ной великих отречений.
        *
     "…сли  бы солнце  и луна начали сомневатьсЯ,  они тут же  поблекли  бы"
(Ѓлейк). …вропа давно уже  сомневаетсЯ... и если нас ее упадок тревожит,  то
американцы и русские наблюдают за ним с безмЯтежностью, а то и с радостью.
     Ђмерика   возвышаетсЯ   в  мире  словно   неудержимое  небытие,  словно
фатальность без субстанции. Ќичто не предрасполагало ее к гегемонии;  тем не
менее теперь  она  к ней  тЯготеет, хотЯ и испытываЯ некоторое  колебание. ‚
отличие от других наций, на долю которых выпало немало унижений и поражений,
она  до  сих пор  знала  лишь  бесплодие непрерывного везениЯ. …сли ей  и  в
будущем все  будет даватьсЯ так  же легко, то само ее возникновение окажетсЯ
ничего не значащей  случайностью. ’ем, кто управлЯет ее судьбами и принимает
близко к  сердцу ее интересы, следовало бы  угостить  ее  дурными  деньками.
—тобы перестать  быть  поверхностным монстром,  ей  необходимо  какое-нибудь
масштабное  испытание.  €спытание,  которого, может быть,  не придетсЯ долго
ждать.  Џрожив  до сих  пор  за  пределами ада,  она  готовитсЯ сейчас  туда
спуститьсЯ. …сли она ищет  себе  судьбу, то найдет  ее  только на развалинах
всего того, что составлЯло смысл ее существованиЯ.
     —то же касаетсЯ ђоссии, то на ее прошлое невозможно смотреть без дрожи,
без  <i>настоЯщего</i> ужаса.  ѓлухое, полное ожиданий  и  неЯсной тревоги прошлое,
прошлое кротов-визионеров.  ђусские еще заставЯт народы задрожать; они и так
уже   возвели  политику  в   абсолют.   ќто  вызов,   который   они  бросают
подтачиваемому сомнениЯми человечеству, и у них хватит решимости нанес-
     157


     ти ему последний удар. …сли у нас души  больше нет, то у них ее сколько
угодно. Ћни не  отдалились от своих истоков, от той эмоциональной вселенной,
где дух еще сцеплен  с  почвой, с кровью и плотью; они <i>чувствуют</i> свои мысли;
их  истины,  равно как  и их заблуждениЯ, ЯвлЯютсЯ ощущениЯми, побуждениЯми,
поступками. Ќа самом деле они даже и не мыслЯт, а взрываютсЯ. ЏребываЯ еще в
том состоЯнии, когда разум не смЯгчает навЯзчивые идеи и не  разлагает их на
составлЯющие,  они  не знают  вредоносных последствий  рефлексии,  как и тех
сюрпризов,  которые  способно преподнести сознание в  пограничных ситуациЯх,
когда  оно становитсЯ  причиной разрывов  свЯзей с  почвой, причиной анемии.
‘тало  быть, они  могут спокойно отправлЯтьсЯ  в  путь. —то им противостоит,
кроме апатичного мира? Џеред ними нет практически ничего, ничего живого, обо
что они могли бы споткнутьсЯ, никакого препЯтствиЯ.  ђазве случайно  один из
них еще в XIX в. употребил  слово "кладбище", имеЯ в виду  ‡апад?  ‘коро они
начнут  поЯвлЯтьсЯ тут  толпами, чтобы  посмотреть  на труп. ‹юди  с хорошим
слухом уже слышат их шаги. Љто в силах  противопоставить развернутому фронту
их суеверий хотЯ бы слабое подобие уверенности?
     ЌачинаЯ с века ЏросвещениЯ …вропа непрестанно занималась сбрасыванием с
пьедестала собственных идолов, и делала она это  во  имЯ идеи терпимости; во
всЯком случае, пока она была мужественной, она верила в  эту идею и защищала
ее. „аже ее сомнениЯ были всего лишь замаскированными убеждениЯми; поскольку
они свидетельствовали о ее силе,  она имела право открыто заЯвлЯть  о  них и
право навЯзывать их другим. ‘ейчас же  они  ЯвлЯютсЯ всего  лишь  симптомами
нервозности, слабыми рецидивами атрофированного инстинкта.
     ђазрушение идолов  влечет  за собой  разрушение предрассудков.  Ќо ведь
предрассудки -- это <i>органические</i> фантазии цивилизации, которые  обеспечивают
ей долгую жизнь, сохранЯЯ ее характер. Ћна должна их уважать, если и не все,
то хотЯ бы те из них, которые наиболее тесно с ней свЯзаны и имели длЯ нее в
прошлом  ценность  суевериЯ  или  ритуала.  …сли  она   будет   воспринимать
предрассудки как чистые  условности, то мало-помалу от них освободитсЯ и при
этом  не  сможет  собственными  силами  найти  им  замену.  Ћбречена  ли она
поклонЯтьсЯ капризу, свободе, личности? Њы здесь  имеем  дело с конформизмом
хорошего тона.  …сли она откажетсЯ от конформизма, каприз, свобода, личность
превратЯтсЯ в мертвую букву.
     …сли хочешь удержатьсЯ в истории, необходим хотЯ  бы минимум неразумиЯ.
„ействовать -- это одно, а  воспринимать собственные действиЯ умом  -- нечто
совсем другое.  Љогда поступок виден насквозь,  он исчезает, а вместе  с ним
исчезает и  предрассудок, чьЯ функциЯ состоит именно  в том, чтобы подчинЯть
сознание   поступку,  укрощать  его...  ’от,   кто  разоблачает  собственные
фантазии, отказываетсЯ от побудительных причин своего действиЯ и даже как бы
от самого себЯ.  Ђ раз  так, то  он  вынужден будет пользоватьсЯ какими-либо
иными побудительными причинами,  которые станут его  отрицать, поскольку они
возникают не  в недрах  его души.  —еловек,  желающий  сохранЯть  внутреннее
равновесие,  не  должен  заходить слишком  далеко  в  своем  трезвомыслии  и
аналитичности. Ќасколько же это более верно в отношении цивилизации, котораЯ
начинает   терЯть   устойчивость,   стоит   ей   покритиковать   собственные
заблуждениЯ,  способствовавшие ее росту и  расцвету, стоит ей  поставить под
сомнение <i>собственные</i> истины!
