Здесь наш дом. - Тогда поцелуйтесь прямо сейчас, - потребовал сын. - Давай быстрее раздевайся и иди спать, - нахмурилась Марта, - такие вещи дети не решают. - Почему? - Потом объясню. Пожелай папе спокойной ночи. Марта, заметно комплексовавшая, увела ребенка спальную. Кемаль прошел в свою комнату, стал медленно раздеваться. Ребенок уже начал понимать характер их отношений. В дальнейшем вообще сложно будет что-либо скрыть от него. Нужно решиться, и рассказать ему правду об отношениях с Мартой, а еще лучше официально оформить развод. Может, поймет и простит. Если это будет единственной виной Кемаля к тому времени, когда Марк уже будет вполне сформировавшимся человеком. И Кемаль вдруг подумал, что мог бы остаться в этой стране еще на десять-пятнадцать лет. И увидеть, как взрослеет его сын. Переодевшись, он прошел в кабинет и сел за стол. Включил телевизор. Показывали ликование сторонников Рейгана, узнавших о его избрании на второй срок. Кемаль нахмурился, этот американский Президент пережил уже двух Генеральных секретарей, судя по всему, переживет и третьего. По телевидению все время передают о тяжелой болезни Черненко и показывают какого-то Горбачева, который станет его преемником. Когда он уезжал в семьдесят четвертом, не было никакого Горбачева. Он вообще не слышал такой фамилии. Впрочем, тогда он ничего не слышал и о Черненко. Оба они всплыли позже, после того, как он уехал к Турцию. Ему ничего не говорили эти фамилии. В семьдесят четвертом были совсем другие люди. Тогда еще на трибунах стояли Брежнев, Подгорный, Косыгин. Позже Подгорного сняли, и Леонид Ильич начал совмещать обе должности. А потом начался маразм с вручением наград. "Юджин" смотрел по телевизору, как вручают многочисленные ордена и медали престарелому Леониду Ильичу, как он покорно нацепляет все новые побрякушки и лобызается со всеми. Он не понимал, что происходит. Если даже ему, сидящему в Техасе понятен этот идиотизм, неужели его не видят там, дома? И почему молчит Юрий Владимирович Андропов, которого никак нельзя назвать идиотом? Когда Андропов стал, наконец, Генеральным секретарем, казалось, все изменится, будет по-другому. Он воспринял это как сигнал к переменам. Но Андропов быстро сдал. Уже через полгода стали появляться новости о его болезни, а еще через полгода он был тяжело и безнадежно болен. Сменивший его Черненко уже в день своего назначения ясно показал, что тоже не жилец на этом свете. Его задыхающийся, сухой голос астматика слышал весь мир. И все понимали, что скоро в Москве появится новый хозяин. Впервые Кемаль увидел Горбачева в одной из передач. Молодой, симпатичный, лысый, с какими-то пятнами на лбу. Некоторые астрологи утверждали, что подобные пятна означают конец "империи зла" и начало большой мировой войны. Почему им нужна именно эта продукция "Дженерал электрик" подумал Кемаль, вспомнив о словах Питера Льюиса. Куда они собираются ее поставлять? Нужно будет поискать среди своих знакомых, кто может ему помочь. Кажется, сам мистер Саймингтон был связан с компанией. Нужно будет ему позвонить. Хотя, после провала Тома, лучше было бы вообще не вспоминать о Техасе. У Саймингтона там хорошие связи, нужно будет попросить его о помощи. За пять дней он, конечно, не управится, это глупо и нереально. А вот дней через пятнадцать он, пожалуй, сумеет раздобыть нужные документы и все-таки попытаться выяснить, какую именно продукцию заказали у компании АНБ и ЦРУ, и куда они собираются ее поставлять. А потом все можно будет быстро передать через Тома. Господи, как же он все время забывает! Ведь Тома уже нет, он уже просто не существует. Какого друга он потерял! Даже сегодня, сидя рядом с сыном, он помнил о Томе. Как все это глупо и страшно, в который раз подумал Кемаль. Подойдя к бару, он достал бутылку виски. Даже обычную водку он не покупал, опасаясь ненужного любопытства и подозрения в излишнем пристрастии. Плеснув в стакан виски, он прошел на кухню и добавил несколько кусочков льда. Виски он пил обычно неразбавленным, так напиток больше похож на водку. Он сидел за столом, когда в его кабинет вошла Марта. Она была в легком домашнем халате. - Марк уже заснул, - сказала она. - Хорошо, - кивнул он. - Ты стал много пить, - сказала она, - раньше не позволял себе этого. - Раньше я многого не позволял, Марта, - мрачно заметил он. - Мы уедем через три дня. - Вы же хотели остаться на неделю, - он по-прежнему не предлагал ей сесть. А она по-прежнему стояла в дверях. Слишком свежи были в памяти их постоянные скандалы и ссоры. - Думаю, нам лучше уехать пораньше, - сказала она, уклоняясь от ответа. Он посмотрел ей в глаза. - Выпить хочешь? Нужно было видеть ее изумленное лицо. - Может, быть, - сказала она, входя в комнату. Он налил виски во второй стакан. Сходил на кухню за льдом. Она села в кресло напротив него. Взяла стакан. - За тебя. - За тебя, - как эхо повторил он. - Как ты живешь, Кемаль? - спросила Марта. - Ты сегодня был какой-то не такой, как всегда. - У меня неприятности, - проворчал он, не говорить же ей о смерти Тома. - Бизнес? - Да. - Мой отец может тебе чем-то помочь? - Нет. - А я? - Тоже нет. - У тебя есть постоянная женщина? Какой плавный переход, подумал он. - У меня нет постоянной женщины, - ответил он почти честно. Разве можно считать Сандру постоянной партнершей, подумал он. - Но женщины у тебя были? - Да, были. Она помолчала. Потом с вызовом сказала: - Ты не спрашиваешь, были ли мужчины у меня? Он закрыл глаза. Сегодня это волновало его менее всего. - У тебя были мужчины? - спросил он, выдавив из себя вопрос. - А как ты думаешь? - горько спросила она. - Разве ты не знаешь моего отца? Он всегда говорил о репутации Саймингтонов. Разве в нашем Хьюстоне можно сделать что-нибудь такое? Об этом сразу будет говорить весь город. Нет, Кемаль, о нашей семье и так слишком много говорят после твоего отъезда. У меня никого не было. - В этом тоже виноват я? - Отчасти. Все знают, что я пока замужем и никто не решается ко мне подкатить. - Ты хочешь оформить развод? - Думаю, так будет лучше, - прямо сказала она. - У тебя кто-то появился? - Нет. Просто так будет честнее. А Марк уже не ребенок. Он начинает все понимать. Ему трудно будет объяснить, почему мы не живем вместе. - Думаешь, ему будет лучше, если мы разведемся? - Нет. Он тебя очень любит. Но так будет более правильно. Ты сможешь с ним видеться, когда захочешь. - Поступай, как считаешь нужным, - выдохнул он. Она встала, направилась к двери, потом решительно повернулась. - Извини, - сказала она, поговорить не только об этом. - О чем еще? - мрачно спросил он. - Ни о чем, - ей не понравился его тон. - Спокойной ночи. Она вышла слишком быстро, чтобы он не почувствовал ее настроения. Вздохнув, он встал из-за стола и пошел в спальню, где оставались Марта и Марк. Ее там не было. Он услышал приглушенные звуки из другой спальни и направился туда. Марта лежала на кровати и плакала. Это было так неожиданно, что он замер. Неужели он чем-то обидел ее? Он подошел ближе, сел рядом на кровать. Осторожно дотронулся до ее волос. - Что произошло, Марта? - Уходи, Кемаль. Все в порядке. - Объясни, что случилось? Она лежала, ничего не говоря. - Я тебя чем-то обидел? - спросил он. Она подняла голову, вытерла слезы: - Ничего, все уже в порядке, все хорошо. - Мне не нравится твое настроение в эти дни. - Мне оно не нравится самой, - вздохнула женщина, - так глупо все получилось. Честно говоря, я думала, мы помиримся, а вместо этого... В общем, знаешь, как плохо я живу... Все время одна. Никого нет рядом. Мужчины боятся появляться на нашем ранчо. Отец не разрешает мне слишком часто оставлять Марка одного. Мы просто очень разные люди, Кемаль. Отец предупреждал меня тогда, но я не послушалась. Он погладил ее волосы. - Мы оба виноваты, что так произошло, - шепотом сказал Кемаль, - ты думаешь у нас получится? Мы сумеем все склеить? - Раньше я думала, что получится. Теперь - вижу, нет. У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты слишком восточный человек, Кемаль. Тебе нужна жена-хозяйка. А я такой никогда не смогу стать. Нам нужно разводиться, - твердо сказала она. - Да, наверное, ты права. Но мы ведь останемся друзьями? - спросил он. Она улыбнулась. - Иногда я хотела тебя убить. - А я тебя, - признался он. Она засмеялась. - Помнишь, когда мы впервые обедали в этом ресторане на Рокфеллер-плаза? - спросила