асный день в
беседе с настоЯтелем он совершенно случайно  обронил  замечание
об   "€-цзин"{<a href=#2_3_09>2_3_09</a>}.   Ђббат  насторожилсЯ,  задал  несколько
вопросов и, увидев, что гость, сверх ожиданий, столь  сведущ  в
китайской  и  "Љниге  перемен",  не  мог  скрыть своей радости.
ѓервасий питал пристрастие к "€-цзин", и  хотЯ  он  и  не  знал
китайского  Языка  и знакомство его с книгой оракулов и другими
китайскими тайнами носило беспечный и  поверхностный  характер,
каким,   пожалуй,   вообще  довольствовались  тогдашние  жители
монастырЯ почти  в  каждой  науке,  --  все  же  нетрудно  было
заметить,  что  умный  и,  по  сравнении со своим гостем, столь
искушенный  в  жизни  человек  действительно  имеет   некоторое
отношение  к  самому  духу  древнекитайской  государственной  и
житейской  мудрости.  Њежду  гостем   и   хозЯином   состоЯлась
необычайнаЯ   беседа,  впервые  нарушившаЯ  строго  официальные
отношениЯ между ними и приведшаЯ к тому, что  Љнехта  попросили
дважды   в   неделю  читать  почтенному  настоЯтелю  лекции  об
"€-цзин".
     ‚ то времЯ как отношениЯ Љнехта с аббатом,  поднЯвшись  на
новую ступень, стали гораздо живей, как росла и крепла дружба с
органистом  и  Љнехт  все  ближе  узнавал маленькое религиозное
государство, где теперь  жил,  начали  постепенно  сбыватьсЯ  и
предсказаниЯ  оракула, запрошенного еще до отъезда из Љасталии.
…му, страннику, у коего все достоЯние было при себе, обещали не
только приют, ной "внимание молодого служки". Џоистине то,  что
пророчество  это  сбывалось,  странник  мог  принЯть как добрый
знак, как знак того, что он и впрЯмь носит "все  достоЯние  при
себе",  что и вдали от школы, учителей, товарищей, покровителей
и помощников, вне родной атмосферы  Љасталии,  его  никогда  не
покидают  силы  и  дух,  окрыленный  которым  он идет навстречу
деЯтельной и полезной жизни. Ћбещанный "служка"  ЯвилсЯ  ему  в
образе  послушника  по имени Ђнтон, и хотЯ этот молодой человек
сам не играл  никакой  роли  в  жизни:  Љнехта,  но  причудливо
двойственные   настроениЯ,   сопутствовавшие   первому  периоду
пребываниЯ Љнехта в монастыре, придали его  поЯвлению  характер
некоего  указаниЯ.  Љнехт  воспринЯл  его как вестника нового и
более великого, как глашатаЯ грЯдущих событий. Ђнтон, ожидавший
пострижениЯ, молчаливый, однако  темпераментный  и  талантливый
юноша,  в  чем можно было убедитьсЯ с первого взглЯда, довольно
часто попадалсЯ на глаза приезжему мастеру €гры, само поЯвление
и  искусство  которого  казались   ему   столь   таинственными.
ЌебольшаЯ   группа   остальных   послушников,   размещеннаЯ   в
недоступном длЯ гостЯ флигеле, была Љнехту почти незнакома,  их
Явно  не  допускали  к  нему, участвовать в изучении €гры им не
дозволЯлось.  Ђнтон  же  несколько  раз  в  неделю  помогал   в
библиотеке  подносить  книги;  здесь-то  Љнехт  и встретил его,
как-то заговорил и вскоре стал замечать, что молодой человек  с
черными  горЯщими  глазами  под  густыми  темными  бровЯми Явно
воспылал к нему той мечтательной и самоотверженной,  юношеской,
ученической  любовью,  с какой ему приходилось сталкиватьсЯ уже
не раз; в ней он  давно  уже  распознал  важный  и  животворный
элемент  всЯкого  ордена,  хотЯ  и испытывал каждый раз большое
желание от нее уклонитьсЯ.
     ‡десь,  в  монастыре,  он  принЯл  твердое  решение   быть
сдержанным вдвойне: оказывать влиЯние на юношу, еще проходЯщего
религиозное   обучение,   значило  бы  длЯ  него  злоупотребить
гостеприимством; к тому же Љнехт хорошо знал, сколь строг  обет
целомудриЯ,  даваемый  здесь  всеми, и из-за этого мальчишескаЯ
влюбленность могла стать еще  опасней.  ‚о  всЯком  случае,  он
должен  был  избегать  даже  малейшей  возможности  соблазна  и
соответственно этому поступал.
     ‚ библиотеке, единственном месте, где  он  часто  встречал
этого самого Ђнтона, Љнехт познакомилсЯ и с человеком, которого
он  сначала  из-за  его  неприметной  внешности  чуть  было  не
проглЯдел, но со временем сошелсЯ с ним короче и  полюбил  всей
душой,  всю  жизнь глубоко чтЯ его, как чтил разве что Њагистра
музыки. ’о был отец €аков{<a href=#2_6_06>2_6_06</a>}, пожалуй, самый  значительный
из историков-бенедиктинцев, в то времЯ лет шестидесЯти от роду,
сухощавый старик с Ястребиной головой на длинной жилистой шее и
лицом,   если   смотреть   на   него   прЯмо,   имевшим  что-то
безжизненное, потухшее, особенно  потому,  что  он  редко  кого
дарил открытым взглЯдом. ‡ато его профиль со смелой линией лба,
глубокой   впадиной  над  резко  очерченным  горбатым  носом  и
несколько коротковатым, однако чистым и  приЯтным  подбородком,
несомненно  указывал  на Яркую II самобытную личность. Џожилой,
тихий  человек,  который,  между  прочим,  при  более   близком
знакомстве  мог  выказывать  и незаурЯдный темперамент, сидел в
небольшом внутреннем  помещении  библиотеки  за  столом,  вечно
заваленным  книгами,  рукописЯми  и  географическими картами. ‚
этом монастыре с его бесценными книжными сокровищами отец €аков
был,  по-видимому,  единственным  серьезно  работавшим  ученым.
Љстати, именно послушник Ђнтон, безо всЯкого намерениЯ со своей
стороны,  привлек  к  нему  внимание  Љнехта.  €озеф  давно уже
приметил, что комнатка в глубине  библиотеки,  где  стоЯл  стол
ученого,  рассматривалась как некий частный кабинет, и доступ в
него имели лишь очень немногие из посетителей читальни, вступаЯ
туда на цыпочках и только в случае крайней необходимости,  хотЯ
трудившийсЯ  там человек вовсе не производил впечатлениЯ, будто
его легко отвлечь. ђазумеетсЯ, Љнехт  немедленно  и  строжайшим
образом  стал  следовать  этим  неписаным  правилам,  и  потому
трудолюбивый старик долгое времЯ оставалсЯ вне полЯ его зрениЯ.
Ќо вот однажды ученый приказал Ђнтону принести какие-то  книги,
и  когда  послушник  вышел  из рабочего кабинета. Љнехт обратил
внимание, что тот остановилсЯ на  пороге  и  долго  смотрел  на
погрузившегосЯ    в   свои   занЯтиЯ   монаха,   с   выражением
мечтательного обожаниЯ, смешанного с тем почти нежным вниманием
и    готовностью    помочь,    какими    порой     преисполнены
доброжелательные  юноши  к  недугам и немощам старости. ‘начала
Љнехт обрадовалсЯ  этой  картине,  кстати  сказать,  прекрасной
самой  по  себе,  к тому же это Явилось лишним доказательством,
что Ђнтон вообще склонен к обожанию старших без какой бы то  ни
было влюбленности. Ќо затем ему пришла па ум ироническаЯ мысль,
в которой он постыдилсЯ признатьсЯ даже самому себе: до чего же
скудно  в  этих  стенах  представлена  подлиннаЯ наука, если па
единственного, серьезно работающего ученого молодежь взирает  с
изумлением, как па диковину и сказочное существо! € все же этот
исполненный  нежности  взглЯд  восторжеоного  почитаниЯ,  каким
Ђнтон смотрел на  старика,  в  какой-то  мере  заставил  Љнехта
внимательней  взглЯнуть  на  ученого,  с  тою  днЯ он стал чаще
присматриватьсЯ к нему и вскоре открыл  длЯ  себЯ  его  римский
профиль,  а  затем  постепенно  обнаружил  те  или  иные черты,
указывающие на незаурЯдный ум и характер отца €акова. Ђ что это
был историк и один из самых глубоких знатоков  прошлого  Ћрдена
бенедиктинцев, стало Љнехту известно до этого.
     Љак-то  отец  €аков сам заговорил с €озефом; в его манерах
не было ничего от широкой, подчеркнуто-доброжелательной манеры,
напоминающей манеру доброго дЯдюшки, от  выставлЯемого  напоказ
отличного  настроениЯ, что, должно быть, вообще ЯвлЯлось стилем
обхождениЯ с людьми в Њариафельсе. Ћн  пригласил  €озефа  после
вечерни навестить его.
     --  ‚  моем  лице,  --  произнес  он  тихим,  почти робким
голосом, но изумительно четко выговариваЯ слова, --  вы  отнюдь
не  встретите  знатока  истории  Љасталии  и еще менее любителЯ
€гры, но поскольку наши  два  столь  различных  Ћрдена,  как  Я
полагаю,  сходЯтсЯ все ближе, Я не хотел бы оказатьсЯ в стороне
и потому  тоже  намерен  извлечь  кое-какую  выгоду  из  вашего
присутствиЯ здесь.
     Ћн  говорил вполне серьезно, но этот тихий голос и старое,
такое  умное  лицо  придавали  его  сверхвежливым   словам   ту
изумительную  многозначность, в которой сливались серьезность и
ирониЯ, благоговение и тихаЯ насмешка, пафос и  игра,  как  это
можно  было бы ощутить, присутствуЯ при встрече двух свЯтых или
кнЯзей церкви и наблюдаЯ их  нескончаемые  поклоны,  церемониал
учтивого  долготерпениЯ.  Џодобное  замеченное  им  у  китайцев
сочетание превосходства  и  насмешки,  мудрости  и  причудливой
церемонности подействовало на Љнехта весьма отрадно; он подумал
о  том,  что этой манеры (Њагистр ’омас владел ею мастерски) он
давно уже не наблюдал,  и  с  радостной  благодарностью  принЯл
приглашение.  Љогда  в  тот  же вечер он отправилсЯ разыскивать
отдаленные покои отца  €акова,  расположенные  в  конце  тихого
флигелЯ,  и  остановилсЯ  в  нерешительности,  не знаЯ, в какую
дверь  постучать,  до  его  слуха  неожиданно  донеслись  звуки
клавира.  Ћн  прислушалсЯ  и  узнал:  то  была соната Џерселла,
исполнЯемаЯ без всЯких претензий и без виртуозности, но чисто и
строго; тепло и приветливо звучала просветленнаЯ  музыка  с  ее
нежными  трезвучиЯми,  напоминаЯ  ему о вальдцельских временах,
когда он такие же пьесы разыгрывал со своим другом  ”ерромонте.
‘лушаЯ  и  наслаждаЯсь,  он  стоЯл и ждал, покуда не окончилась
соната, звучавшаЯ в тихом сумеречном  коридоре  так  одиноко  и
отрешенно,  так  дерзновенно  и  целомудренно,  так по-детски и
вместе с таким неизъЯснимым превосходством, как  звучит  всЯкаЯ
хорошаЯ   музыка   среди   немоты   этого  мира.  Ћн  постучал.
Џослышалось: "‚ойдите!", и отец €аков встретил его со  скромным
достоинством;  на  небольшом  роЯле  еще  горели две свечи. „а,
ответил отец €аков на вопрос Љнехта, он каждый вечер играет  по
полчаса,   а  то  и  по  часу,  труды  свои  он  заканчивает  с
наступлением темноты и перед сном никогда не пишет и не читает.
Ћни  заговорили  о  музыке,  о  Џерселле,  ѓенделе,  о   старых
музыкальных  традициЯх  бенедиктинцев,  об этом вовсе не чуждом
муз  Ћрдене,  с  историей  коего   Љнехт   выразил   готовность
познакомитьсЯ   ближе.  Ѓеседа  оживилась,  говорили  о  тысЯче
вопросов,  познаниЯ  старика  в  истории   оказались   поистине
феноменальными,  однако  он  не  отрицал, что историЯ Љасталии,
самой  касталийской  мысли  и  касталийского  Ћрдена  мало  его
занимала;  он  не  умолчал  также  о  своем  весьма критическом
отношении к этой  самой  Љасталии,  Ћрден  которой  он  склонен
рассматривать   как   подражание   христианским   конгрегациЯм,
кощунственное подражание, ибо касталийский Ћрден  не  опираетсЯ
ни  на религию, ни на бога, ни на церковь. Љнехт с почтительным
вниманием выслушал эти  критические  замечаниЯ,  позволив  себе
отметить:  что  касаетсЯ  религии,  бога  и  церкви, то, помимо
бенедиктийского  и  римско-католического  толкованиЯ,  возможны
ведь  и  другие,  да  они  и  существовали,  и  никто не станет
отрицать чистоту их  помыслов  и  глубокий  след,  который  они
оставили в духовной жизни.
     --  Ќесомненно,  --  согласилсЯ  отец €аков. -- ‚ы, должно
быть, имеете в виду протестантов. Ќо они не сумели сохранить ни
религии, ни церкви, хотЯ  в  свое  времЯ  проЯвили  незаурЯдное
мужество  и  выдвинули из своей среды весьма достойных людей. ‚
моей жизни были годы, когда Я уделЯл немалое внимание  изучению
всЯкого   рода   попыток   примирениЯ  враждующих  христианских
вероисповеданий и церквей,  особенно  менЯ  интересовало  времЯ
около  тысЯча  семисотого  года,  когда  жили  такие  люди, как
философ и математик ‹ейбниц и этот удивительный  фантастический
граф   –инцендорф,  не  жалевшие  сил,  чтобы  вновь  соединить
враждующих братьев. € вообще, восемнадцатое  столетие,  как  бы
нам  порой  ни  казалось,  что  тогда царил дух поверхностный и
дилетантский, в смысле истории духовной культуры  необыкновенно
интересно и многогранно, и именно протестанты этого века не раз
занимали менЯ. Ћднажды Я обнаружил среди них филолога, педагога
и  воспитателЯ  крупного  дарованиЯ,  между  прочим,  швабского
пиетиста,  человека,  нравственное   влиЯние   которого   можно
проследить  в  течение  двух последующих столетий, -- однако мы
отвлеклись, вернемсЯ лучше к  вопросу  о  закономерности  и  об
исторической миссии орденских организаций.
     --  Ќет, позвольте, -- воскликнул Љнехт, -- прошу вас хоть
еще немного рассказать мне  об  этом  педагоге,  о  котором  вы
только  что  упомЯнули.  Њне  сдаетсЯ, что Я догадываюсь, о ком
речь.
     -- Ћ ком же?
     -- ‘начала Я подумал, что о ”ранке  из  ѓалле{<a href=#2_4_04>2_4_04</a>},  но
ведь вы сказали, он -- шваб, и тут уж речь могла идти только об
€оганне  Ђльбрехте Ѓенгеле{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>}. ђаздалсЯ смех, лицо ученого
засиЯло радостью. -- ‚ы поражаете менЯ, дорогой! --  воскликнул
он  живо. -- € впрЯмь, Я имел в виду ЃенгелЯ{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>}. Ќо откуда
вы-то  знаете  о  нем?  €ли  в  вашей  удивительной   Џровинции
почитаетсЯ  за  правило  знать  столь  давние событиЯ и забытые
имена?  ‘мею  вас  уверить,   спросите   всех   свЯтых   отцов,
наставников и послушников нашей обители, добавьте к ним еще два
поколениЯ, и никто не назовет вам этого имени.
     --  ‚  Љасталии  его тоже мало кто знает, вероЯтно, никто,
кроме менЯ и двух моих друзей. Ќекоторое времЯ длЯ своих сугубо
частных целей Я занималсЯ изучением восемнадцатого  столетиЯ  и
пиетизма, тогда-то Я и натолкнулсЯ на двух швабских богословов,
вызвавших  мое  великое  удивление и даже преклонение, и из них
именно Ѓенгель{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>} показалсЯ мне тогда идеалом  педагога  и
наставника  молодежи.  џ  так  увлексЯ этим человеком, что даже
попросил переснЯть из старинной книги его портрет, и  он  долго
украшал мой письменный стол,
     Ћтец €аков все еще улыбалсЯ.
     --   ‚   таком   случае   наша   встреча   произошла   под
необыкновенным знаком, -- сказал он. -- Џоражает уже  одно  то,
что  оба  мы  натолкнулись  на  этого  всеми забытого человека.
Ћднако, пожалуй, вызывает еще большее удивление, каким  образом
этому  швабскому протестанту удалось почти одновременно оказать
свое влиЯние  на  бенидиктинского  монаха  и  мастера  €гры  из
Љасталии.  Њежду прочим, Я представлЯю себе вашу €гру как некое
искусство, нуждающеесЯ в богатом воображении, и  потому  весьма
удивлен,    что    столь    трезво    мыслЯщий   человек,   как
Ѓенгель{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>}, мог привлечь ваше внимание.
     ’еперь и Љнехт рассмеЯлсЯ.
     -- Ќу  что  ж,  стоит  вам  только  вспомнить  многолетнее
изучение  Ѓенгелем{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>}  ЋткровениЯ  €оанна  Ѓогослова и его
систему толкованиЯ пророчеств этой книги, как  вы  согласитесь,
что  нашему  другу  не  было  чуждо  и  то,  что противоположно
трезвости.
     -- ‘огласен, -- весело подтвердил отец €аков. -- Ќу, а как
же вы объЯсните подобное противоречие?
     -- …сли вы позволите мне ответить шуткой, то Я сказал  бы:
Ѓенгель,  сам того не сознаваЯ, страстно искал и жаждал обрести
одно -- €гру в бисер. џ причислЯю  его  к  тайным  предтечам  и
праотцам нашей €гры.
     Ћтец €аков, вновь став серьезным, осторожно проговорил:
     --  Ќесколько  смело включать именно ЃенгелЯ в родословную
вашей €гры. —ем вы докажете вашу мысль?
