днЯЯ ипостась. Ќо
как  бы  ни  был  он  далек  от продолжениЯ  рода,  есть  еще  один  монстр,
несравненно более  удачливый, чем он:  это свЯтой  -- пример одновременно  и
завораживающий, и отталкивающий, по отношению к которому мы всегда находимсЯ
в ложном положении и всегда на полпути. ‡ато его собственнаЯ  позициЯ весьма
однозначна:  никакой  игры и никакого  дилетантизма. ‚зобравшись  на золотые
вершины  собственного  отвращениЯ  к миру,  ЯвлЯЯсь антиподом  ’ворениЯ,  он
создал  из  своего небытиЯ некий ореол. Џрирода  никогда не знала  подобного
бедствиЯ: с точки  зрениЯ увековечениЯ рода  он  знаменует собой  абсолютный
конец,  предлагает  радикальную  развЯзку.  Ѓыть печальным,  как ‹еон  Ѓлуа,
оттого,   что   мы   не  ЯвлЯемсЯ  свЯтыми,  означает   желать  исчезновениЯ
человечества... <i>во  имЯ  веры!</i> Ќасколько же положительным по сравнению с ним
кажетсЯ  „ьЯвол,  который, утверждаЯ  нас в нашем несовершенстве, невольно и
вопреки его  собственной  сущности способствует тому,  чтобы мы сохранились!
€скорените грехи, и  жизнь  стремительно зачахнет.  ‚ один  прекрасный  день
безумнаЯ тЯга к продолжению рода  исчезнет, причем скорее из-за  усталости и
скуки,  чем из-за свЯтости. —еловек выбьетсЯ из сил не потому, что стремитсЯ
к совершенству, а потому, что  растратил себЯ  попусту. ’огда он будет похож
на <i>пустосвЯта</i> и окажетсЯ столь же далек от жизненной силы природы, как далек
от нее этот образец законченности и бесплодиЯ.
     —еловек  производит  потомство,  лишь  оставаЯсь сопричастным общей длЯ
всех людей судьбе. ЏриближаЯсь же  к сущности беса или ангела, он становитсЯ
бесплодным  или  начинает  порождать  недоносков. „лЯ  ђасколь-никова, €вана
Љарамазова  или  ‘таврогина  любовь ЯвлЯетсЯ лишь предлогом,  ускорЯющим  их
погибель; а вот длЯ Љириллова этот предлог не  нужен --  он  соизмерЯет себЯ
уже не с людьми, но с ѓосподом. —то же касаетсЯ
     105


     €диота  или Ђлеши, то уже сам факт, что один подражает •ристу, а другой
-- ангелам, сразу ставит их в рЯды импотентов...
     Ќо  вырвать себЯ  из цепи  существ  и отказатьсЯ  от идеи восходЯщей  и
нисходЯщей линий родства тем не  менее не означает соперничества  со свЯтым,
гордынЯ которого не втискиваетсЯ ни в какие земные масштабы. ‚ сущности, под
решительностью,  с которой  человек  отрекаетсЯ  от  всего,  под  непомерным
подвижничеством такого вида смирениЯ кроетсЯ демоническаЯ страсть: отправнаЯ
точка,  с  которой  начинаетсЯ  движение в  сторону свЯтости,  принимает вид
вызова, брошенного всему  роду  человеческому. Џотом свЯтой  взбираетсЯ  все
выше и выше по лестнице самоусовершенствованиЯ, начинает говорить о любви, о
Ѓоге, обращаетсЯ к смиренным, возбуждает любопытство  черни -- и  раздражает
нас. Ћн бросил нам перчатку...
     Ќенависть  к "роду человеческому" и  его  "духу" роднит нас с убийцами,
безумцами, божествами и со всеми великими,  обреченными на бесплодие людьми.
ЌачинаЯ с  определенной степени одиночества, следовало бы,  перестав любить,
отвергать  завораживающую  грЯзь  спариваниЯ.  ’от,  кто хочет  любой  ценой
увековечить себЯ в потомстве,  почти  ничем не отличаетсЯ от пса: он еще  не
выделилсЯ из <i>природы;</i> и никогда  не уразумеет,  что можно подчинЯтьсЯ власти
инстинктов и одновременно восставать против них, наслаждатьсЯ преимуществами
собственного биологического вида и презирать их: длЯ него <i>отсутствие желаний</i>
-- этот  конец расы --  не свЯзано с отсутствием  <i>вкуса к жизни...</i> ‚от в чем
внутренний  конфликт  того,  кто  поклонЯетсЯ  женщине  и испытывает  к  ней
отвращение, постоЯнно  бросаЯсь из одной крайности  в другую.  Џоэтому -- не
доходЯ  до  полного  отрицаниЯ  рода  человеческого  --  он  разрешает  этот
конфликт, грезЯ на женских грудЯх о пустыне и смешиваЯ благоухание монастырЯ
с  острым запахом чересчур конкретного  пота. <i>Ќеискренность плоти</i> приближает
его к свЯтым...
     Ћдиночество   ненависти...  Ћщущение   бога,  занЯвшегосЯ  разрушением,
попирающего  сферы,  оплевывающего  лазурь  и созвездиЯ...  бога неистового,
нечистоплотного и вредного... „емиургиЯ, выбрасывающаЯ в космос  рай за раем
и сортир за сортиром,  космогониЯ  белой горЯчки;  апофеоз конвульсий, желчь
поверх  всех  остальных стихий...  ‚се  твари,  устремившиесЯ  к первообразу
безобразиЯ и вздыхающие  по  идеалу  уродства... ѓримасничающее  мироздание,
ликование  крота,  гиены  и  вши... Ќикакого горизонта, простор  только  длЯ
монстров и паразитов. ‚се движетсЯ в сторону гнусности и гниениЯ: земной шар
гноитсЯ, а живущие на нем подставлЯют свои раны лучам светЯщегосЯ шанкра...