она. - Конечно, помню, ты тогда ждала Марка. Она поднялась. - Ты меня извини, я кажется, немного разволновалась. Эта история с Марком, его сегодняшний вопрос о поцелуях. - Спокойной ночи, - поднялся и он. - Спокойной ночи, - пожелала Марта, первой выходя из комнаты. Ночью он почувствовал, как осторожно она вошла в его комнату, как прошла к его постели и легла рядом с ним. Он повернулся на бок и увидел ее глаза. И вдруг он понял, что если сейчас ее прогонит, то совершит нечто большее, чем просто оскорбит женщину. Он унизит ее, опозорит, нанесет самую страшную рану в ее жизни. И он протянул к ней руку, чувствуя себя в душе подлецом. Это была фактическая измена Сандре. Измена со своей собственной женой. Ведь изменяют только любимым. Нелюбимых обманывают. Утром Марта ушла от него и больше за три дня ни разу не приходила в его спальную. Очевидно, это был некий эмоциональный шок, который требовал своего выхода. Еще через три дня они улетели с Марком в Хьюстон. На прощание в аэропорту она пожала ему руку и, заглянув в глаза, прошептала: - Спасибо. Он понял, это была благодарность за ту единственную ночь, которая нужна была ей для обретения равновесия и необходимой устойчивости. Нужна для веры в саму себя. И он дал ей эту веру, не оттолкнув в эту ночь. Еще через несколько дней он улетел в Калифорнию. Поездка была удачной, уже через четыре дня он знал, что компания "Дженерал электрик" по заказу АНБ и ЦРУ отправляет свое оборудование на Аляску. Оборудование было специально приспособлено для прокладывания кабеля по дну моря и подключению к другим системам. На следующий день он передал все документы Питеру Льюису. А еще через неделю получил уведомление о бракоразводном процессе с Мартой Саймингтон. Истцом по делу выступала сама Марта. 27 - Весь советский народ идет на выборы, демонстрируя несокрушимое единство партии и народа. За единый блок коммунистов и беспартийных идет отдавать свои голоса трудовая Москва, - радостно сообщил диктор, Крючков, поморщившись, подошел к телевизору, убрал звук. Несмотря на то, что это был кабинет руководителя советской разведки, телевизор в нем стоял старый, отечественный, и никакого дистанционного управления не было. Крючков вернулся за стол. В кабинете кроме него сидели генералы Грушко, Голубев, Дроздов и полковник Грибин. Несмотря на это, хозяин кабинета, не любивший фамильярностей, не стал просить никого из присутствующих убавить звук. Он прошел суровую школу дипломатической и партийной работы и не любил выставляться. И тем более проявлять нескромность. Это была не поза - это было его правилом жизни. Из веселого, общительного парня с годами он превратился в жесткого, сухого, педантичного руководителя, строго требовавшего с подчиненных и не прощавшего им ни малейшей небрежности. Телевизор он включил, чтобы посмотреть как Гришин уговорит уже смертельного больного Черненко выйти к мониторам телевидения для участия в голосовании. Черненко не мог ни ходить, ни говорить, ни соображать. Но его безжалостно подняли из постели и заставили стоять у камеры, демонстрируя всему миру явственную печать смерти, лежавшую на лице обреченного генсека. Крючков, просмотрев эту программу еще раз, убедился, что Черненко не жилец на этом свете. Слухи ходили давно, но в КГБ все всегда знали лучше. Здесь знали, например, что их руководитель - Председатель КГБ Чебриков не скрывает, что в грядущей схватке за власть будет на стороне андроповской команды. Все понимали, что симпатии на Политбюро могут разделиться между Гришиным или Романовым с одной стороны и Горбачевым, которого поддержат андроповские выдвиженцы, с другой. При любом раскладе поддержка такой организации, как Комитет Государственной Безопасности, отвечавший в том числе и за организацию охраны членов Политбюро и их семей, стоила очень многого. Крючков знал, что за Горбачева собирается выступать Громыко, когда-то мечтавший стать первым и теперь собирающийся выдвигать свою кандидатуру на паритетных началах. При этом, по взаимной договоренности, Горбачев получал высший пост в партии, а Громыко высший пост в государстве. Крючков сел за стол и начал совещание. - Докладывайте, - разрешил он генералу Грушко, своему заместителю по европейскому направлению. Тот привычно нахмурился, посмотрел коллег и начал говорить: - В прошлом году к нам стали поступать сигналы о ряде провалов нашей агентурной сети по линии третьего отдела. Особенно показательным было сообщение нашего агента в США "Юджина" о том, что его сообщение по базам подводных лодок в Великобритании стало известно английской и американской стороне. Тогда мы провели проверку, но ничего не обнаружили. Крючков слушал молча, глядя куда-то в сторону. Было заметно, как сильно он нервничает. - Мы продолжали наши оперативные мероприятия совместно с внутренней контрразведкой и руководством третьего отдела. Но затем произошла эта история в Америке. "Юджин", не получивший от нас подтверждения и случайно потерявший второго связного в Чикаго, вышел на связь через первый канал, уже заблокированный американцами и отправил очередное донесение. Как потом объяснял сам агент, он хотел таким образом установить, где именно происходит утечка информации при переправке его донесений. Благодаря этому нам удалось проверить всю линию и сделать однозначный вывод, что утечка могла произойти только в Англии, среди нашего персонала местной резидентуры. Грибин, сидевший рядом с Грушко, выглядел особенно измученным и уставшим. Он понимал, что в случае любой неудачи оргвыводы будут делать, начиная именно с него. - "Юджин" подверг себя ненужному риску, потерял одного из своих связных, но помог нам точно установить и очертить возможный район поиска. На сегодняшний день проверяются все офицеры нашей резидентуры в Англии, - продолжал Грушко, - мы старались производить проверку своими силами, не привлекая для этого Второе Главное Управление. Поменяли нашего резидента в Англии еще в середине прошлого года, когда Гука [Гук Аркадий Васильевич - резидент ПГУ КГБ в Лондоне с 1980 по 1984 годы] сменил Никитенко [Никитенко Леонид Ефимович - исполняющий обязанности резидента с мая 1984 по май 1985 года], но по предложению руководства отдела на эту вакансию в январе был рекомендован полковник Олег Гордиевский. В настоящее время он уже ознакомлен с личным шифром резидента для связи с Центром. Никитенко должен улететь из Лондона через два месяца и тогда Гордиевский станет новым резидентом в Лондоне. Пока он не знает о нашем поиске, но, думаю, что его нужно ввести в курс дела, очертив круг подозреваемых, которых мы проверяем в первую очередь. Грушко перечислял все это несколько напряженным голосом. Ему было неприятно говорить об этом при Дроздове, уже давно и упорно доказывающем, что среди его нелегалов нет предателей, что утечка информации идет из местных резидентур третьего отдела. Теперь приходилось признавать правоту начальника управления, занимавшегося нелегалами. Юрий Иванович Дроздов четыре года работал в Нью-Йорке резидентом ПГУ КГБ - с семьдесят пятого по семьдесят девятый и обладал колоссальным опытом разведывательного дела. Грушко было неприятно, что Дроздов оказался прав, но, как дисциплинированный человек, он перечислял все, ничего не упуская. - Что думаете делать? - спросил Крючков. - Анализ показывает, - ответил Грушко несколько напряженным голосом, - что в подобных случаях привлечение сотрудников местной резидентуры и их агентов оказывается недостаточным. Если источник информации англичан и американцев сидит в нашей резидентуре, то, значит, все известные связи по всем направлениям оказываются под угрозой. В связи с этим руководство третьего отдела и управление внутренней контрразведки считают правильным задействовать других агентов, не связанных напрямую с нашей резидентурой в Лондоне. - А вы что думаете об этом? - хмуро спросил Крючков у Дроздова. - Я согласен, - мрачно ответил Дроздов, - но считаю, что для подтверждения наших предположений нужно использовать внутренние резервы в самой Англии. Это быстрее и проще, чем подставлять кого-то из нелегалов, к тому же, возможно, известных "кроту". Он был в плохом настроении. Подтверждались его мысли о наличии чужого "крота" среди сотрудников английской резидентуры. Но он не чувствовал особой радости, понимая, что основная нагрузка по проверке данных Грушко ляжет на его управление. Все поняли, о