ают в  бездонный
колодец. ’ы поглощаешь их. ‚ тебе просыпаетсЯ жадность, и ты все  ненасытнее
пестуешь в  себе алчность. ’ы  не понимаешь,  откуда горечь, что  приходит к
тебе  вечерами, когда ты оглЯдываешь свои сокровища, которых  так неукротимо
жаждал. "’щетны земные блага, -- твердишь ты, -- тщетны!.."
     ’от,  кто кричит о тщете вещного, служит одному себе. € конечно, ничего
не найдет.

        CLXXVII

     џ заговорю с тобой, и с моей  помощью тебе откроетсЯ очевидное. џ верну
тебе твои  божества. Љто-то верит  в ангелов,  кто-то  в  демонов,  кто-то в
духов.  „остаточно,  чтобы они народились, и вот они уже  трудЯтсЯ. ‘  мига,
когда  ты постиг, что же такое  милосердие, оно начинает  привлекать  к себе
человеческие  сердца. “ тебЯ есть родник. Ќо не каменный обод чаши, истертый
многими поколениЯми,  не журчание  и  не запас  воды, собранный в  эту чашу,
словно  урожай в корзину (твои волы приходЯт к ней на водопой  и пьют), нет,
не сама по себе вода, журчанье, молчаливаЯ чаша, не прохлада воды в  ладонЯх
-- прохлада не только ночью, когда в воде дрожат звезды, такие освежительные
на  вкус, --  значима божественность твоего  родника,  она  осенЯет  и  этот
камень, и тот, и лоснЯщийсЯ обод чаши, и медленное шествие волов, и утоление
жажды,  ее  ты и  чувствуешь,  ее не  терЯешь среди  дробности  вещного. €бо
драгоценнее всего радование роднику.
     џ  сделаю так,  что  ты  будешь  слышать его  журчанье в ночной тишине.
Ќеважно,  что  останетсЯ  он  где-то  далеко-далеко:  мне  достаточно  будет
разбудить  тебЯ. Џодарок  мой  будет  драгоценнее  золотого обода, кольца  с
бриллиантом, потому  что  дорого  нам не то,  что  мы используем, --  дорого
предвосхищение праздника или воспоминание о нем.  ‚от и  хозЯин царства идет
полевым проселком  (чем ему царство  сейчас в  помощь?),  и все-таки  он  --
хозЯин, а не  слуга,  на сердце  у него забота и о  стадах, и  о хлеве,  и о
спЯщих  пока фермерах, и о  зацветающем миндале, и о  будущих тЯготах жатвы;
никого, ничего он сейчас не видит, но за все ощущает себЯ в ответе. ‚от она,
власть  Ѓожественного  узла, что свЯзал  воедино разноликую  дробность мира,
превратил ее в божество царства, смеющеесЯ над стенами и стенаниЯми бездн. ‚
твоей  ночи Я хочу  видеть и  тебЯ хозЯином, пусть  ты умираешь в пустыне от
жажды, пусть влагу твоей жизни иссушила скупость засыпанного песком колодца,
но  тебЯ  не оставит  божество твоего  родника.  € если Я  говорю тебе,  что
журчанье родника  -- это стук сердца Яблонь, кедра, оливы, ибо  он питает их
жизнью  (ты увидишь, как  умирают деревьЯ, стоит замолчать  воде), то говорю
это, чтобы  передать  тебе сокровище,  чтобы ты  уподобилсЯ моему  воину: он
спокоен и уверен в  себе в той пустыне, куда Я пришел на заре рассевать свои
зерна,  спокоен,  потому  что  где-то далеко-далеко находитсЯ  его  любимаЯ,
которой словно бы нет на  свете, оттого что она крепко спит, но голос ее, ее
дыхание -- живительный ток длЯ его сердца.
     Ѓольше всего на свете  не хочу  Я, чтобы ты убивал своих хрупких богов,
они  умрут  беззвучно,  словно  голубки,  не оставив  ни  перышка.  ’ы и  не
заметишь,  что  погубил  их. ЋстанетсЯ обод чаши,  и вода,  и ее журчанье, и
оловЯнный водосток, и каменнаЯ мозаика, и ты, что перебираешь все это, желаЯ
понЯть и не понимаЯ, что  же ты  все-таки потерЯл. ’ы не поймешь, потому что
не потерЯл ничего вещного, кроме жизни этой вещи.
     Џорукой моей правоты -- слово  в поэме, ставшее длЯ тебЯ откровением. џ
могу присоединить и  его  к тем  божествам,  что наживаютсЯ так  постепенно.
Њедленно  перевоплощаетсЯ в божество и твоЯ деревнЯ,  сейчас она  задремала,
припрЯтав  в запас  зерно и  солому,  прибрав лопаты, цепы и мотыги; дремлет
вместе с  невеликим  грузом желаний, соблазнов, гнева  и  жалости; с древней
старухой, что, будто перезрелое Яблоко, готова скатитьсЯ  с этого  дерева; с
новорожденным,  что вот-вот готов поЯвитьсЯ  на свет;  с преступлением,  что
всколыхнуло ее, будто вспышка болезни; с прошлогодним пожаром, о  котором ты
вспомнил, залечиваЯ оставленные  им раны;  с ратушей, с именитыми гражданами
--  они  так горды,  что ведут свой корабль по  потоку  времени,  хотЯ  этот
корабль всего лишь рыбачьЯ лодка с малозаметной под звездами судьбой. Ќо вот
Я сказал тебе: "ђодник твоей деревни", -- и сердце в  тебе встрепенулось, ты
сделал шаг вперед, и еще, и мало-помалу  твой путь откроет тебе лик ѓоспода,
Љоторый только и может насытить тебЯ и удовлетворить; от одной вехи к другой
пойдешь ты к ’ому, —ье присутствие так ощутимо сквозь полотно жизни, к ’ому,
Љто  суть  и смысл  той книги, откуда  Я  беру  отдельные  слова, к Ќему  --
Њудрости,  к  Ќему  --  Ѓытию и  †изни, к Ќему, Љоторый возвращает  тебе все
востребованное, Љто,  ведЯ со  ступени на  ступень, свЯзует  воедино  вещную
дробность мира, чтобы в ней поЯвилсЯ смысл, -- к ѓосподу, Љоторый обожествил
и родники, и деревни.
     Ќарод мой возлюбленный,  ты растерЯл свой мед, он  не в  вещности  -- в
осмысленности  всех  вещей  на  свете,  теперь тебе так не терпитсЯ жить, но
дороги сыскать ты не умеешь. џ знал садовника, он умирал, не успев обиходить
свой сад. Ћн спрашивал: "Љто обрежет мои деревьЯ?.. Љто  посадит цветы?.." €
просил продлить ему дни, чтобы навести в саду порЯдок “ него были прекрасные
цветы,  затаившиесЯ  в кладовке  семена,  лежали в сарае  лопаты  и  грабли,
способные  разбудить  силу  земли,  острый нож на поЯсе, умеющий омолаживать
усталые деревьЯ, но без него все это было инструментами, предметами, вещами,
а не свЯщенной утварью, необходимой  длЯ обрЯда богослужениЯ. ‚от и с тобой,
мой  народ, сталось то  же, что  с утварью садовника,  с  тобой  и с  твоими
хранилищами -- с твоей соломой, зерном, устремлениЯми, милосердием, тЯжбами,
спорами, умирающими старухами, ободом колодца, мозаикой, журчанием воды.  ’ы
не  можешь  стать  единым  целым  со  своей  деревней,  со  своим  родником:
развЯзалсЯ магический  Ѓожественный узел,  а алчущее  сердце сыто лишь пищей
духа.

        CLXXVIII

     Џерестав слушать людей, Я услышал их. Ћдни мудры, другие --  нет. € вот
передо мной женщины, что творЯт зло ради зла. Ќет у них  другой радости, как
чувствовать  разгорающиесЯ  огнем щеки  и  в душе  смуту, --  черный  комок,
подобравшаЯсЯ пантера. Ћна уже сжалась иссинЯ-черной молнией, сейчас ударит.
     Ћни похожи на  вулканы с безудержной и бесполезной мощью. Ќо таков же и
огонь солнца, а благодарЯ солнцу цветут цветы. ’ы улыбнулсЯ  с утра любимой,
потЯнулсЯ к ней  с  поцелуем, и одно за  другим все происходЯщее исполнилось
смысла. Ќужен магнит, чтобы собрать тебЯ воедино и породить заново.
     ђождение -- всегда открытаЯ рана.
     ќто  видно по  дереву, на  взглЯд  оно  --  дремотнаЯ  размеренность  и
неспешность,  окружившаЯ себЯ, будто царством, душистым ароматом, но в  один
миг  его  мощь  может  стать пищей  пламенеющего пожара. ‡наешь, из тебЯ, из
твоих вспышек гнева,  ровностей, хитростей,  тревожной лихорадки, что делает
тебЯ  таким  трудным  к вечеру, Я хочу вырастить умиротворенное  дерево.  Ќе
отсекаЯ  от тебЯ лишнее,  потому что так Я растоплю ледник и превращу тебЯ в
гниющее  болото,  но собрав  воедино,  как семечко,  которое, став  деревом,
хранит солнце. џ сею духовность, и она взрастит  тебЯ, будто зерно, ничего в
тебе  не отвергаЯ, не  отсекаЯ,  не  кастрируЯ, но  преобразив тысЯчу  твоих
капризов и прихотей в цельность.
     џ не говорю: "Џриди ко  мне,  и  Я обрежу  лишние ветки, вылеплю  тебЯ,
придам  форму";  Я  говорю: "Џриди ко  мне,  и  ты  породишь сам  себЯ".  ’ы
протЯнешь мне свою разноликую дробность -- и Я верну тебе тебЯ целостностью.
Ќе Я буду  идти посредством  тебЯ. ’ы сам пустишьсЯ в путь. џ помог, внесЯ в
тебЯ  соразмерность.  ’ак  вот,  женщина  эта горЯча  и  озлоблена.  Ћ,  как
озлоблЯет  душу  жестокость душных ночей,  когда без толку поворачиваешьсЯ с
боку   на  бок,  разбитый,  оставленный,  несчастный!  Ѓестолковый  дозорный
разоренного города. џ знаю, ей  не  управитьсЯ со своим  разладом. Ћна зовет
сказителЯ  и  приказывает:  "Џой!" Ћн  поет.  "Ќе то!  --  говорит  она.  --
“бирайсЯ!" €  зовет другого, потом  третьего. Ћна изнурЯет  их  и мучает.  ‚
изнеможении будит подругу: "’оска смертнаЯ! ‘казками ее не развеЯть..."
     € любовь -- один, другой, третий... она  обирает одного за  другим. Ћна
ищет  в каждом себЯ цельной  и сбывшейсЯ,  но  как найдешь  себЯ?  ’ы же  не
вещица, что затерЯлась среди множества других.
     Ќо в тишине приду  Я. џ  -- незримый сшиватель. џ ничего не переменю  в
материи,  даже  не  поменЯю  лоскуты  местами,  но  верну   каждому  лоскуту
значимость и смысл, Я -- незримый любовник, помогающий сбытьсЯ.

        CLXXIX

     ‘крипка без скрипача, счастливаЯ возможностью  издавать звуки. џ видел:
рад ребенок,  трогаЯ струны и удивлЯЯсь своим пальцам. —то мне до случайного
звука струны: Я  хочу,  чтобы ты обжил  сам себЯ. Ќо что тебе обживать? ’ебЯ
нет, ты пренебрег становлением. ’ы бредешь и пробуешь  наугад то одну струну
в  себе, то другую,  надеЯсь  на необычайный  звук. ’ебЯ  будоражит  надежда
набрести  дорогой  на  стихотворение (как будто  оно  Яблоко,  которое можно
подобрать) и, ухватив его, вернутьсЯ поэтом.
     Ќо Я  хочу прочно укорененного  семени, пусть трудитсЯ, вытЯгиваЯ соки,
питаЯ свои стихи. •очу прочной души, готовой расцвести любовью. —то искать в
вечернем ветре лицо, которое пленит тебЯ? …сть ли в тебе душа, которую можно
взЯть в плен?
     ’ы сказал, что чтишь любовь.
     ѓоворишь,  что  чтишь  справедливость.  (‘праведливость  вообще,  а  не
справедливые   поступки.)   €   во   имЯ  справедливости  легко   идешь   на
несправедливости.  —тишь  милосердие  -- и  без труда  становишьсЯ жестоким,
служа ему.
     —тишь свободу, но сажаешь в тюрьмы несогласных с тобой.
     Ђ Я? џ знаю справедливых людей,  но не справедливость. ‘вободных людей,
но  не  свободу.  ‚любленных,  но не любовь. ’очно  так  же, как не  знаю ни
красоты, ни счастьЯ, а только счастливых людей и прекрасные творениЯ.
     ‚се начинаетсЯ с дела  --  созидай,  постигай, твори.  ђано  или поздно
придет воздаЯние.
     Ќо те, что любЯт возлежать в парадной постели, желают заполучить в свое
распорЯжение  главное,  не преодолев  дробности.  ’ак  курильщик  гашиша  за
несколько су опьЯнЯетсЯ творчеством.
     Љто они, как не гулЯщие, отданные на волю всех ветров? Љак снабдишь  их
любовью?

        CLXXX

     џ не люблю толстосумов, но принимаю их как  ступеньку более высокую  по
сравнению с  вонючей, грубой помойкой,  как  обещание,  что мой город станет
красивее. Џомню, что противостоЯний нет,  что от совершенства  веет смертью.
Џринимаю плохих скульпторов, надеЯсь  на поЯвление хороших, дурной вкус  как
путь к хорошему,  внутренние запреты как путь  к  свободе  и толстосумов как
путь к дальнейшему облагораживанию, но не  ради  них самих, не во имЯ их  --
принимаю ради тех, кого  они способны кормить.  ’олстосум платит  ваЯтелю за
статую,  он  --   житница  насущного,  где  хороший  поэт   поклюет   зерна,
необходимого длЯ поддержаниЯ жизни.  ‡ерно украдено у земледельца, украдено,
потому что  в  обмен предложены  стихи, но крестьЯнин посмеетсЯ над стихами;
или статуЯ: ее он, возможно, не увидит,  но, не будь грабителей-толстосумов,
у  менЯ не было  бы  и ваЯтелей.  —то  мне за  дело, если  житница приобрела
обличье человека? —еловек -- путь, кладь, повозка.
     Ќо  ты продолжаешь  упрекать менЯ, говорЯ, что дурно, если  склад зерна
станет  складом  стихов  и статуй,  закрытым  длЯ  взглЯда простых людей.  џ
отвечу:  опасаешьсЯ ты  напрасно, тщеславие склонит  толстосумов  выставлЯть
напоказ  свои сокровища, а что касаетсЯ их  дворцов,  то они и так у всех на
виду; но запомни  и другое -- облагораживает душу не использование готового,
а  творческое  горение: Я ведь рассказывал тебе о царстве, что  прославилось
умением танцевать, хотЯ ни толстосуму в серванте, ни простолюдину в музее не
сохранить станцованный танец, танец не превратишь в запас.
     ’ы возмущаешьсЯ, что  у девЯти из десЯти меценатов нет никакого  вкуса,
что они поощрЯют слюнЯвых  поэтов и бездарных скульпторов! џ отвечу:  до  их
вкуса мне мало дела,  но, если Я хочу, чтобы дерево мое расцвело, Я принимаю
все дерево целиком -- пусть  стараютсЯ десЯть  тысЯч  бездарных скульпторов,
тогда поЯвитсЯ и  один стоЯщий. ‡начит, мне  и  нужно десЯть тысЯч житниц  с
дурным вкусом и только одна, котораЯ знает толк в вещах.
     Ќо  противостоЯний нет, а значит, нет и однозначности, море вызывает  к
жизни  корабли  и топит  их.  ’олстосум  может и не  быть  путем, повозкой и
кладью,  он может пожирать свой  народ  из одного-единственного  наслаждениЯ
переваривать пищу.  †елательно, чтобы море не топило корабли, принуждение не
сковывало  свободу,  бездарность  не  уничтожала даровитости,  толстосум  не
пожирал царство.
     ’ут ты  интересуешьсЯ,  каким  образом  Я  намереваюсь избавить  нас от
грозЯщей  опасности.  Ќет  у менЯ  мер.  ’ы не  спрашиваешь,  как  управлЯть
камнЯми, чтобы они сложились в храм. •рам рождают не камни -- архитектор: он
заронил  зерно, оно -- притЯнуло  камни.  џ  должен жить, творить, проторить
стихами дорогу к ѓосподу, она  поведет мой  народ, сделает  его  усердным  и
заставит зерно в житницах и толстосумов служить ѓосподней славе.
     Ќе  подумай, что  Я озабочусь спасением житницы только потому, что  она
обрела обличье человека.  Ќе  буду  спасать  и  вонь,  хоть  она  и  присуща
золотарю. ‡олотарь  -- путь, кладь, повозка. Ќе подумай,  что мне интересно,
за что люди возненавидели несхожее с ними. ‹юди -- путь, кладь, повозка. Њне
нет дела  до славословиЯ и лести одних, до ненависти или восторгов других, в
каждом из людей Я служу  ѓосподу. џ стою на склоне  моей горы, Я один, будто
вепрь, недвижим,  словно  дерево, что  в бегущей реке времени перерабатывает
каменистое дно в пригоршню цветов с семенами и бросает их в ладони ветра, --
с ними  улетает в свет слепой  перегной, -- Я вне призрачных  противоречий в
своем  бессрочном изгнании, ни "за", ни "против",  не с этими и не с теми, Я
над  кровными  узами,  партиЯми, заговорщиками,  Я сражаюсь  за  дерево один
против всего  того,  из  чего составлено дерево,  ради  всего того,  из чего
составлено дерево, Я--во имЯ дерева, и кто возразит мне?

        CLXXXI

     ‚от и еще одна сложность: привести мой народ к свету истины Я могу лишь
при помощи  дела,  никак не слов.  †изнь  должно строить,  как храм, тогда и
увидишь  ее в лицо.  Ќо что  сделать из череды  одинаковых  дней, похожих на
уложенные  в  рЯд  камни?  Ћднако, состарившись, ты  скажешь: "џ  праздновал
праздники  моих отцов, выучил моих сыновей, потом  женил их, и нескольких из
них, взрослых  и крепких, ѓосподь  взЯл к ‘ебе, чтобы они и дальше трудились
ради …го славы, и Я похоронил их".
     „ни твои  -- чудесные  семена,  что преобразуют  землю  в песнопение  и
протЯгивают его солнцу. ’ы и зерно преображаешь в свет, светЯщийсЯ  в глазах
любимой,  когда  она улыбаетсЯ тебе,  а  потом молитсЯ.  € когда  Я рассеваю
семена,  они  сродни  вечерней  молитве.  џ  тот,  кто  идет,  не  спеша,  и
разбрасывает  семена  под  взглЯдами  звезд,  но  если Я  окажусь  слеп  или
заносчив, как мне узнать свое предназначение? €з зерна вырастет колос. Љолос
преобразитсЯ в человеческое тело, из человека родитсЯ храм во славу ѓоспода.
€ тогда Я могу сказать об этом зерне, что в его силах собирать камни.
     „лЯ того чтобы землЯ стала храмом, достаточно одного  крылатого семечка
в ладони ветра.

        CLXXXII

     џ не начну с того, что все знаю и понимаю, Я  просто пойду и оставлю за
собой  след... џ принадлежу царству, оно мне, нас не  разделить. …сли Я  жду
чего-то, то только от того, что заложил собственными руками, Я -- отец своих
сыновей, они -- плоть от моей плоти. џ не великодушен и не скуп,  не жертвую
собой и не подвигаю на жертвы -- и если погибну на стенах города, то погибну
за самого себЯ, ибо и Я -- часть моего города. €бо естественно умереть из-за
того, чем жил. Ќо ты  пытаешьсЯ найти, словно  товар в лавке, живую радость,
котораЯ даетсЯ только в вознаграждение. ‚едь и город среди песков становитсЯ
длЯ тебЯ алым гранатом,  потому что он  -- вознаграждение, и ты  не  устаешь
наслаждатьсЯ его  ароматной мЯкотью и с наслаждением приникаешь  к нему.  ’ы
бродишь  по  его  рынкам, наслаждаЯсь  пестрым  развалом  овощей,  душистыми
пирамидами  мандаринов,  что тщательно  выстроены,  словно  столицы  посреди
провинций; но притЯгательнее всего длЯ тебЯ  прЯности,  магической силой они
равны  бриллианту,  раз щепотки  сладкого  перца  довольно,  чтобы  привлечь
издалека вереницу парусных судов, каждый под своим  флагом, чтобы  заставить
тебЯ вспомнить и морскую  соль, и гудрон портов, и запах кожаных ремней, что
овевал  твои караваны посреди  нескончаемого  безводьЯ, когда  ты  вел  их к
неведомому чуду -- к морю. Џоэтому Я и говорю, что поэзию рынка прЯностей ты
создал сам, своими мозолЯми, ссадинами, мучениЯми собственной плоти.
     Ќо что ты найдешь, если  нет у тебЯ победы, которую ты празднуешь, если
сжигаешь ты избыточные запасы масла?
     Ѓоже мой, да испив однажды воды из колодца ќль Љсур...
     „а! Њне  нужно  праздничное  торжество длЯ  того,  чтобы вода сделалась
песнопением...
     ’ак  вот  Я и буду идти.  џ  пускаюсь в  путь без большой охоты, но моЯ
житница -- перевалочный пункт  длЯ зерна,  и Я  уже не могу  различить,  длЯ
накоплениЯ  она  или  длЯ  траты. џ хотел посидеть и  насладитьсЯ покоем. Ќо
оказалось,  что нет покоЯ. ’еперь Я знаю,  что ошиблись те, что надеЯлись на
возможность  почивать  на  лаврах  прошлых  побед,  воображаЯ,  будто  можно
запереть и сделать запас  из победы, тогда как победа с тобой,  будто ветер:
попробуй запереть его -- ветра нет.
     Ѓезумец,  любЯ журчанье воды,  запирает ее  в бутылку. Ђх,  ѓосподи!  џ
стараюсь быть  путем и повозкой. …зжу туда и обратно. ’ружусь, как  осел или
лошадь,  с  упрЯмым  терпением.  џ  не  вижу  ничего, кроме  земли,  которую
перекапываю, а потом, завЯзав фартук, вижу только зерно, золотЯщеесЯ  у менЯ
под руками, зерно, предназначенное длЯ сева. ’ебе, ѓосподи, выдумывать весну
и проращивать зерна во имЯ ’воей славы.
     €  вот  Я  иду против течениЯ.  џ  обрек себЯ на печальное хождение  по
кругу,  словно дозорный, которому хочетсЯ спать, который мечтает  о супе, но
один раз  в год бог дозорных шепчет ему: "Љак прекрасен этот край... сколько
верности  в дозорном... как он зорок в своем бдении!" ’ебе воздаетсЯ за твои
сто  тысЯч  шагов по кругу. џ приду  тебЯ навестить.  Њои руки возьмут  твое
оружие.  Ќо  вместе с твоими,  как поддержка твоим. € ты ощутишь себЯ щитом,
укрывающим все царство. €  моими глазами  с высоты  стен ты увидишь  красоту
города.  ’ы,  Я,  город  станем единым  целым. €  любовь откроетсЯ тебе, как
жгучаЯ  рана.  €  если костер обещает быть прекрасным, если  красота  его --
достойнаЯ плата за твою жизнь, которую ты собирал полешко к полешку и сложил
поленницу, Я позволю тебе умереть.

        CLXXXIII

     ‘емЯ кедра может посмотреть на себЯ и сказать: "Љак Я  прекрасно, полно
сил и жизненной мощи! џ -- уже кедр. ‹учше кедра, ибо Я его суть".
     Ќо Я, Я говорю, что оно пока еще  пустое  место. Ћно -- повозка, кладь,
путь. Ћно --  переключатель.  ’ак  пусть  совершит  переключение.  Џусть, не
торопЯсь, подведет землю к дереву. Џусть выстроит кедр во  славу  ѓоспода. џ
буду судить, каково оно, по его кроне.
     €  точно  так  же смотрЯт на  себЯ люди: "џ  такой  или этакий..."  Ћни
кажутсЯ  себе сокровищницей.  ‚  сокровищницу,  где  сложены  необыкновенные
богатства, непременно ведет  дверь.  „остаточно  найти  ее  на ощупь. ‘лучай
поможет,  и хлынут  потоком  стихи.  Ђ  ты, застыв в  неподвижности,  будешь
слушать их голос.
     ’ак поступает  негритЯнский  колдун. ‘ видом знатока рвет  он случайные
травки, собирает что  ни попадЯ. ‘кладывает  все  в большой  котел  и  варит
безлунной  ночью.  ЏриговариваЯ слова, слова и снова слова.  Ћн ждет, что от
его котла  изойдет  незримаЯ  сила и опрокинет  войско, что  движетсЯ  к его
хижине.  Ќо нет  силы.  Ћн вновь принимаетсЯ за дело. €зменЯет слова. ЊенЯет
травы. € желание его не пропадает втуне.  ‚идел и  Я, как древесное тесто  и
черный  отвар опрокидывали царство. џ имею в виду мою грамоту с  объЯвлением
войны. џ видел котлы, из которых  вылетала победа.  ‚ них изготовлЯли порох.
‚идел, как слабое дрожанье воздуха, вышедшее  из одной  груди, поджигало мой
народ, словно  пожар. ’ак призывали к бунту. ‚идел Я и расположенные  особым
порЯдком камни, благодарЯ им плыл корабль тишины.
     Ќо Я  никогда не видел,  чтобы что-то  получилось из случайно собранных
предметов, если бы  не было объединившей их воедино человеческой души.  …сли
от стихов Я могу заплакать, то куча детских кубиков с буквами  не  выжала ни
из кого  ни одной слезы. Ќепроросшее  семЯ  --  пустое  место, сколько бы ни
восхвалЯло себЯ за то дерево, на которое пока себЯ не потратило.
     Љонечно,  ты  стремишьсЯ к  ѓосподу. Ќо  из того, кем ты  можешь стать,
совсем  не  следует,  что  сейчас  ты  уже  таков.  ‚сплески  твоих  желаний
бесплодны. ‚ знойный полдень семечко, даже если оно семЯ кедра,  не даст мне
тени.
     †естокие  времена  пробуждают спЯщего  ангела. ЏродираЯсь  сквозь  нас,
разрывает он  свои  пелены  и  слепит глаза  светом! Ћх уж эти  наши тесные,
скудные  Языки, пусть ангел вместит всех нас  и сольет воедино!  Џусть ангел
возопит вместо нас. ‚озопит, призываЯ  то, чего нет. ‚озопит, ненавидЯ бунты
и мЯтежи. ‚озопит, требуЯ  хлеба. Џусть преисполнит  значимости  жнецов, или
жатву,  или  ветер,  что  гладит  ниву,  или  любовь,  или  еще  что-нибудь,
нуждающеесЯ в постепенности и неспешности.
     Ќо ты, грабитель, отправлЯешьсЯ в веселый квартал  и  затеваешь сложную
игру,  надеЯсь  заманить   любовь  и  заставить  ее  отозватьсЯ,  --  любовь
откликнетсЯ на простое прикосновение твоей жены к твоему плечу.
     ‘огласен, лишь магиЯ веками установленного уклада  ведет тебЯ  к поимке
добычи  -- добычи, что ничем не похожа на ловушку, добычи вроде  трепещущего
счастьем  сердца;  северЯне ловЯт  ее  раз в году, с  помощью  запаха смолы,
украшенной елки  и  горЯщих  свечек.  Ќо Я назову  ложной  магией,  ленью  и
непоследовательностью  помешивание в  твоем котле случайных травок в надежде
на  чудо, которого  ты не приготовил. ‡абыв сбытьсЯ, ты  пытаешьсЯ назначить
встречу с самим собой. Ќе надейсЯ. Ѓронзовые двери затворились перед тобой.

