знаешь.
     Ћн рассеЯнно посмотрел на нее и проговорил пересохшими губами:
     - џ не знаю. Ћн очень болен. ђазве ты не видишь?
     - ‚ижу, Ќо Я хочу знать, что у него! ‚ы обращаетесь с ним так, будто он
умирает, ты и доктор. —то он тебе сказал?
     - Ћн сказал, что Џьер тЯжело  болен и что  мы должны как можно лучше за
ним  ухаживать. —то-то воспалилось в его  бедной головке. ‡автра мы попросим
доктора рассказать нам подробнее.
     Ћна прислонилась к книжному шкафу и ухватилась рукой за складки зеленой
портьеры,  ’ак  как она молчала,  он  продолжал терпеливо  стоЯть; лицо  его
посерело, глаза были воспалены. ђуки  его  чуть  заметно  дрожали,  на  лице
застыло нечто  похожее  на  улыбку  -  страннаЯ смесь покорности, терпениЯ и
вежливости,
     Ћна  медленно подошла к нему и  положила руку ему на плечо. Љазалось, у
нее подгибаютсЯ колени. —уть слышно она прошептала:
     - ’ы думаешь, он умрет?
     Ќа лице ‚ерагута все  еще стыла слабаЯ, глупаЯ улыбка, но по  его щекам
торопливо  катились мелкие слезы. ‚ ответ он только  слегка  кивнул головой.
Ћна потерЯла равновесие и осела на пол, он поднЯл ее и усадил на стул,
     -  ќтого нельзЯ знать точно, - медленно, с  трудом проговорил  он,  как
будто  повторЯл, преодолеваЯ отвращение, старый, давно надоевший урок. -  Њы
не должны терЯть мужества,
     -  Њы не должны  терЯть мужества, - машинально повторил  он, когда  она
собралась с силами и выпрЯмилась на стуле,
     -  „а, - сказала она,  - ты прав. - € после паузы добавила:  - ќтого не
может быть. ќтого не может быть,
     ‚незапно  она встала, глаза  ее оживились,  на лице поЯвилось выражение
пониманиЯ и скорби.
     - Ќе правда ли,  - громко сказала она, -  ты не  вернешьсЯ? џ знаю.  ’ы
хочешь нас оставить?
     Ћн  понимал, что в такой  момент нельзЯ  быть  неискренним.  Џоэтому он
ответил коротко и глухо:
     - „а.
     Ћна  закачала головой, как будто погрузилась  в свои мысли  и  никак не
могла с ними справитьсЯ. Ќо то, что она  сказала, родилось не из раздумий, а
выплеснулось   бессознательно  из  мрачной,  безутешной  подавленности  этой
минуты,  из  усталости,  но  прежде  всего  из  смутной  потребности  что-то
поправить, оказать добрую  услугу  кому-то,  кто  еще был в  состоЯнии  этой
услугой воспользоватьсЯ.
     - „а, - сказала она,  - так Я это  себе  и  представлЯла.  Ќо послушай,
€оганн, Џьер не должен умереть! Ќе должно же  все,  абсолютно  все рухнуть в
одночасье! € знаешь, Я хочу  сказать  тебе еще вот что: если  он поправитсЯ,
бери его себе. ‘лышишь? Џусть он останетсЯ с тобой.
     ‚ерагут понЯл  не сразу.  ’олько  постепенно ему стало  Ясно,  что  она
сказала. ’ак, значит, ему теперь отдано то, о чем он с ней препиралсЯ, из-за
чего долгие годы колебалсЯ и страдал, - отдано в тот момент, когда уже стало
поздно.
     —удовищной нелепостью было в его глазах  не только  это - что теперь он
вдруг мог получить то, в чем она  так долго  ему отказывала, - но еще больше
то,  что Џьер  мог  принадлежать ему  как раз  тогда, когда  ему  предстоЯло
умереть. ‡начит,  теперь он умрет длЯ него как  бы вдвойне! ќто же  безумие,
это  просто смешно! ‘итуациЯ была настолько гротескной и абсурдной, что он и
впрЯмь едва не разразилсЯ горьким смехом.
     Ќо  она,  без  сомнениЯ, говорила  всерьез. ‚ероЯтно,  она не до  конца
верила в  то,  что  Џьер умрет.  ќто было великодушно, это была  неслыханнаЯ
жертва с ее  стороны,  которую она хотела принести в страдальческом смЯтении
этой  минуты по какому-то неЯсному доброму  побуждению.  Ћн видел,  что  она
страдает, что  она  бледна  и  с  трудом  держитсЯ  на ногах.  …му  не  надо
показывать, что ее  жертву, ее странное, запоздалое великодушие он воспринЯл
как убийственную насмешку.
     Ћна с  нарастающим отчуждением ждала от него  ответа. Џочему он молчит?
Ќе верит ей? €ли настолько отдалилсЯ  от нее, что не хочет ничего принимать,
даже этой величайшей жертвы, которую она может ему принести?
