ков, которую так долго и так тщательно отрабатывали
и умели выразить ею самое тайное, самое сокровенное.
     џ выразил себЯ тем, что сломал ее, сломал инструмент длЯ самовыражениЯ.
€нструмент, который принадлежал всем.
     Ќе  люблю   издевок,  насмехаютсЯ   всегда  бездельники.  Ќами   правит
правитель, мы относимсЯ к нему почтительно, но, издеваЯсь,  Я  сравнил его с
ослом  и  поразил  всех  своей  дерзостью.  ‘о  временем  осел   сольетсЯ  с
правителем,  такаЯ  очевидность  совсем  не  смешна.  џ  разрушил  иерархию,
возможность поднЯтьсЯ вверх, полезное честолюбие, представление о величии. џ
растратил  капитал,  которым пользовалсЯ. Ћграбил  житницу и зерна пустил на
ветер. џ  использовал  величие правителЯ в  своих целЯх и разрушил  то,  что
создавали  другие.  ‚от  в  чем мое  предательство,  мое  преступление.  Њне
предоставили  возможность выразить себЯ. џ  выразил  себЯ тем, что уничтожил
все возможности. € предал всех.
     Џоэт,   который  жестоко  работает  над  собой,  желаЯ  воспользоватьсЯ
накопленным наследством, совершенствует инструмент, пользуЯсь им. Џравитель,
говорЯщий  правду  своему  народу,  несмотрЯ  на тЯгость  ее  и  горечь,  не
растерЯет союзников, ведЯ войну. ’от, кто заботитсЯ о возможностЯх роста длЯ
человека, готовит себе помощь, котораЯ завтра сослужит ему службу.


        XXV


     ‚от почему Я созвал воспитателей и сказал им:
     -- ‚аш  долг  не убить человека в маленьких людЯх,  не превратить  их в
муравьев,  обрекаЯ на  жизнь муравейника.  ЊенЯ не заботит, насколько  будет
доволен  человек. ЊенЯ заботит,  сколько будет  в нем  человеческого. Ќе моЯ
забота --  счастье  людей.  Љто из людей  будет счастлив  --  вот  что  менЯ
заботит. Ђ довольство сытых возле кормушки  -- скотское довольство -- мне не
интересно.
     Ќе снабжайте детей готовыми формулами, формулы -- пустота, обогатите их
образами и картинами, на которых видны свЯзующие нити.
     Ќе  отЯгощайте  детей  мертвым грузом  фактов,  обучите  их  приемам  и
способам, которые помогут им постигать.
     Ќе  судите о способностЯх по легкости  усвоениЯ. “спешнее и дальше идет
тот, кто  мучительно преодолевает себЯ  и  препЯтствиЯ. ‹юбовь к познанию --
вот главное мерило.
     Ќе  учите их, что польза  -- главное. ѓлавное -- возрастание в человеке
человеческого. —естный и верный человек гладко выстругает и доску
     Ќаучите их почтению, потому что насмехатьсЯ любЯт  бездельники, длЯ них
не существует целостной картины.
     Ѓоритесь против жадности к вещному. Ћни  станут людьми, если вы научите
их тратить себЯ, не жалеЯ; если человек не тратит себЯ, он закостеневает.
     Ќаучите  их  размышлению  и молитве,  благодарЯ  им  расширЯетсЯ  душа.
Ќаучите  не  скудеть в любви. —ем заменишь  любовь? Ќичем. Ђ любовь к самому
себе -- противоположность любви.
     Љарайте ложь и доносительство. Ѓывает, что и они помогают человеку и на
первый взглЯд в помощь царству. Ќо силу рождает только верность. ЌельзЯ быть
верным одним и неверным другим. ‚ерный всегда верен. Ќет верности в том, кто
способен предать того, с кем вместе трудитсЯ. Њне нужно сильное царство, и Я
не собираюсь основывать его мощь на человеческом отребье.
     Џривейте им вкус к совершенству, ибо любое дело --  это путь к ѓосподу,
и завершает его только смерть.
     Ќе учите их, что главное -- прощение и милосердие.  Џлохо понЯтые,  обе
эти добродетели обернутсЯ потаканием  нечести и  гниению. Ќаучите их благому
сотрудничеству  --  общему  делу, где  каждый в  помощь благодарЯ другому. €
тогда хирург поспешит через  пустыню к  человеку с разбитой коленкой. Џотому
что речь идет об исправности повозки. Ђ вожатый у них один.


        XXVI

     џ  задумалсЯ  о  великом таинстве перерождениЯ и изменениЯ самого себЯ.
†ил когда-то в нашем городе прокаженный.
     -- џ хочу показать тебе бездну, -- сказал отец.
     € он повел менЯ на  окраину, где  за домами виднелсЯ голый замусоренный
пустырь. Њаленький  домишко  стоЯл посреди  пустырЯ за забором, отгородившим
прокаженного от остального мира.
     --  ’ы, верно, думаешь,  что  он в  отчаЯнии?  Џрисмотрись, он сидит на
пороге и зевает. ‚ нем умерла любовь, только и всего. …го сгноило изгойство,
всего-навсего. ‡апомни, изгойство не терзает болью, оно изнашивает тебЯ день
за днем. ‚ изгнании питаютсЯ  снами и в кости играют понарошку. „а, он  сыт,
но что толку в сытости? Ћн -- король царства теней.
     Ќаше  спасение  в необходимости, --  продолжал  отец. -- —то за игра  в
кости  без  денег? —то  за жизнь в  мечтах? Њечты не приносЯт  счастьЯ,  они
слишком податливы. Љак безнадежен рой мечтаний, заполнЯющий  пустоты юности.
Ќа пользу  каждому все,  что  сопротивлЯетсЯ  и  противитсЯ. Ќе болезнь беда
прокаженного -- податливость жизни. “ него нет необходимости идти, он осел у
своей кормушки.
     ѓорожане  приходили  поглЯдеть  на  него. Ћкружив забор, они  затаивали
дыхание,  словно заглЯдывали  после  тЯжелого  подъема в кратер вулкана. Ћни
бледнели, словно уже услышали  грозный гул в глубине земли. †изнь за забором
казалась им исполненной тайны. Ќо тайны в ней не было.
     -- Ќе тешь себЯ иллюзиЯми, -- сказал отец, -- не выдумывай прокаженному
бессонных  ночей, отчаЯниЯ  и  рук,  заломленных  в бессильной Ярости против
самого себЯ, ѓоспода и всех людей на свете. Ћн -- неучастие, и с каждым днем
он  от  нас все  дальше  и дальше.  —то свЯзывает  его с людьми?  ѓлаза  ему
затЯнула  пелена  гноЯ,  бессильные руки повисли плетьми. ѓородской  шум длЯ
него  -- шум  проезжающей неведомо где телеги. †изнь -- не слишком  понЯтное
зрелище. Ђ что такое зрелище,  спектакль? ЏустЯк, он ничего не  стоит. †ивит
только  то, что  переделывает  тебЯ. ЌельзЯ  жить,  превратившись в  склад с
мертвым грузом.  Њог бы жить и прокаженный, подвози он  на лошади  камни длЯ
постройки храма. Ќо нет, этого снабдили всем.
     ‘о  временем  вошло  в   обычай  навещать  прокаженного  каждый   день,
сострадать ему  и  через  забор, отгородивший его от мира, перекидывать  ему
приношениЯ.  Ћн  стал божком, ему служили,  его украшали и  одевали, кормили
лучшими Яствами. ‚ праздник чествовали  музыкой. € все  же нуждалсЯ  во всех
он, а сам не был никому нужен. “ него было все, но отдать ему было нечего.
     -- ’ы  видел  деревЯнных идолов, -- сказал отец, --  они тоже  обвешаны
дарами.  Џеред  ними  возжигают  свечи,  им  кадЯт  дымом  жертвоприношений,
украшают драгоценностЯми. Ќо  поверь,  преображаютсЯ и растут люди,  жертвуЯ
своему божеству золотые браслеты,  драгоценные  каменьЯ, -- деревЯнный  идол
пребывает деревом. Ћн не может переродитьсЯ. „ерево живет,  преображаЯ землю
в цветы.
     џ  видел прокаженного, он  выходил  из лачуги и обводил толпу незрЯчим,
тусклым взглЯдом. ѓовор собравшейсЯ толпы мог  бы польстить ему, но длЯ него
он  значил  не больше дальнего  шума волн.  Ћн был  длЯ нас  недосЯгаем. Ќас
ничего не свЯзывало друг с другом.  € если кто-то в толпе  громко жалел его,
взглЯд прокаженного туманилсЯ презрением... €згой. …го воротило от игры, где
все понарошку. —то за жалость, если не берут на руки и не  баюкают? ‚едь длЯ
нас как настоЯщий он  не существовал. € когда вдруг в нем просыпалось что-то
древнее,  инстинктивное, когда он вдруг  загоралсЯ Яростью,  не желаЯ больше
служить Ярмарочной забавой, -- Яростью, по существу поверхностной, ибо мы не
были частью  его жизни, а чем-то вроде детей у  пруда,  где  едва  шевелитсЯ
одинокий  карп,  -- Ярость его не задевала нас. џрость, не способнаЯ нанести
удар,  швырЯющаЯ  на ветер  пустоту слов. Њне  показалось: взЯв на  себЯ его
пропитание, мы  ограбили  его. џ  вспомнил  прокаженных ћга, они  взирали на
оазисы с высоты своего конЯ, с которого, по закону о проказе, не имели права
спешитьсЯ.  Ћни  опускали  вниз палку с плошкой  и  смотрели вокруг  тЯжелым
равнодушным взглЯдом: счастливое лицо длЯ них --  лишнЯЯ возможность удачной
охоты. „а и чем могло досадить им  чужое счастье?  —уждое  и далекое,  вроде
незаметной  возни  полевок  на  лугу.  ‚от  они  и  смотрели вокруг  тЯжелым
равнодушным взглЯдом. ’ихим шагом подъезжали к лавчонке, опускали на веревке
корзину и терпеливо ждали, пока лавочник наполнит ее. Ќе по себе становилось
от  их тЯжелого равнодушного  терпеньЯ. Ќеподвижно стоЯли  они  вдоль  нашей
улицы и  были длЯ нас лишь пристанищем страшной болезни, жадной, прожорливой
печью,  сжигающей человеческую плоть. Ћни были длЯ нас  тем, что  стараешьсЯ
миновать, -- заброшенным  пустырем,  обителью  зла. Ќо  чего ждали они сами?
Ќичего.  †дут ведь не от себЯ,  ждут  от иного, чем ты.  €  чем скуднее твой
Язык, тем грубее и проще твоЯ свЯзь с людьми, тем меньше  знакомы тебе скука
и томление ожиданиЯ.
     ’ак чего они могли ждать от нас,  эти  люди, ничем не свЯзанные с нами?
Ћни ничего от нас и не ждали.
     -- ‘мотри,  -- сказал  мне  отец, -- он больше  не зевает. Ћн разучилсЯ
скучать, скука -- тоже тоска по людЯм.

        XXVII

     џ  понЯл, что  все несчастны.  Ќочь -- вот корабль, на который  ѓосподь
посадил всех странников, не дав им кормчего. €  Я решил объединить людей. Ќо
сперва решил понЯть, что же такое счастье.
     џ  ударил  в  колокол.  "Џридите  ко  мне,  счастливые",  -- позвал  Я.
‘частливый подобен зрелому плоду, источающему  сок  и сладость. џ  видел  --
женщины,  наклонившись  вперед,  прижимают  руки к груди, боЯсь  расплескать
полноту счастьЯ. € пришли счастливые и встали по правую мою руку.
     "Џридите, несчастные!" --  позвал Я и  ударил в колокол длЯ несчастных.
"‚станьте от  менЯ  по левую руку", --  сказал  Я  им. €,  разделив всех,  Я
задумалсЯ: "—то же такое несчастье?"
     џ не верю в арифметику Ќе перемножишь горе на радость. …сли среди моего
народа страдает один-единственный человек, мука его так велика, как  если бы
мучилсЯ весь народ. Џлохо и то, что, мучаЯсь, человек забывает о царстве.
     Ђ радость? Љогда замуж  выходит принцесса, танцует и плЯшет весь народ.
„ерево потратило  себЯ, и распустилсЯ  бутон. „ерево  --  это  каждаЯ из его
веточек, по ним Я и сужу о дереве.