чем говорил Дроздов. Это была так называемая линия "ОЦ". Особо ценные агенты подчинялись напрямую управлениям ПГУ, минуя резидентуры на местах. Это делалось для дублирования информации и проверки сообщений, независимо друг от друга. Кроме того, таким образом агентура предохранялась от провалов в случае неожиданной измены и была надежно защищена. Такая цепь была продумана после ареста и разоблачения Рудольфа Абеля, работавшего много лет нелегалом в Америке и выданного своим связным, работавшим на местную резидентуру. Наиболее ценные агенты шли по линии "ОЦ" и были известны лишь немногим лицам в руководстве ПГУ. Именно о них теперь и говорил Дроздов. - Согласен, - быстро сказал Крючков, - мы обязаны, наконец, установить, почему у нас был ряд провалов в Великобритании. И самое главное - почему англичане так последовательно и быстро высылали наших резидентов. Мне дали справку, и я убедился, что за последние десять лет они выслали семнадцать наших сотрудников. Ни в одной другой стране такого не было. Это говорит о многом. - Мы все проверяли, - вмешался Голубев, - за это время вся местная резидентура практически поменялась, все офицеры прошли проверку. Скоро будет назначен новый резидент. Мы делаем все возможное. - Видимо, не все, - сухо сказал Крючков, видимо, не все. Начальник третьего отдела Грибин сидел, стараясь не вмешиваться в разговор генералов. Все равно, крайним будет он, в который раз с горечью думал Грибин. - Все свободны, - разрешил Крючков. - Юрий Иванович, вы задержитесь, - попросил он Дроздова. И только когда вышли участники совещания, спросил: - Как дела у "Юджина"? - Слава богу, - ответил Дроздов, - после провала его связного мы очень беспокоились за него. Но пока ничего страшного. Он работает нормально. - Сколько лет уже он там? - Больше десяти, - ответил генерал. - Да, - сказал, вспоминая Кемаля, Крючков, - никогда не думал, что он сумеет так удачно закрепиться. - У него хорошая легенда. Редкое сочетание комбинаций. Такое бывает очень редко, Богатые родственники за границей и практически никто из них не знал его в лицо. Тогда была проведена большая работа. - Это заслуга Юрия Владимировича, - вспомнил своего покойного шефа Крючков. - Под его руководством мы проводили тогда подготовку всей операции. - У "Юджина" теперь новый связной. Все его данные по прошлому году оказались удивительно точными. И насчет возможной утечки информации в Великобритании, и насчет этого подводного кабеля. Мы тогда представили его к ордену Ленина. - Он об этом знает? - Мы ему сообщили. - Как там с кабелем? - спросил Крючков. - Работает, - ответил Дроздов, - этим занимается сейчас шестнадцатое управление. Я специально интересовался. Они говорят, что наши сообщения им очень помогли [шестнадцатое управление КГБ отвечало за радиоперехват и электронную разведку]. Ведь вы помните, что мы получили сообщение от нашего информатора в АНБ, но не могли установить, для чего именно АКБ и ЦРУ заказали эту продукцию в "Дженерал электрик". Только после сообщения "Юджина" о том, что кабель будет морозоустойчивым, мы смогли определить конкретный район поисков. Иначе бы никогда не узнали о том, что американцы планируют подключиться к нашему подводному кабелю в Охотском море. - Да, "Юджин" сумел неплохо проявить себя, - согласился Крючков. - В его устах это была высшая похвала. Он не любил хвалить своих сотрудников, выполнявших, по его мнению, свой воинский долг. - Но главное для нас - это утечка информации. - Нам задействовать кого-нибудь из нелегалов в Англии? - спросил Дроздов. - Нет, о них может быть известно этому "кроту". И тогда они будут под наблюдением английских спецслужб, - жестко отрезал Крючков. Дроздов молчал. - Вы можете поручить это вашему "Юджину"? - вдруг спросил Крючков. - Он ведь вне подозрений. - Но он никак не связан с этими кругами, - удивился Дроздов. - Вы знаете сферу его деятельности. Это военная промышленность, поставки вооружений. Он не сможет выйти на английскую разведку. - Я не это имел в виду, - хмуро ответил Крючков, - может повторить то, что он уже однажды сделал в Балтиморе? - Проверить снова всю линию связи? - понял Дроздов. - Да, снова проверить всю