     158


     ‘пособностью  сомневатьсЯ  не  следует  злоупотреблЯть.  Љогда  скептик
перестает извлекать из своих проблем и размышлений активные добродетели, это
значит, что он  приближаетсЯ  к собственной  жизненной развЯзке,  правильнее
даже сказать,  что он стремитсЯ к ней,  мчитсЯ к ней на  всех парусах: пусть
кто-нибудь   разрешит   его   колебаниЯ,   пусть   кто-нибудь   поможет  ему
капитулировать!  Ќе  знаЯ уже,  как  ему  употребить  собственные тревоги  и
свободу, он не без ностальгии подумывает о палаче, мало того, призывает его.
’е, кто  не нашел ответа  ни на  что,  лучше переносЯт тиранию,  чем те, кто
нашел  ответ  на все.  ’ак,  дилетанты  умирают  с  большей  легкостью,  чем
фанатики.  ‚  годы  ”ранцузской  революции  многие  из  бывших  аристократов
всходили на эшафот с улыбкой на устах; когда же настал  черед Якобинцев, они
поднимались на  него озабоченные и  угрюмые, ведь  они умирали  во имЯ некой
истины, во имЯ  предрассудка. Ђ  вот  сегоднЯ куда бы мы ни  кинули взор, на
глаза нам попадаютсЯ лишь  эрзацы истины, подобие  предрассудков; те, у кого
нет  даже  этого  эрзаца,  выглЯдЯт  более  невозмутимыми, но  улыбка у  них
машинальна: последний убогий отблеск элегантности.
        *
     € русские, и  американцы  оказались недостаточно зрелыми и недостаточно
испорченными  в  интеллектуальном  отношении,  чтобы  "спасти"  …вропу  или,
скажем, найти какое-нибудь оправдание ее упадку. Ќемцы же, сами основательно
испорченные, в принципе могли бы придать ей подобие длительности, обеспечить
некое подобие будущего. Ќо им, с их имперскими амбициЯми,  с ущербной мечтой
и идеологией, враждебной ценностЯм, поЯвившимсЯ в  эпоху ђенессанса, удалось
лишь выполнить  свою миссию  "наоборот" и  все  навеки испортить. Џризванные
править континентом и придать ему видимость подъема, хотЯ бы  длЯ нескольких
поколений (нашему столетию предстоЯло стать германским в том смысле, в каком
XVIII  в.  был французским),  они взЯлись за дело  столь  неловко, что  лишь
ускорили крушение …вропы. Њало того что они перевернули все в ней вверх дном
да так и оставили,  они к тому же преподнесли ее в подарок ђоссии и Ђмерике,
поскольку это именно  ради них немцы так хорошо  повоевали и потерпели столь
блистательное поражение.  ‚от  так,  герои борьбы за  чужое  дело  и  авторы
трагической заварухи,  они оказались не  на  высоте  своей задачи и истинной
роли. Џосле того как они  определили все  проблемы  современного мира, после
того как они  поразмышлЯли над ними,  а также  произвели  на свет  ѓегелЯ  и
Њаркса,  их  долгом должно  было бы стать служение универсальной идее,  а не
трайбалистскому<sup>1</sup> видению мира. •отЯ нельзЯ не отметить, что  даже
само это видение при всей его карикатурности говорило в их пользу: разве оно
не  свидетельствовало, что  на ‡ападе  только  в  них  сохранились  какие-то
остатки свежести  и варварства и  что они не утратили способности вынашивать
великие  планы и позволЯть  себе великие безрассудства? Ќо  теперь мы знаем,
что у них нет больше  ни желаниЯ,  ни предрасположенности бросатьсЯ  в новые
авантюры, что  их гордынЯ, утратив  свою непосредственность, слабеет,  как и
они   сами,  и  что,  соблазненные  в  свою  очередь  прелестью  безвольного
существованиЯ, они внесут свой вклад во всеобщее крушение.
     159


     ‡апад, как таковой,  не  будет  существовать бесконечно: он готовитсЯ к
своему  концу,  но  прежде  его  ждет период  неожиданностей и  сюрпризов...
‚спомним о том, что с ним происходило с V по X в.  ‘ейчас он стоит на пороге
гораздо более тЯжелого кризиса. ‚озникает иной стиль жизни, образуютсЯ новые
народы. Џока же представим себе хаос. Ѓольшинство людей с ним уже смирилось.
‘сылаЯсь  на  €сторию и лелеЯ  мысль  погибнуть  от  нее, капитулируЯ <i>во имЯ
будущего,</i> они испытывают потребность надеЯтьсЯ <i>против себЯ</i> и мечтают увидеть
себЯ униженными,  попранными, "спасенными"... Џодобные чувствованиЯ  привели
античность к самоубийству, каковым стало христианское обетование.
     <i>“томленный  интеллигент</i>  подводит   итог  уродствам  и  порокам   мира,
плывущего  куда-то  без  рулЯ и ветрил. Ћн не  действует, он  влачит  жалкое
существование. ЋбращаЯсь к  идее терпимости, он  не  находит там ничего, что
возбудило  бы его в достаточной мере.  Ђ  вот террор возбуждает, равно как и
все ведущие к нему доктрины.  Ђ если он  сам же  и  окажетсЯ  первой жертвой
этого террора? Ћн не станет жаловатьсЯ. ‚едь ему мила лишь та сила,  котораЯ
его  перемалывает. •отеть быть свободным  означает хотеть быть собой,  но он
устал быть собой, устал  брести в  неведомое, натыкаЯсь на  истины. "‡акуйте
менЯ в цепи €ллюзии", -- вздыхает он, прощаЯсь со скитаниЯми ЏознаниЯ. Џосле
чего  он, опустив  голову, ринетсЯ в  какую  угодно  мифологию, лишь бы  она
обеспечила ему  защиту и  безмЯтежное  существование.  ЋтказываЯсь от  чести
нести самому свои  собственные тревоги,  он позволит  вовлечь себЯ в  разные
затеи,  надеЯсь от  них получить ощущениЯ, которых  сам  бы  он без внешнего
воздействиЯ  никогда  не  испытал. ‚от  и  получаетсЯ,  что  чрезмернаЯ  его
усталость будет укреплЯть тиранию.  €щите происхождение церквей, идеологий и
полиции не  столько в глупости  масс,  сколько  в  страхе интеллигента перед
собственным   трезвомыслием.   ђади  какой-нибудь  скудоумной  утопии   этот
недоносок  вдруг преображаетсЯ  в могильщика  интеллекта и,  убежденный, что
делает полезное дело, позорит трагический девиз отшельника: "поглупейте".
     ЋбанкротившийсЯ    иконоборец,    расставшийсЯ    с    парадоксами    и
подстрекательскими   идеЯми,   тЯготеющий  к  безликости  и   рутине,  почти
простертый ниц и вполне созревший длЯ шаблонного мышлениЯ, он отрекаетсЯ  от
собственной  уникальности  и  вновь  ЯкшаетсЯ с чернью.  …му  больше  нечего
ниспровергать, кроме самого себЯ  -- последнего оставшегосЯ у него кумира...
Ћн  не  без  интереса созерцает собственные обломки. ѓлЯдЯ  на них, он ваЯет
лики новых богов или  же заново воздвигает  старых идолов, называЯ их новыми
именами.  ‹ишь  вспоминаЯ о  былом  своем  постоЯнстве,  он  разучилсЯ  быть
разборчивым. ‚се  менее  склонный взвешивать истины, он  довольствуетсЯ тем,
что  ему  предлагают.  †алкаЯ  имитациЯ  собственного  "Я",  этот  обрюзгший
разрушитель нынче пресмыкаетсЯ перед  алтарЯми или тем, что их  заменЯет.  ‚
храме ли, на митинге ли, его место там,  где поют, где заглушают его  голос,
где  он  уже не слышит себЯ. ЏародиЯ  на веру? …го это не волнует, поскольку
единственное, к  чему он стремитсЯ, -- это отречьсЯ от себЯ.  …го  философиЯ
завершилась избитым рефреном, а его гордынЯ утонула в хвалебном гимне.
     Ѓудем, однако, справедливы: что еще может он  сделать при  существующем
положении вещей?  Џрелесть и  оригинальность  …вропы  составлЯли  острота ее
критического духа,  ее воинствующий, агрессивный скептицизм; этот скептицизм
свое отслужил. ‚от почему интеллигент, не получивший удов-
     160


     летворениЯ  в  сомнениЯх,  ищет компенсацию за  них в  догме. „остигший
пределов анализа  и напуганный открывшимсЯ ему небытием, он вернулсЯ назад и
пытаетсЯ  уцепитьсЯ  за  первую  попавшуюсЯ непреложность. Ќо  ему недостает
наивности, чтобы безоговорочно в нее поверить; а раз так, то он, фанатик <i>без
убеждений,</i>  оказываетсЯ  всего лишь  идеологом,  гибридным  мыслителем,  это
нередкое  Явление  во  все переходные периоды.  ЋтдаваЯ дань двум  различным
стилЯм,  по  форме  своего  мышлениЯ  он  становитсЯ  заложником  того,  что
исчезает, а  по отстаиваемым им  идеЯм -- данником того, что  вырисовываетсЯ
впереди.  —тобы лучше понЯть его, представим себе наполовину  обращенного  в
веру Ѓлаженного Ђвгустина,  колеблющегосЯ и лавирующего, позаимствовавшего у
христианства  одну лишь ненависть  к  античному миру. Ќе напоминает ли  наша
эпоха  ту,  в  которую   поЯвилсЯ   "ѓрад  Ѓожий"?<sup>1</sup>  ’рудно  себе
представить более актуальную сейчас книгу. ‘егоднЯ, как и тогда, людЯм нужна
простаЯ истина, ответ, который  избавит их от  мучительных  вопросов:  некое
евангелие, что-то вроде поминальной молитвы.
     ќпохи  утонченности  таЯт  в  себе  начало  смерти:  нет  ничего  более
хрупкого,  чем рафинированность. ‡лоупотребление  ею приводит к катехизисам,
завершению диалектических игр, деградации  интеллекта, которому отказывает в
помощи инстинкт. ЏрежнЯЯ  философиЯ,  запутавшись в  собственных  сомнениЯх,
открыла, сама  того не желаЯ, дорогу упрощенчеству отребьЯ.  ЏоЯвилось много
религиозных  сект,  а  место  школ  занЯли  культы.  Ќам грозит  аналогичнаЯ
катастрофа:  повсюду   уже  свирепствуют   идеологии,   эти  деградировавшие
мифологии, которые будут подавлЯть  нас  и уничтожать.  ђоскошь противоречий
вот-вот  станет нам недоступной. Ќе по днЯм, а по часам растут рЯды тех, кто
готов курить фимиам какому угодно кумиру  и служить любой истине, лишь бы то
и другое  им навЯзали, лишь бы  им  самим  не предпринимать  никаких усилий,
выбираЯ тот или иной стыд, ту или иную катастрофу.
     Љаким бы ни стал грЯдущий  мир, западноевропейцы будут играть в нем  ту
же роль,  что  и "гречишки"  в  ђимской империи.  ЏритЯгиваЯ  внимание новых
завоевателей и вызываЯ у них презрение, они смогут предложить последним лишь
фиглЯрство  своего интеллекта да румЯна собственного  прошлого. Ћни и сейчас
уже  упражнЯютсЯ  в  искусстве  <i>пережить самих себЯ.</i>  Џовсюду видны симптомы
истощениЯ -- ѓерманиЯ показала  масштаб  своего дарованиЯ в  музыке, и разве
можно  поверить,  что  она  добьетсЯ  чего-нибудь  еще  в  этой  сфере?  Ћна
израсходовала ресурсы  своей глубины, подобно тому как ”ранциЯ израсходовала
ресурсы  своей  элегантности.  €  та  и  другаЯ  -- а вместе  с  ними и весь
близлежащий уголок земного шара  -- потерпели крах, самый блистательный крах
со времен античности. ‡атем начнетсЯ распродажа  их  имущества: немаловажнаЯ
перспектива. ќто будет  более  или менее длительнаЯ передышка, период легкой
жизни, когда каждый  по случаю наконец-то пришедшего избавлениЯ  почувствует
себЯ счастливым оттого, что муки надежды и ожиданиЯ остались позади.
        *
     Џосреди  своих  раздумий и  проЯвлений  слабоволиЯ …вропа тем  не менее
сохранЯет убеждение, одно-единственное, с которым она ни за что на свете  не
согласилась бы расстатьсЯ, убеждение,  что  ее ждет участь  жертвы,  что  ее
принесут на алтарь. ‚от уж тут-то она проЯвлЯет твердость и неуступчи-
     161


     вость: она считает себЯ погибшей,  желает быть таковой  и ЯвлЯетсЯ  ею.
