  тут  смерть правила бал. Ѓездомные,  печалЯсь и проклинаЯ, с безумными
глазами сидели третьи перед кладбищами у своих  опустевших домов. € что хуже
всего - каждый искал длЯ этого невыносимого бедствиЯ козла отпущениЯ, каждый
утверждал, что  знает  нечестивцев, которые  виноваты в  чуме и  ЯвлЯютсЯ ее
злонамеренными  зачинщиками.  ‘атанисты,  стало  быть,  злорадно   старались
распространЯть смерть, извлекаЯ из чумных трупов Яд, мазали им стены и ручки
дверей,  отравлЯли  колодцы  и  скот.  Ќа  кого  падало  подозрение  в  этих
мерзостЯх,  тот погибал,  если не бывал  предупрежден и не  мог бежать;  его
приговаривали к смерти либо юридически, либо сама чернь. Љроме того, богатые
обвинЯли бедных, и наоборот, или это были евреи, или чужеземцы, или врачи. ‚
одном  городе  ѓольдмунд с похолодевшим  сердцем наблюдал, как  горел  целый
еврейский переулок,  дом  к  дому,  вокруг стоЯла  орущаЯ толпа,  и кричащих
беглецов  загонЯли обратно в  огонь  оружием. ‚ безумии страха и ожесточениЯ
везде убивали, жгли, мучили невинных. ‘ Яростью и отвращением смотрел на все
это ѓольдмунд, мир казалсЯ разрушенным и отравленным,  казалось, на земле не
было  больше ни радости, ни невинности, ни любви. —асто убегал он на  бурные
празднества жизнерадостных, всюду звучала скрипка смерти, он вскоре научилсЯ
различать ее звуки,  нередко  он сам принимал  участие в отчаЯнных попойках,
играл при этом на лютне или танцевал при свете смолЯных факелов лихорадЯщими
ночами.
     ‘траха он не  чувствовал.  Ћднажды испытал он страх смерти, в ту зимнюю
ночь под елЯми,  когда пальцы ‚иктора сдавили ему горло, а также  голодаЯ  в
снегу в  какой-то трудный  день странствиЯ. ’о  была смерть, с которой можно
было боротьсЯ, против которой была зашита, и он защищалсЯ,  дрожащими руками
и ногами, с пустым желудком, изможденный, он  защищалсЯ, победил и  ушел  от
нее.  Ќо с этой  смертью  от  чумы нельзЯ было боротьсЯ,  ей  надо было дать
отбушевать и смиритьсЯ перед  ней. и ѓольдмунд давно смирилсЯ. ‘траха у него
не было, казалось, длЯ него нет ничего больше важного в жизни, с тех пор как
он оставил  ‹ене в горЯщей  хижине, с тех пор  как он  день за днем  шел  по
опустошенной  смертью   стране.  Ќо  невероЯтное  любопытство  гнало  его  и
заставлЯло бодрствовать;  он  был  неутомим, наблюдаЯ смерть,  слушаЯ  песнь
тлена,  никуда не  уклонЯлсЯ,  постоЯнно  охваченный спокойной страстью быть
свидетелем и проделать путь в  ад с открытыми глазами. Ћн  ел  заплесневелый
хлеб в опустевших домах, он пел и распивал вино на безумных пирушках. ‘рываЯ
быстро вЯнущий  цветок  желаниЯ, смотрел в застывшие  пьЯные глаза женщин, в
застывшие  безумные  глаза  пьЯных,  в   угасающие  глаза  умирающих,  любил
отчаЯвшихсЯ, лихорадочных женщин, помогал выносить мертвых за  тарелку супа,
за  пару  грошей засыпал  голые трупы. Њрачно и дико  стало  в мире,  во всю
глотку  пела смерть свою  песню,  ѓольдмунд внимал ей с отверстыми ушами,  с
горЯщей страстью.
     …го  целью был  город мастера Ќиклауса, туда  звал  его  голос  сердца.
„олгим был  путь, и  был он  полон  смерти,  увЯданиЯ  и умираниЯ.  Џечально
двигалсЯ он  туда,  оглушенный  песнью  смерти,  отдавшись громко  кричащему
страданию мира, печально и все же пылко, с широко раскрытой душой.
     ‚  одном  монастыре  он  увидел недавно  нарисованную  фреску, он долго
рассматривал  ее.  Ќа  одной стене  была изображена плЯска смерти,  бледнаЯ,
костлЯваЯ смерть  уводила в танце  людей из жизни: королЯ, епископа, аббата,
графа, рыцарЯ, врача, крестьЯнина, ландскнехта,  всех забирала  с  собой,  и
костлЯвые  музыканты подыгрывали при этом  на голых  костЯх. ѓлубоко в  себЯ
впитывали картину жадные глаза ѓольдмунда. Ќезнакомый  собрат извлек урок из
того, что видел в  черной смерти, и пронзительно прокричал горькую проповедь
о смертности прЯмо  в  уши  людЯм. Ћна  была хороша, картина, хороша была  и
проповедь, неплохо понимал свое дело этот незнакомый собрат, лЯзгом костей и
жутью  веЯло  от картины. € все-таки это было не то, что видел и  пережил он
сам.  ѓольдмунд.  ‡десь  была  изображена  неизбежность  смерти,  строгаЯ  и
неумолимаЯ. Ђ ѓольдмунду виделась другаЯ картина, совсем иначе звучала в ней
дикаЯ песнЯ смерти,  не  лЯзгом  костей и строгостью,  а  скорее  сладостным
соблазном манила  обратно  на родину,  к матери. ’ам, где смерть  простирала
руку над жизнью,  слышались  не только  пронзительные  звуки  войны, звучала
также и  глубокаЯ  любовь, по-осеннему  насыщеннаЯ, а  вблизи смерти  огонек
жизни пылал  Ярче и искренне.  Џусть длЯ других смерть будет воином, судьбой
или  палачом,  строгим  отцом  -  длЯ  него  смерть  была  также  матерью  и
возлюбленной,  ее зов манил любовью,  ее прикосновение - любовным  трепетом.
Љогда,  насмотревшись на изображение плЯски  смерти, ѓольдмунд пошел дальше,
его с  новой силой  потЯнуло  к мастеру  и к творчеству. Ќо  всюду случались
задержки, новые задержки и  переживаниЯ, дрожащими ноздрЯми вдыхал он воздух
смерти, сострадание или любопытство останавливали то на час, то на день. ’ри
днЯ с  ним  пробыл маленький,  хныкающий крестьЯнский мальчик, часами нес он
его  на спине, полуголодное существо пЯти  или  шести лет, доставлЯвшее  ему
много хлопот и от которого он с трудом освободилсЯ. Ќаконец мальчика взЯла у
него жена угольщика, ее  муж умер, ей хотелось  иметь возле себЯ кого-нибудь
живого. Ќесколько дней его сопровождала бездомнаЯ собака, ела у него с руки,
согревала по ночам, но однажды утром потерЯлась. …му было жаль ее, он привык
разговаривать с  ней, по  полчаса обращалсЯ он  к псу  с  горькими  речами о
людской низости,  о  существовании  Ѓога,  об искусстве,  о  груди и  бедрах
младшей дочери рыцарЯ по имени ћлиЯ,  которую  он знал  в  молодости. Џотому
что, естественно, за времЯ своего странствиЯ в мире смерти ѓольдмунд немного
повредилсЯ в уме, все  люди  в чумной местности были немного сумасшедшими, а
многие  - совсем  и  окончательно. Ќемного  не в себе, повидимому, и молодаЯ
еврейка ђевекка, красиваЯ черноволосаЯ девушка с горЯщими глазами, с которой
он потерЯл два днЯ.
     Ћн встретил ее перед маленьким городком  в поле, она сидела перед кучей
обуглившихсЯ  развалин  и  рыдала,  ударЯЯ  себЯ  по лицу и рвЯ  свои черные
волосы. Ћн пожалел волосы, они были  так прекрасны,  поймал ее Яростные руки
и, сдерживаЯ  их, заговорил с  девушкой,  заметив при  этом,  что ее  лицо и
фигура   тоже   очень  красивы.   Ћна  оплакивала  отца,  который  вместе  с
четырнадцатью другими евреЯми был сожжен по приказу властей, ей  же  удалось
бежать, но теперь она в отчаЯнии вернулась и обвинЯет себЯ, что не дала себЯ
сжечь  вместе  с  ним.  ’ерпеливо  удерживал  он ее  дрожащие руки  и  мЯгко
заговаривал, бормоча  сочувственные  и покровительственные слова,  предлагал
помощь. Ћна попросила помочь ей похоронить отца, и они,  собрав все кости из
еще горЯчей золы, отнесли их в укромное место и закопали в землю.  Њежду тем
настал  вечер, и  ѓольдмунд нашел место длЯ  ночлега, в  дубовом  лесочке он
устроил  девушке  постель,  пообещав  посторожить, и  слышал,  как  лежа она
продолжала плакать и вздыхать и, наконец,  заснула. ’огда он немного поспал,
а утром начал свои ухаживаниЯ. Ћн говорил ей, что ей нельзЯ  так  оставатьсЯ
одной, в ней узнают еврейку и убьют, или беспутные проходимцы обесчестЯт ее,
а в лесу волки  и цыгане. Ћн же, он возьмет ее с собой и защитит от волков и
людей,  потому что ему жаль ее. и  он очень  хорошо относитсЯ к ней. и ни за
что не потерпит,  чтобы эти милые умные глаза и  эти роскошные плечи сожрали
звери или попали на костер. Њрачно слушала  она его, вскочила и убежала. …му
пришлось выследить ее и поймать, прежде чем уйти.
     - ђевекка, - сказал он, - ты же видишь, Я  не хочу тебе ничего плохого.
’ы  огорчена, думаешь об отце, ты ничего не хочешь знать о  любви. Ќо завтра
или послезавтра, или  еще позже, Я опЯть спрошу тебЯ, а пока буду защитником
и  принесу тебе поесть и не трону тебЯ. Ѓудь печальна, сколько нужно.  ’ы  и
при мне можешь быть печальной или радостной, ты всегда будешь делать то, что
доставлЯет тебе радость.
     Ќо  все говорилось впустую. …й ничего не хочетсЯ делать того,  говорила
она  озлобленно и Яростно, что доставлЯло бы радость, ей  хочетсЯ делать то,
что доставит страданиЯ,  никогда больше  она  не подумает  о чем-либо  вроде
радости, и  чем скорее волк съест  ее,  тем лучше. Ћн  может идти,  ничто не
поможет, и так слишком много сказано.
     - ’ы  разве не видишь, - сказал он,- что  повсюду  смерть, что  во всех
домах  и городах  умирают и все полно горЯ. € Ярость  глупых  людей, которые
сожгли твоего отца, не что иное, как нужда  и горе, и  происходит от слишком
больших  страданий. Џосмотри, скоро смерть настигнет и  нас, и мы  сгинем  в
поле,  а нашими  костЯми  будет играть крот. Џозволь нам  пока еще пожить  и
порадовать друг друга. Ђх, так жаль твоей белой шеи и маленькой ножки! ЊилаЯ
прелестнаЯ девочка, пойдем со мной, Я не трону тебЯ, Я хочу лишь смотреть на
тебЯ и заботитьсЯ о тебе.
     Ћн  еще долго  упрашивал и вдруг почувствовал сам, насколько бесполезно
уговаривать словами и доводами. Ћн  замолчал и печально посмотрел на нее. Ќа
ее гордом царственном лице застыл отказ.
     -  ’аковы  уж вы,-  сказала она  наконец  голосом,  полным  ненависти и
презрениЯ, - таковы уж вы, христиане! ‘начала ты помогаешь дочери похоронить
отца, которого убили такие же, как ты, не стоЯщий и ногтЯ  на его мизинце, и
едва дело  сделано,  девушка  должна принадлежать тебе и  идти миловатьсЯ  с
тобой.  ‚от вы какие! ‘начала Я подумала, может, ты хороший человек! „а  как
же ты можешь быть хорошим! Ђх, свиньи вы!
     Џока она говорила,  ѓольдмунд увидел в ее глазах:  за ненавистью что-то
пылало,  тронувшее и пристыдившее  его и  глубоко проникавшее в  сердце.  Ћн
увидел  в  ее глазах смерть,  не  необходимость  смерти, а  желание  ее,  ее
дозволенность, тихаЯ послушность и готовность следовать зову земли-матери.
     - ђевекка,- сказал он тихо,- ты, возможно, права. џ не хороший человек,
хотЯ Я думал сделать как лучше. Џрости менЯ. џ только сейчас тебЯ понЯл.
     ‘нЯв шапку, он глубоко поклонилсЯ ей как царице и пошел прочь с тЯжелым
сердцем; он вынужден был оставить  ее на погибель. „олго он еще  оставалсЯ в
печали, ни с кем не  желаЯ  разговаривать. Љак ни  мало походили они друг на
друга, это гордое  еврейское дитЯ напоминало ему чем-то  ‹идию, дочь рыцарЯ.
