        ќрнст ’еодор Ђмадей ѓофман. Љрошка –ахес, по прозванию –иннобер

---------------------------------------------------------------
   Џеревод с немецкого Ђ. Њорозова
   Њосква, "‘оветскаЯ ђоссиЯ", 1991
   OCR: Michael Seregin
---------------------------------------------------------------


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ

 Њаленький оборотень. - ‚еликаЯ опасность, грозившаЯ пасторскому носу. -
      Љак кнЯзь Џафнутий насаждал в своей стране просвещение, а феЯ
           ђозабельверде попала в приют длЯ благородных девиц.

   Ќедалеко от  приветливой деревушки,  у  самой  дороги,  на  раскаленной
солнечным  зноем  земле  лежала  беднаЯ,  оборваннаЯ  крестьЯнка.  ЊучимаЯ
голодом,  томимаЯ жаждой, совсем изнемогшаЯ, несчастнаЯ упала под тЯжестью
корзины,  набитой доверху хворостом,  который она  с  трудом  насобирала в
лесу,  и  так как она едва могла перевести дух,  то и  вздумалось ей,  что
пришла  смерть  и  настал конец  ее  неутешному горю.  ‚се  же  вскоре она
собралась с силами, распустила веревки, которыми была привЯзана к ее спине
корзина,  и  медленно  перетащилась на  случившуюсЯ  вблизи  лужайку.  ’ут
принЯлась она громко сетовать.
   - Ќеужто, - жаловалась она, - неужто только Я да беднЯга муж мой должны
сносить  все  беды  и  напасти?  ђазве  не одни мы во всей деревне живем в
непрестанной  нищете,  хотЯ  и  трудимсЯ  до  седьмого  пота,  а  добываем
едва-едва, чтоб утолить голод? ѓода три назад, когда муж, перекапываЯ сад,
нашел  в  земле  золотые  монеты,  мы  и  впрЯмь возомнили, что наконец-то
счастье  завернуло  к  нам  и пойдут беспечальные дни. Ђ что вышло? „еньги
украли  воры,  дом  и  овин сгорели дотла, хлеба в поле градом побило, и -
дабы  мера  нашего  горЯ  была  исполнена - бог наказал нас этим маленьким
оборотнем,  что  родила Я на стыд и посмешище всей деревне. Љо дню свЯтого
‹аврентиЯ  малому  минуло  два  с  половиной года, а он все еще не владеет
своими паучьими ножонками и, вместо того чтоб говорить, только мурлыкает и
мЯучит, словно кошка. Ђ жрет окаЯнный уродец словно восьмилетний здоровЯк,
да  только  все  это ему впрок нейдет. Ѓоже, смилостивись ты над ним и над
нами!  Ќеужто  принуждены  мы  кормить  и растить мальчонку себе на муку и
нужду  еще  горшую;  день  ото  днЯ  малыш будет есть и пить все больше, а
работать  вовек  не  станет.  Ќет,  нет,  снести  этого не в силах ни один
человек!  Ђх,  когда  б  мне  только умереть! - € тут несчастнаЯ принЯлась
плакать  и  стенать  до  тех  пор,  пока  горе не одолело ее совсем и она,
обессилев, заснула.
   ЃеднаЯ женщина по  справедливости могла  плакатьсЯ на  мерзкого уродца,
которого родила два  с  половиной года назад.  ’о,  что с  первого взглЯда
можно было вполне принЯть за диковинный обрубок корЯвого дерева,  на самом
деле был уродливый,  не выше двух пЯдей ростом,  ребенок, лежавший поперек
корзины, - теперь он выполз из нее и с ворчанием копошилсЯ в траве. ѓолова
глубоко ушла в плечи,  на месте спины торчал нарост,  похожий на тыкву,  а
сразу от  груди шли ножки,  тонкие,  как прутьЯ орешника,  так что весь он
напоминал раздвоенную редьку.  Ќезоркий  глаз  не  различил бы  лица,  но,
вглЯдевшись  попристальнее,  можно  было  приметить  длинный  острый  нос,
выдававшийсЯ из-под черных спутанных волос, да маленькие черные искрЯщиесЯ
глазенки,  -  что вместе с морщинистыми,  совсем старческими чертами лица,
казалось, обличало маленького альрауна.
   €  вот  когда,  как  сказано,  измученнаЯ горем  женщина  погрузилась в
глубокий сон,  а  сынок ее привалилсЯ к ней,  случилось,  что фрейлейн фон
ђозеншен  -   канонисса  близлежащего  приюта  длЯ   благородных  девиц  -
возвращалась той дорогой с прогулки.  Ћна остановилась,  и представившеесЯ
ей бедственное зрелище весьма ее тронуло,  ибо она от природы была добра и
сострадательна.
   -  Џраведное  небо,  -  воскликнула она, - сколько нужды и горЯ на этом
свете!  ЃеднаЯ,  несчастнаЯ  женщина!  џ знаю, она чуть жива, ибо работает
свыше сил; голод и забота подкосили ее. ’еперь только почувствовала Я свою
нищету и бессилие! Ђх, когда б могла Я помочь так, как хотела! Ћднако все,
что  у  менЯ осталось, те немногие дары, которые враждебный рок не смог ни
похитить,  ни  разрушить,  все, что еще подвластно мне, Я хочу твердо и не
ложно  употребить  на  то,  чтоб  отвратить беду. „еньги, будь они у менЯ,
тебе,  беднЯжка, не помогли бы, а быть может, еще ухудшили бы твою участь.
’ебе  и  твоему  мужу,  вам  обоим,  богатство  не  суждено, а кому оно не
суждено,  у  того  золото  уплывает  из кармана он и сам не знает как. Ћно
причинЯет  ему  только  новые  горести,  и, чем больше перепадает ему, тем
беднее  он  становитсЯ.  Ќо Я знаю - больше, чем всЯкаЯ нужда, больше, чем
всЯческаЯ  бедность,  гложет  твое  сердце,  что  ты  родила это крошечное
чудовище,  которое,  словно  тЯжкое  зловещее  Ярмо,  принуждена нести всю
жизнь.  ‚ысоким,  красивым,  сильным,  разумным  этот  мальчик  никогда не
станет, по, быть может, ему удастсЯ помочь иным образом.
   ’ут фрейлейн опустилась на траву и взЯла малыша на колени.  ‡лой уродец
барахталсЯ и упиралсЯ,  ворчал и норовил укусить фрейлейн за палец, но она
сказала:
   - “спокойсЯ,  успокойсЯ,  майский жучок! - и стала тихо и нежно гладить
его  по  голове,   проводЯ  ладонью  ото  лба  к  затылку.  €  мало-помалу
всклокоченные волосы малыша разгладились,  разделились пробором,  плотными
прЯдЯми легли вокруг лба, мЯгкими локонами упали на торчащие торчком плечи
и  тыквообразную спину.  Њалыш становилсЯ все  спокойнее и  наконец крепко
уснул.  ’огда  фрейлейн ђозеншен осторожно положила его  на  траву рЯдом с
матерью,  опрыскала ее душистым спиртом из нюхательного флакона и поспешно
удалилась.
   Џробудившись  вскоре,   женщина  почувствовала,  что  чудесным  образом
окрепла и посвежела.  …й казалось, будто она плотно пообедала и пропустила
добрый глоток вина.
   - ќге,  -  воскликнула она,  -  сколько отрады  и  бодрости принес  мне
короткий сон.  Ћднако солнце на закате -  пора домой!  - ’ут она собралась
взвалить на плечи корзину, но, заглЯнув в нее, хватилась малыша, который в
тот же миг поднЯлсЯ из травы и жалобно захныкал.  Џосмотрев на него,  мать
всплеснула руками от изумлениЯ и воскликнула:
   - –ахес,  крошка –ахес, да кто же это так красиво расчесал тебе волосы?
–ахес, крошка –ахес, как пошли бы тебе эти локоны, когда б ты не был таким
мерзким уродом!  Ќу,  поди сюда,  поди,  -  лезь в корзину.  -  Ћна хотела
схватить его и  положить на хворост,  но крошка –ахес стал отбрыкиватьсЯ и
весьма внЯтно промЯукал:
   - Њне неохота!
   -  –ахес,  крошка –ахес! - не помнЯ себЯ закричала женщина. - „а кто же
это  научил  тебЯ  говорить?  Ќу,  коли ты так хорошо причесан, так славно
говоришь,  то уж, верно, можешь и бегать? - Ћна взвалила на спину корзину,
крошка –ахес вцепилсЯ в ее передник, и так они пошли в деревню.
   €м надо было пройти мимо пасторского дома,  и случилось так, что пастор
стоЯл в дверЯх со своим младшим сыном,  пригожим,  золотокудрым трехлетним
мальчуганом.  ‡авидев женщину,  тащившуюсЯ с  тЯжелой корзиной,  и  крошку
–ахеса, повисшего на ее переднике, пастор встретил ее восклицанием:
   - „обрый вечер, фрау ‹иза! Љак поживаете? “ж больно тЯжелаЯ у вас ноша,
вы ведь едва идете.  ЏрисЯдьте и  отдохните на этой вот скамейке,  Я скажу
служанке, чтобы вам подали напитьсЯ!
   ”рау ‹иза не заставила себЯ упрашивать,  опустила корзину наземь и едва
раскрыла рот, чтобы пожаловатьсЯ почтенному господину на свое горе, как от
резкого ее  движениЯ крошка –ахес  потерЯл равновесие и  упал  пастору под
ноги. ’от поспешно наклонилсЯ, поднЯл малыша и сказал:
   - Ѓа,  фрау  ‹иза,  фрау ‹иза,  да  какой у  вас  премиленький пригожий
мальчик.  Џоистине это  благословение божие,  кому ниспослан столь дивный,
прекрасный ребенок!  - €, взЯв малыша на руки, стал ласкать его, казалось,
вовсе не замечаЯ,  что злонравный карлик прегадко ворчит и  мЯукает и даже
ловчитсЯ  укусить  достопочтенного  господина  за   нос.   Ќо  фрау  ‹иза,
совершенно  озадаченнаЯ,   стоЯла  перед  свЯщенником,  таращила  на  него
застывшие от изумлениЯ глаза и не знала, что и подумать.
   - Ђх,  дорогой господин пастор, - наконец завела она плаксивым голосом,
- вам,  служителю бога, грех насмехатьсЯ над бедной, злосчастной женщиной,
которую  неведомо  за  что  покарали  небеса,  послав  ей  этого  мерзкого
оборотнЯ.
