 их памЯти мы найдем длЯ себЯ  много  прекрасных  и  нужных  сведений,
поучений. ‚ жизни это, конечно, большаЯ нам подмога. Ќо не к тому мы  сейчас
стремимсЯ, - мы хотим убедитьсЯ,  достойны  ли  похвалы  сами  по  себе  эти
рассказчики и летописцы событий.
     Њне ненавистна всЯкаЯ тираниЯ - и в  речах  и  в  поступках.  џ  всегда
восстаю  против  суетности,   против   того,   чтобы   внешние   впечатлениЯ
затуманивали нам рассудок, а так как необыкновенное величие некоторых  людей
всегда вызывает у менЯ известные сомнениЯ, Я обычно  убеждаюсь,  что  они  в
сущности такие же, как все.

                  Rarus enim ferme sensus communis in illa
                  Fortuna

     ‘лучаетсЯ, что их уважают и ценЯт даже меньше, чем они  того  на  самом
деле заслуживают, именно потому, что они за слишком многое берутсЯ и слишком
выставлЯют себЯ напоказ, без достаточных оснований. ‚ человеке, взваливающем
на себЯ ношу, должно быть больше силы и мощи, чем требует его груз. “  того,
кто не использовал своих  сил  до  предела,  можно  еще  предполагать  любые
возможности. ’от же, кто пал под непосильным бременем, всем показывает,  как
слабы его плечи. ‚от почему именно среди ученых мы так часто видим умственно
убогих  людей,  из  которых  вышли  бы   отличные   земледельцы,   торговцы,
ремесленники: такой род деЯтельности вполне соответствовал бы  их  природным
силам. Ќаука - дело очень нелегкое, оно их сокрушает. Њеханизм, которым  они
ЯвлЯютсЯ, и недостаточно мощен и недостаточно тонок,  чтобы  обрабатывать  и
перерабатывать столь сложное и благородное вещество. Ќаука пригодна лишь длЯ
сильных умов; а они весьма редки. ‘лабые же умы,  по  словам  ‘ократа  [20],
берЯсь за философию, наносЯт только ущерб ее достоинству. Ћружие это в худых
ножнах кажетсЯ и никчемным и даже опасным. ‚от как они сами себе портЯт дело
и вызывают смех.

                    Humani qualis simulator simius oris,
                    Quem puer arridens pretioso stamine serum
                    Velavit, nudasque nates ac terga reliqult,
                    Ludibrium mensis.

     {Љак  обезьЯна  с  подобием  человеческого  лица,  которую,  когда  она
постарела, мальчик потехи ради обрЯдил в роскошную ткань, оставив  ей  голую
спину и голый зад, - забава длЯ пиршеств [21] (лат.).}

     ’очно так же и тем, кто нами повелевает и правит, кто  держит  в  руках
своих судьбы мира, недостаточно обладать разумением среднего человека,  мочь
столько же, сколько можем мы; и если они не превосходЯт  нас  в  достаточной
мере, то уже тем самым  оказываютсЯ  гораздо  ниже  нашего  уровнЯ.  Ћт  них
ожидаешь большего, они и должны  делать  больше.  Њолчаливость  приносит  им
зачастую большую пользу  не  только  тем,  что  придает  внушающую  почтение
важность, но и тем, что порою ЯвлЯетсЯ длЯ них весьма  выгодной  и  удобной.
’ак, Његабиз, посетив Ђпеллеса в его мастерской,  долгое  времЯ  пребывал  в
безмолвии, а затем принЯлсЯ рассуждать  о  его  творениЯх,  на  что  получил
следующую резкую отповедь: "Џока ты молчал, ты в своем  роскошном  нарЯде  и
золотых украшениЯх казалсЯ нам чем-то весьма значительным. ’еперь же,  после
того, как мы тебЯ  послушали,  над  тобой  потешаетсЯ  мой  самый  последний
подмастерье" [22]. €з-за своего высокого положениЯ,  из-за  окружавшего  его
великолепиЯ он не имел права проЯвлЯть невежество простолюдина и нести вздор
о живописи: ему следовало, не нарушаЯ молчаниЯ, сохранЯть такой  вид,  будто
он в этой области знаток. Ђ  скольким  из  моих  нищих  духом  современников
напускнаЯ холоднаЯ  молчаливость  помогла  прослыть  мудрыми  и  понимающими
людьми!
     —ины и  должности,  -  так  уж  повелось  -  даютсЯ  человеку  чаще  по
счастливой случайности, чем по заслугам. € большей частью за это  совершенно
напрасно упрекают королей. Ќапротив, надо изумлЯтьсЯ, как часто  удаетсЯ  им
сделать удачный выбор при недостаточном уменье разбиратьсЯ в людЯх.

                  Principis est virtus maxima nosse suos.

     {‚еличайшаЯ добродетель государЯ - знать  подвластных  ему  людей  [23]
(лат.).}

     €бо природа отнюдь не наделила их ни способностью обнЯть  взором  столь
большое количество людей,  чтобы  остановитьсЯ  на  достойнейших,  ни  даром
заглЯдывать в душу, дабы получить представление о нашем взглЯде  на  вещи  и
наших качествах. €м приходитсЯ выбирать нас как бы наугад, в зависимости  от
обстоЯтельств,  от  нашей  родовитости,  богатства,  учености,  репутации  -
оснований весьма слабых. ’от, кто сумел бы  найти  способ  всегда  судить  о
людЯх по достоинству и выбирать их согласно доводам разума, уже  одним  этим
установил бы самую совершенную форму государственности.
     Ћтлично! „опустим, что ему удалось совершить это великое дело. ќто  уже
нечто, но еще не все. €бо справедливо изречение, что о данном совете  нельзЯ
судить  только  по  исходу  предприЯтиЯ.  ЉарфагенЯне  взыскивали  со  своих
полководцев за неправильные решениЯ, даже  если  по  счастливой  случайности
дело  обернулось  хорошо.  Ђ  народ  римский  нередко  отказывал  в  триумфе
полководцам, одержавшим крупные и очень выгодные государству победы,  только
за то, что успех достигнут был не благодарЯ их искусству, а лишь потому, что
им повезло. Ћбычно приходитсЯ наблюдать, что во всех жизненных делах судьба,
котораЯ всегда  стремитсЯ  показать  нам  свое  могущество  и  унизить  нашу
самонадеЯнность, но не может сделать неспособных людей мудрецами, дарует  им
вместо разума и доблести - удачу. € благосклоннее всего  она  к  тем  именно
предприЯтиЯм,  где  успех  зависит  исключительно  от  нее.  ‚от  почему  мы
постоЯнно видим, что  самые  ограниченные  люди  доводЯт  до  благополучного
разрешениЯ важнейшие дела, как общественные, так  и  частные.  Ќедаром  перс
‘ирам, отвечаЯ людЯм, удивившимсЯ, почему это его дела так плохи,  когда  он
рассуждает так умно, сказал, что рассуждениЯ зависЯт только от него  самого,
а успех в делах - от судьбы [24]; удачливые простаки  могут  сказать  то  же
самое, только в обратном смысле. ‚ нашей жизни почти все совершаетсЯ  как-то
само по себе:

