сле, их положении, самом веществе вещи"<$FB u f f o
n.  Maniere de traiter l'Historie naturelle (Euvres completes, t.
I, p. 21).>. Ѓюффон и ‹инней предлагают одну и ту же сетку, их
взглЯд занимает та же самаЯ поверхность контакта вещей; одни и те
же черные клетки берегут невидимое; одни и те же плоскости, Ясные
и отчетливые, предоставлЯютсЯ словам.
     ЃлагодарЯ структуре то, что представление дает в неЯсном
виде и в форме одновременности, оказываетсЯ доступным анализу и
дающим тем самым возможность длЯ линейного развертываниЯ Языка.
„ействительно, по отношению к объекту наблюдениЯ описание есть то
же самое, что и предположение длЯ представлениЯ, которое оно
выражает: его последовательное размещение, элемент за элементом.
Ќо, как мы помним, Язык в своей эмпирической форме подразумевал
теорию предложениЯ и теорию сочленениЯ. ‚зЯтое в себе самом,
предложение оставалось пустым. —то же касаетсЯ сочленениЯ, то оно
действительно образовывало речь лишь при том условии, что оно
свЯзывалось с Явной или скрытой функцией глагола быть.
…стественнаЯ историЯ ЯвлЯетсЯ наукой, то есть Языком, но
обоснованным и хорошо построенным: его пропозициональное
развертывание на законном основании ЯвлЯетсЯ сочленением;
размещение в линейной последовательности элементов расчленЯет
представление очевидным и универсальным образом. ‚ то времЯ как
одно и то же  представление может дать место значительному числу
предложений, так как заполнЯющие его имена сочленЯютсЯ различным
образом, то одно и то же животное, одно и то же растение будут
описаны одним и тем же способом в той мере, в какой от
представлениЯ до Языка господствует структура. ’еориЯ структуры,
пронизывающаЯ на всем ее протЯжении естественную историю, в
классическую эпоху совмещает, в одной и той же функции, роли,
которые в Языке играют предложение и сочленение.
     € именно на этом основании теориЯ структуры свЯзывает
возможность естественной истории с матезисом. „ействительно, она
сводит все поле видимого к одной системе переменных, все значениЯ
которых могут быть установлены если и не количественно, то по
крайней мере посредством совершенно Ясного и всегда законченного
описаниЯ. ’аким образом, между природными существами можно
установить систему тождеств и порЯдок различий. Ђдансон считал,
что когда-нибудь можно будет рассматривать ботанику как строго
математическую науку и что была бы законна постановка в ней таких
же задач, как и в алгебре или геометрии: "найти самый
чувствительный пункт, устанавливающий линию раздела, или же
спорную линию, между семейством скабиозы и семейством жимолости";
или же найти известный род растений (неважно, естественный или
искусственный), который занимает в точности промежуточное
положение между семейством кендырЯ и семейством бурачника<$FA d a
n s o n.  Famille des plantes, I, preface, p. CCI.>. ЃлагодарЯ
структуре сильное разрастание существ на поверхности земли можно
ввести как в последовательный порЯдок какого-то описательного
Языка, так и одновременно в поле матезиса, который ЯвлЯетсЯ как
бы всеобщей наукой о порЯдке. ќто конститутивное, столь сложное
отношение устанавливаетсЯ благодарЯ мнимой простоте описанного
увиденного объекта.
     ‚се это имеет большое значение длЯ определениЯ объекта
естественной истории, данного в поверхностЯх и линиЯх, а не в
функционировании или же в невидимых тканЯх. ђастение и животное в
меньшей степени рассматриваютсЯ в их органическим единстве, чем в
зримом расчленении их органов. ќти органы ЯвлЯютсЯ лапами и
копытами, цветами и плодами, прежде чем быть дыханием или
внутренними жидкостЯми. …стественнаЯ историЯ охватывает
пространство видимых переменных, одновременных и сопутствующих,
без внутреннего отношениЯ к субординации или организации. ‚ XVII
и XVIII веках анатомиЯ утратила ведущую роль, какую она играла в
эпоху ‚озрождениЯ и какую она вновь обретает в эпоху Љювье. „ело
не в том, что к тому времени будто бы уменьшилось любопытство или
знание регрессировало, а в том, что фундаментальнаЯ диспозициЯ
видимого и высказываемого не проходит больше через толщу тела.
Ћтсюда эпистемологическое первенство ботаники: дело в том, что
общее длЯ слов и вещей пространство образовывало длЯ растений
сетку гораздо более удобную и гораздо менее "черную", чем длЯ
животных; в той мере, в какой многие основные органы растениЯ, в
отличие от животных, ЯвлЯютсЯ видимыми, таксономическое познание,
исходЯщее из непосредственно воспринимаемых переменных, было
более богатым и более свЯзным в ботанике, чем в зоологии.
‘ледовательно, нужно перевернуть обычное утверждение:
исследование методов классификации объЯснЯетсЯ не тем, что в XVII
и XVII веках интересовались ботаникой, а тем, что, поскольку
знать и говорить можно было лишь в таксономическом пространстве
видимого, познание растений должно было взЯть верх над познанием
животных.
     Ќа уровне институтов ботанические сады и кабинеты
естественной истории были необходимыми коррелЯтами этого
разделениЯ. €х значение длЯ классической культуры, по существу,
зависит не от того, что они позволЯют видеть, а от того, что они
скрывают, и от того, что из-за этого сокрытиЯ они позволЯют
обнаружить: они скрывают анатомию и функционирование, они прЯчут
организм, чтобы вызвать перед глазами, ожидающими от них истины,
видимое очертание форм вместе с их элементами, способом их
распределениЯ и их размерами. ќто -- книга, снабженнаЯ
структурами, пространством, где комбинируютсЯ признаки и где
развертываетсЯ классификациЯ. Љак-то в конце XVIII века Љювье
завладел склЯнками ЊузеЯ, разбил их и препарировал все собранные
классической эпохой и бережно сохранЯемые экспонаты видимого
животного мира. ќтот иконоборческий жест, на который так никогда
и не решилсЯ ‹амарк, не выражает нового любопытства к тайне, длЯ
познаниЯ которой ни у кого не нашлось ни стремлениЯ, ни мужества,
ни возможности. Џроизошло нечто гораздо более серьезное:
естественное пространство западной культуры претерпело мутацию:
это был конец истории, как ее понимали ’урнефор, ‹инней, Ѓюффон,
Ђдансон, а также Ѓуассье де ‘оваж, когда он противопоставлЯл
историческое познание видимого философскому познанию невидимого,
скрытого и причин<$FBoissier de Sauvages. Nosologie methodique,
t. I. Lyon, 1772, p. 91--92.>; это будет также началом того, что
дает возможность, замещаЯ анатомией классификацию, организмом --
структуру, внутренним подчинением -- видимый признак, серией --
таблицу, швырнуть в старый, плоский, запечатленный черным по
белому мир животных и растений целую глыбу времени, котораЯ будет
названа историей в новом смысле слова.

        4. Џђ€‡ЌЂЉ

     ‘труктура ЯвлЯетсЯ таким обозначением видимого, которое
благодарЯ своего рода долингвистическому выбору позволЯет ему
выразитьсЯ в Языке. Ћднако полученное таким образом описание
подобно имени собственному: оно предоставлЯет каждому существу
его ограниченную индивидуальность и не выражает ни таблицы, к
которой оно принадлежит, ни окружающего его соседства, ни
занимаемого им места. ќто чисто и простое обозначение. € длЯ того
чтобы естественнаЯ историЯ стала Языком, нужно, чтобы описание
стало "именем нарицательным". Њы видели, как в спонтанном Языке
первые обозначениЯ, относЯщиесЯ лишь к единичным представлениЯм,
оттолкнувшись от своих истоков в Языке действиЯ и в первичных
корнЯх, мало-помалу благодарЯ силе деривации достигли самых общих
значений. Ќо естественнаЯ историЯ -- хорошо построенный Язык: она
не не нуждаетсЯ в воздействии деривации и ее фигуры; она не
должна обслуживать никакую этимологию<$FL i n n e.  Philosophie
botanique, <185> 258.>. Ќужно, чтобы она соединЯла в одну и ту же
операцию то, что Язык всегда разделЯет: она должна очень точно
обозначать все естественные существа и одновременно размещать их
в системе тождеств и различий, сближающей и разделЯющей их друг
от друга. …стественнаЯ историЯ должна обеспечивать сразу и
определенное обозначение, и контролируемую деривацию. € подобно
тому, как теориЯ структуры совмещала сочленение и предложение,
так и теориЯ признака должна отождествить обозначающие
характеристики и пространство, в котором они развертываютсЯ.
"ђаспознавание растений, -- говорит ’урнефор, -- состоит в точном
знании имен, которые им даны по отношению к структуре некоторых
из их частей... €деЯ признака, существенным образом различающего
одни растениЯ от других, должна быть неизменно свЯзанной с именем
каждого растениЯ"<$FT o u r n e f o r t. Elements de botanique,
p. 1--2.>.
     “становление признака ЯвлЯетсЯ одновременно и простым и
сложным делом. Џростым, так как естественнаЯ историЯ не ставит
своей целью установление системы названий, исходЯ из трудно
анализируемых представлений; она должна положить в ее основание
такой Язык, который уже развертывалсЯ в описании. ЌазваниЯ будут
даватьсЯ, исходЯ не из того, то видЯт, а из элементов, которые
уже перенесены благодарЯ структуре в речь. ‡адачей ЯвлЯетсЯ
построение вторичного Языка на основе этого первичного: он должен
быть недвусмысленным и универсальным. Ќо сейчас же обнаруживаетсЯ
серьезное затруднение. „лЯ установлениЯ тождеств и различий между
всеми естественными существами пришлось бы учесть каждую черту,
упомЯнутую в описании. ќта бесконечнаЯ задача означала бы, что
становление естественной истории переноситсЯ в недостижимую даль,
если бы не существовало способов обойти трудность и ограничить
труд сравнениЯ. Њожно заранее сказать, что эти способы бывают
двух типов. €ли можно делать полные сравнениЯ, но внутри
эмпирически ограниченной группы, в которой число сходств
настолько велико, что перечисление различий не будет
труднодостижимым: продвигаЯсь мало-помалу от черты к черте, можно
будет надежно установить тождества и различиЯ. €ли можно выбрать
конечную и относительно ограниченную совокупность черт у всех
имеющихсЯ индивидов, у которых исследуютсЯ постоЯнства и
изменениЯ. ‚торой подход был назван ‘истемой, а первый --
Њетодом. €х противопоставлЯют друг другу, как противопоставлЯют
‹иннеЯ Ѓюффону, Ђдансону, Ђнтуан-‹орану де †юссье, как
противопоставлЯют негибкую, формально четкую концепцию природы
тонкому и непосредственному восприЯтию ее родственных отношений,
как противопоставлЯют идею неподвижной природы идее подвижной
непрерывности существ, сообщающихсЯ, смешивающихсЯ и, возможно,
превращающихсЯ друг в друга... ’ем не менее не этот конфликт
общих воззрений на природу ЯвлЯетсЯ существенным. ‘ущественное
состоит, скорее, в той системе необходимости, котораЯ в этом
пункте сделала возможным и неустранимым выбор между двумЯ
способами конструированиЯ естественной истории как Языка. ‚се
прочее -- не более как неизбежное логическое следствие.
     ‘истема выделЯет определенные элементы среди тех, которые ее
описание скрупулезно сопоставлЯет. Ћни определЯют
привилегированную структуру и, говорЯ по правде, исключительную,
в рамках которой будет изучатьсЯ совокупность тождеств или
различий. ‹юбое различие, не основанное на одном из таких
элементов, будет считатьсЯ безразличным. …сли, как ‹инней,
выбирают в качестве характерной черты "все различные части
плода"<$FL i n n e.  Philosophie botanique, <185> 192.>, то
различием в листе или стебле, в корне или черенке следует
систематически пренебрегать. Ѓолее того, любое тождество, которое
не будет тождеством одного из этих элементов, не будет иметь
значениЯ длЯ определениЯ признака. ‡ато, когда у двух индивидов
эти элементы ЯвлЯютсЯ сходными, они получают общее наименование.
‚ыбранную длЯ установлениЯ подходЯщих тождеств и различий
структуру называют признаком. ‘огласно ‹иннею, признак
составлЯетсЯ из "самого тщательного описаниЯ плода у первого
вида. ‚се другие виды рода сравниваютсЯ с первым, устранЯЯ при
этом все расходЯщиесЯ черты; наконец после этой работы возникает
признак"<$FId., ibid., <185> 193.>.
     ‚ своем исходном пункте система ЯвлЯетсЯ произвольной, так
как она последовательно пренебрегает всЯким различием и всЯким
тождеством, не основанным на привилегированной структуре. Ћднако
ничто не препЯтствует тому, что со временем может быть открыта на
основе той же техники такаЯ система, котораЯ была бы
естественной; всем различиЯм в признаке соответствовали бы
различиЯ той же значимости в общей структуре растениЯ; и
напротив, все индивиды или все виды, соединенные одним общим
признаком, имели бы в каждой из их частей одинаковое отношение
сходства. Ќо к естественной системе можно прийти, лишь установив
с определенностью искусственную систему, по крайней мере в
некоторых областЯх растительного или животного мира. €менно
поэтому ‹инней не стремилсЯ к немедленному установлению
естественной системы, "прежде чем было бы в совершенстве изучено
все относЯщеесЯ"<$FL i n n e. Systema naturae, <185> 12.> к его
системе. Љонечно, естественный метод представлЯет собой "первое и
последнее пожелание ботаников", причем все его "фрагменты нужно
разыскивать с максимальным тщанием"<$FL i n n e.  Philosophie
botanique, <185> 77.>, как делал это сам ‹инней в своих "Classes
Plantarum"; хотЯ за неимением этого естественного метода, который
лишь в будущем ЯвитсЯ в своей определенной и законченной форме,
"искусственные системы ЯвлЯютсЯ совершенно необходимыми"<$FL i n
n e. Systema naturae, <185> 12.>.
     Ѓолее того, система ЯвлЯетсЯ относительной: она может
функционировать с желаемой точностью. …сли выбранный признак
образован на основе развитой структуры, с большим набором
переменных, то различиЯ обнаружатьсЯ очень скоро при переходе от
одной особи к другой, если даже они совсем близки друг к другу: в
этом случае признак максимально приближен к чистому и простому
описанию<$F"…стественный признак вида -- это описание" (L i n n
e.  Philosophie botanique, <185> 193).>. …сли же, напротив,
привилегированнаЯ структура бедна, содержит мало переменных, то
различиЯ станут редкими, а особи будут группироватьсЯ в
компактные массы. Џризнак будет выбиратьсЯ в зависимости от
желаемой тонкости классификации. ’урнефор длЯ образованиЯ родов
выбрал в качестве признака комбинацию цвета и плода не потому,
что они были самыми важными частЯми растениЯ (как это обосновывал
–езальпин), а потому, что они делали возможной численно
достаточную комбинаторику: действительно, элементы,
заимствованные у трех других частей (корни, стебли и листьЯ),
были или слишком многочисленными, если их брали вместе, или
слишком малочисленными, если их рассматривали порознь<$FT o u r n
e f o r t. Elements de botanique, p. 27.>. ‹инней подсчитал, что
38 органов размножениЯ, каждый из которых содержит четыре
переменные (число, фигура, расположение и величина), приводЯт к
установлению 5776 конфигураций, что достаточно длЯ определениЯ
родов<$FL i n n e.  Philosophie botanique, <185> 167.>. …сли
желательно получить группы более многочисленные, чем роды, нужно
обратитьсЯ к самым узким признакам ("искусственные признаки,
принЯтые ботаниками"), как, например, к одним лишь тычинкам или к
одному пестику: так можно будет различить классы или отрЯды<$FL i
n n e.  Systeme sexuel des vegetaux, p. 21.>.
     ’аким путем можно упорЯдочить всю область растительного или
животного царства. ЉаждаЯ группа сможет получить свое название.