     -- џ, разумеетсЯ, пошутил, но шутка эта такова, что  можно
и настоЯть на ней. …ще в свои молодые годы, еще до того, как он
занЯлсЯ Ѓиблией, Ѓенгель поведал одному из своих друзей о плане
энциклопедического  труда,  где псе отрасли знаний, известные в
некоем его времЯ, были соразмерно и наглЯдно сведены под  одним
углом  зрениЯ  в  определенный бы порЯдок. Ђ это и сеть как раз
то, что делает наша €гра.
     -- Ќо ведь это  та  самаЯ  идеЯ  энциклопедии,  с  которой
носилсЯ весь весемнадцатый век! -- воскликнул отец €аков.
     --  €менно  она, -- ответил Љнехт. -- Ќо Ѓенгель стремилсЯ
не только, так сказать, к  синоптической  рЯдоположености  всех
областей знаниЯ и исследований, но и к сопрЯжению их внутренней
сущности,  к  некоему  органическому  порЯдку. Ћн был на пути к
поискам общего знаменателЯ, а это одна из основных мыслей €гры.
‘кажу более: окажись у ЃенгелЯ под рукой что-нибудь похожее  на
систему нашей €гры, он, возможно, и избежал бы своей крупнейшей
ошибки   с   пересчетом   пророческих   чисел   и   возвещением
Ђнтихристова пришествиЯ и тысЯчелетнего царства.  Ѓенгель  ведь
так  и  не  сумел вполне обрести желанное общее направление длЯ
приложениЯ  своих  многочисленных  дарований.  ‚от  почему  его
математический  талант  в  сочетании  с  его прозорливостью как
филолога и породил то смешение  точности  и  фантастики,  каким
ЯвлЯетсЯ  его "‘истема времен", которой он посвЯтил не один год
своей жизни.
     -- •орошо, что вы не историк, -- заметил €аков, --  у  вас
поистине большаЯ склонность к фантазиЯм. Ћднако Я понЯл, что вы
имеете в виду; педант Я только в своей узкой специальности,
     Ѓеседа оказалась плодотворной, стала неким узнаванием друг
друга,     рождением     чего-то     похожего     на    дружбу.
“ченому-бенедиктинцу  представлЯлось  не  случайным   или,   по
крайней мере, исключительным случаем то обстоЯтельство, что оба
они  --  он  в  своем  бенедиктинском мире, а молодой человек в
своем касталийском  --  сделали  эту  находку,  открыв  бедного
монастырского     учителЯ    из    ‚юртемберга,    одновременно
мЯгкосердечного  и  необыкновенно  стойкого,  мечтательного   и
трезво  мыслЯщего  человека;  что-то, должно быть, свЯзывало их
обоих, раз на  них  подействовал  один  и  тот  же  неприметный
магнит.  €  действительно,  с  того вечера, начавшегосЯ сонатой
Џерселла, это "что-то", эта свЯзь сделалась  Явью.  Ћтец  €аков
наслаждалсЯ  общением  с  таким  развитым и в то же времЯ таким
открытым длЯ всего нового юным умом, подобнаЯ радость не  часто
выпадала на его долю; а Љнехт смотрел на беседы с историком, на
учение,   у   него   начавшеесЯ,   как   на   новую  ступень  к
"пробуждению", каковым он считал всю свою жизнь. Ћдним  словом,
благодарЯ  отцу  €акову  он  приобщилсЯ  к  исторической науке,
познал  закономерности  и  противоречиЯ  изучениЯ   истории   и
исторических трудов, а в последующие годы, сверх того, научилсЯ
смотреть  на  современность  и  на  собственную  жизнь  как  на
историческую реальность.
     Ѓеседы их порой разрастались до подлинных диспутов, атак и
самооправданий; притом нападающей стороной поначалу чаще  бывал
отец  €аков.  —ем  больше  ему раскрывалось умонастроение юного
друга, тем больше он сожалел о том,  что  столь  многообещающий
молодой  человек  не  прошел  школы  религиозного воспитаниЯ, а
получил     лишь     мнимое     воспитание     в      атмосфере
интеллектуально-эстетической  духовности. ‚се, что он порицал в
образе мыслей Љнехта, он приписывал  именно  этим  "новшествам"
касталийского духа, его полному отрыву от действительности, его
склонности  к  игре  в  абстракцию. Ђ в тех случаЯх, когда он с
удивлением обнаруживал у Љнехта взглЯды и суждениЯ,  близкие  к
своим, он праздновал победу здорового начала в душе юного друга
над касталийским воспитанием. €озеф весьма спокойно воспринимал
критику  касталийских  порЯдков, а в случаЯх, когда отец €аков,
увлеченный своим темпераментом,  заходил  чересчур  далеко,  он
хладнокровно  отражал его нападки. Љстати, среди уничижительных
выпадов старого ученого  против  Љасталии  бывали  и  такие,  с
которыми  €озефу  приходилось  отчасти  соглашатьсЯ,  и в одном
случае он за времЯ пребываниЯ в Њариафельсе полностью переменил
свое мнение.  ђечь  идет  об  отношении  касталийской  мысли  к
всемирной  истории,  о  том,  что  отец  €аков  называл "полным
отсутствием исторического чувства".  Ћбычно  он  говорил:  "‚ы,
математики   и  lusores,  выдумали  себе  на  потребу  какую-то
дистиллированную   историю,   состоЯщую   только   из   истории
искусства; ваша историЯ бескровна, лишена всЯкой реальности: вы
превосходно  разбираетесь в этапах упадка латинского синтаксиса
во втором или в третьем веках нашей эры и никакого  понЯтиЯ  не
имеете  об Ђлександре, –езаре или €исусе •ристе. ‚ы обращаетесь
со всемирной историей, как математики с математикой, в  которой
существуют  только  теоремы  и формулы, но нет никакой реальной
действительности,  нет  добра  и  зла,  нет  времени,  нет   ни
прошлого,   ни   будущего,   а   есть  только  вечное,  плоское
математическое настоЯщее".
     -- Ќо скажите, как же заниматьсЯ исторической  наукой,  не
стремЯсь внести в историю какой-то порЯдок, систему? -- спросил
Љнехт.