                            Fata viam inveniunt.

     {‘удьбы находЯт путь [25] (лат.).}

     “спехом может зачастую увенчатьсЯ самое неосмысленное  поведение.  Ќаше
участие  в  каком-либо  предприЯтии  -   почти   всегда   дело   навыка,   и
руководствуемсЯ  мы  гораздо  чаще  обычаем  и   примером,   чем   разумными
соображениЯми. Џораженный в свое времЯ важностью одного дела, Я узнал о тех,
кто привел его к удачному концу, как они действовали и на каком основании, и
обнаружил во всем этом лишь  самую  обычную  посредственность.  Њожет  быть,
действовать наиболее обычным и общепринЯтым образом в жизненных делах  всего
полезнее и удобнее, хотЯ это и производит несравненно меньшее впечатление.
     Љак! ‘амые пошлые побуждениЯ - наиболее основательны? ‘амые низменные и
жалкие, самые избитые - больше всего приносЯт пользы делу? „лЯ  того,  чтобы
поддерживать уважение  к  королевским  предначертаниЯм,  нет  необходимости,
чтобы к ним были причастны простые  смертные,  которые  при  этом  стали  бы
слишком далеко заглЯдывать. Љто хочет  сохранить  к  ним  должное  почтение,
пусть доверитсЯ полностью и безоговорочно. Њое рассуждение о  том  или  ином
деле лишь слегка затрагивает его, поверхностно касаетсЯ на основании первого
впечатлениЯ. —то же до главного и основного, то в этом Я  привык  полагатьсЯ
на провидение:

                           Permitte divis cetera.

     {Џредоставь остальное богам [26] (лат.).}

     „ве величайшие, на мой взглЯд, силы - счастье  и  несчастье.  Ќеразумно
считать, будто разум человеческий может заменить  судьбу.  ’щетны  намерениЯ
того, кто притЯзает  обнЯть  причины  и  следствиЯ  и  за  руку  вести  свое
предприЯтие к вожделенному концу. Ћсобенно  же  тщетны  они  при  обсуждении
операций  на  военном  совете.  Ќикогда  еще  люди  не   проЯвлЯли   столько
предусмотрительности  и  осмотрительности  в  делах  военных,  как  зачастую
проЯвлЯем теперь мы. Ќе из страха ли сбитьсЯ с пути,  не  из  стремлениЯ  ли
благополучно прийти к развЯзке?
     ‘кажу даже больше: и сама наша мудрость, наша рассудительность  большей
частью подчинЯетсЯ воле случаЯ. Њои волЯ и  рассудок  покорЯютсЯ  то  одному
дуновению, то другому, и многие из  их  движений  совершаютсЯ  помимо  менЯ.
ђазум  мой  подвержен  воздействиЯм,  зависЯщим  от   случайных,   временных
обстоЯтельств:

               Vertuntur species animorum, et pectora  motus
               Nunc  alios,  alios  dum nubila ventus agebat,
               Concipiunt.

     {ЊенЯетсЯ облик души, и сердце порождает то одни побуждениЯ, то другие,
пока ветер не успел разогнать тучи [27] (лат.).}

     Џосмотрите, кто в наших городах  наиболее  могуществен  и  лучше  всего
делает свое дело, - и вы найдете, что обычно это бывают  наименее  способные
люди.  ‘лучалось,  что  женщины,   дети   и   безумцы   управлЯли   великими
государствами не хуже, чем самые одаренные властители.  €  обычно,  отмечает
”укидид, грубым умам дело управлениЯ давалось лучше, чем утонченным [28]. Њы
же удачу их приписываем разумению.

       Ut quisque fortuna utitur
       Ita  praecellet,  atque  exinde  sapere  illum  omnes dicimus.

     {Љаждый возвышаетсЯ в меру того, как ему благоволит  судьба,  а  мы  на
основании этого говорим, - что он - умница [29] (лат.).}

