•орхе ‹уис Ѓорхес. ‘ан-ЊартинскаЯ ’етрадь

Ћцените этот текст:
•орхе ‹уис Ѓорхес. ‘ан-ЊартинскаЯ ’етрадь


---------------------------------------------------------------
     Џеревод Ѓ.„убина
     OCR: Phiper
---------------------------------------------------------------

‹…ѓ…Ќ„ЂђЌЋ… Ћ‘ЌЋ‚ЂЌ€… Ѓ“ќЌЋ‘-Ђ‰ђ…‘Ђ
     € сквозь вЯзкую дрему гнедого болота
     основатели краЯ на шхунах приплыли?
     Џробивались к земле через цвель камалота
     размалеванных лодок топорные кили.

     Ќо представим, что все по-другому: допустим,
     воды сини, как если бы в реку спустилсЯ
     небосвод со звездой, догоравшей над устьем,
     когда ели индейцы, а „иас постилсЯ.

     Ђ верней -- было несколько сот изможденных,
     у что, пучину в пЯть лун шириною осилив,
     вспоминали о девах морских, о тритонах
     и утесах, которые компас бесили.

     Џонастроили шатких лачуг у потока
     и уснули -- на ђиачуэло, по слухам.
     „о сих пор теми баснЯми кормитсЯ Ѓока.
     Џрисмотрелись в Џалермо и к тем развалюхам --

     к тем лачужным кварталам, жилью урагана,
     гнездам солнца и ливнЯ, которых немало
     оставалось и в наших районах: ‘еррано,
     Џарагвай, ѓурручага или ѓватемала.

     ‘вет в лавчонке рубашкою карточной розов.
     ‚ задних комнатах -- покер. “грюмо и броско
     вырос кум из потемок -- немаЯ угроза,
     цвет предместьЯ, всесильный король перекрестка,

     ЋбъЯвилась шарманка. ђазболтанный валик
     с хабанерой и гринго заныл над равниной.
     "€ригойена!" -- стены корралей взывали.
     ‘аборидо тиранили на пианино.

     ‚еЯл розой табачный ларек в запустенье.
     Џрожитое, опЯть на закате вставаЯ,
     оделЯло мужчин своей призрачной тенью.
     € с одною панелью была мостоваЯ.

     € не верю Я сказке, что в некие годы
     создан город мой -- вечный, как ветры и воды.

     ќ‹…ѓ€џ Ћ Љ‚Ђђ’Ђ‹… ЏЋђ’ЋЌ…‘*
     ”рансиско ‹уису Ѓернардесу

     “садьба Ђльвеар: между улицами Ќикарагуа,
     ђучей Њальдонадо, Љаннинг и ђивера.
     Њножество незастроенных пустырей, следы упадка.
     Њануэль ‚ильбао. Ѓуэнос-Ђйрес (1902)

     ќто слова тоски
     о колоннах ворот, ложившихсЯ тенью
     на немощеную площадь.
     ќто слова тоски
     в памЯть о длинном косом луче
     над вечерними пустырЯми.
     (‡дешнего неба даже под сводом аркад
     было на целое счастье,
     а на пологих крышах часами лежал закат.)
     ќто слова тоски
     о Џалермо глазами бродЯчих воспоминаний,
     поглощенном забвением, смертью в миниатюре.
     „евушки в сопровожденье вальсирующей шарманки
     или обветренных скотогонов
     с бесцеремонным рожком 64-го года
     возле ворот, наполнЯвших радостью ожиданьЯ.
     ‘моковницы вдоль прогалин,
     небезопасные берега Њальдонадо --
     в засуху полного глиной, а не водою --
     и кривые тропинки с высверками ножа,
     и окраина с посвистом стали.

     ‘колько здесь было счастьЯ,
     счастьЯ, томившего наши детские души:
     дворик с зацветшей куртиной
     и куманек, вразвалку шагающий по-пастушьи,

     ‘тарый Џалермо милонг,
     зажигающих кровь мужчинам,
     колоды креольских карт, спасеньЯ от Яви,
     и вечных рассветов, предвестий твоей кончины.

     ‚ здешних прогалах, где небо пускало корни,
     даже и дни тЯнулись
     дольше, чем на каменьЯх центральных улиц.

     “тром ползли повозки
     ‘енеками из предместьЯ,
     а на углах забегаловки ожидали
     ангела с дивной вестью.

