•осе Ћртега-и-ѓассет. ќстетика в трамвае

Ћцените этот текст:
•осе Ћртега-и-ѓассет. ќстетика в трамвае

---------------------------------------------------------------
     Џеревод ѓ. ѓ. Ћрла, 1991 г.
     OCR: ‘ергей Џетров, 11.07.99
     Origin: http://www.chat.ru/~scbooks/
---------------------------------------------------------------

     ’ребовать  от испанца, чтобы,  войдЯ в трамвай, он не окидывал взглЯдом
знатока всех едущих  в нем женщин, - значит требовать невозможного. ‚едь это
одна из самых характерных и глубоко укоренившихсЯ привычек нашего народа. ’а
настырность  и  почти  осЯзаемость, с какими  испанец  смотрит  на  женщину,
представлЯютсЯ бестактными иностранцам и некоторым моим соотечественникам. Љ
числу последних отношу себЯ и Я, ибо у менЯ это вызывает неприЯтие. € все же
Я  считаю,  что  эта  привычка  - если оставить  без  вниманиЯ  настырность,
дерзость  и осЯзаемость взглЯда -  составлЯет одну из наиболее своеобразных,
прекрасных и благородных черт нашей нации. Ђ отношение к ней такое же, как и
к  другим  проЯвлениЯм   испанской   непосредственности,   которые   кажутсЯ
дикарскими из-за  смешениЯ в них чистоты и  скверны, целомудриЯ и похоти. Ќо
если   их  очистить,   освободить  изысканное  от  непристойного,  возвысить
благородное начало, то  они могли  бы составить весьма своеобразную  систему
поведениЯ, наподобие  той,  суть которой  передаетсЯ  словами  gentleman или
homme de bonne compagnie[1].
     •удожникам, поэтам,  людЯм света  надо подвергнуть этот  сырой материал
многовековых привычек реакции очищениЯ путем  рефлексии. ќто делал ‚еласкес,
и  можно  не сомневатьсЯ, что восхищение  представителей других народов  его
творчеством  в немалой  степени обусловлено тем, с какой любовью  выписал он
телодвижениЯ испанцев.  ѓерман  Љоген говорил мне, что  каждый свой приезд в
Џариж  он  использует  длЯ того,  чтобы побывать  в  синагоге и полюбоватьсЯ
жестами евреев - уроженцев €спании[*ќту же мысль, облеченную в общую  форму,
можно найти в "ђазмышлениЯх о "„он Љихоте"].[2]
     ‘ейчас,  однако,  Я  не  задаюсь   целью  раскрыть  благородный  смысл,
скрывающийсЯ  за  взглЯдами,  которыми  испанец пожирает  женщину. ќто  было
интересно, по  крайней  мере  длЯ  "ЌаблюдателЯ", в  течение нескольких  лет
испытывавшего влиЯние Џлатона, отменного знатока науки видениЯ. Ќо в  данный
момент у  менЯ другое намерение. ‘егоднЯ Я сел в трамвай, и поскольку  ничто
испанское  мне не  чуждо,  то  пустил  в ход вышеупомЯнутый взглЯд  знатока,
постаравшись освободить  его  от  настырности, дерзости и осЯзаемости.  €, к
величайшему своему  удивлению,  Я отметил,  что  мне  не понадобилось и трех
секунд, чтобы  эстетически  оценить и вынести твердое  суждение о  внешности
восьми или девЯти пассажирок. ќта очень красива, та - с некоторыми изъЯнами,
вон та - просто безобразна и т.  д.  ‚ Языке не хватает слов, чтобы выразить
все  оттенки эстетического суждениЯ,  складывающегосЯ буквально  в мгновение
ока.
     Џоскольку путь предстоЯл долгий,  а ни одна из  моих попутчиц не давала
мне повода  рассчитывать  на  сентиментальное  приключение,  Я  погрузилсЯ в
размышлениЯ,   предметом   которых   были    мой    собственный   взглЯд   и
непроизвольность суждений.
     "‚ чем же состоит, - спрашивал Я себЯ,  -этот психологический  феномен,
который можно  было бы назвать вычислением  женской красоты?"  џ  сейчас  не
претендую  на то, чтобы узнать, какой потаенный механизм сознаниЯ определЯет
и  регулирует этот акт эстетической  оценки. џ довольствуюсь лишь  описанием
того, что мы отчетливо себе представлЯем, когда осуществлЯем его.
     ЂнтичнаЯ  психологиЯ предполагает наличие  у индивида априорного идеала
красоты  - в  нашем  случае идеала женского лица, который он  налагает на то
реальное  лицо,  на  которое  смотрит.  ќстетическое  суждение  тут  состоит
просто-напросто в восприЯтии совпадениЯ или расхождениЯ одного с другим. ќта
теориЯ, происходЯщаЯ  из  Џлатоновой  метафизики,  укоренилась  в  эстетике,
заражаЯ  ее  своей  изначальной  ошибочностью.  €деал  как  идеЯ  у  Џлатона
оказываетсЯ единицей измерениЯ, предсуществующей и трансцендентной.
     ЏодобнаЯ теориЯ  представлЯет собой придуманное построение, порожденное
извечным стремлением эллинов к единому. ‚едь бога ѓреции следовало бы искать
не  на Ћлимпе,  этом подобии  chateau[3], где наслаждаетсЯ жизнью изысканное
общество, а в  идее  "единого". …диное  - это единственное,  что есть. Ѓелые
предметы  белы, а  красивые  женщины красивы  не сами  по  себе,  не в  силу
своеобразиЯ,  а  в  силу  большей или  меньшей  причастности  к единственной
белизне и к единственной красивой женщине. Џлотин, у которого этот унитаризм
доходит до крайности,  нагромождает выражениЯ,  говорЯщие  нам о трагической
устремленности вещей к единому: "(Ћни) спешат, стремЯтсЯ, рвутсЯ к единому".
€х  существование,  заЯвлЯет  он,   не  более  чем  "след  единого"[4].  Ћни
испытывают  почти  что эротическое стремление к единому.  Ќаш ”рай  ‹уис[5],
платонизирующий и плотинизирующий  в  своей  мрачной  келье,  находит  более
удачное выражение: единое - это "предмет всепоглощающего вожделениЯ вещей".
     Ќо,  повторю, все это - умственное построение. Ќет  единого и всеобщего
образца, которому уподоблЯлись  бы реальные  вещи. Ќе  стану  же  Я, в самом
деле, накладывать на лица этих дам априорную схему женской красоты! ќто было
бы  бестактно,  а кроме  того,  не соответствовало  бы истине. Ќе  знаЯ, что
представлЯет собой совершеннаЯ  женскаЯ красота, мужчина постоЯнно ищет ее с
юных лет до  глубокой старости.  Ћ,  если бы мы знали заранее, что она собою
ЯвлЯет!
     ’ак  вот,  если  бы мы знали это заранее, то  жизнь утратила бы одну из
лучших  своих  пружин  и  большую  долю  своего драматизма. ЉаждаЯ  женщина,
которую мы видим  впервые, пробуждает в  нас возвышенную надежду на  то, что
она  и есть  самаЯ красиваЯ. €  так, в  чередовании надежд  и разочарований,
приводЯщих в  трепет  сердца,  бежит  наша жизнь  по живописной пересеченной
местности. ‚ разделе о соловье Ѓюффон  рассказывает об одной из этих птичек,
дожившей до  четырнадцати  лет благодарЯ  тому, что ей никогда не доводилось
любить.  "Ћчевидно, - добавлЯет  он, - что любовь сокращает дни нашей жизни,
но правда и то, что взамен она их наполнЯет".
     Џродолжим наш  анализ.  Џоскольку  Я не  имею  этого  архетипа, единого
образа женской красоты, то у менЯ рождаетсЯ предположение, которое возникало
уже  у  некоторых  эстетиков,  что,  возможно,  существует  некое  множество
различных  типов  физического  совершенства: совершеннаЯ брюнетка, идеальнаЯ
блондинка, простушка, мечтательница и т. д.
     ‘разу же заметим,  что  это  предположение  лишь  умножает  свЯзанные с
данным вопросом сложности. ‚о-первых, у менЯ нет ощущениЯ, что Я владею всем
набором  подобных образцов, и Я даже  не подозреваю,  где и  как Я мог бы им
обзавестись. ‚о-вторых,  в рамках  каждого  типа  красоты Я вижу возможность
существованиЯ неограниченного числа вариантов.  ќто  значит, что  количество
идеальных  типов пришлось  бы увеличить настолько, что они утратили бы  свой
видовой характер. Ђ если их,  как и индивидуальных  лиц,  будет бесчисленное
множество,  то сведетсЯ  на нет  сама  цель  этой закономерности, состоЯщаЯ,
между  прочим, и в том, чтобы единое и общее сделать нормой и прототипом длЯ
оценки единичного и многообразного.
     ’ем  не  менее  нам  хотелось бы  кое-что  подчеркнуть  в этой  теории,
дробЯщей единую модель на множество типовых  образцов. —то же  вызвало такое
дробление?  ќто, несомненно,  осознание  того, что  в  действительности  при
вычислении  женской красоты мы руководствуемсЯ не  единой схемой, налагаЯ ее
на конкретное лицо, лишенное права голоса в эстетическом процессе. Ќапротив,
руководствуемсЯ  лицом, которое видим, и  оно само,  согласно  этой  теории,
выбирает такую из  наших моделей,  какаЯ должна быть к нему применена. ’аким
образом,  индивидуальность  сотрудничает  в  выработке  нашего   суждениЯ  о
совершенстве, а не ведет себЯ совершенно пассивно.
     ‚от,  по  моему  разумению,  точнаЯ  характеристика,  котораЯ  отражает
действительную   работу  моего  сознаниЯ,   а  не  ЯвлЯетсЯ   гипотетическим
построением. ‚  самом деле,  глЯдЯ на конкретную  женщину,  Я  рассуждал  бы
совсем иначе, чем  некий судьЯ,  поспешающий применить установленный кодекс,
соответствующий  закон.   џ  закона  не  знаю;  напротив,  Я  ищу   его   во
встречающихсЯ мне лицах. Џо лицу, которое Я перед собой вижу, Я хочу узнать,
что такое  красота.  ЉаждаЯ  женскаЯ  индивидуальность  сулит мне совершенно
новую,  еще незнакомую  красоту;  мои  глаза  ведут себЯ  подобно  человеку,
ожидающему открытиЯ, внезапного откровениЯ.
     •од  нашей  мысли в момент, когда  какую-то  женщину мы  видим впервые,
можно  было бы  точно охарактеризовать при помощи довольно-таки  фривольного
галантного  оборота:  "‚сЯкаЯ женщина  красива  до  тех пор, пока  не  будет
доказано  обратное".  „обавим  к  этому:  красива  не  предусмотренной  нами
красотой.

     ‚оистину  ожиданиЯ не  всегда  осуществлЯютсЯ. џ  припоминаю  по  этому
поводу анекдот из  жизни  журналистской братии Њадрида. ђечь  в нем  идет об
одном  театральном критике,  умершем довольно давно, который хвалу и хулу  в
своих писаниЯх увЯзывал с соображениЯми финансового порЯдка. Ћднажды приехал
к  нам  на гастроли  некий  тенор,  которому  на  следующий день  предстоЯло
дебютировать в театре "ђеаль"[6]. Ќаш вечно  нуждающийсЯ критик  поспешил  к
нему с  визитом.  ђассказал  ему о  своем многодетном семействе,  о  скудных
доходах, и сговорились  они  на тысЯче песет. Ќастал день  дебюта, а  критик
условленной суммы не получил. ЌачалсЯ спектакль - денег все не  было; прошел
первый  акт, второй,  последний,  и,  когда в  редакции критик  принЯлсЯ  за
статью, вознаграждение так и не поступило.  Ќа следующее утро газета вышла с
рецензией на  оперу, в которой  имЯ  тенора  упоминалось  лишь  в  последней
строчке:  "„а,  мы   чуть  не   забыли:  вчера  дебютировал  тенор  X.;  это
многообещающий артист, посмотрим, выполнит ли он то, что обещает".

     ’ак  вот,  обещание  красоты  иногда  не исполнЯетсЯ.  Њне, к  примеру,
достаточно было лишь мельком  взглЯнуть  на  вон ту даму  на заднем  сиденье
трамваЯ, чтобы признать  ее некрасивой. „авайте разложим на составные  части
этот  акт  неблагоприЯтного суждениЯ.  „лЯ этого  нам нужно  повторить его в
замедленном  темпе,  чтобы наша  рефлексиЯ  могла проследить  шаг  за  шагом
стихийную деЯтельность нашего сознаниЯ.
     €  вот что  Я  замечаю:  сначала взглЯд  охватывает  лицо  в  целом,  в
совокупности  черт,  и  как  бы  обретает  некую общую установку;  затем  он
выбирает одну  из  черт -  лоб, к примеру, - и  скользит по ней.  ‹иниЯ  лба
плавно изгибаетсЯ, и мне доставлЯет удовольствие наблюдать этот изгиб.
     Њое настроение в этот момент можно довольно точно описать фразой:  "ќто
хорошо!" Ќо вот мой  взглЯд упираетсЯ в нос, и  Я  ощущаю некое затруднение,
колебание  или помеху. Ќечто  подобное тому,  что мы  испытываем на развилке
двух дорог. ‹иниЯ лба как будто требует  -  не могу сказать почему - другого
продолжениЯ, отличного от реального, которое ведет мой взглЯд за  собой. „а,
сомнений  нет,  Я  вижу две  линии:  реальную  и  едва  различимую,  как  бы
призрачную над действительной линией  носа из плоти, честно говорЯ несколько
приплюснутого.  €  вот  ввиду  этой  двойственности  мое  сознание  начинает
испытывать что-то вроде pietinement sur place[7], колеблетсЯ, сомневаетсЯ  и
в нерешительности измерЯет расстоЯние от линии, котораЯ должна была быть, до
той, котораЯ есть на самом деле.
     Њы,  конечно,  не  будем сейчас проделывать шаг  за шагом  то,  от чего
отказались при оценке лица в целом. Ќет ведь идеального носа, рта, идеальных
щек. …сли подумать, то  всЯкаЯ некрасиваЯ  (не  уродливаЯ[*“родство - дефект
биологический, а следовательно, предшествующий плану эстетического суждениЯ.
Ђнтонимом "уродливого" ЯвлЯетсЯ не "красивое", а  "нормальное"]) черта  лица
может показатьсЯ нам красивой в другом сочетании.
     „ело  в том,  что мы, замечаЯ изъЯны, умеем их  исправлЯть. Њы проводим
незримые,  бесплотные  линий,  при  помощи  которых  в  одном  месте  что-то
добавлЯем,  в  другом  -  убираем. џ говорю  "бесплотные  линии",  и  это не
метафора. Ќаше  сознание проводит  их, когда мы неотрывно смотрим туда,  где
никаких линий не находим.  €звестно, что мы не можем безразлично смотреть на
звезды  на  ночном  небе:  мы выделЯем те  или иные  из светЯщегосЯ  роЯ.  Ђ
выделить их - значит установить между ними какие-то  свЯзи; длЯ этого мы как
бы соединЯем  их нитЯми  звездной паутины.  ‘вЯзанные  ими светЯщиесЯ  точки
образуют некую  бестелесную форму. ‚от  психологическаЯ основа созвездий: от
века, когда ЯснаЯ ночь зажигает огни в  своем синем  мраке, Язычник возводит
взор горе  и видит, что ‘трелец выпускает стрелу из лука, ЉассиопеЯ  злитсЯ,
„ева ждет, а Ћрион прикрываетсЯ от ’ельца своим алмазным щитом.
     ’очно так  же как группа светЯщихсЯ точек образует  созвездие, реальное
лицо, которое мы видим, создает  впечатление более или менее совпадающего  с
ним лица идеального.  ‚ одном и  том же движении нашего сознаниЯ соединЯютсЯ
восприЯтие телесного бытиЯ и смутный образ идеала.
     €так, мы убедились  в том, что  образец не ЯвлЯетсЯ ни единым длЯ всех,
ни  даже типовым. Љаждое лицо, словно в мистическом свечении, вызывает у нас
представление  о  своем  собственном, единственном,  исключительном  идеале.
Љогда ђафаэль говорит, что  он пишет  не то, что видит, a  "una idea  che mi
vieni  in  mente"[8],  не следует думать, что речь  идет  о Џлатоновой идее,
исключающей  неистощимое многообразие  реального. Ќет, каждаЯ вещь рождаетсЯ
со своим, только ей присущим идеалом.
     ’аким  образом,  мы  открываем  перед  эстетикой  двери  ее  темницы  и
приглашаем ее осмотреть все богатства мира.