     ‚от  почему  Я  всегда  прав,  утверждаЯ,  что  ход  событий  -  плохое
доказательство нашей ценности и наших способностей.
     ѓоворил Я также, что нам надо только обратить внимание на  какое-нибудь
лицо, достигшее высокого положениЯ: если за три днЯ до этого  мы  знали  его
как  человека  незначительного,  в  нашем  представлении   возникает   образ
величественный, полный благородных свойств, и вот мы  уверены,  что  человек
этот, возвысившийсЯ в общественном положении и во мнении  людей,  возвысилсЯ
также и по своим заслугам. Њы судим о нем не по его подлинным качествам, длЯ
нас он - как игральнаЯ фишка, ценность которой зависит  от  того,  куда  она
лЯжет. …сли переменитсЯ счастье, если он падет и вновь смешаетсЯ  с  толпой,
каждый станет выражать удивление: как это  удалось  ему  сперва  так  высоко
забратьсЯ. "’от ли это человек? - скажут все. - Ќеужто он ни о  чем  понЯтиЯ
не имел, когда занимал свой пост? Ќеужто  короли  так  плохо  выбирают  себе
слуг? ‚ хороших же руках мы находились!" ‘колько  раз  приходилось  мне  это
видеть. ‚едь и личины  великих  людей,  изображенных  на  сцене,  могут  нас
взволновать и обморочить. Ѓольше всего заставлЯют  менЯ  преклонЯтьсЯ  перед
королЯми толпы преклоненных перед  ними  людей.  ‚се  должно  подчинЯтьсЯ  и
покорЯтьсЯ им, кроме рассудка. Ќе разуму моему подобает  сгибатьсЯ,  а  лишь
коленЯм.
     Љогда  ЊелантиЯ  спросили,  что  он  думает  о   трагедии,   сочиненной
„ионисием, он ответил: "џ ее даже и не видел, так она затуманена велеречием"
[30]. ’очно так же большинство из тех, кто судит о речах властителей,  могут
сказать: "џ не слышал того, что он  сказал,  так  это  все  было  затуманено
превыспренностью, важностью и величием".
     Ђнтисфен, посоветовав однажды афинЯнам распорЯдитьсЯ,  чтобы  их  ослов
применЯли длЯ пахоты так же, как лошадей, получил ответ,  что  эти  животные
длЯ такой работы не годЯтсЯ. "‚се равно, - возразил  он,  -  достаточно  вам
распорЯдитьсЯ. ‚едь даже самые невежественные и неспособные люди, которые  у
вас командуют на войне, сразу же становЯтсЯ подходЯщими длЯ этого дела,  как
только вы их назначили" [31].
     ‘юда же относитсЯ обычай многих  народов  обожествлЯть  избранного  ими
властителЯ: им мало почитать его, они хотЯт ему поклонЯтьсЯ. †ители  Њексики
после коронованиЯ своего владыки уже не смеют смотреть ему в  лицо.  Ћн  же,
раз они его обожествили, наделив царской  властью,  клЯнетсЯ  им  не  только
защищать  их  веру,  законы,  свободу,  быть  доблестным,   справедливым   и
милостивым, но также заставлЯть солнце светить и совершать свой путь в небе,
тучи - изливать в должное времЯ дождь, реки - струитьсЯ по течению, землю  -
приносить все нужные народу плоды [32].
     џ не придерживаюсь этого  общепринЯтого  взглЯда  на  вещи,  и  высокие
достоинства  человека  вызывают  у  менЯ  подозрение,  если  им  сопутствуют
величие, удача и всеобщий почет. Ќадо всегда иметь в  виду,  какое  значение
имеет возможность  сказать  то-то  и  то-то  в  подходЯщий  момент,  выбрать
отправную точку, прервать свою речь или властным решением  изменить  предмет
ее, отвергнуть возражение собеседника одним лишь движением  головы,  улыбкой
или просто своим молчанием перед аудиторией,  трепещущей  от  благоговейного
почтениЯ.
     Ќекий человек, обладатель неслыханного богатства, вмешавшись в  легкую,
ни к чему не  обЯзывающую  беседу,  котораЯ  велась  за  его  столом,  начал
буквально так: "’олько лжец или невежда могут не согласитьсЯ с тем,  что..."
и т. д. Ћстрый зачин столь философического  свойства  можно  развивать  и  с
кинжалом в руках.
     ‚от и другое соображение, которое Я считаю весьма  полезным:  во  времЯ
бесед и споров нельзЯ сразу же соглашатьсЯ с каждым словом, которое  кажетсЯ
нам верным.  ‹юди  большей  частью  богаты  чужой  мудростью.  Љаждый  может
употребить ловкое выражение, удачно изречь что-нибудь или удачно ответить и,
выступив со всем этим, даже не отдавать себе  отчета  в  подлинном  значении
своих слов. џ и на своем личном примере  мог  бы  показать,  что  не  всегда
полностью владеешь тем, что  заимствовано  у  другого.  Љакой  бы  верной  и
красивой ни казалась чужаЯ мысль, не всегда следует ей поддаватьсЯ. Ќадо или
разумно противопоставить ей другую или же отступить и, сделав  вид,  что  не
расслышал собеседника, основательно, со всех  сторон  прощупать,  что  он  в
сущности имел в виду. Њожет случитьсЯ также, что мы слишком остро  отзовемсЯ
на удар, которым нас вовсе не собираютсЯ сильно затронуть. ‚ свое времЯ  мне
случалось в пылу спора давать такие ответы, которые попадали гораздо дальше,
чем Я намечал. џ старалсЯ, чтобы они были только числом побольше,  а  давили
на собеседников они всем своим весом. Љогда Я спорю с  сильным  противником,
то стараюсь предугадать его выводы, освобождаю его от  необходимости  давать
мне разъЯснениЯ,  силюсь  досказать  за  него  то,  что  в  речах  его  лишь
зарождаетсЯ и потому не вполне выражено  (ведь  он  так  ладно  и  правильно
рассуждает, что Я уже заранее чувствую его силу и готовлюсь  к  обороне).  ‘
противниками слабыми Я поступаю совершенно противоположным образом: их слова
надо  понимать  именно  так,  как  они  сказаны,  Я  ничего  дальнейшего  не
предугадывать. …сли они употреблЯют общие слова: то хорошо, это плохо,  -  а
суждение их получаетсЯ верным, надо посмотреть, не случайно ли они оказались
правы. Џусть они приведут более  обстоЯтельные  доводы  и  объЯснЯт,  почему
именно, каким образом это так, а не иначе. ЋбщепринЯтые мнениЯ,  с  которыми
постоЯнно сталкиваешьсЯ, ничего мне не говорЯт. ‚ысказывающие их люди как бы
приветствуют целую толпу народа, не различаЯ в ней никого. ’от же, кому  она
хорошо знакома, обращаетсЯ к каждому в отдельности, называЯ его по имени. Ќо
дело это нелегкое.
     Џо  нескольку  раз  в  день   приходилось   мне   замечать,   что   умы
неосновательные, желаЯ сделать вид, будто они хорошо разбираютсЯ в  красотах
какого-нибудь литературного произведениЯ, выражают свое восхищение по  столь
неудачному поводу, что убеждают нас не в  достоинствах  автора,  а  в  своем
собственном невежестве. Џрослушав страницу из  ‚ергилиЯ,  можно  безошибочно
воскликнуть:  "Љак  прекрасно!"  ќтим  обычно  и  отделываютсЯ  хитрецы.  Ќо
обстоЯтельно разобрать данный отрывок, подробно и  обоснованно  отметить,  в
чем  выдающийсЯ  писатель  превзошел  сам  себЯ,  как  он   достиг   высшего
мастерства, взвесить отдельные слова, фразы, образы, одно  за  другим  -  от
этого лучшего откажитесь. Videndum est non modo quid quisque  loquatur,  sed
etiam quid quisque sentiat, atque etiam qua de causa quisque sentiat  {Ќужно
обращать внимание не только на то, что каждый говорит, но также и на то, что
каждый чувствует и по какой причине он чувствует именно так  [33]  (лат.).}.
ЏостоЯнно слышу Я, как глупцы держат  речи  вовсе  не  глупые.  ѓоворЯт  они
верные вещи.
     Ќо посмотрим, насколько хорошо они их знают, откуда идет их  разуменье.
Њы помогаем им воспользоватьсЯ умным словом, правильным доводом, которые  не
им принадлежат, которыми они только завладели. Ћни привели их нам  случайно,
на ощупь, мы же относим все это на их личный счет. ‚ы им оказываете  помощь.
Ђ зачем? Ћни нисколько не благодарны и становЯтсЯ  лишь  невежественнее.  Ќе
помогайте им, предоставьте их самим себе. Ћни станут обращатьсЯ с предметом,
о котором идет речь, как люди, опасающиесЯ обжечьсЯ; они не решатсЯ  подойти
к нему с какой-то другой стороны, углубить его. ‚ы же повертите его  туда  и
сюда, и он сразу выпадет у них из рук, они уступЯт вам его, как бы прекрасен
и достоин он ни был. Ћружие это хорошее, но с неудобной  длЯ  них  рукоЯтью.
‘колько раз бывал  Я  тому  свидетелем!  Ќо  если  вы  начнете  учить  их  и
просвещать, они тотчас же присвоЯт  себе  все  преимущества,  которые  можно
получить от ваших разъЯснений: "ќто Я и хотел сказать, так Я именно и думал,
только не нашел сразу подходЯщих слов". Џодскажите им, как поступить.  —тобы
справитьсЯ с их чванливой глупостью,  нередко  приходитсЯ  поступать  круто.
ѓегесий говорил, что никого не следует  ненавидеть  и  осуждать,  надо  лишь
учить [84], - это правило хорошо  и  разумно  в  других  случаЯх.  ‡десь  же
несправедливо и даже бесчеловечно давать помощь и совет тому,  кому  они  не
нужны и кто от них становитсЯ только хуже. Џусть они запутаютсЯ еще  крепче,
завЯзнут еще глубже, - так, по  возможности,  глубоко,  чтобы  их  положение
стало им, наконец, понЯтно.
     ѓлупость и разброд в чувствах - не такаЯ вещь, которую можно  исправить
одним добрым советом. Ћ такого рода исцелении можно сказать то же, что  царь
Љир ответил человеку, советовавшему ему обратитьсЯ к войскам с  речью  перед
самой битвой: что людЯм не проникнутьсЯ воинственностью и мужеством на  поле
боЯ от одной хорошей  речи,  так  же  как  нельзЯ  сразу  стать  музыкантом,
прослушав  одну  хорошую  песню  [35].  ќтим  можно  овладеть  только  после
длительного и основательного обучениЯ.
     Ѓлизким своим мы обЯзаны оказывать такую помощь, прилежно  учить  их  и
наставлЯть. Ќо  проповедовать  любому  прохожему,  исправлЯть  невежество  и
тупость первого встречного - вот обычай, которого Я никак не одобрЯю.  ђедко
соглашаюсь Я заниматьсЯ подобным делом, даже когда случайнаЯ беседа менЯ  на
это вызывает, и скорее готов стушеватьсЯ в споре, чем  выступать  в  скучной
роли учителЯ и наставника. Ќет у менЯ также ни  малейшей  склонности  писать
или говорить длЯ начинающих. Љакие бы неверные и  нелепые,  на  мой  взглЯд,
вещи ни говорились публично  или  в  присутствии  посторонних,  Я  не  стану
опровергать их ни словами, ни знаками нетерпениЯ. ‚ообще же ничто в глупости
не  раздражает  менЯ  так,  как  то,   что   она   проЯвлЯет   куда   больше
самодовольства, чем это с полным основанием мог бы делать разум.
     Ѓеда в том, что разум-то и не дает вам проЯвлЯть  самоудовлетворенность
и самоуверенность, и вы всегда бываете охвачены сомнением  и  тревогой  там,
где упрЯмство и самонадеЯнность  преисполнЯют  тех,  кому  они  свойственны,
радостью и верой в себЯ. ‘амым несмышленым людЯм удаетсЯ иногда взглЯнуть на
других сверху вниз, с победой и славой выйти из любой схватки. Ђ еще чаще их
похвальбы и горделиваЯ внешность производЯт самое благоприЯтное  впечатление
на окружающих, которые обычно недалеки и неспособны разбиратьсЯ в  подлинных
качествах человека. “прЯмство и чрезмерный пыл в споре -  вернейший  признак
глупости.  …сть  ли  на   свете   существо   более   упорное,   решительное,
презрительное, самоуглубленное, важное и серьезное, чем осел?
     ђазве не можем  мы  приправлЯть  взаимное  общение  и  беседу  краткими
остроумными замечаниЯми, которые сами собою рождаютсЯ  в  веселом  и  тесном
кругу друзей, с полным взаимным  удовольствием  перебрасывающихсЯ  живыми  и
забавными шутками? Џо природной своей вЯлости  Я  весьма  склонен  к  такому
времЯпрепровождению. € если в нем  нет  значительности  и  серьезности  того
другого времЯпрепровождениЯ, о котором Я только что говорил, то в нем  можно
проЯвить не меньше изобретательности и остроты и оно не менее  полезно,  как
это полагал и ‹икург  [36].  —то  до  менЯ,  то  в  нем  Я  проЯвлЯю  больше
непосредственности, чем остроумиЯ, и Я более удачлив, чем  искусен.  ‡ато  Я
безукоризнен в терпении, ибо без малейшей досады встречаю  отпор  не  только
резкий, но даже обидный. € если мне не удаетсЯ тут же на месте найти удачный
ответ на выпад противника, Я  не  стану  долго  топтатьсЯ  на  одном  месте,
проЯвлЯЯ ненужное  упрЯмство  в  скучных  и  неубедительных  возражениЯх:  Я
умолкаю,  с  веселой  покорностью  склонЯЯ   голову,   и   дожидаюсь   более
благоприЯтного случаЯ доказать свою правоту. ’от, кто всегда в выигрыше,  не
настоЯщий игрок. “ большинства людей, чувствующих свою слабость,  изменЯютсЯ
выражение лица и голос, и, распалЯЯсь бесполезным гневом, вместо того  чтобы
дать настоЯщий отпор, они только доказывают свое бессилие  и  нетерпение.  ‚
подобных схватках мы невзначай  касаемсЯ  наиболее  потаенных  струн,  самых
скрытых своих  недостатков,  которые  в  спокойном  состоЯнии  не  могли  бы
обнажить без мучительного чувства. € таким образом мы в самих себе  получаем
полезный урок и предупреждение.
     …сть у нас и другие игры, на французский манер, когда дают волю  рукам,
- их Я до смерти ненавижу. ‡а свою жизнь Я дважды видел, как  в  таком  деле
погибли два принца нашего королевского дома [37]. ѓнусное дело  -  настоЯщаЯ
драка во времЯ игры.
     ‚ообще, когда Я хочу составить себе о ком-либо мнение, Я спрашиваю его,
насколько он доволен собою, по нраву ли ему то, что он делает и  говорит.  џ
не желаю слышать такого рода оправданий, как "Я сделал это играючи",

                  Ablatum mediis opus est incudibus istud,

     {ќто произведение было взЯто [у менЯ] в  разгар  работы  над  ним  [38]
(лат.).}

     "Я на это и часа не потратил; этого Я с тех пор и в глаза не видел".  -
"•орошо, - говорю Я в таких случаЯх, - оставим все эти  вещи,  покажите  мне
то, что вас целиком представлЯет, то, по чему, как вы сами считаете,  о  вас
можно справедливо судить!" € еще: "—то  вы  считаете  в  своем  произведении
самым лучшим? ‚от это или, может быть, то? €зЯщество исполнениЯ,  или  самый
предмет, изобретательность вашу, или уменье рассуждать, или познаниЯ?"  €бо,
как Я замечаю, люди обычно так же ошибаютсЯ в оценке  своего  труда,  как  и
чужого. € не только из-за пристрастности, котораЯ сюда примешиваетсЯ,  но  и
по неуменью хорошо разобратьсЯ в своем  же  деле.  ’ворение  человека,  имеЯ
собственное значение и судьбу, может оказатьсЯ длЯ него удачей большей,  чем
он имел оснований на то рассчитывать по своим знаниЯм и способностЯм,  может
оказатьсЯ значительней, чем он сам. —то до менЯ, то о ценности чужого  труда
мне гораздо легче  высказать  определенное  мнение,  чем  о  ценности  моего
собственного. € эти свои "Ћпыты" Я расцениваю то низко, то высоко,  проЯвлЯЯ
непоследовательность и неуверенность.
     ‘уществует много книг, полезных по  своему  содержанию,  но  ничего  не
говорЯщих об искусстве автора, и много хорошо написанных книг, как и  других
хорошо выполненных работ, которых создателю их следовало бы стыдитьсЯ.
     џ могу написать об обычаЯх нашего общества, о нашем способе  одеватьсЯ,
но Я сделаю это корЯво и неумело; Я могу опубликовать указы, изданные в  мое
времЯ, письма государей, ставшие всем известными; Я могу сделать сокращенное
изложение хорошей книги (а всЯкое  сокращенное  изложение  хорошей  книги  -
вздор), а затем  сама  книга  будет  утерЯна,  и  тому  подобное.  Џотомство
извлечет из подобных сочинений  немалую  пользу.  Ќо  мне-то  какаЯ  выпадет
честь, кроме случайной удачи? ‡начительнаЯ часть самых прославленных книг  -
именно такого рода.
     Љогда, несколько лет назад, Я прочитал ”илиппа де Љоммина  -  писателЯ,
разумеетсЯ, превосходного, - менЯ поразила у него  одна  не  совсем  обычнаЯ
мысль: надо остерегатьсЯ оказывать своему повелителю столько услуг,  что  он
уже не может вознаградить за них подобающим образом. џ  должен  был  хвалить
самую мысль, а не писателЯ, ибо недавно обнаружил ее у ’ацита: Beneficia  eo
usque laeta sunt dum videntur exsolvi  posse;  ubi  multum  antevenere,  pro
gratia odium redditur {ЃлагодеЯниЯ приЯтны только тогда, когда  знаешь,  что
можешь за них отплатить; когда же они  непомерны,  то  вместо  благодарности
воздаешь за них ненавистью [89] (лат.).}. ’акже и у ‘енеки  -  выраженную  с
большей силой: Nam qui putat esse turpe  non  reddere,  non  vult  esse  cui
reddat {Љто считает, что позорно не отплачивать, тот не  хочет,  чтобы  было
кому платить [40] (лат.).}.
     Љвинт –ицерон говорит о том же, хотЯ и менее выразительно: Qui  se  non
putat satisfacere, amicus esse nullo modo potest {Љто считает, что он  перед
тобой в долгу, тот никоим образом не может быть твоим другом [41] (лат.).}.
     —еловек, обладающий знаниЯми и памЯтью, может изложить любой подходЯщий
длЯ него предмет. Ќо длЯ того, чтобы  судить,  что  именно  в  данной  книге
принадлежит автору, что в ней наиболее примечательно, как  проЯвились  здесь
красота и сила его души, нужно распознать,  что  вложено  им  самим,  а  что
заимствовано, и рассмотреть также, как в заимствованном сказалось его умение
выбрать, составить план, проЯвить изЯщество в стиле и  Языке.  Ђ  что,  если
содержание он заимствовал, а форму ухудшил, как это часто бывает?  Њы,  мало
занимающиесЯ книгами, попадаем в затруднительное  положение,  ибо,  найдЯ  у
какого-нибудь нового поэта Яркий образ, у проповедника - сильный  довод,  не
решаемсЯ хвалить их, не узнав сперва у сведущего человека,  им  ли  все  это
принадлежит или у кого-нибудь заимствовано. џ лично всегда проЯвлЯю  должную
осмотрительность.
     џ недавно прочел от доски до доски все сочинениЯ ’ацита (а это со  мной
редко случаетсЯ: вот уже лет двадцать, как Я не могу читать подрЯд одну и ту
же книгу даже в течение  какого-нибудь  часа)  и  прочел  по  совету  одного
дворЯнина, весьма уважаемого во ”ранции как за свои личные достоинства,  так
и за свойственные ему и всем его братьЯм  ум  и  добросердечие.  џ  не  знаю
писателЯ, который, излагаЯ исторические факты, уделЯл бы  при  этом  столько
вниманиЯ  нравам  и  склонностЯм  отдельных  личностей.  €  мне  кажетсЯ,  в
противоположность его собственному мнению, что, изучаЯ с особенным вниманием
судьбы императоров своего времени,  столь  разнообразные  и  по  всем  своим
проЯвлениЯм необычные, а также те благородные деЯниЯ,  к  которым  побуждала
многих их подданных именно их жестокость, он имел дело с  предметом  гораздо
более волнующим и привлекательным длЯ обсуждениЯ и повествованиЯ,  чем  если
бы рассказывал о битвах и общественных неурЯдицах. џ  даже  нередко  находил
его способ изложениЯ чрезмерно скупым, когда он так бегло говорил  о  многих
примерах доблестной кончины,  словно  боЯлсЯ  наскучить  нам  их  обилием  и
длительным о них рассказом.
     ’акой  способ  писать  историю  ЯвлЯетсЯ  наиболее  полезным.  „вижение
общественной жизни в большей мере зависит от судьбы,  частной  -  от  нашего
собственного   поведениЯ.   ‘очинениЯ   ’ацита   скорее   рассуждение,   чем
повествование о событиЯх: они больше поучают нас, чем осведомлЯют. ќто книга
не длЯ развлекательного чтениЯ, а длЯ того, чтобы изучать  жизнь  и  черпать
полезные уроки. ‚ ней столько изречений, что их находишь  повсюду,  куда  ни
бросишь взглЯд: это  какой-то  питомник  рассуждений  по  вопросам  этики  и
политики на потребу и в поучение тем, кто держит в руках своих судьбы  мира.
’ацит неизменно орудует сильными и обоснованными  доводами,  остро  и  тонко
пользуЯсь  ученым  стилем  своего  времени.   ђимлЯне   так   любили   тогда
приподнЯтость, что  если  в  самом  предмете  они  не  находили  возможности
проЯвить остроумие и изысканность,  то  прибегали  длЯ  этого  к  слову  как
таковому. Њанера ’ацита в немалой степени напоминает манеру ‘енеки: только у
него преобладает насыщенность, а у ‘енеки - острота. Ћн более  подходит  длЯ
того состоЯниЯ - смЯтенного и недужного, -  в  каком  мы  сейчас  пребываем:
часто кажетсЯ, что это нас он изображает и обличает. ’е, кто  сомневаетсЯ  в
его добросовестности, тем самым выдают свою досаду и раздражение на него. Ќо
воззрениЯ его - здравые, а в римских делах он на  стороне  блага.  Ќе  очень
нравитсЯ мне только то, что он судил о  Џомпее  строже,  чем  следовало  бы,
исходЯ из мнениЯ достойных людей, живших во времена ЏомпеЯ  и  общавшихсЯ  с
ним, что он во всем уподоблЯл ЏомпеЯ Њарию и  ‘улле,  считаЯ,  впрочем,  его
более скрытным. Ћбщепризнанно, что стремление ЏомпеЯ стать у кормила  власти
не было свободно от честолюбивых и мстительных расчетов, и даже  друзьЯ  его
опасались, что победа может вскружить ему голову, однако не настолько, чтобы
он стал прибегать к таким же необузданным мерам, как Њарий и  ‘улла:  он  не
совершил в своей жизни ничего,  что  давало  бы  повод  опасатьсЯ  такой  же
предельно жестокой тирании. Љ тому же, подозрению нельзЯ придавать такого же
веса, как очевидности. ‚от почему Я  не  верю  оценке,  которую  ’ацит  дает
Џомпею. …сли в повествованиЯх его мы находим естественность  и  правдивость,
то, может быть,  объЯснЯетсЯ  это  именно  тем,  что  они  не  всегда  точно
соответствуют выводам из его же положений, развиваемых им  согласно  заранее
установленному плану и часто вне всЯкой зависимости от предмета, который  он
изображает, ни в малейшей степени не стараЯсь подогнать  под  свое  задание.
…му незачем оправдыватьсЯ в том, что, повинуЯсь законам своего  времени,  он
защищал Языческую религию и понЯтиЯ не имел об истинной. ќто беда его, а  не
порок.
     џ особенно пристально вникал в суждениЯ ’ацита, и  не  все  в  них  мне
вполне Ясно. ’ак, например, Я не понимаю, почему письмо,  которое  старый  и
больной ’иберий отправил сенату ("—то мне написать вам, господа, и  как  вам
писать, и чего бы Я мог не написать вам в эти дни? „а нашлют на менЯ боги  и
богини еще худшие страданиЯ, чем те, что Я  каждодневно  испытываю,  если  Я
смогу ответить на этот вопрос"),  он  так  уверенно  свЯзывает  с  какими-то
жестоко терзающими ’ибериЯ угрызениЯми совести? [42] ‚о всЯком случае, читаЯ
’ацита, Я не мог уразуметь его оснований. „овольно мелким представлЯетсЯ мне
’ацит и в том месте, где, упоминаЯ о высокой должности в  ђиме,  которую  он
одно времЯ занимал, он считает нужным присовокупить в порЯдке извинениЯ, что
говорит об этом отнюдь не из тщеславиЯ [43]. —ерта  эта  длЯ  столь  высокой
души, по-моему, неподобающаЯ. €бо тот, кто не осмеливаетсЯ говорить  о  себе
прЯмо, проЯвлЯет малодушие. …сли он судит о вещах решительно  и  независимо,
здраво и уверенно, то, не раздумываЯ,  станет  приводить  примеры  из  своей
личной жизни, как  нечто  постороннее,  и  о  себе  самом  говорить  так  же
беспристрастно, как о любом другом человеке. Ќужно во имЯ истины  и  свободы
быть выше всех этих общепринЯтых правил учтивости. џ же осмеливаюсь говорить
не просто о себе, но даже  исключительно  о  себе.  Џисать  о  других  вещах
означает длЯ менЯ сбиватьсЯ с пути и уклонЯтьсЯ от  своего  предмета.  џ  не
настолько неразумно люблю себЯ и не так уж крепко к себе привЯзан, чтобы  не
быть в состоЯнии бросить на себЯ взглЯд со стороны: как на  соседа,  как  на
дерево. Џороком ЯвлЯетсЯ также неспособность правильно  оценить  собственные
возможности и говорить о себе больше, чем сам видишь. Ѓога мы должны  любить
больше, чем самих себЯ, и хотЯ мы знаем его гораздо меньше, но говорим о нем
сколько нашей душе угодно.
     …сли творениЯ ’ацита дают о нем правильное представление, он,  по  всей
видимости, был  большой  человек,  благородный  и  мужественный,  обладающий
разумом, чуждый суевериЯ, философическим и великодушным.  ‘видетельства  его
кажутсЯ порою слишком уж смелыми, как, например, рассказ о солдате,  который
нес вЯзанку дров: руки солдата Якобы  настолько  окоченели  от  холода,  что
кости их примерзли  к  ноше  да  так  и  остались  на  ней,  оторвавшись  от
конечностей [44]. Ћднако в подобных вещах Я имею обыкновение доверЯть  столь
авторитетному свидетельству. ’акого  же  рода  и  рассказ  его  о  том,  что
‚еспасиан по милости бога ‘ераписа исцелил в Ђлександрии слепую, помазав  ей
глаза своей слюной [45]. ‘ообщает он и о других чудесах, но  делает  это  по
примеру и по долгу всех добросовестных историков: они  ведь  летописцы  всех
значительных событий, а ко всему происходЯщему в  обществе  относЯтсЯ  также
толки и мнениЯ людей. €сторики должны рассказывать, чему  верили  окружающие
их люди, но это отнюдь не означает  одобрениЯ  этих  верований.  Ћценкой  по
праву занимаютсЯ теологи и философы - наши духовные руководители. Њежду  тем
один из сотоварищей его, человек не менее великий,  мудро  говорит:  Equidem
plura transcribo quam credo; nam nec affirmare sustineo, de  quibus  dubito,
nec subducere quae accepi {Џо правде говорЯ, Я сообщаю и о том, чему сам  не
верю, ибо Я не хочу утверждать того, в чем сомневаюсь, и не хочу  умалчивать
о том, что мне  известно  [46]  (лат.).},  другой  ему  вторит:  Haec  neque
affirmare, neque refellere operae  pretium  est;  famae  rerum  standum  est
{“тверждать или отрицать это не стоит труда; нужно  придерживатьсЯ  традиции
[47] (лат.).}. ’ацит творил в эпоху, когда вера в чудеса начала  ослабевать,
однако же он пишет, что не может не дать  в  своих  "Ђнналах"  места  вещам,
которые с  верою  принимали  многие  достойные  люди  и  столь  благоговейно
почитали предки. Ћтлично сказано. Џусть историки будут щедрее на рассказы  о
том, что они слышали, чем на свои собственные соображениЯ об этом.  „а  и  Я
сам,  полновластный  владыка  предмета,  о  котором  веду  речь,  никому  не
обЯзанный отчетом, вовсе не считаю себЯ непогрешимым. —асто Я позволЯю  себе
различные выходки, которых отнюдь не принимаю всерьез, и словесные  выверты,
после которых сам покачиваю головой. ’ем не менее Я даю им волю,  ибо  вижу,
что они нередко приносЯт славу. џ ведь не единственный судьЯ в этом деле.
     џ предстаю перед читателем стоЯ и лежа, спереди и сзади,  поворачиваЯсь
то правым, то левым  боком,  во  всех  своих  естественных  положениЯх.  “мы
одинаковой силы не всегда сходны по склонностЯм и вкусам.  ‚от  все,  что  в
целом и довольно неопределенно  подсказывает  мне  памЯть.  ‚се  наши  общие
суждениЯ неЯсны и несовершенны.


       ѓлава IX - Ћ ‘“…’ЌЋ‘’€ 

     Џожалуй, нет суетности более Явной, чем так суетно о ней  писать.  ‹юди
разумные должны были бы усердно и тщательно размышлЯть надо  всем,  что  так
божественно было высказано об этом самим божеством [1].
     Љто же  не  видит,  что  Я  избрал  себе  путь,  двигаЯсь  по  которому
безостановочно и без устали, Я буду идти и идти, пока на свете хватит чернил
и бумаги? џ не могу вести летопись моей жизни, опираЯсь на  свершенные  мною
дела: судьба назначила мне деЯтельность слишком ничтожную; Я  занимаюсь  ею,
опираЯсь на вымыслы моего воображениЯ. ‡навал Я  одного  дворЯнина,  который
оповещал о своей жизни не иначе, как отправлениЯми своего желудка; у него вы
видели выставленные напоказ горшки за последние  семь-восемь  дней;  в  этом
состоЯли его занЯтиЯ, только об этом он говорил; любаЯ другаЯ тема  казалась
ему зловонной. € здесь (лишь чуточку попристойнее) -  такие  же  испражнениЯ
стареющего ума, страдающего то запорами, то поносом  и  всегда  несварением.
ѓде же смогу Я остановитьсЯ, воспроизводЯ непрерывную сумЯтицу и смену  моих
мыслей, чего бы они ни касались, раз „иомед заполнил целых шесть тысЯч  книг
только  одним  предметом  -  грамматикой?  [2]  €  чего  только  не  породит
болтливость, если даже лепет и едва заметные движениЯ  Языка  придавили  мир
столь ужасающей грудой томов? ‘только слов ради самих слов! Ћ  Џифагор,  что
же ты не заклЯл эту бурю! [3]
     Ќекогда ѓальбу осуждали за то, что он живет  в  полной  праздности.  Ћн
ответил, что каждый обЯзан отчитыватьсЯ в своих  поступках,  а  не  в  своем
бездействии [4]. Ћн заблуждалсЯ: правосудие преследует и карает также и тех,
кто бездельничает.
     ‘ледовало бы иметь установленные  законами  меры  воздействиЯ,  которые
обуздывали бы бездарных и никчемных писак,  как  это  делаетсЯ  в  отношении
праздношатающихсЯ и тунеЯдцев. ‚ этом случае наш народ прогнал бы  взашей  и
менЯ и сотни других. џ не шучу. ‘трасть к бумагомаранию ЯвлЯетсЯ,  очевидно,
признаком развращенности века. Џисали ли мы когда-нибудь столько же до того,
как начались наши беды? [5] Ђ римлЯне до того, как началсЯ их закат?  Џомимо
того,  что  в  любом  государстве  утонченность  умов  никоим   образом   не
равнозначна их умудренности, пустое это занЯтие  становитсЯ  возможным  лишь
потому, что всЯкий начинает нерадиво отправлЯть свою должность и  отбиваетсЯ
по этой причине от рук. ‚ развращении своего века каждый из нас принимает то
или  иное  участие:  одни  вносЯт  свою  долю   предательством,   другие   -
бесчестностью, безбожием, насилием, алчностью, жестокостью;  короче  говорЯ,
каждый тем, в чем он сильнее всего; самые слабые добавлЯют к этому глупость,
суетность, праздность, - и Я принадлежу к числу этих последних. € когда  нас
гнетет нависшаЯ над нами опасность, тогда, видимо,  и  наступают  сроки  длЯ
вещей суетных и пустых. ‚ дни, когда злонамеренность в действиЯх становитсЯ,
делом обыденным, бездеЯтельность превращаетсЯ в  нечто  похвальное.  џ  тешу
себЯ надеждой, что окажусь  одним  из  последних,  против  кого  понадобитсЯ
применить силу. € пока будут принимать меры против наиболее  злокозненных  и
опасных, у менЯ хватит времени, чтобы исправитьсЯ. €бо  мне  представлЯетсЯ,
что было бы безрассудным  обрушиватьсЯ  на  меньшие  недостатки,  когда  нас
одолевает столько больших. € прав был врач ”илотим, сказавший тому больному,
который протЯнул ему палец, чтобы он сделал ему перевЯзку, и у  которого  он
по лицу и дыханию  распознал  Язву  в  легких:  "‘ейчас  не  времЯ,  дружок,
заниматьсЯ твоими ногтЯми" [6].
     € все же Я знал одного человека, чью  памЯть  Я  высоко  чту,  который,
несмотрЯ ни на что, посреди величайших наших несчастий, когда у нас так  же,
как ныне, не было ни законности, ни правосудиЯ, ни должностных  лиц,  честно
выполнЯющих свои обЯзанности, носилсЯ с мыслью обнародовать  некоторые  свои
предложениЯ касательно пустЯчных нововведений в одежде, на кухне  и  в  ходе
судебного разбирательства. ‚се это - не более как забавы,  которыми  пичкают
дурно руководимый народ, чтобы показать, что о нем не совсем  забыли.  Ќичем
иным не занимаютсЯ также и те, которые на каждом шагу запрещают погрЯзшему в
гнуснейших пороках народу те или иные выражениЯ,  танцы  и  игры.  Ќе  времЯ
мытьсЯ и чиститьсЯ,  когда  тебЯ  треплет  беспощаднаЯ  лихорадка.  €  одним
спартанцам было по плечу причесыватьсЯ  и  прихорашиватьсЯ  перед  тем,  как
броситьсЯ навстречу угрожающим жизни опасностЯм [7].
     —то до менЯ, то мне свойственно противоположное и  дурное  обыкновение:
если у менЯ искривилась туфлЯ, то Я так же  криво  застегиваю  и  рубашку  и
плащ; Я ненавижу приводить себЯ в порЯдок наполовину. Љогда Я  оказываюсь  в
плохом положении, то ухожу с головой в мои  горести,  предаюсь  отчаЯнию  и,
даже не пытаЯсь устоЯть на ногах, падаю, согласно пословице, как топорище за
топором; Я убеждаю себЯ, что  все  идет  как  нельзЯ  хуже  и  что  боротьсЯ
бессмысленно: все должно быть хорошо или все - дурно.
     Њое счастье, что опустошение нашего государства совпадает по времени  с
опустошениЯми, производимыми во мне моим  возрастом;  если  бы  общественные
несчастьЯ омрачали радости  моей  юности,  они  были  бы  мне  не  в  пример
тЯгостнее, чем теперь,  когда  они  только  усугублЯют  мои  печали.  ‚опли,
которыми Я разражаюсь в беде,  -  это  вопли,  внушенные  мне  досадой;  мое
мужество   вместо   того,   чтобы   съежитьсЯ,   становитсЯ   на   дыбы.   ‚
противоположность всем остальным, Я гораздо благочестивее в хороших,  чем  в
дурных обстоЯтельствах, следуЯ в этом наставлениЯм Љсенофонта [8], хотЯ и не
разделЯЯ его оснований; и Я охотнее обращаю умиленные взоры  к  небу,  чтобы
воздать ему благодарность, чем длЯ того, чтобы выпросить себе его милости. џ
больше забочусь об укреплении здоровьЯ, когда оно мне улыбаетсЯ, чем о  том,
чтобы его вернуть, когда оно мною утрачено. ЊенЯ  дисциплинирует  и  научает
благополучие, подобно тому как  других  -  невзгоды  и  розги.  ‹юди  обычно
обретают честность в  несчастье,  словно  счастье  не  совместимо  с  чистой
совестью. “дача - вот что сильнее  всего  побуждает  менЯ  к  умеренности  и
скромности. Џросьба менЯ завоевывает,  угроза  отталкивает;  благосклонность
вьет из менЯ веревки, страх делает  менЯ  непреклонным.  ‘реди  человеческих
черт широко распространена следующаЯ:  нам  больше  нравитсЯ  непривычное  и
чужое, чем свое, и мы обожаем движение и перемены.