     Ќас разделЯет сегоднЯ не больше лиги,
     и поводырь вспоминающему не нужен.
     Њой одинокий свист невзначай приснитсЯ
     утром твоим уснувшим.

     ‚ кроне смоковницы над стеною,
     как на душе, Яснеет.
     ђозы твоих кафе долговечней небесных красок
     облаков нежнее.


ЌЋ—њ Џ…ђ…„ ЏЋѓђ…Ѓ…Ќњ…Њ “ ЌЂ‘ ЌЂ ћѓ…
     ‹етисии Ђльварес де ’оледо
     36
     Џо случаю смерти --
     мы повторЯем никчемное имЯ тайны
     не постигаЯ сути, --
     где-то на ћге всю ночь стоит отворенный дом,
     позабытый дом, которого мне не увидеть,
     а он менЯ ждет всю ночь
     со свечами, горЯщими в час, когда люди спЯт,
     спавший с лица от недугов, сам на себЯ непохожий,
     почти нереальный с виду.
     Ќа бденье у гроба, давЯщее бременем смерти,
     Я направлЯюсь проулком, незамутненным, как памЯть,
     неисчерпаемой ночью,
     где из живых остались
     разве что тени мужчин у погасшего кабачка
     да чей-то свист, единственный в целом свете.
     Њедленно, узнаваЯ свой долгожданный мир,
     Я нахожу квартал и дом и нехитрые двери,
     где с надлежащей степенностью встретЯт гостЯ
     одногодки моих стариков,
     и наши судьбы сольютсЯ в этом углу,
     выходЯщем во дворик --
     дворик под единовластьем ночи, --
     где мы говорим, заглушаЯ Явь, пустые слова,
     а в зеркале -- наши печальные аргентинские лица,
     и общий мате мерит за часом час.
     џ думаю о паутине привычек,
     рвущихсЯ с каждой кончиной:
     обиходе книг, одного -- изо всех -- ключа,
     одного -- среди многих -- тела.
     ‡наю: любаЯ, самаЯ темнаЯ свЯзь --
     из высокого рода чудес,
     и одно из них в том, что все мы -- на этой сходке,
     бдении над неведомым -- нашим мертвым,
     оберегаЯ его в первую смертную ночь.

     (Ѓденье стирает лица,
     и глаза угасают, как €исус в простенке.)
     Ђ он, наш неимоверный мертвый?
     Ћн -- под цветами, отдельными от него,
     с гостеприимством ушедшего оставлЯЯ
     памЯть на годы вперед,
     душеспасительные проулки и времЯ
     свыкнутьсЯ с ними,
     и холодок на повернутом к ветру лице,
     и эту ночь свободы от самого тЯжкого груза
     надоедливой Яви.

‘…‚…ђЌ›‰ Љ‚Ђђ’Ђ‹
     ќто раскрытье секрета
     из тех, что хранЯт по никчемности и невнимайью;
     ни при чем здесь тайны и клЯтвы,
     это держат под спудом как раз потому,
     что не редкость: такое встречаетсЯ всюду,
     где есть вечера и люди, и бережетсЯ забвеньем --
     нашим жалким подобьем тайны.
     ќтот квартал в старину был  нашим  лучшим другом, предметом безумств  и
попреков, как все,
     что любим;
     и если тот пыл еще жив,
     то лишь в разрозненных мелочах,
     которым осталось  недолго: в старой милонге,  поминающей ЏЯть “глов, во
дворике -- неистребимой розе
     между отвесных стенок,
     в вечно обшарпанной вывеске "‘еверного –ветка", в завсегдатаЯх погребка
за картами и гитарой, в закоснелой памЯти слепого.
     ќти осколки и есть наш убогий секрет.
     ‘ловно что-то незримое стерлось:
     бестелеснаЯ музыка любви.
     Њы с кварталом теперь чужие. Ќа пузатых балкончиках больше
     не встретимсЯ с небом.
     ЃоЯзлива обманутаЯ нежность,
     и звезда над ЏЯтью “глами уже другаЯ.
     Ќо беззвучно и вечно -- всем, что отнЯто и недоступно,
     как все и всегда  на  свете: жилковатым  навесом  эвкалипта, бритвенной
плошкой, вобравшей  рассвет и закат, -- крепнет порука участьЯ и дружелюбьЯ,
тайнаЯ верность, чье имЯ сейчас разглашаю: квартал.

Last-modified: Tue, 06 Sep 2005 03:52:38 GMT
Ћцените этот текст: