        Њишель Њонтень. Ћ воспитании детей

---------------------------------------------------------------
 MICHEL DE MONTAGNE  --  LES ESSAIS
 Њосква ѓЋ‹Ћ‘ 1992
 OCR Leshka
---------------------------------------------------------------

    ѓоспоже „иане де ”уа, графине де ѓюрсон [1]

    џ не видел такого отца, который признал бы, что сын его запаршивел
или горбат, хотЯ бы это и было очевидною истиной. € не потому -
если только его не ослепило окончательно отцовское чувство - чтобы
он не замечал этих недостатков, но потому, что это его собственный
сын. ’ак и Я; ведь Я вижу лучше, чем кто-либо другой, что эти
строки - не что иное, как измышление человека, отведавшего только
вершков науки, да и то лишь в детские годы, и сохранившего в памЯти
только самое общее и весьма смутное представление об ее облике:
капельку того, чуточку этого, а в общем почти ничего, как водитсЯ у
французов. ‚ самом деле, Я знаю, например, о существовании медицины,
юриспруденции, четырех частей математики [2], а также, весьма
приблизительно, в чем именно состоит их предмет. џ знаю еще, что
науки, вообще говорЯ, притЯзают на служение человечеству. Ќо углубитьсЯ
в их дебри, грызть себе ногти за изучением ЂристотелЯ, властителЯ
современной науки, или уйти с головою в какую-нибудь из ее
отраслей, этого со мною никогда не бывало; и нет такого предмета
школьного обучениЯ, начатки которого Я в состоЯнии был бы изложить.
‚ы не найдете ребенка в средних классах училища, который не был бы
вправе сказать, что он образованнее менЯ, ибо Я не мог бы
подвергнуть его экзамену даже по первому из данных ему
уроков; во всЯком случае, это зависело бы от содержаниЯ такового.
…сли бы менЯ все же принудили к этому, то, не имеЯ иного выбора, Я
выбрал бы из такого урока, и притом очень неловко, какие-нибудь
самые общие места, чтобы на них проверить умственные способности
ученика, - испытание, длЯ него столь же неведомое, как его урок длЯ
менЯ.

    џ не знаю по-настоЯщему ни одной основательной книги, если не считать
Џлутарха и ‘енеки, из которых Я черпаю, как „анаиды [3],
непрерывно наполнЯЯсь и изливаЯ из себЯ полученное от них. Љое-что
оттуда попалои на эти страницы; во мне же осталось так мало, что, можно
сказать,почти ничего. €сториЯ - та дает мне больше поживы; также и
поэзиЯ, ккоторой Я питаю особую склонность. €бо, как говорил Љлеанф [4],
подобнотому, как голос, сжатый в узком канале трубы, вырываетсЯ из нее
более могучим и резким, так, мне кажетсЯ, и наша мысль, будучи стеснена
различными поэтическими размерами, устремлЯетсЯ гораздо порывистее и
потрЯсает менЯ с большей силой. —то до моих природных способностей,
образчиком которых ЯвлЯютсЯ эти строки, то Я чувствую, как они
изнемогают под бременем этой задачи. Њой ум и мысль бредут ощупью,
пошатываЯсь и спотыкаЯсь, и даже тогда, когда мне удаетсЯ достигнуть
пределов, дальше которых мне не пойти, Я никоим образом не бываю
удовлетворен достигнутым мною; Я всегда вижу перед собой неизведанные
просторы, но вижу смутно и как бы в тумане, которого не в силах
рассеЯть. € когда Я принимаЯсь рассуждать без разбора обо всем, что
только приходит мне в голову, не прибегаЯ к сторонней помощи и полагаЯсь
только на свою сообразительность, то, если при этом мне случаетсЯ - а
это бывает не так уж редко - встретить, на мое счастье, у кого-нибудь из
хороших писателей те самые мысли, которые Я имел намерение развить (так
было, например, совсем недавно с рассуждением Џлутарха о силе нашего
воображениЯ), Я начинаю понимать, насколько, по сравнению с такими
людьми, Я ничтожен и слаб, тЯжеловесен и вЯл, - и тогда Я проникаюсь
жалостью и презрением к самому себе. Ќо в то же времЯ Я и поздравлЯю
себЯ, ибо вижу, что мои мнениЯ имеют честь совпадать иной раз с
их мнениЯми и что они подтверждают, пусть издалека, их правильность. ЊенЯ
радует также и то, что Я сознаю - а это не всЯкий может сказать про
себЯ, - какаЯ пропасть лежит между ними и мною. € все же, несмотрЯ ни на
что, Я не задумываюсь предать гласности эти мои измышлениЯ, сколь бы
слабыми и недостойными они ни были, и притом в том самом виде, в каком Я
их создал, не ставЯ на них заплат и не подштопываЯ пробелов, которые
открыло мне это сравнение. Ќужно иметь достаточно крепкие ноги, чтобы
пытатьсЯ идти бок о бок с такими людьми. Џустоголовые писаки нашего
века, вставлЯЯ в свои ничтожные сочинениЯ чуть ли не целые разделы из
древних писателей, дабы таким способом прославить себЯ, достигают
совершенно обратного. €бо столь резкое различие в Яркости делает
принадлежащее их перу до такой степени тусклым, вЯлым и уродливым, что
они терЯют от этого гораздо больше, чем выигрывают.

    ђазные авторы поступали по-разному. ”илософ •рисипп, например,
вставлЯл в свои книги не только отрывки, но и целые сочинениЯ других
авторов, а в одну из них он включил даже "Њедею" …врипида. Ђполлодор [5]
говорил о нем, что, если изъЯть из его книг все то, что принадлежит не
ему, то, кроме сплошного белого места, там ничего не останетсЯ. “
ќпикура, напротив, в трехстах оставшихсЯ после него свитках не найдешь ни
одной цитаты.

    Ћднажды мне случилось наткнутьсЯ на такой заимствованный отрывок. џ
со скукою перелистывал французский текст, бескровный, немощный,
настолько лишенный и содержаниЯ и мысли, что иначе его не назовешь, как
французским текстом, пока, наконец, после долгого и скучного блужданиЯ,
не добралсЯ до чего-то прекрасного, роскошного, возвышающегосЯ до
облаков. …сли бы склон, по которому Я поднималсЯ, был пологим и подъем,
вследствие этого, продолжительным, все было бы в порЯдке; но это была
столь обрывистаЯ, совсем отвеснаЯ пропасть, что после первых же слов,
прочтенных мною, Я почувствовал, что взлетел в совсем иной мир.
Ћказавшись в нем, Я окинул взором низину, из которой сюда поднЯлсЯ, и
она показалась мне такой безрадостной и далекой, что у менЯ пропало
всЯкое желание снова спуститьсЯ туда. …сли бы Я приукрасил какое-нибудь
из моих рассуждений сокровищами прошлого, это лишь подчеркнуло бы
убожество всего остального.

    Џорицать в другом свои недостатки, думаетсЯ мне, столь же допустимо,
как порицать - а это Я делаю весьма часто - чужие в себе. Ћбличать их
следует всегда и везде, не оставлЯЯ им никакого пристанища. џ-то хорошо
знаю, сколь дерзновенно пытаюсь Я всЯкий раз сравнЯтьсЯ с обворованными
мной авторами, не без смелой надежды обмануть моих судей: авось они
ничего не заметЯт. Ќо Я достигаю этого скорее благодарЯ прилежанию,
нежели с помощью воображениЯ. Ђ кроме того, Я не борюсь с этими
испытанными бойцами по-настоЯщему, не схожусь с ними грудь с грудью, но
делаю времЯ от времени лишь небольшие легкие выпады. џ не упорствую в
этой схватке; Я только соприкасаюсь со своими противниками и скорее
делаю вид, что соревнуюсь с ними, чем в действительности делаю это.

    € если бы мне удалось оказатьсЯ достойным соперником, Я показал бы
себЯ честным игроком, обо вступаю Я с ними в борьбу лишь там, где они
сильнее всего.

    Ќо делать то, что делают, как Я указал выше, иные, а именно:
облачатьсЯ до кончиков ногтей в чужие доспехи, выполнЯть задуманное, как
это нетрудно людЯм, имеющим общую осведомленность, путем использованиЯ
клочков древней мудрости, понатыканных то здесь, то там, словом,
пытатьсЯ скрыть и присвоить чужое добро - это, во-первых, бесчестно и
низко, ибо, не имеЯ ничего за душой, за счет чего они могли бы творить,
эти писаки все же пытаютсЯ выдать чужие ценности за свои, а во-вторых, -
это величайшаЯ глупость, поскольку они вынуждены довольствоватьсЯ
добытым с помощью плутовства одобрением невежественной толпы, ронЯЯ себЯ
в глазах людей сведущих, которые презрительно морщат нос при виде этой
надерганной отовсюду мозаики, тогда как только их похвала и имеет
значение. —то до менЯ, то нет ничего, чего бы Я столь же мало желал.
…сли Я порой говорю чужими словами, то лишь длЯ того, чтобы лучше
выразить самого себЯ. ‘казанное мною не относитсЯ к центонам
[6], публикуемым в качестве таковых; в молодости Я видел между ними
несколько составленных с большим искусством, какова, например, одна,
выпущеннаЯ в свет Љапилупи [7], не говорЯ уже о созданных в древности.
Ђвторы их, по большей части, проЯвили свое дарование и в других
сочинениЯх; таков, например, ‹ипсий [8], автор ученейшей, потребовавшей
огромных трудов компилЯции, названной им "Џолитика".

    Љак бы там ни было, - Я хочу сказать: каковы бы ни были допущенные
мною нелепости, - Я не собираюсь утаивать их, как не собираюсь
отказыватьсЯ и от написанного с менЯ портрета, где у менЯ лысина и
волосы с проседью, так как живописец изобразил на нем не совершенный
образец человеческого лица, а лишь мое собственное лицо. ’аковы мои
склонности и мои взглЯды; и Я предлагаю их как то, во что Я верю, а не
как то, во что должно верить. џ ставлю своею целью показать себЯ здесь
лишь таким, каков Я сегоднЯ, ибо завтра, быть может, Я стану другим,
если узнаю что-нибудь новое, способное произвести во мне перемену. џ не
пользуюсь достаточным авторитетом, чтобы каждому моему слову верили, да
и не стремлюсь к этому, ибо сознаю, что слишком дурно обучен, чтобы
учить других.

    €так, некто, познакомившись с предыдущей главой, сказал мне однажды,
будучи у менЯ, что мне следовало бы несколько подробнее изложить свои
мысли о воспитании детей. ‘ударынЯ, если и Я впрЯмь обладаю хоть какими-
нибудь познаниЯми в этой области, Я не в состоЯниЯ дать им лучшее
применение, как принесЯ в дар тому человечку, который грозит в скором
будущем совершить свой торжественный выход на свет божий из вас (вы
слишком доблестны, чтобы начинать иначе как с мальчика). ‚едь, принЯв в
свое времЯ столь значительное участие в устройстве вашего брака, Я имею
известное право печьсЯ о величии и процветании всего, что от него
воспоследует; Я не говорю уж о том, что давнее мое пребывание в вашем
распорЯжении в качестве вашего покорнейшего слуги обЯзывает менЯ желать
всею душой чести, всЯческих благ и успеха всему, что свЯзано с вами. Ќо,
говорЯ по правде, Я ничего в названном выше предмете не разумею, кроме
того, пожалуй, что с наибольшими и наиважнейшими трудностЯми человеческое
познание встречаетсЯ именно в том разделе науки, который
толкует о воспитании и обучении в детском возрасте.

    Џриемы, к которым обращаютсЯ в земледелии до посева, хорошо
известны, и применение их не составлЯет труда, как, впрочем, и самый
посев; но едва то, что посеЯно, начнет оживать, как перед нами встает
великое разнообразие этих приемов и множество трудностей, необходимых,
чтобы его взрастить. ’о же самое и с людьми: невелика хитрость посеЯть
их; но едва они поЯвились на свет, как на вас наваливаетсЯ целаЯ куча
самых разнообразных забот, хлопот и тревог, как же их вырастить и
воспитать.

    ‘клонности детей в раннем возрасте проЯвлЯютсЯ так слабо и так
неотчетливо, задатки их так обманчивы и неопределенны, что составить
себе на этот счет определенное суждение очень трудно.

    ‚зглЯните на Љимона, взглЯните на ”емистокла и стольких других! „о
чего непохожи были они на себЯ в детстве! ‚ медвежатах или щенках
сказываютсЯ их природные склонности; люди же, быстро усваивающие
привычки, чужие мнениЯ и законы, легко подвержены переменам и к тому же
скрывают свой подлинный облик.

    ’рудно поэтому преобразовать то, что вложено в человека самой
природой. Ћт этого и происходит, что, вследствие ошибки в выборе
правильного пути, зачастую тратЯт даром труд и времЯ на натаскивание
детей в том, что они не в состоЯнии как следует усвоить. џ считаю, что в
этих затруднительных обстоЯтельствах нужно неизменно стремитьсЯ к тому,
чтобы направить детей в сторону наилучшего и полезнейшего, не особенно
полагаЯсь на легковесные предзнаменованиЯ в догадки, которые мы
извлекаем из движений детской души. „аже Џлатон, на мой взглЯд, придавал
им в своем "ѓосударстве" чрезмерно большое значение.

    ‘ударынЯ, наука - великое украшение и весьма полезное орудие,
особенно если им владеют лица, столь обласканные судьбой, как вы. €бо,
поистине, в руках людей низких и грубых она не может найти надлежащего
применениЯ. Ћна неизмеримо больше гордитсЯ в тех случаЯх, когда ей
доводитсЯ предоставлЯть свои средства длЯ ведениЯ войн или управлениЯ
народом, длЯ того, чтобы поддерживать дружеское расположение чужеземного
государЯ и его подданных, чем тогда, когда к ней обращаютсЯ за доводом в
философском споре или чтобы выиграть тЯжбу в суде или прописать
коробочку пилюль. €так, сударынЯ, полагаЯ, что, воспитываЯ ваших детей,
вы не забудете и об этой стороне дела, ибо вы и сами вкусили сладость
науки и принадлежите к высокопросвЯщенному роду (ведь сохранились
произведениЯ графов де ”уа [9], от которых происходит и господин граф,
ваш супруг, и вы сами; да и господин ”рансуа де Љандаль, ваш дЯдюшка,
и ныне еще всЯкий день трудитсЯ над сочинением новых, которые продлЯт на
многие века памЯть об этих дарованиЯх вашей семьи), Я хочу сообщить вам
на этот счет мои домыслы, противоречащие общепринЯтым взглЯдам; вот и
все, чем Я в состоЯнии услужить вам в этом деле.

    ЋбЯзанности наставника, которого вы дадите вашему сыну, - учитываЯ,
что от его выбора, в конечном счете, зависит, насколько удачным окажетсЯ
воспитание ребенка, - включают в себЯ также и многое другое, но Я не
стану на всем этом останавливатьсЯ, так как не сумею тут привнести
ничего путного. —то же касаетсЯ затронутого мною предмета, по которому Я
беру на себЯ смелость дать наставнику рЯд советов, то и здесь пусть он
верит мне ровно настолько, насколько мои соображениЯ покажутсЯ ему
убедительными. ђебенка из хорошей семьи обучают наукам, имеЯ в виду
воспитать из него не столько ученого, сколько просвещенного человека, не
ради заработка (ибо подобнаЯ цель ЯвлЯетсЯ низменной и недостойной
милостей и покровительства муз и к тому же предполагает искательство и
зависимость от другого) и не длЯ того, чтобы были соблюдены приличиЯ, но
длЯ того, чтобы он чувствовал себЯ тверже, чтобы обогатил и украсил себЯ
изнутри. ‚от почему Я хотел бы, чтобы, выбираЯ ему наставника, вы
отнеслись к этому с возможной тщательностью; желательно, чтобы это был
человек скорее с Ясной, чем с напичканной науками головой, ибо, хотЯ
нужно искать такого, который обладал бы и тем и другим, все же добрые
нравы и ум предпочтительнее голой учености; и нужно также, чтобы,
исполнЯЯ свои обЯзанности, он применил новый способ обучениЯ.

    Ќам без отдыха и срока жужжат в уши, сообщаЯ разнообразные знаниЯ, в
нас вливают их, словно воду в воронку, и наша обЯзанность состоит лишь в
повторении того, что мы слышали. џ хотел бы, чтобы воспитатель вашего
сына отказалсЯ от этого обычного приема и чтобы с самого начала,
сообразуЯсь с душевными склонностЯми доверенного ему ребенка,
предоставил ему возможность свободно проЯвлЯть эти склонности, предлагаЯ
ему изведать вкус различных вещей, выбирать между ними и различать их
самостоЯтельно, иногда указываЯ ему путь, иногда, напротив, позволЯЯ
отыскивать дорогу ему самому. џ не хочу, чтобы наставник один все решал
и только один говорил; Я хочу, чтобы он слушал также своего питомца,
‘ократ, а впоследствии и Ђркесилай заставлЯли сначала говорить учеников,
а затем уже говорили сами. Obest plerumque iis qui discere volunt
auctoritas eorum, qui docent [10].

    Џусть он заставит ребенка пройтись перед ним и таким образом получит
возможность судить о его походке, а следовательно, и о том, насколько
ему самому нужно умерить себЯ, чтобы приспособитьсЯ к силам ученика. Ќе
соблюдаЯ здесь соразмерности, мы можем испортить все дело; уменье
отыскать такое соответствие и разумно его соблюдать - одна из труднейших
задач, какие только Я знаю. ‘пособность снизойти до влечений ребенка и
руководить ими присуща лишь душе возвышенной и сильной. —то до менЯ, то
Я тверже и увереннее иду в гору, нежели спускаюсь с горы.

    …сли учителЯ, как это обычно у нас делаетсЯ, просвещают своих
многочисленных учеников, преподносЯ им всем один и тот же урок и требуЯ
от них одинакового поведениЯ, хотЯ способности их вовсе не одинаковы, но
отличаютсЯ и по силе и по своему характеру, то нет ничего удивительного,
что среди огромной толпы детей найдетсЯ всего два или три ребенка,
которые извлекают настоЯщую пользу из подобного преподаваниЯ.

    Џусть учитель спрашивает с ученика не только слова затверженного
урока, но смысл и самую суть его и судит о пользе, которую он принес, не
по показаниЯм памЯти своего питомца, а по его жизни. € пусть, объЯснЯЯ
что либо ученику, он покажет ему это с сотни разных сторон и применит ко
множеству различных предметов, чтобы проверить, понЯл ли ученик как
следует и в какой мере усвоил это; и в последовательности своих
разъЯснений пусть он руководствуетсЯ примером Џлатона [11]. …сли кто
изрыгает пищу в том самом виде, в каком проглотил ее, то это
свидетельствует о неудобоваримости пищи и о несварении желудка. …сли
желудок не изменил качества и формы того, что ему надлежало сварить,
значит он не выполнил своего дела.

    Ќаша душа совершает свои движениЯ под чужим воздействием, следуЯ и
подчинЯЯсь примеру и наставлениЯм других. Ќас до того приучили к
помочам, что мы уже не в состоЯнии обходитьсЯ без них. Њы утратили нашу
свободу и собственную силу. Nunquam tutelae suae fiunt [12]. џ знавал в
Џизе одного весьма достойного человека, который настолько почитал
ЂристотелЯ, что первейшим его правилом было: "Џробным камнем и основой
всЯкого прочного мнениЯ и всЯкой истины ЯвлЯетсЯ их согласие с учением
ЂристотелЯ; все, что вне этого, - химеры и суета, ибо Ђристотель все
решительно предусмотрел и все высказал". ќто положение, истолкованное
слишком широко и неправильно, подвергало его значительной и весьма долго
угрожавшей ему опасности со стороны римской инквизиции.

    Џусть наставник заставлЯет ученика как бы просеивать через сито все,
что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову,
опираЯсь на свой авторитет и влиЯние; пусть принципы ЂристотелЯ не
становЯтсЯ неизменными основами его преподаваниЯ, равно как не
становЯтсЯ ими и принципы стоиков или эпикурейцев. Џусть учитель изложит
ему, чем отличаютсЯ эти учениЯ друг от друга; ученик же, если это будет
ему по силам, пусть сделает выбор самостоЯтельно или, по крайней мере,
останетсЯ при сомнении. ’олько глупцы могут быть непоколебимы в своей
уверенности.

    Che non men che saper dublar m'agarada [13].

    €бо, если он примет мнениЯ Љсенофонта или Џлатона, поразмыслив над
ними, они перестанут быть их собственностью, но сделаютсЯ также и его
мнениЯми. Љто рабски следует за другим, тот ничему не следует. Ћн ничего
не находит; да ничего и не ищет. Non sumus sub rege; sibi quisque ве
vindicet [14]. ѓлавное - чтобы он знал то, что знает. Ќужно, чтобы он
прониксЯ духом древних мыслителей, а не заучивал их наставлениЯ. € пусть
он не страшитсЯ забыть, если это угодно ему, откуда он почерпнул
эти взглЯды, лишь бы он сумел сделать их собственностью. €стина и доводы
разума принадлежат всем, и они не в большей мере достоЯние тех, кто
высказал их впервые, чем тех, кто высказал их впоследствии. ’о-то и то
то столь же находитсЯ в согласии с мнением Џлатона, сколько с моим, ибо
мы обнаруживаем здесь единомыслие и смотрим на дело одинаково. Џчелы
перелетают с цветка на цветок длЯ того, чтобы собрать нектар, который
они целиком претворЯют в мед; ведь это уже больше не тимьЯн или майоран.
’очно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано
и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть
собственным его суждением. …го воспитание, его труд, его ученье служат
лишь одному: образовать его личность.

    Џусть он таит про себЯ все, что взЯл у других, и предает гласности
только то, что из него создал. ѓрабители и стЯжатели выставлЯют напоказ
выстроенные ими дома и свои приобретениЯ, а не то, что они вытЯнули из
чужих кошельков. ‚ы не видите подношений, полученных от просителей
каким-нибудь членом парламента; вы видите только то, что у него обширные
свЯзи и что детей его окружает почет. Ќикто не подсчитывает своих
доходов на людЯх; каждый ведет им счет про себЯ. ‚ыгода, извлекаемаЯ
нами из наших занЯтий, заключаетсЯ в том, что мы становимсЯ лучше и
мудрее.

    ’олько рассудок, говорил ќпихарм [15], все видит и все слышит;
только он умеет обратить решительно все на пользу себе, только он
располагает всем по своему усмотрению, только он действительно деЯтелен
- он господствует над всем и царит; все прочее слепо, глухо, бездушно.
Џравда, мы заставлЯем его быть угодливым и трусливым, дабы не
предоставить ему свободы действовать хоть в чем-нибудь самостоЯтельно.
Љто же спрашивает ученика о его мнении относительно риторики и
грамматики, о том или ином изречении –ицерона? €х вколачивают в нашу
памЯть в совершенно готовом виде, как некие оракулы, в которых буквы и
слоги заменЯют сущность вещей. Ќо знать наизусть еще вовсе не значит
знать; это - только держать в памЯти то, что ей дали на хранение. Ђ тем,
что знаешь по-настоЯщему, ты вправе распорЯдитьсЯ, не оглЯдываЯсь на
хозЯина, не заглЯдываЯ в книгу. “ченость чисто книжного происхождениЯ -
жалкаЯ ученость! џ считаю, что она украшение, но никак не фундамент; в
этом Я следую Џлатону, который говорит, что истиннаЯ философиЯ - это
твердость, верность и добросовестность; прочие же знаниЯ и все, что
направлено к другой цели, - не более как румЯна.

    •отел бы Я поглЯдеть, как Џалюэль или Џомпеи - эти превосходные
танцовщики нашего времени - стали бы обучать пируэтам, только проделываЯ
их перед нами и не сдвигаЯ нас с места. ’очно так же многие наставники
хотЯт образовать нам ум, не будоража его. Њожно ли научить управлЯть
конем, владеть копьем, лютней или голосом, не заставлЯЯ изо днЯ в день
упражнЯтьсЯ в этом, подобно тому как некоторые хотЯт научить нас здравым
рассуждениЯм и искусной речи, не заставлЯЯ упражнЯтьсЯ ни в
рассуждениЯх, ни в речах? Ђ между тем, при воспитании в нас этих
способностей все, что представлЯетсЯ нашим глазам, стоит назидательной
книги; проделка пажа, тупость слуги, застольнаЯ беседа - все это новаЯ
пища длЯ нашего ума.

    ‚ этом отношении особенно полезно общение с другими людьми, а также
поездки в чужие краЯ, не длЯ того, разумеетсЯ, чтобы, следуЯ обыкновению
нашей французской знати, привозить с собой оттуда разного рода сведениЯ
- о том, например, сколько шагов имеет в ширину церковь ‘анта-ЊариЯ
ђотонда [16], или до чего роскошны панталоны синьоры ‹ивии, или, подобно
иным, насколько лицо Ќерона на таком-то древнем изваЯнии длиннее и шире
его же изображениЯ на такой-то медали, но длЯ того, чтобы вывезти оттуда
знание духа этих народов и их образа жизни, и длЯ того также, чтобы
отточить и отшлифовать свой ум в соприкосновении с умами других. џ бы
советовал посылать нашу молодежь за границу в возможно более раннем
возрасте и, чтобы одним ударом убить двух зайцев, именно к тем из наших
соседей, чьЯ речь наименее близка к нашей, так что, если не приучить к
ней свой Язык смолоду, то потом уж никак ее не усвоить.

    Ќедаром все считают, что неразумно воспитывать ребенка под крылышком
у родителей. ‚ложеннаЯ в последних самой природой любовь внушает даже
самым разумным из них чрезмерную мЯгкость и снисходительность. Ћни не
способны ни наказывать своих детей за проступки, ни допускать, чтобы те
узнали тЯжелые стороны жизни, подвергаЯсь некоторым опасностЯм. Ћни не
могут примиритьсЯ с тем, что их дети после различных упражнений
возвращаютсЯ потными и перепачкавшимисЯ, что они пьют, как придетсЯ, -
то теплое, то слишком холодное; они не могут видеть их верхом на
норовистом коне или фехтующими с рапирой в руке с сильным противником,
или когда они впервые берутсЯ за аркебузу. Ќо ведь тут ничего не
поделаешь: кто желает, чтобы его сын вырос настоЯщим мужчиною, тот
должен понЯть, что молодежь от всего этого не уберечь и что тут, хочешь
не хочешь, а нередко приходитсЯ поступатьсЯ предписаниЯми медицины:

    Vitamque sub divo et trepidis agat
    In rebus [17].

    Ќедостаточно закалЯть душу ребенка; столь же необходимо закалЯть и
его тело. Ќаша душа слишком перегружена заботами, если у нее нет
должного помощника; на нее тогда возлагаетсЯ непосильное бремЯ, так как
она несет его за двоих. џ-то хорошо знаю, как тЯжело приходитсЯ моей
душе в компании со столь нежным и чувствительным, как у менЯ, телом,
которое постоЯнно ищет ее поддержки. €, читаЯ различных авторов, Я не
раз замечал, что то, что они выдают за величие духа и мужество, в
гораздо большей степени свидетельствует о толстой коже и крепких костЯх.
Њне довелось встречать мужчин, женщин и детей, настолько
нечувствительных от природы, что удары палкою значили длЯ них меньше,
чем длЯ менЯ щелчок по носу: получив удар, такие люди не только не
вскрикнут, но даже и бровью не поведут. Љогда атлеты своею выносливостью
уподоблЯютсЯ философам, то здесь скорее сказываетсЯ крепость их мышц,
нежели твердость души. €бо привычка терпеливо трудитьсЯ - это то же, что
привычка терпеливо переносить боль: labor callum obducit dolori [18].
Ќужно закалЯть свое тело тЯжелыми и суровыми упражнениЯми, чтобы
приучить его стойко переносить боль и страданиЯ от вывихов, колик,
прижиганий и даже от мук тюремного заключениЯ и пыток. €бо надо быть
готовым в к этим последним; ведь в иные времена и добрые разделЯют порой
участь злых. Њы хорошо знаем это по себе! Љто ниспровергает законы, тот
грозит самым добропорЯдочным людЯм бичом и веревкой. „обавлю еще, что и
авторитет воспитателЯ, который длЯ ученика должен быть непререкаемым,
страдает и расшатываетсЯ от такого вмешательства родителей. Љроме того,
почтительность, которою окружает ребенка челЯдь,, а также его
осведомленность о богатстве и величии своего рода ЯвлЯютсЯ, на мой
взглЯд, немалыми помехами в правильном воспитании детей этого возраста.

    —то до той школы, которой ЯвлЯетсЯ общение с другими людьми, то тут
Я нередко сталкивалсЯ с одним обычным пороком: вместо того, чтобы
стремитьсЯ узнать других, мы хлопочем только о том, как бы выставить
напоказ себЯ, и наши заботы направлены скорее на то, чтобы не дать
залежатьсЯ своему товару, нежели чтобы приобрести длЯ себЯ новый.
Њолчаливость и скромность - качества, в обществе весьма ценные. ђебенка
следует приучать к тому, чтобы он был бережлив и воздержан в
расходовании знаний, которые он накопит; чтобы он не оспаривал глупостей
и вздорных выдумок, высказанных в его присутствии, ибо весьма невежливо
и нелюбезно отвергать то, что нам не по вкусу. Џусть он довольствуетсЯ
исправлением самого себЯ и не корит другого за то, что ему самому не по
сердцу; пусть он не восстает также против общепринЯтых обычаев. Licet
sapere sine pompa, sine invidia [19]. Џусть он избегает придавать себе
заносчивый и надменный вид, избегает ребЯческого тщеславиЯ, состоЯщего в
желании выделЯтьсЯ среди других и прослыть умнее других, пусть не
стремитсЯ прослыть человеком, который бранит все и всЯ и пыжитсЯ
выдумать что-то новое. Џодобно тому как лишь великим поэтам пристало
разрешать себе вольности в своем искусстве, так лишь великим и
возвышенным душам дозволено ставить себЯ выше обычаЯ. Si quid Socrates
et Aristippus contra morem et consuetudtnem fecerint, idem sibi ne
arbitretur licere: magnis enim illi et divinis bonis hanc licentiam
assequebantur [20]. ‘ледует научить ребенка вступать в беседу или в спор
только в том случае, если он найдет, что противник достоин подобной
борьбы; его нужно научить также не применЯть все те возражениЯ, которые
могут ему пригодитьсЯ, но только сильнейшие из них. Ќадо приучить его
тщательно выбирать доводы, отдаваЯ предпочтение наиболее точным, а
следовательно, и кратким. Ќо, прежде всего, пусть научат его склонЯтьсЯ
перед истиной и складывать перед нею оружие, лишь только он увидит ее, -
независимо от того, открылась ли она его противнику или озарила его
самого. ‚едь ему не придетсЯ подыматьсЯ на кафедру, чтобы читать
предписанное заранее. Ќичто не обЯзывает его защищать мнениЯ, с которыми
он не согласен. Ћн не принадлежит к тем, кто продает за наличные денежки
право признаватьсЯ в своих грехах и каЯтьсЯ в них. Neque, ut omnia quae
praescripta et imperata sint, defendat, necessitate ulla cogitur [21].

    …сли его наставником будет человек такого же склада, как Я, он
постараетсЯ пробудить в нем желание быть верноподданным, беззаветно
преданным и беззаветно храбрым слугой своего государЯ; но, вместе с тем,
он и охладит пыл своего питомца, если тот проникаетсЯ к государю
привЯзанностью иного рода, нежели та, какой требует от нас общественный
долг. Ќе говорЯ уже о всевозможных стеснениЯх, налагаемых на нас этими
особыми узами, высказываниЯ человека, нанЯтого или подкупленного, либо
не так искренни и свободны, либо могут быть принЯты за проЯвление
неразумиЯ или неблагодарности. Џридворный не волен - да и далек от
желаниЯ - говорить о своем повелителе иначе, как только хорошее; ведь
среди стольких тысЯч подданных государь отличил его, дабы осыпать
своими милостЯми и возвысить над остальными. ќта монаршаЯ
благосклонность и свЯзанные с ней выгоды убивают в нем, естественно,
искренность и ослеплЯют его. ‚от почему мы видим, что Язык этих господ
отличаетсЯ, как правило, от Языка всех прочих сословий и что слова их не
очень-то достойны довериЯ.

    Џусть совесть и добродетели ученика находЯт отражение в его речи и
не знают иного руководителЯ, кроме разума. Џусть его заставЯт понЯть,
что признатьсЯ в ошибке, допущенной им в своем рассуждении, даже если
она никем, кроме него, не замечена, есть свидетельство ума и
чистосердечиЯ, к чему он в первую очередь и должен стремитьсЯ; что
упорствовать в своих заблуждениЯх и отстаивать их - свойства весьма
обыденные, присущие чаще всего наиболее низменным душам, и что умение
одуматьсЯ и поправить себЯ, сознатьсЯ в своей ошибке в пылу спора -
качества редкие, ценные и свойственные философам.

    …го следует также наставлЯть, чтобы, бываЯ в обществе, он
присматривалсЯ ко всему и ко всем, ибо Я нахожу, что наиболее высокого
положениЯ достигают обычно не слишком способные и что судьба осыпает
своими дарами отнюдь не самых достойных. ’ак, например, Я не раз
наблюдал, как на верхнем конце стола, за разговором о красоте какой-
нибудь шпалеры или с вкусе мальвазии, упускали много любопытного из
того, что говорилось на противоположном конце. Ћн должен добратьсЯ до
нутра всЯкого, кого бы ни встретил - пастуха, каменщика, прохожего;
нужно использовать все и взЯть от каждого по его возможностЯм, ибо все,
решительно все пригодитсЯ, - даже чьи-либо глупость и недостатки
содержат в себе нечто поучительное. ЋцениваЯ достоинства и свойства
каждого, юноша воспитывает в себе влечение к их хорошим чертам и
презрение к дурным.

    Џусть в его душе пробудЯт благородную любознательность, пусть он
осведомлЯетсЯ обо всем без исключениЯ; пусть осматривает все
примечательное, что только ему ни встретитсЯ, будь то какое-нибудь
здание, фонтан, человек, поле битвы, происходившей в древности, места,
по которым проходили –езарь или Љарл ‚еликий:
    Quae tellus sit lenta gelu, quae putris ad aestu,
    Ventus in Italiam quis bene vela ferat [22].