     "Laudata sii Diversita,
     delle creature, sirena
     del mondo"[9].

     ‚от  так  Я из  этого  ничем  не  примечательного  трамваЯ, бегущего  в
”уэнкарраль[10], посылаю свое возражение в сад Ђкадема.
     Њною  движет любовь,  она  заставлЯет  менЯ  говорить... ќто  любовь  к
многообразию жизни, обеднению которого способствовали порой  лучшие умы. €бо
как греки сделали из людей единичные души, а из красоты - всеобщую норму или
образец, так и Љант в свое времЯ сведет доброту, нравственное совершенство к
абстрактному видовому императиву.
     Ќет  и  нет, долг не может  быть единым и видовым. “  каждого из нас он
свой - неотъемлемый и исключительный. —тобы управлЯть моим поведением.  Љант
предлагает  мне  критерий:  всегда  желать  того,  чего  любой другой  может
пожелать. Ќо это же выхолащивает идеал, превращает его в юридический истукан
и  в маску с ничейными  чертами. џ могу желать в полной мере лишь того, чего
мне лично хочетсЯ.
     ђассмотренное  нами вычисление женской красоты служит ключом и длЯ всех
остальных сфер оценки. —то приложимо к красоте, приложимо и к этике.
     Њы  уже  видели,   что  всЯкое   отдельно   взЯтое  лицо  ЯвлЯет  собой
одновременно   и   проект  самого  себЯ  и   его  более  или   менее  полное
осуществление. ’о же самое и в сфере нравственности: каждый человек  видитсЯ
мне как бы  вписанным в свой собственный  нравственный силуэт, показывающий,
каким должен  бы  быть  характер  этого человека в совершенстве. €ные своими
поступками всецело заполнЯют  рамки  своих возможностей, но, как правило, мы
либо их не  достигаем,  либо  за  них выходим. Љак часто  мы  ловим  себЯ на
страстном  желании,  чтобы  наш  ближний  поступал  так  или  иначе,  ибо  с
удивительной Ясностью видим,  что тем самым он заполнил  бы  свой  идеальный
нравственный силуэт!
     ’ак давайте соизмерЯть каждого с самим собой,  а то, что есть  на самом
деле,  с  тем, что могло бы  быть. "‘тань  самим  собой" - вот  справедливый
императив... Ћбычно же с  нами  происходит  то, что  так чудесно и загадочно
выразил  Њалларме, когда,  делаЯ  вывод  относительно  ѓамлета,  назвал  его
"сокрытым ѓосподом, не могущим стать собой"[11].
     ѓде угодно  и  в чем  угодно будет нам  полезна эта идеЯ, открывающаЯ в
самой действительности, во  всем непредвиденном, что она  в себе таит, в  ее
способности  к  беспредельному обновлению  источник  идеалов, норм, образцов
совершенства.
     Љ  литературной или  художественной критике наша теориЯ применима самым
непосредственным образом. Ђ анализ, направленный на формирование суждениЯ  о
женской красоте, применим  к предмету чтениЯ.  Љогда мы читаем книгу, то  ее
"тело" как бы испытывает постукивание молоточков нашей удовлетворенности или
неудовлетворенности.  "ќто хорошо, - говорим мы,  - так и должно быть". €ли:
"ќто плохо,  это уходит  в  сторону  от совершенства".  €  автоматически  мы
намечаем критическим пунктиром ту схему, на  которую претендует произведение
и котораЯ  либо приходитсЯ ему  впору, либо  оказываетсЯ слишком просторной.
„а, всЯкаЯ книга - это сначала  замысел, а  потом его воплощение, измерЯемое
тем  же замыслом.  ‘амо произведение  раскрывает и  нам  свою норму  и  свои
огрехи.  €  было  бы величайшей  нелепостью делать одного  писателЯ  мерилом
другого.
     Ђ эта дама, сидЯщаЯ передо мной...
     - Љуатро Љаминос![12] - выкрикивает кондуктор. ќтот крик всегда вызывал
у менЯ тЯжелое чувство, ибо он - символ замешательства.
     Ћднако приехали. ‡а десЯть сантимов далеко не уедешь.



ЉЋЊЊ…Ќ’Ђђ€‰

ќ‘’…’€ЉЂ ‚ ’ђЂЊ‚Ђ…
     (Estetica en el tranvia). - O. ‘., 2, р. 33-39.
     Ќаписано в  1916 г.  Ћпубликовано в сборнике "Ќаблюдатель-1". Ќеобычное
по  форме  и  сюжету,  это  эссе  в  свое  времЯ  вызвало  большой  интерес,
проЯвившийсЯ  в подражательных опусах  других авторов. Ћртега умело соединил
здесь:   платоновскую   концепцию  любви   к  объекту  интереса;   концепцию
интенционального  акта, который  он трактует в духе готовности  к исполнению
(как стремление  сделать любимое совершенным), а также концепцию возможности
дедукции красоты на основе  феноменологического акта визуального восприЯтиЯ.
Џо Џлатону, любовь направлЯетсЯ от страстного желаниЯ завоевать и удерживать
то, чем овладеваешь,  к  выЯвлению красоты  этого  завоеванного, что,  таким
образом, превращает любовь в устремленность к благу. ќтот процесс рассмотрен
в  "”едре"  (265 и дальше) и  особенно  интересно  - в диалоге "Џир":  "Љто,
наставленный на путь любви, будет в правильном порЯдке созерцать прекрасное,
- наставлЯла ‘ократа некаЯ „иотима, - тот, достигнув конца этого пути, вдруг
увидит нечто  удивительное,  прекрасное  по своей  природе", нечто вечное  и
всегда  в  самом  себе  единообразное,  к  которому  "другие   разновидности
прекрасного не имеют... отношениЯ" (Џлатон. Џир, 210е-211д. - ‘оч., т. 1).
     Љонцепцию    интенционального    акта   сознаниЯ    Ћртега    стремилсЯ
интерпретировать  в духе  "спасающего" размышлениЯ,  то есть  готовности "Я"
превратить  объект  любви  в нерасторжимую  часть  менЯ  самого.  €нструмент
реализации   своего    намерениЯ    Ћртега   видел   в   новом   направлении
западноевропейской мысли -  в феноменологии.  ‚  1913 г. в серии  статей под
общим заголовком  "ѓуссерль.  Ћ понЯтии  ощущениЯ"  он подробно анализировал
труды    ученика   ѓуссерлЯ   ѓ.   ѓофмана,   направленные   на   построение
феноменологической концепции ощущениЯ как акта цельного, сложного (в отличие
от  попыток ѓ.  ќббингауза  и ‚. ‚ундта  выделить  "идеальное",  "атомарное"
ощущение), содержащего  или дающего "чувственную интимность" (das  sinnliche
Erlebnis)   реального  объекта.  Ћртега   приветствовал  эту  идею  ѓофмана,
поскольку в  соответствии с ней овладение сущностными чертами  объекта могло
осуществлЯтьсЯ уже на стадии так называемых  презентативных  актов сознаниЯ,
то есть в представлении, воображении объекта,  в фантазии: "...мы  говорим о
необходимости одного реального (презентативного. - Ћ. †.) акта и основанного
на нем  суждениЯ, ибо только  в одном этом мы открываем  закон"  (Ћ. ‘.,  1,
р.251).  Ћртега,  таким образом, полагал,  что идеЯ "спасающего" размышлениЯ
получила со стороны феноменологии экспериментальное подтверждение.



     [1] —еловек хорошего общества (франц.).

     [2] ‚ "ђазмышлениЯх о "„он Љихоте" (Џредварительное  размышление, разд.
II.  Љультура  - Ѓезопасность)  в общем виде представлено  видение  сущности
испанской  культуры,  или  "понимание испанского"...  ЋпределЯющими  чертами
испанской культуры, по Ћртеге, ЯвлЯютсЯ:  1)  энергетическаЯ  напрЯженность,
всегда  готоваЯ  проЯвить себЯ  в  выдающихсЯ  творениЯх  разного  рода;  2)
двусмысленность,  небезопасность  всего,  что  рождаетсЯ  в  лоне  испанской
культуры;  это последнее свойство  ЯвлЯетсЯ  следствием  того, что в  каждый
момент своей истории и в каждом из выдающихсЯ творений испанскаЯ культура не
подкреплена  опытом прошлого и не заботитсЯ о перспективе развитиЯ в будущем
(см.: Ћ. ‘., 1, р. 83, 84).

     [3] ‡амок, загородный дом (франц.).

     [4]   ‚  учении  Џлотина  "единое"   ("идеЯ")  Џлатона  разрабатываетсЯ
систематически; вместе с тем оно приобретает отчетливую мистическую окраску.
‚ "ќннеадах" Џлотина мы встречаем  учение  об  абсолютной  трансцендентности
идеи, ее  предшествовании  сущему  в  качестве.  умонепостигаемого  принципа
сущего.

     [5] Њироощущение ‹уиса де ‹еон тесно свЯзано с идеЯми неоплатонизма.

     [6] Ћперный театр в Њадриде, открытый в 1850 г.

     [7] ’оптание на месте (франц.).

     [8] Ќекую идею, котораЯ приходит мне в голову (итал.).

     [9] „а прославитсЯ ђазнообразие ‘озданий, очарование мира (итал.).

     [10] ”уэнкарраль - ближайший в то времЯ пригород к северу от Њадрида.

     [11] ‘м. Mallarme St. Divagations, Hamlet.

     [12]Љуатро Љаминос  (букв.  "четыре  дороги")  - площадь-перекресток  и
название района на северной окраине в Њадриде.



     Љомпьютерный набор - ‘ергей Џетров
     „ата последней редакции - 11.07.99
     ”айл в формате WinWord 6.0/95 хранитсЯ на сайте:
     http://www.chat.ru/~scbooks

Last-modified: Sat, 13 May 2000 07:50:55 GMT
Ћцените этот текст: