ьЯ,  ни
посторонние  лица.  ‚сЯкий  раз  Я прикасаюсь к нему с душевным
трепетом,  словно  в  нем  заключены  злые  чары,  скованные  и
лишенные  силы  могучим  заклЯтием,  --  но  если  они  обретут
свободу, то навлекут погибель и вечное осуждение  на  человека,
коего  они  настигнут!..  ‡най же, что содержимое этой шкатулки
принадлежало самому ‚рагу-искусителю в те времена, когда он еще
мог в зримом образе  противоборствовать  спасению  человеческих
душ.
     ‚  крайнем  изумлении смотрел Я на брата Љирилла, а он, не
даваЯ мне времени вставить хоть слово, продолжал:
     --џ ни за что не стану, милый брат мой Њедард, высказывать
свое мнение о столь высокомистическом  предмете...  и  не  буду
излагать  домыслы, какие порой приходЯт мне в голову... а лучше
всего как можно  точнее  передам  тебе  все,  что  говоритсЯ  в
бумагах  об  этой  достопримечательности.  Ћни  хранЯтсЯ в этом
шкафу, и ты впоследствии прочтешь их сам.
     ’ебе достаточно хорошо известно житие свЯтого  ЂнтониЯ,  и
ты  знаешь,  как  он,  дабы  отвратитьсЯ  от  всего  земного  и
устремитьсЯ всею душою к божественному, удалилсЯ  в  пустыню  и
там   проводил  жизнь  свою  в  строжайшем  посте  и  покаЯнных
молитвах. Ќо ‚раг преследовал его и не раз поЯвлЯлсЯ перед  ним
в   зримом   облике,  чтобы  смутить  его  среди  благочестивых
размышлений. € вот однажды свЯтой Ђнтоний  заметил  в  вечерних
сумерках  какое-то  мрачное  существо, направлЯвшеесЯ к нему. €
как же удивилсЯ он, когда, взглЯнув  на  путника,  увидел,  что
сквозь  дыры  его изношенного плаща лукаво выглЯдывают горлышки
бутылок. Ћказалось, что перед ним  в  этом  причудливом  нарЯде
предстал  сам  ‚раг и, глумливо усмехаЯсь, спросил, не пожелает
ли он отведать  эликсиров,  хранЯщихсЯ  в  этих  бутылках.  ќто
предложение  отнюдь  не  рассердило  свЯтого  ЂнтониЯ, ибо ‚раг
давно утратил над ним всЯкую власть и силу и ограничивалсЯ лишь
насмешливыми речами, даже не пытаЯсь вступать с ним  в  борьбу;
пустынник,  только  спросил  его,  почему  он  таскает  с собой
столько бутылок, да еще таким  странным  способом.  €  Ќечистый
ответил так: "‚идишь ли, стоит кому-либо повстречатьсЯ со мной,
как  он посмотрит на менЯ с изумлением и уж конечно не преминет
спросить, что это у менЯ там за напитки, а  потом  из  алчности
начнет   поочередно  пробовать  их.  ‘реди  стольких  эликсиров
непременно  найдетсЯ  такой,  что  окажетсЯ  ему  по  вкусу,  и
глЯдишь--  он  уже  вылакал всю бутылку и, опьЯнев, отдаетсЯ во
власть мне и всей преисподней".
     ’ак об этом повествуетсЯ во всех легендах. Ќо в хранЯщейсЯ
у нас бумаге об этом видении  свЯтого  ЂнтониЯ  добавлено,  что
Ќечистый,  уходЯ,  оставил  в траве несколько бутылок, а свЯтой
Ђнтоний поспешно  подобрал  их  и  припрЯтал  в  своей  пещере,
опасаЯсь, что заблудившийсЯ в пустыне путник или, чего доброго,
кто-нибудь  из  его  учеников  хлебнет  пагубного напитка и тем
обречет себЯ на вечную погибель. „аже сам свЯтой  Ђнтоний,  как
говоритсЯ  далее  в бумаге, однажды нечаЯнно раскупорил одну из
бутылок,  и  оттуда  ударили  такие  одурЯющие  пары  и   такие
чудовищные  видениЯ  ада разом обступили свЯтого, такие зареЯли
вокруг него соблазнительные призраки, что  только  молитвами  и
суровым  постом  он  мало-помалу  их отогнал. ‚ ларце как раз и
хранитсЯ попавшаЯ к нам из наследиЯ свЯтого ЂнтониЯ  бутылка  с
эликсиром  сатаны;  относЯщиесЯ  к ней бумаги отличаютсЯ строго
обоснованной, бесспорной подлинностью, и во всЯком случае  едва
ли  приходитсЯ сомневатьсЯ в том, что бутылка эта после кончины
свЯтого ЂнтониЯ была действительно  найдена  среди  его  вещей.
‚прочем,  --  Я  и  сам  могу тебЯ в том заверить, дорогой брат
Њедард,--стоит мне прикоснутьсЯ  к  этой  бутылке  или  даже  к
ларцу, в котором она хранитсЯ, как менЯ охватывает неизъЯснимаЯ
жуть;  мне  чудитсЯ  странный  запах,  он  одурманивает  менЯ и
вызывает такое смЯтение,  что  оно  не  рассеиваетсЯ  даже  при
совершении    душеспасительных   послушаний.   Ќо   с   помощью
неотступных молитв  Я  превозмогаю  греховное  состоЯние  духа,
какое,  очевидно, вызывают некие враждебные человеку силы, хотЯ
Я и не верю в  то,  что  здесь  непосредственно  действует  сам
дьЯвол.
     ’ы   еще   очень   молод,  дорогой  брат  Њедард,  и  твое
воображение может под враждебным влиЯнием  разгоретьсЯ  слишком
живо  и  Ярко; да, ты мужественный и бодрый духом, но неопытный
и, быть может, даже  слишком  отважный  и  самонадеЯнный  воин,
готовый  всечасно  ринутьсЯ  в  бой;  вот  почему  советую тебе
никогда не открывать этот ларчик, разве что спустЯ годы и годы;
а чтобы любопытство не одолевало тебЯ, убери ты его подальше.
     Ѓрат Љирилл водворил загадочную шкатулку на прежнее  место
и передал мне свЯзку ключей, в которой был и ключ от шкафа, где
она  хранилась.  ‘транное  впечатление  произвел  на  менЯ  его
рассказ, но, чем сильнее  донимал  менЯ  соблазн  взглЯнуть  на
редкостную  достопримечательность,  тем  тверже  старалсЯ  Я не
поддаватьсЯ ему, памЯтуЯ предостережениЯ брата  Љирилла.  Љогда
Љирилл ушел, Я еще раз окинул взглЯдом доверенные мне реликвии,
нашел  в  свЯзке  ключик  от  рокового  шкафа  и  запрЯтал  его
подальше, под бумаги в моей конторке...
     Ћдин из профессоров семинарии был превосходный  оратор,  и
всЯкий  раз,  когда  он проповедовал, церковь была переполнена;
всех  неудержимо  увлекал  поток  его  огненного   красноречиЯ,
зажигавший  в  сердцах  пламень искренней веры. …го исполненные
красоты вдохновенные поучениЯ глубоко западали и мне в душу;  Я
считал  счастливцем  столь  даровитого  оратора, и вот Я смутно
почувствовал, что во мне все более и более  крепнет  стремление
уподобитьсЯ  ему.  Ќаслушавшись  его, Я и сам, бывало, пробовал
силы в своей одинокой келейке, целиком отдаваЯсь вдохновению, и
мне удавалось порой удерживать в памЯти свои мысли и  слова,  а
затем набрасывать их на бумагу.
     ’ем  временем  проповедовавший  у  нас  в  монастыре  брат
заметно  дрЯхлел,  речь  его  текла  вЯло  и   беззвучно,   как
иссЯкающий  ручей,  а  чувства и мысли у него так оскудели, что
проповеди, которые он произносил  без  подготовленного  заранее
наброска,  становились  нестерпимо  длинными,  и  задолго до их
конца почти все прихожане тихонько засыпали, словно под  мерное
постукивание  мельничных  жерновов, и лишь могучие звуки органа
под конец пробуждали их. Џриор ‹еонард, хотЯ и  был  прекрасным
оратором,  однако  в  свои преклонные годы он не решалсЯ читать
проповеди из боЯзни  чрезмерного  волнениЯ,  так  что  заменить
дрЯхлеющего   брата   было  решительно  некем.  ‹еонард  иногда
заговаривал  со  мной  об  этом  прискорбном  положении,  из-за
которого  у  нас  в  церкви  становилось  все  меньше прихожан.
‘обравшись с духом, Я однажды сказал ему, что еще  в  семинарии
почувствовал  склонность  к  проповедованию  слова ЃожиЯ и даже
написал несколько духовных бесед. Ћн потребовал их  у  менЯ  на
просмотр  и  осталсЯ  так ими доволен, что настойчиво советовал
мне  в  виде  опыта  выступить  с  проповедью  в  ближайший  же
праздник; он нисколько не опасалсЯ неудачи, ибо природа одарила
менЯ  всем  необходимым  длЯ  хорошего  проповедника, а именно:
располагающей  внешностью,  выразительным  лицом  и,   наконец,
сильным  и звучным голосом. —то же касаетсЯ умениЯ держатьсЯ на
кафедре и подобающих жестов, то этому взЯлсЯ  менЯ  обучить  он
сам. Ќаконец подошел праздник, церковь наполнилась прихожанами,
и Я не без трепета поднЯлсЯ на кафедру.
     ‚начале Я придерживалсЯ написанного, и ‹еонард рассказывал
мне потом,  что  Я  говорил  с  дрожью  в голосе, но это вполне
соответствовало  тем  благоговейным  и  скорбным  размышлениЯм,
какими начиналось мое слово, и было воспринЯто большинством как
чрезвычайно    действенный    прием    ораторского    искусства
проповедника.  Ќо  вскоре  словно  искра   неземного   восторга
вспыхнула  у  менЯ в душе, Я и думать позабыл о своем наброске,
всецело отдавшись внезапному наитию. Љровь пылала и клокотала у
менЯ в жилах, Я слышал громовые раскаты моего голоса под  самым
куполом  храма,  и  мне чудилось, что огонь вдохновениЯ озарЯет
чело мое и широко распростертые руки.
     ‚се,   что   возвестил    Я    собравшимсЯ    свЯтого    и
величественного,  Я  словно в пламенном фокусе собрал воедино в
самом конце этой проповеди, и она произвела небывалое, ни с чем
не сравнимое впечатление.  ђыданиЯ...  возгласы  благоговейного
восторга,  непроизвольно  срывавшиесЯ  с уст... громкие молитвы
сопровождали мои слова. ЃратьЯ  выразили  мне  свое  величайшее
восхищение, ‹еонард обнЯл менЯ и назвал светочем монастырЯ.
     ‘лава  обо  мне  быстро  разнеслась; чтобы послушать брата
Њедарда, наиболее видные и образованные горожане за  целый  час
до   благовеста   уже   толпились   в  не  очень-то  просторной
монастырской  церкви.  ‚сеобщее   восхищение   побуждало   менЯ
отделывать  мои  проповеди  так, чтобы они отличались не только
жаром, но изЯщной округленностью фраз и искусством  построениЯ.
џ  все  более  увлекал  своих слушателей, и уважение их ко мне,
столь разительно проЯвлЯемое повсюду и  возраставшее  день  ото
днЯ,   стало  уже  граничить  с  почитанием  свЯтого.  Љакой-то
неудержимый религиозный экстаз охватил весь  город,  под  любым
предлогом   не   только   по  праздникам,  но  и  в  будни  все
устремлЯлись  в  монастырь,  дабы  увидеть  брата   Њедарда   и
поговорить с ним.
     €  вот  постепенно  стала созревать у менЯ мысль, что Я --
отмеченный  особой  печатью   избранник   Ѓожий:   таинственные
обстоЯтельства  моего рождениЯ в свЯтой обители ради искуплениЯ
греха моего преступного отца, чудесные  событиЯ  моего  раннего
детства--все   указывало   на  то,  что  дух  мой,  находЯсь  в
непосредственном  общении  с  небесами,  еще   в   этой   юдоли
возноситсЯ над всем земным и Я не принадлежу ни миру, ни людЯм,
ради  спасениЯ  и  утешениЯ  коих совершаю свое земное поприще.
’еперь Я был уверен, что старый Џилигрим, который нам ЯвлЯлсЯ в
‘вЯтой ‹ипе, это -- свЯтой €осиф, а необыкновенный  мальчик  --
сам  младенец  €исус,  приветствовавший  во  мне свЯтого, коему
свыше  предначертано  скитатьсЯ  по  земле.   Ќо   чем   глубже
укоренЯлись у менЯ в душе эти представлениЯ, тем тЯгостней, тем
обременительней становилась длЯ менЯ среда, в которой Я жил. Ќе
осталось  и  следа прежнего покоЯ и безоблачной Ясности духа, а
добросердечные слова братьев и приветливость приора  возбуждали
во  мне  лишь неприЯзнь и гнев. €м следовало бы признать во мне
свЯтого, высоко вознесенного над ними, повергнутьсЯ  ниц  предо
мной и умолЯть о предстоЯнии за них перед Ѓогом. Ђ раз этого не
было,  то  Я в душе обвинил их в греховной закоснелости. „аже в
свои назидательные речи вплетал Я  порою  намеки  на  то,  что,
подобно лучисто-алой заре на востоке, уже забрезжили над землей
исполненные чудес времена и некий избранник Ѓожий грЯдет во имЯ
ѓосподне,  несЯ  верующим надежду и спасение. ‘вой воображаемый
удел Я  облекал  в  мистические  образы,  которые  тем  сильнее
воздействовали  на  толпу  своим  причудливым  очарованием, чем
менее она  их  понимала.  ‹еонард  становилсЯ  ко  мне  заметно
холоднее, он уклонЯлсЯ от разговоров со мной без свидетелей, но
однажды,  когда  мы  с ним случайно оказались с глазу на глаз в
аллее монастырского сада, он не выдержал:
     -- Ќе скрою, дорогой брат Њедард, что с некоторых пор  все
твое  поведение внушает мне тревогу. ‚ душу твою проникло нечто
такое, что отвращает тебЯ от жизни, исполненной  благочестиЯ  и
простоты.  ‚  речах  твоих  царит некий зловещий мрак, из коего
пока еще  робко  проступает  угроза  полного  отчуждениЯ  между
нами... Џозволь, Я выскажусь откровенно!..
     Ќа  тебе  сейчас особенно заметны последствиЯ первородного
греха; ведь с каждым порывом наших духовных сил ввысь пред нами
разверзаетсЯ пропасть, куда при  безрассудном  полете  нас  так
легко низвергнуть!.. ’ебЯ ослепило одобрение, нет -- граничащий
с  идолопоклонством  восторг  легкомысленной,  падкой  на любые
соблазны толпы, ты видишь самого себЯ в образе, вовсе  тебе  не
свойственном,  и этот мираж воображениЯ завлекает тебЯ в бездну
погибели. ‡аглЯни поглубже в свою душу, Њедард!..  Ћтрекись  от
обольщениЯ,   помрачающего  твой  рассудок...  ‘даетсЯ  мне,  Я
угадываю, каково оно!.. ’ы уже утратил тот душевный покой,  без
коего  нет  на  земле спасениЯ... Ѓерегись, лукавый опутал тебЯ
сетЯми, постарайсЯ же выскользнуть из них!.. € стань снова  тем
чистосердечным юношей, которого Я всею душою любил.
     ’ут  слезы  навернулись на глазах у приора; он схватил мою
руку, однако тотчас отпустил ее и  быстро  ушел,  не  дожидаЯсь
ответа.
     Ќо  Я  неприЯзненно  отнессЯ  к  его словам: он упомЯнул о
похвалах, о безграничном  восхищении,  а  ведь  Я  их  заслужил
своими  необыкновенными  дарованиЯми, и Ясно стало мне, что его
досада была плодом низменной зависти,  которую  он  и  высказал
столь  открыто!  Њолчаливый  и  замкнутый,  снедаемый затаенным
озлоблением, сидел Я теперь на собраниЯх общины монахов;  целые
дни и бессонные ночи напролет Я обдумывал, поглощенный новизною
того,  что открылось мне, в какие пышные слова облеку созревшие
у менЯ в душе назиданиЯ и как поведаю их народу.  €  чем  более
отдалЯлсЯ  Я  от  ‹еонарда  и братии, тем искуснее притЯгивал к
себе толпу.
     ‚ день свЯтого ЂнтониЯ церковь была донельзЯ  переполнена,
и  пришлось  настежь  распахнуть  двери, дабы все подходивший и
подходивший народ мог хотЯ бы с  паперти  уловить  что-либо  из
моих  слов.  Ќикогда  еще  Я  не  говорил  сильнее,  пламеннее,
проникновеннее.  џ  коснулсЯ,   как   это   принЯто,   наиболее
существенного   из  житиЯ  свЯтого  и  затем  перешел  к  тесно
свЯзанным с человеческой  жизнью  размышлениЯм.  џ  говорил  об
искушениЯх  лукавого,  получившего  после  грехопадениЯ  власть
соблазнЯть людей, и проповедь моЯ как-то незаметно подвела менЯ
к легенде об эликсирах, которую Я истолковал  как  иносказание,
исполненное  глубокого  смысла.  ’ут  мой  блуждающий по церкви
взглЯд упал  на  высокого  худощавого  человека;  прислонЯсь  к
колонне,  он  стоЯл  наискосок от менЯ возле скамьи. Ќа нем был
необычно, на чужеземный лад, накинутый  темно-фиолетовый  плащ,
под  которым  обрисовывались  скрещенные  на груди руки. “ него
было мертвенно-бледное лицо, а  в  упор  устремленный  на  менЯ
взглЯд  больших  черных  глаз,  словно  жгучим  ударом кинжала,
пронзил мою грудь. Њне стало жутко,  Я  затрепетал  от  страха,
однако,  отвернувшись и собрав все силы, продолжал говорить. Ќо
будто под воздействием недобрых чар Я все поворачивал голову  в
его  сторону, и все так же сурово и неподвижно стоЯл этот муж с
устремленным на менЯ загадочным взглЯдом.  ѓорькаЯ  насмешка...
ненависть,  исполненнаЯ презрениЯ, застыли на его изборожденном
морщинами высоком челе и в опущенных углах рта. Ћт  него  веЯло
холодом...  жутью.  Ћ,  да  ведь  это был неведомый •удожник из
‘вЯтой ‹ипы!.. џ почувствовал леденЯщие объЯтиЯ ужаса...  Љапли
холодного  пота  проступили  у  менЯ  на лбу... ђечь моЯ терЯла
плавность...  Я  все   более   сбивалсЯ...   ‚   церкви   стали
перешептыватьсЯ...   послышалсЯ   ропот...   Ќо   все   так  же
неподвижно, оцепенело  стоЯл,  прислонЯсь  к  колонне,  грозный
Ќезнакомец, устремив на менЯ свой упорный взглЯд. € Я крикнул в
безумном порыве смертельного страха:
     -- €зыди,  проклЯтый!..  €зыди!..  ибо  Я...  Я  -- свЯтой
Ђнтоний!
     ’ут Я упал без сознаниЯ, а очнулсЯ уже на своем  иноческом
одре,  брат  Љирилл  сидел  у  моего  изголовьЯ,  пестуЯ менЯ и
утешаЯ. Ќо как живой стоЯл перед моими глазами  образ  грозного
Ќезнакомца. € чем больше брат Љирилл, которому Я все рассказал,
старалсЯ  убедить  менЯ,  что это был лишь призрак воображениЯ,
разгорЯченного моей уж слишком ревностной проповедью, тем более
жгучими были горечь раскаЯниЯ  и  стыд  за  свое  поведение  на
кафедре.  Љак  Я  потом  узнал, по моему последнему восклицанию
прихожане рассудили, что со мной приключилсЯ приступ внезапного
помешательства.  Ќравственно  Я   был   раздавлен,   уничтожен.
‡атворившись в своей келье, Я предавалсЯ строжайшему покаЯнию и
в  пламенных  молитвах  искал  сил  на  борение  с €скусителем,
дерзнувшим ЯвитьсЯ мне в свЯтом месте  и  лишь  глумлениЯ  ради
принЯвшим образ благочестивого •удожника из ‘вЯтой ‹ипы.
     Ќикто,  впрочем, не видал мужа в фиолетовом плаще, и приор
‹еонард по  известной  доброте  своей  изо  всех  сил  старалсЯ
объЯснить  происшедшее  горЯчкой, котораЯ так зло застигла менЯ
во  времЯ  проповеди  и  была  причиной  того,   что   Я   стал
заговариватьсЯ. € действительно, Я был еще хил и немощен, когда
спустЯ  несколько  недель вошел опЯть в круговорот монастырской
жизни. џ попыталсЯ снова поднЯтьсЯ на  кафедру,  но,  терзаемый
страхом, преследуемый наводЯщим ужас мертвенно-бледным ликом, Я
из  сил  выбивалсЯ,  стараЯсь  достигнуть  известной стройности
изложениЯ, и уже не  надеЯлсЯ,  как  бывало  прежде,  на  огонь
красноречиЯ.   Џроповеди   мои  стали  обыденными...  вЯлыми...
бессвЯзными.  Џрихожане  пожалели  о  моем  утраченном  даре  и
мало-помалу    рассеЯлись,   а   на   место   мое   возвратилсЯ
проповедовавший прежде старый монах, и говорил  он  Явно  лучше
менЯ.
     Ќекоторое  времЯ спустЯ обитель нашу посетил молодой граф,
который путешествовал со своим наставником, и пожелал осмотреть
ее многочисленные достопримечательности. Њне пришлось  отпереть
залу   с   реликвиЯми,   но   когда   мы   вошли,   то  приора,
сопровождавшего нас при осмотре монастырской  церкви  и  хоров,
зачем-то позвали и Я осталсЯ один с гостЯми. ЏоказываЯ то одно,
то  другое,  Я  давал объЯснениЯ, но вот графу бросилсЯ в глаза
украшенный изЯщной резьбой старинный немецкий шкаф, в котором у
нас хранилсЯ ларец с эликсиром сатаны. Ќе считаЯсь с Явным моим
нежеланием говорить о том, что хранитсЯ в этом  шкафу,  граф  и
наставник  не отставали от менЯ до тех пор, пока Я не рассказал
им легенду о коварстве дьЯвола, об искушениЯх свЯтого ЂнтониЯ и
о хранЯщейсЯ у нас редкости -- диковинной  бутылке;  и  Я  даже
слово  в слово повторил те предостережениЯ, которые сделал брат
Љирилл, уверЯвший, что губительно открывать ларец и  показывать
бутылку.  Ќо хотЯ граф был и нашей веры, он, казалось, столь же
мало, как и его наставник, придавал значениЯ  свЯтым  легендам.
Ћба они потешались и острили над смехотворным чертом, таскавшим
в  дырЯвом  плаще  соблазнительные  6yтылки. Ќаконец наставник,
принЯв серьезный вид, сказал:
     -- Ќе  сетуйте  на   нас,   легкомысленных   мирЯн,   ваше
преподобие!..  Ѓудьте  уверены, мы с графом глубоко чтим свЯтых
как выдающихсЯ подвижников веры, которые  ради  спасениЯ  своей
души  и  душ ближних жертвовали всеми радостЯми жизни и даже ею
самой. Ќо что до истории, рассказанной  сейчас  вами,  то  она,
думаетсЯ мне, лишь тонкое назидательное иносказание, сочиненное
свЯтым,  и  оно  только  по  какому-то недоразумению было потом
внесено в его житие как нечто действительно с ним происшедшее.
     ‘ этими  словами  наставник  проворно  отбросил  крышку  и
выхватил    из    ларца   черную,   странного   вида   бутылку.
„ействительно,    как    утверждал    брат    Љирилл,    вокруг
распространилсЯ  крепкий  аромат,  но  только  не  одурЯющий, а
скорее приЯтный, животворный.
     -- ќ, да Я побьюсь об заклад, -- воскликнул граф,  --  что
этот  эликсир  сатаны--настоЯщее  сиракузское  вино,  и  притом
отличное!
     -- Ѓез сомнениЯ, -- поддержал наставник,  --  и  если  эта
бутылка   действительно   досталась  вам  из  наследиЯ  свЯтого
ЂнтониЯ, высокочтимый отец, то  вам  повезло  куда  более,  чем
королю  неаполитанскому;  ведь  дурное  обыкновение  римлЯн  не
закупоривать вина, а сохранЯть их под слоем масла,  лишило  его
величество  удовольствиЯ  отведать древнеримского вина. Ќо если
это вино и не столь старо, как древнеримское,  то  все  же  оно
самое  выдержанное  из всех существующих на свете, и вы недурно
поступили бы, воспользовавшись  как  должно  этой  реликвией  и
полегоньку выцедив ее себе на утеху.
     -- Ћ,  да,  --  подхватил  граф, -- и это старое-престарое
сиракузское вино, глубокочтимый отец, влило  бы  в  вашу  кровь
свежие  силы,  так  что  и  следа не осталось бы от той немощи,
какаЯ, очевидно, снедает вас.
     Ќаставник вытащил из  кармана  стальной  пробочник  и,  не
внимаЯ  моим  возражениЯм, откупорил бутылку... Њне показалось,
что вслед за вылетевшей пробкой мигнул и сразу погас  синеватый
огонек.  Ђромат  усилилсЯ  и  разошелсЯ  по  комнате. Ќаставник
первый отведал вина и восторженно воскликнул:
     -- Ћтличное,  отличное  сиракузское!  ‚идно,  недурен  был
погребок   у  свЯтого  ЂнтониЯ,  и  если  дьЯвол  действительно
поставлЯл ему вино, то, право же, он относилсЯ к подвижнику  не
так уж плохо, как принЯто думать. Ћтведайте, граф.