     --  ђазумеетсЯ,  необходимо  вносить в историю порЯдок, --
разражалсЯ в ответ отец €аков, -- всЯкаЯ наука  --  это  прежде
всего  систематизациЯ,  упорЯдочение и в то же времЯ упрощение,
некоторое переваривание длЯ духа  того,  что  непереваримо.  Њы
полагаем,   что   нам   удалось  вскрыть  в  истории  некоторые
закономерности, и мы пытаемсЯ при раскопках исторической правды
опиратьсЯ на них. Ђнатом, вскрывающий тело, не  обнаруживает  в
нем ничего длЯ себЯ неожиданного, а видит под эпидермой органы,
мышцы,  свЯзки,  кости, вполне подтверждающие ту схему, котораЯ
ему заранее известна. Ќо если  анатом  видит  уже  только  свою
схему  и  из-за  этого  пренебрегает  единственной в своем роде
индивидуальной реальностью, то тогда он  касталиец,  lusor,  он
прилагает  математические  мерки  к  самому  не подходЯщему длЯ
этого объекту. Џусть  тот,  кто  занимаетсЯ  историей,  наделен
самой  трогательной  детской  верой  в  систематизирующую  силу
нашего разума и наших  методов,  но,  помимо  этого  и  вопреки
этому,  долг  его  --  уважать непостижимую правду, реальность,
неповторимость происходЯщего. Ќет,  дорогой  мой,  историческаЯ
наука -- это не забава и не безответственнаЯ игра. €сторическое
исследование   предполагает   в  нас  понимание  того,  что  мы
стремимсЯ к чему-то  невозможному,  и  все  же  необходимому  и
чрезвычайно   важному.   €сторическое   исследование  означает:
погрузитьсЯ в хаос и все же сохранить в себе веру в  порЯдок  и
смысл. ќто очень серьезнаЯ задача, молодой человек, быть может,
даже трагическаЯ.
     ‘реди  высказываний  отца  €акова, о которых Љнехт сообщил
тогда же в письмах своим друзьЯм, приведем еще одно характерное
замечание.
     -- „лЯ молодежи великие мужи не что иное, как  изюминки  в
пироге  всемирной  истории.  „а,  они  безусловно  входЯт  в ее
субстанцию, но не так-то уж легко и просто,  как  это  кажетсЯ,
отделить  истинно  великих  от  мнимо  великих.  Њнимо  великим
придает величие  сам  исторический  момент,  его  угадывание  и
использование.   €сториков   и   биографов,  не  говорЯ  уже  о
журналистах,  которым  подобное  угадывание   и   использование
исторического  момента,  иначе говорЯ, сам мимолетный успех уже
представлЯетсЯ признаком величиЯ, -- хоть пруд  пруди.  ‹юбимые
фигуры  подобных историков: капрал, за день ставший диктатором,
или куртизанка,  которой  на  времЯ  удалось  стать  владычицей
настроений  императора.  ‚озвышенно  мыслЯщие  юноши, напротив,
преклонЯютсЯ перед трагическими неудачниками, мучениками, теми,
кто опоздал всего на несколько минут или чересчур уж  поспешил.
—то  до  менЯ, ЯвлЯющегосЯ прежде всего историком нашего Ћрдена
бенедиктинцев, то в мировой истории Я никогда не считал  самыми
притЯгательными,  поражающими  и  достойными изучениЯ отдельные
личности и  перевороты,  успешные  или  неудавшиесЯ;  нет,  моЯ
любовь   и   ненасытное   любопытство  направлены  на  ЯвлениЯ,
аналогичные  нашей  конгрегации,  на   те   очень   долговечные
организации, которые пытаютсЯ отбирать людей с душой и разумом,
воспитывать их и преображать не с помощью евгеники, а с помощью
воспитаниЯ,  создавать  из  них  аристократов  по духу, а не по
крови, одинаково способных как служить,  так  и  повелевать.  ‚
истории ѓреции, например, менЯ пленили не созвездиЯ героев и не
назойливые  крики  на  агоре, а опыты пифагорейцев и платоновой
академии.  “  китайцев   менЯ   прежде   всего   заинтересовала
длительность  существованиЯ  системы ЉонфуциЯ, в истории …вропы
--  христианскаЯ  церковь  и  служащие  ей  и  входЯщие  в  нее
орденские    организации,   именно   они   представлЯютсЯ   мне
историческими объектами первой величины.  ’о,  что  авантюристу
может  улыбнутьсЯ  счастье  и  он  завоюет  или  создаст  целую
империю, котораЯ будет существовать двадцать, пЯтьдесЯт, а то и
сто лет; то, что доброжелательный мечтатель с короной на голове
постараетсЯ проводить честную политику или  предпримет  попытку
претворить  в  жизнь  какую-нибудь культуртрегерскую мечту; то,
что в исключительных условиЯх народ (или другаЯ общность людей)
способен совершить и претерпетъ невиданное, -- все это длЯ менЯ
не так интересно,  как  вновь  и  вновь  предпринимаемые  опыты
созданиЯ  институтов,  подобных  нашему Ћрдену, из которых иные
продержались тысЯчу и даже две тысЯчи лет. Ћ свЯтой церкви Я не
говорю, она длЯ нас, верующих, вне всЯкой дискуссии. Ќо то, что
конгрегации бенедиктинцев, доминиканцев, а позднее  и  иезуитов
существуют   несколько  столетий  и  после  многовековой  своей
истории, наперекор всему,  что  происходило  вокруг  --  всЯким
искажениЯм,  приспособлениЯм  и  насилию, чинимому над ними, --
сохранили свое лицо и  голос,  свой  облик,  свою  неповторимую
душу,  --  вот  в  чем  длЯ менЯ самый удивительный и достойный
преклонениЯ исторический феномен.
     „аже когда в гневе своем отец  €аков  бывал  несправедлив,
€озсф не мог не поражатьсЯ ему. Џри всем том он в то времЯ и не
подозревал,  кто  таков  на  самом  дела отец €аков, видЯ в нем
только солидного, даже гениального ученого, а  не  историческую
личность,  котораЯ  сама  сознательно творила историю, ведущего
политика своей  конгрегации,  знатока  политической  истории  и
политических  вопросов  современности,  -- недаром же к нему со
всех сторон спешили за  советами,  разъЯснениЯми,  просьбами  о
посредничестве.  Ћколо  двух  лет,  до  первого своего отпуска.