‚прочем,  разве  ей не объЯснили, причем давным-давно,  что  молодые расы ее
подавЯт и будут  над  ней  глумитьсЯ?  “же в пору, казалось  бы, полного  ее
расцвета,  в XVIII в., аббат ѓалиани отмечал признаки упадка  и говорил о ее
закате.  ‘о  своей  стороны  ђуссо предсказывал:  "Ќашими  хозЯевами  станут
татары:  такаЯ  революциЯ  кажетсЯ  мне  неизбежной". Ћн  писал  правду. —то
касаетсЯ следующего столетиЯ,  то  нам известны  слова Ќаполеона о казаках и
пророческие       страхи       ’оквилЯ<sup>1</sup>,       Њишле<sup>2</sup>,
ђенана<sup>3</sup>.  ‘ейчас  эти  предчувствиЯ  принЯли  четкую  форму,  эти
интуитивные опасениЯ стали  достоЯнием  простолюдина.  Ћтречение  никогда не
происходит мгновенно: длЯ него  требуетсЯ тщательно поддерживаемаЯ атмосфера
отступлениЯ, проект поражениЯ. Ђтмосфера  создана,  проект  готов. € подобно
тому как  доколумбово  население  Ђмерики  заранее смирилось с тем, что  ему
придетсЯ подвергнутьсЯ нашествию далеких  завоевателей,  и  потому дрогнуло,
как  только  те  прибыли,  западноевропейцы,  слишком  осведомленные о своем
грЯдущем  рабстве  и  слишком  свыкшиесЯ  с  мыслью о нем,  скорее всего, не
предпримут никаких действий,  чтобы предотвратить его. „а у них на это  и не
будет ни  средств,  ни  желаниЯ, ни  отваги.  Љрестоносцы, превратившиесЯ  в
садовников,  погибли в этих  потомках-домоседах, не  сохранивших ни малейших
позывов к кочевничеству. Ќо ведь историЯ -- это тоска по пространству и ужас
перед  домоседством,  это мечта  о бродЯжничестве и потребность  умереть  на
чужбине... но вот истории-то мы как раз вокруг себЯ и не видим.
     ‘уществует один тип сытости, который побуждает  к открытиЯм,  сочинению
мифов,  ко лжи, порождающей действие: это неудовлетворенный пыл, болезненный
энтузиазм,   становЯщийсЯ  здоровым,   как  только   он  концентрируетсЯ  на
определенном  объекте; и существует другой тип  сытости,  который, лишаЯ дух
его  возможностей,  изымаЯ  из  жизни  ее  внутренние  пружины,  обеднЯет  и
иссушает. ЉарикатурнаЯ ипостась скуки, она разрушает мифы или искажает их. ‚
общем, это болезнь. ’ому, кто хочет увидеть ее симптомы и оценить степень ее
тЯжести,  не  нужно  далеко ходить:  пусть он  посмотрит  на  самого себЯ  и
убедитсЯ, насколько сильно отметил его ‡апад своей печатью...
        *
     …сли  употребление  силы  заразительно,  то  столь  же  заразительна  и
слабость;  она тоже умеет быть  обаЯтельной, и противостоЯть  ей  не  так-то
легко. Љогда немощи имЯ легион, она вас очаровывает  и  подавлЯет: как можно
боротьсЯ с целым  континентом безвольных людей? Џоскольку слабоволие, помимо
всего прочего, еще  и приЯтно, мы охотно идем у него  на поводу.  Ќет ничего
приЯтнее, чем  существовать, не вмешиваЯсь в событиЯ, и нет ничего <i>разумнее.</i>
Ќо   ведь  без   изрЯдной  дозы  безумиЯ  не   бывает   ни   инициативы,  ни
предприимчивости,  ни  поступков.  ђазум --  это ржавчина,  разъедающаЯ нашу
жизненную силу. €менно безумец в нас гонит нас навстречу приключениЯм; стоит
ему оставить нас,  и  мы  пропали. ‚се, вплоть  до нашей растительной жизни,
зависит от него;  он заставлЯет нас дышать, буквально принуждает наши легкие
работать,  и  он же  гонит нашу кровь по  жилам.  ‘тоит ему удалитьсЯ,  и мы
оказываемсЯ в  одиночестве! ЌельзЯ  быть одновременно и <i>нормальным,</i> и <i>живым.</i>
…сли  Я  держусь  в  вертикальном  положении  и  готовлюсь  заполнить  собой
следующее мгновение, -- словом, если Я планирую
     162


     будущее, то причиной этому ЯвлЯетсЯ счастливое  расстройство моего ума.
џ держусь на поверхности  жизни и  действую в той мере, в какой  несу вздор,
сам  верЯ в  свои  бредни. ‘тоит  мне обрести благоразумие, и Я  начну всего
боЯтьсЯ: Я соскользну к небытию, к иссЯкшим родникам, к прострации, котораЯ,
вероЯтно, была знакома жизни до  того, как она  придумала движение. џ буду <i>в
силу  своего малодушиЯ</i>  приобщатьсЯ  к  сути вещей,  оттесненный  к  бездне,
совершенно ненужной мне, поскольку она изолирует менЯ от будущего. ‹ичность,
подобно   народу   или   континенту,   угасает,   когда  перестает  дерзать,
отказываетсЯ  рисковать, когда, вместо  того чтобы ринутьсЯ в бытие, она как
бы  пристраиваетсЯ  в  нем,  окапываетсЯ,  прибегаЯ к метафизике  регрессии,
отступлениЯ к  изначальному!  ‚  своей  чудовищной  уравновешенности  …вропа
отказываетсЯ  от самой себЯ, от  воспоминаний  о  собственном  нахальстве  и
бесшабашности -- от  всего, вплоть до <i>страсти к неизбежному,</i>  этой последней
возможности сохранить честь при поражении.  ЋтвергаЯ все виды чрезмерности и
все формы жизни, она раздумывает  и будет раздумывать всегда, даже  перестав
существовать: да  не похожа ли  она уже и сейчас на какое-то  тайное сборище
призраков?
     ...Њне  вспоминаетсЯ  один  жалкий  тип,  который, валЯЯсь  в постели в
поздний утренний час, обращалсЯ  к самому себе повелительным  тоном: "†елай!