     ‹ицо ее уже  начало разочарованно подергиватьсЯ, когда он снова овладел
собой. Ћн взЯл ее руку, наклонилсЯ и, слегка коснувшись ее холодными губами,
сказал:
     - Ѓлагодарю тебЯ.
     ‚ голову ему пришла одна мысль, и он добавил с теплотой в голосе:
     -  Ќо теперь Я тоже хочу ухаживать за Џьером. Џозволь  мне оставатьсЯ у
него ночью!
     - Њы будем менЯтьсЯ, - решительно  сказала  она. ‚  этот  день Џьер был
очень спокоен.  Ќа  столе горел  маленький  ночник, слабый свет  которого не
заполнЯл всю комнату  и терЯлсЯ у  двери в коричневом полумраке. ‚ерагут еще
долго прислушивалсЯ к дыханию  мальчика, затем лег на  узкий диван,  который
велел внести в спальню Џьера.
     Ќочью,  около двух  часов,  проснулась  госпожа Ђдель,  включила свет и
встала.  Ќабросив домашний халат, она  со  свечой в  руке  прошла  в комнату
мальчика. ‡десь  все было спокойно.  ђесницы Џьера  слегка  задрожали, когда
свет коснулсЯ его лица, но он не проснулсЯ. Ќа диване лежал в одежде, слегка
скрючившись, ее муж и спал.
     Ћна поднесла  свечу  и к его лицу и ненадолго задержалась около него. €
она увидела его лицо таким, каким оно было на самом деле, со всеми морщинами
и седыми волосами, с ввалившимисЯ щеками и глубоко запавшими глазами,
     "Ћн  тоже  постарел",  - подумала она  со смешанным чувством  жалости и
удовлетворениЯ, и ей захотелось погладить его растрепанные волосы. Ќо она не
сделала этого. Ћна неслышно вышла из комнаты, а когда через несколько часов,
уже  утром, пришла снова, он  уже  давно бодрствовал,  сидЯ у постели Џьера.
ѓубы его снова были  крепко  сжаты, а глаза, которыми он поздоровалсЯ с ней,
исполнены  загадочной  силы  и  решимости,  которыми   в  последние  дни  он
укрывалсЯ, словно панцирем.
     „лЯ  Џьера начиналсЯ недобрый  день. Ћн  долго спал, а  потом  лежал  с
открытыми глазами и застывшим взглЯдом, пока его  не  разбудила  новаЯ волна
боли.  Ћн  Яростно металсЯ в постели,  сжимал маленькие кулачки и надавливал
ими на  глаза, его лицо то покрывалось мертвенной бледностью, то становилось
Ярко-красным. Ђ потом,  в  бессильном негодовании против невыносимых мук, он
начал кричать и кричал  так долго и так жалобно, что его бледный, сломленный
отец в конце концов не выдержал и вынужден был уйти.
     Ћн  вызвал  врача, который в  этот день приезжал еще дважды,  а вечером
привез с собой сиделку. Љ вечеру Џьер  потерЯл  сознание,  сиделку отправили
спать, а отец и мать не ложились всю ночь, чувствуЯ, что конец  уже недалек.
Њальчик не шевелилсЯ, дыхание его было неравномерным и частым.
     € ‚ерагут, и его жена вспомнили о том времени, когда очень сильно болел
Ђльберт и они вместе его выходили. Ќо оба они чувствовали, что подобное чудо
уже не повторитсЯ. „оброжелательно  и  немного  устало переговаривались  они
шепотом через кроватку больного, но ни один из них ни словом не обмолвилсЯ о
прошлом. ‚ сходстве ситуации и всего происходЯщего было  нечто таинственное,
но  сами они стали другими, они уже не были теми людьми, которые тогда точно
так  же, как  и  сейчас, бодрствовали  и страдали,  склонЯсь над  смертельно
больным ребенком.
     ’ем  временем  и  Ђльберт,  подавленный  глухой тревогой  и  изнурЯющим
волнением  в доме, не мог  уснуть. ‘реди ночи  он, полуодетый,  на  цыпочках
вошел в  комнату  и взволнованным шепотом спросил, не может ли он что-нибудь
сделать, чем-нибудь помочь.
     - ‘пасибо,  -  сказал отец, -  но делать  тут нечего. €ди-ка спать и не
болей хоть ты!
     Ќо когда Ђльберт ушел, он попросил жену:
     - €ди побудь с ним немного и утешь его.
     Ћна охотно выполнила его просьбу и  была благодарна ему, что он подумал
об этом.
     ’олько под утро она  поддалась уговорам мужа и пошла спать. Ќа рассвете
поЯвилась сиделка и сменила его. ‘остоЯние Џьера оставалось прежним.
     ‚ерагут  нерешительно  шел  по  парку,  ему   не  хотелось  спать.   Ќо
воспаленные глаза и вЯлаЯ, почти бесчувственнаЯ кожа давали о себе знать. Ћн
искупалсЯ  в  озере   и   велел   ђоберту   принести  кофе.  ‡атем  принЯлсЯ
рассматривать в мастерской  свой этюд,  сделанный  на лесной опушке.  Ћн был
написан свежо и  бойко,  но  и это,  в  сущности,  было  не  то,  к  чему он
стремилсЯ,  а теперь с  задуманной  картиной  было кончено,  в  ђосхальде он
больше работать не будет.


     ѓ‹Ђ‚Ђ  ‘…ЊЌЂ„–Ђ’Ђџ
     “же  несколько  дней  состоЯние Џьера  оставалось
неизменным. ђаз  или  два в день  у него  бывали  судороги и приступы болей,
остальное  времЯ он дремал  в полузабытьи.  Њежду тем  на смену жаре  пришли
частые  грозы,  стало прохладнее, и под тонкими  струйками дождЯ сад  и  мир
утратили летний блеск и сочность.
     ‚ерагут наконец снова провел  ночь в собственной постели и много  часов
проспал глубоким сном. ’олько теперь, одеваЯсь в комнате с открытыми окнами,
он заметил, что на дворе потемнело и посвежело, - последние дни он жил точно
в бреду. Ћн высунулсЯ из окна  и,  слегка поеживаЯсь от холода, вдыхал сырой
воздух  дождливого  утра.  Џахло  влажной  землей и близостью  осени, и  он,
привыкший воспринимать  приметы времен года  обостренным чутьем художника, с
удивлением понЯл,  что  это  лето промелькнуло длЯ него незаметно, почти  не
оставив следа, …му казалось, что он провел в комнате больного Џьера не дни и
ночи, а месЯцы.
     Ћн набросил дождевик и пошел в дом. ’ам он узнал, что мальчик проснулсЯ
рано, но вот уже час, как уснул снова, поэтому  ‚ерагут позавтракал вместе с
Ђльбертом. ‘тарший сын  принимал болезнь Џьера  близко к  сердцу и  страдал,
стараЯсь, чтобы этого не заметили другие,  от душной больничной атмосферы  и
угнетенного настроениЯ в доме.
     Љогда Ђльберт ушел, чтобы засесть  в своей комнате за школьные заданиЯ,
‚ерагут пошел к Џьеру, который еще спал, и занЯл свое место у его постели, ‚
эти дни у него  иногда поЯвлЯлось желание,  чтобы  все это кончилось скорее,
хотЯ бы ради ребенка, который давно уже не говорил ни слова и выглЯдел таким
усталым и постаревшим, как будто и сам знал, что ему уже ничем не  поможешь.
€  все  же  ‚ерагут  не  хотел  пропустить  ни  одного  часа  и  с  ревнивой
настойчивостью  оберегал  свое  место  у  постели  больного.  Ђх, как  часто
когда-то  приходил  к  нему  Џьер  и  находил  его усталым или  равнодушным,
погруженным в работу или  занЯтым  своими заботами, как часто он рассеЯнно и
безучастно  держал  эту  маленькую худую ручонку в своей  руке  и  почти  не
слушал, что он говорит. € вот теперь каждое его слово стало драгоценным! ’ут
уж ничего не исправишь.  Ќо сейчас,  когда бедный  малыш  лежит  в муках и в
одиночку своим  незащищенным  детским сердцем противостоит  смерти,  сейчас,
когда ему  суждено за несколько  дней изведать все  оцепенение,  всю  боль и
страшное отчаЯние, которыми стращают и гнетут  человеческое  сердце болезнь,
слабость, старость и приближение смерти,  - сейчас он не хотел  оставить его
ни на  минуту. Ћн не хотел этого, потому что боЯлсЯ не  быть на месте, когда
наступит  момент  и  мальчик спросит  о нем,  когда  он мог бы  оказать  ему
маленькую услугу, выказать немного любви.
     € надо  же:  именно  в  это утро  он был вознагражден.  ‚ это утро Џьер
открыл глаза, улыбнулсЯ ему и произнес слабым, нежным голосом:
     - Џапа!
     “ художника  бурно забилось сердце, когда он снова услышал этот  голос,
который звал его, обращалсЯ к нему и который стал таким тоненьким и  слабым.
Ћн так долго слышал, как этот голос издает только стоны или лепечет что-то в
мучительном беспамЯтстве, что испуганно вздрогнул от радости.
     - Џьер, дорогой мой!
     Ћн  ласково  склонилсЯ  над  ним  и  поцеловал улыбающиесЯ  губы.  Џьер
выглЯдел  свежее и веселее, чем  он надеЯлсЯ увидеть  его  когда-либо, глаза
смотрели Ясно и осознанно, глубокаЯ морщина между бровЯми почти исчезла.
     - Ђнгел мой, тебе лучше?
     Њальчик улыбнулсЯ и посмотрел  на  него, как бы удивлЯЯсь вопросу. Ћтец
протЯнул ему руку, и  он вложил в  нее свою ручонку,  котораЯ и прежде-то не
была  такой  уж  сильной,  а теперь  казалась  совсем маленькой,  бледной  и
усталой.
     - ‘ейчас ты позавтракаешь, а потом Я буду рассказывать тебе истории.
     -  Ћ да,  о господине  шпорнике и бабочках, - сказал Џьер, и  его  отцу
снова  показалось  чудом,  что  мальчик  разговаривает,  улыбаетсЯ  и  опЯть
принадлежит ему.
     Ћн принес ему  завтрак, Џьер охотно ел и позволил уговорить себЯ съесть
и второе Яйцо.  ‡атем он  потребовал свою  любимую книжку с картинками. Ћтец
осторожно подвинул в сторону одну из портьер, в комнату проник  тусклый свет
дождливого  днЯ.   Џьер  попыталсЯ  сесть  и  начал  разглЯдывать  картинки.
Љазалось,  это  не  причинЯет  ему боли,  он  внимательно  рассмотрел  много
картинок, приветствуЯ их короткими радостными возгласами. Ќо скоро сидение в
постели утомило его, и глаза снова начали побаливать. Ћн  дал себЯ уложить и
попросил  папу  прочитать  ему  несколько стишков,  прежде  всего стишок  об
Ђрбузе, который приполз к аптекарю Љорешкову:

     ‘корей, аптекарь Љорешков,
     ѓотовь свои настойки!
     џ нынче что-то нездоров,
     Ќе доползу до койки!

     ‚ерагут  старалсЯ  изо  всех  сил,  читал  задорно  и  лукаво,  и  Џьер
благодарно улыбалсЯ. €  все-таки стихи уже утратили прежнюю силу,  казалось,
Џьер  стал  старше  на много лет  с тех пор, как слышал их в  последний раз.
Љартинки и стихи  напомнили  ему о многих светлых и радостных днЯх, но былаЯ
радость  и озорное веселье  больше не  возвращались,  и  мальчик  недоуменно
оглЯдывалсЯ  на  свое  собственное  детство,  которое  еще  несколько  дней,
несколько недель  назад  было реальностью,  оглЯдывалсЯ с  тоской  и печалью
взрослого человека.  Ћн больше не был ребенком. Ћн был больным,  от которого
реальный  мир  уже  отдалилсЯ и  прозревшаЯ  душа  которого  везде  и  всюду
испуганно чуЯла приближение смерти.
     €  все  же после  стольких дней ужасных страданий это утро  было  полно
света и счастьЯ. Џьер вел себЯ  тихо  и благодарно, а ‚ерагут снова и  снова
против воли  предавалсЯ  робкой  надежде.  ‚  конце  концов,  может  же  так
случитьсЯ,  что  мальчик  останетсЯ  жив! ’огда он будет принадлежать только
ему, ему одному!
     Џриехал врач и долго пробыл у  постели Џьера, не мучаЯ  его вопросами и
исследованиЯми. ’олько теперь поЯвилась и госпожа Ђдель, котораЯ  этой ночью
сменила сиделку. Ќежданное улучшение поразило ее, она, словно одержимаЯ, так
крепко сжимала руки Џьера, что ему было  больно,  и не пыталась  скрыть слез
избавлениЯ, катившихсЯ по ее  щекам. Ђльберту тоже разрешили зайти ненадолго
в комнату больного.
     - ќто похоже на чудо, - сказал ‚ерагут доктору, - ‚ас это не удивило?
     ‚рач улыбнулсЯ и ласково кивнул головой. Ћн не возражал, но не проЯвлЯл
и чрезмерной  радости. € тотчас же художником  снова  овладело недоверие. Ћн
наблюдал за каждым жестом врача и видел, что хотЯ лицо его и улыбалось, но в
глазах по-прежнему было холодное  внимание и  сдержаннаЯ тревога.  ‡атем  он
через приоткрытую дверь подслушал разговор врача с сиделкой, и, хотЯ  не мог
разобрать ни  слова, ему  показалось, что  строгий,  в меру серьезный  шепот
говорит только об опасности и ни о чем больше.
     ‚ последнюю минуту, уже проводив врача к экипажу, он спросил:
     - ‚ы не придаете большого значениЯ этому улучшению?
     Ќекрасивое, сдержанное лицо повернулось к нему.
     -  ђадуйтесь,  что  бедному мальчику выпало  несколько спокойных часов.
Ѓудем надеЯтьсЯ, что это продлитсЯ достаточно долго.
     ‚ его умных глазах нельзЯ было прочесть и намека на надежду.
     Ќе терЯЯ ни  мгновениЯ,  ‚ерагут поспешно вернулсЯ в комнату  больного.
Љак раз в это времЯ  мать рассказывала сказку  о ‘пЯщей Љрасавице, он присел
рЯдом и стал смотреть, как лицо мальчика реагирует на каждый поворот сюжета.
     - ђассказать тебе еще что-нибудь? - спросила госпожа Ђдель.
     - Ќет, - сказал он немного усталым голосом, - потом.
     Ћна вышла посмотреть, что делаетсЯ на кухне, и отец взЯл Џьера за руку.
Ћба молчали,  но времЯ  от времени Џьер  со слабой улыбкой  поднимал  глаза,
словно радуЯсь, что папа с ним.
     - џ вижу, тебе гораздо лучше, - ласково сказал ‚ерагут.
     Џьер слегка покраснел, его пальчики, играЯ, задвигались в руке отца.
     - ’ы менЯ любишь, папа, не правда ли?
     -  ђазумеетсЯ, сокровище  мое.  ’ы  мой  милый  мальчик,  и,  когда  ты
поправишьсЯ, мы все времЯ будем вместе.
     - „а, папа... Ћднажды Я был в саду, и Я был там совсем один, и никто из
вас менЯ не любил. Ќо вы должны менЯ любить и должны помочь мне, когда снова
станет больно. Ћ, мне было так больно!
     Ћн лежал с  полузакрытыми глазами  и говорил  так  тихо,  что  ‚ерагуту
пришлось низко нагнутьсЯ к нему, чтобы разобрать его слова.
     - ‚ы должны  мне помочь. џ буду  хорошо себЯ  вести,  всегда, только не
надо менЯ бранить!  ‚ы не будете больше менЯ  бранить, ведь правда? ‘кажи об
этом и Ђльберту.
     …го веки затрепетали и  открылись,  но взглЯд был мутный, зрачки сильно
расширились.
     - ‘пи, малыш, спи! ’ы устал. ‘пи, спи, спи.
     ‚ерагут осторожно закрыл ему  глаза и стал, как когда-то в младенчестве
Џьера, убаюкивать его. € мальчик как будто задремал.
     —ерез  час пришла  сиделка,  чтобы сменить  ‚ерагута, которого  ждали к
столу. Ћн пошел в столовую, молча, с рассеЯнным видом ел свой суп и почти не
слышал, о чем говорили рЯдом с ним. ‚ ушах его  все еще сладостно и печально
звучал  испуганный и нежный  шепот ребенка, Ђх, сколько раз он мог  вот  так
говорить  с  Џьером,  ощущать наивное доверие его  беззаботной любви, но  не
делал этого!
     Ћн машинально потЯнулсЯ к  графину с водой, и в это  времЯ  из  комнаты
Џьера донессЯ громкий, пронзительно-резкий крик, разом вырвавший ‚ерагута из
его  скорбной задумчивости.  ‚се  вскочили  с побледневшими  лицами,  графин
опрокинулсЯ, покатилсЯ по столу и со звоном упал на пол.
     Ћдним прыжком ‚ерагут выскочил из дверей и очутилсЯ в комнате больного.
     - Џузырь со льдом! - крикнула сиделка.
     Ћн  ничего не слышал. Ќичего, кроме ужасного, отчаЯнного крика, который
засел в его сознании, как нож в ране. Ћн бросилсЯ к постели.
     Џьер  лежал  весь побелевший, с  мучительно  перекосившимсЯ  ртом,  его
исхудавшее тельце корчилось в жестоких судорогах, в выпученных глазах застыл
безумный  ужас.  € вдруг  он  опЯть  закричал, еще громче  и  пронзительнее,
изогнулсЯ  так, что задрожала кровать, расслабилсЯ и  снова  изогнулсЯ, боль
вытЯгивала  и сгибала  его,  точно  прутик, попавший  в  руки  рассерженного
ребенка.
     ‚се  стоЯли испуганные  и беспомощные,  пока  распорЯжениЯ  сиделки  не
водворили порЯдок. ‚ерагут встал на колени перед кроватью и пыталсЯ помешать
Џьеру ушибитьсЯ во времЯ судорог. Ќо  мальчик все же до крови поранил правую
руку  о  металлический  край кровати. ‡атем он  обмЯк, повернулсЯ на  живот,
молча вцепилсЯ зубами в подушку  и начал ритмично вскидывать левую  ногу. Ћн
поднимал ножку, со  стуком ронЯл  ее  на кровать, немного  отдыхал  и  снова
повторЯл то же движение десЯть, двадцать раз, и так без конца.
     †енщины готовили  компрессы, Ђльберта отослали из  комнаты. ‚ерагут все
еще  стоЯл на коленЯх  и смотрел, как со зловещей ритмичностью  под  одеЯлом
поднималась, вытЯгивалась и снова падала нога. ќто  лежал  его  ребенок, чьЯ
улыбка еще  несколько  часов назад была как луч света, чей умолЯющий  нежный
лепет  только что глубоко  тронул и  очаровал его  сердце.  ’еперь  от  него
осталось только механически  вздрагивающее тело,  жалкий,  беспомощный комок
боли и страданиЯ.
     - Њы с  тобой, Џьер,  - в  отчаЯнии воскликнул он, - малыш,  мы здесь и
хотим тебе помочь!
     Ќо уже не было больше пути от его губ к душе ребенка, и все заклинаниЯ,
утешениЯ  и  бессмысленно-нежный  шепот  не   проникали   больше  в  ужасное
одиночество   умирающего.   Ћн   был  далеко  отсюда,   в  другом  мире,  он
странствовал, обуреваемый жаждой, по адской  долине смерти  и  страданиЯ  и,
быть может, в этот самый миг звал того, кто стоЯл возле него на коленЯх  и с
радостью взЯл бы на себЯ все пытки, только бы помочь своему ребенку.
     ‚се понимали, что  это конец. Џосле того первого, испугавшего их крика,
полного страшной, звериной муки, на пороге каждой двери и в каждом окне дома
стоЯла смерть.  Ќикто не говорил о ней, но  все ее  узнавали, даже  Ђльберт,
даже служанки внизу, даже собака, котораЯ беспокойно бегала  под  дождем  по
гравийной площадке  и  времЯ от времени  испуганно  взвизгивала. € хотЯ  все
старались что-то сделать, кипЯтили  воду, прикладывали  компрессы и  усердно
суетились, но это уже не было борьбой, во всем этом не было больше надежды.
     Џьер  не приходил больше  в сознание.  Ћн дрожал всем телом,  будто  от
холода,  иногда  слабо и  невнЯтно  вскрикивал  и  после  каждого  перерыва,
вызванного  изнеможением,   снова  начинал  вскидывать  и  опускать  ногу  -
равномерно, точно под действием часового механизма.
     ’ак прошли день, вечер и, наконец, ночь, и, когда на рассвете маленький
боец  истощил  свои  силы  и сдалсЯ  на милость  победителЯ, родители только
безмолвно посмотрели через  кроватку друг другу в измученные бессонной ночью
лица. €оганн ‚ерагут приложил руку к сердцу мальчика и не ощутил его биениЯ.
€  он  не снимал  руки  с  худенькой груди  Џьера, пока она  не остыла и  не
закоченела.
     ‡атем  он  мЯгко провел  ладонью  по сложенным  рукам  госпожи Ђдель  и
сказал:
     - Љончено.
     €  пока он выводил  жену из комнаты, поддерживаЯ ее и слушаЯ ее хриплые
рыданиЯ, пока передавал  ее на руки служанке  и потом прислушивалсЯ у дверей
Ђльберта, спит ли он, пока возвращалсЯ к Џьеру и получше укладывал покойника
в постели,  его не  оставлЯло чувство, что половина его жизни умерла в нем и
успокоилась.
     ‘покойно сделал он самое необходимое, поручил  наконец умершего сиделке
и забылсЯ  коротким, глубоким сном.  Љогда  в окна его  комнаты проник Яркий
дневной свет, он проснулсЯ, сейчас  же  встал и  занЯлсЯ последней  работой,
которую собиралсЯ еще  выполнить в ђосхальде. Ћн  прошел  в  комнату Џьера и
отдернул все занавески; прохладный осенний день осветил маленькое белое лицо
и застывшие ручки его любимца. ‡атем он сел  у постели, разложил картон  и в
последний раз  запечатлел  черты, которые так  часто изучал,  которые знал и
любил в нем с нежного младенческого возраста и  которые, несмотрЯ на  то что
смерть отметила их печатью зрелости  и простоты, все еще сохранЯли выражение
муки и недоумениЯ.


     ѓ‹Ђ‚Ђ ‚Ћ‘…ЊЌЂ„–Ђ’Ђџ
    џркие лучи солнца проглЯдывали из-за краев вЯлых,
истощенных  дождем туч, когда маленькаЯ семьЯ возвращалась с  похорон Џьера.
ѓоспожа Ђдель сидела выпрЯмившись в  колЯске,  ее заплаканное лицо выглЯдело
странно светлым и неподвижным на фоне  черной  шлЯпы  и черного же,  наглухо
застегнутого траурного платьЯ. “ Ђльберта были опухшие веки,  он не выпускал
руку матери из своей.
     - €так, вы завтра едете, - ободрЯюще сказал ‚ерагут. -  Ќе беспокойтесь
ни о чем,  Я сделаю все, что  здесь осталось сделать.  ЊужайсЯ, мой мальчик,
вернутсЯ лучшие времена!
     Џриехав в ђосхальде, они вышли из колЯски. џрко  поблескивали на солнце
капельки  дождЯ на  мокрых ветвЯх каштанов. †мурЯсь от  света, они  вошли  в
тихий  дом,  где  их  ждали,  перешептываЯсь, служанки в  траурных  платьЯх.
Љомнату Џьера ‚ерагут запер.
     Џринесли кофе, и все трое уселись за стол.
     - ‚ Њонтре Я заказал длЯ вас комнаты, - снова начал ‚ерагут. - ‘мотрите
же, отдохните как следует! џ тоже  уеду, как только покончу  здесь с делами.
ђоберт останетсЯ и будет смотреть за домом. Ћн будет знать мой адрес.
     Ќикто  не  слушал его,  все  были  скованы,  точно  морозом,  глубоким,
унизительным  равнодушием. ѓоспожа  Ђдель  смотрела  перед  собой  застывшим
взглЯдом  и собирала крошки со скатерти. Ћна замкнулась в своей печали  и не
хотела ничего знать, Ђльберт подражал ей. ‘ тех пор как маленький Џьер лежал
мертвый,  видимость семейной солидарности снова исчезла, как исчезает с лица
едва сдерживающего свои  чувства человека  вежливое выражение,  стоит только
уехать влиЯтельному, внушающему страх гостю.
     Ћдин только ‚ерагут вопреки всему  до последнего мгновениЯ  играл  свою
роль и  не снимал маски. Ћн  боЯлсЯ,  чтобы  какаЯ-нибудь по-женски  нелепаЯ
сцена не испортила ему прощаниЯ с  ђосхальде, и  в глубине  души нетерпеливо
дожидалсЯ часа, когда жена и сын уедут.
     Ќикогда еще он не был так одинок, как  в тот вечер, когда сидел в своей
комнате. ‚ господском доме жена  упаковывала  чемоданы. Ћн написал письма  и
сообщил  Ѓуркхардту,  который еще не знал о смерти  Џьера, о своем  приезде,
отдал последние распорЯжениЯ  своему адвокату и банку. ‡атем он убрал все  с
письменного стола и  поставил  перед собой посмертный портрет  Џьера. ’еперь
Џьер покоилсЯ в  земле, и ‚ерагут не  был уверен, сможет ли  он когда-нибудь
снова привЯзатьсЯ всей душой к человеческому существу и вот так страдать его
страданиЯми. ’еперь он был одинок.
     „олго  разглЯдывал  он  свой  рисунок: впалые  щеки  закрытые  веки над
ввалившимисЯ глазами, тонкие крепко  сжатые губы, страшно исхудавшие детские
руки. ‡атем  он запер  портрет в мастерской, надел плащ и вышел на воздух. ‚
парке  уже было темно и тихо. ‚ господском доме светилось несколько окон, до
которых  ему  не было дела. Ќо под черными каштанами, в маленькой, размокшей
от дождЯ беседке, на гравийной площадке и в цветнике еще витала жизнь, веЯло
воспоминаниЯми.  ‡десь когда-то Џьер - разве с тех  пор  не  прошли  годы? -
показывал  ему пойманную мышку, вон там, у флоксов,  разговаривал с голубыми
бабочками и придумывал цветам нежные, фантастические названиЯ.  Џовсюду - во
дворе у  курЯтника и собачьей конуры, на лужайке и в липовой аллее  - он жил
своей  маленькой  жизнью,  играл  в  свои  игры,  здесь звенел  его  легкий,
раскованный  детский  смех,  здесь  раскрывалось  обаЯние  его  своевольной,
уверенной в себе личности. ‡десь он  сотни раз, вдали  от посторонних  глаз,
наслаждалсЯ  своими детскими радостЯми  и  погружалсЯ в свои сказочные миры,
здесь  мог  иногда злитьсЯ  или  плакать,  когда чувствовал себЯ одиноким  и
непонЯтым.
     ‚ерагут  бродил в  темноте,  заглЯдываЯ  в  каждый уголок,  сохранивший
памЯть  о  его мальчике. Ќапоследок  он опустилсЯ на колени у песочной горки
Џьера  и  погрузил  горЯчие руки  в  сырой песок, а  когда нащупал  пальцами
деревЯнный предмет, поднЯл его  и узнал маленькую лопатку сына, то безвольно
припал к земле и впервые за эти три ужасных днЯ дал наконец волю слезам.
     Ќаутро ему предстоЯл еще разговор с госпожой Ђдель.
     -  ЏостарайсЯ утешитьсЯ, - сказал он ей, - и не забывай, что  Џьер ведь
принадлежал мне. ’ы уступила его мне - еще раз благодарю тебЯ за это. џ  уже
тогда знал, что он умрет, - но ты поступила великодушно.  Ђ теперь живи так,
как тебе нравитсЯ, и не принимай опрометчивых решений! ђосхальде оставь пока
за собой, не торопись избавлЯтьсЯ  от усадьбы, чтобы потом  не раскаиватьсЯ.
Ќотариус  расскажет  тебе обо  всем подробнее, он полагает,  что землЯ здесь
скоро подниметсЯ в цене. †елаю удачи! Њоего здесь ничего не остаетсЯ,  кроме
вещей в мастерской, позже Я за ними пришлю.
     - ‘пасибо... Ђ ты? ’ы больше сюда не вернешьсЯ?
     -  Ќет, не  вернусь.  ќто не имеет смысла. € еще:  во  мне  нет  больше
никакой горечи. џ знаю, что сам во всем виноват.
     - Ќе говори так! ’ы хочешь мне  добра, но только мучаешь  менЯ. ’ы ведь
остаешьсЯ совсем один! ‚от если бы ты мог взЯть себе Џьера. Ђ так - нет, так
не должно было случитьсЯ! џ тоже виновата, Я знаю...
     - Њы все искупили в эти дни.  “спокойсЯ, все хорошо, больше и впрЯмь не
на  что жаловатьсЯ, Ђльберт принадлежит теперь тебе одной. Ђ что до менЯ, то
со мной  остаетсЯ  мол  работа.  ‘  ней  можно вынести  все, ’ы  тоже будешь
счастливее, чем была все эти годы.
     Ћн говорил так спокойно, что и она переборола себЯ. Ђх, было еще много,
бесконечно  много  всего, что ей хотелось  высказать  ему, за что она хотела
поблагодарить или упрекнуть его.  Ќо она понимала, что он прав.  ‚се то, что
она  воспринимала  еще как живую  и  горькую  действительность, видимо,  уже
превратилось  длЯ  него в отжившее прошлое. Ќадо было смиритьсЯ и  забыть  о
том,  что  миновало.  Џоэтому   она  внимательно  и  покорно  выслушала  его
наставлениЯ, поражаЯсь  тому,  с какой  основательностью он все  продумал  и
ничего не забыл.
     Ћ разводе не  было  сказано ни  слова. ќтим можно будет занЯтьсЯ потом,
когда он вернетсЯ из €ндии.
     Џосле  обеда  они  отправились   на  станцию.  ’ам  уже  был  ђоберт  с
многочисленными чемоданами.  ‚  шуме и дыме  большого  вокзала  с прозрачной
крышей ‚ерагут посадил  жену и сына  в вагон, купил длЯ  Ђльберта журналы  и
передал ему багажную квитанцию, подождал у окошка  до отхода поезда, помахал
на прощанье шлЯпой и до тех пор смотрел вслед поезду, пока Ђльберт не отошел
от окна.
     Ќа обратном пути  ђоберт  рассказал ему о  разрыве  своей  опрометчивой
помолвки. „ома уже ждал столЯр,  который  должен был сколотить Ящики длЯ его
последних картин.  Љогда  они будут  упакованы и  отправлены, вслед  за ними
отправитсЯ и он. …му очень хотелось уехать.
     Ќо вот  и  столЯр кончил свое  дело.  ђоберт с единственной  оставшейсЯ
служанкой работал в господском доме, они надевали на мебель чехлы, закрывали
окна и ставни.
     ‚ерагут медленно прошелсЯ по мастерской, заглЯнул в гостиную и спальню,
вышел  из домика и обошел пруд и парк. Ћн  ходил здесь сотни раз, но сегоднЯ
все - дом  и сад, озеро и парк, - казалось, напоминало  ему об  одиночестве.
•олодный  ветер  шелестел желтеющей  уже листвой  и  нагонЯл  низко нависшие
вереницы лохматых дождевых туч. •удожник зЯбко поежилсЯ. ’еперь уже здесь не
было никого,  о ком надо было заботитьсЯ, с  кем надо было  считатьсЯ, перед
кем сохранЯть  невозмутимость, и только сейчас, в этом холодном одиночестве,
он  ощутил тревогу бессонных ночей, лихорадочную дрожь  и всю разрушительную
усталость  последних  дней.  Ћн ощущал  ее не только  головой  и телом,  она
коренилась глубже, в душе. ‚ эти дни  погасли не только  последние радостные
огоньки  молодости  и  надежды; однако  холодное  одиночество  и беспощаднаЯ
трезвость не пугали его.
     ЃродЯ  по мокрым дорожкам, он настойчиво прослеживал нити  своей жизни,
незамысловатаЯ ткань  которой никогда так Ясно и  полно  не  представала его
глазам. € он, ничуть не огорчаЯсь, пришел к выводу, что все жизненные дороги
пройдены им  вслепую. Ћн Ясно  видел,  что, несмотрЯ  на  все  попытки  и на
никогда не  угасавшую в нем  тоску, он прошел  мимо сада  жизни.  Ќи разу не
испытал он всей полноты любви, ни разу вплоть до этих последних дней. ’олько
у постели умирающего сына он изведал свою единственную  настоЯщую запоздалую
любовь,  впервые забыл о себе, преодолел  себЯ. € это навсегда останетсЯ его
глубоким переживанием, его маленьким достоЯнием.
     …му оставалось теперь только его искусство, в котором он никогда прежде
не был  так  уверен, как сейчас. …му оставалось  утешение стоЯщих вне жизни,
тех, кому не дано самим приблизить эту жизнь к себе и испить из ее чаши; ему
оставалась  страннаЯ,   холоднаЯ  и  в  то  же  времЯ  неукротимаЯ   страсть
созерцаниЯ,  наблюдениЯ и тайного, гордого сотворчества.  ‚ этом ненарушимом
одиночестве, в этой холодной  жажде  творчества заключалсЯ смысл  оставшейсЯ
ему жизни; следовать, не уклонЯЯсь, этой звезде стало отныне его судьбой.
     Ћн глубоко  вдыхал  влажный, горьковатый  воздух парка, и ему казалось,
что с каждым шагом он отталкивает от себЯ прошлое, как отталкивают от берега
ставший  ненужным  челн.  ‚  его  испытаниЯх  и  в  его  прозрении  не  было
разочарованиЯ;  полный  упрЯмства и страстного  желаниЯ творить, смотрел  он
навстречу  новой жизни, котораЯ  представлЯлась ему уже не робким блужданием
впотьмах, а крутым  и смелым подъемом в гору. Џозже, и, быть может с большей
горечью, чем другие мужчины, простилсЯ  он со  сладкими сумерками  юности. €
вот теперь, постаревший и нищий, стоЯл он в Ясном  свете  днЯ и не собиралсЯ
терЯть из него ни одной драгоценной минуты.
     <i>1914</i>