Љнехт общалсЯ со свЯтым отцом только как с  ученым,  знаЯ  лишь
одну,  обращенную  к  нему  сторону  его жизни, трудов, славы и
влиЯниЯ. ќтот муж умел молчать, молчать даже с друзьЯми, а  его
братьЯ-монахи  тоже  это  умели,  и  даже  лучше, чем Љнехт мог
предположить.
     Џо истечении двух лет Љнехт настолько освоилсЯ с жизнью  в
монастыре,  насколько  это  доступно было гостю и вообще чужому
человеку. ‚ремЯ от  времени  он  помогал  органисту  руководить
мотетным  хором -- этой тоненькой нитью древнейшей традиции. Ћн
сделал несколько находок  в  потном  архиве  монастырЯ,  выслал
копии  старинных  пьес  в  ‚альдцель и с особым удовольствием в
Њонпор. Ћн собрал небольшую группу начинающих любителей €гры, в
которую, как один из ревностных учеников, вошел и вышеназванный
Ђнтон. ‚прочем, аббата ѓервасиЯ он так и не научил  китайскому,
однако  преподал  ему  обращение  со  стеблЯми тысЯчелистника и
лучший метод медитации  над  речениЯми  книги  оракулов.  Ђббат
постепенно привык к €озефу и давно оставил попытки пристрастить
гостЯ  к винопитию. ‘ообщениЯ, которые он посылал в ‚альдцель в
ответ  на  полугодовые  официальные   запросы   Њагистра   €гры
(довольны  ли в Њариафельсе Љнехтом), содержали только похвалу.
‚ Љасталии же,  куда  более  внимательно,  нежели  эти  отчеты,
изучали  темы  лекций  и  списки  баллов,  выставленных Љнехтом
участникам курсов €гры. €зучив же, находили, что общий  уровень
весьма  скромен,  по были довольны уже тем, как молодой учитель
приспособилсЯ к подобному уровню и к  нравам  и  духу  обители.
Ќаибольшее    же    удовлетворение,   и   весьма   неожиданное,
касталийское руководство испытало, и словом не намекнув об этом
своему представителю, при известии о  частом,  доверительном  и
почти дружеском общении Љнехта со знаменитым отцом €аковом.
     Ћбщение  это  принесло  многие плоды, о которых, несколько
забегаЯ вперед в нашем повествовании, да  будет  нам  дозволено
рассказать  уже сейчас, во всЯком случае, об одном, пришедшемсЯ
Љнехту более всех по душе. Џлод этот созревал  медленно,  очень
медленно,  прорастал  так  же  настороженно  и недоверчиво, как
прорастают семена высокогорных деревьев, пересаженные на тучные
полЯ долины: они унаследовали настороженность и недоверие своих
предков, и медленный рост -- одно из их наследственных свойств.
’ак  и  мудрый  старик,  привыкший  недоверчиво  контролировать
малейшую  возможность  влиЯниЯ  на  себЯ,  позволЯл  лишь очень
медленно и в малых дозах укоренЯтьсЯ в себе тому, что юный друг
и  коллега  с  противоположного  полюса  преподносил   ему   от
касталийского  духа.  €  все  же  постепенно  зароненное  зерно
проросло, и из всего хорошего, что  Љнехт  пережил  в  обители,
лучшим  и  самым  дорогим  длЯ  него  было  это  скупое,  робки
развивающеесЯ из безнадежных ростков  доверие  и  самораскрытие
многоопытного  старика,  его  медленно  зреющее и еще медленней
осознаваемое им уважение не только к личности  своего  младшего
почитателЯ,  но  и  к тому, что было в нем типично касталийской
чеканки. аг за шагом младший из них, казалось, только ученик и
слушатель, жаждущий  поучитьсЯ,  подводил  отца  €акова,  ранее
произносившего  слова "касталийский" или "lusor" не иначе как с
иронией, а то и как бранные, -- сперва к терпимому отношению, а
затем и к признанию, уважению и этого образа  мыслей,  и  этого
касталийского  Ћрдена,  и  этой  попытки  созданиЯ аристократии
духа. ‚ конце концов отец €аков перестал сетовать на  молодость
касталийцев,  которые  со  своими  неполными  двумЯ столетиЯми,
разумеетсЯ, отставали в  этом  смысле  от  бенедиктинцев  с  их
полуторатысЯчелетней  историей;  перестал он и смотреть на €гру
как на некий эстетический дендизм, перестал считать невозможной
в будущем дружбу и заключение некоторого  подобиЯ  союза  между
неравными по возрасту Ћрденами. ‘ам Љнехт еще долгое времЯ и не
подозревал, что ЉоллегиЯ видела в этом частичном обращении отца
€акова, на которое €озеф смотрел как на личную удачу, наивысшее
достижение  его  мариафельсской  миссии.  ‚ремЯ  от  времени он
тщетно ломал себе голову над тем, чего он, собственно,  добилсЯ
в  монастыре, исполнил ли он свое поручение, приносит ли пользу
и не есть ли его приезд сюда, казавшийсЯ вначале неким отличием
и  повышением,   которому   завидовали   сверстники,   какой-то
бесславной  отставкой,  неким отгоном в тупик. Ќу что же, думал
он, научитьсЯ чему-нибудь можно везде, почему же не поучитьсЯ и
здесь? •отЯ, с касталийской точки зрениЯ, эта обитель, исключаЯ
разве только отца €акова, была не бог весть каким вертоградом и
образцом ученой  премудрости;  и  не  закоснел  ли  он,  Љнехт,
пребываЯ  в  такой  изолЯции среди самодовольных дилетантов, не
начал ли уже отставать в  €гре?  Џобороть  подобные  настроениЯ
помогало ему полное отсутствие у него всЯкого карьеризма и в ту
пору  уже  довольно  прочно укоренившийсЯ amor fati. ‚ общем-то
его жизнь здесь, в этом  старинном  монастыре,  жизнь  гостЯ  и
скромного  преподавателЯ специальной дисциплины, была, пожалуй,
приЯтнее, чем последнее времЯ  пребываниЯ  в  ‚альдцеле,  среди
тамошних  честолюбцев,  и ежели судьба навсегда забросит его на
этот маленький колониальный пост, он,  возможно,  и  попытаетсЯ
кое  в  чем  изменить  свою  здешнюю жизнь, например, попробует
перетащить сюда одного из своих  друзей,  или  же,  по  крайней
мере,  испросит  себе  хороший ежегодный отпуск в Љасталию, а в
остальном будет довольствоватьсЯ тем, что есть.