†елай  же!"  ќта  комедиЯ повторЯлась  каждый  день:  он  подвигал  себЯ  на
выполнение заведомо  непосильной  длЯ  него задачи.  Ќо ведь он  хоть что-то
предпринимал,  боролсЯ  против  призрака самого  себЯ, презирал  собственную
летаргию. Ђ вот  о  …вропе этого никак не скажешь:  открыв на пределе усилий
царство нехотениЯ, она  ликует, ибо теперь знает,  что ее погибель не лишена
элементов  сладострастиЯ,  и  надеетсЯ   извлечь  из   ситуации  выгоду.  …е
завораживает и  в  полной мере удовлетворЯет  собственнаЯ погибель. Ђ  времЯ
течет, течет? …е это  не очень волнует; пусть другие волнуютсЯ, это их дело:
они  даже не догадываютсЯ,  как  приЯтно  барахтатьсЯ  в никуда  не  ведущем
настоЯщем...
     †ить здесь -- смерти подобно, где-то еще -- самоубийству. Људа же идти?
…динственнаЯ  часть   планеты,  где  существование  казалось  сколько-нибудь
оправданным, сейчас охвачена гангреной. ќти сверхцивилизованные народы стали
поставщиками  нашего отчаЯниЯ.  ђазве можно  не прийти в  отчаЯние, глЯдЯ на
них, наблюдаЯ за суетливыми движениЯми их духа  и скудостью их приглушенных,
почти  угасших  вожделений? Ћни слишком долго грешили  против своей  породы,
слишком долго боролись с собственной дикостью и теперь, оторвавшись от орды,
котораЯ была длЯ них отправной точкой, могут  лишь констатировать, что в них
уже не осталось ни капли гуннской крови.
     Ђнтичный  историк,  сказавший  о  ђиме,  что  ему стали  непосильными и
собственные  пороки, и  снадобьЯ  от них,  не столько  определил собственную
эпоху,  сколько предвосхитил нашу. “сталость ђимской империи  была, конечно,
велика, но в ней хватало разнузданности  и изобретательности, чтобы  сбивать
постороннего наблюдателЯ с  толку своими цинизмом,  роскошью  и жестокостью,
тогда как наша усталость, лишеннаЯ в своей удручающей заурЯдности каких-либо
чар,  ни  у  кого  не  оставлЯет  ни  малейшей иллюзии. ‘лишком  очевиднаЯ и
непреложнаЯ,  она  напоминает  болезнь,  чьЯ   неотвратимаЯ  механистичность
парадоксальным образом успокаивает и больного,
     163


     и  врача: протекающаЯ по  всем правилам агониЯ,  агониЯ аккуратнаЯ, как
контракт  с обговоренными условиЯми,  агониЯ  без неожиданностей  и  щемЯщей
боли,  соразмернаЯ  народам,  которые  отбрасывают  не только  предрассудки,
стимулирующие жизнь,  но  и предрассудок,  служащий  длЯ нее  оправданием  и
обоснованием, -- предрассудок будущего!
     Љоллективное  вхождение в пустоту! Ќо  не следует обманыватьсЯ: пустота
эта, во всех отношениЯх отличнаЯ  от той,  которую буддизм  называет "очагом
истины", не ЯвлЯетсЯ  ни свершением,  ни  освобождением,  ни  позитивностью,
выраженной    в   негативных   терминах,   ни   стремлением   к   медитации,
саморазоблачению и  самобичеванию,  ни  обретением спасениЯ,  а  всего  лишь
скольжением вниз, без благородства и без страсти. ЏорожденнаЯ обескровленной
метафизикой, она не  ЯвлЯетсЯ наградой за поиски или  платой за переживаниЯ.
‚осток движетсЯ к своей  пустоте,  добиваетсЯ  успеха и  торжествует,  а  мы
вЯзнем  в нашей  пустоте и  терЯем в ней  свои последние силы. ђешительно, в
нашем сознании все деградирует и начинает гнить: даже пустота в нем нечиста.
        *
     ’ак где же извлекут пользу из всех этих завоеваний, обретений и идей? ‚
ђоссии?  ‚  Ђмерике?  ’ак  ведь  обе  эти   страны  уже  извлекли  уроки  из
несостоЯтельности  …вропы...  ‹атинскаЯ Ђмерика?  ћжнаЯ  Ђфрика?  ЂвстралиЯ?
Џохоже,   кто-то   из   них   должен   подхватить   эстафету.   ЉарикатурнаЯ
преемственность.
     Ѓудущее принадлежит отдаленным пригородам земного шара.
        *
     …сли мы  захотим оценить успехи в сфере духа начинаЯ с эпохи ђенессанса
и до наших дней, то  достижениЯ философии не задержат нашего вниманиЯ, ибо у
западной  философии  их врЯд  ли  больше,  чем  у греческой,  индийской  или
китайской. Њожно  лишь  признать, что в некоторых  отношениЯх она  им равна.
Џоскольку она представлЯет всего лишь одну из разновидностей философического
усилиЯ  вообще,  можно  было  бы,  на  худой  конец,  обойтись  и  без  нее,
противопоставив ей, к  примеру, размышлениЯ анкары<sup>1</sup>, ‹ао-цзы или
Џлатона. ‘овсем  иначе  обстоит  дело с  музыкой,  этим  великим  смЯгчающим
обстоЯтельством длЯ современного мира, не имеющим аналогов ни в какой другой
культурной   традиции.   ѓде   еще  найти  нечто  равноценное  произведениЯм
Њонтеверди, Ѓаха, Њоцарта? ‚ них ‡апад  в полной мере открывает свое  лицо и
достигает  подлинной   глубины.  •отЯ  он  и  не  создал  никакой  абсолютно
своеобразной мудрости, не создал  присущей только ему метафизики или поэзии,
которую можно  было бы назвать беспримерной, в свои музыкальные произведениЯ
он  вложил всю доступную ему оригинальность,  обнаружил  свою  утонченность,
загадочность и способность выразить то, что недоступно слову. ЌесмотрЯ на то
что ‡апад до  извращенности  любил рассудок, подлинный его гений находилсЯ в
сфере  эмоций.  Љакой  из  его  недугов  делает  ему  самую  большую  честь?
ѓипертрофиЯ души.
     Ѓез  музыки  он создал бы лишь стиль некой посредственной,  не грешащей
своеобразием цивилизации.  ‘тало  быть,  в  момент  подведениЯ итогов только
музыка послужит доказательством того, что он не промотал понапрасну все свои
богатства, что ему и в самом деле есть что терЯть.