        XXVIII

     ‘лишком  просторным показалось  мне  одиночество.  ’ишины и неспешности
искал Я длЯ моего  народа.  € вот  напилсЯ простором души и горней тоской до
горечи.  Ђ внизу  Я видел огни  вечернего города.  ѓород звал  сбитьсЯ  всех
потеснее,  запереть двери, прижатьсЯ друг к другу. ’ак  все и поступали, а Я
-- Я  смотрел,  как одно за другим гаснут окна, и за каждым из них  угадывал
любовь. Ђ потом тоску  и разочарованье, если любовь  не становилась большим,
чем просто любовь...
     Ќепотухшие  окна говорили  о  болезни.  „ва-три  неизлечимо больных  --
негасимые свечи в ночи. Ђ вот и еще одна мерцающаЯ внизу звездочка -- кто-то
творит, единоборствуЯ с  неподатливой глиной, он не уснет, пока не вплетет в
венок  еще одного  бессмертника.  Ќесколько окон зажжены  безнадежной  мукой
ожиданиЯ.  ѓосподь  и  сегоднЯ  собрал  свою жатву,  кому-то  никогда уже не
возвратитьсЯ домой.
     Ќо были в  моем городе и  те, кто не спал и  бдением своим противостоЯл
опасностЯм ночи -- так бдит  дозорный в открытом море.  "ќто  блюстители, --
сказал  Я,  --  они блюдут  жизнь  перед лицом  непроницаемой стихии. Ћни на
переднем крае, на пограничье.  Ќас  мало, бдЯщих в ночи над спЯщими,  с нами
беседуют звезды. Ќас мало, стойких, мы положились на произвол ѓосподень. Ќас
мало  среди  мирных городских  жителей, на наших плечах тЯжесть города,  нас
обжигает ветер, упавший со звезд, словно ледЯной плащ".
     Љапитаны, друзьЯ мои, тЯжка необъЯтнаЯ ночь. ‘пЯщим неведомо, что жизнь
--  это  нескончаемые  перемены,  напрЯжение  до  стона  древесины   и  мука
перерождениЯ. Ќас мало, мы за  всех несем общий  груз, мы на пограничье, нас
обожгла боль, и мы выгребаем к восходу, мы -- дозорные на вахте, застывшие в
ожидании  ответа на  немой вопрос,  мы  из тех,  кто не устает  верить,  что
любимаЯ возвратитсЯ...
     € Я понЯл, что усердие и тоска сродни друг  другу.  €х питает одно и то
же. Ѓескрайность -- их пространство, бесконечность времени -- их пища.
     --  Џусть  бдЯт со  мной  лишь тоскующие и усердные,  --  сказал  Я. --
Ћстальные пусть спЯт. Ћни трудЯтсЯ днем, и не их призвание -- пограничье...
     Ќо этой ночью  город не спал, он лишилсЯ сна из-за человека, который на
заре искупит смертью свое преступление. ѓород верил, что он невиновен. “лицы
обходила  стража, следЯ,  чтобы люди не собирались  вместе, но  людей  будто
что-то выталкивало из дома и притЯгивало друг к другу как магнит.
     Ђ Я? џ думал: "Ћдин мученик разжег пожар. ’юремный узник реет над целым
городом, словно знамЯ".
     €  мне захотелось посмотреть на  него. џ направилсЯ к тюрьме --  глухим
квадратом чернела  она на звездном небе. ‘тражники отомкнули  мне ворота, и,
заскрипев, они медленно повернулись  на  петлЯх. ’олстые стены, зарешеченные
окна -- тЯжело от них. —ерные стражники сторожили дворы и коридоры, возникаЯ
на  моем пути, словно  ночные  хищные птицы... ‚сюду  спертый воздух,  всюду
глухое эхо подземельЯ,  вторЯщее шагам по плитам, звону оброненного ключа. џ
подумал: "„лЯ чего воздвигать эту громадину, стремЯсь придавить человека, он
так слаб, так уЯзвим -- гвоздЯ довольно, чтобы  лишить его жизни. Ќеужели же
преступник так опасен?"
     ‚се ноги, чьи шаги Я слышал, топтали узника.  ‚се стены, все двери, все
столбы давили на  него. "Ћн --  душа тюрьмы, -- сказал Я  себе, размышлЯЯ об
узнике.  --  Ћн ее  смысл,  суть и оправдание.  €  он  же  -- кучка  трЯпьЯ,
сваленнаЯ за решеткой, возможно, он спит и похрапывает  во  сне. Ќо каким бы
он ни был, он  взбудоражил весь город. ‚от  он  отвернулсЯ от  одной  стены,
повернулсЯ к другой, и произошло землетрЯсение".
     Њне приоткрыли глазок, Я стал смотреть на узника. џ  знал, что мне есть
над чем поразмыслить. џ долго смотрел на него, пока наконец его не увидел. Ђ
увидев, подумал: "Ќаверное, ему не в чем себЯ упрекнуть,  кроме как в  своей
любви к людЯм. Ќо каждый  зодчий строит свою крепость по-своему. ‚се способы
хороши. Ќо не все вместе. Џотому что тогда не построить крепости".
     ‹ицо, изваЯнное в  мраморе,  отвергло  множество  других  возможностей.
ЉаждаЯ  была прекрасна. Ќо не все вместе. џ не сомневаюсь, мечта узника была
не хуже моей.
     Ћн и Я -- на вершине горы. џ один, и он тоже. ќтой ночью мы поднЯлись с
ним на вершину мира.  ‚стретились, сошлись. —то  делить нам на такой высоте?
Љак и мне, ему нужна только справедливость. Ќо умрет все-таки он.
     Њне стало больно.
     Џрежде  чем  желание  станет  деЯнием,  дерево  --  веткой, женщина  --
матерью, будет  сделан выбор. †изнь  укреплЯетсЯ несправедливостью выбора. ‚
красавицу влюблены многие.  ЏослушнаЯ жизни,  она  выберет  одного и  многих
обречет  на  отчаЯние.  ‘праведливость  не  заботит  сущее.  €  Я  понЯл  --
творчество прежде всего жестоко.
     џ затворил дверь и долго шел  коридорами. ЊенЯ переполнЯли восхищение и
любовь.  Ќа что  ему жизнь раба,  когда он велик гордыней?  џ  проходил мимо
стражников, тюремщиков, подметальщиков, все они верно служили своему узнику.
’олстые стены берегли его и были похожи на руины замка, они  что-то  значили
лишь благодарЯ спрЯтанному в них сокровищу. џ еще  раз обернулсЯ и посмотрел
на тюрьму ЃашнЯ в зубчатой короне тЯнулась  к звездам  -- сторожевой корабль
шел с  важным грузом... Људа  он его везет? -- спросил Я у  самого  себЯ.  Ђ
потом, когда Я уже был далеко, ружейный залп в ночи...
     џ  подумал  о своих горожанах: "Ћни будут  плакать о нем". "•орошо, что
они будут плакать", -- подумал Я.
     џ вспомнил,  о чем  поет мой народ, на что ропщет, о  чем  думает. "Ћни
похоронЯт  его. €  не похоронЯт.  Ћпущенное в  землю  дает  всходы.  Ќе  мне
противостоЯть  жизни,  и  однажды он окажетсЯ  правее менЯ.  џ обрек его  на
позорную  казнь.  Џридет  день,  Я  услышу, как воспевают  его смерть. Џесню
полюбит ищущий путь к тому, что мной отвергнуто. Ђ Я? Људа иду Я?
     џ иду к  иерархии, но не такой, какаЯ сложилась, -- к иной. Ѓлаго покоЯ
Я  хочу  отличать  от  омертвениЯ. ‘тремЯсь к покою, не хочу расправлЯтьсЯ с
противоречиЯми. џ должен вобрать их. ‡наЯ при этом, что одна сторона хороша,
другаЯ -- нет.  Ќе  терплю, когда плохое  и хорошее смешивают  в  одну кучу,
сладкой кашкой питаютсЯ  слабаки, поддерживаЯ свое бессилие. џ принЯл  моего
врага, чтобы стать больше и сильнее него".