     —итатель этих биографических записок скорее всего  ожидает
отчета  еще  об  одной  стороне  монастырской жизни Љнехта -- о
религиозной. Ќо тут мы  отважимсЯ  лишь  на  весьма  осторожные
предположениЯ.  ‘удЯ  по  более  поздним его высказываниЯм и по
всему  его  поведению,  Љнехт,  соприкоснувшись  с   ежедневной
практикой  христианства,  возможно  и  даже  вероЯтно  вошел  в
Њариафельсе в более близкие отношениЯ с религией. Ћднако вопрос
о том, стал ли он там христианином, и если да, то в какой мере,
придетсЯ  оставить  открытым  --  эта  сфера  недоступна  нашим
исследованиЯм.  Џомимо  обычного  длЯ  касталийца  уважениЯ  ко
всЯкой религии, в нем самом жило некое благоговение, которое мы
назвали бы благочестивым;  еще  в  школах,  особенно  занимаЯсь
церковной   музыкой,   он   почерпнул   глубокие   сведениЯ   о
христианском учении и его классических формах, таинство мессы и
обрЯд  литургии  он  знал  превосходно.  Ќе  без  почтительного
удивлениЯ  познакомилсЯ  он  у  бенедиктинцев с живой религией,
известной ему до этого  лишь  теоретически  и  исторически;  он
неоднократно  присутствовал на богослужениЯх, а когда он изучил
несколько трактатов отца €акова  и  подвергсЯ  воздействию  его
бесед,  перед ним с полной отчетливостью предстал феномен этого
христианства, которое в течение веков столько  раз  объЯвлЯлось
несовременным  и  превзойденным, устаревшим, неподвижным, и все
же, вновь припав к своим истокам, обновлЯлось, оставлЯЯ  далеко
позади  то,  что еще вчера мнило себЯ передовым и победоносным.
Ћн не возражал и на неоднократные высказываниЯ о том, что  сама
касталийскаЯ  культура  --  лишь  преходЯщаЯ,  секулЯризованнаЯ
ветвь европейской христианской культуры, и  в  свое  времЯ  она
вновь  растворитсЯ  в  этой культуре и перестанет существовать.
Џусть будет все, как утверждает отец €аков, заЯвил  ему  как-то
Љнехт,   но   ведь  его,  Љнехта,  место,  его  служение  --  в
касталийской иерархии, а не бенедиктинской,  там  он  и  должен
показать себЯ, приложить свои силы, не заботЯсь о том, имеет ли
иерархиЯ,  членом  которой  он  пребывает,  право на вечное или
только временное существование; переход в другую веру он  может
рассматривать  только  как  недостойное  бегство. ’ак некогда и
досточтимый €оганн Ђльбрехт Ѓенгель{<a href=#2_3_05>2_3_05</a>} служил лишь малой и
преходЯщей церкви,  не  поступаЯсь  при  этом  своим  служением
вечному.  Ѓлагочестие, иными словами, окрыление верой, служение
и верность вплоть до полаганиЯ своей жизни, возможно во  всЯком
вероисповедании  и  на  каждой  ступени,  и  единственной мерой
искренности  и  ценности  всЯкого  личного  благочестиЯ   можно
признать лишь это служение и эту верность.
     Ћднажды,  это  было после того, как Љнехт уже провел среди
patres около двух лет, в монастырь ЯвилсЯ некий гость, которого
тщательно держали в отдалении от него, не позволив даже беглого
знакомства.   ђазгоревшеесЯ    от    подобной    таинственности
любопытство   Љнехта   заставило  его  внимательно  следить  за
приезжим (который, впрочем,  несколько  дней  спустЯ  отбыл)  и
строить   разнообразные   догадки.   „уховное  облачение  гостЯ
показалось Љнехту маскарадом. ‘  настоЯтелем  и  отцом  €аковом
неизвестный   имел  несколько  длительных  бесед  за  закрытыми
дверЯми; за времЯ его пребываниЯ в монастыре  к  нему  ЯвлЯлись
экстренные  курьеры,  и  он  тут  же  их отправил назад. Љнехт,
наслышанный  о  политических  свЯзЯх  и  традициЯх   монастырЯ,
предположил,   что  неизвестный  ЯвлЯетсЯ  высоким  должностным
лицом,  прибывшим  с  тайной  миссией,  или  же  путешествующим
инкогнито   государем.   ЏодводЯ  итог  своим  наблюдениЯм,  он
вспомнил, что и до  этого  в  монастырь  прибывали  посетители,
которые теперь, когда он стал припоминать их, тоже казались ему
таинственными  или  значительными личностЯми. Џри этом он вдруг
подумал о начальнике "полиции", приветливом господине „юбуа,  и
его  просьбе  --  всегда,  и  при  случае  особенно, пристально
следить в монастыре именно за подобными визитами. € хотЯ  Љнехт
и  теперь  не  испытывал  ни  охоты, ни призваниЯ к такого рода
отчетам, совесть все же напомнила ему,  что  он  давно  уже  не
писал   этому  столь  благожелательному  человеку  и,  по  всей
вероЯтности, сильно  разочаровал  его.  Ћн  отправил  господину
„юбуа  пространное  письмо,  попыталсЯ  в  нем  объЯснить  свое
молчание и, дабы  письмо  не  прозвучало  чересчур  голословно,
рассказал  кое-что  о своих отношениЯх с отцом €аковом. Ћн и не
догадывалсЯ, сколь тщательно и кем только не изучалось это  его
послание.

        Њ€‘‘€џ

     Џервое  пребывание  Љнехта  в монастыре длилось около двух
лет; в то времЯ, о котором сейчас идет речь, ему  шел  тридцать
седьмой   год.  ‚  конце  этого  своего  пребываниЯ  в  обители
Њариафельс, примерно месЯца два  после  того,  как  он  написал
подробное  письмо  господину „юбуа, его однажды утром вызвали в
приемную  аббата.  ђешив,  что  общительный   ѓервасий   желает
побеседовать  с ним о китайских премудростЯх. Љнехт, не мешкаЯ,
отправилсЯ  засвидетельствовать  ему  свое  почтение.  ѓервасий
встретил его с каким-то письмом в руках.
     --  џ удостоен чести, глубокочтимый друг, обратитьсЯ к вам
с  поручением,  --  сиЯЯ,  воскликнул  он  в   своей   отечески
благоволительной  манере  и  тут  же  перешел  на  иронический,
поддразнивающий тон, возникший  как  результат  еще  не  вполне
определившихсЯ  дружественных  отношений между бенедиктииским и
касталийским Ћрденами и введенный в обиход,  собственно,  отцом
€аковом{<a href=#2_6_06>2_6_06</a>}.   --  Ћднако  же  ваш  Magister  Ludi  достоин
восхищениЯ. Џисьма он писать мастер! Њне он, бог весть  почему,
написал   по-латыни;   у  вас,  касталийцев,  ведь  никогда  не
разберешь, где вы изысканно вежливы, а  где  насмехаетесь,  где
почитаете,   а   где  поучаете.  €так,  ко  мне  сей  уважаемый
dorninus{<a href=#2_5_01>2_5_01</a>} обратилсЯ по-латыни, и должен признатьсЯ -- на
такой латыни, какой никто не владеет в нашем Ћрдене, за вычетом
разве что отца €акова{<a href=#2_6_06>2_6_06</a>}. Ћна как будто бы вышла из  школы
самого  –ицерона, но чуть-чуть приправлена тщательно отмеренной
понюшкой нашей церковной  латыни,  причем  опЯть  же  неведомо,
задумана  ли приправа эта чистосердечно, как приманка длЯ нашей
поповской братии, или в ироническом смысле, или просто родилась
из неудержимой потребности играть, стилизовать и  декорировать.
Ќу  так  вот,  „осточтимый пишет мне: в тамошних краЯх полагают
желательным  повидать  вас  и  заключить  в  свои  объЯтиЯ,   а
возможно,  и  в  какой-то мере проверить, не подточило ли столь
длительное пребывание среди нас, варваров, вашу  мораль  и  ваш
стиль.   Љороче,  если  Я  правильно  понЯл  и  истолковал  сей
пространный литературный шедевр,  вам  предоставлен  отпуск,  а
менЯ  просЯт  отпустить вас на неограниченный срок в родной вам
‚альдцель, но не  насовсем:  ваше  скорое  возвращение  к  нам,
поскольку  мы  не  без  удовольствиЯ  взираем  на  него, вполне
отвечает намерениЯм и вашего начальства. Џрошу извинить менЯ, Я
бессилен должным образом передать все тонкости его  письма,  да
Њагистр  ’омас  врЯд ли этого от менЯ ожидает. ‚от это письмецо
мне поручено передать вам, а теперь Я вас более не задерживаю и
прошу  решить,  едете  ли  вы,  и  когда  именно.   Ќам   будет
недоставать  вас, мой дорогой; если вы чересчур задержитесь, мы
не преминем заЯвить о своих претензиЯх ‚ерховной Љоллегии.
     ‚ письме, переданном настоЯтелем Љнехту,  ЉоллегиЯ  кратко
сообщала,  что  длЯ  отдыха  и  переговоров  с руководством ему
предоставлен отпуск и что  его  в  ближайшее  времЯ  ожидают  в
‚альдцеле.  ‘  тем,  что  курс  €гры  не  завершен, он может не
считатьсЯ, разве что аббат  настоит  на  этом.  Ѓывший  Њагистр
музыки передает ему привет.
     Џрочитав  эти последние слова, €озеф насторожилсЯ: с какой
стати отправителю письма. Њагистру €гры, поручили передать этот
привет, не очень-то  уместный  в  столь  официальном  послании.
„олжно  быть,  состоЯлась  конференциЯ всех Љоллегий с участием
всех Њагистров, даже ушедших  на  покой.  Ќу  что  ж,  в  конце
концов,  какое  ему  дело  до  всевозможных конференций? Ћднако
странное  чувство  возбудила  в  нем  эта  весточка,  и  как-то
необычайно   дружески  прозвучал  этот  привет.  Ћ  чем  бы  ни
говорилось на этой конференции, привет,  переданный  в  письме,
доказывал,  что  высшее  руководство при этом говорило и о нем,
€озефе Љнехте. Ќеужели его ожидает какое-то новое назначение  и
его  отзовут  из  Њариафельса?  Ѓудет  ли  это  повышением  или
наоборот? Ќо ведь в письме говоритсЯ  только  об  отпуске.  „а,
отпуску  он  искренне  рад  и охотнее всего уехал бы уже завтра
утром. Ќо надо хотЯ бы попрощатьсЯ с учениками, дать им задание
на времЯ своего отсутствиЯ. „олжно быть, Ђнтон  будет  огорчен.
„а  и  с  некоторыми свЯтыми отцами он обЯзан проститьсЯ лично.
’ут он подумал об отце €акове{<a href=#2_6_06>2_6_06</a>} и,  к  своему  удивлению,
ощутил  легкую  боль  в  душе  --  свидетельство  того,  что он
привЯзалсЯ к Њариафельсу больше,  нежели  подозревал  об  этом.
Њногого,  к чему он привык, что любил, недоставало ему здесь, и
когда он глЯдел отсюда, с чужбины, ЉасталиЯ  казалась  ему  еще
прекрасней.  Ќо  в эту минуту он понЯл: в отце €акове он терЯет
нечто невозместимое, его будет ему не хватать даже в  Љасталии.
’ем  самым  он  как  бы лучше осознал, что именно он почерпнул,
чему научилсЯ в Њариафельсе, и только теперь, думаЯ о поездке в
‚альдцель, о встрече с друзьЯми, об €гре, о каникулах,  он  мог
полностью  отдатьсЯ  чувству  радости н надежды. Ћднако радость
эта была бы куда  меньшей,  если  бы  он  не  был  уверен,  что
вернетсЯ в обитель.
     Љак-то  вдруг  он  решилсЯ  и  пошел  прЯмо к отцу €акову;
рассказал ему  о  полученном  письме,  об  отпуске  и  о  своем
удивлении по поводу того, что ра