     164


        *
     Џорой человеку случаетсЯ ускользнуть  от натиска вожделений, от тирании
инстинкта   самосохранениЯ.  Ђ   вот   перспектива  упадка  способна  иногда
прельстить настолько, что человек добровольно  отказываетсЯ  от  своей воли,
впадает  в апатию, восстает против самого  себЯ  и взывает о помощи к  своим
злым гениЯм.  Ћн  начинает суетитьсЯ, наваливает  на себЯ кучу  вредЯщих ему
дел,  обнаруживает  в себе  такую энергию, о которой  и  не  подозревал,  --
энергию  распада.  Ћн  чрезвычайно  горд  этим,  горд  представившейсЯ   ему
возможностью обновитьсЯ <i>с помощью собственного разрушениЯ.</i>
     ‚  сокровенных глубинах  и отдельных  людей,  и  общностей живет  некаЯ
разрушительнаЯ   энергиЯ,  дающаЯ   им  возможность   терпеть   поражение  с
определенным   блеском.  ќто  нездоровое   возбуждение   ЯвлЯетсЯ   эйфорией
самоуничтожениЯ! €дЯ на поводу у этой  эйфории, они, скорее  всего, надеютсЯ
исцелитьсЯ от болезни под названием "сознание". Џо сути, всЯкое сознательное
состоЯние нас утомлЯет, изнурЯет и  изнашивает; чем  больше  власти над нами
оно   получает,   тем   больше  нам  хочетсЯ  спрЯтатьсЯ  в   ночном  мраке,
предшествовавшем  нашим  бдениЯм,  погрузитьсЯ в  забытье,  предшествовавшее
суете и  лихим делам "џ". ’аково чаЯние  дошедших до изнеможениЯ мыслителей,
объЯснЯющее, почему в  определенные  эпохи  индивид,  утомленный собственной
уникальностью,  собственным "џ",  обращаетсЯ к  тем временам, когда, ЯвлЯЯсь
частью мирозданиЯ, он пребывал в компании живых существ, не успев выродитьсЯ
в человека. €сториЯ -- это  ненасытное и наводЯщее ужас сознание -- отражает
одновременно и  желание немощного  животного  исполнить  свое  призвание,  и
боЯзнь преуспеть в этом. ‘трах оправданный: какие невзгоды ждут его в  конце
рискованного предприЯтиЯ! Ќе живем ли  мы в таком отрезке времени,  когда на
определенном  участке  земного  пространства  происходит  его  окончательнаЯ
метаморфоза?
        *
     Љогда  Я перебираю в уме заслуги …вропы, Я умилЯюсь ей и  злюсь на себЯ
за  то,  что дурно о  ней отзываюсь; когда же  мне  приходитсЯ пересчитывать
проЯвлениЯ ее слабодушиЯ, то Я не  нахожу себе места  от злости. Њне хочетсЯ
тогда, чтобы она как можно скорее распалась, чтобы исчезли даже воспоминаниЯ
о ней. Ђ  иногда, припоминаЯ  ее победы и ее катастрофы, Я даже не  знаю, на
какую сторону мне встать: Я люблю ее с состраданием, люблю жестокой любовью,
не прощаЯ ей, что она загнала менЯ в тупик, лишила менЯ возможности выбирать
между  разными  чувствами. …сли  бы еще  Я мог  с  безразличием  взирать  на
изЯщество,  изысканность ее ран! €гры ради Я захотел упасть вместе с ней, но
игра затЯнула менЯ. <i>џ</i> стал предпринимать невероЯтные усилиЯ, чтобы завладеть
тайной ее  былого и отчасти еще  сохранившегосЯ очарованиЯ, чтобы  возродить
его и увековечить. Ќапрасный труд! Џещерный человек запуталсЯ в кружевах...
     * „ух -- это вампир. ‘тоит ему наброситьсЯ на какую-нибудь цивилизацию,
и он оставлЯет ее простертой ниц, разгромленной, бездыханной, обескровленной
и бездуховной, он отнимает у нее и ее субстанцию, и энергию, котораЯ толкала
ее на решительные поступки и крупные скандалы. ‚се боль-
     165


     ше приходЯ в упадок и полностью занЯтаЯ этим процессом, она ЯвлЯет  нам
образ наших опасений и гримасу нашего будущего: она -- это наша пустота, <i>она</i>
-- <i>это мы,</i> и мы,  словно в зеркале, видим в ней наши промахи  и наши пороки,
нашу шаткую  волю  и  наши истощенные инстинкты. ‘трах, внушаемый ею нам, --
это наш страх перед самими  собой! € коль скоро мы, так же как и она,  лежим
обессиленные, разгромленные  и бездыханные,  то причина здесь состоит в том,
что мы тоже испытали на себе действие духа-вампира.
        *
     …сли  бы Я  никогда не  занималсЯ разгадыванием  непоправимого,  одного
взглЯда на  …вропу хватило бы, чтобы бросить менЯ в дрожь.  ЏредохранЯЯ менЯ
от  неопределенности,  она  оправдывает,  разжигает и  баюкает  мои  страхи,
выполнЯЯ длЯ менЯ функцию, схожую с функцией трупа в медитациЯх монаха.
     ”илипп  II<sup>1</sup> призвал  к  своему смертному одру  сына и сказал
ему: "‚от чем все кончаетсЯ, и монархиЯ тоже".  Ђ мне какой-то голос у  одра
нашей …вропы подсказывает: "‚от чем все кончаетсЯ, и цивилизациЯ тоже".
        *
     —то  толку  полемизировать с  небытием?  Џора  нам взЯть себЯ  в руки и
побороть чары  худой  перспективы. Ќе все потерЯно:  остаютсЯ  еще  варвары.
Ћткуда они  поЯвЯтсЯ? Ќеважно. Џока  лишь просто  примем к сведению, что они
вот-вот  придут в движение, что,  готовЯсь  к торжествам  по  случаю  нашего
поражениЯ, они уже подумывают о том,  как бы нас образумить и положить конец
нашим бесплодным разглагольствованиЯм. “нижаЯ  и попираЯ  нас, они  придадут
нам  достаточно энергии, чтобы помочь  либо  умереть,  либо возродитьсЯ.  „а
придут  они, чтобы прогнать  плетЯми бледность с наших  лиц, чтобы взбодрить
наши тени,  да придут  они вдохнуть в наши оболочки покинувшую нас жизненную
силу!  Ћбескровленные  и увЯдшие,  мы не  можем противостоЯть  неизбежности:
охваченные агонией не в состоЯнии ни сплотитьсЯ, ни взбунтоватьсЯ. Ќу  разве
же можно надеЯтьсЯ, что …вропа, дрожа от гнева, воспрЯнет ото сна? …е судьба
решаетсЯ не здесь, и даже ее восстаниЯ зарождаютсЯ не здесь. “ставшаЯ  нести
на  себе  бремЯ  своего  существованиЯ,   уставшаЯ  поддерживать  себЯ,  она
представлЯет  собой  вакуум, который вот-вот  начнут заполнЯть  степи... еще
один вакуум, <i>новый</i> вакуум.