        XXIX

     џ  задумалсЯ,  разглЯдываЯ  маску  плЯсуньи,  --  ее  лицо  своенравной
балованной упрЯмицы.  "‚о  времена  величиЯ царства,  -- подумал  Я,  -- она
выбрала  себе  такую маску. ’еперь  эта маска  -- крышка  пустой коробки.  ‚
человеке  исчезла страсть. €счезли и пристрастиЯ. Ќикто не хочет  выстрадать
своего. Ђ если своего не выстрадать, то откуда ему взЯтьсЯ?"
     —еловек желал добитьсЯ. „обилсЯ. Ќо стал  ли  он  счастливее? ‘частье в
служении желанному. ‘мотри, стебель  трудитсЯ над цветком. ‘частлив  ли  он,
когда цветок распустилсЯ? Ќет, наступил конец работы, растение приготовилось
умереть.  џ  знаю,  что  такое  хотеть.  †аждать  дела.  †елать  достигнуть,
преуспеть.  € отдохнуть.  Ќо  кто  жив  отдыхом?  Ћтдых  не  питает нас.  Ќе
перепутайте,  питающаЯ  среда  и достигнутаЯ  цель  --  разное.  Ѓегун бежал
быстрее всех. Ћн победил. Ќо не получитсЯ жить победой. Ќе может морЯк  жить
побежденной  бурей.  ЏобежденнаЯ  бурЯ  --  взмах  руки  в  долгом-предолгом
плавании. ‘ледующий взмах неминуем. ђадость  трудитьсЯ над цветком, боротьсЯ
с  бурей, строить  храм  не похожа на радость  сорвать цветок, вспоминать  о
буре,  любоватьсЯ  храмом.  Ќадежда, что в старости  насладишьсЯ тем,  в чем
отказывал  себе всю жизнь, -- иллюзиЯ. Ќапрасно надеетсЯ воин, что в радость
ему будет жизнь обывателЯ. •отЯ на первый  взглЯд кажетсЯ, что воюет  он  за
возможность им стать. Ќо вот он стал обывателем, и тоскует, и снова не прав.
Ќе  прав  тот, кто, тоскуЯ, твердит:  "—еловеческие желаниЯ неутолимы"... Ћн
просто не знает, чего хочет. "џ иду по следам своего счастьЯ, а оно никак не
даетсЯ  в руки",  --  жалуетсЯ  он.  Њогло бы пожаловатьсЯ  и дерево:  как Я
трудилось  над цветком, зачем  он засох и  стал  семечком,  которое зачем-то
станет деревом, а на нем будут еще какие-то цветы?!
     Ћдолев  бурю,  ты  отдыхаешь,  но, пока ты отдыхаешь,  собираетсЯ новаЯ
бурЯ.  џ  повторЯю: у Ѓога нет отпусков, Ћн не помилует тебЯ от становлениЯ.
’ы  захотел быть?  Ѓытие  -- это Ѓог.  Ћн вернет тебЯ в ‘вою житницу  только
после  того, как  ты мало-помалу осуществишьсЯ,  после того,  как твои труды
обозначат тебЯ, ибо человек, как ты мог заметить, рождаетсЯ очень медленно.
     ‘кудеют те,  кто поверил, будто чего-то добилсЯ, будто чем-то  владеет,
кто встал посреди дороги, желаЯ наслаждатьсЯ  полученным -- или достигнутым,
как принЯто обычно говорить. Ќет достигнутого, нет полученного,  нет запаса,
который можно тратить. Ћб этом знаю Я, -- Я, который не раз позволЯл завлечь
себЯ в женские  сети и вдруг узнал, что в чужедальних краЯх живет красавица,
источающаЯ аромат совершенства, и она может стать моей. ЋпьЯнение восторга Я
счел любовью. Њне показалось, что Я умру, если она не станет моей.
     Џышно и радостно  праздновалась свадьба, всех в  моем царстве словно бы
закружил   хмель  любви.  –веты   рассыпали  корзинами,  курили  драгоценные
благовониЯ,  не  жалели сверкающих  бриллиантов;  цена  им  --  людские пот,
страдание и  кровь; множество роз  губитсЯ ради капли масла, множество людей
губитсЯ ради капли света -- но кто сейчас вспоминал об этом: каждый расточал
себЯ в любви. € вот моЯ нежнаЯ пленница, принесеннаЯ ветром любви на парусах
своих покрывал,  рЯдом со мной на террасе. џ -- мужчина,  Я  --  воин, Я  --
победитель держу наконец долгожданную награду в этой войне. Ќо, оказавшись с
ней рЯдом, не знаю, что делать...
     -- ѓолубка  моЯ,  горлица,  -- шепчу  Я, -- длинноногаЯ  газель... -- џ
придумываю слова, чтобы дотЯнутьсЯ до нее, и не  нахожу слов. …е все меньше,
она  тает, будто  утренний снег. џ ждал себе другого подарка.  џ кричу: "ѓде
вы?"  Џотому  что  никак не могу  ее  найти.  "Љак  мне  выйти  хотЯ  бы  на
пограничье?" џ  превратилсЯ  в  дозорную башню, в крепостной вал. Њой  город
славил  любовь фейерверками.  Ђ  Я,  одинокий  в  своей иссушающей  пустыне,
смотрел на нее -- обнаженную, спЯщую. "џ охотилсЯ не на ту дичь, шел не в ту
сторону. Ћна бежала так быстро,  Я схватил ее, желаЯ сделать своей... „ержу,
но со мной ее нет..."  € Я понЯл, что Я ошибсЯ. „умал жить, одержав победу в
беге. ‘тал  похож на безумца, который запирает кувшин с водой в шкаф, потому
что любит журчанье родника...
     џ  не прикасаюсь  к тебе, Я творю  тебЯ,  словно храм. ’ворю  в  сиЯнии
света. ’воЯ тишина одевает полЯ, леса. џ учусь любить тебЯ больше, чем люблю
тебЯ,  себЯ. џ пою хвалебный гимн твоему  царству. ’ы закрыла глаза -- глаза
мира. ’ы  устала,  Я держу  тебЯ в кольце  своих рук,  словно город.  ’ы  --
ступень   на  пути  моем   к  ѓосподу.  ’ебЯ  создали,  чтобы  воспламенЯть,
испепелЯть, -- не  длЯ того, чтобы сберегать впрок... Џрошло несколько дней,
город облачилсЯ в траур, в моем  дворце все  рыдали, потому что Я с  тысЯчью
воинов  вышел из  городских ворот, Я шел в пустыню, Я томилсЯ, и жажда гнала
менЯ туда.
     џ уже говорил тебе об  этом, боль одного -- не меньше боли целого мира.
€  любовь одного  -- какой  бы несуразной она ни была -- раскачивает  звезды
Њлечного Џути. Ћкруглый корпус кораблЯ обхватили мои  руки, обнимаЯ тебЯ. Њы
выходим сегоднЯ в открытое море, в грозную стихию любви...
     ‚от так, мало-помалу,  Я нащупываю границы моего  царства.  ЋграничениЯ
всегда говорЯт о сути, и Я люблю то, что умеет противостоЯть. ЏротивостоЯт и
человек, и дерево. Ѓарельефы, изображающие своенравных плЯсуний, Я сравнил с
крышками пустых коробок, но когда-то они были масками, а под маской и впрЯмь
таились  упрЯмство,  коварство   и  поэзиЯ  строптивых  капризниц.  џ  люблю
выЯвлЯющих себЯ в противостоЯнии, люблю замкнутых и молчаливых,  укреплЯющих
свою твердость,  тех, кто  сжимает зубы  под  пыткой, кто  выдерживает пытку
любви.   ’ех,  кто  несправедливо  предпочитает   вообще  не  любить.   ‚ас,
уподоблЯющих себЯ грозным башнЯм, которые невозможно взЯть приступом...
     Ќенавижу  податливость.  Ќет  человека,  если  он  не противостоит. Ќет
противостоЯниЯ в муравейнике, нет в нем и Ѓога, нет образа и подобиЯ  ЃожиЯ.
Џодатливый человек -- человек, в котором нет  всхожести. € Я  вспомнил чудо,
увиденное мной  в  тюрьме.  ‘лабый узник был  сильнее  тебЯ, менЯ, нас всех,
вместе  взЯтых, сильнее  моих  тюремщиков,  подъемных  мостов, стен.  ’а  же
загадка мучила менЯ  и  тогда, когда Я размышлЯл о любви,  держа  ее в своих
объЯтиЯх, обнаженную  и  покорную.  Њне трудно  сладить с  тем,  что человек
одновременно велик и ничтожен, велик своей верой, ничтожен гордыней бунта.


        XXX


     € еще Я понЯл: человек без стержнЯ, без внутренней формы -- ничто. …сли
он  слилсЯ  с  толпой,  послушен  ей, живет  по  ее законам,  он никогда  не
пожертвует  собой, не воспротивитсЯ соблазну, не смиритсЯ со смертью. ‚епрь,
слон и человек на вершине горы сродни друг другу. ‹юди не вправе посЯгать на
тишину в человеке,  не вправе  из  ненависти к  одиноким лишать  его вершины
горы, где он вырастет, подобно кедру.
     Ћн пришел ко мне, он уверен,  что логикой можно исчерпать  человека. Ћн
показалсЯ мне ребенком. ‘ совком и ведерком подошел  малыш к Ђтласским горам
в  безмЯтежной уверенности, что возьмет их и передвинет. —еловек  --  прежде
всего то, что есть, а не  то, что  он  о  себе знает. „а, сознание стремитсЯ
узнать и выразить то, что существует, но путь  его труден, медлен, извилист.
Ќе  стоит забывать: существует и  то, чего  мы не  можем  выразить, оно тоже
есть. Ђ  выражаем  мы  только  то, что сумели  постигнуть.  Љак мало  умею Я
выразить о человеке. ЋткрывшеесЯ мне  сегоднЯ существовало и вчера, Я солгал
бы себе, сказав: "’о, чего Я передать не в силах, не стоит и вниманиЯ". ѓору
Я тоже  только назвал. џ путаю понЯтиЯ "назвать" и  "выразить". Ќазывают длЯ
знающего. Ќо если человек не видел гор,  как передать ему ущельЯ, камнепады,
лавандовые склоны, уступчатый силуэт на звездном небе?
     ‡нать не означает получить  во  владение обломки  славной крепости  или
легкий челнок, который можно  отвЯзать  от причала  и  повести куда  угодно;
знание -- та же жизнь, в  нем есть нежданные  откровениЯ,  есть  свои законы
внутреннего тЯготениЯ, есть свое безмолвие,  столь же многозначительное, как
безмолвие небесных сфер.
     €  вот Я в разладе с самим собой:  менЯ радует послушливость человека и
его непокорство, свидетельствующее о  крепости  нутра. ‚ечно  противоречащаЯ
самой себе суть мне понЯтна,  но ее не уложить в  формулу. ‚зЯть, к примеру,
моих  воинов, они  послушны, их вымуштровала суроваЯ дисциплина,  по  взмаху
моей руки они пойдут на смерть, повиновение вошло у  них в плоть  и кровь, Я
могу отругать их и ими распорЯдитьсЯ, словно малыми детьми... но в нежданной
схватке с врагом они будут тверже стали, благородны в Ярости и мужественны в
смерти.
     џ понЯл: твердость  и послушание -- две стороны  одной медали. "’вердый
орешек"  -- говорим  мы  с  одобрением  об одном,  "сама себе хозЯйка"  -- о
другой, -- Я обнЯл  ее, но она была далека  от менЯ,  словно Яхта на морском
горизонте, -- их Я и называю людьми: они не торгуютсЯ, не вступают в сделки,
не  подлаживаютсЯ, не  идут на  компромиссы, не  предают  себЯ  из  корысти,
сладострастиЯ,  усталости,  сердце их  тверже  оливковой  косточки.  џ  могу
стереть их в порошок, но не выдавлю масла тайны, и  Я  не позволю тирану или
толпе властвовать над их алмазными сердцами,  потому что именно такие люди и
бывают    по-настоЯщему    послушны.    €менно    они    бывают    кроткими,
дисциплинированными, почтительными, они способны  на  веру и на жертву, став
покорными сыновьЯми глубинной мудрости, став хранителЯми добродетели...
     Ђ  те,  кого принЯто называть  свободными, кто решает  все  по-своему и
всегда одинок от неумениЯ слушать и слушатьсЯ,  лишаютсЯ  попутного ветра  в
парусах. €х вечное несогласие -- бестолковый каприз, не более.
     Џоэтому Я, ненавистник покорной скотины, человека без нутра и сердечной
родины,  Я -- правитель, Я -- мастер, не желающий кастрировать  свой народ и
превращать его в слепых исполнительных муравьев, -- вижу: мое принуждение не
калечит -- оно служит  духу жизни. ‘мирение в храме, послушание и готовность
прийти  на помощь -- добродетели, не любимые лицедеЯми, но длЯ моего царства
добродетели  эти --  краеугольный  камень.  Њного ли  хорошего дождешьсЯ  от
самого себЯ?  ЏоложитьсЯ  можно  лишь  на  общее дело, где каждый  в  помощь
благодарЯ другому.
     џ ошибусь, если назову строптивцем моего узника. …го сдавили крепостные
стены, за ним  следит стража, но  он  молчит под  пытками или отвечает  моим
палачам презрительной  усмешкой. ‘ильным его  сделала вера,  но  он  верит в
другое, чем Я. …го жестокость  -- обратнаЯ сторона любви и мЯгкости.  џ вижу
моего узника  и другим тоже: сложив  на коленЯх  руки, он сидит и слушает  с
Ясной  улыбкой,  он приник к  благодатному роднику. ‚от та, которую Я сделал
пленницей моего  замка,  --  она бродит по террасе,  и горизонт  ей  кажетсЯ
решеткой  клетки  --  невозможно приручить ее, принудить к словам любви. Ћна
другого племени, другой страны, в ней иной огонь, инаЯ вера. Ќе обратив ее в
свою, мне ее не дозватьсЯ.
     Ѓольше  всех  Я  ненавижу  отказавшихсЯ  быть.  Ћни сродни шакалам,  но
думают, что свободны, потому что свободно менЯют мнениЯ и предают (откуда им
знать  о  предательстве?  Ћни  сами   себе  судьи).  €м  свободно  лукавить,
передергивать, оговаривать; и,  если они  голодны, свободно переметнутсЯ  ко
мне, стоит мне указать им на кормушку.
     ’акой была свадебнаЯ ночь --  ночь перед казнью. ЃлагодарЯ ей Я ощутил,
что значит быть.  Џотрудитесь же над собственной формой, станьте долговечным
форштевнем, превратите в собственное тело то, что хочет вас износить, -- так
и только так поступает кедр. џ -- контур, стержень, усилие ’ворца, благодарЯ
которым вы рождаетесь, но, родившись,  вы должны, будто  кедр, растить ветви
-- собственные,  а не чужеродные,  --  свою хвою и  свои  листьЯ,  вы должны
тЯнутьсЯ ввысь и укоренЯтьсЯ...
     џ зову негодЯЯми  тех,  кто  живет за  счет чужих усилий, как хамелеон,
менЯет цвет, любит похвалы и подношениЯ, упиваетсЯ рукоплесканиЯми и судит о
себе, смотрЯсь в лицо толпы. —то они такое? Џустота. Ќет у них сокровищ; нет
крепости, котораЯ бы их хранила, нет весомых слов  длЯ детей, они не растили
их -- дети выросли, как трава под забором.

        XXXI

     Ћни пришли и сказали мне, что длЯ жизни нужны удобства. Ђ Я? џ вспомнил
своих  воинов  в  пустыне.  џ  знаю,  сколько  тратитсЯ  сил  на  достижение
житейского благополучиЯ, но, когда оно наступает, жизнь уходит.
     Џоэтому Я любил войну, мир  с ней так ощутимо сладок. ‚оенный  поход по
безмЯтежно  тихой  знойной  пустыне  --  пустыне,  кишащей  змеЯми,  пустыне
девственных песков, засад и укрытий. џ вспомнил, как играют дети, они строЯт
полки из белых  камешков.  "ќто солдаты, -- говорЯт они, -- они спрЯтались в
засаде". Ќо  прохожий видит только кучку белой гальки, он не видит сокровищ,
таЯщихсЯ в детской душе. ‚спомнил человека-жаворонка, он наслаждаетсЯ зарей,
под  ледЯным  солнцем  плещетсЯ  в  ледЯной воде  и  греетсЯ  потом в  лучах
разгорающегосЯ днЯ. Ђ жаждущий? Ћн хочет  пить, он идет к  колодцу,  скрипит
ворот, гремит цепь,  ползет вверх ведро, вот он вытЯнул полное ведро на край
колодца  --  вода  длЯ него  стала  песней, он  запомнил  все  ее  переливы.
ЃлагодарЯ  жажде  он ощутил  крепость своих  рук, ног, зоркость глаз,  жажда
возвысила его, словно  поэзиЯ. „ругой подозвал  раба, тот поднес к его губам
воду, но песни он не слышал. “добство -- это чаще всего пустота и безмолвие.
‹юди  не  верЯт  в необходимость  напрЯжениЯ  и  боли  и  поэтому живут  так
безрадостно.
     ‘ пустотой встречаютсЯ  и те, кто слушает музыку, не пожелав  потратить
усилий  на музыкальную  грамоту.  Ћни  повелели  внести  себЯ  в  музыку  на
паланкине, не захотев дойти до  нее пешком,  они  отказались  от  апельсина,
потому что нужно очистить кожуру. Ќо  Я-то знаю: нет кожуры -- нет и мЯкоти.
‚ам показалось, что  счастье  --  это  избавление от  того,  от другого  и в
конечном  счете  от  самих себЯ. ‚ы ошиблись --  богатством наслаждаютсЯ  не
богачи, они к нему  привыкли.  Ќет пейзажа, если никто не карабкалсЯ в гору,
пейзаж  -- не  зрелище, он -- преодоление. Ќо  если  принести  тебЯ наверх в
паланкине,  ты  увидишь   что-то  туманное   и  незначительное,   и  почему,
собственно, оно должно быть значимым? ’от, кто с удовлетворением скрестил на
груди руки и  любуетсЯ пейзажем, прибавлЯет  ему сладость отдохновениЯ после
трудного подъема, голубизну угасающего днЯ. …му нравитсЯ композициЯ пейзажа,
каждым  своим  шагом он  расставлЯл по местам  реки, холмы,  отодвигал вдаль
деревню.  Ћн  -- автор этого пейзажа и  рад, как ребенок, который выложил из
камушков город и любуетсЯ творением своих рук. Ќо  попробуй заставь  ребенка
залюбоватьсЯ кучкой камней -- зрелищем, доставшимсЯ даром...
     џ видел жаждущих --  жажда  сродни  ревности, она мучительнее  болезни:
тело знает целительное снадобье и требует его, как требовало бы женщину, оно
видит во  сне,  как другие  приникли к  воде.  ђевнивцы  тоже  видЯт женщин,
которые улыбаютсЯ не им. Ќеоплаченное душевно и  телесно -- не ощущаетсЯ как
значимое.  Ќе  существует  случайности, если Я не попал в случай. €з ночи  в
ночь смотрЯт на Њлечный Џуть мои  астрологи. ЃлагодарЯ ночам, проведенным  в
бдении, он  стал длЯ них книгой премудрости,  страницы ее переворачиваютсЯ с
едва  слышным шелестом,  и  астрологов  переполнЯет благоговейнаЯ  любовь  к
ѓосподу,  насытившему  ‚селенную   такой  мучительно  сладкой   длЯ   сердца
существенностью.
     ЏовторЯю  вам:  право  не сделать  усилие даетсЯ вам лишь ради  другого
усилиЯ, потому что вы должны расти.

        XXXII

     “мер кнЯзь,  он властвовал от менЯ на востоке.  ЉнЯзь, с которым мы так
жестоко  воевали  и  кто  после  множества войн стал  мне надежной опорой. џ
вспомнил, как мы встречались.  ‚  пустыне раскладывали пурпурный шатер, и мы
-- Я и он -- входили в его пустоту. Ќаши воины стоЯли поодаль -- не годитсЯ,
чтобы  войска, смешавшись, сбились в толпу. ’олпа -- стадо, в ней никогда не
будет благородства. Џоложившись про себЯ на  мощь своих копий, воины ревниво
следили за нами, не размЯкаЯ от  дешевого умилениЯ. ’ысЯчу раз  прав был мой
отец,  повторЯЯ:  "Ќе суди о человеке по тому,  что увидал  на  поверхности,
встретьсЯ  с  ним в  глубинах его души, ума, сердца. …сли придавать значение
каждому движению, сколько крови прольетсЯ понапрасну..."
     ‚  глубинах  души  искал  Я  встречи  с  моим  врагом,  когда  оба  мы,
безоружные,  защищенные лишь своим одиночеством, входили в шатер и  садились
напротив друг  друга  на песок.  Ќе  знаю,  кто  из нас --  он или Я --  был
сильнее.  ‚ нашем  свЯщенном одиночестве от  силы  требовалась сдержанность.
Њалейшее   движение  потрЯсло   бы  мир,   и  двигались   мы   с  величайшей
осторожностью. ‘пор у нас был тогда о пастбищах. "“ менЯ двадцать пЯть тысЯч
голов скота, -- сказал он, -- скот гибнет. “ тебЯ бы он прокормилсЯ". Ќо как
пустить к себе целое воинство пастухов с  чуждыми нам обычаЯми? Ћни посеют в
моих людЯх сомнение, а сомнение -- начало  порчи. Љак принЯть на своей земле
пастухов  из  чужой  ‚селенной?  џ  ответил: "“  менЯ  двадцать  пЯть  тысЯч
человеческих детей, они должны научитьсЯ молитьсЯ по-нашему, иначе останутсЯ
без лица и  стержнЯ". Џравоту каждого из нас отстаивало оружие. Љак прилив и
отлив,  надвигались мы и отступали.  ‚сей силой давили мы  друг на друга, но
никто не мог взЯть верх --  от взаимных поражений  сила наша сравнЯлась. "’ы
победил -- значит, сделал менЯ сильнее".
     Ќет,  не  было  во мне  презрительного  высокомериЯ, когда Я взирал  на
величие моего соседа. Ќа висЯчие сады его столицы. Ќа благовониЯ, привозимые
его купцами.  Ќа  прекрасные кувшины его  чеканщиков. Ќа его мощные плотины.
Џрезрительность  -- помощница неполноценных,  только их  истине  мешают  все
остальные. Ќо мы из тех, кто знает, что истин на свете много, нас не унижает
признание добротности  чужой  истины,  хотЯ мне она все равно будет казатьсЯ
заблуждением, но  ни  ЯблонЯ  к виноградной  лозе,  ни  пальма  к  кедру  не
относЯтсЯ с  презрением.  Љаждое дерево стремитсЯ стать как можно  выше и не
сплетает  своих корней  с чужими.  Љаждое хранит свой  облик  и  естество --
сокровища, которые не должны расточитьсЯ.
     -- …сли  хочешь поговорить с соседом по существу,  -- говорил  отец, --
пришли  ему  ларчик с благовониЯми, прЯности  или спелый лимон, пусть  в его
доме запахнет твоим  домом. ’вой воинственный клич в горах -- тоже подлинный
разговор. € привезенное тебе послом объЯвление войны  тоже. Џосланника долго
обучали, воспитывали, закалЯли, он -- твой противник, и он -- твой друг. …му
чужд твой  обиход, но вы встречаетесь как  друзьЯ там,  где человек  в долгу
лишь перед самим  собой, где он возвысилсЯ над ненавистью. “важение врага --
одно-единственное чего-то стоит. “важение друзей стоит чего-то только тогда,
когда они  отрешились  от признательности,  благодарности и прочей пошлости.
…сли ты отдаешь за друга жизнь, обойдись без дешевого умилениЯ.
     џ  не  солгу, сказав, что соседний кнЯзь был  мне  другом. Ќаши встречи
были  радостью.  џ  поставил  слово "радость" и направил  расхожее мнение по
ложному следу. ђадостью не длЯ нас  -- длЯ ѓоспода. Љ Ќему мы искали дорогу.
Ќаши встречи  замыкали ключом свод.  Ќо сказать друг другу нам  было нечего.
ѓосподь простит мне, что, когда он умер, Я заплакал.
     Љому, как не мне, знать о собственном несовершенстве. "…сли Я плачу, --
думал Я, -- значит, Я не  очистилсЯ еще от своекорыстиЯ". џ знаю,  мой сосед
узнал бы о моей смерти, как узнал бы, что  на западе  его земли уже ночь. Ќа
потрЯсенный моей  смертью мир  он  смотрел бы,  как  смотрЯт на спустившиесЯ
сумерки. Ќа гладь озера,  потревоженную пловцом.  "ѓосподи, -- сказал  бы он
своему Ѓогу,  -- день сменЯетсЯ  ночью по  ’воей  воле. —то потерЯлось, если
увЯзали сноп, если  кончилось наше  времЯ? џ уже был". Ћн приобщил бы менЯ к
своему незыблемому покою. Ќо  Я еще не чист, Я  еще не прониксЯ вечностью. џ
по-женски  томлюсь легковесной тоской,  видЯ, как от  вечернего ветра  вЯнут
розы в  моем живом  саду. ‚Яну и  Я с увЯдающей розой. џ чувствую: Я  умираю
вместе с ней.
     †изнь  шла  и  шла, Я хоронил моих  капитанов, смещал  министров, терЯл
женщин. Џозади,  словно сотнЯ змеиных выползок, сотнЯ разных былых моих "Я".
Ќо неизменно, как неизменно  возвращаетсЯ солнце -- мера и маЯтник  днЯ, как
возвращаетсЯ лето -- мера и равновесие года, -- мои воины опЯть и  опЯть, от
встречи к встрече, от договора к  новому договору, ставили в  пустыне пустой
шатер. € мы входили в него. Ќаша встреча была торжественным обрЯдом, улыбкой
сурового  пергамента,  покоем  перед смертным  часом.  ’ишиной, творимой  не
человеком, а ѓосподом.
     €  вот Я  осталсЯ один,  один  отвечаю  за  прошлое, и нет  возле  менЯ
свидетелЯ,  который видел, как Я  жил. Њои поступки, которые  Я не снисходил
объЯснЯть моему народу,  понимал мой восточный сосед; томлениЯ мои и порывы,
которые  Я  никогда  не  выставлЯл  напоказ,  он  постигал  своей внутренней
тишиной. ’Яжесть долгов и обЯзанностей, которые угнетали менЯ и о которых не
подозревал  мой  народ,  верЯ,  что  Я  действую  лишь по своему  произволу,
взвешивал мой сосед, не ведающий  пустого сочувствиЯ, почитаЯ не менЯ, а то,
что  менЯ  превосходило,  и вот он уснул, одетый багрЯницей  пустыни,  сочтЯ
песок  достойной  длЯ  себЯ  гробницей,  замолчал,  улыбаЯсь  той  печальной
улыбкой, обращенной только к ѓосподу,  означающей  согласие, что пора унести
срезанный сноп, пора хранить под сомкнутыми веками пережитое. Љак себЯлюбиво
мое  отчаЯние!  Љак Я  слаб,  если столько  значениЯ придаю своим  жизненным
перипетиЯм, а они так ничтожны, если мерЯю собой царство, а не растворилсЯ в
нем, если чувствую, что жизнь моЯ, будто странствие, может кончитьсЯ на этой
вершине.
     ќта ночь, будто горный хребет,  изменила  течение моей  жизни: медленно
взбиралась  она по склону вверх  и вот  заструилась вниз по противоположному
склону. ‚се вокруг незнакомо. џ понЯл, что стал стариком: вокруг  незнакомые
лица,  чужие люди, ко  всем к ним Я равнодушен так же, как к самому себе: за
хребтом остались  мои капитаны, мои женщины, мои враги и единственный, может
быть, друг -- Я один в этом чуждом мире, заселенном чужими мне племенами.
     € тогда Я обрел новые силы.  "ЊенЯ лишили последней кожи, -- подумал Я,
-- может  быть, теперь Я очищусь?" Ќе было во мне величиЯ, раз Я так почитал
себЯ.  џ  одрЯб,  и  мне  послали испытание.  ђазмЯк  от  дешевых  сердечных
сантиментов. Ќо Я сумею возвыситьсЯ, Я не оскорблю слезами величие друга. Ћн
уже был. ЏустынЯ покажетсЯ мне богаче, ибо в ней он мне улыбалсЯ. ‚се улыбки
станут мне ближе благодарЯ его улыбке. …го улыбка обогатит  все остальные. ‚
каждом Я  увижу набросок  человека,  -- никакому резчику  не отделить его от
целиковой породы, -- но в породе Я лучше разглЯжу человеческое лицо,  потому
что одному человеку смотрел прЯмо в глаза.
     „а,  Я начал спускатьсЯ  с  горы, но,  народ мой,  не пугайсЯ, Я свЯзал
оборванную нить. Џлохо, что  Я так нуждалсЯ в человеческом. ђука, что лечила
и сшивала менЯ,  рассыпалась,  но сшитое осталось.  џ  спускаюсь с  горы,  Я
встречаю овец, ЯгнЯт.  џ глажу их.  ‚ мире Я одинок перед ликом ѓоспода,  но
погладил  Ягненка и ожил  сердцем: не Ягненок --  уЯзвимость  живого  в  нем
напомнила мне о человеке, и Я опЯть заодно с людьми.
     „лЯ моего друга Я тоже нашел царство, нигде не царствовалось ему лучше,
-- царство смерти.  Љаждый год  раскидываетсЯ шатер  в  пустыне  и мой народ
молитсЯ. ‚оины  опираютсЯ  на  зарЯженные ружьЯ,  кружат  всадники, оберегаЯ
порЯдок  в  пустыне,  они  отсекут голову всЯкому,  кто отважитсЯ проникнуть
сюда.  џ  иду  один. Џриподымаю  полотно  шатра,  вхожу и  сажусь. Ќа  земле
становитсЯ тихо.

        XXXIII

     —то ж, пусть ноют и  ноют  у менЯ  кости и никакой лекарь не  уймет мою
боль, пусть Я  похож на дерево,  которое  подсек  дровосек, и ѓосподь  скоро
уберет менЯ с лица земли, как обветшавшую башню,  пусть  Я только вспоминаю,
как просыпаютсЯ в двадцать лет: освеженные сном, готовые воспарить душой, --
мне дано  утешение:  мою душу  не  огорчают  вести тела,  Я не  занЯт своими
болестЯми,  они --  мое  личное,  маленькое,  ничего  не  значащее дело, они
касаютсЯ только  менЯ,  историки не посвЯтЯт  им и строчки в хрониках:  кому
интересно, что у  менЯ шаталсЯ  зуб  и его выдернули, с моей стороны было бы
низостью искать сочувствиЯ. Ќе жалость к  себе, а гнев поднимаетсЯ  во  мне,
когда  Я чувствую боль. ’рещины  бегут по  сосуду, содержимое неизменно. Њне
рассказали, когда  моего соседа с востока разбил  удар и половина  его тела,
заледенев, омертвела, когда ему повсюду сопутствовал этот  сиамский близнец,
разучившийсЯ улыбатьсЯ, достоинство его не  пострадало,  напротив, несчастье
послужило его величию. Ђ  тем, кто восхищалсЯ твердостью его духа, он не без
презрительности отвеча