 или,  если
угодно, с умом. Ќо и тут, если успехом Я на одну треть обЯзан  самому  себе,
то две трети уж наверно приходЯтсЯ на долю счастливой случайности. џ  считаю
ошибкой с нашей стороны, что мы  недостаточно  полагаемсЯ  на  провидение  и
рассчитываем на свои силы больше, чем имеем на то право. Џотому-то начинаниЯ
наши так редко венчаютсЯ успехом.
     ‘удьба ревниво относитсЯ к  тому,  что  мы  чрезмерно  расширЯем  права
человеческого разумениЯ за счет ее прав, и урезывает  их  тем  сильнее,  чем
обширнее наши притЯзаниЯ. “помЯнутые выше солдаты  расположились  со  своими
лошадьми во дворе, начальник их сидел со мною у менЯ в зале. Ћн не  захотел,
чтобы его лошадь поставили в конюшню, заЯвлЯЯ, что  уедет  сейчас  же  после
того, как узнает о судьбе своих солдат. ’еперь он  был  хозЯином  положениЯ,
оставалось только осуществить  злодейский  замысел.  ‚последствии  он  часто
говорил (ибо рассказывал мне об этом без малейшего стыда), что  мое  лицо  и
мое чистосердечное обращение так поразили его, что кулаки у  него  разжались
сами собой и коварные намерениЯ отступили.  Ћн  снова  вскочил  в  седло,  а
солдаты между тем не спускали с него глаз, ожидаЯ, какой знак он им  подаст,
и  с  удивлением  видЯ,  что   он   уезжает,   не   воспользовавшись   своим
преимуществом.
     ‚ другой раз, доверившись  очередному  перемирию,  о  котором  сообщили
нашим войскам, Я отправилсЯ в поездку по местности, где было  еще  в  высшей
степени неспокойно. џ не успел далеко отъехать, как три-четыре конных отрЯда
устремились с разных сторон за мною в погоню. Ћдин из  них  нагнал  менЯ  на
третий день, и Я  подвергсЯ  нападению  со  стороны  пЯтнадцати  -  двадцати
замаскированных дворЯн, за которыми следовал отрЯд солдат  с  ружьЯми.  ЊенЯ
захватили, увели в чащу ближайшего леса, стащили с конЯ,  отнЯли  мои  вещи,
стали рытьсЯ в моих сундуках, забрали шкатулку с деньгами, а лошадей и  слуг
поделили между собой новые хозЯева. „олгое времЯ  спорили  мы  в  этом  лесу
насчет моего выкупа: не знаЯ, по-видимому, кто Я такой, они назначили  очень
большую сумму. Њного спорили и о том, оставлЯть ли менЯ в живых.  €  правда,
несколько раз дело оборачивалось так, что нависшаЯ надо мною  опасность  уже
грозила гибелью.

                Tunc animis opus, Aenea, tunc pectore firmo.

     {’огда, ќней, нужна отвага и душевнаЯ твердость [71] (лат.).}

     џ же твердо стоЯл на своем условии: им остаетсЯ все, что  было  у  менЯ
отнЯто, не такаЯ уж малаЯ толика, но никакого другого выкупа они у  менЯ  не
требуют. ’ак прошли два или три часа. Ћни велели мне сесть верхом на лошадь,
на которой Я не смог бы от них бежать, и поручили  стеречь  менЯ  пЯтнадцати
или двадцати солдатам с аркебузами, а людей моих распределили между  другими
солдатами и приказали им везти нас в качестве пленников по разным дорогам. џ
удалилсЯ уже на расстоЯние двух-трех аркебузных выстрелов,

                Iam prece Pollucis, iam Castoris implorata,

     {“же воззвав в молитве к Љастору и Џоллуксу [72] (лат.).}

     как вдруг в настроении моих похитителей произошла неожиданнаЯ и  резкаЯ
перемена. Љо мне подъехал предводитель этой банды с  гораздо  более  мирными
речами, принЯлсЯ собирать у  своих  людей  мои  уже  растащенные  пожитки  и
возвращать мне все, что можно было найти, вплоть до шкатулки. ‹учшим даром с
их стороны была, однако, моЯ свобода: остальное по  тем  временам  длЯ  менЯ
весьма мало значило. „о сих пор Я не ведаю истинных причин  этой  внезапной,
как будто бы ничем не вызванной перемены, этого столь чудесного раскаЯньЯ  в
такое времЯ, в деле, заранее  обдуманном,  обсужденном  и  даже  оправданном
тогдашними обычаЯми (ибо Я с самого начала открыто призналсЯ, к какой партии
принадлежу и куда направлЯюсь). Џредводитель этих людей, который снЯл  маску
и назвал свое имЯ, повторил мне тогда несколько  раз,  что  освобождением  Я
обЯзан выражению моего лица и тому, что говорил  с  ним  так  твердо  и  так
свободно, ибо  все  это  свидетельствовало,  что  Я  не  заслужил  подобного
злоключениЯ. ђасставаЯсь со мной, он просил менЯ при  случае  отплатить  ему
тем же. Ѓыть может, милость божиЯ употребила это ничтожное орудие длЯ  моего
спасениЯ. Ћна же защитила менЯ и на другой день от  еще  большей  опасности,
насчет которой эти самые люди менЯ предупредили. ‚торой из них был еще жив и
может подтвердить мои слова, первый был не так давно убит.
     …сли бы лицо мое не свидетельствовало в мою пользу, если бы  по  глазам
моим и по голосу нельзЯ было убедитьсЯ в чистоте моих намерений, Я не прожил
бы так долго без раздоров и обид, принимаЯ во внимание полнейшую свободу,  с
которой Я направо и налево говорю все, что мне взбредет на ум, и  высказываю
самые дерзкие суждениЯ о вещах. ’акой  способ  вести  себЯ  может  с  полным
основанием считатьсЯ неучтивым и не соответствующим принЯтому у нас  обычаю.
Ћднако Я не  встретил  пока  никого,  кто  считал  бы  его  злонамеренным  и
оскорбительным,  а  также  никого,  кто  обиделсЯ  бы  на  свободные   речи,
услышанные из моих уст. ‘лова же, переданные от одного человека  к  другому,
имеют и иное звучание, и иной смысл. Љ тому же Я  ни  к  кому  не  испытываю
ненависти, и мне так тЯгостно кого-нибудь оскорбить, что  Я  не  могу  этого
сделать даже во имЯ правды. Ut magis peccari  nolim,  quam  satis  animi  ad
vindicanda peccata habeam {џ хотел бы, чтобы люди были виноваты передо  мной
лишь настолько, насколько у менЯ хватит  духу  их  покарать  [73]  (лат.).}.
ѓоворЯт, что ЂристотелЯ как-то упрекали за излишнее мЯгкосердечие  к  одному
злодею. "‚ерно, - ответил он, - Я проЯвил мЯгкосердечие, но к человеку, а не
к злодейству" [74]. Ћбычно люди со  всем  пылом  помышлЯют  о  возмездии  из
отвращениЯ к совершенному преступлению. Ќо именно  это  охлаждает  мой  пыл:
отвращение к одному убийству заставлЯет менЯ боЯтьсЯ  другого,  ненависть  к
жестокому поступку - ненавидеть подражание ему. Љо мне, хоть Я не король,  Я
всего-навсего трефовый валет  [75],  можно  отнести  то,  что  говорилось  о
спартанском царе •арилае: "…го нельзЯ считать добрым, ибо  он  не  суров  со
злыми" [76]. Њожно, впрочем, сказать и  по-другому,  ибо  Џлутарх  дает  оба
варианта, как он это очень часто делает, высказываЯ об одних и тех же  вещах
самые различные и даже  противоположные  суждениЯ:  "Ћн  уж  наверно  добрый
человек, раз он добр и к злодеЯм" [77]. Њне претит совершать вполне законные
деЯниЯ, если они неприЯтны людЯм, которых затрагивают, но, по правде говорЯ,
совесть не позволЯет мне творить беззакониЯ, даже когда они идут кому-то  на
пользу.


       ѓлава XIII - ЋЃ ЋЏ›’… 

     Ќет  стремлениЯ  более  естественного,  чем  стремление  к  знанию.  Њы
прибегаем к любому средству овладеть  им.  Љогда  длЯ  этого  нам  недостает
способности мыслить, мы используем жизненный опыт,

                  Per varios usus artem experientia fecit:
                  Exemplo monstrante viam,

     {ЃлагодарЯ всевозможным поЯскам опыт создал искусство, путь к  которому
указывают примеры [1] (лат.).}

     средство более слабое и менее благородное, но истина сама по себе столь
необъЯтна, что мы не должны пренебрегать никаким  способом,  могущим  к  ней
привести.  ‘уществует  столько   разнообразных   форм   мышлениЯ,   что   мы
затруднЯемсЯ, какую избрать. ‘толь же многочисленны виды  опыта.  ‚ыводы,  к
которым мы пытаемсЯ прийти, основываЯсь на сходстве  Явлений,  недостоверны,
ибо ЯвлениЯ всегда различны: наиболее общий длЯ  всех  вещей  признак  -  их
разнообразие и несходность. ‘тараЯсь привести самый  Яркий  пример  сходства
между вещами, и греки, и латинЯне,  и  мы  вспоминаем  о  Яйцах.  Ћднако  же
находились люди,  и,  между  прочим,  был  один  такой  в  „ельфах,  которые
обнаруживали различие между Яйцами: этот человек никогда  не  принимал  одно
Яйцо за другое и, имеЯ несколько кур, умел разбиратьсЯ, какое  Яйцо  снесено
той или иной курицей [2]. ЏроизведениЯ же наших рук в основе своей несходны:
в искусстве ничто никогда не бывает одинаково. Ќи Џеррозе, ни  любой  другой
фабрикант игральных карт не в состоЯнии отполировать и выбелить их  рубашку,
чтобы хоть некоторые  игроки  не  сумели  обнаружить  различие  между  этими
картами, увидев их в руках своих партнеров.
     ‘ходность между вещами, с одной стороны, никогда не бывает так  велика,
как несходность между ними - с другой. Џрирода словно поставила  себе  целью
не создавать ничего, что было бы тождественно ранее созданному.
     ’ем не менее Я не одобрЯю мнениЯ того человека, который рассчитывал при
помощи дробности законов обуздать произвол судей, назначив  каждому  сверчку
свой шесток: он не понимал, что возможностей  свободно  и  широко  толковать
любой закон столько же, сколько самих законов. € насмешкой звучат притЯзаниЯ
людей, рассчитывающих  уменьшить  или  даже  вовсе  прекратить  наши  споры,
приводЯ нам те или иные слова Ѓиблии. ’ем более что ум наш длЯ  опровержениЯ
чужих взглЯдов находит поле  не  менее  широкое,  чем  длЯ  изложениЯ  своих
собственных, и что толкование старых текстов  вызывает  такие  же  острые  и
гневные споры, как поЯвление новых трудов. Њы видим, как  ошибалсЯ  человек,
рассчитывавший на дробность законов. €бо у нас во  ”ранции  законов  больше,
чем во всем остальном мире,  и  больше  даже,  чем  понадобилось  бы,  чтобы
навести порЯдок во всех мирах ќпикура  [3]:  ut  olim  flagitiis,  sic  nunc
legibus laboramus {Џодобно тому как когда-то мы  страдали  от  преступлений,
так страдаем теперь от законов  [4]  (лат.).}.  €  нашим  судьЯм  приходитсЯ
прибегать к столь разнообразным толкованиЯм и решениЯм, что, кажетсЯ,  ни  у
кого никогда не было такой свободы и такой возможности длЯ  произвола.  —его
достигли наши законодатели, когда выбрали  сто  тысЯч  каких-то  примеров  и
отдельных фактов и к ним пристегнули сотню тысЯч законов? ќто количество  ни
в какой мере не соответствует бесконечному разнообразию человеческих деЯний.
‘колько бы новых суждений и взглЯдов у нас ни вырабатывалось, жизнь  породит
еще большее разнообразие Явлений. „обавьте еще в сто раз больше: все равно в
числе событий и дел будущего не найдетсЯ ни одного, которое среди тысЯч  уже
отобранных и классифицированных нами Явлений нашло бы себе настолько  полное
соответствие, что между ними не  обнаружилось  бы  таких  различий,  которые
потребовали бы и особого суждениЯ.  Ќаши  всегда  различные  и  переменчивые
действиЯ  не  имеют  почти  никакого  отношениЯ  к  твердо  установленным  и
застывшим законам. Ќаиболее подходЯщи длЯ нас - и наиболее редки - самые  из
них простые и общие. „а и то Я  считаю,  что  лучше  обходитьсЯ  совсем  без
законов, чем иметь их в таком изобилии, как мы.
     Џрирода всегда рождает  законы  гораздо  более  справедливые,  чем  те,
которые  придумываем  мы.  „оказательство  тому  -  золотой  век,  каким  он
изображаетсЯ у поэтов, а также то состоЯние,  в  котором  живут  народы,  не
ведавшие иных законов, кроме естественных. ‘реди этих  народов  есть  такие,
которые не имеют никаких постоЯнных судей и за решением  возникающих  у  них
споров обращаютсЯ к любому страннику, путешествующему в их горах. Ђ другие в
дни торга назначают кого-либо из своей среды, и тот на  месте  разбирает  их
споры. ђазве плохо было бы, если бы и у нас самые мудрые решали все споры  в
зависимости от обстоЯтельств, на глаз, без непременной оглЯдки на уже бывшие
случаи и без того, чтобы их  решение  стало  примером  длЯ  будущего?  Ћбувь
должна быть каждому по ноге. Љороль ”ердинанд, посылаЯ колонистов  в  €ндию,
мудро предусмотрел, чтобы среди них не было ученых законников, опасаЯсь, что
и в Ќовом ‘вете расплодЯтсЯ суды, ибо юриспруденциЯ  как  наука  естественно
порождает споры и разногласиЯ. Љороль, как в свое времЯ Џлатон, полагал, что
любаЯ страна только терпит от юристов и медиков [5].
     Џочему наш Язык, которым мы говорим в обыденной жизни, столь удобный во
всех  других  случаЯх,  становитсЯ  темным  и  малопонЯтным  в  договорах  и
завещаниЯх, и почему человек, умеющий Ясно выражатьсЯ, что бы ни  говорил  и
ни писал, не находит в юридических документах такого способа  изложить  свои
мысли, который не приводил  бы  к  сомнениЯм  и  противоречиЯм?  …динственно
потому, что великие мастера  этого  искусства,  особенно  прилежно  стараЯсь
отбирать торжественно звучащие слова и изысканно формулировать оговорки, так
тщательно  взвесили  каждый  слог,  так  основательно  обработали  все  виды
литературного стилЯ, что завЯзли и запутались  в  бесчисленных  риторических
фигурах и в таких мелких подразделениЯх юридических казусов, которые уже  не
подпадают ни  под  какие  нормы  и  правила  и  разобратьсЯ  в  которых  нет
возможности. Confusum est quidquid usque in pulverem sectum  est  {‚се,  что
размельчено в порошок, - перемешано [6] (лат.).}. Љто  не  видел,  как  дети
пытаютсЯ собрать в крупные капли некоторое количество ртути? —ем больше  они
ее давЯт, сжимают,  стараютсЯ  подчинить  своему  желанию,  тем  настойчивее
рветсЯ на свободу этот своевольный металл: он  не  поддаетсЯ  их  стараниЯм,
дробитсЯ на мельчайшие капельки, которых и не сосчитать. ’ак же и  с  Языком
юриспруденции: чем больше в нем тонкостей, тем больше сомнений порождают они
в умах людей. Ќас толкают  на  то,  чтобы  мы  увеличивали  и  разнообразили
возникающие затруднениЯ: их удлинЯют, их сеют повсюду. ‘оздаваЯ все новые  и
новые вопросы, перетасовываЯ их и так и этак, приводЯт к тому, что колебаниЯ
и споры множатсЯ, кишат: так почва становитсЯ плодороднее, если  ее  глубоко
вспахивать, дробЯ при  этом  крупные  комьЯ.  Difficultatem  facit  doctrina
{“ченость создает трудности [7] (лат.).}. “льпиан порождал в  нас  сомнениЯ;
читаЯ Ѓартоло и Ѓальдо [8], мы станем  еще  больше  сомневатьсЯ.  Ќадо  было
всЯчески сглаживать следы  этого  бесконечного  разнообразиЯ  мнений,  а  не
хвалитьсЯ ими и не морочить голову потомкам.
     Ќе знаю, право,  что  можно  сказать  по  этому  поводу,  но  сам  опыт
показывает, что от  множества  толкований  истина  как  бы  раздроблЯетсЯ  и
рассеиваетсЯ. Ђристотель писал так, чтобы быть понЯтным.  …сли  ему  это  не
удалось, то какой-то другой человек, которому не сравнЯтьсЯ  с  Ђристотелем,
или третий, наверное, достигнут еще меньшего успеха, чем тот,  кто  излагает
свои собственные мысли. ђаскрываЯ содержание предмета, мы льем столько воды,
что он словно растекаетсЯ у нас из-под  рук.  €з  одного  делаем  тысЯчу  и,
беспрестанно дробЯ его, превращаем  в  бесконечные  рои  ќпикуровых  атомов.
Ќикогда не бывает, чтобы два человека одинаково судили об  одной  и  той  же
вещи, и двух совершенно одинаковых мнений невозможно обнаружить не только  у
двух разных людей, но и у одного и того же человека в разное  времЯ.  Ћбычно
менЯ одолевают сомнениЯ как раз  по  поводу  того,  на  что  комментатор  не
соизволил обратить внимание. џ чаще спотыкаюсь на гладком месте, подобно тем
лошадЯм, которые, как мне известно, начинают хромать на ровной дороге.
     Љто усомнитсЯ, что глоссы лишь увеличивают сомнениЯ и невежество, когда
никакие толкованиЯ не облегчили пониманиЯ ни одной написанной человеком  или
боговдохновенной книги, важной и нужной длЯ всех? ‘отый комментатор отсылает
нас к своему продолжателю, а у того узел оказываетсЯ запутанным еще  сложнее
и хитрее, чем у первого.
     Ѓывает ли, чтобы мы решили: длЯ  этой  книги  хватит,  о  ней  уже  все
сказано? ‚ судебных тЯжбах это еще очевиднее. Ќет числа ученым  юристам,  их
определениЯм и толкованиЯм, которым придают  авторитет  и  силу  закона.  Ќо
способны ли мы положить конец охоте нагромождать толкованиЯ? ЏриближаемсЯ ли
мы хоть немного к спокойному  взаимопониманию?  ЌуждаемсЯ  ли  мы  теперь  в
меньшем числе адвокатов и судей, чем тогда,  когда  весь  этот  тЯжкий  груз
законов едва начинал накапливатьсЯ? Ќапротив, мы затемнЯем,  погребаем  свое
разумение; мы обретаем его вновь, лишь совладав с  бесчисленными  замками  и
засовами. ‹юди не замечают естественного недуга, терзающего их разум: он все
рыщет  да  ищет,  колобродит,  что-то  строит  и  путаетсЯ   в   собственных
построениЯх, как шелковичные черви, и под конец задыхаетсЯ  в  них.  Mus  in
pice {Њышь в смоле [9] (лат.)}. …му кажетсЯ, что он  усмотрел  вдалеке  свет
некоей воображаемой истины, но пока он стремитсЯ туда, путь ему  преграждают
такие препЯтствиЯ, трудности и новые задачи, что он  шалеет  и  сбиваетсЯ  с
дороги. ‘овершенно то же самое произошло с собаками из басни ќзопа, которые,
увидев, что в море плавает нечто похожее на мертвое  тело,  и  будучи  не  в
состоЯнии до него добратьсЯ, задумали вылакать отделЯвшую их от добычи  воду
и захлебнулись. ‘юда же относЯтсЯ и слова Љратеса о произведениЯх ѓераклита,
что длЯ них нужен читатель, умеющий хорошо плавать, дабы глубина и сложность
ѓераклитова учениЯ не поглотила и не доконала их [10].
     …сли мы бываем довольны тем, что другие или же мы сами  добыли  в  этой
погоне за знанием, то лишь по слабости  своих  способностей:  человек  более
пытливого ума не будет доволен. ‡а ним пойдет кто-то  другой  (пойдем  и  мы
сами), открываЯ новые пути. Џытливости нашей нет конца: конец на том  свете.
“довлетворенность ума - признак его ограниченности или  усталости.  Ќи  один
благородный ум не остановитсЯ по своей воле на достигнутом: он всегда станет
притЯзать на большее, и выбиватьсЯ из сил, и рватьсЯ к  недостижимому.  …сли
он не влечетсЯ вперед, не торопитсЯ,  не  встает  на  дыбы,  не  страдает  -
значит, он жив лишь наполовину. …го стремлениЯ не  знают  четкой  намеченной
цели  и  строгих  рамок,  пища  его  -  изумление  перед  миром,  погонЯ  за
неизвестным,  дерзновение.  ’о  же  было  ив   оракулах   Ђполлона,   всегда
двусмысленных, темных, уклончивых; они не давали настоЯщего  удовлетворениЯ,
а только заполонЯли и  тревожили  сознание.  ‚се  это  -  беспорЯдочное,  но
непрерывное движение вперед, по неизведанным путЯм и к неЯсной  цели.  Њысли
наши воспламенЯютсЯ, бегут друг за другом, одна порождает другую.

                     ’ак видим мы, склонившись у ручьЯ:
                     ‘трую сменЯет новаЯ струЯ,
                     „руг с другом слиты, вдаль они текут,
                     Ќо друг от друга без конца бегут.
                     Ћдна другую мчатьсЯ заставлЯет,
                     „ругаЯ третью в беге обгонЯет,
                     ЏогонЯ их и бегство - труд напрасный:
                     ђучей един, хоть струи вечно разны [11].

     ѓораздо больше  труда  уходит  на  перетолкование  толкований,  чем  на
толкование самих вещей, и больше книг пишетсЯ о  книгах,  чем  о  каких-либо
иных предметах; мы только и делаем, что составлЯем глоссы друг на друга.
     Љомментаторы повсюду  так  и  кишат,  а  настоЯщих  писателей  -  самаЯ
малость.
     ђазве самаЯ перваЯ и самаЯ славнаЯ ученость нашего времени  не  в  том,
чтобы уметь понимать ученых? ђазве это не общаЯ и  последнЯЯ  цель  обучениЯ
наукам?
     ЊнениЯ наши перерастают  одно  в  другое:  первое  служит  стеблем  длЯ
второго,  второе  длЯ  третьего.  ’ак  мы  и  поднимаемсЯ  со  ступеньки  на
ступеньку. € получаетсЯ, что тому,  кто  залез  выше  всех,  часто  выпадает
больше чести, чем он заслужил, ибо, взобравшись  на  плечи  предыдущего,  он
лишь чуточку возвышаетсЯ над ним.
     Љак часто Я глупейшим, может быть, образом говорил в своей книге о  ней
самой! ѓлупейшим хотЯ бы по той причине, что должен же был  Я  помнить,  как
отзывалсЯ о тех, кто поступает точно так же,  а  именно:  эти  столь  частые
оглЯдки на собственный труд свидетельствуют, что сердце их трепещет от любви
к нему и что даже самые резкие  и  презрительные  слова,  которыми  они  его
бичуют, не что иное, как жеманное притворство материнской нежности. ‚едь, по
Ђристотелю, самовосхваление и самоуничижение часто бывают порождены одною  и
той же гордыней [12]. €бо мое извинение, что в этом случае Я имею  право  на
большую  свободу,  чем  другие,  так  как  пишу  ведь  о  себе  и  о   своих
произведениЯх, как о прочих своих делах, и что моЯ тема - это Я сам,  -  это
мое извинение, может быть, примут далеко не все.
     ‚ ѓермании Я убедилсЯ, что после ‹ютера его учение вызвало не меньше  и
даже больше раздоров и споров, чем сам он  высказал  сомнений  насчет  истин
‘вЯщенного ЏисаниЯ. Ќаши разногласиЯ чисто словесные. џ спрашиваю: что  есть
природа, сладострастие, круг, субстанциЯ? ‚опрос выражен словами, и в словах
же даетсЯ ответ. "Љамень есть тело". Ќо тот, кто станет  спрашивать  дальше:
"Ђ что такое тело?" - "‘убстанциЯ". -  "Ђ  субстанциЯ?"  -  в  конце  концов
припрет отвечающего к стене. Ћдно слово разменивают  на  другое,  часто  еще
менее известное. џ лучше разумею, что такое человек, чем что такое животное,
смертное ли, разумное ли. —тобы разрешить одно мое сомнение, мне  предлагают
три новых: это же головы гидры [13]. ‘ократ  спросил  у  Њемнона,  что  есть
добродетель.
     "‘уществует, - ответил Њемнон,  -  добродетель  мужскаЯ  и  добродетель
женскаЯ, добродетель  должностного  лица  и  частного  человека,  ребенка  и
старца". "‚от хорошо! - вcкричал ‘ократ. - Њы искали одну добродетель,  а  у
тебЯ их оказываетсЯ уйма" [14]. Њы  задаем  один  вопрос,  а  вместо  ответа
получаем их целый рой. Љак ни одно событие  и  ни  один  предмет  не  бывают
совершенно похожи на другое событие и другой  предмет,  так  не  может  быть
между ними и полного различиЯ. Џрирода в этом смешении проЯвила  необычайную
мудрость. …сли бы во внешности у нас не было ничего общего, человека  нельзЯ
было бы отличить от животного; если бы мы были во  всем  схожи,  нас  нельзЯ
было бы отличить  друг  от  друга.  ‚се  вещи  взаимосвЯзаны  некими  общими
признаками, никакое подобие не  бывает  полным,  отношениЯ,  познающиесЯ  из
опыта, всегда не вполне достоверны  и  совершенны,  и  однако  же  сравнению
всегда есть за  что  уцепитьсЯ.  ‚от  почему  можно  пользоватьсЯ  законами,
которые в какой-то мере подходЯт к любому нашему делу,  благодарЯ  различным
окольным, притЯнутым за волосы и сомнительным толкованиЯм.
     Џоскольку моральные предписаниЯ, относЯщиесЯ к  личному  долгу  каждого
человека, устанавливаютсЯ, как мы видим, с таким трудом, удивительно ли, что
законы, упорЯдочивающие отношениЯ между людьми,  вырабатывать  еще  труднее?
Џоразмыслите о юридических нормах, которым мы подчинЯемсЯ: это же  подлинное
свидетельство человеческого неразумиЯ - столько в них противоречий и ошибок.
‚ нашем праве обнаруживаетсЯ так много несправедливости и в смысле  мЯгкости
и в смысле строгости, что Я, право, не знаю, часто ли можно найти правильный
средний путь между ними. € все это больные органы и уродливые  члены  самого
тела, самого существа правосудиЯ. ‚от приходЯт ко  мне  крестьЯне,  торопЯсь
сообщить, что они только  что  нашли  в  принадлежащем  мне  лесу  человека,
избитого до смерти, но еще дышащего, который попросил их сжалитьсЯ над  ним,
дать ему напитьсЯ и поднЯть его. Џри этом они  добавлЯют,  что  не  решились
подойти к нему и поскорее убежали, боЯсь, как бы слуги закона не увидели  их
на этом месте и как бы им не пришлось, подобно всем тем, кого застают у тела
убитого, отвечать за это дело и окончательно погибнуть: у них  ведь  нет  ни
денег, ни иных средств защитить себЯ от обвинениЯ. —то  Я  мог  им  сказать?
Ќесомненно, им пришлось бы пострадать, проЯви они человечность.
     ‘колько было случаев, когда невиновного постигала кара, и притом не  по
вине судей? Ђ сколько было таких же случаев, никем никогда не  обнаруженных?
Ќа моих глазах произошел такой случай. Ќесколько человек были  присуждены  к
смертной казни за убийство, причем приговор этот не был еще объЯвлен,  но  о
нем вынесли твердое согласное решение. € вот судьи  получают  от  чиновников
одной находЯщейсЯ по соседству низшей судебной инстанции  извещение,  что  у
них  есть  заключенные,  добровольно  сознавшиесЯ  в  этом  преступлении   и
пролившие Ясный свет на все дело. ’ем не менее  судьи  начинают  совещатьсЯ,
следует ли отложить приведение в исполнение  приговора,  вынесенного  первым
обвинЯемым. ‚ысказывают разные соображениЯ о необычности данного  случаЯ,  о
том, что он может ЯвитьсЯ прецедентом длЯ отсрочек  в  других  случаЯх,  что
обвинительный приговор вынесен по всем юридическим правилам и  судьЯм  не  в
чем себЯ упрекать. Ћдним словом, беднЯги были принесены в жертву юридической
формуле. ”илипп или кто-то другой  разрешил  подобную  же  задачу  следующим
способом. Џосле того, как он весьма решительно присудил  одного  человека  к
уплате другому очень большого штрафа, обнаружилось, что это его решение было
неправильным.  ‘   одной   стороны,   приходилось   считатьсЯ   с   доводами
справедливости, с другой - с доводами юридических норм. Ћн  принЯл  и  те  и
другие, оставив приговор в  силе  и  из  своих  средств  вернув  осужденному
уплаченный им штраф [15]. Ќо тут  дело  оказалось  поправимым;  люди  же,  о
которых  Я  говорю,  были  самым  непоправимым  образом  повешены.  Њало  ли
приходилось мне видеть приговоров более преступных, чем само преступление?
     ‚се это вызывает у менЯ в памЯти мнение древних: тот, кто  стремитсЯ  к
некоей общей правде, вынужден допускать неправду в частностЯх, и  тому,  кто
хочет справедливости в делах великих, приходитсЯ совершать  несправедливость
в мелочах [16], а правосудие человеческое действует на манер медицины  [17],
с  точки  зрениЯ  которой  все  полезное  тем  самым  правильно  и   честно.
ЏрипоминаетсЯ мне и положение стоиков о том, что в своем творчестве  природа
большей  частью  попирает  справедливость,  и  учение  киренаиков,  что   не
существует вещей, которые были бы справедливы сами по себе,  ибо  правосудие
создают обычаи и законы [18], и  воззрениЯ  феодорЯн,  полагающих,  что  длЯ
мудрого воровство, свЯтотатство и всЯкого  рода  разврат  вполне  допустимы,
если он убежден, что они ему на пользу [19].
     ’ут ничем не поможешь. џ, подобно  Ђлкивиаду,  никогда,  насколько  это
было бы в моих силах, не вручил бы свою судьбу одному  человеку,  так  чтобы
жизнь моЯ и честь зависели от ума и ловкости моего защитника больше, чем  от
моей невиновности [20]. џ скорее доверилсЯ бы трибуналу,  способному  отдать
должное и моим добрым делам и моим проступкам, на который Я могу  надеЯтьсЯ,
даже  опасаЯсь  его  решениЯ.  Ѓезнаказанность  -  недостаточное   воздаЯние
человеку, который делает больше, чем просто не совершает преступлениЯ.  Ќаше
правосудие протЯгивает нам лишь одну руку, да и то левую. Љем  ты  ни  будь,
без ущерба не обойдешьсЯ.
     Љитайское царство, не имевшее  с  нами  общениЯ  и  не  ведавшее  наших
законов и наших искусств, тем не менее во многом их превзошло:  историЯ  его
учит, насколько мир обширнее и разнообразнее, чем древние  и  даже  мы  сами
полагали. ’ак вот в Љитае чиновники, которых государь  посылает  обследовать
состоЯние провинций, не ограничиваютсЯ наказанием тех,  кто  недобросовестно
выполнЯет свои обЯзанности, но и  весьма  щедро  раздают  награды  тем,  кто
делает возложенное на него дело особенно ревностно и с большим тщанием,  чем
того требует простой долг. ‹юди ЯвлЯютсЯ к этим посланцам государЯ не только
чтобы  защищатьсЯ,  но  и   чтобы   получать   поощрение,   не   только   за
вознаграждением, но и за подарком [21].
     ‘лава богу, еще ни один судьЯ не говорил  со  мною  в  качестве  именно
судьи по какому бы  то  ни  было  делу  -  моему  лично  или  другого  лица,
уголовному или гражданскому. Ќе бывал Я и ни в какой тюрьме - даже  хотЯ  бы
из любопытства. ‚оображение у менЯ так развито, что даже один вид тюрьмы мне
неприЯтен. ЊоЯ потребность в свободе так  велика,  что  если  бы  мне  вдруг
запретили доступ в  какой-то  уголок,  находЯщийсЯ  где-нибудь  в  индийских
землЯх, Я почувствовал бы себЯ в некоторой степени ущемленным. € Я  не  стал
бы прозЯбать там, где вынужден был бы скрыватьсЯ, если бы  где-то  в  другом
месте можно было обрести свободную землю и вольный  воздух.  Ѓоже  мой,  как
трудно было бы мне переносить участь стольких людей, прикованных к какому-то
определенному месту в нашем государстве, лишенных доступа в главные города и
королевские замки и права путешествовать по большим дорогам за то,  что  они
не желали повиноватьсЯ нашим законам! …сли бы те законы, под властью коих  Я
живу, угрожали  мне  хоть  кончиком  мизинца,  Я  немедленно  постаралсЯ  бы
укрытьсЯ под защиту других законов, куда  угодно,  в  любое  место.  ‚  наше
времЯ, когда кругом свирепствуют гражданские распри, все мое малое разумение
уходит на то, чтобы они не препЯтствовали мне ходить и возвращатьсЯ  куда  и
когда мне заблагорассудитсЯ.
     Ћднако законы пользуютсЯ всеобщим уважением не в  силу  того,  что  они
справедливы, а лишь потому, что они ЯвлЯютсЯ  законами.  ’аково  мистическое
обоснование их  власти,  и  иного  у  них  нет.  ‚прочем,  этого  им  вполне
достаточно.   —асто   законы   создаютсЯ   дураками,   еще   чаще    людьми,
несправедливыми из-за своей  ненависти  к  равенству,  но  всегда  людьми  -
существами, действующими суетно и непоследовательно.
     Ќичто на свете не несет на  себе  такого  тЯжелого  груза  ошибок,  как
законы. ’от, кто повинуетсЯ им потому, что они справедливы, повинуетсЯ им не
так, как должен.  Ќаши  французские  законы  по  своей  неупорЯдоченности  и
нечеткости весьма содействуют произволу и коррупции у тех, кто их применЯет.
‘формулированы они так темно и неопределенно, что это некоторым образом даже
оправдывает и неподчинение им,  и  все  неправильности  в  их  истолковании,
применении и соблюдении. Џоэтому можно сказать, что как ни полезен  длЯ  нас
опыт вообще, не много пользы принесет нашему жизнеустройству тот, который мы
черпаем у иноземцев, если мы оказываемсЯ не  способными  извлечь  выгоду  из
нашего собственного: ведь свое нам все-таки ближе и, конечно, в  достаточной
мере может научить нас тому, что нам насущно необходимо.
     ’от предмет, который Я изучаю больше всЯкого иного, - это  Я  сам.  ќто
моЯ метафизика, это моЯ физика.

                  Qua deus hanc mundi temperet arte domum,
                  Qua venit exoriens,  qua  deficit,  unde  coactis
                       Coraibus  in  plenum menstrua luna redit;
                  Unde salo superant venti, quid flamine captet
                       Eurus, et in  nubes  unde perennis aqua.
                  Sit ventura dies mundi quae subruat arces.

     {Љаким образом бог управлЯет мирозданием, как  поЯвлЯетсЯ  новаЯ  луна,
как она убывает, как, соединив вместе свои полосинки, ежемесЯчно вырастает в
полную; каким образам ветры властвуют над морем, за чем  гонитсЯ  порывистый
ќвр, откуда в тучах неиссЯкаемаЯ вода, и придет ли день, когда рухнут  своды
вселенной [22] (лат.).}

                     Quaerite quos agitat mundi labor.

     {€щите на это ответ, вы, кого занимает устройство мира [23] (лат.)}

     ‚ этом университете Я, невежественный и беспечный,  всецело  подчинЯюсь
общему закону,  управлЯющему  вселенной.  џ  знаю  о  нем  достаточно,  если
чувствую его. ‘колько бы Я ни познавал, он не отклонитсЯ от своего пути,  он
не изменитсЯ ради менЯ. Ѓезумием было бы надеЯтьсЯ  на  это,  а  еще  худшим
безумием - огорчатьсЯ, ибо закон этот по необходимости единообразен,  всеобщ
и очевиден.
     Ѓлагонамеренность и одаренность правЯщего должны начисто освободить нас
от забот о делах управлениЯ. ”илософские изысканиЯ и помышлениЯ служат  лишь
пищей нашей любознательности. ‘ полным основанием отсылают  нас  философы  к
законам природы, но им самим эта высокаЯ наука не  очень-то  по  плечу.  Ћни
ложно толкуют их и лик ее ЯвлЯют нам слишком уж  Ярко  расписанным,  слишком
искаженным, отчего единый предмет и предстает перед нами в  столь  различных
видах.
     Џрирода наделила нас ногами длЯ хождениЯ, она же с умом руководит  нами
на жизненном пути. ђазум ее не столь искусный, тЯжеловесный  и  велеречивый,
как тот, что изобрели философы, но зато он легок и благодатен и во всем, что
обещает разум философов на словах, хорошо помогает  на  деле  тому,  кто,  к
счастью своему, умеет подчинитьсЯ природе бесхитростно и  безмЯтежно,  иначе
говорЯ - естественно.
     ‘амый мудрый способ вверитьсЯ природе - сделать  это  как  можно  более
просто. Ћ, какой сладостной, мЯгкой, удобной подушкой длЯ разумно устроенной
головы ЯвлЯютсЯ незнание и нежелание знать! џ предпочел бы  хорошо  понимать
самого  себЯ,  чем  –ицерона.  …сли  Я  буду  прилежным  учеником,  то   мой
собственный опыт вполне достаточно умудрит менЯ. Љто восстановит  у  себЯ  в
памЯти все неистовство своей недавней гневной вспышки, припомнит,  куда  она
его завела, тот уразумеет лучше, чем из творений ЂристотелЯ, как  безобразна
страсть, и с более глубоким основанием отвратитсЯ от нее. Љто  вспоминает  о
постигавших его  бедствиЯх,  о  тех,  что  ему  угрожали,  о  незначительных
случайностЯх,  так  резко  изменивших  его  жизненные  обстоЯтельства,   тот
подготовлЯетсЯ к будущим переменам в  своей  судьбе  и  к  осознанию  своего
истинного положениЯ. ‚ жизни –езарЯ мы не найдем большего числа поучительных
примеров, чем в нашей собственной. € жизнь правителЯ, и жизнь простолюдина -
это всегда человеческаЯ жизнь, полнаЯ  обычных  длЯ  нее  превратностей.  Ќе
будем упускать этого из вида. Њы всегда говорим друг с другом о наших  самых
насущных нуждах. ђазве со стороны того, кто помнит, как  часто  он  ошибочно
судил о вещах, не глупо доверЯть  постоЯнно  и  неизменно  своему  суждению?
Љогда доводы другого человека убеждают менЯ в ложности моего  мнениЯ,  Я  не
столько узнаю от него нечто новое, узнаю, что проЯвил  невежество  именно  в
данной области (это было  бы  не  такое  уж  ценное  приобретение),  сколько
убеждаюсь в своей слабости вообще и в шаткости своего  рассудка,  вследствие
чего и стараюсь исправить все в целом. ’ак же точно поступаю Я и в отношении
других своих заблуждений, и следование этому правилу  приносит  мне  большую
пользу. Љаждый данный случай и все, к чему он относитсЯ, Я  рассматриваю  не
просто как камень, о который споткнулсЯ: Я понимаю, что в  походке  моей  не
все вообще ладно, и стараюсь выправлЯть свой шаг. “разуметь, что сказал  или
сделал какую-то глупость, - это еще пустЯки: надо понЯть,  что  ты  по  сути
своей глуп, - вот наука куда более значительнаЯ и важнаЯ.  ‹ожные  шаги,  на
которые наталкивала менЯ моЯ памЯть, даже когда она была особенно уверена  в
себе, не остались без пользы: теперь в ответ на все ее клЯтвы и заверениЯ  Я
затыкаю уши. Џервые  же  возражениЯ,  которые  встречает  ее  свидетельство,
настораживают менЯ, и Я уже  не  решаюсь  слепо  доверитьсЯ  ей  в  чем-либо
существенно важном и положитьсЯ на нее в деле, где замешан кто-то другой.  €
хотЯ другие, может быть, гораздо чаще  совершают  по  недобросовестности  те
ошибки, в которых Я повинен из-за недостатка памЯти, все же в том  или  ином
деле Я охотнее поверю словам, исходЯщим из уст другого человека,  чем  своим
собственным.  …сли  бы  каждый  так  же  пристально  изучал  последствиЯ   и
воздействиЯ страстей, которым он подвластен, как Я поступал в отношении тех,
которым поддалсЯ сам, он мог бы предвидеть их прилив и несколько умерЯть его
бурное неистовство. Ќе всегда они внезапно обрушиваютсЯ  на  нас,  вцеплЯЯсь
нам в глотку: тут наблюдаетсЯ и отдаленнаЯ угроза, и постепенное нарастание.

              Fluctus uti primo coepit cum  albescere  vento,
              Paulatim sese tollit mare, et altius undas
              Erigit, inde imo consurgit ad aethera fundo.

     {Џодобно тому, как на морской поверхности поЯвлЯютсЯ  белые  гребни,  а
затем море постепенно вздуваетсЯ и вздымает все выше волны,  пока,  наконец,
от самых глубин не возноситсЯ к небу [24] (лат.).}

     ‚ душевной жизни моей рассудок  занимает  важнейшее  место,  во  всЯком
случае, он всЯчески стараетсЯ его  занЯть.  Ћн  не  препЯтствует  свободному
развитию моих влечений, моим враждебным  и  дружеским  чувствам,  даже  моей
любви к самому себе, но они не задевают и  не  замутнЯют  его.  …сли  он  не
способен исправить прочие мои душевные свойства по своему  подобию,  то,  во
всЯком случае, он не поддаетсЯ их вредному влиЯнию: он живет сам по себе.
     Џризыв "познай самого себЯ"  имеет,  видно,  существеннейшее  значение,
если бог знаниЯ и света начертал его  на  фронтоне  своего  храма  [25]  как
всеобъемлющий  совет,  который  он  мог  нам  дать.  Џлатон   говорит,   что
осуществление этой заповеди и  есть  следование  разуму  [26],  и  ‘ократ  у
Љсенофонта подтверждает это различными примерами [27].  ’рудности  и  темные
места любой науки заметны лишь тем,  кто  ею  овладел.  €бо  нужно  обладать
некоей степенью разумениЯ, чтобы заметить свое невежество, и  надо  толкнуть
дверь,  чтобы  удостоверитьсЯ,  что  она  заперта.   Ћтсюда   и   хитроумное
платоновское положение, что знающим незачем познавать, раз они уже знают,  а
незнающим тоже незачем, ибо длЯ того,  чтобы  познать,  надо  разуметь,  что
именно познаешь [28]. ’очно так же обстоит с познанием самого  себЯ.  Љаждый
уверен, что в этом отношении у него все в полном порЯдке, каждый думает, что
отлично сам себЯ понимает, но это-то и  означает,  что  решительно  никто  о
самом себе ничего не знает, как показал ‘ократ ќвтидему у  Љсенофонта  [29].
џ, не занимающийсЯ ничем иным, нахожу в этой науке  такую  глубину  и  столь
бесконечное разнообразие,  что  все  мои  изысканиЯ  приводЯт  менЯ  лишь  к
ощущению  того,  как  много  мне  еще   надо   узнать.   ‘воей   многократно
признававшейсЯ мною слабости обЯзан Я склонностью к скромной  самооценке,  к
подчинению   предписанным   мне   верованиЯм,   обЯзан    моим    неизменным
хладнокровием,  умеренностью  во  взглЯдах  и  отвращением  к   докучной   и
бранчливой  наглости  самодовольных  всезнаек  -  главным  врагам  истины  и
подлинной  учености.  Џослушайте-ка  их  речи:  любую  чепуху  городЯт   они
торжественным  слогом  заповедей  и  законов.  Nil  hoc  est  turpius   quam
cognitioni et perceptioni  assertionem  approbationemoque  praecurrere  {Ќет
ничего постыднее,  чем  предварЯть  утверждением  и  одобрением  познание  и
восприЯтие [30] (лат.).}. Ђристарх сказал, что в древние  времена  с  трудом
можно было насчитать семь мудрецов, а в его времЯ  трудно  было  найти  семь
невежд [31].
     ђазве мы в наше времЯ можем сказать это не с  большим  основанием,  чем
он? ‘амоуверенность и упрЯмство - Явные признаки глупости. ’акой-то сто  раз
на дню зарывалсЯ  носом  в  землю,  но  вот  он  опЯть  в  седле,  столь  же
решительный и невозмутимый, как и прежде. Њожно подумать, что в него вселили
новую душу, силу разумениЯ и что с ним произошло то же, что с древним  сыном
земли, который, падаЯ и соприкасаЯсь с землею, обретал новую мощь [32],

                                cui, cum tetigere parentem,
                 Iam defecta vigent renovato robore membra.

     {...у которого, когда он прикасалсЯ к родительнице,  исполнЯлись  новою
силою истомленные мышцы [33] (лат.).}

     “ж не рассчитывает ли этот неугомонный упрЯмец заново воодушевитьсЯ длЯ
новой словесной распри? Ќа основании  собственного  опыта  говорю  Я  так  о
людском невежестве: оно, на мой взглЯд, и есть самое  точное  знание,  какое
можно получить в школе жизни. ’е, кто не хочет  признать  этого,  исходЯ  из
столь жалкого примера, как  мой  или  их  собственный,  могут  оперетьсЯ  на
‘ократа, учителЯ учителей.  €бо  философ  Ђнтисфен  сказал  своим  ученикам:
пойдемте, послушаем ‘ократа, вместе с вами стану Я у него учитьсЯ  [34].  €,
утверждаЯ  положение  стоической  школы  о  том,   что   одной   добродетели
достаточно, чтобы сделать жизнь счастливой и ничего  больше  не  желать,  он
добавлЯл: кроме ‘ократовой силы духа [35].
     Ќеустанное внимание, с которым Я сам себЯ изучаю, научило менЯ довольно
хорошо разбиратьсЯ и в других людЯх, и мало есть на свете вещей, о которых Я
говорил  бы  более  успешно  и  удачно.  —асто  случаетсЯ,   что   жизненные
обстоЯтельства  своих  друзей  Я  вижу  и  понимаю  лучше,  чем  они   сами.
Џравильность моего изложениЯ изумила кое-кого из них и заставила их обратить
внимание на многое в их собственных обстоЯтельствах. Џриучившись  с  детства
созерцать свою жизнь в  зеркале  других  жизней,  Я  приобрел  в  этом  деле
опытность и искусство, и когда Я думаю над этими вещами, от менЯ  ускользает
очень немногое из того, что к ним относитсЯ, - из  человеческого  поведениЯ,
настроений, речей. џ изучаю все: и то, чего мне надо избегать, и то, чему  Я
должен следовать. ’ак и друзьЯм  своим  на  основании  их  дел  и  поступков
объЯснЯю  Я  их  внутренние  склонности,  и  не  просто  длЯ   того,   чтобы
распределить эти бесконечно разнообразные действиЯ но определенным  видам  и
рубрикам, а затем четко распределить все, что приведено мною в  порЯдок,  по
существующим типам и классам.

            Sed neque quam multae species, et nomina quae sint,
            Est numerus.

     {Ќо невозможно исчислить, сколь много видов и каковы их  названиЯ  [39]
(лат.).}

     “ченые находЯт длЯ своих построений гораздо более дробные  и  детальные
обозначениЯ. џ же, не проникающий во все эти вещи глубже, чем  мне  нужно  в
данный момент,  не  руководствуюсь  никакими  правилами  и  свои  построениЯ
формулирую лишь в общих чертах и, так сказат