     III. ЊЂ‹…ЌњЉЂџ ’…Ћђ€џ ‘“„њЃ›
     Ќекоторые народы,  к  примеру русский и испанский,  настолько неотвЯзно
преследуют  думы о  самих себе,  что  это  становитсЯ у них  их единственной
проблемой:  их  развитие, во  всех отношениЯх  своеобразное,  заставлЯет  их
мысленно  сосредоточитьсЯ  на веренице аномалий,  на  чередовании  дивного и
жалкого в их судьбах.
     ‹итературные  дебюты  ђоссии  в  прошлом  столетии  стали  своего  рода
апогеем; головокружительный успех не преминул смутить ее, и было есте-
     166


     ственно,  что она сама себЯ удивила, а  удивив, переоценила собственную
значимость. Џерсонажи  „остоевского  ставЯт  ее на  одну доску с  Ѓогом, что
обнаруживаетсЯ  уже  в самой постановке вопроса:  нужно ли  в ђоссию верить?
Ќужно ли ее отрицать? ‘уществует ли она на самом деле или же ЯвлЯетсЯ  всего
лишь  неким  "предлогом"?  ‡адаватьсЯ  такими  вопросами --  значит пытатьсЯ
решать  локальную  проблему  с  помощью   теологических   понЯтий.  Ќо   длЯ
„остоевского ђоссиЯ -- как раз проблема совсем не локальнаЯ, а универсальнаЯ
в  такой  же  мере,  как  и  проблема  существованиЯ Ѓога. Џодобный  подход,
неправомерный  и  нелепый,  оказалсЯ  возможным  лишь  в  стране,  необычнаЯ
эволюциЯ которой порождала в умах  либо восторг, либо замешательство. ’рудно
представить   себе  англичанина,   задающегосЯ   вопросом,  кроетсЯ   ли   в
существовании Ђнглии какой-то особый смысл или нет, маловероЯтно, чтобы он с
риторическим  пафосом  стал  приписывать ей особую миссию; он знает, что  он
англичанин,  и  ему  этого  хватает.  ќволюциЯ  его  страны  не предполагает
вопросов о ее сущности.
     “  русских   же   мессианство   ЯвлЯетсЯ   производным  от   внутренней
неуверенности, отЯгченной гордыней, от желаниЯ говорить о своих недостатках,
переходЯщего в стремление навЯзывать их другим, перекладываЯ на них чересчур
тЯжелое  бремЯ  сомнительных   чувств.  ‘тремление  "спасти"   мир   --  это
болезненное Явление, свидетельствующее о молодости народа.
        *
     €спаниЯ  же склонна  к самоанализу по  противоположной причине.  Ћна  в
юности  тоже  познала  головокружительный  успех,  но  это  все давно  стало
достоЯнием истории. „обившись успеха слишком рано, она потрЯсла мир, а затем
начала  постепенно  клонитьсЯ  к закату. Ћднажды мне  даже  довелось узнать,
когда  началсЯ  этот  закат.  ‘лучилось  это  в  ‚альЯдолиде,  в  доме-музее
‘ервантеса. ЉакаЯ-то старуха с вполне заурЯдной внешностью  разглЯдывала там
портрет ”илиппа III. "Ѓолван", -- произнес  Я. ‘таруха повернулась  ко  мне:
"€менно с него и началсЯ наш упадок". …е фраза поразила  менЯ. "Ќаш упадок".
"’ак  значит,  --  подумал  Я, --  слово "упадок" стало в €спании  расхожим,
буквально  общенациональным  понЯтием,   своего  рода   клише,   официальным
эмблематическим знаком. ЌациЯ,  котораЯ  в XVI в. ЯвлЯла миру зрелище своего
великолепиЯ  и безрассудства,  дошла  до  того, что кодифицирует собственное
оцепенение. ‘корее всего, будь у последних римлЯн времЯ, они  повели бы себЯ
точно так же; просто им было недосуг пережевывать собственную гибель: их уже
окружали  со всех сторон  варвары. €спанцам повезло  больше: у них оказалось
достаточно  свободного времени  (целых три  века!), чтобы подумать  о  своих
бедах и проникнутьсЯ  ими. ‘делавшись с отчаЯниЯ говорливыми импровизаторами
иллюзий,  они живут в атмосфере своеобразной певучей суровости и <i>трагической
несерьезности,</i> которые  спасают их от  пошлости,  счастьЯ и преуспеваниЯ.  €
даже  если они когда-нибудь сменЯт свои стародавние причуды на другие, более
современные, они  все  равно  сохранЯт  на  себе  печать  столь  длительного
отсутствиЯ. Ѓудь то клерикалы или анархисты, они не смогут приспособитьсЯ  к
ритму "цивилизации", не смогут отречьсЯ от своей несовременности. Ќу куда им
догонЯть  другие  нации,  пытаЯсь шагать  в  ногу  с прогрессом,  когда  они
истратили лучшую часть самих себЯ, пережевываЯ жвачку смерти, компроме-
     167


     тируЯ  себЯ с  ней, превращаЯ  ее в некое подобие своей  второй натуры?
Ќепрестанно скатываЯсь к  поискам сущности,  они  погубили себЯ  чрезмерными
дозами глубинности. €деЯ декаданса не овладела бы ими с такой силой, если бы
она не отражала в категориЯх истории их великую тЯгу к небытию и одержимость
скелетами.  Ќеудивительно, что  длЯ  каждого  испанца его  страна  стала <i>его</i>
проблемой.     —итаЯ    ѓанивета<sup>1</sup>,    “намуно<sup>2</sup>     или
Ћртегу-и-ѓасета<sup>3</sup>,  мы   замечаем,   что  €спаниЯ   в   их  глазах
представлЯет  собой близко  затрагивающий их парадокс, который им  никак  не
удаетсЯ свести ни к  одной рациональной формулировке. ‘облазн неразрешимого,
заключенный в нем, заставлЯет их то и дело к нему  возвращатьсЯ. Ќе в  силах
разрешить его посредством  анализа, они размышлЯют о „он  Љихоте, у которого
этот парадокс еще более неразрешим, ибо выражен в виде символа... Ќикому и в
голову не придет представить себе, скажем, ‚алери или Џруста размышлЯющими о
”ранции  ради  познаниЯ самих  себЯ.  ”ранциЯ  --  страна состоЯвшаЯсЯ,  без
серьезных, вызывающих тревогу изломов, страна нетрагическаЯ,  без отклонений
от  нормы: как ей, некогда во многом преуспевающей, а ныне подводЯщей итоги,
сделатьсЯ "интересной"?