     ѓраф  отведал  и  подтвердил  мнение наставника. ЏродолжаЯ
вышучивать эту достопримечательность как Явно наилучшую во всем
собрании, они говорили, что таких реликвий они  рады  бы  иметь
целый  погреб, и т. д. џ слушал молча, понурив голову и потупив
глаза; беззаботное веселье этих людей удручающе  отозвалось  во
мне:  на сердце у менЯ стало тЯжелее, и напрасно настаивали они
на том, чтобы  Я  пригубил  вина  свЯтого  ЂнтониЯ,  Я  наотрез
отказалсЯ и, тщательно закупорив бутылку, запер ее в хранилище.
     Џриезжие  покинули  монастырь,  но когда Я одиноко сидел в
своей келье, то заметил, что самочувствие мое улучшилось и  что
Я  бодр  и весел. Љак видно, уже один аромат вина подкрепил мои
силы. џ не испытал на себе ни  малейшего  следа  того  вредного
действиЯ,  о  котором  говорил  Љирилл, наоборот, было очевидно
благотворное влиЯние эликсира; и чем глубже Я  вникал  в  смысл
легенды  о  свЯтом  Ђнтонии  и  чем живее звучали у менЯ в душе
слова графского наставника, тем  более  убеждалсЯ  Я,  что  его
объЯснение  правильно;  и  вот  в голове у менЯ, словно молниЯ,
блеснула мысль,  что  в  тот  злополучный  день,  когда  адское
видение  прервало  мою  проповедь,  Я  и  сам  задавалсЯ  целью
объЯснить прихожанам эту  легенду  как  тонкое  и  поучительное
иносказание   свЯтого   мужа.   Љ   этому   соображению  вскоре
присоединилось другое,  и  оно  так  менЯ  захватило,  что  все
остальное   потонуло   в   нем.   "—то,   если  этот  волшебный
напиток,--думал  Я,--придаст  крепость   душе   твоей,   зажжет
погасшее  было пламЯ, и оно, вспыхнув с новой силой, всего тебЯ
озарит? € не сказалось ли таинственное сродство твоего  духа  с
заключенными  в  вине силами природы, если тот же самый аромат,
который одурманивал хилого Љирилла, так животворно подействовал
на тебЯ?"
     Ќо всЯкий раз, как Я решалсЯ последовать совету  гостей  и
уже  готов  был  приступить  к  делу,  какое-то внутреннее, мне
самому непонЯтное  сопротивление  удерживало  менЯ.  €  едва  Я
подходил  к  шкафу с намерением открыть его, мне вдруг начинало
мерещитьсЯ  в  его  причудливой  резьбе  наводЯщее  ужас   лицо
•удожника с пронзительным, в упор устремленным на менЯ взглЯдом
мертвенно-живых   глаз;   мною  овладевал  суеверный  страх,  Я
опрометью бросалсЯ вон  из  хранилища  реликвий  и  у  подножиЯ
креста  каЯлсЯ  в  своем  дерзновении.  Ќо  все  настойчивей  и
настойчивей овладевала мною мысль, что лишь после того,  как  Я
отведаю  чудодейственного  вина,  дух  мой  обретет вожделенную
свежесть и силу.
     ЊенЯ доводило до отчаЯниЯ  обхождение  со  мной  приора  и
монахов...   они  ведь  принимали  менЯ  за  душевнобольного  и
относились ко  мне  с  искренним  участием,  проЯвлЯЯ,  однако,
унижавшую  менЯ  осмотрительность,  и,  когда ‹еонард освободил
менЯ от посещениЯ церковных служб, чтобы Я мог вполне собратьсЯ
с силами,  однажды  бессонной  ночью,  истерзанный  скорбью,  Я
решилсЯ дерзнуть на все, хотЯ бы мне грозила смерть, -- и пойти
на гибель или возвратить себе утраченную духовную силу!
     ЏоднЯвшись  со  своего  дощатого  ложа,  Я,  как  призрак,
заскользил по церкви, пробираЯсь в залу реликвий,  с  лампой  в
руке,  зажженной  от  огонька,  теплившегосЯ  пред образом девы
Њарии. Љазалось, лики свЯтых в монастырском  храме,  освещенные
трепетным   сиЯнием   лампы,   оживают  и  смотрЯт  на  менЯ  с
состраданием, а сквозь разбитые окна на хорах несутсЯ ко мне  в
глухом шуме ветра предостерегающие голоса, и чудитсЯ долетевший
издалека зов матери: "Њедард, сын мой, что ты затеЯл, отступись
от  греховного  умысла!"  Ќо  в  зале  реликвий царили тишина и
покой; Я распахнул дверцы  шкафа,  выхватил  ларец,  бутылку  и
сделал изрЯдный глоток.
     Џо  жилам  моим  заструилсЯ  огонь,  Я  почувствовал  себЯ
неописуемо  здоровым...  глотнул  еще  немного,  и  вот  уже  Я
радостно стою у преддвериЯ новой -- и чудо какой прекрасной! --
жизни...  џ  поспешно запер опустевший ларчик в шкаф, побежал с
благодетельной бутылкой в свою келью и спрЯтал ее в конторку.
     ’ут мне попалсЯ  под  руку  маленький  ключик,  который  Я
некогда  снЯл  во  избежание соблазна, -- как же это Я, не имеЯ
его, мог отпереть шкаф при недавних гостЯх и сейчас? џ  отыскал
свЯзку  с  ключами,  и  глЯнь-ка!  --на ней между другими висит
какой-то невиданный ранее ключик, которым Я,  оказываетсЯ,  уже
дважды отмыкал шкаф, по рассеЯнности вовсе его не замечаЯ.
     Ќевольно Я вздрогнул, но в душе моей, словно очнувшейсЯ от
глубокого  сна,  замелькали  картины, одна пестрее другой. џ не
знал покоЯ, места себе не находил до самого  утра,  а  занЯлось
оно так весело, что Я поторопилсЯ в монастырский парк навстречу
пламеневшим,  как  жар,  лучам  солнца,  уже  поднЯвшегосЯ  над
горами. ‹еонард и братиЯ заметили  глубокую  во  мне  перемену;
вчера  еще  замкнутый,  молчаливый,  Я был весел и оживлен. € Я
загорелсЯ  былым  огнем  красноречиЯ,  словно   говорил   перед
собравшейсЯ  паствой.  Љогда  Я осталсЯ с ‹еонардом наедине, он
долго всматривалсЯ в менЯ, словно желаЯ  проникнуть  в  глубину
моей  души.  Ќо  только  легкаЯ усмешка скользнула по его лицу,
когда он сказал мне:
     -- “же не в видении ли свыше брат Њедард обрел новые  силы
и юный пыл?
     џ почувствовал, что сгораю от стыда, и жалким, недостойным
показалось  мне  в  тот  момент  мое  красноречие,  порожденное
глотком старого вина. џ стоЯл, потупив глаза и опустив  голову,
а  ‹еонард  ушел,  предоставив менЯ моим размышлениЯм. џ весьма
опасалсЯ, что подъем, вызванный  вином,  продлитсЯ  недолго  и,
быть  может, к моей вЯщей скорби, повлечет за собой еще большее
изнеможение;  но  этого  не  случилось,  напротив,   вместе   с
возвратившимисЯ  силами  ко  мне  вернулась  юношескаЯ отвага и
неуемнаЯ жажда той высокой деЯтельности, какую предоставлЯл мне
монастырь. џ настаивал на том, чтобы в первый же  праздник  мне
разрешили   выступить  с  проповедью,  и  получил  соизволение.
Ќакануне Я отведал чудодейственного  вина,  и  никогда  еще  не
говорил  Я  столь  пламенно, вдохновенно, проникновенно. ‘лух о
моем выздоровлении быстро распространилсЯ по  округе,  и  народ
хлынул в церковь; но чем больше привлекал Я расположение толпы,
тем  сдержаннее и задумчивее становилсЯ ‹еонард, и Я всей душой
начинал его ненавидеть, подозреваЯ его в мелочной зависти  и  в
монашеской гордыне.
     ЏриближалсЯ  день  свЯтого  Ѓернарда,  и  Я  преисполнилсЯ
горЯчего желаниЯ блеснуть перед кнЯгиней своими дарованиЯми;  Я
попросил приора устроить так, чтобы мне позволили проповедовать
в  монастыре  бернардинок...  Њне  показалось,  что просьба моЯ
застигла ‹еонарда врасплох; он призналсЯ, что на сей раз  хотел
сам  выступить  с проповедью и уже все подготовлено к этому, но
тем проще ему исполнить мою  просьбу:  он  скажетсЯ  больным  и
взамен пошлет менЯ.
     ’ак  оно  и  произошло!..  Ќакануне праздника Я увиделсЯ с
матерью  и  с  кнЯгиней;  но  Я  до  того  был  поглощен  своей
проповедью,   надеЯсь   достигнуть   в  ней  вершин  церковного
красноречиЯ, что свидание с ними почти  не  произвело  на  менЯ
впечатлениЯ.   ‚   городе   распространилсЯ  слух,  что  вместо
заболевшего ‹еонарда читать проповедь буду Я, и, вероЯтно,  это
и  привлекло в церковь немало образованных людей. џ говорил без
всЯкого наброска, а только предварительно расположив в уме  все
части проповеди, в расчете на силу вдохновениЯ, какую вызовут у
менЯ  в  душе  торжественнаЯ служба, толпа набожных прихожан и,
наконец, сама великолепнаЯ церковь с уходЯщим ввысь куполом, --
и Я не ошибсЯ! Џодобно огненному  потоку  стремительно  неслось
мое   слово,   содержавшее   немало   самых   живых  образов  и
благочестивых размышлений, свЯзанных с житием свЯтого Ѓернарда,
и в устремленных на менЯ взорах Я читал восторг и удивление.  ‘
нетерпением  ожидал  Я,  что  скажет  кнЯгинЯ,  как  горЯчо она
выразит свое душевное удовлетворение, и, думалось  мне,  теперь
она,  глубже  осознав  присущую  мне  высшую  силу, отнесетсЯ с
невольным благоговением к тому, кто еще ребенком приводил ее  в
изумление.  Ќо, когда Я выразил желание побеседовать с нею, она
попросила  передать  мне,  что  внезапно   почувствовала   себЯ
нездоровой  и  потому  не  сможет  говорить  ни  с кем, даже со
мной...
     Њне это было тем досаднее, что Я вообразил  себе  в  своем
горделивом  суемудрии, будто аббатиса пожелает услышать из моих
уст еще  и  другие  исполненные  благочестиЯ  речи.  Њать  мою,
казалось,  точила  какаЯ-то  невысказаннаЯ скорбь, но Я не стал
допытыватьсЯ, что с нею, ибо втайне винил во всем самого  себЯ,
хотЯ  Я  и  не был в состоЯнии в этом разобратьсЯ. Ћна передала
мне от кнЯгини записку, но с тем, чтобы  Я  ознакомилсЯ  с  ней
только у себЯ в монастыре. …два переступив порог моей кельи, Я,
к своему изумлению, прочитал нижеследующее:
     "Њилый  сын  мой  (Я  все еще хочу так тебЯ называть) , ты
причинил мне глубочайшее огорчение своей  проповедью  в  церкви
нашей  обители.  ‘лова  твои исходЯт не из глубины благоговейно
устремленной к небу души, и воодушевление твое далеко не такое,
когда верующий, словно на крыльЯх серафимов, устремлЯетсЯ ввысь
и в  свЯщенном  восторге  созерцает  царство  Ѓожие.  “вы!  ‚се
тщеславное  великолепие  твоей  речи  и  Явственное  стремление
насытить ее блестЯщими эффектами подсказывают мне,  что  ты  не
наставлЯл  общину верующих, возжигаЯ в ней светоч благочестивых
размышлений, а искал только похвал и пустого восхищениЯ  суетно
настроенных  мирЯн. ’ы лицемерно выставлЯл чувства, каких нет у
тебЯ в душе, ты прибегал к Явно заученным жестам и  наигранному
выражению лица, будто самонадеЯнный актер, ради одних постыдных
одобрений.  „ух  лжи завладел тобою, и он тебЯ погубит, если ты
вновь не обретешь себЯ и не отрешишьсЯ от  греховных  помыслов.
€бо  грех,  великий  грех -- все поведение твое и твои замашки,
грех тем больший, что, постригаЯсь в монахи, ты дал обет  вести
самый  благочестивый образ жизни и отречьсЯ от земной суеты. „а
простит тебЯ по своему небесному долготерпению свЯтой  Ѓернард,
которого  ты так тЯжко оскорбил, и да озарит он душу твою, дабы
ты  снова  вступил  на  стезю   истины,   с   которой   сбилсЯ,
соблазненный  ‚рагом рода человеческого, и да будет он ходатаем
о спасении твоей души. Џрощай".
     Ѓудто градом громовых стрел пронзили менЯ слова  аббатисы,
и  Я  запылал  гневом,  ибо  подобные же намеки ‹еонарда на мои
проповеди с несомненностью изобличали  приора  в  том,  что  он
воспользовалсЯ  ханжеством кнЯгини и восстановил ее против менЯ
и моего дара красноречиЯ. ‚стречаЯсь теперь с ним, Я дрожал  от
еле  сдерживаемой  Ярости, и порой у менЯ поЯвлЯлась даже мысль
извести его, хотЯ Я и приходил в ужас от этих помышлений. € тем
нестерпимее  были  мне  упреки  аббатисы  и   приора,   что   в
глубочайших  недрах  моей  души  Я  отлично  чувствовал правоту
обоих; но Я все более упорствовал в своем поведении
     и,  подкреплЯЯ  себЯ  таинственным   напитком,   продолжал
уснащать  свои  проповеди  всеми  цветами  витийства, тщательно
продумываЯ и свои жесты и выражение лица,  и  таким-то  образом
добивалсЯ  все  больших  и  больших похвал и знаков величайшего
восхищениЯ.
     “тренний  свет  пробивалсЯ  многоцветными  лучами   сквозь
витражи  монастырской  церкви;  одинокий,  в  глубоком раздумье
сидел  Я  в  исповедальне;  только  шаги  прибиравшего  церковь
послушника   гулко   отдавались  под  высокими  сводами.  ‚друг
невдалеке от менЯ зашелестело,  и  Я  увидел  высокую  стройную
женщину,  судЯ по одежде, не из наших мест, с опущенной на лицо
вуалью;  войдЯ  в  боковую  дверь,  она  приближалась  ко  мне,
намереваЯсь  исповедоватьсЯ.  Ћна подошла с неописуемой граций,
опустилась на колени, глубокий вздох вырвалсЯ у нее из груди --
Я  почувствовал  ее  жгучее  дыхание  и  еще  прежде,  чем  она
заговорила, был во власти ошеломлЯющего очарованиЯ.
     Љак описать совершенно особый, до глубины души проникающий
звук ее  голоса!.. Љаждое слово ее хватало за сердце, когда она
призналась, что питает запретную  любовь,  с  которой  долго  и
тщетно   боролась,   и   любовь   эта  тем  греховней,  что  ее
возлюбленный свЯзан обетом; но в безумном отчаЯнии она впала  в
безнадежность и обеты его проклЯла.
     ’ут  она запнулась... поток слез хлынул у нее из очей, и в
нем захлебнулись ее слова:
     -- ќто ты, ты, Њедард, это тебЯ Я так неизреченно люблю!
     ‘ловно смертельной судорогой пронизало все мое существо, Я
был вне себЯ, порыв  неведомого  мне  доселе  чувства  раздирал
грудь,  -- бросить на нее взглЯд, обнЯть... умереть от восторга
и муки; минута такого блаженства, а там хоть вечные муки ада!
     Ћна замолкла, но Я слышал, как взволнованно она дышит.
     Ћхваченный каким-то исступленным отчаЯнием, Я  собрал  все
свои  силы  и сдержалсЯ; не знаю, что Я такое говорил, но вот Я
заметил, как она, не проронив ни слова, встала и  удалилась,  а
Я,   крепко  прижимаЯ  к  глазам  платок,  продолжал  сидеть  в
исповедальне, оцепеневший, едва ли не без памЯти.
     Љ счастью, никто  больше  не  заходил  в  церковь,  Я  мог
незаметно  ускользнуть  и  возвратитьсЯ  в келью. Ќо все теперь
предстало мне в другом свете, и какими же  нелепыми  и  пустыми
показались мне все мои прежние стремлениЯ!
     Њне не пришлось увидеть лица Ќезнакомки, и все же она жила
у менЯ в душе, смотрела на менЯ чарующими темно-синими глазами,
-- перлы слез дрожали в них и, срываЯсь, жаркими искрами падали
мне в  душу  и  зажигали  в ней пламЯ, погасить которое не дано
было никакой молитве, никаким покаЯнным самоистЯзаниЯм. Ђ  ведь
Я  обратилсЯ  к  ним и до крови бичевал себЯ веревкой с узлами,
дабы избежать  вечной  погибели,  ибо  нередко  огонь,  который
заронила  в  мое  сердце  Ќезнакомка,  возбуждал  во мне дотоле
неведомые греховные желаниЯ, и Я не знал, как спастись  от  мук
сладострастиЯ.
     ‚  церкви  нашей был придел во имЯ свЯтой ђозалии с дивной
иконой, изображавшей праведницу в час ее мученической кончины.
     ‚ ней Я узнал свою возлюбленную, и даже платье  на  свЯтой
было  точь-в-точь  такое  же,  как  странный костюм Ќезнакомки.
‡десь-то, простершись на ступенЯх алтарЯ, Я, словно  охваченный
безумием,  испускал страшные вопли, от которых монахи приходили
в ужас и разбегались, объЯтые страхом.
     ‚ минуты более спокойные Я металсЯ по всему  монастырскому
парку  и  видел  --  вот  она  скользит вдалеке по благоухающим
равнинам, мерцает  в  кустах,  реет  над  потоком,  витает  над
цветущими лугами, повсюду она, только она!
     €  Я предавал проклЯтиЯм свои монашеские обеты, самое свою
жизнь!
     Џрочь отсюда, за монастырские стены,  и  не  ведай  покоЯ,
пока  ты  не  найдешь  ее, пока она, ценою вечного спасениЯ, не
станет твоей!
     Ќаконец мне  кое-как  удалось  умерить  приступы  безумиЯ,
приводившего  в  недоумение  приора  и  братию;  внешне  Я стал
спокойнее, но тем глубже в душу проникало пагубное пламЯ.
     Ќи сна!.. Ќи покоЯ!
     Ћбраз Ќезнакомки преследовал  менЯ,  Я  металсЯ  на  своем
жестком  ложе  и  взывал  к свЯтым, но не о том, чтобы они менЯ
спасли от соблазнительного призрака, витавшего передо  мной,  и
не  о том, чтобы душе моей избегнуть вечного проклЯтиЯ,--нет! Ђ
о том, чтобы они дали мне эту женщину, разрешили менЯ от обета,
предоставили свободу длЯ греховного отступничества!
     Ќо вот  в  душе  у  менЯ  созрела  мысль  --  бегством  из
монастырЯ   положить   конец   моим   мукам.   ЋсвободитьсЯ  от
монашеского сана, заключить  в  объЯтиЯ  эту  женщину,  утолить
бушевавшую во мне страсть! џ решил сбрить бороду, переодетьсЯ в
светское платье и, изменив таким образом до неузнаваемости свою
внешность,  бродить по городу до тех пор, пока ее не найду; мне
и в голову не приходило, как все  это  трудно,  да  и  попросту
невозможно; и мне было невдомек, что, не имеЯ вовсе денег, Я не
проживу и днЯ за стенами монастырЯ.
     Ќаконец  настал  последний день, который Я еще намеревалсЯ
провести в обители; благодарЯ счастливой случайности Я раздобыл
себе мирское платье: ночью Я собиралсЯ  покинуть  монастырь,  с
тем  чтобы никогда больше сюда не возвращатьсЯ. ‚от уже и вечер
наступил,  как  вдруг  приор  вызвал  менЯ  к  себе.   џ   весь
затрепетал,   будучи  убежден,  что  он  высмотрел  мои  тайные
приготовлениЯ.  ЏринЯл  менЯ  ‹еонард  необычайно   сурово,   с
величавым достоинством, отчего Я вновь невольно содрогнулсЯ.
     -- Ѓрат  Њедард,--начал  он,--  твое  безумное  поведение,
которое  Я  считаю  лишь  неистовым  проЯвлением  той  душевной
экзальтации,  какую ты с давних пор у нас насаждаешь,--с целью,
быть может, и не совсем чистой, -- расстраивает нашу  спокойную
совместную жизнь; более того, оно лишает братию жизнерадостного
расположениЯ  духа, которое Я всегда стремилсЯ поддержать среди
них  как  плод  тихой  благочестивой   жизни.   Џричина   этого
состоЯниЯ,  быть может, какое-нибудь злокозненное происшествие,
приключившеесЯ с тобой. ’ы мог  бы  обрести  утешение  у  менЯ,
отечески расположенного к тебе друга, которому ты можешь вполне
доверитьсЯ,  но  ты  молчишь, а Я теперь не склонен настаивать,
ибо тайна твоЯ могла бы смутить  мой  покой,  а  он  мне  всего
дороже  в  пору  безмЯтежной  старости.  Љак  часто  страшными,
богопротивными речами, которые ты, казалось, говорил в безумии,
главным образом в приделе свЯтой ђозалии, ты безбожно  досаждал
не  только  братии,  но  и посторонним, когда они оказывались в
церкви; да, Я мог бы сурово тебЯ  покарать,  как  того  требуют
правила  монастырского  распорЯдка, но Я этого не сделаю, ибо в
твоих заблуждениЯх, возможно, повинна некаЯ злаЯ сила или  даже
‚раг,  которому  ты недостаточно сопротивлЯлсЯ, и посему Я лишь
налагаю на  тебЯ  послушание--неусыпно  каЯтьсЯ  и  молитьсЯ...
‚ижу, что у тебЯ там, в недрах души!.. ’ы рвешьсЯ на волю!..
     ‹еонард  проницательно посмотрел на менЯ, и Я, не выдержав
его взглЯда, рыдаЯ, пал ниц перед ним, отлично  знаЯ  за  собой
это недоброе намерение.
     -- џ  тебЯ  понимаю, -- продолжал ‹еонард, -- и сам думаю,
что лучше монастырского одиночества тебЯ исцелит жизнь в  миру,
если  только  ты  будешь  благочестив.  ЋбстоЯтельства требуют,
чтобы наш монастырь послал одного из братьев в  ђим.  џ  выбрал
тебЯ,  и  уже  завтра  ты  можешь  отправлЯтьсЯ  с  надлежащими
наставлениЯми и полномочиЯми. „лЯ выполнениЯ этой миссии у тебЯ
все данные: ты молод, деЯтелен, искусен в делах  и  к  тому  же
отлично  владеешь итальЯнским Языком... ‘тупай же сейчас в свою
келью, горЯчо молись о спасении своей души, и Я буду молитьсЯ о
тебе, только откажись от самобичеваниЯ: оно лишь ослабит тебЯ и
ты не сможешь отправитьсЯ в путь. Ќа рассвете жду тебЯ, приходи
в эту келью.
     ‘лова почтенного ‹еонарда небесным лучом озарили мою душу;
Я доходил  до  ненависти  к  нему,  но  вот   сейчас   какаЯ-то
благостнаЯ  боль  пронзила  мне сердце, то была любовь, котораЯ
некогда так привЯзывала менЯ к нему. ѓорЯчие слезы  брызнули  у
менЯ  из  глаз, и Я приник устами к его рукам. Ћн обнЯл менЯ, и
мне показалось, что ему ведомы мои самые  тайные  помышлениЯ  и
что он предоставлЯет мне свободу идти по стезе, предначертанной
мне  роком,  который,  властвуЯ надо мной, быть может, ввергнет
менЯ в вечную погибель, даровав лишь один миг блаженства.
     Ѓегство мое оказалось  ненужным,  Я  вправе  был  покинуть
монастырь и мог посвЯтить себЯ поискам той, без кого длЯ менЯ в
этом  мире  не  будет  ни  радости,  ни  покоЯ,-- мог неутомимо
разыскивать  ее,  доколе  не  найду!  Њое  путешествие  в  ђим,
сопрЯженное   с  неким  поручением,  казалось,  было  придумано
‹еонардом как предлог выпроводить менЯ из монастырЯ.
     Ќочь Я провел в молитве и  в  сборах  в  дорогу;  Я  вылил
остатки таинственного вина в оплетенную флЯгу, чтобы при случае
воспользоватьсЯ  им  как испытанным средством, а пустую бутылку
из-под эликсира положил в ларчик.
     Ќемало был Я удивлен, когда  из  подробнейших  наставлений
приора  убедилсЯ,  что моЯ поездка в ђим не была его выдумкой и
что действительно обстоЯтельства, требовавшие  присутствиЯ  там
полномочного  брата,  имели  важное  значение  длЯ монастырЯ. €
тЯжко стало у менЯ на сердце, когда Я подумал, что с первых  же
шагов  за  стенами  обители  Я  безоглЯдно  воспользуюсь  своей
свободой. Ќо мысль о ней подбодрила  менЯ,  и  Я  решил  твердо
следовать своим побуждениЯм.
     ‘обрались  братьЯ,  и  прощанье с ними, а особенно с отцом
‹еонардом, пробудило у менЯ  в  душе  глубокую  тоску.  Ќаконец
врата  обители  затворились  за  мно