        CLXXXIV

     Њне было грустно, печалили менЯ люди. Љаждый  занЯт  собой и не  знает,
чего  хотеть. Ќикакое  добро тебе  не  в помощь, ибо ты попираешь его, желаЯ
возвыситьсЯ. „а, дерево ищет в земле соков, чтобы питатьсЯ ими и преображать
в себЯ.  ’ы тоже питаешьсЯ. Ќо,  кроме пищи,  что может  быть тебе в помощь?
ѓордость  питаетсЯ  невещественным,  и   ты   нанимаешь   людей,  чтобы  они
прославлЯли тебЯ. € они прославлЯют. Ќо хвала их тебе не в радость. Џушистые
ковры украшают дом,  и ты отправлЯешьсЯ за коврами в город. ’ы набил коврами
свой дом.  Ќо и ковры тебе не в радость. ’ы завидуешь соседу, у него не  дом
-- королевский дворец. € ты отнимаешь  у  соседа дворец. ’ы в него вселилсЯ.
Ќо того,  что искал, не  нашлось  и  во  дворце.  …сть должность, которой ты
домогаешьсЯ. ’ы пустилсЯ в интриги. € вот она твоЯ. Ќо и должность похожа на
необжитой дом. „лЯ  того  чтобы дом стал счастливым, мало роскоши, удобства,
безделушек, которые ты можешь разложить в  нем,  считаЯ его  своим. „а и что
значит "своим"?  Ќичего,  коль скоро  ты однажды умрешь. ‚ажно  вовсе не то,
чтобы был  он  твоим, этот дом, лучше был или хуже,  важно, чтобы ты был  из
этого  дома,  только тогда  он  покажет  тебе дорогу,  и  твоему  дому будет
принадлежать  твоЯ династиЯ, твой род. ђадует не вещь -- дорога, которую она
тебе  приоткрыла.  €наче  как  было  бы   просто  хмурому  бродЯге-себЯлюбцу
порадовать себЯ изобильной, роскошной жизнью,  ходи  себе туда и  сюда перед
королевским  дворцом и  тверди: "џ -- король.  ‚от он, мой дворец". Ќо и длЯ
хозЯина дворца дворец со всей его роскошью в эту минуту мало  что значит. Ћн
занимает сейчас одну только комнату. € бывает, прикрыл  глаза, зачиталсЯ или
заговорилсЯ,  а  значит,  не  видит  и  этой  комнаты.  ѓулЯл  по  саду,  он
поворачиваетсЯ к дворцу спиной и не видит ни колонн, ни арок. €  все-таки он
-- хозЯин дворца, он гордитсЯ им и, возможно, чувствует себЯ облагороженным,
он хранит его  в  своем  сердце,  весь целиком: и  тишину  оставленной  залы
совета, и  мансарды, и погреба. „а, конечно, нищий может поиграть в замок --
что, кроме внутреннего  мира, отличает его от королЯ? Ќищий может вообразить
себЯ хозЯином,  важно расхаживать взад  и вперед, словно бы  облачив душу  в
мантию.  Ќо что толку в таких играх? ‚ыдуманные чувства  подточат, истреплют
мечту. €спугай Я нищего кровавой резней, он забудет про игры, мантиЯ упадет,
вмиг развеетсЯ и туманное счастье, навеЯнное песней.
     ‚ещное  ты в  самом  деле  можешь  присвоить, телесное  переварить.  Ќо
напрасно  ты  стараешьсЯ  присвоить  и  переварить духовное. —естно  говорЯ,
невелики радости от пищеварениЯ. „а и не можешь  ты переварить ни дворца, ни
серебрЯного  кувшина,  ни дружбы  друга.  „ворец  останетсЯ  дворцом, кувшин
кувшином. Ђ друзьЯ будут продолжать свою жизнь.
     ’ак вот  Я,  Я --  механик: из нищего, что пытаетсЯ походить на королЯ,
приглЯдываЯсь  к  дворцу  или  к  чему-то лучшему,  чем  дворец, к морю  или
лучшему,  чем море,  --  к Њлечному  Џути,  но  ничего не в силах присвоить,
окидываЯ мрачным взором пространство,  -- из  него Я  высвобождаю подлинного
королЯ, хотЯ на взглЯд  нищий осталсЯ нищим. Ќо ничего и  не нужно менЯть на
взглЯд, потому что одинаковы между собой и король, и нищий, одинаковы, когда
сидЯт у  порога своего жилища мирным вечером, когда любЯт и когда оплакивают
утраченную любовь. Ќо один из них, и  возможно, тот, что здоровее, богаче, у
кого больше и ума, и сердца, пойдет сегоднЯ вечером топитьсЯ в море, и нужно
удержать его. ’ак вот, чтобы из тебЯ вот такого,  каков ты есть, высвободить
иного,  не нужно снабжать тебЯ чем-то зримым, вещным или  как  бы то ни было
тебЯ  изменЯть. Ќужно обучить тебЯ Языку, благодарЯ  которому ты увидишь и в
окружающем, и в  себе самом  такую нежданную, такую берущую за душу картину,
что  она завладеет тобой  и  поведет, -- представь,  ты мрачно сидишь  перед
кучей деревЯнных финтифлюшек,  не знаЯ, что с ними делать, и вдруг прихожу Я
и  обучаю  тебЯ  игре в шахматы, --  каким сложным, стройным,  увлекательным
Языком начинаешь ты говорить.
     Џотому Я и смотрю на людей в молчании  моей любви,  потому и не упрекаю
их за  тоску  и скучливость, они не  виноваты, виновен скудный Язык, который
каждый из них освоил.  џ знаю, победителЯ-королЯ, что  вдыхает знойный ветер
пустыни, отличает от нищего, что дышит тем же зноем,  только Язык, но Я буду
несправедлив, если, не обучив нищего новому Языку, стану упрекать его за то,
что он не дышит, как король, победой.
     џ хочу дать тебе ключ, отпирающий пространство.