     ‡аслугой €спании ЯвлЯетсЯ то,  что она предложила некий  тип необычного
развитиЯ,  гениальную  и незавершенную  судьбу. (Љак если  бы,  скажем, душа
ђембо вдруг оказалась  у целой нации.)  ‚спомните хотЯ бы, какое неистовство
она обнаружила в  погоне за  золотом  и  как она потом  буквально рухнула  в
безликость;  вспомните  еще  о  конкистадорах<sup>4</sup>,   об   их  сугубо
бандитском  поведении и  их набожности,  о том, как они умудрЯлись  сочетать
…вангелие с живодерством,  распЯтие  -- с  кинжалом. ‚  свои  звездные  часы
католицизм был кровожадным, как и подобает  любой по-настоЯщему вдохновенной
религии.
     Љонкиста и инквизициЯ -- параллельные ЯвлениЯ, порожденные грандиозными
пороками €спании. Џока она была сильной, она преуспела в массовых убийствах,
привнесЯ  в них  не  только  особую  торжественность,  но еще и свою  особую
чувствительность. ’олько жестоким народам дано  приближатьсЯ к самым истокам
жизни,  к ее  трепещущим,  излучающим  тепло  тайнам: жизнь  открывает  свою
сущность лишь налитым кровью глазам... Љак  можно поверить тем философиЯм, о
которых  знаешь, что  они представлЯют  собой лишь отсветы  тусклых  взоров?
Џривычка   к   разглагольствованиЯм   и   спекулЯциЯм   ЯвлЯетсЯ   признаком
недостаточной жизнеспособности  и эмоциональной ущербности. Њетодично мыслЯт
лишь те, кому благодарЯ изъЯнам удаетсЯ  забыть  себЯ, кто уже не составлЯет
единого  целого  со своими идеЯми:  философиЯ -- это  достоЯние <i>биологически</i>
поверхностных индивидуумов и народов.
     Џочти  невозможно  говорить с  испанцем  о  чем-либо, кроме его страны,
этакой  замкнутой   вселенной,  выпавшей  из   мира  абсолютной   провинции,
ЯвлЯющейсЯ объектом его лирических  переживаний  и  раздумий.  ’о пылкий, то
подавленный, он обращает на нее свои либо восхищенные, либо угрюмые взглЯды;
строгость его характера соткана из мучительных колебаний. …сли он и надеетсЯ
на какое-то  будущее длЯ себЯ,  то всерьез  в него  все равно  не верит. …го
главное открытие -- мрачнаЯ иллюзиЯ или гордое отчаЯние;  его гений -- гений
скорби.
     Љакова  бы  ни  была их  политическаЯ ориентациЯ, испанец  или русский,
размышлЯющие о своих странах, всегда ставЯт один-единственно стоЯщий на
     168


     их взглЯд вопрос. ЏонЯтно, почему ни ђоссиЯ, ни €спаниЯ не произвели на
свет ни  единого  крупного философа. ‚едь философ должен оперировать идеЯми,
оставаЯсь зрителем;  прежде  чем  усвоить  их,  сделать  своими,  он  должен
посмотреть на них  со стороны,  отделить их  от  себЯ, взвесить  их, а  если
нужно, то  и  <i>поиграть</i>  с ними;  затем,  дав  им  созреть,  он разрабатывает
систему,  с которой  сам себЯ никогда полностью не отождествлЯет. ‚от именно
такой взглЯд  свысока  на  собственную философию  нам и  нравитсЯ  у древних
греков. ’очно  так  же  обстоЯт дела у  всех  тех,  кто вплотную  занимаетсЯ
проблемой познаниЯ  и превращает ее  в главный предмет своих размышлений. Ќи
испанцев,   ни   русских   эта   проблема   не   волнует.   Ќеспособные    к
интеллектуальному созерцанию, они поддерживают с  €деей довольно причудливые
отношениЯ. ЃорютсЯ ли они с ней?  …сли да,  то всегда  терпЯт поражение. Ћна
овладевает ими,  подчинЯет  их себе, угнетает их. „обровольные мученики, они
жаждут страдать ради нее. ‘ ними мы находимсЯ далеко от сфер, где дух играет
сам   с   собой   и   с   вещами,   далеко   от   всЯких    методологических
сомнений<sup>1</sup>.
     €так,  аномальнаЯ эволюциЯ ђоссии  и  €спании  заставила  их  то и дело
задавать себе вопросы о собственной судьбе. Ќо ведь это все-таки две великие
нации,  несмотрЯ  на  все  их  недостатки  и  издержки  роста!  Ќасколько же
национальнаЯ проблема выглЯдит трагичнее, когда речь идет о малых народах! “
них не бывает ни внезапных взлетов, ни медленного упадка. Ќе имеЯ опоры ни в
будущем, ни  в  прошлом,  они  замыкаютсЯ  в  самих  себе.  €тог  --  долгие
бесплодные  размышлениЯ. ќволюциЯ их  не может  быть  аномальной, ибо они не
эволюционируют.  €  что  же  им  остаетсЯ?  ‘мирение  перед  своей  участью,
поскольку снаружи находитсЯ  всЯ  €сториЯ,  та самаЯ историЯ, из которой они
как раз исключены.
     €х национализм, выглЯдЯщий как фарс, ЯвлЯетсЯ скорее маской, за которой
они пытаютсЯ  скрыть собственную драму и в  исступленных протестах  забыть о
своей неспособности  включитьсЯ  в событиЯ,  --  скорбнаЯ ложь,  обостреннаЯ
реакциЯ на презрение, которое они боЯтсЯ заслужить, способ сокрытиЯ от чужих
глаз  навЯзчивых  мыслей  о  себе.  Џроще  говорЯ,  народ,  истЯзающий  себЯ
вопросами о самом  себе,  -- это  всегда больной народ. Ќо  в то  времЯ  как
€спаниЯ страдает оттого, что она выпала