’аким образом, какой-то вид, не будучи описанным, может быть
обозначен с максимальной точностью посредством названий различных
совокупностей, в которые он включен. …го полное название проходит
через всю сеть признаков, установленных вплоть до самых крупных
классов. Ћднако, как замечает ‹инней, это название длЯ удобства
должно оставатьсЯ частично "немым" (без указаниЯ класса и
отрЯда), но, с другой стороны, частично "звучащим": нужно
называть род, вид, разновидность<$FL i n n e.  Philosophie
botanique, <185> 212.>. Џризнанное в своем существенном признаке
и описанное, исходЯ из него, растение будет в то же времЯ
выражать родство, свЯзывающее его с тем, что на него похоже и что
принадлежит к тому же самому роду (следовательно, к тому же
самому семейству и отрЯду). Ћно получит одновременно свое
собственное имЯ и весь рЯд (обнаруженный или скрытый)
нарицательных имен, в рамках которых оно размещаетсЯ. "ђодовое
имЯ -- это, так сказать, полновеснаЯ монета нашей ботанической
республики"<$FId., ibid., <185> 284.>. …стественнаЯ историЯ
выполнит тем самым свою главную задачу, состоЯщую в "размещении и
наименовании"<$FId., ibid., <185> 151. ќти две функции,
обеспеченные признаком, в точности соответствуют функциЯм
обозначениЯ и деривации, которые в Языке обусловлены именем
нарицательным.>.
     Њетод представлЯет собой другой способ решениЯ той же
проблемы. ‚место вычленениЯ в описанной совокупности тех --
многочисленных или немногих -- элементов, которые образуют
признаки. метод последовательно выводит их. ‚ыведение здесь нужно
понимать как изъЯтие. Љак это делал Ђдансон в исследовании
растений ‘енегала<$FA d a n s o n.  Histoire naturalle du
Senegal. Paris, 1757.>, в основу кладетсЯ произвольно выбранный
или случайно встреченный вид. ќтот вид описываетсЯ полностью во
всех его частЯх, причем фиксируЯ все значениЯ его переменных.
ђабота, котораЯ возобновлЯетсЯ длЯ следующего вида, задана также
произволом представлениЯ; описание должно быть столь же полным,
что и в первый раз, однако ничто из того, что было упомЯнуто в
первом описании, не должно повторЯтьсЯ во втором. “поминаютсЯ
только различиЯ. ’о же самое проделываетсЯ по отношению к
третьему виду, учитываЯ описаниЯ двух первых, и так далее, так
что в конце концов все различные черты всех растений оказываютсЯ
упомЯнутыми один раз, но никогда больше одного раза. ѓруппировка
вокруг первичных описаний, описаний, сделанных впоследствии и
постепенно упрощающихсЯ, позволЯет сквозь первоначальный хаос
увидеть общую картину родственных свЯзей. •арактеризующий каждый
вид или каждый род признак -- единственнаЯ черта, отмеченнаЯ на
фоне скрытых тождеств. Ќа деле такой прием был бы, несомненно,
самым надежным, однако число существующих видов таково, что их
невозможно исчерпать. ’ем не менее изучение встреченных образцов
вскрывает существование больших "семейств", то есть очень
обширных групп, в рамках которых виды и роды имеют значительный
рЯд совпадений, настолько значительный, что они согласуютсЯ между
собой в многочисленных характеристиках даже длЯ наименее
аналитического взглЯда; например, сходство между всеми видами
лютиков или волчьего корнЯ непосредственно бросаетсЯ в глаза.
Џоэтому длЯ того, чтобы задача не была бесконечной, нужно
изменить подход. ‚ свЯзи с этим принимают крупные семейства,
ЯвлЯющиесЯ, конечно, признанными, первые описаниЯ которых как бы
вслепую определили основные черты. €менно эти общие черты
устанавливаютсЯ теперь позитивным образом; затем каждый раз,
когда встретитсЯ род или вид, обнаруживающий их, будет достаточно
указать, благодарЯ какому различию они отличаютсЯ от других,
служащих им в качестве естественного окружениЯ. Џознание каждого
вида будет достигнуто без труда, исходЯ из этой общей
характеристики: "Њы разделим каждое из трех царств на много
семейств, которые соберут воедино все существа, имеющие между
собой разительное сходство, мы просмотрим все общие и особенные
признаки входЯщих в эти семейства существ". ’аким способом "можно
будет обеспечить отнесение всех этих существо к их естественным
семействам; так что, начинаЯ с куницы и волка, собаки и медведЯ,
будут достаточно хорошо распознаватьсЯ лев, тигр, гиена,
ЯвлЯющиесЯ животными того же самого семейства"<$FA d a n s o n.
Cours d'histoire naturelle, 1772 (ed. 1845), p. 17.>.
     Ћтсюда становитсЯ очевидным различие между методом и
системой. Њетод может быть только один; систем же можно
предлагать и применЯть достаточно много: Ђдансон их насчитывал
65<$FA d a n s o n.  Familles des plantes, Paris, 1763.>. ‘истема
ЯвлЯетсЯ произвольной во всем своем развертывании, но раз система
переменных -- признак -- была уже определена, то ее нельзЯ больше
изменЯть, прибавлЯЯ или отнимаЯ хотЯ бы один элемент. Њетод
определЯетсЯ извне, посредством всеохватывающих сходств,
сближающих вещи; метод переводит восприЯтие непосредственно в
речь; в исходной точке метод максимально сближен с описанием, но
длЯ него всегда ЯвлЯетсЯ возможным присоединить к общему
признаку, определенному им эмпирически, необходимые изменениЯ:
черта, котораЯ кажетсЯ существенной длЯ группы растений или
животных, зачастую может быть особенностью лишь некоторых из них,
если при этом обнаруживаетсЯ, что они, не обладаЯ ею, принадлежат
к тому же самому семейству. метод всегда должен быть открыт длЯ
самокорректировки. Љак говорит Ђдансон, система подобна "правилу
ложной позиции в вычислении": она зависит от решениЯ, но она
должна быть совершенно последовательной. Њетод же, напротив, есть
"некоторое распределение объектов или Явлений, сближенных
некоторыми соответствиЯми или сходствами, выражаемых общим и
применимым ко всем эти объектам понЯтием, причем это
фундаментальное понЯтие, или этот принцип, не рассматриваетсЯ как
абсолют, как неизменное или настолько всеобщее, чтобы оно было
лишено исключений... Њетод отличаетсЯ от системы лишь той идеей,
которую автор свЯзывает со своими принципами, рассматриваЯ их как
переменные в методе и как неизменные в системе"<$FId., ibid., t.