линию. Но на этот раз не американскую, а английскую. Об операции будет знать только наш резидент в Лондоне. Вы можете продумать такой план? - Я понял, - кивнул Дроздов, - послать в Лондон какое-нибудь срочное сообщение "Юджина", чтобы англичане заволновались. И начали немедленную проверку в подтверждение этого сообщения вместе с американцами. А потом уточнить, кто именно знал об этом сообщении. - Правильно. - Но это очень рискованно, Владимир Александрович, - немного подумав ответил Дроздов, - а если в Лондоне сумеют разгадать нашу игру? - Сделайте так, чтобы они не разгадали. Свяжитесь с другими управлениями. Продумайте все в деталях. И никто, ни один человек, кроме резидента в Лондоне, не должен знать о нашей операции. Вы меня понимаете? - Да, - обреченно сказал Дроздов, - конечно, понимаю. Смертельно больной Черненко нервировал всех, понимал генерал Дроздов. Крючкову нужен успех, ему нужно обязательно найти этого "крота" и отчитаться перед новым руководством. Именно сейчас. И ради этого он готов поставить на карту даже "Юджина". Впрочем, нет, Крючков не стал бы делать этого из чисто эгоистических мотивов. Скорее другое. Его просто выводит из себя наличие "крота" в собственном ведомстве. И он готов идти на любые жертвы, стараясь найти этого человека. Как педантичный бухгалтер, проверяющий многомиллионный отчет в надежде разыскать пропавший пятак. Он не успокоится, пока не найдет этого "крота". Дроздов встал. - Я все понял, Владимир Александрович. Сообщение "Юджина" будет передано в Англию. 28 В этот апрельский день Кэвеноу впервые после самоубийства Тома Лоренсберга снова приехал в ЦРУ. На этот раз его пригласил туда новый начальник отдела Александр Эшби. Шервуд был отправлен на пенсию, и аналитик Эшби стал руководителем отдела. Кэвеноу помнил, при каких обстоятельствах они встречались до этого несколько раз, и не очень желал снова встретиться с Эшби, живым напоминанием его провалов по розыску "Вакха". Но все эти месяцы он продолжал свои упорные поиски. Кэвеноу словно дал себе слово - не успокоиться, пока загадочный "Вакх" не будет вычислен и задержан его службой. И вот, сегодня утром ему позвонил Эшби, намекнув наконец, что может помочь в его безуспешных поисках. И поэтому Кэвеноу приехал в Лэнгли. Но войдя в кабинет и обнаружив там еще двух посетителей, он нахмурился. В кабинете находились резидент английской разведки в Вашингтоне Блант и вновь приехавший из Лондона Хэшлем. - Добрый день, господа, - весьма недружелюбно сказал Кэвеноу, - я думал, мы с вами никогда больше не увидимся. - Это было бы большим огорчением для вас, мистер Кэвеноу, - сразу парировал Хэшлем. - Мы, наоборот, горели желанием вас увидеть и оказать помощь. Ведь в последний раз вы так и не смогли завершить свои поиски чем-то конкретным. - Мы нашли тогда связного, - прохрипел Кэвеноу. - Простите, мистер Кэвеноу, - возразила эта маленькая шипящая змея Хэшлем, - но вы получили только труп. Бесполезный труп. А это, как вы понимаете, совсем разные вещи. - Не будем начинать с этого, - примирительно сказал Эшби, - наши английские друзья снова приехали к нам, чтобы провести совместную операцию. - Будем надеяться, что она будет результативнее предыдущей, - решил вернуть свое очко Кэвеноу, - а то я могу подумать, что им просто нравится летать за океан. Хэшлем усмехнулся: - В этот раз мы прилетели, имея более определенные результаты. Блант, хранивший молчание, презрительно отвернулся. Как настоящий аристократ и разведчик, он не любил "ищеек" типа Кэвеноу ни в полиции, ни в контрразведке и относился к ним с видимым презрением. - Господа, - строго сказал Эшби, - мы собрались ради общего дела. Давайте не будем забывать об этом. Итак, мистер Кэвеноу, кажется, у нас есть определенные результаты, которыми мы даже готовы поделиться с ФБР. Но, предупреждаю вас, что все, что сегодня будет произнесено в этих стенах, является строго секретным и не подлежит оглашению без нашего согласия. Поэтому мы и пригласили наших английских друзей. - Согласен, - кивнул Кэвеноу. Хэшлем просто наклонил голову. - Разумеется, - сказал Блант. - Мы сумели вычислить этого "Вакха", - почти торжественно объявил Эшби, - мы сумели подобраться к нему вплотную. Кэвеноу весь превратился во внимание. Это было его самое уязвимое место. - После смерти Тома Лоренсберга ФБР и мы провели большую работу, - начал Эшби. - Проверяли всех, кого мог знать Лоренсберг, кого он мог знать или кто мог знать его, с кем он встречался за последние годы. Мы проверяли всех и все. Наши коллеги из ФБР, и в этом большая заслуга мистера Кэвеноу, сумели установить, что вся предыдущая жизнь мистера Тома Лоренсберга была настоящей фикцией, легендой. Такого человека просто не существовало. Мы и раньше предполагали, что он нелегал, слишком явно прорисовывалась его специальная подготовка, умение уходить от наблюдения, контакты с окружающими. Но ФБР убедилось в этом абсолютно. Мистер Том Лоренсберг был советским офицером, нелегалом, сумевшим закрепиться в нашей стране и работать на резидента. Эшби чуть отдышался, оглядел всех троих и продолжал рассказывать. - Нам казалось важным не только очертить непосредственный круг подозреваемых, но и продумать концептуальный подход к розыску "Вакха". И мы такой подход нашли. Тогда, приехавший в Балтимор, резидент закрепил конверт с посланием в "Мак-Дональдсе". Помощники мистера Кэвеноу справедливо искали либо людей, видевших самого резидента, либо машину, из которой он выходил. Но никто этого не видел, за исключением одной случайной свидетельницы, которая помнила только конверт и никак не могла вспомнить даже роста незнакомца, во что именно он был одет. - Нужно отдать должное нашим аналитикам, - продолжал Эшби, - они прокручивали практически все варианты, пытаясь обнаружить зацепку, благодаря которой мы могли бы выйти на нашего резидента. И такую зацепку найти нам удалось. - Он сделал эффективную паузу и затем сказал: - Но сначала я хочу обратить ваше внимание на тот балтиморский вариант. Ведь тогда мы не стали задерживать этого шведа... - Сюндома, - подсказал Кэвеноу. - Благодарю вас, Сюндома, который благополучно передал конверт в резидентуру советской разведки. Позже, через своих людей мы выяснили, что проявивший выдержку мистер Кэвеноу оказался абсолютно прав. Конечно, это была дезинформация и мы ее пропустили. Но наши английские друзья были встревожены, что мы, узнав от них об утечке информации по базированию наших подводных лодок, повернули их обратно в Южную Америку. Обе лодки тогда шли в Великобританию и наши друзья, передавшие нам эту информацию, были шокированы, узнав о нашем решении. Признаюсь, не лучшем решении. Но такие вещи, как вы понимаете, господа, решаю не я, и даже не наше руководство. На таком решении настояло тогда военное ведомство, а у них всегда бывают свои резоны. Как бы там ни было, мы фактически подвели наших английских друзей. Ведь сообщение об их направлении мы получили от Сикрет Интеллидженс Сервис, которых в свою очередь, информировал, как мы предполагаем, их наиболее ценный агент в советской разведке. - Наконец, в ЦРУ начали работать аналитики такого масштаба, как вы, мистер Эшби, - довольным голосом заметил Блант, - старина Шервуд был слишком консервативен. И не имел такого планетарного мышления, как вы. Он больше думал о своей стране, чем об интересах союзников, об общих интересах. Он сказал это намеренно, чтобы его услышал и понял Хэшлем. Старики часто бывают консервативны, понял Хэшлем, который был другом Шервуда. Но посланец из Лондона ничем не выдал своего отношения к словам молодого коллеги. Он был для этого достаточно умен. - Речь идет не о планетарном мышлении, - возразил сам Эшби, - мы говорим сейчас о розыске этого "Вакха". Уже тогда было ясно, что по лодкам мы имеем очень ценного агента, внедренного в нашу военную промышленность. - При чем тут промышленность? - не понял Кэвеноу. - Обе лодки получали одновременно некоторые технические детали с одного из калифорнийских заводов, - пояснил Эшби, - совпадение исключено. Мы проверяли все подводные лодки и смогли установить, в чем наличие общих черт именно у этих двух подводных лодок. Вы меня понимаете? - Вы хотите сказать, что агент "Вакх" знал, куда должны пойти технические детали этих лодок, - понял Хэшлем. - Конечно. Он знал, где в Англии находился пункт назначения и вычислил базу НАТО. Ост