    Џусть он осведомлЯетсЯ о нравах, о доходах и свЯзЯх того или иного
государЯ. ‡накомитьсЯ со всем этим весьма занимательно и знать очень
полезно.

    ‚ это общение с людьми Я включаю, конечно, и притом в первую
очередь, и общение с теми, воспоминание о которых живет только в книгах.
Ћбратившись к истории, юноша будет общатьсЯ с великими душами лучших
веков. Џодобное изучение прошлого длЯ иного - празднаЯ трата времени;
другому же оно приносит неоценимую пользу. €сториЯ - единственнаЯ наука,
которую чтили, по словам Џлатона [23], лакедемонЯне. Љаких только
приобретений не сделает он длЯ себЯ, читаЯ жизнеописаниЯ нашего милого
Џлутарха! Џусть, однако, наш воспитатель не забывает, что он стараетсЯ
запечатлеть в памЯти ученика не столько дату разрушениЯ Љарфагена,
сколько нравы ѓаннибала и ‘ципиона; не столько то, где умер Њарцелл,
сколько то, почему, окончив жизнь так-то и так-то, он принЯл недостойную
его положениЯ смерть [24]. Џусть он преподаст юноше не столько знаниЯ
исторических фактов, сколько уменье судить о них. ќто, по-моему, в рЯду
прочих наук именно та область знаниЯ, к которой наши умы подходЯт с
самыми разнообразными мерками. џ вычитал у ’ита ‹ивиЯ сотни таких вещей,
которых иной не приметил; Џлутарх же - сотни таких, которых не сумел
вычитать Я, и, при случае, даже такое, чего не имел в виду и сам автор.
„лЯ одних - это чисто грамматические занЯтиЯ, длЯ других - анатомиЯ,
философиЯ, открывающаЯ нам доступ в наиболее сокровенные тайники нашей
натуры. “ Џлутарха мы можем найти множество пространнейших рассуждений,
достойных самого пристального вниманиЯ, ибо, на мой взглЯд он в этом
великий мастер, но вместе с тем и тысЯчи таких вещей, которых он
касаетсЯ только слегка. Ћн всегда лишь указывает пальцем, куда нам идти,
если мы того пожелаем; иногда он довольствуетсЯ тем, что обронит
мимоходом намек, хотЯ бы дело шло о самом важном и основном. ‚се эти
вещи нужно извлечь из него и выставить напоказ. ’ак, например, его
замечание о том, что жители Ђзии были рабами одного-единственного
монарха, потому что не умели произнести один-единственный слог "нет",
дало, быть может, ‹а Ѓоэси тему и повод к написанию "„обровольного
рабства" [25]. €ной раз он также отмечает какой-нибудь незначительный с
виду поступок человека или его брошенное вскользь словечко, - а на деле
это стоит целого рассуждениЯ. „о чего досадно, что люди выдающегосЯ ума
так любЯт краткость! ‘лава их от этого, без сомнениЯ, возрастает, но мы
остаемсЯ в накладе. Џлутарху важнее, чтобы мы восхвалЯли его за ум, чем
за знаниЯ; он предпочитает оставить нас алчущими, лишь бы мы не ощущали
себЯ пресыщенными. …му было отлично известно, что даже тогда, когда речь
идет об очень хороших вещах, можно наговорить много лишнего и что
Ђлександр бросил вполне  справедливый упрек тому из ораторов, который
обратилсЯ к эфорам с прекрасной, но слишком длинной речью: "Ћ
чужестранец, ты говоришь то, что должно, но не так, как должно" [26]. “
кого тощее тело, тот напЯливает на себЯ много одежек; у кого скуднаЯ
мысль, тот приукрашивает ее напыщенными словами.

    ‚ общении с людьми ум человеческий достигает изумительной Ясности.
‚едь мы погружены в себЯ, замкнулись в себе; наш кругозор крайне узок,
мы не видим дальше своего носа. “ ‘ократа как-то спросили, откуда он
родом. Ћн не ответил: "€з Ђфин", а сказал: "€з вселенной". ќтот мудрец,
мысль которого отличалась такой широтой и таким богатством, смотрел на
вселенную как на свой родной город, отдаваЯ свои знаниЯ, себЯ самого,
свою любовь всему человечеству, - не так, как мы, замечающие лишь то,
что у нас под ногами. Љогда у менЯ в деревне случаетсЯ, что виноградники
прихватит морозом, наш свЯщенник объЯснЯет это тем, что род человеческий
прогневил бога, и считает, что по этой же самой причине и каннибалам на
другом конце света нечем промочить себе горло. Љто, глЯдЯ на наши
гражданские войны, не восклицает: весь мир рушитсЯ и близитсЯ
светопреставление, забываЯ при этом, что бывали еще худшие вещи и что
тысЯчи других государств наслаждаютсЯ в это самое времЯ полнейшим
благополучием? џ же, памЯтуЯ о царЯщей среди нас распущенности и
безнаказанности, склонен удивлЯтьсЯ тому, что войны эти протекают еще
так мЯгко и безболезненно. Љого град молотит по голове, тому кажетсЯ,
будто все полушарие охвачено грозою и бурей. ѓоворил же один уроженец
‘авойи, что, если бы этот дурень, французский король, умел толково вести
свои дела, он, пожалуй, годилсЯ бы в дворецкие к его герцогу. “м
этого савойца не мог представить себе ничего более величественного, чем
его государь. ‚ таком же заблуждении, сами того не сознаваЯ, находимсЯ и
мы, а заблуждение это, между тем, влечет за собой большие последствиЯ и
приносит огромный вред. Ќо кто способен представить себе, как на
картине, великий облик нашей матери-природы во всем ее царственном
великолепии; кто умеет подметить ее бесконечно изменчивые и
разнообразные черты; кто ощущает себЯ, - не только себЯ, но и целое
королевство, - как крошечную, едва приметную крапинку в ее необъЯтном
целом, только тот и способен оценивать вещи в соответствии с их
действительными размерами.

    ќтот огромный мир, многократно увеличиваемый к тому же теми, кто
рассматривает его как вид внутри рода, и есть то зеркало, в которое нам
нужно смотретьсЯ, дабы познать себЯ до конца. Љороче говорЯ, Я хочу,
чтобы он был книгой длЯ моего юноши. Џознакомившись со столь великим
разнообразием характеров, сект, суждений, взглЯдов, обычаев и законов,
мы научаемсЯ здраво судить о собственных, а также приучаем наш ум
понимать его несовершенство и его врожденную немощность; а ведь это
наука не из особенно легких. Љартина стольких государственных смут и
смен в судьбах различных народов учит нас не слишком гордитьсЯ собой.
‘только имен, столько побед и завоеваний, погребенных в пыли забвениЯ,
делают смешною нашу надежду увековечивать в истории свое имЯ захватом
какого-нибудь курЯтника, ставшего сколько-нибудь известным только после
своего падениЯ, или взЯтием в плен десЯтка конных воЯк. Џышные и
горделивые торжества в других государствах, величие и надменность
стольких властителей и дворов укрепЯт наше зрение и помогут смотреть, не
щурЯсь, на блеск нашего собственного двора и властителЯ, а также
преодолеть страх перед смертью и спокойно отойти в иной мир, где нас
ожидает столь отменное общество. ’о же и со всем остальным.

    Џаша жизнь, говорил Џифагор, напоминает собой большое и многолюдное
сборище на олимпийских играх. Ћдни упражнЯют там свое тело, чтобы
завоевать себе славу на состЯзаниЯх, другие тащат туда длЯ продажи
товары, чтобы извлечь из этого прибыль. Ќо есть и такие - и они не из
худших,- которые не ищут здесь никакой выгоды: они хотЯт лишь
посмотреть, каким образом и зачем делаетсЯ то-то и то-то, они хотЯт быть
попросту зрителЯми, наблюдающими жизнь других, чтобы вернее судить о ней
и соответственным образом устроить свою.

    ‡а примерами могут естественно последовать наиболее полезные
философские правила, с которыми надлежит соразмерЯть человеческие
поступки. Џусть наставник расскажет своему питомцу,
    quid fas optare: quid asper
    Utile nummus habet; patriae carisque propinquis
    Quantum elargiri deceat; quem te deus esse
    Iussit, et humana qua parte locatue es in re:
    Quid sumus, aut quidnam victuri gignimur [27];

что означает: знать и не знать; какова цель познаниЯ; что такое
храбрость, воздержанность и справедливость; в чем различие между
жадностью и честолюбием, рабством и подчинением, распущенностью и
свободою: какие признаки позволЯют распознавать истинное и устойчивое
довольство; до каких пределов допустимо страшитьсЯ смерти, боли или
бесчестиЯ,
    Et quo quemque modo fugiatque feratque laborem [28];

какие пружины приводЯт нас в действие и каким образом в нас возникают
столь разнообразные побуждениЯ. €бо Я полагаю, что рассуждениЯми,
долженствующими в первую очередь напитать его ум, должны быть те,
которые предназначены внести порЯдок в его нравы и чувства, научить его
познавать самого себЯ, а также жить и умереть подобающим образом.
ЏереходЯ к свободным искусствам, мы начнем с того между ними, которое
делает нас свободными.

    ‚се они в той или иной мере наставлЯют нас, как жить и как
пользоватьсЯ жизнью, - каковой цели, впрочем, служит и все остальное.
Ћстановим, однако, свой выбор на том из этих искусств, которое прЯмо
направлено к ней и которое служит ей непосредственно.

    …сли бы нам удалось свести потребности нашей жизни к их естественным
и законным границам, мы нашли бы, что большаЯ часть обиходных знаний не
нужна в обиходе; и что даже в тех науках, которые так или иначе находЯт
себе применение, все же обнаруживаетсЯ множество никому не нужных
сложностей и подробностей, таких, какие можно было бы отбросить,
ограничившись, по совету ‘ократа, изучением лишь бесспорно полезного
[29].

    Sapere aude,
    Incipe: vivendi recte qui prorogat horam,
    Rusticus exspectat dum defluat amnis; at ille
    Labitur, et labetur in omne volubilis aevum [30].

    ‚еличайшее недомыслие - учить наших детей тому,
    Quid moveant Pisces, animosaque signa Leonis,
    Lotus et Hesperia quid Capricornus aqua [31].

или науке о звездах и движении восьмой сферы раньше, чем науке об их
собственных душевных движениЯх:

    Ti Pleidessi kamoi
    Ti d'astrasi Bowtew [32]

    Ђнаксимен [33] писал Џифагору: "Њогу ли Я увлекатьсЯ тайнами звезд,
когда у менЯ вечно пред глазами смерть или рабство?" (€бо это было в то
времЯ, когда цари Џерсии готовились идти походом на его родину). Љаждый
должен сказать себе: "Ѓудучи одержим честолюбием, жадностью,
безрассудством, суевериЯми и чувствуЯ, что менЯ раздирает множество
других вражеских сил, угрожающих моей жизни, буду ли Я задумыватьсЯ над
круговращением небесных сфер?"

    Џосле того как юноше разъЯснЯт, что же собственно ему нужно, чтобы
сделатьсЯ лучше и разумнее, следует ознакомить его с основами логики,
физики, геометрии и риторики; и какую бы из этих наук он ни выбрал, -
раз его ум к этому времени будет уже развит, - он быстро достигнет в ней
успехов. Џреподавать ему должно то путем собеседованиЯ, то с помощью
книг; иной раз наставник просто укажет ему подходЯщего длЯ этой цели
автора, а иной раз он изложит содержание и сущность книги в совершенно
разжеванн