‹юбить  таких  женщин было страданием. Ћднако какое-то  времЯ  ему казалось,
будто он никогда не любил никого, кроме этих двух, бедной, боЯзливой ‹идии и
нелюдимой, ожесточенной еврейки.
     …ще не  один день думал он о черноволосой пылкой девушке и не одну ночь
мечтал о стройной обжигающей красоте ее тела, предназначенной, качалось, длЯ
счастьЯ и расцвета и  уже преданной, однако, умиранию. Ћ, неужели эти губы и
грудь станут добычей "свиней" и сгниют в поле! ђазве нет силы, нет заклЯтиЯ,
чтобы  спасти  эти драгоценности? „а, было одно такое  заклЯтье: они  должны
продолжать жить в его душе, чтобы он изобразил их и тем сохранил. ‘ ужасом и
восторгом чувствовал он, как  переполнена его душа образами, как  это долгое
странствие  по  стране смерти заполнило  его до отказа фигурами. Ћ,  с каким
нетерпением  ждала эта полнота  в его  душе  часа,  как  страстно  требовала
спокойного осмыслениЯ,  возможности низвержениЯ и превращениЯ в  воплощенные
образы!  ‚се более пылко и жадно стремилсЯ он дальше, со  все еще отверстыми
глазами и жадными до  нового чувствами,  но  уже полный  страст ной тоски по
бумаге и карандашу, по глине и дереву, по мастерской и работе.
     ‹ето  прошло.  Њногие  уверЯли, что с наступлением  осени или в крайнем
случае к началу зимы чума прекратитсЯ. ’о была безрадостнаЯ осень. ѓольдмунд
проходил  через места, где никого не  осталось,  чтобы собрать  фрукты,  они
падали с деревьев и гнили в траве; в других местах одичавшие орды из городов
по-разбойничьи опустошали и растаскивали все.
     Њедленно приближалсЯ ѓольдмунд  к своей цели,  и как раз в это времЯ на
него  подчас нападал страх, что  он, не достигнув ее, подцепит  чуму и умрет
где-нибудь в конюшне.  ’еперь он не хотел  умирать, нет, пока  не насладитсЯ
счастьем еще раз стоЯть в мастерской и отдаватьсЯ творчеству.  Џервый  раз в
жизни мир  казалсЯ  ему  слишком  огромным,  а  германскаЯ  империЯ  слишком
большой.  Ќи  один  красивый  городок не  прельщал  его отдохнуть,  ни  одна
красиваЯ девушка не могла удержать дольше, чем на одну ночь.
     Љак-то  он проходил мимо церкви, на портале  которой  в глубоких нишах,
несомых  в  виде украшениЯ  колонками, стоЯло  много  каменных  фигур  очень
древних  времен, фигур  ангелов, апостолов,  мучеников,  подобных им он  уже
видел не  раз;  и в его монастыре, в  Њариабронне, было  немало фигур такого
рода. ђаньше, мальчиком, он охотно,  но без увлечениЯ  рассматривал  их; они
казались   ему  красивыми  и   полными   достоинств,  но   немного   слишком
торжественными, чопорными и старомодными. Џозднее же, после того как в конце
своего первого большого  странствиЯ  он так сильно прониксЯ  и  был восхищен
фигурой  прелестной  печальной  Ѓожьей  Њатери  мастера  Ќиклауса,  он  стал
находить  эти древнефранкские торжественные каменные фигуры слишком тЯжелыми
и неподвижными и чуждыми, он рассматривал их с определенным высокомерием и в
новой  манере  своего  мастера   видел  намного   более   живое,  искреннее,
одушевленное  искусство. € вот сегоднЯ, когда  он, полный  образов, с душой,
иссеченной  рубцами  и заметами, возвращалсЯ из  мира сильных переживаний  и
приключений, был  полон болезненной тоски по осмыслению и новому творчеству,
эти  древние строгие фигуры  вдруг  тронули его сердце  с необычайной силой.
‘осредоточенный,  стоЯл он перед почтенными фигурами,  в  которых продолжала
жить душа  давно минувшего времени,  застыв в камне, тлену вопреки, столетиЯ
спустЯ представлЯли они страхи и восторги давно исчезнувших поколений. ‚ его
одичавшем  сердце с ужасом  и смирением  поднЯлось  чувство  благоговениЯ  и
отвращение к собственной растраченной и прожженной жизни. Ћн сделал то, чего
не  делал  бесконечно  давно, он  нашел  исповедальню,  чтобы исповедатьсЯ и
понести наказание.
     Ћднако  исповедален  в  церкви  было  сколько  угодно,   но  ни  одного
свЯщенника, они умерли, лежали в больнице, бежали, боЯсь заразитьсЯ. –ерковь
была пуста,  глухо отражали каменные своды шаги ѓольдмунда" Ћн  опустилсЯ на
колени  перед  одной  из  исповедален, закрыл глаза и прошептал  в  решетку:
"ѓосподи, посмотри,  что  со мной  стало.  џ  возвращаюсь  из  мира  дурным,
бесполезным  человеком,  Я попусту  растратил  свои  молодые  годы как  мот,
осталось уже немного. џ убивал, воровал, Я распутничал,  Я бездельничал и ел
хлеб других. ѓосподи,  почему ’ы  создал нас такими, зачем ведешь нас такими
путЯми?  ђазве  мы не дети  ’вои? ђазве не ’вой ‘ын  умер за нас?  ђазве нет
свЯтых и ангелов, чтобы руководить  нами? €ли  все  это красивые вымышленные
слова,  которые  рассказывают  детЯм,  а сами пастыри  смеютсЯ над  ними?  џ
разуверилсЯ  в ’ебе, Ѓог-Ћтец,  ’ы сотворил дурной мир и плохо поддерживаешь
порЯдок  в нем. џ видел  дома и переулки, полные валЯющихсЯ трупов, Я видел,
как  богатые заперлись  в своих домах  или бежали,  а бедные оставлЯли своих
братьев непогребенными, подозревали один другого и убивали евреев, как скот.
џ  видел,  как  множество невинных  страдает и  погибает, а  множество  злых
купаетсЯ в благополучии. Ќеужели ’ы нас забыл и оставил, разве ’вое творение
’ебе совсем опротивело и ’ы хочешь, чтобы все мы погибли?"
     ‚здыхаЯ, прошел  он  через  высокий  портал  и  посмотрел  на  молчащие
каменные  фигуры  ангелов  и свЯтых,  худые и высокие,  стоЯли они  в  своих
одеЯниЯх, застывших складками, неподвижные, недоступные, сверхчеловеческие и
все-таки созданные людьми и человеческим духом. ‘трого и немо стоЯли они там
высоко  в  своем  малом  пространстве,  недоступные  просьбам  и вопросам  и
все-таки были бесконечным  утешением,  торжествующей  победой над  смертью и
отчаЯнием,  стоЯ  вот так  в  своем  достоинстве и красоте и  переживаЯ одно
умирающее поколение людей за другим. Ђх, если  бы здесь стоЯли  также беднаЯ
прекраснаЯ  еврейка ђевекка, и беднаЯ, сгоревшаЯ  вместе  с  хижиной ‹ене, и
прелестнаЯ  ‹идиЯ,  и  мастер Ќиклаус! Ќо они  будут  когда-нибудь стоЯть, и
долго,  он поставит их, и их фигуры, внушающие ему сегоднЯ любовь и мучениЯ,
страх  и  страсть,  предстанут  позднее  перед живущими без  имен и историй,
тихие, молчаливые символы человеческой жизни.


        Џџ’ЌЂ„–Ђ’Ђџ ѓ‹Ђ‚Ђ

     Ќаконец  цель была  достигнута, и ѓольдмунд вступил  в  желанный город,
через те же ворота,  в которые  прошел  когда- то в первый раз, столько  лет
тому  назад, в поисках  своего мастера. Ќекоторые  сведениЯ из  епископского
города дошли до него еще в пути при  приближении к  нему, и он узнал, что  и
тут была чума, а возможно, еще и есть, ему рассказали о волнениЯх и народных
восстаниЯх и что длЯ наведениЯ порЯдка  прибыл кайзеровский наместник, чтобы
принЯть  необходимые законы в  защиту имущества и жизни  граждан, потому что
епис коп покинул  город фазу после того, как разразилась чума, и обосновалсЯ
далеко за  городом в одном из своих замков. ‚се эти  сведениЯ  мало касались
путешественника.  ‹ишь бы город еще  стоЯл и  мастерскаЯ, где  он  собиралсЯ
работать!  ‚се  остальное  было  длЯ  него  неважно. Љогда  он прибыл,  чума
стихала,  ждали  возвращениЯ  епископа  и радовались  отъезду  наместника  и
возвращению к привычной мирной жизни.
     Љогда ѓольдмунд вновь  увидел город, через его сердце прокатилась волна
обретениЯ  и  чувства родины, никогда ранее не испытываемые,  и ему пришлось
сделать непривычно строгое лицо, чтобы овладеть собой. Ћ, все было на месте:
ворота,  прекрасные фонтаны, стараЯ, неуклюжаЯ колокольнЯ собора и  стройнаЯ
новаЯ  - церкви  Њарии,  чистый  звон у  ‘вЯтого  ‹оренца, огромнаЯ  сиЯющаЯ
базарнаЯ площадь! Ћ, как хорошо, что все это ждало  его! ‚идел  же он как-то
дорогой  во  сне,  будто  пришел сюда,  а  все чужое  и изменившеесЯ, частью
разрушено  и в  развалинах, частью незнакомо из-за новых построек и странных
неблагоприЯтных знаков.  Ћн  чуть  не  прослезилсЯ,  проходЯ  по  переулкам,
узнаваЯ  дом  за  домом.  ‚  конце концов и оседлым можно  позавидовать,  их
красивым  надежным домам, их мирной бюргерской  жизни, их покойному крепкому
чувству родины, своего  дома  с  комнатой и мастерской, с  женой  и  детьми,
челЯдью и соседЯми.
     Ѓыло далеко  за полдень, и с  солнечной  стороны переулка дома, вывески
хозЯев  и  ремесленных  цехов,  резные  двери  и   цветочные  горшки  стоЯли
освещенные теплыми лучами, ничто  не  напоминало о  том,  что  в этом городе
свирепствовала смерть и царил безумный страх.  ЏрохладнаЯ,  светло-зеленаЯ и
светло- голубаЯ струилась под звучными сводами  моста чистаЯ река; ѓольдмунд
посидел немного  на  набережной,  внизу  в  зеленых кристаллах  все  так  же
скользили  темные,  похожие  на тени рыбы  или стоЯли  неподвижно,  повернув
головы против течениЯ, все так же вспыхивал из  сумрака  глубины здесь и там
слабый  золотистый свет,  так  много обещаЯ и поощрЯЯ фантазию. €  в  других
реках  бывало это, и другие мосты и города выглЯдели красиво, и все-таки ему
казалось, что он очень давно не видел и не чувствовал ничего подобного.
     „вое молодых помощников мЯсника гнали,  смеЯсь, теленка, они обменЯлись
взглЯдами и шутками с прислугой, снимавшей белье на крытой галерее над ними.
Љак  быстро все прошло!  …ще  недавно здесь  горели противочумные  костры  и
правили  страшные больничные прислужники,  а  сейчас жизнь опЯть шла дальше,
люди смеЯлись и шутили, да и у него самого  на душе было так же, он  сидел и
был  в  восторге от встречи  и чувствовал себЯ  благодарным и  даже  полюбил
оседлых,  как  будто не было  ни  горЯ,  ни  смерти,  ни ‹ене, ни  еврейской
принцессы. “лыбаЯсь, он встал и пошел дальше, и только  когда он приблизилсЯ
к переулку  мастера  Ќиклауса и проходил опЯть по дороге, которой  годы тому
назад  ходил каждый день на работу, сердце  его защемило от беспокойства. Ћн
пошел быстрее, желаЯ еще  сегоднЯ поговорить с мастером и узнать ответ, дело
не  терпело  отлагательства, не было  никакой возможности  ждать до  завтра.
Ќеужели мастер все еще сердитсЯ на него?  ќто было  так давно, теперь это не
имело никакого  значениЯ; а если это  все же  так, он  преодолеет это.  …сли
только мастер  еще там,  он и мастерскаЯ, то все будет хорошо. Џоспешно, как
бы боЯсь  что- то забыть в последнюю минуту, он  подошел к хорошо  знакомому
дому, дернул ручку двери и испугалсЯ, когда нашел  ворота запертыми. ‡начило
ли это что-то недоброе? ђаньше никогда не случалось, чтобы эту дверь держали
на запоре днем. Ћн громко постучал и ждал. “ него вдруг стало очень тоскливо
на сердце.
     ‚ышла та же  самаЯ служанка, котораЯ встретила  его когда-то при первом
посещении  этого  дома. Ѓезобразнее  она  не  стала,  но  постарела и  стала
неприветливее. ѓольдмунда  она не узнала. ‘  робостью  в  голосе спросил  он
мастера. Ћна посмотрела на него тупо и недоверчиво.
     - Њастер? ‡десь нет никакого мастера. €дите-ка дальше, никого не велено
пускать.
     Ћна хотела было вытолкнуть его, он же, взЯв ее за руку, крикнул ей:
     -  ‘кажи, Њаргарит, ради Ѓога! џ -  ѓольдмунд, разве ты  не знаешь? Њне
нужно к мастеру Ќиклаусу.
     ‚ дальнозорких, наполовину угасших глазах не поЯвилось приветливости.
     - ‡десь нет больше мастера Ќиклауса,- сказала она отчужденно - он умер.
‘делайте одолжение, идите себе дальше, Я не могу стоЯть здесь и болтать.
     ѓольдмунд,  чувствуЯ,  как  все  в  нем  рушитсЯ, отодвинул  старуху  в
сторону,  та с криком  побежала за ним, он  поспешил через  темный проход  к
мастерской.  Ћна  была заперта.  ‘опровождаемый  жалобами  и  ругательствами
старухи,  он  взбежал  по  лестнице  наверх,  заметив  в  сумраке  знакомого
помещениЯ  стоЯщие  фигуры, собранные Ќиклаусом.  ѓромким голосом  он позвал
барышню ‹избет.
     „верь комнаты открылась, и поЯвилась ‹избет, и когда он лишь со второго
взглЯда  узнал  ее,  сердце у него  сжалось.  …сли все  в этом доме  с  того
момента, как он нашел ворота запертыми, казалось призрачным и заколдованным,
как в дурном сне, то  теперь при взглЯде на ‹избет он содрогнулсЯ от  ужаса.
ЉрасиваЯ гордаЯ  ‹избет  стала  робкой, сгорбленной  старой девой, с желтым,
болезненным лицом,  в  черном платье без украшений, с неуверенным взглЯдом и
пугливой манерой держатьсЯ.
     - Џростите,- сказал он,- Њаргрит не хотела менЯ впускать. ‚ы не узнаете
менЯ? џ - ѓольдмунд. Ђх, скажите, это правда, что ваш отец умер?
     Џо  ее взглЯду  он  понЯл, что теперь она его узнала, и фазу же увидел,
что здесь его помнЯт не по доброму.
     - €так,  вы - ѓольдмунд?- сказала она, и в ее голосе он узнал что-то от
ее прежней высокомерной манеры.- ‚ы напрасно беспокоились. Њой отец умер.
     - Ђ мастерскаЯ?- вырвалось у него. - ЊастерскаЯ? ‡акрыта. …сли вы ищете
работу, вам надо пойти  куда-нибудь в другое место. Ћн попыталсЯ взЯть .себЯ
в руки.
     -  ЃарышнЯ,- сказал  он  дружелюбно,-  Я не  ищу  работу,  Я хотел лишь
поприветствовать  мастера и вас. Њне очень жаль того, что пришлось услышать!
џ  вижу,  вам было нелегко.  …сли благодарный ученик вашего отца  может  вам
чем-нибудь  служить, скажите,  это было  бы длЯ менЯ  радостью. Ђх,  барышнЯ
‹избет, у менЯ сердце разрываетсЯ от того, что Я нашел вас в  такой глубокой
печали.
     Ћна отошла обратно к двери комнаты.
     -  Ѓлагодарю,-  сказала  она,  помедлив.- ‚ы  не  можете  больше  ничем
послужить ему и мне тоже. Њаргрит вас проводит.
     Џлохо  звучал   ее  голос,  наполовину  зло,  наполовину  боЯзливо.  Ћн
почувствовал: если бы ей хватило мужества, она выставила бы его с руганью.
     ‚от  он уже внизу, вот уже старуха заперла  за  ним  ворота и задвинула
засовы. Ћн еще слышал  удары обоих  засовов,  это звучало, как заколачивание
крышки гроба.
     Ћн вернулсЯ на набережную и сел опЯть на старое место над рекой. ‘олнце
зашло,  от воды тЯнуло холодом,  холодным был  камень, на  котором он сидел.
Џрибрежный  переулок  затих,  у  столбов  моста плескалось  течение, глубина
темнела, золотой блеск уже не играл на ней. Ћ, думал он,  если бы мне теперь
упасть и  исчезнуть в реке!  ЋпЯть мир полон смерти. Џрошел  час,  и сумерки
превратились в ночь.  Ќаконец он смог заплакать. Ћн сидел и  плакал,  сквозь
пальцы  падали  теплые  капли.  Ћн  оплакивал  умершего  мастера, утраченную
красоту ‹избет, он оплакивал ‹ене,  ђоберта,  девушку-еврейку, свою увЯдшую,
растраченную молодость.
     ‘овсем поздно  он очутилсЯ в одном погребке, где когда-то часто кутил с
товарищами.  •озЯйка узнала его, он попросил кусок хлеба,  она  дала ему  по
дружбе  и бокал  вина. Ћн не пошел вниз. Ќа скамье  в погребке проспал ночь.
•озЯйка разбудила его утром, он поблагодарил и ушел,  доедаЯ по дороге кусок
хлеба.
     Ћн пошел к рыбному базару, там находилсЯ дом, в котором у него когда-то
была  комната. ‚озле фонтана  несколько рыбачек предлагали свой живой товар,
он заглЯделсЯ на красивых блестЯщих рыб в садках. —асто видел он это раньше,
ему вспомнилось,  что нередко он  испытывал  жалость  к рыбам и  ненависть к
женщинам и продавцам. Љак-то, припомнил он, ему пришлось провести здесь тоже
утро, он  восхищалсЯ  рыбами и  жалел их и  был очень печален,  с тех прошло
много  времени  и  утекло немало воды. Ћн  был очень  печален, это он помнил
хорошо, но из-за  чего  -  уже  забыл. ‚от так:  и  печаль прошла,  и боль и
отчаЯние прошли,  так же, как радости,  они прошли  мимо, поблекшие, утратив
свою глубину и значение,  и наконец  пришло времЯ, когда уже и не вспомнить,
что же причинЯло когда-то  такую боль. € страданиЯ тоже отцветали и  блекли.
Џоблекнет  ли сегоднЯшнЯЯ боль когда-нибудь и потерЯет  ли свое значение его
отчаЯние  из-за того,  что мастер умер,  сердЯсь  на  него,  и  что не  было
мастерской, чтобы испытать счастье творчества и скинуть с души груз образов?
„а, без сомнениЯ, устареет и  утихнет и эта боль, и эта горькаЯ нужда, и они
забудутсЯ. Ќи в чем нет постоЯнства, даже в страдании.
     ‘тоЯ так, уставившись на рыб и предаваЯсь этим мыслЯм, он усльшал тихий
голос, приветливо называвший его по имени.
     - ѓольдмунд,-  звал его кто-то робко, и  когда  он поднЯл голову, перед
ним  стоЯла  хрупкаЯ  и несколько болезненнаЯ молодаЯ девушка с  прекрасными
темными глазами, она-то и звала его. Ћн ее не узнал.
     - ѓольдмунд! ’ы  ли  это?- произнес робкий голос.-  „авно ли ты опЯть в
городе? ’ы менЯ не узнаешь? џ - ЊариЯ.
     Ќо он  ее  не узнавал. …й пришлось рассказать, что  она дочь его бывшей
хозЯйки  и  когда-то  ранним утром  перед  его  уходом напоила  его  в кухне
молоком. Ћна покраснела, рассказываЯ это.
     „а, это была ЊариЯ, бедное дитЯ с поврежденным суставом бедра, так мило
позаботившаЯсЯ о нем тогда. ’еперь он все вспомнил: она ждала его прохладным
утром и была так грустна  из-за его ухода,  она напоила  его молоком,  и  он
отблагодарил  ее поцелуем,  который  она  принЯла  тихо и торжественно,  как
свЯтыню.  Ќикогда  больше он не думал о ней. ’огда  она была  еще  ребенком.
’еперь она стала взрослой, и у нее были очень красивые глаза, но она все еще
хромала и выглЯдела несколько болезненно.  Ћн подал ей руку. …го обрадовало,
что все-таки кто-то в городе еще помнил его и любил.
     ЊариЯ  взЯла его с собой, он почти не  сопротивлЯлсЯ. “ ее  родителей в
комнате, где все  еще висел его портрет, а красный рубиновый бокал стоЯл  на
полке  над  камином,  ему пришлось отобедать, и его  пригласили остатьсЯ  на
несколько дней, здесь были рады снова  увидетьсЯ с  ним.  ‡десь же он узнал,
что произошло в доме его мастера. Ќиклаус умер  не от чумы, а вот прекраснаЯ
‹избет заболела чумой, она лежала смертельно больнаЯ, и отец ухаживал за ней
до самой смерти, он  умер  до того,  как она  совсем поправилась.  Ћна  была
спасена, но кра сота ее пропала. "ЊастерскаЯ пустует,- сказал хозЯин дома, -
и длЯ толкового резчика  наготове  налаженное и  выгодное дело.  Џодумай-ка.
ѓольдмунд. Ћна не откажет. “ нее нет другого выбора".
     Ћн узнал еще то да  се из времен  чумы, что толпа подожгла больницу,  а
потом  захватила и  разграбила  несколько богатых домов,  какое-то  времЯ  в
городе совсем не стало  порЯдка и защиты,  потому  что епископ сбежал. ’огда
король,  который  был как  раз неподалеку,  прислал  сюда  наместника, графа
ѓенриха. Ќу  так вот, господин этот не промах, с несколькими своими рыцарЯми
и  солдатами навел порЯдок в городе. Ќо теперь-то  уж  скоро  его  правление
кончитсЯ, ждут обратно епископа. ѓраф немало требует длЯ себЯ от горожан, да
и его наложница Ђгнес порЯдком надоела всем, вот уж поистине исчадье ада. Ќу
да  ничего, скоро они отбудут, совет  общины давно сыт ими по горло,  вместо
доброго епископа иметь  на своей шее  такого придворного  и воЯку,  он  ведь
любимчик королЯ и постоЯнно принимает посланцев и депутации, что твой кнЯзь.
     ’еперь и гостЯ спросили о его приключениЯх.
     -  Ђх,- сказал он грустно,- что об этом  говорить? џ бродил и бродил, и
всюду была чума, и  вокруг лежали мертвые  и повсюду  сумасшедшие  и злые от
страха люди. ‚от осталсЯ в живых, возможно, все это  когда-нибудь забудетсЯ.
џ  вот вернулсЯ, а мастер мой умер! Џозвольте мне остатьсЯ на несколько дней
и отдохнуть, а потом Я пойду дальше.
     Ћн  осталсЯ  не длЯ отдыха. Ћн  осталсЯ, потому что  был  разочарован и
нерешителен,  потому что  воспоминаниЯ о более счастливых временах  в городе
были  ему  дороги  и потому  что  любовь бедной  Њарии действовала  на  него
благотворно. Ћн не мог дать ей ничего, кроме приветливой  сострадательности,
но  ее тихое,  смиренное  поклонение  все-таки  согревало его. Ћднако больше
всего его удерживала в этом месте жгучаЯ потребность снова стать художником,
пусть даже без мастерской, пусть как- то по-другому.
     ‚ течение нескольких дней ѓольдмунд только и делал, что рисовал.  ЊариЯ
достала ему бумагу и перьЯ, и вот он сидел в своей комнате и часами рисовал,
заполнЯЯ большой  лист  то быстро  набросанными, то  с  любовью  выписанными
нежными фигурами,  изливаЯ на бумагу  переполненную образами  душу. Ћн много
раз рисовал лицо ‹ене, с улыбкой, полной удовлетворениЯ, любви и жажды крови
после убийства бродЯги, и лицо ‹ене в ее последнюю ночь, уже готовое истаЯть
в  бесформенности,  вернутьсЯ к земле.  Ћн рисовал маленького  крестьЯнского
мальчика, которого  когда-то  увидел лежащим мертвым  на  пороге  в  комнату
родителей,  со  сжатыми  кулачками.   Ћн  рисовал  телегу,   полную  трупов,
запрЯженную тремЯ усталыми  клЯчами, сопровождаемую живодерами-прислужниками
с  длинными  шестами,  с  глазами,  мрачно  смотрЯщими  из  прорезей  черных
противочумных масок.
     Ћн снова и снова рисовал ђевекку, стройную, черноокую еврейку, ее узкие
гордые губы,  ее лицо, полное боли и  отчаЯниЯ, ее прелестную  юную  фигуру,
казалось,  созданную  длЯ любви, ее  высокомерный  горький  рот.  Ћн рисовал
самого себЯ странником, любЯщим, убегающим от  косЯщей смерти, танцующим  на
оргиЯх жадных  к жизни пирующих во времЯ чумы. ‘амозабвенно склонЯлсЯ он над
бумагой, рисовал высокомерное, твердое лицо девицы ‹избет, каким он его знал
раньше,  уродливую старую служанку Њаргрит, дорогое и  внушающее страх  лицо
мастера Ќиклауса. Ќесколько раз  он  намечал также  тонкими, неопределенными
штрихами большую женскую фигуру матери-земли, сидЯщую с руками на коленЯх, с
легкой  улыбкой   на  лице,  с  печальными  глазами.  Ѓесконечно  благодатно
действовало  на  него  это  излиЯние,  чувство  рисующей  руки,  власть  над
видениЯми.  ‡а  несколько дней  он полностью  изрисовал  все  листы, которые
принесла ему ЊариЯ. Ћт последнего листа  он отрезал кусок и нарисовал на нем
скупыми штрихами лицо Њарии с прекрасными глазами,  отреченным ртом. …го  он
подарил ей.
     ЃлагодарЯ рисованию он освободилсЯ, нашел выход и облегчение от чувства
тЯжести, застоЯ и переполненности  в душе. Џока он рисовал,  он не знал, где
он, его  миром  был только стол,  белаЯ бумага,  по вечерам свеча  и  ничего
больше. ’еперь он  проснулсЯ, вспоминаЯ недавно пережитое, видел перед собой
неизбежность нового странствиЯ и начал бродить по городу со странным двойным
ощущением наполовину встречи, наполовину прощаниЯ.
     ‚о  времЯ одной из таких прогулок он встретилсЯ с женщиной, вид которой
дал всем его чувствам, вышедшим из обычной колеи, новое направление. †енщина
была   верхом,   статнаЯ   светлаЯ   блондинка  с   любопытными,   несколько
холодноватыми  голубыми глазами, крепким,  налитым  телом и  цветущим лицом,
полным жажды наслаждений и власти, полным чувства собственного достоинства и
предвкушениЯ новых чувственных впечатлений. Ќесколько властно и  высокомерно
держалась  она  -  своей  гнедой лошади,  привыкшаЯ  повелевать,  однако  не
замкнутаЯ или отвергающаЯ,  холодноватым  же глазам противостоЯли  подвижные
ноздри,  открытые  всем запахам мира, а большой, чувственный,  ненапрЯженный
рот, казалось, в высшей степени был способен брать и давать. ‚ момент, когда
ѓольдмунд увидел ее, он совершенно проснулсЯ и был  полон желаниЯ померитьсЯ
силами   с  этой   гордой  женщиной.  ‡авоевать  эту  женщину  казалось  ему
благородной целью, а сломать на пути к ней шею - неплохой  смертью. Ћн сразу
понЯл, что с этой белокурой львицей они похожи богатыми  чувствами  и душой,
доступны всем бурЯм, так же дики, как и  нежны, искушены в страстЯх по опыту
крови, унаследованной от далеких предков.
     Ћна проскакала мимо, он смотрел ей вслед, меж развевающимисЯ белокурыми
волосами и воротником голубого бархата выступал  ее крепкий затылок, сильнаЯ
и гордаЯ шеЯ с нежнейшей кожей.  Ћна была,  так хотелось ему  думать,  самой
красивой женщиной, которую он  когдалибо видел. ќту шею он хотел  держать  в
своих  руках  и раскрыть  тайну  ее  холодных  голубых  глаз. Љто она такаЯ,
нетрудно было выспросить. ‚скоре он  узнал, что она живет  в замке  и  это -
Ђгенс, возлюбленнаЯ наместника, это его не удивило,  она могла быть  и самой
королевой. Ћн остановилсЯ у  водоема фонтана и  посмотрел на свое отражение.
Ћтражение и  блондинка походили  друг  на друга как брат  и сестра, только у
него был слишком одичалый вид. ‚ тот же час он разыскал знакомого цирюльника
и попросил его коротко остричь волосы и бороду и как следует расчесать.
     „ва  днЯ длилось преследование.  Ђгнес выходила из  замка  - незнакомый
блондин уже стоЯл у ворот и восхищенно смотрел  ей в глаза. Ђгнес скакала за
укрепление  - из ольшаника выходил незнакомец. Ђгнес была  у ювелира, выходЯ
из  мастерской, встречала его опЯть. Ћна сверкнула на него  взором, при этом
крыльЯ носа ее заиграли дрожа. Ќа другое утро, найдЯ  его  при первом выезде
стоЯщим опЯть наготове, она улыбнулась ему, принимаЯ вызов. ѓрафа-наместника
он  тоже  видел;  это  был  статный  и  смелый  мужчина,  он  был  серьезным
соперником, но  у  него  уже была  седина  в  волосах  и  озабоченное  лицо.
ѓольдмунд почувствовал свое превосходство перед ним.
     ќти  два днЯ  сделали его  счастливым,  он  сиЯл  от  вновь  обретенной
молодости.  Џрекрасно   было  показать  себЯ  этой  женщине,   предложив  ей
померитьсЯ  силами.  Џрекрасно было утратить  свободу ради  такой красавицы.
Џрекрасно  и очень увлекательно было  чувствовать, что ставишь свою жизнь на
эту единственную карту.
     Ќаутро третьего днЯ Ђгнес выехала из ворот замка верхом в сопровождении
конного слуги.  …е глаза фазу же  стали  искать  преследователЯ,  задорно  и
несколько беспокойно.  Џравильно,  он был уже  тут.  Ћна отправила  слугу  с
поручением, оставшись одна, она медленно поехала вперед, медленно выехала за
ворота,  проехав  мост.  ’олько  раз она оглЯнулась. “видела, что незнакомец
следует за ней. Ќа дороге,  ведущей к церкви св. ‚итта длЯ паломников, где в
это времЯ было  совсем пустынно, она ждала его. …й пришлось ждать с полчаса,
незнакомец  шел не спеша,  он не собиралсЯ  прибежать запыхавшись. ‘вежий  и
улыбающийсЯ, он наконец подошел  с веточкой Ярко-красного  шиповника во рту.
Ћна сошла с  лошади и привЯзала  ее, прислонившись  к увитой плющом отвесной
подпорной стене, она стоЯла, смотрЯ навстречу преследователю. ЏодойдЯ к  ней
вплотную, глЯдЯ ей прЯмо в глаза, он остановилсЯ и снЯл шапку.
     - Џочему ты преследуешь менЯ?- спросила она.- —то тебе надо от менЯ?
     - Ћ,- ответил он,- Я хотел бы скорее подарить тебе кое-что, чем брать у
тебЯ. џ хотел  бы  предложить тебе, прекраснаЯ женщина, в подарок себЯ, а ты
делай затем со мной, что захочешь.
     - •орошо, Я посмотрю, что с тобой можно  сделать.  Ќо если  ты думаешь,
что  здесь,  в безопасности, можешь сорвать  цветочек,  то ты  ошибаешьсЯ. џ
люблю  только таких мужчин,  которые при необходимости рискуют жизнью.  - ’ы
можешь распорЯжатьсЯ  мной. Њедленно снЯла она со своей шеи  тонкую  золотую
цепочку и протЯнула ему.
     - Љак же тебЯ зовут?
     - ѓольдмунд.
     -  •орошо, ѓольдмунд, Я попробую, насколько сладостен  твой рот. ‘лушай
менЯ  внимательно, к вечеру в замке ты покажешь  эту  цепочку и скажешь, что
нашел  ее.  ’ы  не должен выпускать ее из  рук, Я сама получу ее  обратно от
тебЯ.  ’ы придешь  так,  как  есть, пусть  они примут тебЯ  за  нищего. …сли
кто-нибудь из слуг накричит на тебЯ, оставайсЯ спокоен. €мей  в  виду, что в
замке у менЯ только два надежных человека: грум Њакс и моЯ камеристка Ѓерта.
Ћдного  из них  ты должен  будешь найти,  чтобы  попасть  ко  мне. ‘о  всеми
остальными в замке, включаЯ  графа, веди себЯ  осторожно, они  враги. џ тебЯ
предупредила. ќто может стоить тебе жизни.
     Ћна протЯнула ему руку, с  улыбкой он взЯл ее, нежно поцеловал и слегка
потерсЯ щекой  о нее. Џотом  спрЯтал цепочку у  себЯ и пошел прочь,  вниз по
направлению к реке  и городу.  ‚иноградники  были уже голы, с деревьев падал
один  желтый лист  за  другим.  ѓольдмунд, улыбаЯсь, покачал головой, когда,
поглЯдев вниз на город, нашел его таким приветливым и милым. ‚сего несколько
дней тому  назад он  был так печален, печален даже из-за  того,  что  горе и
страданиЯ преходЯщи. € вот они действительно уже прошли, упали, как  золотаЯ
листва с ветки …му казалось, что никогда еще любовь не  сиЯла  длЯ него так.
как от  этой  женщины,  статнаЯ фигура  и  белокураЯ смеющаЯсЯ полнота жизни
которой напомнили ему образ его матери, который он носил в  сердце мальчиком
в Њариабронне.  …ще  позавчера он счел бы  невозможным,  что мир еще раз так
радостно засмеетсЯ ему в глаза, что он еще раз почувствует, как поток жизни,
радости, молодости  так полно и напористо течет в  его крови. Љакое счастье,
что он еще жив, что за все зги страшные месЯцы смерть пощадила его!
     ‚ечером он поЯвилсЯ  в замке. ‚о  дворе  было  оживленно,  расседлывали
лошадей,    прибывали    посыльные,   небольшую    группу   свЯщенников    и
высокопоставленных духовных лиц  слуги провожали  через внутренние ворота  к
лестнице. ѓольдмунд хотел пройти вслед за ними, но привратник остановил его.
Ћн достал золотую цепочку и сказал, что ему приказано никому не отдавать ее,
кроме  самой госпожи или ее  камеристки. …му дали в сопровождение слугу,  он
долго ждал в проходах. Ќаконец поЯвилась милаЯ расторопнаЯ женщина,  проходЯ
мимо  него, она тихо спросила: "‚ы - ѓольдмунд?"-  и дала  знак следовать за
собой. Ѓесшумно исчезла за дверью,  поЯвилась через некоторое времЯ  опЯть и
пригласила его войти.
     Ћн вошел  в небольшую комнату, где сильно пахло мехом и сладкими духами
и  висело  множество платьев и плащей, женских  шлЯп, надетых на  деревЯнные
болванки, всЯкого рода обувь стоЯла в открытом ларе. ‡десь он  остановилсЯ и
ждал добрых полчаса,  вдыхаЯ  аромат  надушенных  платьев, проводЯ  рукой по
мехам  и  с любопытством  посмеиваЯсь над всеми  красивыми вещами, висевшими
тут.
     Ќаконец  внутреннЯЯ дверь  отворилась,  и вошла  не камеристка, а  сама
Ђгнес, в  светло-голубом  платье  с  белой  меховой  оторочкой  вокруг  шеи.
Њедленно приближалась она к ожидавшему, шаг за шагом, строго глЯдели на него
холодно- голубые глаза.
     -  ’ебе  пришлось  ждать,- сказала  она  тихо.-  џ  думаю, теперь мы  в
безопасности.  “  графа  представители духовенства,  он  ужинает  с ними  и,
видимо, будет еще вести долгие переговоры, заседаниЯ со  свЯщеннослужителЯми
всегда затЯгиваютсЯ. ‚ нашем распорЯжении час. „обро пожаловать, ѓольдмунд.
     Ћна  наклонилась  ему  навстречу, ее жаждущие губы  приблизились к его,
молча  приветствовали они  друг  друга в  первом поцелуе. …го рука  медленно
обвилась  вокруг  ее  шеи. Ћна  провела  его  через  дверь в  свою  спальню,
освещенную высокими  Яркими свечами. Ќа  столе была сервирована трапеза, они
сели, заботливо предложила  она ему  хлеб и масло  и  что-то мЯсное и налила
белого  вина  в  красивый  голубоватый   бокал.  Ћни  ели,  пили  из  одного
голубоватого бокала, играЯ руками друг г другом в виде пробы.
     - Ћткуда  же ты прилетела, моЯ дивнаЯ птица? - спросила  она.- ’ы воин,
или музыкант, или просто бедный странник?
     -  џ -  все,  что ты хочешь,-  засмеЯлсЯ он  тихо,-  Я весь твой.  …сли
хочешь, Я  музыкант, а ты моЯ сладкозвучнаЯ лютнЯ,  и  если положу пальцы на
твою шею и заиграю.на ней, мы услышим ангельское  пение. Џойдем, мое сердце,
Я здесь не