        ќстет, пишущий †итиЯ свЯтых
     —резмерный   интерес  к   жизни  свЯтых   отнюдь  не   ЯвлЯетсЯ  знаком
благословениЯ. Љ  этому наваждению  подмешиваетсЯ  любовь к недугам и  жажда
извращенности. ‘вЯтость начинает  беспокоить человека только после того, как
его разочаровали <i>земные</i>  парадоксы.  ’огда он  начинает  искать  иного  рода
парадоксы, имеющие более необычный состав, сдобренные неведомыми
     106


     ароматами  и  истинами;  тут  есть  надежда  приобщитьсЯ к  безумствам,
отличным  от  безумств  повседневности,   к  безумствам,  чреватым  небесной
экзотикой; так  происходит встреча со свЯтыми,  человек видит их деЯниЯ,  их
отвагу, их вселенную.  Ќеобычайное  зрелище! €  принимаетсЯ твердое  решение
провести  оставшуюсЯ жизнь  в  состоЯнии  отрешенности,  исследовать  ее  со
сладострастной   самоотверженностью,   полностью   освободитьсЯ   от  прочих
искушений, поскольку вот  оно, подлинное  и неслыханное искушение. ’ак эстет
всецело посвЯщает себЯ описанию  жизни  свЯтых... Ћн ввЯзываетсЯ в это дело,
не  подозреваЯ,  что  это  всего  лишь  прогулка  и  что  в  этом  мире  его
разочаровывает все, даже свЯтость...
        “ченик свЯтых жен
     Ѓыло  времЯ,  когда одно лишь  <i>имЯ</i>  какой-нибудь свЯтой  наполнЯло менЯ
блаженством,  когда  Я  завидовал  авторам  монастырских  хроник,  очевидцам
стольких несказуемых истерий, стольких прозрений и обмороков.  џ считал, что
быть  <i>секретарем</i>  какой-нибудь  свЯтой --  самое  славное  поприще  из  всех
доступных смертным. € воображал себЯ  в  роли  исповедника  пламенных свЯтых
жен, и представлЯл себе все то,  что утаил от нас Џьетро  из Ђльваст-ры -- о
жизни свЯтой Ѓригитты, ѓенрих из ѓалле -- о Њехтильде Њаглебургской, ђаймунд
Љапуанский -- о  …катерине ‘иенской, брат Ђрнольд  -- об Ђнджеле из ”олиньо,
€оганн фон  Њариенвердер  -- о  „оротее Њонтауской,  Ѓрентано  -- о Љатарине
ќммерих... Њне казалось, что какаЯ-нибудь „иодата дельи Ђдемари или „иана из
Ђндоло  вознеслись  на небо  благодарЯ одной  лишь красоте своих  имен:  они
внушали мне <i>чувственную</i> любовь к иному миру.
     Љогда Я  перебирал в памЯти испытаниЯ, выпавшие на  долю  ђозы ‹имской,
‹идвины ‘хиедамской, …катерины из ђиччи и многих других, когда Я думал об их
рафинированной   жестокости  по  отношению  к  самим   себе,  об  изощренных
самоистЯзаниЯх,  о  добровольном  попрании  своей прелести и  очарованиЯ,  Я
преисполнЯлсЯ  ненависти   к   паразитировавшему   на   их  смертных   муках
бессовестному  †ениху, к этому ненасытному  небесному „он †уану,  всевластно
царившему  у них в  сердцах.  €змученный  вздохами и  потом земной любви,  Я
обращалсЯ  к  ним уже только из-за их поисков  иного способа любви. "…сли бы
одна-единственнаЯ  капелька  того,  что  Я  ощущаю,  --  говорила  …катерина
ѓенуэзскаЯ,  -- упала в Ђд,  она тут  же преобразила бы его в ђай". џ ожидал
этой капли, котораЯ, доведись ей упасть,  может быть, задела бы  на излете и
менЯ...
     ЏовторЯЯ  про  себЯ  восклицаниЯ  ’ересы  де •есус, Я слышал, как  она,
шестилетнЯЯ,  кричит: "‚ечность, вечность!" -- потом следил  за эволюцией ее
наваждений,  восторгов,   переживаний.   Ќет   ничего   пленительнее  <i>личных</i>
откровений, противоречащих догмам  и  приводЯщих –ерковь в замешательство...
Њне хотелось бы иметь дневник этих двусмысленных признаний, дабы  насытитьсЯ
их подозрительной ностальгией... ‚ершины сладострастиЯ достигаютсЯ отнюдь не
в глубине альковов: ну  разве могут сравнитьсЯ наши подлунные экстазы с тем,
что  угадываетсЯ за восторгами  свЯтых  жен?  —то же касаетсЯ содержаниЯ  их
тайн, то нам приоткрыл его Ѓернини<sup>1</sup> в одной из
     107


     своих римских статуи,  где свЯтаЯ испанка  наводит нас на  самые разные
мысли относительно двусмысленного характера ее обмороков...
     Љогда Я вновь задумываюсь о человеке,  который, по моим предположениЯм,
достиг вершин страсти, оказываЯсь во власти то  чистейшего, то сомнительного
трепета, впадаЯ в беспамЯтство, от которого ночи озарЯютсЯ  заревом и все от
ничтожнейшей былинки до небесных светил тает в ликующем судорожном голосе --
в  длЯщейсЯ мгновение  бесконечности,  раскаленной и  звучной,  такой, какаЯ
могла  бы  родитьсЯ лишь  в  воспаленном  мозгу какого-нибудь  блаженного  и
безумного  бога, --  когда  Я  задумываюсь  обо  всем  этом,  то  в сознании
возникает  одно-единственное имЯ: ’ересы  де  •есус  и  слова одного  из  ее
откровений, которые  Я себе повторЯл каждый день: "’ы должна теперь говорить
не с людьми, а с ангелами".
     џ  прожил многие  годы  под  сенью  свЯтых  жен,  полагаЯ,  что с  ними
сравнитьсЯ не может никто: ни  мудрецы, ни сумасшедшие.  ‚  своем  безмерном
почитании  этих  свЯтых жен  Я растратил  весь мой  пыл, все отпущенные  мне
запасы обожаниЯ, всю силу  моих желаний, весь  огонь моих грез. Ђ потом... Я
перестал их любить.
        Њудрость и свЯтость
     €з  всех  великих  больных именно свЯтые  лучше  всего  умеют извлекать
пользу  из  своих  болезней.  Ќатуры  своевольные и  Яростные, они  ловко  и
неистово пользуютсЯ собственной неуравновешенностью. ‘паситель, которому они
подражают,  был  образцом  честолюбиЯ  и  дерзости.  ‚крадчиваЯ  сила  этого
непревзойденного  воителЯ, его способность идентифицироватьсЯ  с изъЯнами  и
пороками души позволили  ему создать  на земле  царство,  о  котором  не мог
мечтать  ни один генерал.  ‚ его  страстЯх  есть  <i>методичность:</i>  именно  эта
сноровка больше всего восхищает тех, кому он служит идеалом.
     Ћднако  мудрец,  презирающий и драматизм,  и  роскошь,  ощущает, что он
столь же далек от свЯтого, как и от жуира, не  обращает вниманиЯ на романные
интриги жизни  и из утраты иллюзий и нелюбознательности строит свое душевное
равновесие. Џаскаль<sup>1</sup> -- это  свЯтой <i>без темперамента:</i> его болезнь
сделала из него чуть больше,  чем мудреца, и чуть меньше,  чем свЯтого. ќтим
объЯснЯютсЯ и  его колебаниЯ, и  темный скепсис, которым  сменЯетсЯ его пыл.
<i>€зЯщный ум,</i> погруженный в Ќеисцелимое...
     ‘ точки зрениЯ мудрецов, нет существ более нечистых, нежели свЯтые; а с
точки  зрениЯ последних, нет существ более пустых, нежели мудрецы. ‚ этом --
всЯ разница между человеком понимающим и человеком стремЯщимсЯ.
        †енщина и абсолют
     "Љогда ѓосподь наш говорил со мною, а Я лицезрела …го чудную красоту, Я
замечала  то  кротость, то суровость, с коими  уста …го, столь  прекрасные и
божественные,  произносили  речи.  Њною  овладело страстное желание  узнать,
каков цвет очей …го и каков рост …го, чтобы можно было говорить об
     108


     этом; но Я так  никогда и не  удостоилась получить  это знание.  ‚сЯкие
усилиЯ познать сие напрасны" (свЯтаЯ ’ереса).
     <i>–вет  очей …го...</i> ‚от  она, непристойность в женской свЯтости! ‚ознести
до небес бестактность, присущую женскому полу,  -- тут есть отчего утешитьсЯ
и  не  чувствовать  себЯ  обездоленными каждому мужчине, а  особенно  каждой
женщине, оставшимсЯ по сю сторону божественного приключениЯ. Џервый мужчина,
перваЯ женщина -- вот непременнаЯ  основа ЏадениЯ, которое  никому и никогда
не искупить -- ни гению,  ни свЯтости. ‚идели  ли когда-нибудь на свете хотЯ
бы одного <i>обновленного</i>  человека, который  бы во всех отношениЯх превосходил
того,  каким он был? „аже длЯ самого €исуса  Џреображение, возможно, Явилось
всего лишь мимолетным событием, неким оставшимсЯ без последствий этапом...
     ‘тало быть, между свЯтой  ’ересой и другими женщинами тоже скорее всего
можно  обнаружить  лишь  одну  разницу,  свЯзанную  со  способностью  первой
бредить,  с интенсивностью и направленностью ее  <i>капризов.</i>  ‹юбовь,  будь то
человеческаЯ или божественнаЯ, уравнивает всех: любовь к шлюхе или к ѓосподу
предполагает  <i>одно  и  то же</i>  движение души --  в  обоих  случаЯх  это порыв
<i>биологического  существа.</i> ЊенЯетсЯ лишь <i>объект;</i> но какое он  имеет значение,
коль скоро  он ЯвлЯетсЯ  всего  лишь  поводом  длЯ  потребности  кого-нибудь
обожать  и  коль скоро Ѓог оказываетсЯ  всего лишь  одной  из отдушин  среди
многих других?
        €спаниЯ
     Љаждый народ интерпретирует божественные атрибуты  применительно к себе
и на свой манер. € все-таки пыл, свойственный €спании,  выглЯдит уникальным.
…сли  бы можно было разделить этот пыл между остальными странами, Ѓог был бы
исчерпан,  опустошен и лишен самого себЯ.  € вот именно  длЯ того,  чтобы не
пропасть -- в целЯх самозащиты, -- он работает над тем,  чтобы в <i>его</i> странах
процветал  атеизм.  ‘трашась  пыла, вдохновителем которого  был  он сам,  он
боретсЯ  с собственными  чадами,  с их буйством,  которое его  ослаблЯет; их
любовь расшатывает его власть и его могущество. ’олько неверие оставлЯет его
целым и невредимым; отнюдь не сомнениЯ <i>подтачивают</i> Ѓога, а как раз вера. ‚от
уже много веков  церковь делает его все более  и  более заурЯдной, доступной
фигурой,  готовит  ему  при помощи  теологии  смерть без  загадок, агонию  с
комментариЯми и  разъЯснениЯми: и без того  уже  издерганный  молитвами,  он
страдает еще  и от  экзегетики. Ќе меньше  чем  €спании  боитсЯ он  ђоссии и
поэтому умножает в ней количество атеистов. ЃлагодарЯ их нападкам он хотЯ бы
сохранЯет еще иллюзию всемогущества,  спасаЯ  таким образом по  крайней мере
один из своих атрибутов. “ж эти  верующие! „остоевский, ќль ѓреко -- ну были
ли у Ѓога  более нервные враги, чем  они? Ђ разве не  предпочтет  он Ѓодлера
•уану де ла  Љрус<sup>1</sup>? Ћн боитсЯ и тех, кто видит его, и тех, сквозь
кого видит он сам.
     ‚сЯкаЯ  свЯтость  ЯвлЯетсЯ  в большей  или меньшей степени испанской: и
если бы Ѓог был циклопом, €спаниЯ служила бы ему оком.
     109


        €стериЯ вечности
     џ  допускаю,  что можно  любить крест, но вот воспроизводить изо  днЯ в
день банальное  событие,  произошедшее на  ѓолгофе,  --  это уже  из области
чудодейственного,  бессмысленного   и  глупого.  ‚едь   если  злоупотреблЯть
очарованием ‘пасителЯ, то он наскучит, как и любой другой.
     ‘вЯтые мужского  пола  были великими  извращенцами, а  свЯтые  жены  --
потрЯсающими  сладострастницами. ‚месте  они,  помешавшись  на  одной  идее,
превратили  крест в  порок. "ѓлубина"  -- это  свойство  тех,  кто,  не умеЯ
вносить разнообразие в свои мысли и желаниЯ, стимулируют постоЯнно одну и ту
же область наслаждениЯ и горЯ.
     Џодметив, насколько переменчивы мелькающие мгновениЯ, мы никак не можем
допустить единого абсолютного событиЯ: не можем признать, что €исус разделил
историю  надвое  и  что  поЯвление  креста  сломало  беспристрастное течение
времени.  ђелигиознаЯ мысль, ЯвлЯЯсь одной из форм навЯзчивой  идеи, изымает
из  совокупности  событий крошечный  отрезок  времени и наделЯет  его  всеми
свойствами бесконечного. ’олько так стали возможными боги и их сыновьЯ...
     †изнь -- это область моих пристрастий: все, что Я беру из  безразличиЯ,
Я почти тотчас туда же и возвращаю.  Ђ вот у свЯтых  подход совсем иной: они
<i>делают выбор</i>  раз  и  навсегда. <i>џ</i> живу, чтобы  освобождатьсЯ от  всего,  что
люблю;  они  же --  чтобы пристраститьсЯ к одному-единственному  объекту;  Я
вкушаю вечность, а они проваливаютсЯ в ее пучину.
     ‡емные   --  а  тем  более  небесные  --   чудеса  ЯвлЯютсЯ  следствием
долговременной    истерии.   ‘вЯтость    --   это    землетрЯсение   сердца,
самоуничтожение   в   порыве   веры,   вершинное   выражение    фанатической
чувственности,  трансцендентное  уродство... Њежду  визионером  и  недоумком
больше общего,  чем между визионером  и скептиком.  –елаЯ пропасть  отделЯет
веру от познаниЯ без надежды, от существованиЯ <i>без результата.</i>
        ‘тупени гордыни
     ‘лучаетсЯ,  что,  приобщаЯсь к безумию свЯтых, вы забываете  о границах
своих  возможностей, о  цепЯх, о  тЯжком бремени и  восклицаете: "џ --  душа
мирозданиЯ;  Я питаю своим  пламенем  вселенную.  Ћтныне  ночи  не будет:  Я
приготовил вечный праздник светил. ‚ солнце отныне нет нужды  -- все сиЯет и
камни стали легче ангельских крыльев".
     Џотом меж исступлением и сосредоточенностью тон  менЯетсЯ: "…сли Я и не
ЯвлЯюсь „ушой мира, то, по крайней мере, стремлюсь стать таковой. ђазве Я не
даровал всем предметам  свое собственное имЯ? ‚се говорит обо мне, от навоза
до небосвода; разве Я не ЯвлЯюсь молчанием и рокотом вещей?"
     ...€ на последней стадии упоение проходит: <i>"џ</i> -- могила искр, посмешище
длЯ червей, докучающаЯ лазури падаль, карикатурный соперник небес, Ќичто без
права  на вечное гниение.  Љакого же адского совершенства  Я  достиг,  что в
сузившемсЯ вдруг пространстве мне некуда даже упасть?"
        110


        Ќебо и гигиена
     ‘вЯтость  --  это самый  совершенный плод  болезни;  пока пребываешь  в
добром  здравии,  она  кажетсЯ  в высшей  степени  чудовищной,  непонЯтной и
вредной. Ќо  стоит автоматическому гамлетизму под названием "Ќевроз" заЯвить
о  своих  правах, как  небеса  тут  же  резко  очерчиваютсЯ,  превращаЯсь  в
обрамление  тревожной  ситуации. Ћт  свЯтости  можно  защищатьсЯ, заботЯсь о
себе: ведь она возникает от чрезмерной неопрЯтности души и тела. …сли бы то,
что не поддаетсЯ проверке, христианство заменило  гигиеной, тщетны  были  бы
попытки  отыскать  на  протЯжении  всей его истории хотЯ  бы одного свЯтого.
Ћднако оно не давало закрытьсЯ нашим ранам  и мешало нам избавитьсЯ от нашей
грЯзи, от ставшей нашей сущностью фосфоресцирующей грЯзи...
     ‡доровье -- вот  оружие, побеждающее религию.  €зготовьте универсальный
эликсир,  и  Ѓог  безвозвратно   исчезнет.  Ѓесполезно  пытатьсЯ  соблазнЯть
человека иными идеалами  --  они слабее  болезней. Ѓог -- это наша ржавчина,
незаметно разъедающаЯ  нашу  субстанцию.  Љогда  он  в  нас  проникает,  нам
кажетсЯ, что  мы поднимаемсЯ вверх,  тогда как  на самом деле мы падаем  все
ниже и ниже; когда же  наступает наш срок, он подводит итог нашему падению и
мы  оказываемсЯ  навеки  "спасенными".  ‡ловещее  суеверие,  рак  в   нимбе,
терзающий землю на протЯжении многих тысЯчелетий...
     џ ненавижу всех богов; Я  недостаточно здоров, чтобы их презирать.  ќто
великое унижение Ѓезразличного.
        Ћ некоторых видах одиночества
     Ѓывают такие сердца, в которые Ѓог  не смог бы  заглЯнуть, не лишившись
невинности. Џечаль --  это  нечто  независимое  от творениЯ;  если бы ’ворец
проник в глубины мира, он утратил  бы душевное равновесие. ’от, кто считает,
что мы все еще смертны, не изведал определенных видов одиночества, равно как
и <i>неизбежности</i> бессмертиЯ, увиденного в смертных муках...
     „лЯ нас, современников,  счастье заключаетсЯ в том, что мы поместили ад
внутрь самих  себЯ; если бы мы сохранили его стародавний облик, то окаменели
бы  от страха,  подпитываемого угрозами, которым уже две тысЯчи  лет. ’еперь
все наши испуги имеют субъективную окраску: <i>психологиЯ</i> -- это наше спасение,
наша лазейка.  ‚  прежние  времена считали, что  сей мир  родилсЯ  из  зевка
дьЯвола; сейчас мир считаетсЯ всего лишь обманом чувств, предрассудком духа,
изъЯном в ощущениЯх. Ћтныне мы знаем, как обстоит  дело с видением ‘трашного
суда, возникшим  у  свЯтой  •ильдегарды, или  же  видением  ада, возникшим у
свЯтой  ’ересы:  и  картины  невероЯтных  мучений,  и  картины  мистического
восторга  идут в  учебниках  по  психиатрии  по  разрЯду душевных  болезней.
‚прочем, хотЯ теперь  наши недуги  нам известны, от видений  мы пока еще  не
освободились, однако мы им больше не верим. Џогрузившись в химию таинств, мы
<i>объЯснЯем</i> все, вплоть до наших слез. Ћдного  только не можем объЯснить: если
душа -- это такаЯ малость, то откуда у нас это ощущение одиночества? € какое
пространство оно  занимает?  €  как  ему  удаетсЯ  внезапно  заменЯть  собой
огромную исчезнувшую действительность?
     111


        ЉолебаниЯ
     Ќапрасно ты ищешь среди людей образец длЯ себЯ: у тех, кто пошел дальше
тебЯ,  ты позаимствовал только  их отрицательные, дурные свойства: у мудреца
--  лень,  у свЯтого -- бессвЯзные речи,  у эстета --  досаду,  у  поэта  --
бесстыдство, а у всех, вместе взЯтых, -- разлад  с самим собой, сомнительное
поведение в повседневности  и ненависть ко  всему, что  живет,  чтобы  жить.
Љогда ты чист, ты сожалеешь об отбросах, становЯсь порочным -- о целомудрии,
погружаЯсь в грезы --  о грубости.  ’ебе суждено вечно быть лишь тем, кем ты
никогда  не станешь, и  вечно  суждено печалитьсЯ о том, что ты  есть такой,
какой ты  есть. €з  каких  контрастов  ты  впитал  свою  субстанцию и  какой
гибридный  дух приговорил тебЯ к пожизненной ссылке в этот мир? Ћстервенелый
страх перед  вырождением привел тебЯ к тому, что ты перенЯл у других их тЯгу
к деградации: у такого-то музыканта -- такую-то болезнь, у такого-то пророка
-- такой-то порок, а у женщин -- будь они поэтессы, распутницы или свЯтые --
их  меланхолию,  их  надрыв,  их разложение во плоти  и в мечтах.  ѓоречь --
первопринцип,  предопределЯющий твою судьбу, поступки и форму миропониманиЯ,
ЯвлЯетсЯ единственной устойчивой точкой в твоих колебаниЯх между отвращением
к миру и жалостью к самому себе.
        “гроза, исходЯщаЯ от свЯтости
     Џоскольку человек способен жить лишь по эту или по ту сторону жизни, он
подвергаетсЯ   двум  искушениЯм:   слабоумию  и   свЯтости.  Ћн   бывает  то
недочеловеком, то сверхчеловеком, но только не <i>самим собой.</i> Џри этом если он
не очень боитсЯ  стать  <i>меньше</i> себЯ, то  перспектива  стать <i>больше</i>  себЯ его
ужасает. Џривыкший к страданиЯм, он страшитсЯ их окончаниЯ: как ему решитьсЯ
утонуть в бездне совершенства, ждущей его на пути свЯтости, и в ней потерЯть
контроль  над собой?  ‘ползать  в  сторону слабоумиЯ или  свЯтости  означает
соглашатьсЯ выйти <i>за пределы</i> собственного "Я". ‘транно, что потерЯ сознаниЯ,
происходЯщаЯ  в случае помешательства, не  пугает  человека, в  то времЯ как
перспектива приблизитьсЯ  к  совершенству --  очень. Њы выше Ѓога  как раз в
силу  нашего  несовершенства,  а  боЯзнь расстатьсЯ  с нашим несовершенством
заставлЯет нас бежать от свЯтости. Њы страшимсЯ такого будущего, при котором
отчаЯние  покинет нас... и тогда, по  окончании наших бедствий, поЯвитсЯ еще
одно  бедствие, нежеланное,  бедствие, называющеесЯ  спасением; мы страшимсЯ
стать свЯтыми...
     ’от, кто  поклонЯетсЯ  собственному  несовершенству, тревожитсЯ, что  в
конце его  страданий  наступит преображение. —то  несовершенство  исчезнет в
трансцендентном свете...  “ж лучше  продолжать двигатьсЯ  по  направлению  к
абсолюту сумеречности, к прелестЯм слабоумиЯ...
        ЌакренившийсЯ крест
     •ристианство, эта возвышеннаЯ мешанина,  чересчур  глубоко,  а главное,
чересчур непристойно, чтобы еще сколько-нибудь продлитьсЯ: века его сочтены.
‘ каждым днем €исус становитсЯ все более пресным; его пропо-
     112


     веди,   как  и  его  кротость,   вызывают  раздражение;  его  чудеса  и
божественность  вызывают  усмешку.  Љрест  накренилсЯ:  из символа он  опЯть
превращаетсЯ в материю... и вновь входит в режим распада, в котором движутсЯ
к погибели  все без исключениЯ вещи, как почтенные,  так  и недостойные. „ва
тысЯчелетиЯ сплошных удач! ЃаснословнаЯ безропотность самого неугомонного из
животных... Ќо нашему терпению подошел конец... Ћдна мысль о том, что Я, как
все, мог искренне быть, хотЯ бы одно мгновение, христианином, повергает менЯ
в  недоумение. ‘паситель  мне  скучен. џ  мечтаю о мироздании, свободном  от
интоксикации небесами, о вселенной без креста и веры.
     Љак можно  не задумыватьсЯ  о том моменте, когда религии  не  будет,  а
человек, протрезвевший  и опустошенный, потерЯет все слова, обозначающие его
бездны? Ќеведомое станет столь же тусклым, как и  познанное;  все лишитсЯ  и
значениЯ,  и  сочности. Ќа руинах ЏознаниЯ  могильнаЯ  летаргиЯ из всех  нас
сделает призраков, лунных героев Ќелюбознательности...
        ’еологиЯ
     џ в хорошем настроении -- Ѓог добр;  Я в плохом настроении -- он зол; Я
равнодушен  -- он нейтрален.  Њои  состоЯниЯ  наделЯют его  соответствующими
атрибутами: когда Я люблю знание -- он всеведущ; когда Я начинаю поклонЯтьсЯ
силе,  он  делаетсЯ  всемогущим. Љогда  вещи кажутсЯ мне  существующими,  то
существует и  он;  когда они начинают казатьсЯ мне иллюзорными, он исчезает.
’ысЯча  аргументов  говорит  в  его  пользу,  другаЯ  тысЯча  аргументов его
отрицает; мои восторги оживлЯют его,  моЯ озлобленность душит его. Ќам так и
не удалось придумать длЯ него  более гибкого образа: то мы  боимсЯ его,  как
монстра,  то  давим,  как  насекомое;  мы боготворим  его -- и он становитсЯ
Ѓытием; мы  отталкиваем его, и тогда он  превращаетсЯ в  ничто. „аже если бы
Њолитве удалось заменить  собой  ‚семирное ’Яготение, она все равно врЯд  ли
обеспечила бы ему вечное вселенское существование:  он так и  осталсЯ бы  во
власти нашего настроениЯ. …го судьбе было угодно сделать его неизменным лишь
в  глазах  чересчур наивных или умственно отсталых людей.  Ђнализ  снимает с
него  все  покровы:  он --  ненужнаЯ  первопричина,  бессмысленный  абсолют,
покровитель простофиль, способ скоротать времЯ длЯ  отшельников,  безделица,
когда он служит развлечением длЯ  нашего  духа, и призрак, когда он ЯвлЯетсЯ
нам во времЯ приступа лихорадки.
     џ великодушен -- он полон  своих  достоинств; Я озлоблен -- и в нем нет
ничего хорошего. џ воспринимал его во всех его  формах: он не <i>выдерживает</i> ни
любознательности, ни  исследований; его таинственность  и  его бесконечность
деградируют;  сиЯние  его  тускнеет,  престиж  уменьшаетсЯ.  ќто  изношенный
костюм, который нужно  снЯть с себЯ как можно скорее: ну как можно так долго
облачатьсЯ  в  какого-то   бога,   состоЯщего  из  лохмотьев?   …го   убогое
существование, его  агониЯ растЯнулись на столетиЯ, но он нас  не переживет,
ведь  он стареет: его  предсмертный хрип раздастсЯ раньше  нашего. Љогда его
атрибуты  будут  израсходованы, ни  у кого уже  не хватит сил  придумать ему
новые, и человек,  который  сначала  их  принимал,  а потом отбросил, вскоре
после  этого отправитсЯ  в небытие  со своей самой интересной выдумкой  -- с
’ворцом.
     113


        Њетафизическое животное
     …сли бы можно было стереть все, что вписано  Ќеврозом в сердце  и мозг,
все оставленные им  вредные длЯ  здоровьЯ следы,  все нечистые тени, которые
его сопровождают! ‚се, что не ЯвлЯетсЯ поверхностным, нечистоплотно. Ѓог  --
это  плод  возмущениЯ  наших внутренностей, результат урчаниЯ  наших идей...
Ћдно  лишь стремление к Џустоте в  силах предохранить нас  от упражнениЯ  по
погружению  в  грЯзь,  каковым  ЯвлЯетсЯ  акт   веры.  Ќасколько   прозрачно
€скусство, озабоченное только внешними формами, безразличное к нашим целЯм и
нашим бедам! Ђ думать о Ѓоге, тЯготеть к  нему, заклинать его и претерпевать
его  --  все  это  свойства  поврежденного  тела  и  обанкротившегосЯ  духа!
Ѓлагородные  в  своей  поверхностности  эпохи  --  ђенессанс,  XVIII  в.  --
потешались над религией, презираЯ ее примитивные шалости. Ќо увы! …сть в нас
и  некаЯ сволочнаЯ  печаль, омрачающаЯ  и  наш  темперамент,  и  наши  идеи.
Ќапрасно грезим мы о вселенной в стиле рококо. Ѓог, вышедший из наших глубин
и наших пороков, осквернЯет эту прекрасную мечту.
     Њы ЯвлЯемсЯ метафизическими животными  благодарЯ имеющейсЯ в нас гнили.
€сториЯ  мысли -- это сумма моментов  нашей несостоЯтельности; жизнь „уха --
череда помрачений нашего ума. ‘лабеет наше здоровье? ‚селеннаЯ тоже от этого
страдает, становЯсь  все  более ущербной по  мере  убываниЯ нашей  жизненной
силы.
     Џережевывание  всЯких "почему" и  "как", восхождение до Џервопричины  и
прочих  причин   свидетельствуют  о  расстройстве  функций   и  способностей
организма, которое заканчиваетсЯ  "метафизическим бредом", когда  у человека
возникает  прогрессирующее  слабоумие от  частых мыслей  о бездне, когда  он
деградирует от тоски, став свидетелем беспримерного уродства таинств...
        ѓенезис печали
     Ќевозможно  себе представить  глубокую неудовлетворенность,  котораЯ не
носила  бы  религиозного  характера:  наше  вырождение   объЯснЯетсЯ   нашей
неспособностью  мысленно  представить себе  рай и достаточно сильно захотеть
туда  попасть, а  наши  недомоганиЯ  -- зыбкостью  наших  взаимоотношений  с
абсолютом. "џ ЯвлЯюсь неполноценным религиозным  животным, и от всех недугов
Я страдаю вдвойне" -- вот присказка готового к погибели человека, который то
и дело  повторЯет  ее  себе в утешение. ’ак и не  утешившись,  он взывает  к
морали, решаЯ  следовать  ее  совету, несмотрЯ на  риск показатьсЯ  смешным.
<i>"Џрими решение</i> никогда не  быть печальным", --  советует ему  мораль.  €  он
пытаетсЯ войти во вселенную „обра и Ќадежды...  ...Ќо усилиЯ его оказываютсЯ
тщетными,  поскольку они <i>противоестественны:</i> печаль  доходит до самых корней
нашей ущербности... печаль -- это поэзиЯ первородного греха...
        ђазглагольствованиЯ в монастыре
     „лЯ человека неверующего, расточительного и разбросанного не может быть
зрелища более озадачивающего, чем эти жвачные животные, занЯтые абсолютом...
Ћткуда у них такое упорство, чтобы проверить не поддающеесЯ проверке, откуда
столько вниманиЯ к неопределенному и столько пылкого желаниЯ понЯть
     114


     его? <i>џ</i>  ничего не  смыслю ни  в их  догмах, ни  в их безмЯтежности. Ћни
счастливы, и Я  их за  это упрекаю.  ‚от если бы они себЯ ненавидели! Ћднако
собственные "души" им дороже целой вселенной, и эта невернаЯ оценка ЯвлЯетсЯ
причиной их жертвенности и  самоотверженности, абсурдность которых  не может
не  впечатлЯть.  ‚  то  времЯ как  наши  жизненные  эксперименты  получаютсЯ
непоследовательными  и  бессистемными,  зависЯщими  от  случаЯ и  от  нашего
настроениЯ, они проводЯт всегда один и тот же  эксперимент с неприЯтными нам
монотонностью  и старанием. ‚ерно, что объектом  этого эксперимента ЯвлЯетсЯ
Ѓог, но какой интерес еще они могут постоЯнно в нем находить? ‚едь он всегда
тождествен  сам себе, всегда одинаково  бесконечен  и  почти  не способен  к
<i>обновлению;</i>  Я  мог бы поразмыслить  о нем мимоходом, но заполнЯть этим  все
свое времЯ!..
     ...…ще не рассвело. €з своей кельи Я слышу голоса, одни и те же рефрены
мирЯн, жертвоприношениЯ банальному  латинскому  небу.  —уть  раньше,  ночью,
слышались  торопливые шаги идущих в церковь.  ‡аутренЯ! „а окажись  там  Ѓог
собственной персоной, ЯвившийсЯ поприсутствовать на литургии в свою честь, Я
ни за  что  не выйду из дому на такой холод! Ћднако,  как бы там ни было, он
<i>должен</i> существовать,  потому что  в противном случае жертвы этих существ  из
плоти и крови, преодолевающих свою лень, чтобы идти ему поклонЯтьсЯ, были бы
настолько нелепыми, что рассудок  помутилсЯ  бы от одной  мысли об этом. ‚се
теологические  доказательства   кажутсЯ   пустЯками  в  сравнении   с   этим
переутомлением,  которое  вызывает  недоумение  у неверующего  и  заставлЯет
придавать  подобным усилиЯм хоть какой-то смысл и видеть в них хоть какую-то
пользу.  …сли,  конечно, не перевести  все  эти  добровольные недосыпаниЯ  в
эстетическую перспективу и не постаратьсЯ увидеть  в  суетности этих  ночных
бдений титаническое усилие,  направленное на создание нового  культа, культа
Љрасоты  абсурда  и ужаса... ‚еликолепие  молитвы,  котораЯ  ни  к  кому  не
обращена!  Ћднако  <i>что-то</i>  все-таки  должно  существовать:  ведь  когда  это
‚ероЯтное  перерастает  в  уверенность,  блаженство  перестает  быть  пустым
словом, тем более что единственный ответ на небытие  располагаетсЯ в области
иллюзий. Љак  же  им  удалось  заполучить  эту  иллюзию, котораЯ  на  уровне
абсолюта  называетсЯ  <i>благодатью?</i>  ЃлагодарЯ  какому  наитию  научились  они
надеЯтьсЯ на  то,  чего  даже  в минимальной дозе не  содержитсЯ ни  в одной
надежде мира? Џо какому праву  они пытаютсЯ обосноватьсЯ в вечности, которую
притом ничто не  обещает? Ќу  а эти  собственники -- единственные  <i>настоЯщие</i>
собственники  из  тех,  которых Я когда-либо  встречал,  -- с  помощью каких
уловок присвоили они себе таинство, чтобы  им  пользоватьсЯ? Ѓог принадлежит
им,  и было  бы  тщетно пытатьсЯ  у  них  его отнЯть:  они и сами не  знают,
благодарЯ какому <i>ухищрению</i> они завладели Ѓогом.  <i>‚ один прекрасный  день</i> они
поверили -- вот и все. Ћдин, например, обратилсЯ в веру по простому зову: он
верил сначала неосознанно, а  когда осознал,  постригсЯ в  монахи. Ђ  другой
изведал все  виды  мук, которые  прекратились, когда  его  внезапно озарило.
<i>•отеть</i>   поверить   невозможно.  ‚ера,  словно   болезнь,  либо   постепенно
вкрадываетсЯ  в  организм,   либо  поражает   внезапно.  Ќикто  не  в  силах
распорЯжатьсЯ    ею.   Ђбсурдно    желать   стать   верующим,    если    нет
предрасположенности. Љто-то из нас верующий, а кто-то нет, подобно тому  как
кто-то бывает сумасшедшим,  а кто-то нормальным. <i>џ</i> вот не могу ни  поверить,
ни пожелать себе поверить: вера --  это форма такого бреда,  к которому Я не
предрасположен... ЏозициЯ неверующего столь  же  непостижима,  как и позициЯ
верующего. џ предаюсь <i>удовольствию быть разочарованным</i> -- <i>таков</i> смысл нашего
<i>века;</i>  выше  ‘омнениЯ  Я ставлю  разве  что  согласие, которое  ЯвлЯетсЯ его
плодом...
     115


     € Я отвечаю  всем этим монахам с  розовыми или бледными лицами: "‚ы зрЯ
стараетесь. џ тоже смотрел в небо, но так ничего там и не увидел. Ћткажитесь
от попыток убедить менЯ: если Я порой и обретал Ѓога путем умозаключений, то
в сердце моем Я не находил его никогда.  € даже если бы  Я его там нашел,  Я
все равно не стал бы вам подражать -- мне смешны ваши поступки, ваши гримасы
и  особенно  ваши  балеты, называемые  мессами. Ќет ничего  выше наслаждениЯ
праздностью; даже если бы  наступил конец света, Я  не встал бы с постели  в
неурочный час: чего ради побежал бы Я из дому темной ночью, несЯ свой сон на
алтарь ‘омнительного?  „аже  если бы мне затуманила  голову  благодать  и  Я
трЯссЯ  в  непрерывном  экстазе,  малой  толики  сарказма хватило бы,  чтобы
вывести  менЯ из этого  состоЯниЯ. € ко всему прочему Я опасаюсь, что, начав
молитьсЯ, Я не выдержал  бы и рассмеЯлсЯ, тем  самым верой навлекаЯ  на себЯ
более страшное  проклЯтие, нежели неверием. ’ак избавьте же менЯ от излишних
усилий: плечи мои и так слишком устали, чтобы еще поддерживать небосвод..."
        Џрактика непокорности
     Ћ ѓосподи,  до чего же  мне омерзительны гнусные  дела  рук твоих и эти
тошнотворные уроды, которые кадЯт  тебе  и которые действительно  созданы по
твоему образу и подобию! ЌенавидЯ тебЯ, Я бежал от твоего конфетного царства
и от россказней твоих марионеток. ’ы -- гаситель наших порывов и  усмиритель
наших мЯтежей, пожарник нашего пламени, агент  нашего слабоумиЯ. …ще до того
как  Я заключил  тебЯ  в формулу,  Я  попирал твою  алхимию,  презирал  твои
проделки и  все  уловки,  которые составлЯют  твой  нарЯд ЌеобъЯснимого. Љак
щедро  оделил  ты  менЯ  желчью,  которую  твое  милосердие  позволило  тебе
сэкономить на своих рабах. Џоскольку нет лучшего отдыха, чем под сенью твоей
никчемности, длЯ  спасениЯ какой-нибудь твари  достаточно положитьсЯ на тебЯ
или на твои подделки. € Я не знаю, кто заслуживает большего сочувствиЯ: твои
приспешники или Я; мы все восходим по прЯмой линии к твоей некомпетентности,
к  тому,  как  ты творил,  мастерил,  изготовлЯл  свои  самоделки с кашей  и
сумЯтицей в голове.
     €з всего, что было извлечено из небытиЯ, существует ли что-нибудь более
ничтожное,  чем  этот  мир или идеЯ, предшествовавшаЯ его рождению? Џовсюду,
где   что-нибудь  дышит,   одним  увечьем   становитсЯ  больше:  нет  такого
сердцебиениЯ, которое не  подтверждало бы  ущербности живого существа. Џлоть
менЯ ужасает: эти мужчины, эти женщины -- требуха, хрюкающаЯ от спазмов.  Ќе
хочетсЯ признавать своего  родства с  этой  планетой, ведь каждый миг -- это
бюллетень, брошенный в урну моего отчаЯниЯ.
     €счезнет  ли твое  творение или  будет  существовать долго  -- не имеет
значениЯ! ’вои подчиненные все равно не сумеют достойно завершить то, что ты
начал  строить,  не  имеЯ  таланта.  Ћднако  они,  конечно,  сбросЯт  пелену
ослеплениЯ, которую ты накинул им на глаза. Ќо хватит ли у них сил отомстить
за себЯ, а у тебЯ -- защититьсЯ? ќтот биологический вид насквозь прогнил, но
ты  прогнил еще больше.  ЋборачиваЯсь  к твоему ‚рагу,  Я  жду днЯ, когда он
украдет твое солнце и повесит его в другой вселенной.

     116


     ЋЃђЂЊ‹…Ќ€… ‡ЌЂЌ€џ
     Ќаши истины стоЯт не больше, чем истины наших пращуров. ‡аменив их мифы
и символы рациональными понЯтиЯми, мы стали считать себЯ "передовыми", но те
мифы и символы <i>выражали</i> едва ли меньше, чем наши понЯтиЯ. „рево †изни, ‡мий,
…ва  и  ђай  обозначают  столько  же,  сколько †изнь,  Џознание,  €скушение,
Ѓессознательное.  Њифологические  персонификации „обра и ‡ла как инструменты
освоениЯ действительности не уступают категориЯм добра и зла в этике. ‡нание
--  в глубинных своих  чертах -- остаетсЯ неизменным: варьируетсЯ  лишь  его
<i>"обрамление".</i>  ‹юбовь продолжаетсЯ без ‚енеры, война --  без Њарса, и,  хотЯ
боги больше не вмешиваютсЯ в ход событий,  событиЯ от этого не становЯтсЯ ни
более  объЯснимыми,  ни  менее озадачивающими. ’Яжелый багаж  формул заменил
помпезность древних легенд,  а вот  константы  человеческой жизни  так  и не
изменились,  поскольку наука  постигает  их почти на том же уровне, на каком
это делали поэтические рассказы.
     ‘амонадеЯнность современного  человека  беспредельна:  мы считаем  себЯ
просвещеннее и проницательнее всех живших в минувшие столетиЯ людей, забываЯ
о  том,  что  учение,  например  Ѓудды,  поставило  проблему  небытиЯ  перед
миллионами  живущих на  земле  существ.  Њы  же вообразили, что открыли  эту
проблему  сами, поскольку сформулировали ее в  новых  терминах  и приправили
крохами  эрудиции.  •отЯ   какой   мыслитель  ‡апада  выдержит  сравнение  с
буддийским  монахом?  Њы терЯемсЯ среди  текстов и  терминов:  <i>медитациЯ</i>  --
понЯтие   неведомое  современной   философии.   …сли   мы   хотим   соблюсти
интеллектуальную  благопристойность,  нам следует  изгнать  из  нашего  духа
восторги по  поводу цивилизации,  равно как и суеверие по имени €сториЯ. —то
же касаетсЯ великих проблем, то у нас  нет и  тени превосходства  над нашими
давними и недавними предками: человечество всегда <i>все</i> знало, по крайней мере
о том, что касаетсЯ наиболее  ‘ущественного; современнаЯ философиЯ ничего не
добавлЯет  ни  к  древнекитайской  философии, ни  к  древнеиндийской,  ни  к
древнегреческой. ‚прочем, никаких <i>новых проблем</i> и не может быть, несмотрЯ на
то что  наша наивность или наше тщеславие  хотели бы убедить нас в обратном.
Ќу кому  под  силу  соревноватьсЯ  в  <i>игре идей</i>  с греческим  или  китайским
софистом,  кто   в  состоЯнии   столь   же   дерзко,  как  они,  оперировать
абстракциЯми? ‚се  вершины  мысли были покорены давным-давно, причем во всех
цивилизациЯх. ‘облазненные демоном Ќесказанного, мы слишком быстро забываем,
что  ЯвлЯемсЯ всего  лишь  эпигонами  первого  питекантропа,  который  начал
размышлЯть.
     ‘амую большую ответственность за современный оптимизм несет ѓегель. Љак
же это он не разглЯдел, что сознание менЯет лишь  свои  формы и модальности,
но совершенно не прогрессирует? ‘тановление исключает возможность абсолютной
завершенности, как исключает оно и цель:  приключение времени развертываетсЯ
при отсутствии какой бы то ни было вневременной задачи и  закончитсЯ,  когда
исчерпаютсЯ его возможности идти
     117


     вперед. Љачество сознаниЯ менЯетсЯ  вместе с эпохами, но количество его
при  смене эпох не растет. “ нас сознаниЯ  не больше,  чем в греко-романском
мире,  в  эпоху ђенессанса  или в XVIII в.; каждаЯ эпоха  совершенна сама по
себе -- и обречена на смерть.  Ѓывают  такие особые моменты,  когда сознание
напрЯгаетсЯ до предела, но такого помрачениЯ ума, чтобы человек не знал, как
подступитьсЯ  к  своим  важнейшим проблемам,  не было  еще никогда. Џроблемы
нужно решать постоЯнно, потому  что историЯ -- это вечный кризис<sup>1</sup>
и  вечное преодоление <i>наивности. Ќегативные состоЯниЯ,</i>  которые  как  раз  и
интенсифицируют  работу сознаниЯ, распределены по  истории  неравномерно, но
присутствуют во всех  периодах.  Љогда они уравновешенные и "счастливые", то
влекут за  собой  ‘куку --  естественный  термин  длЯ обозначениЯ счастьЯ. Ђ
когда торжествует хаос, то они  заканчиваютсЯ ЋтчаЯнием, за  которым следуют
религиозные  кризисы. €деЯ земного ђаЯ была составлена из разных  элементов,
не совместимых как  с €сторией, так  и с заполненным негативными состоЯниЯми
пространством.
     ‚се  пути,  все методы познаниЯ в  одинаковой степени пригодны: логика,
интуициЯ,   отвраще