I, preface.>.
     Ѓолее того, система позволЯет распознавать среди структур
животного или растениЯ отношениЯ лишь координации: поскольку
признак выбран не в силу его функциональной важности, а по
причине его комбинаторной эффективности, постольку ничто не
доказывает, что во внутренней иерархии особи такаЯ-то форма
пестика, определенное расположение тычинок влекут за собой
определенную структуру: если зародыш Adoxa располагаетсЯ между
чашечкой и венчиком, то это не более не менее как "единичные
структуры"<$FL i n n e.  Philosophie botanique, <185> 105.>: их
незначительность обусловлена исключительно их редкостью, тогда
как одинаковое распределение чашечки и венчика не имеет другого
значениЯ, кроме его частой встречаемости<$FId., ibid., <185>
94.>. Ќапротив, метод, будучи движением от самых общих тождеств и
различий к менее общим, способен к раскрытию вертикальных
отношений субординации. „ействительно, он позволЯет распознавать
признаки, достаточно значительные длЯ того, чтобы они не были
отвергнуты внутри данного семейства. Џо отношению к системе эта
инверсиЯ имеет очень важное значение: самые существенные признаки
позволЯют различать наиболее крупные и визуально наиболее
отличимые семейства, в то времЯ как длЯ ’урнефора или ‹иннеЯ
существенный признак определЯл род; причем "соглашениЯ"
натуралистов было достаточно длЯ того, чтобы выбрать какой-то
искусственный признак длЯ выделениЯ классов и отрЯдов. ‚ методе
общаЯ организациЯ и ее внутренние зависимости господствуют над
боковой передачей постоЯнного набора переменных.
     ЌесмотрЯ на эти различиЯ, система и метод построены на одном
и том же эпистемологическом основании. …го можно кратко
определить, сказав, что познание эмпирических индивидов может
быть достигнуто в классическом знании лишь в непрерывной,
упорЯдоченной и обобщающей все возможные различиЯ таблице. ‚ XVI
веке тождественность растений и животных подтверждалась
положительной чертой (часто видимой, но иногда скрытой),
носителЯми которой они были: например, отличительным признаком
различных видов птиц ЯвлЯлись не различиЯ, которые были между
ними, а то, что одни птицы охотились ночью, другие жили на воде,
а третьи питались живыми существами<$FCp.: P.  B e l o n.
Histoire de la nature des oiseaux.>. ‹юбое существо обладало
какой-то приметой, и вид охватывалсЯ общим геральдическим
символом. ’аким образом, каждый вид сам свидетельствовал о себе,
выражал свою индивидуальность, не зависимо от всех остальных: они
вполне могли бы и не существовать, причем критерии определениЯ
видов от этого бы не изменились по отношению к тем, которые
оставались бы видимыми. Ќо начинаЯ с XVII века знаки можно было
воспринимать лишь в анализе представлений согласно тождествам и
различиЯм, то есть любое обозначение должно было теперь вступить
в определенное отношение со всеми другими возможными
обозначениЯми. ђаспознавать то, что по праву принадлежит
индивиду, значит располагать классификацией или возможностью,
классифицировать совокупность прочих индивидов. ’ождество и то,
что его выражает, определЯютсЯ посредством вычитаниЯ различий.
†ивотное или растение не ЯвлЯетсЯ тем, на что указывает знак,
открываемый в нем; оно есть то, чем другие не ЯвлЯютсЯ, существуЯ
в себе самом лишь в той мере, в какой другие от него отличаютсЯ.
Њетод и система -- способы определениЯ тождеств сквозь общую
сетку различий. Џозднее, начинаЯ с Љювье, тождество видов будет
фиксироватьсЯ также игрой различий, но они возникнут на основе
больших органических единств, имеющих свои внутренние системы
зависимости (скелет, дыхание, кровообращение): беспозвоночные
будут определЯтьсЯ не только отсутствием позвоночника, но
определенным способом дыханиЯ, существованием определенного типа
кровообращениЯ и посредством целостной органической свЯзанности,
вырисовывающей позитивное единство. ‚нутренние закономерности
организма, замечаемые специфические признаки, станут объектом
наук о природе. ЉлассификациЯ в качестве основной и
конститутивной проблемы естественной истории размещалась в
историческом разрезе и с необходимостью между теорией приметы и
теорией организма.

        5. Ќ…Џђ…ђ›‚ЌЋ‘’њ € ЉЂ’Ђ‘’ђЋ”Ђ

     ‚ центре этого хорошо построенного Языка, каким стала
естественнаЯ историЯ, остаетсЯ одна проблема. Њожно допустить в
конце концов, что превращение структуры в признак ЯвлЯетсЯ
невозможным и что имЯ нарицательное никогда не в состоЯнии
возникнуть из имени собственного. Љто может гарантировать, что
описаниЯ, переходЯт от одной особи к другой, от одного вида к
другому, не выЯвЯт столь различные характеристики, что всЯкаЯ
попытка обоснованиЯ нарицательного имени не будет заранее
обречена на провал? Љто может заверить, что каждаЯ структура не
ЯвлЯетсЯ строго изолированной от любой другой и что она не
функционирует как какаЯ-то индивидуальнаЯ отметина? „лЯ поЯвлениЯ
простейшего признака необходимо, чтобы по меньшей мере один
элемент выделенной структуры повторЯлсЯ бы в другой, так как
всеобщий порЯдок различий, позволЯющий упорЯдочить виды,
предполагает определенное проЯвление подобий. ќта проблема
изоморфна той, котораЯ уже встречалась нам по отношению к
Языку<$F‘р. выше, с. 191.>: длЯ того чтобы имЯ нарицательное было
возможно, необходимо, чтобы между вещами имелось это
непосредственное сходство, позволЯющее обозначающим элементам
пробегать все поле представлений, скользЯ по их поверхности,
задерживаЯсь на их подобиЯх, образуЯ в конце концов коллективные
обозначениЯ. Ќо длЯ того, чтобы очертить это риторическое
пространство, в котором названиЯ мало-помалу принимают свои общие
значениЯ, не было необходимости в определении статуса этого
сходства, даже если оно было действительно обосновано; лишь бы
оно давало достаточно простора длЯ воображениЯ. ’ем не менее длЯ
естественной истории, этого хорошо построенного Языка, эти
аналогии воображениЯ не могут расцениватьсЯ в качестве гарантий.
—то же касаетсЯ радикального сомнениЯ, необходимость повторениЯ
которого в опыте отмечал ћм, то естественнаЯ историЯ, которой,
как и любому Языку, оно угрожает, должна отыскать способ обойти
его. ‚ природе должна господствовать непрерывность.
     ќто требование непрерывности природы несколько
модифицируетсЯ в зависимости от того, идет ли речь о системах или
методах. „лЯ систематиков непрерывность возникает исключительно
из совмещениЯ без пробела различных регионов, которые можно четко
выделить с помощью признаков. „лЯ них достаточно непрерываемой
последовательности значений, которые может принимать выбраннаЯ в
качестве признака структура на всем пространстве видов; если
исходить из этого принципа, то обнаружитсЯ, что все эти значениЯ
будут соответствовать реальным существам, даже если они еще
неизвестны. "‘истема служит указателем растений -- даже тех,
которые еще не упомЯнуты; этого никогда не может дать
перечисление в каталоге"<$FL i n n e.  Philosophie botanique,
<185> 156.>. ‚ этой непрерывности совмещениЯ категории не будут
просто произвольными условностЯми; они будут соответствовать
(если они установлены правильно) тем регионам, которые отчетливо
существуют на этой непрерываемой поверхности природы; они будут
более обширными участками, но столь же реальными, как сами особи.
Џоэтому основаннаЯ на половой структуре система позволЯет,
согласно ‹иннею, открывать надежно обоснованные роды: "‘ледует
знать, что не признак устанавливает род, а род устанавливает
признак, что признак проистекает из рода, а не род из
признака"<$FId., ibid., <185> 169.>. ‡ато в методах, длЯ которых
сходства даны сначала в их грубой и очевидной форме,
непрерывность природы не будет уже этим чисто негативным
постулатом (свободного пространства между различными категориЯми
нет), но будет позитивным требованием: всЯ природа образует
великое сцепление, в котором существа сходствуют друг с другом, а
соседние особи бесконечно подобны между собой; так что любой
пропуск, указывающий не на самое незначительное различие особи, а
на более широкие категории, никогда не ЯвлЯетсЯ реальным. ќто
непрерывность, где любаЯ всеобщность оказываетсЯ номинальной.
Ќаши общие идеи, говорит Ѓюффон, "относЯтсЯ к непрерывной цепи
объектов, в которой мы отчетливо различаем только средние звеньЯ,
так как ее крайние сочленениЯ ускользают все больше и больше от
нашего рассмотрениЯ... —ем больше будет возрастать число
расчленений естественных образований, тем скорее приблизЯтсЯ к
истине, поскольку в природе существуют реально лишь особи, а
роды, отрЯды, классы существуют только в нашем воображении"<$FB u
f f o n.  Discours sur la maniere de traiter l'histoire naturelle
(CEuvres completes, t. I, p. 36, 39).>. Ѓонне в том де смысле
говорил, что "в природе нет скачков: все здесь происходит
постепенно, все нюансировано. …сли бы между двумЯ какими-то
существами имелсЯ разрыв, то что же было бы основанием длЯ
перехода от одного к другому? ’аким образом, нет такого существа,
над и под которым не имелись бы другие, которые приближаютсЯ к
нему по одним признакам и удалЯютсЯ по другим". ‚сегда можно
найти "средние образованиЯ": полипы находЯтсЯ между растением и
животным, летающаЯ белка -- между птицей и четвероногим, обезьЯна
-- между четвероногим и человеком. ‘ледовательно, наши
распределениЯ особей по видам и классам "ЯвлЯютсЯ чисто
номинальными", они представлЯют собой лишь "средства,
соответствующие нашим потребностЯм и ограниченности наших
познаний"<$FC h.  B o n n e t.  Contemplation de la nature, Ire
partie (CEuvres completes, t. IV, h. 35--36).>.
     ‚ XVIII веке непрерывность природы была требованием всей
естественной истории, то есть любой попытки ввести в природу
порЯдок и открыть в ней общие категории, которые были бы
действительными и предписывались бы Явными различиЯми или были бы
удобными и просто вычлененными нашим воображением
дифференциациЯми. ’олько лишь непрерывность может гарантировать
повторЯемость природы, а следовательно, возможность длЯ структуры
стать признаком. Ќо это требование тут же раздваиваетсЯ. ‚едь
если бы можно было благодарЯ непрерывному движению опыта в
точности шаг за шагом проследить непрерывный рЯд особей,
разновидностей, видов, родов, классов, то не было бы
необходимости в создании науки, так как данные в описании
обозначениЯ обобщались бы с полным правом и Язык вещей
посредством спонтанного движениЯ конституировалсЯ бы как научнаЯ
речь. ’ождественное в природе непосредственно раскрылось бы
воображению, и спонтанное скольжение слов в их риторическом
пространстве полновесно воспроизвело бы идентичность существ в их
нарастающей общности. ’огда естественнаЯ историЯ стала бы
бесполезной, или, скорее, она была бы уже создана повседневным
Языком людей; всеобщаЯ грамматика была бы в то же времЯ
универсальной таксономией существ. Ќо если естественнаЯ историЯ,
совершенно отличнаЯ от анализа слов, ЯвлЯетсЯ необходимой, то это
обусловлено тем, что опыт не дает нам всей непрерывности природы.
Ћн дает ее преисполненной разрывов -- так как имеетсЯ немало
пропусков в рЯде значений, действительно занЯтых переменными
(есть возможные существа,место которых определено, но которых
никто никогда не имел случаЯ наблюдать), -- и одновременно
лишенной порЯдка, так как реальное географическое и земное
пространство, в котором мы находимсЯ, показывает нам переплетение
одних существ с другими в таком порЯдке, который по отношению к
грандиозному пространству таксономий есть не что иное, как
случай, беспорЯдок и расстройство. ‹инней заметил, что, соединЯЯ
в одних и тех же местах лернею<$Fђод паразитических веслоногих
ракообразных (Copepoda Siphonostomata), установленный впервые
‹иннеем. -- Џрим. перев.> (животное) и нитчатку<$F‘тарое название
рода большей частью зеленых водорослей. Љ нитчаткам относЯтсЯ,
например, нитчатые представители класса конъюгат (спирогира и
др.). -- Џрим. перев.> (водоросль) или же губку и коралл, природа
не свЯзывает, как было бы желательно длЯ порЯдка классификаций,
"самые совершенные растениЯ с животными, считающимисЯ очень
несовершенными растениЯми"<$FL i n n e.  Philosophie botanique.>.
Ђдансон также утверждал, что "природа -- неопределеннаЯ смесь
существ, сближенных, по-видимому, случаем: здесь золото смешано с
другим металлом, с камнем, с землей, там фиалка растет рЯдом с
дубом. ‘реди этих растений бродЯт также четвероногое, рептилиЯ и
насекомое: рыбы смешаны, так сказать, с водной стихией, в которой
они плавают, и с водными растениЯми... ќта смесь одновременно и
столь едина, и столь разнообразна, что представлЯет, по-видимому,
один из законов природы"<$FA d a n s o n.  Cours d'histoire
naturelle, 1772 (ed. Paris 1845), p. 4--5.>.
     Ќо это сплетение существу есть результат хронологического
рЯда событий, имеющих свой источник и свое применение не в самих
живых видах, но в том пространстве, в котором они размещаютсЯ.
Ћни возникают в результате свЯзи ‡емли и ‘олнца, в смене
климатов, в превратностЯх земной коры, которые прежде всего
воздействуют на морЯ и континенты, то есть на поверхность земного
шара; живые существа затрагиваютсЯ рикошетом, вторичным образом:
жара их привлекает или отталкивает, вулканы их разрушают, они
исчезают при землетрЯсениЯх. Љак это предполагал Ѓюффон,
возможно, что землЯ прежде, чем она стала постепенно охлаждатьсЯ,
была раскаленной, а животные, привыкшие жить при высоких
температурах, сгруппировались в единственно жарком в настоЯщее
времЯ районе, в то времЯ как умеренные в этом отношении или
холодные земли заселЯлись видами, не имевшими ранее возможности
возникнуть. ‚месте с переворотами в истории земли таксономическое
пространство (в котором соседства определЯютсЯ порЯдком признака,
а не образом жизни) оказалось размещенным в конкретном
пространстве, которое его искажало. Ѓолее того, оно, несомненно,
было разбито на куски, и множество видов, соседних с известными
нам или ЯвлЯющихсЯ промежуточными между таксономическими рЯдами,
длЯ нас известными, должно было исчезнуть, оставив после себЯ
лишь труднодоступные длЯ дешифровки следы. ‚о всЯком случае, этот
исторический рЯд событий накладываетсЯ на пространство существ:
он, собственно говорЯ, не принадлежит ему, развертываЯсь в
реальном пространстве мира, а не в аналитическом пространстве
классификаций: подвергаетсЯ сомнению сам мир как место длЯ
существ, а не существа как обладающие свойством быть живыми.
‘имволизируемаЯ в библейских сказаниЯх историчность
непосредственным образом воздействует на нашу астрономическую
систему и опосредованно на таксономию видов, причем помимо того,
о чем рассказывает Љнига ЃытиЯ и историЯ Џотопа, возможно, что
"наша землЯ претерпела другие перевороты, которые не были нами
обнаружены. ќто касаетсЯ всей астрономической системы, причем
свЯзи, соединЯющие нашу землю с другими небесными делами, в
особенности с ‘олнцем и с кометами, могли быть источником многих
потрЯсений, от которых не осталось и следа, заметного длЯ нас, и
о которых жители других соседних миров, возможно, кое-что
знали"<$FC h.  B o n n e t.  Palingenesie philosophique (ECuvres,
t. VII, p. 122).>.

     ’аким образом, естественнаЯ историЯ, длЯ того чтобы быть
наукой, предполагает две совокупности, одна из которых
конституируетсЯ непрерывной сетью существ, причем эта
непрерывность может принимать различные пространственные формы.
арль Ѓонне мыслил ее в форме большой линейной шкалы, один из
концов которой очень прост, а другой очень сложен, причем в
центре располагаетсЯ узкий срединный район, единственно видимый
длЯ нас, то в форме центрального ствола, от которого с одной
стороны отходит она ветвь (съедобные моллюски с крабами и раками
в качестве дополнительных ответвлений), а с другой -- рЯд
насекомых, после чего ветви насекомых и лЯгушек расходЯтсЯ<$FC h.
B o n n e t.  Contemplation de la nature, ch. XX, p. 130--138).>.
Ѓюффон эту же непрерывность определЯет "как широкую основу или,
скорее, пучок, который времЯ от времени выбрасывает ответвлениЯ
длЯ того, чтобы присоединитьсЯ к пучкам другого порЯдка"<$FB u f
f o n.  Histoire naturelle des Oiseaux, t. I. 1770, p. 396.>,
Џаллас мечтает о многограннике<$FP a l l a s.  Elenchus
Zoophytorum, 1786.>. ѓерман хотел бы сконструировать трехмерную
модель, составленную из нитей, которые, исходЯ из одной общей
точки, расходЯтсЯ, "распространЯютсЯ посредством очень большого
числа боковых ветвей", а затем снова сходЯтсЯ<$FH e r m a n n.
Tabulae affinitatum animalium. Strasbourg, 1783, p. 24.>. Ћт
таких пространственных конфигураций, каждаЯ из которых
своеобразно описывает таксономическую непрерывность, отличаетсЯ
рЯд событий, ЯвлЯющийсЯ разрывным и неодинаковым в каждом из
своих эпизодов, хотЯ в своей совокупности он не представлЯет
ничего иного, как простую линию времени (которую можно понимать
как прЯмую, ломаную или круг). ‚ своей конкретной форме и в своей
сути природа полностью размещаетсЯ между плоскостью таксономии и
линией переворотов."’аблицы", в виде которых она предстает
человеческому глазу и которые должно обследовать научное
рассуждение, ЯвлЯютсЯ фрагментами великой поверхности живых
видов, вычлененных, низвергнутых и застывших между двумЯ
возмущениЯми времени.

     Њы видим, насколько поверхностно было бы противопоставлЯть -
- как два противоположных и различных в их фундаментальных
устремлениЯх мнениЯ -- "фиксизм", довольствующийсЯ классификацией
существ природы в устойчивой таблице, и своего рода
"эволюционизм", верЯщий в длительную историю природы и в уходЯщее
вглубь движение существ сквозь ее непрерывность. ‹ишеннаЯ
пропусков сеть видов  и родов и рЯд ее искажающих событий
образуют часть, причем на одном и том же уровне,
эпистемологического фундамента, исходЯ из которого значение,
подобное естественной истории, было возможным в классическую
эпоху. ќто не два совершенно противоположных способа восприЯтиЯ
природы, включенные в более ранние и более фундаментальные, чем
любаЯ наука, философские направлениЯ, а два одновременных
требованиЯ в рамках археологической системы, определЯющей знание
о природе в классическую эпоху. Ћднако эти два требованиЯ
дополнительны, следовательно, несводимы: временной рЯд не может
включитьсЯ в последовательность существ. Џериоды природы не
предопределЯют внутренней "погоды" существ и их непрерывности,
диктуЯ лишь внешнюю "непогоду", котораЯ не прекращала их
рассеивать, разрушать, смешивать, разделЯть и переплетать между
собой. ‚ классическом мышлении не было и не могло быть даже
намека на эволюционизм и трансформизм, так как врем никогда не
понималось как принцип развитиЯ живых существ в их внутреннем
строении, а воспринималось лишь как возможный переворот во
внешнем пространстве их обитаниЯ.

        6. —“„Ћ‚€™Ђ € ‚›Њ…ђ€… †€‚Ћ’Ќ›…

     Њогут возразить, что задолго до ‹амарка имелась целаЯ
система мышлениЯ эволюционистского толка, что ее значение было
велико в середине XVIII века и вплоть до внезапной заминки,
отмеченной Љювье. Ќам укажут на то, что Ѓонне, Њопертюи, „идро,
ђобине, Ѓенуа де Њайе Ясно высказывали мысль о том, что живые
формы могут переходить друг в друга, что существующие в настоЯщее
времЯ виды, несомненно, ЯвлЯютсЯ результатом старых превращений и
что весь мир живого, возможно, направлЯетсЯ к одной точке в
будущем, так что нельзЯ утверждать относительно любой формы
живого, что она определена неизменно и навсегда. Ќа самом же деле
такого рода утверждениЯ несовместимы с тем, что мы сегоднЯ
понимаем как эволюционисткое мышление. ‚ действительности они
имели в виду таблицу различий и тождеств в рЯду последовательных
событий. „лЯ того, чтобы представить единство этой таблицы и
этого рЯда, они имели в своем распорЯжении лишь два средства.
     Ћдно из них состоит в том, чтоб включить непрерывность
существ и их распределение в таблице в рЯд последовательностей.
’аким образом, все существа, которые размещены таксономией в
непрерываемой одновременности, подчинены времени. Џравда, не в
том смысле, что временной рЯд Якобы будет порождать многообразие
видов, которое горизонтальное наблюдение сможет затем расположить
согласно классификационной решетке, но в том смысле, что все
таксономические единицы отмечены знаком времени, так что
"эволюциЯ" есть не что иное, как непрерывное и всеобщее смещение
лестницы существ, начинаЯ с первого и кончаЯ последним из ее
эле