гом. Contextus totus virilis est;  non  sunt  circa  flosculos
occupati {‚сЯ речь мужественна;  они  не  занимаютсЯ  украшательством  [124]
(лат.).}. ќто не вЯлое красноречие, которое всего лишь терпимо, но могучее и
убедительное, -  оно  не  столько  нас  услаждает,  сколько  воодушевлЯет  и
увлекает,  и  больше  всего  увлекает  умы   наиболее   сильные.   Љогда   Я
присматриваюсь  к  столь  примечательным  способам  выражатьсЯ  так  живо  и
глубоко, Я не называю это "хорошо говорить", но  называю  "хорошо  мыслить".
Ќеукротимость воображениЯ - вот что возвышает и украшает  речь.  Pectus  est
quod disertum facit {„ух - вот что придает красноречие [125] (лат.).}.  Ќаши
люди зовут голое суждение - речью и  остроумием  -  плоские  измышлениЯ.  Ќо
картины древних обЯзаны своей силой  не  столько  ловкой  и  искусной  руке,
сколько тому, что изображаемые  ими  предметы  глубоко  запечатлелись  в  их
душах. ѓалл говорит просто, потому что и мыслит просто [126]. ѓораций никоим
образом не довольствуетсЯ поверхностными, внешне красивыми выражениЯми;  они
предали бы  его.  …го  взглЯд  Яснее  и  проникает  вещи  насквозь;  его  ум
обыскивает и перерывает весь запас слов и образов, чтобы облечьсЯ в  них;  и
они ему нужны не обыденные, потому что не обыденны  и  творениЯ  его  мысли.
Џлутарх говорил, что он видит латинский Язык через вещи; здесь то же  самое:
разум освещает и порождает слова - не подбитые ветром, но облеченные плотью.
Ћни обозначают больше того, что высказывают. „аже самые заурЯдные люди имеют
об этом кое-какое смутное представление: так, например, в €талии  Я  говорил
все, что мне вздумаетсЯ, в обычных беседах по-итальЯнски;  но  что  касаетсЯ
предметов глубокомысленных, тут Я не решалсЯ доверитьсЯ тому Языку,  которым
Я владел не настолько, чтобы выворачивать и сгибать его больше, чем нужно  в
обычном разговоре. џ хочу  располагать  возможностью  вносить  в  свою  речь
кое-что и от себЯ.
     €спользование и применение Языка великими  умами  придает  ему  силу  и
ценность; они не столько обновлЯют Язык, сколько, вынуждаЯ его  нести  более
трудную  и  многообразную  службу,  раздвигают  его  пределы,  сообщают  ему
гибкость. Ћтнюдь не вносЯ в него новых слов, они обогащают свои, придают  им
весомость, закреплЯют за ними значение  и  устанавливают,  как  и  когда  их
следует применЯть, приучают его к непривычным длЯ него оборотам, но действуЯ
мудро и проницательно. Љак редок подобный дар, можно  убедитьсЯ  на  примере
многих французских писателей нашего века. Ћни достаточно спесивы  и  дерзки,
чтобы идти  общей  со  всеми  дорогой,  но  недостаток  изобретательности  и
скромности безнадежно их губит. “ них мы  замечаем  лишь  жалкие  потуги  на
вычурность и напыщенность, холодную и нелепую, которые,  вместо  того  чтобы
возвысить их тему,  только  снижают  ее.  ѓонЯЯсь  за  новизной,  они  и  не
помышлЯют о выразительности и ради того, чтобы пустить в оборот новое слово,
забрасывают обычное, порою более мужественное и хлесткое [127].
     џ нахожу, что сырьЯ у нашего Языка  вдосталь,  хотЯ  оно  и  не  блещет
отделкой; ведь чего только ни нахватали мы из обиходных  выражений  охоты  и
войны - этого обширного полЯ, откуда было что позаимствовать; к тому же, при
пересадке на  новую  почву  формы  речи,  подобно  растениЯм,  улучшаютсЯ  и
набираютсЯ сил. €так, Я нахожу наш Язык достаточно обильным, но недостаточно
послушливым  и  могучим.  Џод  бременем  сильной  мысли,  он,  как  правило,
спотыкаетсЯ. Љогда, оседлав его, вы несетесь во  весь  опор,  то  все  времЯ
ощущаете, что он изнемогает и засекаетсЯ, и тогда  на  помощь  вам  приходит
латынь, а иным - греческий. ‘реди слов, только  что  подобранных  мной  ради
изложениЯ  этой  мысли,  найдутсЯ  такие,   которые   покажутсЯ   вЯлыми   и
бесцветными, так как привычка и частое обращение некоторым образом принизили
и опошлили заложенную в них прелесть. ’очно  так  же  и  в  нашем  обыденном
просторечии попадаютсЯ великолепные  метафоры  и  обороты,  красота  которых
начинает  блекнуть  от  старости,  а  краски  тускнеть  от  слишком  частого
употреблениЯ. Ќо это не отбивает к ним вкуса у каждого, кто  наделен  острым
чутьем, как не умалЯет славу старинных писателей, которые, надо полагать,  и
придали этим словам их былой блеск.
     Ќауки рассматривают изучаемые ими предметы чересчур хитроумно, и подход
у них к этим  предметам  чересчур  искусственный  и  резко  отличающийсЯ  от
общепринЯтого и естественного. Њой паж отлично знаком с  любовью  и  кое-что
разумеет в ней. Ќо почитайте  ему  ‹еона  …вреЯ  или  ”ичино  [128];  у  них
говоритсЯ о нем, его мыслЯх, его поступках, но тут он решительно  ничего  не
уразумеет. “ ЂристотелЯ Я  обычно  не  узнаю  большинства  свойственных  мне
душевных движений - их скрыли, перерЯдив применительно к потребностЯм школы.
„а поможет им в этом бог! Ќо, занимайсЯ Я их ремеслом, Я бы оприродил науку,
как они онаучивают природу. ’ак оставим же в покое Ѓембо и ќквиколу [129]!

     Љогда Я пишу, то стараюсь обойтись  без  книг  и  воспоминаний  о  них,
опасаЯсь, что они могут нарушить мой стиль изложениЯ. Џризнаюсь к  тому  же,
что хорошие  авторы,  можно  сказать,  отвлекают  менЯ  и  отнимают  у  менЯ
смелость. џ бы охотно последовал примеру того живописца, который,  нарисовав
как-то крайне неумело и беспомощно петухов, наказал затем своим подмастерьЯм
не впускать в мастерскую ни одного живого представителЯ петушиного  племени.
€ чтобы придать себе немного блеску, мне надлежало бы  прибегнуть  к  уловке
музыканта Ђнтинонида, который, когда ему доводилось исполнЯть  свою  музыку,
устраивал так, чтобы до него или после него собравшихсЯ  вдосталь  потчевали
пением скверных певцов [130].
     Ќо отделатьсЯ от Џлутарха мне гораздо труднее. Ћн до того всеобъемлющ и
так необъЯтен, что в любом случае, за какой бы  невероЯтный  предмет  вы  ни
взЯлись, вам не обойтись без него, и он всегда тут как тут и протЯгивает вам
свою неоскудевающую и щедрую руку, полную сокровищ и украшений.  ЊенЯ  злит,
что всЯкий обращаюшийсЯ к нему бесстыдно его обворовывает, да и Я сам, когда
бы его ни навестил, не могу удержатьсЯ, чтобы не стЯнуть  хотЯ  бы  крылышка
или ножки.
     €сходЯ из этих моих намерений, мне легче всего писать у  себЯ,  в  моем
диком краю, где ни одна душа не оказывает мне помощи и не поддерживает менЯ,
где Я обычно не вижусь ни с кем, кто понимал бы латынь своего  молитвенника,
а тем более по-французски. ‚ другом месте Я мог бы написать  лучше,  но  мой
труд был бы меньше моим, а его главнейшаЯ цель  и  его  совершенство  в  том
именно и состоЯт, чтобы быть моим, и только моим. џ с готовностью  исправлЯю
случайно вкравшуюсЯ ошибку, которых у менЯ  великое  множество,  так  как  Я
несусь вперед, не  раздумываЯ;  но  что  касаетсЯ  несовершенств,  длЯ  менЯ
обычных и постоЯнных, то отказыватьсЯ от них было бы просто  предательством.
„опустим, что мне сказали бы или Я сам  себе  сказал:  "’ы  слишком  насыщен
образами. ‚от словечко, от  которого  так  и  разит  ѓасконью.  ‚от  опасное
выражение (Я никоим образом не избегаю тех  выражений,  которые  в  ходу  на
французских улицах: силЯщиесЯ побороть с помощью грамматики принЯтое обычаем
занимаютсЯ пустым и бесплодным делом). ‚от невежественное  суждение.  Ђ  вот
суждение, противоречащее себе самому. Ђ  вот  слишком  шалое  (ты  частенько
дурачишьсЯ; сочтут, что ты говоришь в прЯмом смысле, тогда как ты  шутишь)".
Ќа это Я бы ответил: "‚се это верно,  но  Я  исправлЯю  лишь  те  ошибки,  в
которых повинна небрежность, но не те, что свойственны мне, так сказать,  от
природы. ђазве Я говорю  тут  иначе,  чем  всюду?  ђазве  Я  изображаю  себЯ
недостаточно живо? џ сделал то, чего добивалсЯ: все узнали менЯ в моей книге
и мою книгу - во мне".
     Ќо у менЯ есть склонность обезьЯнничать и подражать:  когда  Я  силилсЯ
писать стихи (а Я никогда не писал других, кроме  латинских),  от  них  Ясно
отдавало последним поэтом, которого Я читал,  и  кое-какие  из  моих  первых
опытов изрЯдно попахивают чужим. ‚ Џариже Я говорю на несколько ином  Языке,
чем  в  Њонтене.  Љого  бы  Я  пристально  ни  рассматривал,   Я   неизбежно
запечатлеваю в себе кое-что от него. ‚се, что Я  наблюдаю,  то  и  усваиваю:
нелепую осанку,  уродливую  гримасу,  смешные  способы  выражатьсЯ.  ’ак  же
пороки: и поскольку они, приставаЯ  ко  мне,  цеплЯютсЯ  за  менЯ,  Я  бываю
вынужден  стрЯхивать  их.  €  клЯтвенные  выражениЯ  Я  употреблЯю  чаще  из
подражаниЯ, чем по склонности.
     €так, мне свойственна эта пагубнаЯ черта, такаЯ же, как у тех  страшных
своею величиной и силою обезьЯн, с  которыми  царь  Ђлександр  столкнулсЯ  в
одной из областей €ндии. €збавитьсЯ от них было бы крайне  трудно,  если  бы
своей страстью  перенимать  все,  что  делалось  перед  ними,  они  сами  не
доставили удобного средства к этому. Ћткрыв его, охотники принЯлись надевать
у них на виду свою обувь, стЯгиваЯ ее изо  всей  силы  и  завЯзываЯ  ремешки
глухими узлами, закреплЯть свои головные уборы множеством скользЯщих завЯзок
и притворно мазать себе глаза клеем, который употреблЯют длЯ ловли  птиц.  €
вот обезьЯньи повадки обрекли этих неразумных и несчастных тварей на гибель.
Ћни сами себЯ заклеили, сами себЯ взнуздали и сами себЯ удушили  [131].  —то
до способности намеренно воспроизводить чужие движениЯ и чужой  голос,  -  а
это нередко доставлЯет удовольствие окружающим и вызывает их  восхищение,  -
то ее во мне не больше, чем в любом полене.
     Љогда Я клЯнусь на свой собственный лад, то не употреблЯю ничего, кроме
"ей-богу", что,  по-моему,  самаЯ  сильнаЯ  клЯтва  изо  всех  существующих.
ѓоворЯт, что ‘ократ клЯлсЯ псом, а ‡енон прибегал к тому  самому  выражению,
которое и посейчас принЯто у итальЯнцев, - Я имею в виду "Cappari!"; Џифагор
клЯлсЯ водою и воздухом [132].
     џ до того восприимчив, совершенно не отдаваЯ  себе  в  этом  отчета,  к
внешним и поверхностным впечатлениЯм, что если три  днЯ  подрЯд  у  менЯ  не
сходило с уст "ваше величество" или  "ваше  высочество",  то  еще  с  добрую
неделю они будут  срыватьсЯ  с  них  вместо  "вашей  светлости"  или  "вашей
милости". € что Я примусь говорить в шутку или ради забавы, то на  следующий
день Я скажу совершенно всерьез. ‚от почему Я с большой неохотой пользуюсь в
моих сочинениЯх простыми доводами и доказательствами - Я  страшусь,  как  бы
они не были позаимствованы мной у других. ‚сЯкий довод  длЯ  менЯ  одинаково
плодотворен. џ извлекаю их из любой безделицы - и да пожелает господь, чтобы
и те, которыми Я сейчас пользуюсь, не были подхвачены мною по внушению столь
своенравной воли. € что из того, что Я начинаю с тех  доводов,  которые  мне
почему-либо понравились; ведь все, о чем бы Я ни  говорил,  свЯзано  друг  с
другом неразрывными узами.
     Ќо Я недоволен моею душой, потому что все свои наиболее глубокие мысли,
наиболее дерзкие и больше  всего  захватывающие  менЯ,  она  порождает,  как
правило, неожиданно и тогда, когда Я меньше всего гонЯюсь за ними; эти мысли
приходЯт внезапно и в  таких  местах,  где  Я  не  могу  их  закрепить;  они
настигают менЯ, когда Я на коне, за столом,  в  постели,  но  больше  всего,
когда Я еду верхом и веду сам с собой наиболее продолжительные  беседы.  ЊоЯ
речь несколько щепетильна и нуждаетсЯ во внимании и тишине, если Я говорю  о
чем-либо важном: кто прерывает менЯ, тот вынуждает замолчать. ‚  путешествии
необходимость следить за дорогой пресекает беседу; к тому же  Я  чаще  всего
путешествую без попутчиков,  способных  поддержать  свЯзные  разговоры;  вот
почему у менЯ в пути бывает сколько угодно досуга беседовать с собою  самим.
€ тут происходит то же, что и с моими снами; видЯ сны, Я препоручаю их  моей
памЯти (Я то и дело вижу во сне, что мне снитсЯ сон),  но  назавтра  Я  могу
представить себе не более, чем  их  краски  -  веселые,  или  грустные,  или
какие-то странные; но в чем,  собственно,  состоЯло  содержание  моих  снов,
сколько бы Я ни силилсЯ установить, Я все глубже погружаюсь в забвение.  ’ак
же обстоит дело и с этими случайными, западающими в мою фантазию мыслЯми;  у
менЯ в памЯти запечатлеваетсЯ лишь их  расплывчатый  образ,  который  только
побуждает  менЯ  к  тщетным  попыткам  восстановить  забытое   и   бессильно
досадовать на самого себЯ.
     €так, оставив в стороне книги и переходЯ к вещам более  осЯзательным  и
простым, Я нахожу, что любовь, в  конце  концов,  не  что  иное,  как  жажда
вкусить наслаждение от предмета желаний, а радость обладаниЯ - не что  иное,
как удовольствие разгрузить свои семенные вместилища,  и  что  оно  делаетсЯ
порочным только в случае неумеренности или нескромности.
     „лЯ ‘ократа любовь - это стремление к продолжению рода при посредстве и
с помощью красоты. Ќо если обдумать все: забавные содроганиЯ, неотделимые от
этого удовольствиЯ, нелепые, дикие и легкомысленные телодвижениЯ, на которые
оно толкает даже ‡енона или Љратиппа [133], непристойную  одержимость,  нашу
Ярость и жестокость, искажающие лицо человека в самые  сладостные  мгновениЯ
любви, и затем какую-то непреклонную,  суровую,  исступленную  важность  при
выполнении столь пустых действий, а также то, что здесь вперемешку свалены и
наши восторги и отбросы нашего тела  и  что  высшее  наслаждение  свЯзано  с
обмиранием и стонами, как при  страдании,  -  Я  считаю,  что  Џлатон  прав,
утверждаЯ, что человек - игрушка богов [134],

                           [quaenam] ista iocandi
                  Saevitia!

     {ЉакаЯ злаЯ насмешка! [135] (лат.).}

     и что природа, насмешки ради, оставила нам  это  самое  шалое  и  самое
пошлое из наших занЯтий, дабы таким способом сгладить различиЯ между нами  и
уравнЯть глупого с мудрым и нас с животными. € когда Я представлЯю  себе  за
таким делом самого вдумчивого и благонравного человека, он начинает казатьсЯ
мне наглым обманщиком, выдающим себЯ за вдумчивого и благонравного; это ноги
павлина, принижающие его величие:

               ridentem dicere verum
     Quid vetat?

     {—то мешает, смеЯсь, говорить правду? [136] (лат.).}

     Љто, предаваЯсь забавам, отметает от  себЯ  серьезные  мысли,  те,  как
сказал кто-то, похожи на боЯщихсЯ приложитьсЯ к фигуре свЯтого, если она  не
прикрыта набедренною повЯзкой.
     Њы едим и пьем совсем как животные, однако это такие  занЯтиЯ,  которые
не препЯтствуют деЯтельности нашей души. ‚ этом  мы  сохранЯем  преимущество
перед ними; но что до занЯтиЯ, ЯвлЯющегосЯ предметом нашего рассмотрениЯ, то
оно сковывает  всЯкую  мысль,  затемнЯет  и  грЯзнит  данной  ему  над  нами
безграничною властью все высокоумное и возвышенное, что  только  ни  есть  у
Џлатона в его теологии и философии, и тот все же ничуть на это не  жалуетсЯ.
‚о всем другом вы можете соблюдать известную благопристойность;  все  прочие
ваши занЯтиЯ готовы подчинитьсЯ правилам добропорЯдочности, но это -  его  и
представить себе нельзЯ иначе, как распутным  или  смешным.  Џопытайтесь-ка,
ради проверки, найти в нем хоть что-нибудь разумное или скромное!  Ђлександр
говаривал, что оно-то, главным образом, да еще потребность во сне  побуждают
его признавать себЯ смертным; сон гасит и подавлЯет способности нашей  души;
половое сближение также рассеивает и поглощает  их.  €  оно,  разумеетсЯ,  -
свидетельство не только нашей врожденной испорченности, но и нашей суетности
и нашего несовершенства.
     ‘ одной стороны, природа, свЯзав с  этим  желанием  самое  благородное,
полезное и  приЯтное  изо  всех  своих  дел,  толкает  нас  на  сближение  с
женщинами; однако, с другой стороны, она же заставлЯет нас поносить  его,  и
бежать от него, и видеть в нем нечто постыдное и бесчестное, и  краснеть,  и
проповедовать воздержание.
     …ссеи [137], как сообщает Џлиний [138], обходились на протЯжении многих
столетий без кормилиц и без пеленок, что было, впрочем,  возможно  благодарЯ
притоку к ним чужестранцев, которых привлекали их  простые  и  благочестивые
нравы и которые постоЯнно пополнЯли их  численность.  ’о  был  целый  народ,
предпочитавший скорее исчезнуть с лица земли, чем  осквернитьсЯ  в  объЯтиЯх
женщин, и скорее потерЯть сонмы людей,  чем  зачать  хоть  одного  человека.
Џередают, что ‡енон лишь один-единственный раз имел дело с  женщиной,  да  и
то, можно сказать, из вежливости, дабы о нем не  подумали,  что  он  упорный
ненавистник этого пола [139]. ‚сЯкий избегает  присутствовать  при  рождении
человека, и всЯкий торопитсЯ посмотреть на его смерть. —тобы уничтожить его,
ищут просторное поле и дневной свет; чтобы создать его - таЯтсЯ в  темных  и
тесных углах. ЏочитаетсЯ долгом прЯтатьсЯ и краснеть, чтобы создать  его,  и
почитаетсЯ славой - и  отсюда  возникает  множество  добродетелей  -  умение
разделатьсЯ с ним. Ћдно приносит позор, другое - честь, и получаетсЯ  совсем
как в том выражении, которое, как говорит  Ђристотель,  существовало  в  его
стране и согласно которому оказать кому-нибудь  благодеЯние  означало  убить
его.
     ЂфинЯне, дабы подчеркнуть, что они испытывают равную  неприЯзнь  как  к
первому, так и к второму, и стремЯсь освЯтить  остров  „елос  и  оправдатьсЯ
пред Ђполлоном, воспретили в пределах этого  острова  и  роды  и  погребениЯ
[140].

                          Nostri nosmet poenitet.

     {Њы стыдимсЯ самих себЯ [141] (лат.).}

     Ќаше существование мы считаем порочным.
     €звестны народы, у которых принЯто есть, накрывшись [142]. џ знаю  одну
даму - и из самого высшего круга, - котораЯ уверЯет, что смотреть на  жующих
малоприЯтно и что при этом они очень терЯют в привлекательности  и  красоте,
так что на людЯх она крайне неохотно притрагиваетсЯ к пище. € Я знаю  одного
человека, который не выносит ни вида едЯщих, ни того, чтобы кто-нибудь видел
его за едой, и он больше избегает чьего-либо  присутствиЯ,  когда  наполнЯет
себЯ, чем когда облегчаетсЯ.
     ‚ империи  ‘ултана  можно  встретить  множество  людей,  которые,  дабы
возвыситьсЯ над остальными, насыщаютсЯ так,  чтобы  никто  их  при  этом  не
видел, и они делают это всего раз в неделю; которые раздирают и  надрезывают
себе лицо  и  другие  части  своего  тела;  которые  никогда  ни  с  кем  не
перемолвЯтсЯ ни единым словом, - все это люди, считающие,  что  они  воздают
честь своему естеству, лишаЯ его естественности, возвыщаютсЯ, уничижаЯсь,  и
улучшаютсЯ, портЯ себе жизнь [143].
     Ќо до чего же чудовищно животное, которое  внушает  ужас  самому  себе,
которому его удовольствиЯ тЯгостны и которое по  собственной  воле  обрекает
себЯ несчастьЯм!
     …сть и такие, которые таЯт свою жизнь,

                  Exilioque domos et dulcia limina mutant,

     {ЊенЯют дома и милый порог на изгнание [144] (лат.).}

     и прЯчут ее от других, которые бегут от здоровьЯ и  веселости,  как  от
качеств злостных и пагубных. € не только немало сект, но  и  немало  народов
проклинает свое рождение и осыпает  благословеньЯми  смерть.  …сть  и  такой
народ, которому солнце представлЯетсЯ отвратительным и  который  поклонЯетсЯ
мраку [145].
     Њы щедры на выдумки лишь в одном, а именно, как бы причинить себе  зло,
и оно, поистине, дичь, гонЯсь за которой, мы растрачиваем силы  своего  ума,
этого опасного орудиЯ нашей беспутности!

                   Ћ miseri! quorum gaudia crimen habent.

     {Ћ несчастные! ‚ радости видЯт они преступление [146] (лат.).}

     Ћ несчастный человек! “ тебЯ и так достаточно неотвратимых  невзгод,  а
ты еще умножаешь их надуманными; ты и так  достаточно  жалок,  незачем  тебе
умышленно делать свою участь еще более жалкой. “  тебЯ  более  чем  довольно
ощутительных и самых что ни  на  есть  настоЯщих  уродств,  чтобы  создавать
вдобавок и воображаемые. “жели ты мнишь, что слишком благоденствуешь, если к
твоему благоденствию не примешиваетсЯ неудовольствие? “жели  ты  мнишь,  что
выполнил все обЯзанности, которые на  тебЯ  возложила  природа,  и  что  она
покинет тебЯ или перестанет тебЯ направлЯть, если ты  не  возьмешь  на  себЯ
новых? ’ы ничуть не страшишьсЯ  преступать  ее  бесспорные  и  всеобъемлющие
законы и цеплЯешьсЯ за свои собственные,  фантастические  и  личные,  и  чем
причудливее, туманнее и противоречивей эти законы, тем  больше  ты  силишьсЯ
следовать им. Ќепреклонные правила,  которые  ты  сам  изобрел,  и  правила,
принЯтые в твоем приходе, владеют тобой и свЯзывают  тебЯ,  но  божественные
установлениЯ и законы всего мирозданиЯ  нисколько  тебЯ  не  трогают.  Ћкинь
взглЯдом примеры, подтверждающие эти мои слова: в них - всЯ твоЯ жизнь.
     ‘тихи двух поэтов,  повествующих  о  любострастии  со  свойственной  им
сдержанностью и скромностью [147], раскрывают, как мне кажетсЯ,  и  освещают
его с  возможною  полнотой.  „амы  прикрывают  грудь  кружевами,  свЯщенники
набрасывают  покровы  на  многие   предметы   свЯщенной   утвари,   художник
накладывает тени на произведениЯ, созданные его искусством, чтобы  тем  Ярче
заиграл на них свет, и, как говорЯт, лучи солнца и дуновениЯ ветра  наделены
большей  силою  не  тогда,  когда  они  прЯмые,  как  нитка,  но  когда  они
преломлЯютсЯ. Ћдин египтЯнин мудро ответил тому, кто спросил  его:  "—то  ты
прЯчешь там под плащом?!" - "Џотому-то оно и спрЯтано под плащом,  чтобы  ты
не знал, что там такое" [148]. Ќо существуют иные вещи, которые только затем
и прЯчут, чтобы их  показать.  Џослушайте-ка  вот  этого:  он  не  в  пример
откровеннее,

     џ прижал ее нагую к моему телу [149] (лат.).

     да Я читаю эти слова, точно бесполое существо. ‘колько  бы  Њарциал  ни
задирал ‚енере подол, ему все равно не  показать  ее  в  такой  наготе.  Љто
говорит все без утайки, тот насыщает нас до отвала и отбивает у нас аппетит;
кто, однако, боитсЯ высказать все до конца, тот  побуждает  нас  присочинЯть
то, чего нет и не было. ‚ скромности  этого  рода  таитсЯ  подвох,  и  он-то
выводит нас, как эти двое [150], на  упоительную  дорогу  воображениЯ.  €  в
делах любви и в изображении их должна быть легкаЯ примесь мошенничества.
     Њне  нравитсЯ  любовь  у  испанцев  и  итальЯнцев;  она  у  них   более
почтительнаЯ и робкаЯ, более чопорнаЯ и скрытнаЯ. Ќе знаю, кто именно заЯвил
в древности, что ему хочетсЯ иметь глотку такую же длинную,  как  журавлинаЯ
шеЯ, дабы он мог подольше наслаждатьсЯ тем, что глотает.  Џодобное  желание,
по-моему, еще уместнее, когда  дело  идет  о  столь  бурном  и  быстротечном
наслаждении, как любовное,  и  особенно  у  людей  вроде  менЯ,  склонных  к
поспешности.  —тобы  задержать  и  продлить  удовольствие   в   предвкушении
главного,  испанцы  и  итальЯнцы  используют  все,  что  усиливает  взаимную
благосклонность и взаимное влечение любЯщих: взглЯд, кивок  головой,  слово,
украдкой поданный знак. Љто обедает  запахом  жаркого  и  ничем  больше,  не
сберегает ли груду добра? ‚едь это такаЯ страсть, в которой существенного  и
осЯзательного самаЯ малость, а все  остальное  -  суетность  и  лихорадочный
бред; отплачивать и служить ей  следует  тем  же.  ’ак  давайте  научим  дам
набивать себе цену, относитьсЯ к себе  самим  с  уважением,  доставлЯть  нам
развлечение и плутовать с нами. Њы  начинаем  с  того,  чему  подобает  быть
завершением,  и  здесь,  как  повсюду,  -  причина   в   нашей   французской
стремительности. ‡атЯгиваЯ милости дам  и  смакуЯ  каждую  такую  милость  в
подробностЯх, любой из нас, вплоть до печальной  и  жалкой  старости,  будет
располагать, в меру своих сил и достоинств, хоть каким-нибудь их  лоскутком.
Ќо кто не знает других наслаждений, кроме этого наслаждениЯ, кто жаждет лишь
сорвать банк, кто любит охоту лишь ради добычи, тому  незачем  идти  в  нашу
школу. —ем больше пролетов и ступеней  на  лестнице,  тем  выше  и  почетнее
место, которого вы достигаете, поднЯвшись  по  ней.  Ќам  должно  нравитьсЯ,
когда нас ведут, как это бывает в великолепных дворцах,  через  всевозможные
портики и переходы, длинные и роскошные галереи, делаЯ множество  поворотов.
ќто отвлечение идет нам на пользу; мы  задерживаемсЯ  и  любим  дольше;  без
надежд и желаний мы не доберемсЯ ни до чего стоЯщего. Ќет длЯ женщины ничего
опаснее и страшнее, чем наше господство и безраздельное обладание  ею:  едва
они отдают себЯ во власть нашей честности и нашего постоЯнства, как их  долЯ
делаетсЯ сомнительной и незавидной. ќто - добродетели редкие, и соблюдать их
до крайности трудно; как только женщина становитсЯ нашей,  мы  перестаем  ей
принадлежать.

                 Postquam cupidae mentis satiata libido est
                 Verba nihil  metuere,  nihil periuria curant.

     {“довлетворив вожделение нашей жадной души, мы не боимсЯ нарушать  свое
слово и не помышлЯем о наших клЯтвах [191] (лат.).}

     € юноша-грек ”расонид был настолько влюблен в свою собственную  любовь,
что, завоевав сердце возлюбленной, не пожелал  насладитьсЯ  ею  из  опасениЯ
убить, насытить и  угасить  наслаждением  то  беспокойное  горение  страсти,
которым он так гордилсЯ и которое питало его [152].
     ‹акомствам придает вкус их  цена.  ‡аметьте,  насколько  ныне  принЯтый
способ здороватьсЯ, особенно распространенный в нашем народе, снизил,  ввиду
их доступности, значение и очарование поцелуев, о  которых  ‘ократ  говорит,
что они так всесильны и так легко похищают наши сердца [153].  ЏренеприЯтный
и наносЯщий оскорбление дамам обычай - подставлЯть свои губы  всЯкому,  кого
сопровождает трое лакеев, как бы противен он ни был,

                        Cuius livida naribus caninis
                        Dependet glacics  rigetque barba:
                        Centum occurrere malo culilingis.

     {“ кого из собачьих ноздрей свисает голубоватый лед, а борода -  словно
сосулька, того мне было бы во  сто  раз  приЯтнее  поцеловать  в  зад  [154]
(лат.).}

     „а и мы, мужчины, ничего от него не выигрываем, ибо, - так уже  устроен
мир, - чтобы  поцеловать  трех  красавиц,  надо  проделать  то  же  самое  с
полусотней дурнушек. Ђ длЯ желудка нежного и  чувствительного,  каков  он  у
людей моего возраста, невкусный поцелуй обходитсЯ много дороже вкусного.
     ‚ €талии находЯтсЯ поклонники и воздыхатели даже  у  тех,  кто  торгует
собою, и эти влюбленные в свое оправдание говорЯт следующее:  в  наслаждении
может быть несколько степеней, и своими  ухаживаниЯми  они  жаждут  добитьсЯ
той, где оно наиболее самозабвенно и целостно. †енщины  эти  торгуют  только
своим телом; волю их невозможно пустить в продажу,  она  длЯ  этого  слишком
независима и своенравна. ’аким образом, их поклонники  заЯвлЯют,  что  хотЯт
завоевать волю, и их желание  вполне  обоснованно.  €менно  за  волей  нужно
ухаживать,  именно  ее  нужно  пленЯть.  џ  не  могу  представить  себе  без
содроганиЯ свое тело  свободным  от  всЯкого  чувства  влюбленности,  и  мне
кажетсЯ, что подобное исступленное и голое вожделение мало чем отличаетсЯ от
вожделениЯ юноши,  набросившегосЯ  в  любовном  чаду  на  чудесное  изваЯние
‚енеры,  созданное  Џраксителем  [155],  или  от  вожделениЯ  того  бешеного
египтЯнина,  который  воспылал  страстью  к   трупу,   отданному   ему   длЯ
бальзамированиЯ и облачениЯ в погребальное одеЯние, - последнее и дало повод
к обнародованию закона, введенного позднее в …гипте и  содержавшего  в  себе
предписание выдерживать трое суток трупы молодых и красивых женщин, а  также
женщин знатного рода и лишь после этого доверЯть их тем, кому будет поручено
приготовить их к погребению [156]. Ђ Џериандр - его поступок еще чудовищнее,
ибо, охваченный супружеским влечением (более упорЯдочным и правомерным),  он
наслаждалсЯ и со своей покойной женою Њелиссой [157].
     Ќе ЯвлЯетсЯ ли подлинно лунатической причудой ‹уны то, что она, не имеЯ
возможности наслаждатьсЯ с ќндимионом, своим милым, усыпила его на несколько
месЯцев, чтобы трепетать от счастьЯ с юношей, содрогавшимсЯ только  во  сне?
[158].
     ђавным образом, Я утверждаю, что любить тело без его согласиЯ и желаниЯ
- то же самое, что любить тело без души или без чувств.  Ќаслаждение  никоим
образом не одинаково: бывают наслаждениЯ, так сказать, чахоточные и  чахлые:
тысЯчи  других  причин,  кроме  благоволениЯ,  могут   доставить   нам   эту
снисходительность  женщин.   Ћна   не   может   быть   сочтена   достаточным
свидетельством их влечениЯ; в ней может таитьсЯ предательство, как и во всем
остальном; порою они участвуют в любовном соитии  только  своими  бедрами  и
ничем больше,

                            tanquam thura merumque parent:
                       Absentem marmoreamve putes.

     {‘ловно они приготовлЯют благовониЯ и вино: так что инаЯ  кажетсЯ  тебе
отсутствующей или мраморным изваЯнием [159] (лат.).}

     џ знаю таких, которые предоставлЯют вам это охотнее, чем свою карету, и
которые не знают других видов общениЯ, кроме этого. Ќужно выЯснить, нравитсЯ
ли им ваше общество еще чем-нибудь, или вы нужны им только  длЯ  этого,  как
какой-нибудь здоровенный конюх, и как они к вам относЯтсЯ, и  насколько  вас
ценЯт,

                            tibi si datur uni,
                   Quo lapide illa diem candidiore notet.

     {…сли она отдаетсЯ тебе одному, то камешком побелее отмечает этот  день
[160] (лат.).}

     Ђ  что,  если  она  насыщаетсЯ  вашим  хлебом,  сдабриваЯ  его  вкусной
подливкой, изготовленной ее воображением?

                 ’е tenet, absentes alios suspirat amores.

     {Ћбнимает тебЯ, но вздыхает от любви  к  кому-то  отсутствующему  [161]
(лат.).}

     Ќе видели ли мы в наши дни кое-кого, кто  использовал  любовные  ласки,
чтобы свершить ужасную месть, чтобы отравить и убить в эти мгновениЯ, как он
и сделал, честную и ни в чем не повинную женщину?
     Љто знает €талию, те никогда  не  сочтут  странным,  если  Я  не  стану
отыскивать длЯ своей темы примеры в каком-нибудь ином  месте,  ибо  в  делах
этого рода она ведет, можно сказать, за собою весь мир. †енщины €талии  чаще
всего хороши собою, и безобразных там меньше, чем среди нас; но что касаетсЯ
редкостных и совершенных красавиц, в этом отношении, по-моему, у нас  с  нею
полное равенство. ’о же Я думаю и об  уме  итальЯнцев.  “мов,  скроенных  на
обычный лад, у них много больше, да и грубости у них несомненно не в  пример
меньше нашего; но что касаетсЯ душ  необыденных  и  вознесенных  высоко  над
всеми другими,  то  в  этом  мы  им  не  уступим.  …сли  б  мне  нужно  было
распространить это сравнение и на все остальное, Я мог бы сказать,  кажетсЯ,
что доблесть, напротив, по их же оценке, у нас повсеместна  и  дана  нам  от
природы; зато у них ее видишь порою такой законченной и неодолимой, что  она
превосходит все те примеры, которые мы могли бы найти у себЯ. Ѓраки  в  этой
стране, однако, прихрамывают, и вот в чем  их  слабость:  итальЯнские  нравы
обычно предписывают женщинам законы такие суровые и  до  того  рабские,  что
даже самое далекое знакомство с кем-нибудь посторонним караетсЯ у них так же
строго, как и самое близкое. Ћт  этого  проистекает,  что  всЯкое  сближение
поневоле становитсЯ у них любовною свЯзью, и так как за все  в  равной  мере
нужно держать ответ, они не очень-то колеблютсЯ в выборе.  €  если  такаЯ-то
преступила эти границы, то  знайте,  что  она  всЯ  в  огне:  luxuria  ipsis
vinculis, sicut fera bestia, irritata, deinde emissa {‘ладострастие  подобно
дикому зверю, которого держат в путах, чтобы вызвать в нем Ярость,  а  затем
выпускают [162] (лат.).}. Ќужно немножко ослабить  поводьЯ,  на  которых  их
держат:

              Vidi ego nuper equum, contra sua frena tenacem,
                   Ore reluctanti fulminis ire modo.

     {џ недавно видел  конЯ,  который,  злЯсь  на  свою  узду  и  норовЯ  ее
перегрызть, летел словно молниЯ [163] (лат.).}

     †ажда общениЯ заметно ослабевает, если ей предоставить  хоть  некоторую
свободу.
     Њы подвергаемсЯ почти такой же опасности, как итальЯнцы. Ћни доходЯт до
крайностей в стеснении своих женщин, мы - в  предоставлении  им  свободы.  “
нашего народа  есть  хороший  обычай,  состоЯщий  в  том,  что  наших  детей
принимают  в  богатые  и  знатные  семьи  пажами,  дабы  растить  их  там  и
воспитывать в  своего  рода  школе  знатности  и  благородства.  €  отказать
дворЯнину в этом - как  говорЯт,  вопиющаЯ  нелюбезность  и  оскорбление.  џ
заметил (ибо в каждом доме свои  порЯдки  и  нравы),  что  дамы,  пожелавшие
предписать состоЯщим в их свите девицам наиболее строгие  правила,  добились
этим не очень-то многого. ‡десь требуетсЯ  умеренность;  определЯЯ,  как  им
подобает  себЯ  вести,  нужно  во  многом  полагатьсЯ  на   их   собственную
скромность, ибо, как ни старайсЯ, нет такой  дисциплины,  котораЯ  могла  бы
обуздать их во всем. Ќо верно и то,  что  девица,  которой  посчастливилось,
пройдЯ  свободное  воспитание,  ускользнуть   от   соблазнов   и   сохранить
целомудрие, внушает гораздо больше довериЯ,  нежели  та,  которую  такаЯ  же
школа сделала суровой и неприступной.
     Ќаши отцы стремились добитьсЯ благопристойного поведениЯ своих дочерей,
вселЯЯ в них стыдливость и страх (впрочем, их сердца и желаниЯ  были  такими
же), а мы - дерзость, ибо в этих вещах мы решительно ничего не смыслим.  ќто
пристало каким-нибудь савроматам, у которых женщине дозволЯлось лечь  вместе
с мужчиною лишь после того, как она своими руками  убьет  на  войне  мужчину
[164]. —то  до  менЯ,  чьи  права  покоЯтсЯ  только  на  их  добром  желании
выслушивать мое мнение, то Я буду доволен, если женщины станут обращатьсЯ ко
мне как к советчику, принимаЯ во внимание привилегии  моего  возраста.  €  Я
посоветую им (как и нам) воздержность; но поскольку наш век с  нею  в  таких
неладах, пусть женщины не нарушают, по  крайней  мере,  благопристойности  и
приличий. €бо, как повествуетсЯ в рассказе  об  Ђристиппе,  он  ответил  тем
юношам, которым стало за него стыдно,  когда  они  увидели  его  входЯщим  к
гетере: "порок в том, чтобы не выходить отсюда,  а  не  в  том,  чтобы  сюда
войти" [165]. Љто не хочет сохранЯть в чистоте свою совесть, пусть  сохранит
незапЯтнанным хотЯ бы имЯ: если сущность не заслуживает доброго слова, пусть
стоит его хотЯ бы внешность.
     џ одобрЯю тех женщин, которые жалуют  нам  свои  милости  постепенно  и
растЯгиваЯ их на длительный срок. Џлатон говорит, что во всЯком  виде  любви
доступность и готовность не приличествуют тем, кого домогаютсЯ  [166].  …сли
женщины сдаютсЯ с легкостью и поспешностью, не оказываЯ сопротивлениЯ, - это
свидетельствует об их жадности к наслаждению, а им подобает скрывать  ее  со
всем  их  искусством  и  ловкостью.  ђаспределЯЯ  свои   дары   умеренно   и
последовательно, они гораздо успешнее распалЯют наши желаниЯ и прЯчут  свои.
Џусть они всегда убегают от нас, и даже те среди них, кто не прочь позволить
себЯ поймать, - они верней  побеждают  нас,  убегаЯ,  как  делали  скифы.  €
действительно, в соответствии с теми  особенностЯми,  которыми  их  наделила
природа, им не дано выражать свои чаЯньЯ  и  желаниЯ,  -  их  долЯ  терпеть,
подчинЯтьсЯ и  уступать;  вот  почему  природа  вложила  в  них  никогда  не
угасающее влечение, у нас сравнительно редкое и достаточно смутное;  их  час
бьет в любое мгновение, дабы они были неизменно готовы, когда бы  ни  пробил
наш, - pati natae {ђожденные длЯ подчинениЯ [167] (лат.).}. € пожелав, чтобы
наше вожделение выказывало и Явно выражало себЯ, природа сделала так,  чтобы
у них оно таилось внутри, и снабдила их ради  этого  органами,  неспособными
его обнаруживать и пригодными лишь к обороне.
     Ќастойчивость в делах подобного рода подобает лишь свободе, царившей  в
племени амазонок. Ђлександр,  проходЯ  по  ѓиркании,  встретилсЯ  с  царицею
амазонок ”алестрис, поспешившей к нему с тремЯстами воинов своего пола -  на
отличных конЯх и отлично вооруженных, - опередив все  свое  сильное  войско,
которое следовало за ней и находилось по ту сторону ближних гор. Ћна прЯмо и
открыто сказала, что слух о его победах и доблести привел ее  в  эти  места,
чтобы увидеть его и предложить ему все, в чем он  нуждаетсЯ,  а  также  свое
могущество, и оказать ему таким образом помощь в его  предприЯтиЯх;  и  что,
увидев его столь прекрасным, юным  и  мощным,  она,  столь  же  совершеннаЯ,
советует ему разделить с нею ложе, дабы от самой доблестной в мире женщины и
самого доблестного из всех ныне живущих мужчин родилось длЯ  будущего  нечто
великое и поистине редкостное. Ђлександр поблагодарил ее за все остальное и,
согласившись исполнить последнюю из ее просьб, остановилсЯ тут на тринадцать
дней, и пировал в течение этого срока так весело и  беззаботно,  как  только
мог, в честь столь смелой властительницы [168].
     Њы  почти  во  всем  -  несправедливые  судьи   совершаемых   женщинами
поступков, как они - наших. џ признаюсь в истине, когда  она  мне  во  вред,
ничуть не меньше, чем когда она мне на пользу. Ћтвратительное  распутство  -
вот что  так  часто  заставлЯет  женщин  менЯть  возлюбленных  и  мешает  им
сосредоточить свое чувство на ком-либо одном, кем бы он ни был, как  мы  это
видим на примере той самой богини, которой  приписываетсЯ  столько  измен  и
дружков [169]; но, с другой стороны,  верно  и  то,  что  природа  любви  не
терпит, чтобы она была лишена пылкости, а природа пылкости  -  чтобы  любовь
была прочной. € те, кто удивлЯетсЯ этому,  сокрушаетсЯ  по  этому  поводу  и
выискивает   причины   этой   болезни   в   женщинах,   считаЯ   ее   чем-то
противоестественным и поразительным, почему-то не видЯт, до чего  часто  они
сами заражаютсЯ ею, нисколько не  пугаЯсь  ее  и  не  находЯ  в  ней  ничего
необычного!  Ѓыло  бы,  пожалуй,  более  странным,  если  бы  любовь   могла
оставатьсЯ неизменною: ведь это не просто телеснаЯ страсть; если нет предела
алчности и честолюбию, то точно так же нет  предела  и  распутству.  Ћно  не
прекращаетсЯ  с  пресыщением,   и   ему   нельзЯ   предписать,   чтобы   оно
удовлетворилось раз навсегда, как нельзЯ положить  ему  навеки  предел:  оно
неизменно влечетсЯ к тому, что вне его власти, и, пожалуй,  женщинам  оно  в
некоторой  мере  простительнее,  чем  нам.  Ћни  могут  ссылатьсЯ   в   свое
оправдание, наравне с нами, на свои склонности, такие  же,  как  у  нас,  на
потребности в разнообразии и новизне, но, кроме того, и на  то,  на  что  мы
ссылатьсЯ не можем, а именно, что они, как говоритсЯ, покупают кота в  мешке
(€оанна, неаполитанскаЯ  королева,  повелела  удавить  своего  первого  мужа
Ђндреаццо на решетке окна своей  спальни  изготовленным  ею  собственноручно
шнурком из золотых и шелковых нитей, и все из-за того, что не  обнаружила  в
нем на супружеском ложе ни силы, ни усердиЯ, которые отвечали бы  упованиЯм,
возникшим в ней при виде его прекрасного стана, красоты, молодости и  прочих
особенностей телосложениЯ - всего того, что пленило и  обмануло  ее  [170]).
Ќаконец, они могут  сказать,  что  действовать  всегда  много  труднее,  чем
терпеть Я оставатьсЯ в бездействии, и если их не пугают трудности,  то  это,
по крайней мере, вызвано необходимостью, тогда как у нас дело может обстоЯть
совсем по-иному. €менно по этой причине Џлатоновы законы  мудро  повелевают,
чтобы судьи, заботЯсь о прочности браков,  подвергали  осмотру  собирающихсЯ
женитьсЯ юношей раздетыми донага, а  девушек  обнаженными  только  до  поЯса
[171].
     €спытав наши объЯтиЯ, женщины порой находЯт, что мы недостойны быть  их
избранниками,

                  Experta latus, madidoque simillima loro
                       Inguina, nec lassa stare coacta manu,
                  Deserit imbelles thalamos.

     {€спробовав все способы вызвать страсть  в  своем  муже,  она  покидает
безрадостное брачное ложе [172] (лат.).}

     Ќе все зависит от воли, сколь бы добропорЯдочной она ни  была.  Њужское
бессилие и недостаточность служат законными поводами к разводу:

                Et quaerendum aliunde foret nervosius illud,
                     Quod posset zonam  solvere virgineam,

     {€ приходитсЯ искать кого-то более мужественного, кто мог бы  развЯзать
девический поЯс [173] (лат.).}

     а почему бы и нет? Џочему бы в  соответствии  со  своими  потребностЯми
женщине  не  искать   возлюбленного   более   проницательного,   жадного   и
неутомимого,

                    si blando nequeat superesse labori.

     {…сли он не в силах справитьсЯ со сладостным трудом [174] (лат.).}

     Ќо не величайшее ли бесстыдство приносить наши  слабости  и  недостатки
туда, где мы жаждем понравитьсЯ и оставить по себе хорошее мнение  и  добрые
воспоминаниЯ? ЌесмотрЯ на ничтожность того, что мне ныне нужно,

                                  ad unum
                                Mollis opug,

     {…два способному сойтись с женщиной хотЯ бы разок [175] (лат.).}

     Я  не  хотел  бы  вызвать  досаду  в  той,  перед  кем  мне  полагаетсЯ
благоговеть и чьего неудовольствиЯ Я должен страшитьсЯ:

                                   Fuge suspicari,
                              Cuius undenum trepidavit aetas
                              Claudere lustrum.

     {Ќе нужно остерегатьсЯ того, чей возраст  близитсЯ  к  пЯтидесЯти  пЯти
годам [175] (лат.).}

     Џрироде надлежало бы ограничитьсЯ тем, что она сделала пожилой  возраст
достаточно горестным, и не делать его к тому же еще и смешным. Њне  противно
смотреть на того, кто, обретаЯ трижды  в  неделю  жалкую  крупицу  любовного
жару, суетитсЯ и петушитсЯ в этих случаЯх с такою горЯчностью, как  если  бы
ему предстоЯл