        CLXXXV

     € один, и другой, Я вижу, толкутсЯ возле житницы мира, возле собранного
меда. Ћни похожи на чужаков в некрополе, длЯ них все мертво -- но город этот
жив и  чудесен,  только огорожен  высокими  стенами,  --  а  они  похожи  на
иноземцев, что слушают стихи  на неведомом Языке, на равнодушных, что глЯдЯт
мимо красавицы, за которую другой отдал бы жизнь, а этим и влюбитьсЯ лень...
     џ научу вас укладу любви. „лЯ любви необходимо божество. џ видел, как в
схватке  из-за колодца  воин, что  мог бы  выжить,  позволил ночной  темноте
задернуть свет жизни, потерЯв лисенка, что долго жил его нежностью и сбежал,
повинуЯсь  голосу  природы.   ‚оины,  мои  воины,  однообразен  ваш  роздых,
однообразны тЯготы.  —тобы  отогреть  вас, нужно,  чтобы  ночь  стала  ночью
возвращениЯ, пригорок  таил надежду,  сосед  оказалсЯ  долгожданным  другом,
барашек на  углЯх --  торжеством  в честь днЯ  рождениЯ,  слова  --  словами
песнопений.  Ќужен  красивый  город,  или  музыка,  или  победа,  чтобы   вы
преисполнились собственной  значимости,  нужно,  чтобы Я научил вас,  словно
детей, складывать  из ваших камешков  победоносный  флот,  нужна игра, чтобы
ветер радости встрепенул  вас, словно листву  деревьев.  Ќо  вы  в разладе с
собой, в отсутствии.  ЏытаЯсь  найти себЯ, вы обречены находить пустоту. —то
вы, как не узел  свЯзей, привЯзанностей? ‚от они  истаЯли, и вы смотрите  на
пустынный перекресток. Ќе на что  надеЯтьсЯ, если любишь лишь самого себЯ. џ
рассказывал тебе о храме. Љамень  служит не себе  и не  другим камнЯм -- они
все вместе служат взлету души, что возвышает их и служит им.  Њожет быть, ты
сможешь  жить  любовной  преданностью   королю,   если  станешь  королевским
солдатом, ты и твои товарищи.
     "ѓосподи!  --  молил  Я.  -- „ай мне силу любить!  ‹юбовь --  узловатый
посох,  что так в  помощь при подъеме в  гору.  Џомоги стать пастухом, чтобы
смочь их вести".
     џ  расскажу тебе, каков  смысл сокровища.  Ћн незрим и ничего не  имеет
общего с вещностью. ‚идел и ты  приходЯщего ввечеру странника. Ћн вошел себе
в харчевню,  поставил палку в угол и  улыбнулсЯ.  …го окружили  завсегдатаи:
"Ћткуда путь держишь?" ’ы понЯл, как могущественна улыбка?
     Ќе пускайсЯ в путь, ища поющую лагуну дальнего острова -- готового тебе
подарка от морЯ, подарка, обшитого  пенным  кружевом, ты не найдешь ее, если
не превзошел морского  уклада.  Џусть  даже  Я  поставлю тебЯ  на золото  ее
песчаной короны.  Ѓездумно проснувшись на груди  возлюбленной,  ты  обретешь
одну возможность -- позабыть любовь. ЏолучаЯ подарки, ты пойдешь от забвениЯ
к забвению, от смерти к смерти... Ћ поющей лагуне ты мне скажешь: "—то в ней
такого, чтобы стоило в ней поселитьсЯ и жить?" Ќо во имЯ любви к  ней экипаж
целого кораблЯ готов пойти на смерть.
     ‘пасти тебЯ не означает  обогатить или облагодетельствовать тем, чем ты
сможешь  воспользоватьсЯ.  Ќет,  спасти  -- значит  подчинить  тебЯ,  словно
любимой жене, правилам игры.
     Љак ощутимо мне одиночество, когда  пустыне нечем  менЯ занЯть. Љ  чему
песок,  если   не  манит  вдали  недостижимый  оазис,  напоив   все   вокруг
благоуханьем? Ќа  что безграничнаЯ  даль горизонта,  если  со всех сторон не
теснЯт племена варваров? Ќа что ветер,  если не  шушукаютсЯ вдали враги?  Ќа
что дробнаЯ вещность, если нет больше картины? Ќо мы сЯдем с тобой на песок.
џ  заговорю с тобой о пустыне, и  ты увидишь такую  вот  картину, а не иную.
€зменитсЯ  все  вокруг,  и  ты  изменишьсЯ,  ибо  каждый  зависим  от  своей
‚селенной.  ђазве  ты останешьсЯ прежним, если, сидЯ дома, узнаешь  от менЯ,
что  дом твой тлеет? €ли услышишь вдруг шаги возлюбленной?  €ли поймешь, что
идет она не  к тебе? Ќе говори мне, что  Я  питаюсь иллюзиЯми, Я не призываю
тебЯ  поверить, призываю увидеть. —то  такое  часть  без  целого? Љамень вне
храма? Ћазис  без  пустыни?  …сли ты живешь в  сердцевине  острова  и хочешь
узнать, что он из  себЯ представлЯет, нужен Я,  который бы  рассказал тебе о
море. € если живешь посреди наших песков,  нужен Я, чтобы рассказать тебе  о
далекой   свадьбе,   необычайном    приключении,   освобожденной   пленнице,
приближении врагов. Ќе говори мне, что счастливаЯ свадьба в дальнем шатре не
бросила  блик  торжества  и на  твои  пески, ибо  кому  известен  предел  ее
могущества?
     џ буду говорить с тобой, следуЯ принЯтым у тебЯ обычаЯм, сообразуЯсь со
склонностЯми  твоего сердца. Њоим даром станет  значимость  окружающего тебЯ
мира, зримаЯ сквозь него дорога и желание пойти  по ней. џ -- король, Я дарю
тебе  розовый  куст, только он и может  тебЯ облагородить, ибо Я потребую от
тебЯ  розу.  ‘  этого  мига ступень за ступенью  строитсЯ лестница  к  твоей
свободе. ’ы начнешь копать землю, рыхлить ее, будешь вставать на заре, чтобы
ее  поливать. ’ы будешь  заинтересованно следить  за  тем, что  рождаетсЯ от
твоих трудов,  оберегать  свой куст от тли  и гусениц.  Љак  взволнует  тебЯ
поЯвившийсЯ бутон, каким  праздником станет раскрывшаЯсЯ роза. ’ы сорвешь ее
и  протЯнешь мне. џ приму ее из твоих рук, ты застынешь в молчании. —то тебе
делать с розой? ’ы  обменЯл ее на мою улыбку... ’ы идешь домой, счастливый и
просветленный улыбкой своего королЯ.

        CLXXXVI

     Ћни не чувствуют, в чем  смысл времени.  •отЯт рвать цветы, которые еще
не  раскрылись, которые еще и не  цветы вовсе. €ли берут  расцветший  где-то
вдалеке, роза эта длЯ  них не венец долгого, кропотливого обрЯда -- а просто
вещь, пригоднаЯ  длЯ купли-продажи.  ‘прашиваетсЯ,  много ли  будет  от  нее
радости?
     Ђ  Я?  џ  иду  к  далекому саду.  ‚  воздухе  зыблетсЯ  шлейф  кораблЯ,
груженного  спелыми лимонами,  каравана  с  ношей мандаринов,  благоуханного
острова, что еще там, за морем.
     џ не получаю готовое, мне дано лишь  обещание.  ‘ад, словно страна, что
предстоит   завоевать,  юнаЯ  жена,  что   впервые  в  твоих  объЯтьЯх.  ‘ад
открываетсЯ мне.  ’ам,  за  невысокой оградой, землЯ,  родЯщаЯ  мандарины  и
лимоны,  землЯ, по  которой буду  ходить  Я.  Ќо  ничто  на  земле не вечно,
исчезает аромат мандаринов,  лимонов, улыбка.  Ќо Я -- знающий, длЯ менЯ все
исполнено значимости. џ жду часа сада, как дожидаютсЯ часа свадьбы.
     Ђ они не  умеют ждать, вот почему у них нет доступа к поэзии, времЯ длЯ
них враг, а оно омолаживает желаниЯ, украшает цветок, вынашивает Яблоко. Ћни
думают насладитьсЯ вещностью,  но радует только дорога, что увиделась сквозь
нее. џ иду, иду и иду.  €  если попадаю в сад  --  на родину благоуханьЯ, --
присаживаюсь  на скамейку.  ‘мотрю.  ‚от листьЯ, они опадают, вот цветы, они
вЯнут. џ вижу: одно умирает, другое нарождаетсЯ. џ ничего не оплакиваю. џ --
само бдение посреди  открытого морЯ. Ќет, на терпение это не похоже,  потому
что у  менЯ нет цели, -- скорее, это  радость ощущать себЯ в пути. Њы идем с
моим садом  от  цветов  к плодам.  Ћт  плодов  к семенам. Ћт семЯн к  цветам
будущего  года.  ЊенЯ  не  вводит в  заблуждение  вещность. …й  не дано быть
божеством.  џ  беру  лопату  и  грабли,  творЯ  обрЯд  сада, и  чувствую:  Я
свЯщеннодействую. Ќо те, что не принимают времЯ в расчет,  вечно сражаютсЯ с
ним. ђебенок длЯ них вещь,  они не ощущают, что он  совершенствуетсЯ (он  --
путь к  ѓосподу, и поставить предел этому пути невозможно). Ђ им хотелось бы
малыша навек сохранить  малышом, будто в нем  скоплено про запас детство. џ,
повстречавшись с  ребенком, вижу, как  силитсЯ  он улыбнутьсЯ, краснеет, как
хочетсЯ ему убежать. џ знаю, что пробиваетсЯ в нем. € кладу ему руку на лоб,
словно бы умиротворЯЯ волнение морЯ.
     Ћни говорЯт:  "џ вот такой. ’акой  и этакий. …сть у менЯ то и это". Ћни
никогда  не  скажут: "џ --  плотник, торю  дорогу дереву,  что обручилось  с
морем.  џ иду от праздника к празднику. џ -- отец, Я родил детей и рожу еще,
жена моЯ не бесплодна. џ -- садовник, служу весне, ей в  помощь мои лопата и
грабли. џ стремлюсь  к..." Ќо они стоЯт на месте. Ќет  кораблЯ, нет и смерти
как мирной гавани.
     ‚  голод  они скажут  тебе: "Њне  нечего  есть. “  менЯ подвело  живот.
Џодвело животы и у моих соседей. ЉакаЯ там душа! “ менЯ сосет под ложечкой".
Ћни знать  не знают, что страдание сопутствует выздоровлению,  или выЯснению
отношений  со  смертью,  или  перерождению,   или  необходимости  преодолеть
неразрешимое   противоречие.   ‘традание   длЯ  них   не  перерождение,   не
преодоление,  не будущее  выздоровление, не  смертнаЯ  скорбь. Ћно  длЯ  них
неуют, неудобство,  и только.  € радость у них -- скуднаЯ, минутнаЯ  радость
сытости,  они набили живот, удовлетворили  желание, другой они не  знают, им
неизвестна просторнаЯ радость  странника, узнавшего вдруг,  что он  -- путь,
кладь, повозка длЯ вожатого всех вожатых.
     аг за  шагом  движетсЯ  караван, но не в монотонности пути  его  суть.
‚едь,  подтЯгиваЯ веревки,  закреплЯЯ  готовый  развЯзатьсЯ  узел,  подгонЯЯ
ленивых, раскидываЯ  длЯ  ночевки лагерь,  добываЯ воду  длЯ  верблюдов,  ты
творишь обрЯд  любви, приуготовлЯЯ себЯ  к осененному зеленью  пальм оазису,
что  увенчает твое странствие, приуготовлЯЯ себЯ к сладостному  знакомству с
городом, что начнетсЯ длЯ тебЯ с  лачужек  бедной окраины, но  и они осиЯнны
светом, ибо город -- твое божество.
     Ќет  предела, за которым иссЯкла бы мощь твоего божества.  ‘уществовать
оно  длЯ  тебЯ  начинает  с камней  и колючек. Љамни, колючки  --  свЯщеннаЯ
утварь, первые ступени ведущей вверх  лестницы.  ‹естницы в  спальню любимой
жены.  ‘трочки  стихотворениЯ.  ’равы волшебного зельЯ. €бо  потом  своим  и
ободранными коленЯми  ты  добываешь  город. € видишь: камни, колючки  -- уже
город, как Яблоко -- это солнце, вмЯтины в глине -- толчки  сердца  ваЯтелЯ.
’ы знаешь, пройдет месЯц, и  дорожный кремень обратитсЯ в мрамор, колючки --
в розы, сушь -- в родники. Љак остановитьсЯ в творении, если каждый шаг твой
созидает город? џ всегда  говорю моим погонщикам, когда мне кажетсЯ, что они
устали:  "‚ы  --  камневозы, вы  строите  город с  голубыми  прудами, вы  --
садовники, сажаете мандариновые деревьЯ, они уже оранжевые от мандаринов". џ
говорю  им:  "‚ы творите обрЯд.  Џотихоньку  будите к  жизни  несуществующий
город. €з песка, что у  вас  под руками,  лепите  нежных,  стройных девушек.
Џрислушайтесь, ваши камни и колючки благоухают амброй, как возлюбленнаЯ".
     Ќо эти замечают только насущное. Ѓлизорукие скудоумцы, они видЯт гвоздь
в доске --  не корабль. ‚ караване, идущем по пустыне, видЯт шаг, шаг и  еще
шаг.  ‹юбаЯ  женщина  длЯ  них  шлюха, потому что их  минутнаЯ прихоть хочет
заполучить  ее  на  дармовщинку, но  к  возлюбленной  ты  идешь  по  камнЯм,
продираЯсь сквозь  колючки,  ее обещают тебе пальмы, тихо-тихо стучишь  ты к
ней в дверь.  € тебЯ, что пришел  из такого  трудного далека, встречают  как
чудо, ты похож на воскресшего из мертвых.
     ’вой  долгий  путь преображает  женщину  в  расцветшую  розу, пыль дней
оборачиваетсЯ каплЯми росы, каждаЯ  одинокаЯ ночь прибавлЯет ей по лепестку,
и вот она  переполнена  благоуханием, и ты открываешь в ней всю юность мира.
’олько так  возникает  любовь. Ѓлагодарность газелей получают только те, что
набрались терпениЯ их приручить.
     џ ненавижу в них разумность, она пригодна длЯ  счетоводов. Ћни только и
делают,  что считают ту мелочь, которую забрала  у них  пролетевшаЯ секунда.
Њожно  жить, бесконечно идЯ вдоль  крепостной стены,  и видеть один  камень,
второй, третий. Ќо если ты ощутил существо времени, ты не упрешьсЯ ни в этот
камень, ни  в другой,  не  будешь  старатьсЯ получить причитающеесЯ  тебе от
камнЯ -- ты выйдешь в город.

        CLXXXVII

     џ  --  обживающий.  ‚ы  голы  на  ледЯной  земле.  ‘корбный  народ мой,
затерЯнный в ночи, цвель  на трещиноватой коре  склона,  что  задержал каплю
влаги, спускаЯсь в пустыню.
     џ сказал тебе:  "‚от Ћрион,  вот ЃольшаЯ Њедведица, ЏолЯрнаЯ звезда". €
ты  запомнил свои  звезды, между  собой вы говорили друг другу: "‚от ЃольшаЯ
Њедведица, Ћрион,  ЏолЯрнаЯ  звезда",  говорили:  "Ќеделю  вела менЯ ЃольшаЯ
Њедведица", и понимали друг друга, а значит, жили в обжитом пространстве.
     Ћбжитым  был  и  замок  моего отца.  "‘бегай  в подвал за инжиром",  --
приказывал он мне, мальчишке.  € Я сразу ощущал сладкий запах спелого инжира
и мчалсЯ со всех ног.
     ‚от  Я  сказал тебе "ЏолЯрнаЯ  звезда",  и  внутри  у  тебЯ  словно  бы
повернулась стрелка компаса, ты различил брЯцанье сабель северного племени.
     €  если  Я  предназначил восточное плоскогорье  длЯ  празднеств,  южные
солончаки длЯ казней, а отвоеванную пальмовую рощу длЯ  отдыха караванов  --
то ты уже живешь у себЯ в доме.
     ’ы  хочешь иметь  колодец, чтобы он служил твоим  нуждам, -- тебе нужна
вода.  Ќо присутствие воды  куда менее значимо, чем ее  отсутствие.  Љто  не
умирал от жажды, не родилсЯ к жизни.
     ‹учшим жителем будет тот, кто иссыхал от пустынного  безводьЯ, мечтаЯ о
знакомом  колодце, слыша в  горЯчечном  бреду  скрип  ворота, а  не тот, кто
всегда  пил вдоволь  из водопровода  и не подозревает, как сладка колодезнаЯ
вода, к которой ведут звезды.
     џ  чту  жажду не потому, что  она открыла  тебе телесную  необходимость
воды,  а потому,  что принудила тебЯ  читать  звездную  карту, ловить ветер,
присматриватьсЯ к следам врага на песке.
     Џойми главное.  ђечь  не о том, чтобы лишениЯми и  надругательством над
жизнью заставить тебЯ ценить жизнь дороже. Џросто,  лишив тебЯ воды, Я делаю
главным  в тебе желудок.  Ќо Я  хочу,  чтобы жажда и возможность  утолить ее
приобщили тебЯ к свЯщеннодействию: ты идешь при свете звезд,  скрипит ржавый
ворот,  и  его  песнЯ  преображает  твою  дорогу  в  молитвословие: вода  --
необходимость длЯ желудка, но она питает и душу.
     ’ы  не  вол  в  хлеву.  ќтот хлев  можно  переменить на  другой, та  же
кормушка, та же  подстилка из соломы. ‚олу в нем не лучше,  но и не хуже. Ќо
твоЯ  пища должна питать  не  только тело,  но и душу. € если  ты умираешь с
голоду, а  друг  распахнул  перед тобой  дверь,  подтолкнул к столу, налил в
кувшин  молока и разломил хлеб, ты впиваешь его  улыбку, еда становитсЯ  длЯ
тебЯ  свЯщеннодействием.  Љонечно   же  ты   насытилсЯ,  но  еще  и  расцвел
благодарностью за человеческое добросердечие.