   - —то за вздор,  -  с большой серьезностью возразил свЯщенник, - что за
вздор несете вы,  любезнаЯ фрау ‹иза!  "ЌасмехатьсЯ",  "оборотень",  "кара
небес"! џ совсем не понимаю вас и знаю только, что вы, должно быть, совсем
ослепли,  ежели не от всего сердца любите вашего прелестного сына! Џоцелуй
менЯ,  послушный мальчик!  -  Џастор ласкал малыша,  но –ахес ворчал: "Њне
неохота!" - и опЯть норовил ухватить его за нос.
   - ‚от злаЯ тварь! - вскричала с перепугу фрау ‹иза.
   Ќо в тот же миг заговорил сын пастора:
   - Ђх,  милый отец, ты столь добр, столь ласков с детьми, что верно, все
они тебЯ сердечно любЯт!
   - Џослушайте только, - воскликнул пастор, засверкав глазами от радости,
-  послушайте  только,  фрау  ‹иза, этого прелестного, разумного мальчика,
вашего  милого –ахеса, что так нелюб вам. џ уже замечаю, что вы никогда не
будете  им  довольны,  как бы ни был он умен и красив. ‚от что, фрау ‹иза,
отдайте-ка  мне  вашего  многообещающего малыша на попечение и воспитание.
Џри  вашей  тЯжкой бедности он длЯ вас только обуза, а мне будет в радость
воспитать его, как своего родного сына!
   ”рау ‹иза никак не могла прийти в себЯ от изумлениЯ и все восклицала:
   - Ђх,  дорогой господин пастор,  неужто вы и  впрЯмь не шутите и хотите
взЯть к  себе  маленького урода,  воспитать его  и  избавить менЯ от  всех
горестей, что доставил мне этот оборотень!
   Ќо  чем  больше расписывала фрау  ‹иза отвратительное безобразие своего
альрауна,  тем с большей горЯчностью уверЯл ее пастор,  что она в безумном
своем  ослеплении  не  заслужила  столь  драгоценного дара,  благословениЯ
небес, ниспославших ей дивного мальчика, и наконец, распалившись гневом, с
крошкой –ахесом на руках вбежал в дом и запер за собой дверь на засов.
   ‘ловно окаменев,  стоЯла фрау ‹иза перед дверьми пасторского дома и  не
знала,  что ей обо всем этом и думать.  "—то же это, господи, - рассуждала
она сама с собой,  -  стрЯслось с нашим почтенным пастором, с чего это ему
так сильно полюбилсЯ крошка –ахес и он принимает этого глупого карапуза за
красивого и разумного мальчика?  Ќу,  да поможет бог доброму господину, он
снЯл бремЯ с  моих плеч и взвалил его на себЯ,  пусть поглЯдит,  каково-то
его нести!  ќге,  как легка стала корзина,  с  тех пор как не сидит в  ней
крошка –ахес, а с ним - и тЯжкаЯ забота!"
   € тут фрау ‹иза,  взвалив корзину на спину,  весело и беспечально пошла
своим путем.
   —то же касаетсЯ канониссы фон ђозеншен или,  как она еще называла себЯ,
ђозенгрюншен,  то ты,  благосклонный читатель, - когда бы и вздумалось мне
еще до  поры до  времени помолчать,  -  все же бы догадалсЯ,  что тут было
сокрыто какое-то особое обстоЯтельство.  €бо то, что добросердечный пастор
почел  крошку  –ахеса  красивым  и  умным  и  принЯл,  как  родного  сына,
объЯснЯетсЯ не чем иным, как таинственным воздействием ее рук, погладивших
малыша по  голове и  расчесавших ему  волосы.  Ћднако,  любезный читатель,
невзираЯ на  твою глубочайшую прозорливость,  ты  все  же  можешь впасть в
заблуждение или,  к великому ущербу длЯ нашего повествованиЯ,  перескочить
через  множество страниц,  чтобы поскорее разузнать об  этой  таинственной
канониссе;  поэтому уж лучше Я сам без промедлениЯ расскажу тебе все,  что
знаю сам об этой достойной даме.
   ”рейлейн  фон  ђозеншен  была  высокого  роста,  наделена  благородной,
величественной  осанкой  и несколько горделивой властностью. …е лицо, хотЯ
его  и  можно  было  назвать совершенно прекрасным, особенно когда она, по
своему  обыкновению,  устремлЯла  вперед строгий, неподвижный взор, все же
производило  какое-то  странное, почти зловещее впечатление, что следовало
прежде   всего   приписать   необычной   странной  складке  между  бровей,
относительно  чего  толком не известно, дозволительно ли канониссам носить
на  челе  нечто подобное; но притом часто в ее взоре, преимущественно в ту
пору,   когда   цветут   розы   и  стоит  ЯснаЯ  погода,  светилась  такаЯ
приветливость  и  благоволенье,  что  каждый  чувствовал  себЯ  во  власти
сладостного,  непреодолимого  очарованиЯ. Љогда Я в первый и последний раз
имел  удовольствие  видеть  эту  даму,  то  она, судЯ по внешности, была в
совершеннейшем  расцвете  лет  и  достигла зенита, и Я полагал, что на мою
долю  выпало великое счастье увидеть ее как раз на этой поворотной точке и
даже  некоторым образом устрашитьсЯ ее дивной красоты, котораЯ очень скоро
могла  исчезнуть.  џ был в заблуждении. „еревенские старожилы уверЯли, что
они  знают  эту  благородную госпожу с тех пор, как помнЯт себЯ, и что она
никогда  не менЯла своего облика, не была ни старше, ни моложе, ни дурнее,
ни красивее, чем теперь. Џо-видимому, времЯ не имело над ней власти, и уже
одно  это  могло  показатьсЯ  удивительным. Ќо тут добавлЯлись и различные
иные  обстоЯтельства, которые всЯкого, по зрелому размышлению, повергали в
такое  замешательство,  что  под  конец  он совершенно терЯлсЯ в догадках.
‚о-первых,  весьма  Явственно  обнаруживалось  родство фрейлейн ђозеншен с
цветами,  имЯ  коих  она  носила.  €бо  не  только  во  всем свете не было
человека,  который  умел  бы,  подобно  ей,  выращивать столь великолепные
тысЯчелепестковые  розы,  но  стоило  ей  воткнуть  в  землю  какой-нибудь
иссохший,  колючий  прутик,  как  на  нем  пышно  и  в  изобилии  начинали
произрастать  эти  цветы. Љ тому же было доподлинно известно, что во времЯ
уединенных  прогулок в лесу фрейлейн громко беседует с какими-то чудесными
голосами,  верно  исходившими  из  деревьев,  кустов, родников и ручьев. €
однажды  некий  молодой  стрелок  даже подсмотрел, как она стоЯла в лесной
чаще,  а  вокруг  нее  порхали и ласкались к ней редкостные, не виданные в
этой  стране  птицы  с  пестрыми,  сверкающими перьЯми и, казалось, весело
щебеча  и  распеваЯ,  поведывали ей различные забавные истории, отчего она
радостно  смеЯлась.  ‚се  это  привлекло к себе внимание окрестных жителей
вскоре  же  после  того,  как  фрейлейн фон ђозеншен поступила в приют длЯ
благородных  девиц.  …е  принЯли  туда  по повелению кнЯзЯ; а посему барон
Џретекстатус   фон  Њондшейн,  владелец  поместьЯ,  по  соседству  с  коим
находилсЯ  приют  и  где  он  был  попечителем, против этого ничего не мог
возразить,  несмотрЯ на то что его обуревали ужаснейшие сомнениЯ. Ќапрасны
были  его усердные поиски фамилии ђозенгрюншен в "Љниге турниров" ђикснера
и  в  других  хрониках.  Ќа этом основании он справедливо мог усомнитьсЯ в
правах  на  поступление  в  приют  девицы,  котораЯ  не  могла представить
родословной  в  тридцать  два  предка,  и  наконец, совсем сокрушенный, со
слезами  на  глазах просил ее, заклинаЯ небом, по крайности, называть себЯ
не  ђозенгрюншен,  а  ђозеншен,  ибо  в этом имени заключен хоть некоторый
смысл и тут можно сыскать хоть какого-нибудь предка. Ћна согласилась ему в
угоду.  Ѓыть может, разобиженный Џретекстатус так или иначе обнаружил свою
досаду  на девицу без предков и подал тем повод к злым толкам, которые все
больше и больше разносились по деревне. Љ тем волшебным разговорам в лесу,
от   коих,   впрочем,   не   было   особой   беды,  прибавились  различные
подозрительные   обстоЯтельства;   молва  о  них  шла  из  уст  в  уста  и
представлЯла  истинное  существо  фрейлейн  в  свете весьма двусмысленном.
’етушка  Ђнна,  жена старосты, не обинуЯсь, уверЯла, что всЯкий раз, когда
фрейлейн,  высунувшись  из  окошка, крепко чихнет, по всей деревне скисает
молоко.  …два  это  подтвердилось,  как  стрЯслось  самое ужасное. Њихель,
учительский  сын,  лакомилсЯ  на  приютской кухне жареным картофелем и был
застигнут  фрейлейн,  котораЯ,  улыбаЯсь,  погрозила  ему  пальцем.  ђот у
паренька  так  и  осталсЯ разинутым, словно в нем застрЯла горЯчаЯ жаренаЯ
картофелина,  и с той поры он принужден был носить широкополую шлЯпу, а то
дождь  лил  бы  беднЯге  прЯмо  в  глотку. ‚скоре почти все убедились, что
фрейлейн  умеет  заговаривать огонь и воду, вызывать бурю и град, насылать
колтун  и тому подобное, и никто не сомневалсЯ в россказнЯх пастуха, будто
он  в  полночь с ужасом и трепетом видел, как фрейлейн носилась по воздуху
на  помеле, а впереди ее летел преогромный жук, и синее пламЯ полыхало меж
его рогов!
   €  вот все пришло в волнение,  все ополчились на ведьму,  а деревенский
суд порешил ни много ни мало,  как выманить фрейлейн из приюта и бросить в
воду,  дабы она прошла положенное длЯ ведьмы испытание. Ѓарон Џретекстатус
не  восставал против этого и,  улыбаЯсь,  говорил про себЯ:  "’ак-то вот и
бывает  с  простыми людьми,  без  предков,  которые  не  столь  древнего и
знатного происхождениЯ,  как Њондшейн".  ”рейлейн,  извещеннаЯ о  грозЯщей
опасности,   бежала  в  кнЯжескую  резиденцию,  вскоре  после  чего  барон
Џретекстатус получил от владетельного кнЯзЯ кабинетский указ,  посредством
коего до сведениЯ барона доводилось,  что ведьм не бывает,  и повелевалось
за  дерзостное любопытство зреть,  сколь  искусны  в  плавании благородные
приютские  девицы,  деревенских  судей  заточить  в  башню,  остальным  же
крестьЯнам,  а  также  их  женам,  под  страхом  чувствительного телесного
наказаниЯ,  объЯвить, чтобы они не смели думать о фрейлейн ђозеншен ничего
дурного.  Ћни образумились, устрашились грозЯщего наказаниЯ и впредь стали
думать о фрейлейн только хорошее, что возымело благотворнейшие последствиЯ
длЯ обеих сторон - как длЯ деревни, так и длЯ фрейлейн ђозеншен.
   Љабинету кнЯзЯ доподлинно было известно, что девица фон ђозеншен не кто
инаЯ,  как знаменитаЯ,  прославленнаЯ на весь свет феЯ ђозабельверде. „ело
обстоЯло следующим образом.
   …два ли  на  всей земле можно сыскать страну прелестнее того маленького
кнЯжества, где находилось поместье барона Џретекстатуса фон Њондшейн и где
обитала фрейлейн фон ђозеншен, - одним словом, где случилось все то, о чем
Я, любезный читатель, как раз собираюсь рассказать тебе более пространно.
   ЋкруженнаЯ  горными  хребтами,  эта  маленькаЯ  страна,  с ее зелеными,
благоухающими  рощами,  цветущими  лугами,  шумливыми  потоками  и  весело
журчащими  родниками, уподоблЯлась - а особливо потому, что в ней вовсе не
было  городов,  а лишь приветливые деревеньки да кое-где одинокие замки, -
дивному,  прекрасному саду, обитатели коего словно прогуливались в нем длЯ
собственной  утехи,  не  ведаЯ о тЯгостном бремени жизни. ‚сЯкий знал, что
страной  этой  правит  кнЯзь  „еметрий,  однако  никто не замечал, что она
управлЯема,  и все были этим весьма довольны. ‹ица, любЯщие полную свободу
во  всех своих начинаниЯх, красивую местность и мЯгкий климат, не могли бы
избрать себе лучшего жительства, чем в этом кнЯжестве, и потому случилось,
что,  в  числе  других,  там  поселились и прекрасные феи доброго племени,
которые, как известно, выше всего ставЯт тепло и свободу. €х присутствию и
можно  было  приписать,  что  почти  в каждой деревне, а особливо в лесах,
частенько  совершались приЯтнейшие чудеса и что всЯкий плененный восторгом
и  блаженством  вполне  уверовал во все чудесное и, сам того не ведаЯ, как
раз  по  этой причине был веселым, а следовательно, и хорошим гражданином.
„обрые  феи,  живЯ по своей воле, расположились совсем как в „жиннистане и
охотно  даровали  бы превосходному „еметрию вечную жизнь. Ќо это не было в
их власти. „еметрий умер, и ему наследовал юный Џафнутий.
   …ще  при жизни своего царственного родителЯ Џафнутий был втайне снедаем
скорбью,  оттого что, по его мнению, страна и народ были оставлены в столь
ужасном небрежении.  Ћн  решил править и  тотчас по  вступлении на престол
поставил первым министром государства своего камердинера Ђндреса, который,
когда Џафнутий однажды забыл кошелек на постоЯлом дворе за горами, одолжил
ему  шесть  дукатов  и  тем  выручил из  большой беды.  "џ  хочу  править,
любезный!"  -   крикнул  ему  Џафнутий.  Ђндрес  прочел  во  взоре  своего
повелителЯ,  что творилось у  него на душе,  припал к его стопам и со всей
торжественностью произнес:
   - ѓосударь,  пробил великий час!  ‚ашим промыслом в  сиЯнии утра встает
царство из  ночного хаоса!  ѓосударь,  вас  молит  верный  вассал,  тысЯчи
голосов  бедного  злосчастного народа  заключены  в  его  груди  и  горле!
ѓосударь, введите просвещение!
   Џафнутий почувствовал немалое потрЯсение от  возвышенных мыслей  своего
министра. Ћн поднЯл его, стремительно прижал к груди и, рыдаЯ, молвил:
   - Њинистр Ђндрес,  Я обЯзан тебе шестью дукатами,  -  более того - моим
счастьем, моим государством, о верный, разумный слуга!
   Џафнутий  вознамерилсЯ тотчас распорЯдитьсЯ отпечатать большими буквами
и  прибить  на  всех перекрестках эдикт, гласЯщий, что с сего часа введено
просвещение и каждому вменЯетсЯ впредь с тем сообразовыватьсЯ.
   - Џреславный  государь,  -  воскликнул меж  тем  Ђндрес,  -  преславный
государь, так дело не делаетсЯ!
   - Ђ как же оно делаетсЯ, любезный? - спросил Џафнутий, ухватил министра
за петлицу и повлек его в кабинет, замкнув за собою двери.
   - ‚идите ли,  - начал Ђндрес, усевшись на маленьком табурете насупротив
своего  кнЯзЯ,  -  видите  ли,  всемилостивый  господин,  действие  вашего
кнЯжеского эдикта о просвещении наисквернейшим образом может расстроитьсЯ,
когда мы не соединим его с  некими мерами,  кои,  хотЯ и кажутсЯ суровыми,
однако ж повелеваемы благоразумием. Џрежде чем мы приступим к просвещению,
то  есть  прикажем  вырубить  леса,   сделать  реку  судоходной,  развести
картофель,  улучшить сельские школы,  насадить акации  и  тополЯ,  научить
юношество распевать на два голоса утренние и  вечерние молитвы,  проложить
шоссейные дороги и привить оспу,  - прежде надлежит изгнать из государства
всех людей опасного образа мыслей,  кои глухи к  голосу разума и совращают
народ на различные дурачества.  Џреславный кнЯзь, вы читали "’ысЯча и одну
ночь",  ибо, Я знаю, ваш светлейший, блаженной памЯти господин папаша - да
ниспошлет ему  небо нерушимый сон  в  могиле!  -  любил подобные гибельные
книги и  давал их  вам в  руки,  когда вы  еще скакали верхом на палочке и
поедали золоченые прЯники.  Ќу вот, из этой совершенно конфузной книги вы,
всемилостивейший господин,  должно быть,  знаете про  так  называемых фей,
однако вы,  верно,  и не догадываетесь, что некоторые из числа сих опасных
особ поселились в вашей собственной любезной стране, здесь, близехонько от
вашего дворца, и творЯт всЯческие бесчинства.
   - Љак?  —то ты сказал,  Ђндрес?  Њинистр! ”еи - здесь, в моей стране! -
восклицал кнЯзь, побледнев и откинувшись на спинку кресла.
   -  Њы  можем  быть  спокойны,  мой  милостивый  повелитель, - продолжал
Ђндрес,  -  мы  можем  быть спокойны, ежели вооружимсЯ разумом против этих
врагов  просвещениЯ. „а! ‚рагами просвещениЯ называю Я их, ибо только они,
злоупотребив  добротой вашего блаженной памЯти господина папаши, повинны в
том,  что  любезное  отечество  еще  пребывает  в  совершенной  тьме.  Ћни
упражнЯютсЯ в опасном ремесле - чудесах - и не страшатсЯ под именем поэзии
разносить  вредный Яд, который делает людей неспособными к службе на благо
просвещениЯ.  „алее,  у них столь несносные, противные полицейскому уставу
обыкновениЯ,  что  уже  в силу одного этого они не могут быть терпимы ни в
одном   просвещенном   государстве.   ’ак,  например,  эти  дерзкие  твари
осмеливаютсЯ,  буде  им это вздумаетсЯ, совершать прогулки по воздуху, а в
упрЯжке  у  них голуби, лебеди и даже крылатые кони. Ќу вот, милостивейший
повелитель,  Я  и спрашиваю, стоит ли труда придумывать и вводить разумные
акцизные  сборы,  когда в государстве существуют лица, которые в состоЯнии
всЯкому легкомысленному гражданину сбросить в дымовую трубу сколько угодно
беспошлинных товаров? Ђ посему, милостивейший повелитель, как только будет
провозглашено  просвещение,  - всех фей гнать! €х дворцы оцепит полициЯ, у
них конфискуют все опасное имущество и, как бродЯг, спровадЯт на родину, в
маленькую   страну  „жиннистан,  котораЯ  вам,  милостивейший  повелитель,
вероЯтно, знакома по "’ысЯча и одной ночи".
   - Ђ ходит туда почта, Ђндрес? - справилсЯ кнЯзь.
   - Џока что нет,  -  отвечал Ђндрес, - но, может статьсЯ, после введениЯ
просвещениЯ полезно будет учредить каждодневную почту и в эту страну.
   - Ћднако, Ђндрес, - продолжал кнЯзь, - не почтут ли меры, принЯтые нами
против фей, жестокими? Ќе возропщет ли полоненный ими народ?
   -  €  на  сей  случай,  - сказал Ђндрес, - и на сей случай располагаю Я
средством.   Њы,   милостивейший  повелитель,  не  всех  фей  спровадим  в
„жиннистан,  некоторых оставим в нашей стране, однако ж не только лишим их
всЯкой возможности вредить просвещению, но и употребим все нужные длЯ того
средства,   чтобы   превратить   их   в   полезных  граждан  просвещенного
государства.  Ќе  пожелают  они вступить в благонадежный брак, - пусть под
строгим  присмотром  упражнЯютсЯ  в  каком-нибудь  полезном ремесле, вЯжут
чулки  длЯ  армии,  если  случитсЯ  война,  или  делают что-нибудь другое.
Џримите  во  внимание, милостивейший повелитель, что люди, когда среди них
будут  жить  феи,  весьма  скоро перестанут в них верить, а это ведь лучше
всего.  €  всЯкий ропот смолкнет сам собой. Ђ что до утвари, принадлежащей
феЯм,  то она поступит в кнЯжескую казну; голуби и лебеди как превосходное
жаркое  пойдут  на  кнЯжескую  кухню; крылатых коней также можно длЯ опыта
приручить и сделать полезными тварЯми, обрезав им крыльЯ и даваЯ им корм в
стойлах; а кормление в стойлах мы введем вместе с просвещением.
   Џафнутий осталсЯ  несказанно доволен предложениЯми своего  министра,  и
уже на другой день было выполнено все, о чем они порешили.
   Ќа всех углах красовалсЯ эдикт о введении просвещениЯ,  и в то же времЯ
полициЯ вламывалась во  дворцы фей,  накладывала арест на  все имущество и
уводила их под конвоем.
   ’олько небу ведомо,  как случилось, что феЯ ђозабельверде, за несколько
часов до того как разразилось просвещение,  одна из всех обо всем узнала и
успела выпустить на  свободу своих  лебедей и  припрЯтать свои  магические
розовые кусты и другие драгоценности.  Ћна также знала, что ее решено было
оставить в стране, чему она, хотЯ и против воли, повиновалась.
   Њеж тем ни  Џафнутий,  ни  Ђндрес не  могли постичь,  почему феи,  коих
транспортировали  в  „жиннистан,   выражали  столь  чрезмерную  радость  и
непрестанно уверЯли,  что они нимало не  печалЯтсЯ обо всем том имуществе,
которое они принуждены оставить.
   - ‚ конце концов,  -  сказал, прогневавшись, Џафнутий, - в конце концов
выходит, что „жиннистан более привлекательнаЯ страна, чем мое кнЯжество, и
они  подымут менЯ  на  смех  вместе с  моим  эдиктом и  моим просвещением,
которое теперь только и должно расцвесть.
   Џридворный  географ  вместе   с   историком  должны  были   представить
обстоЯтельные сообщениЯ об этой стране.
   Ћни  оба согласились на  том,  что „жиннистан -  прежалкаЯ страна,  без
культуры, просвещениЯ, учености, акаций и прививки оспы, и даже, по правде
говорЯ,  вовсе не существует.  Ђ ведь ни длЯ человека, ни длЯ целой страны
не может приключитьсЯ ничего худшего, как не существовать вовсе.
   Џафнутий почувствовал себЯ успокоенным.
   Љогда   прекраснаЯ  цветущаЯ  роща,  где  стоЯл  покинутый  дворец  феи
ђозабельверде,  была  вырублена  и  в  близлежащей  деревне Џафнутий, дабы
подать  пример,  самолично  привил  всем  крестьЯнским  увальнЯм оспу, феЯ
подстерегла  кнЯзЯ  в  лесу,  через который он вместе с министром Ђндресом
возвращалсЯ  в  свой  замок.  ’ут  она  искусными речами, в особенности же
некоторыми  зловещими  кунштюками,  которые она утаила от полиции, загнала
кнЯзЯ  в  тупик,  так  что  он,  заклинаЯ небом, молил ее довольствоватьсЯ
местом в единственном, а следовательно, и самом лучшем по всем государстве
приюте  длЯ  благородных  девиц, где она, невзираЯ на эдикт о просвещении,
могла хозЯйничать и управлЯть по своему усмотрению.
   ”еЯ ђозабельверде принЯла предложение и,  таким образом, попала в приют
длЯ  благородных девиц,  где она,  как о  том уже было сказано,  назвалась
фрейлейн  фон  ђозенгрюншен,   а  потом,  по  неотступной  просьбе  барона
Џретекстатуса фон Њондшейна, фрейлейн фон ђозеншен.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ

  Ћ неизвестном народе, что открыл ученый Џтоломей ”иладельфус во времЯ
  своего путешествиЯ. - “ниверситет в Љерепесе. - Љак в голову студента
 ”абиана полетели ботфорты и как профессор Њош ’ерпин пригласил студента
                         Ѓальтазара на чашку чаЯ.

   ‚   приЯтельских  письмах,   которые   прославленный  ученый   Џтоломей
”иладельфус,  будучи в  далеком путешествии,  писал  другу  своему ђуфину,
находитсЯ следующее замечательное место:
   "’ы  знаешь, любезный ђуфин, что Я ничего на свете так не страшусь и не
избегаю, как палЯщих лучей солнца, кои снедают все силы моего тела и столь
ослаблЯют  и утомлЯют дух мой, что все мои мысли сливаютсЯ в некий смутный
образ,  и  Я напрасно тщусь уловить умственным взором что-либо отчетливое.
Ћттого  Я  имею  обыкновение  в  эту  жаркую  пору  отдыхать днем, а ночью
продолжаю  свое  странствование.  ’ак  и  прошедшей  ночью Я был в пути. ‚
непроглЯдной тьме мой возница сбилсЯ с настоЯщей удобной дороги и нечаЯнно
выехал  на  шоссе.  ЌесмотрЯ  на  то  что  жестокие толчки бросали менЯ из
стороны в сторону и покрытаЯ шишками голова моЯ была весьма схожа с мешком
грецких орехов, Я пробудилсЯ от глубокого сна не раньше, чем когда ужасный
толчок выбросил менЯ из кареты на жесткую землю. ‘олнце Ярко светило мне в
лицо,  а  за шлагбаумом, что был прЯмо передо мною, Я увидел высокие башни
большого  города.  ‚озница  горько сетовал, что о большой камень, лежавший
посреди  дороги,  разбилось не только дышло, но и заднее колесо кареты, и,
казалось,  весьма  мало,  а  то  и  вовсе  не  печалилсЯ обо мне. џ, как и
подобает  мудрецу, сдержал свой гнев и лишь с кротостью крикнул парню, что
он,  проклЯтый  бездельник, мог бы взЯть в толк, что Џтоломей ”иладельфус,
прославленнейший ученый своего времени, сидит на задн..., и оставить дышло
дышлом,  а  колесо  колесом. ’ебе, любезный ђуфин, известно, какой властью
над  человеческими  сердцами  Я  обладаю.  €  вот возница во мгновение ока
перестал  сетовать и с помощью шоссейного сборщика, перед домиком которого
стрЯслась  беда,  поставил  менЯ  на ноги. Џо счастью, Я нигде особенно не
зашибсЯ  и  был  в  силах тихонечко побрести дальше, меж тем как возница с
трудом  тащил  за  мной поломанную карету. Ќеподалеку от ворот завиденного
мною  в  синеющей  дали  города  мне  повстречалось  множество людей столь
диковинного  обличьЯ  и  в  столь  странных одеждах, что Я принЯлсЯ тереть
глаза,  дабы  удостоверитьсЯ,  впрЯмь  ли  Я  бодрствую,  или, быть может,
сумбурный  дразнЯщий  сон  перенес  менЯ в неведомую сказочную страну. ќти
люди,  коих  Я по праву мог считать жителЯми города, из ворот которого они
выходили,   носили  длинные,  широченные  штаны,  на  манер  Японских,  из
драгоценнейших тканей - бархата, Њанчестера, тонкого сукна, а то и холста,
пестро  расшитого  галунами,  красивыми  лентами и шнурками, и куцые, едва
прикрывающие  живот  детские  курточки,  по  большей  части светлых тонов;
только  немногие были в черном. Ќечесаные волосы в естественном беспорЯдке
спадали на плечи и спину, а на голове у каждого была нахлобучена маленькаЯ
странного  вида шапочка. “ иных шеи были совершенно открыты, как у турок и
нынешних  греков,  другие,  напротив,  носили  вокруг шеи и на груди куски
белого  полотна,  довольно  схожие  с теми воротниками, что тебе, любезный
ђуфин,  доводилось  видеть  на портретах наших предков. ЌесмотрЯ на то что
все  эти люди казались весьма молодыми, голоса у них были низкие и грубые,
движениЯ  отличались неловкостью; у некоторых под самым носом лежала узкаЯ
тень,  словно бы от усов. “ иных сзади из курточек торчали длинные трубки,
на  которых  болтались  большие  шелковые  кисти.  „ругие же повытаскивали
трубки  из  карманов  и  приладили  к ним снизу маленькие, средние, а то и
весьма  большие  диковинной  формы головки и с немалой ловкостью, поддуваЯ
сверху в тоненькую, все более сужающуюсЯ на конце трубку, пускали искусные
клубы  дыма. Ќекоторые держали в руках широкие сверкающие мечи, словно шли
навстречу  неприЯтелю;  у  иных  были  пристегнуты  прЯжками  к  спине или
навешаны по бокам маленькие кожаные и жестЯные коробочки.
   ‚ообрази себе,  любезный ђуфин, как Я, стремЯсь обогатить свои познаниЯ
прилежным наблюдением всЯкого  нового  длЯ  менЯ  феномена,  остановилсЯ и
вперил взор свой в  этих странных людей.  ’ут они окружили менЯ,  крича во
все горло:  "”илистер,  филистер!" -  и разразились ужаснейшим смехом. ќто
менЯ  раздосадовало.  €бо,  дражайший ђуфин,  может ли  быть длЯ  великого
ученого что-либо обиднее, чем сопричисление к народу, который за несколько
тысЯч лет перед тем был побит ослиной челюстью?  џ  взЯл себЯ в  руки и  с
присущим  мне   достоинством  громко   объЯвил  собравшемусЯ  вокруг  менЯ
странному люду,  что  Я,  следует  надеЯтьсЯ,  нахожусь  в  цивилизованном
государстве и  потому  обращусь в  полицию  и  в  суд,  дабы  отплатить за
нанесенную мне обиду.  ’ут все они поднЯли рев; к тому же и те, что доселе
еще не  дымили,  повытаскивали из карманов назначенные длЯ того машины,  и
все принЯлись пускать мне в лицо густые клубы дыма,  который, как Я только
теперь приметил,  вонЯл совсем невыносимо и оглушал мои чувства. ‡атем они
изрекли надо мной своего рода проклЯтие,  столь мерзкое,  что Я,  любезный
ђуфин,  не хочу его тебе повторЯть.  џ и сам вспоминаю о нем с невыразимым
ужасом.  Ќаконец они покинули менЯ с громким оскорбительным смехом,  и мне
почудилось,  будто в воздухе замирает слово:  "Ђрапник!" ‚озница мой,  все
слышавший и видевший, сказал, ломаЯ руки:
   - Ђх,  дорогой господин,  коли уж произошло то, что случилось, то, бога
ради,  не входите в  этот город.  ‘  вами,  как говоритсЯ,  ни одна собака
знатьсЯ не  будет,  и  вы  будете в  беспрестанной опасности подвергнутьсЯ
побо...
   џ  не дал честному малому договорить и с возможной поспешностью обратил
стопы свои  к  ближайшей деревне.  ‚  одинокой комнатушке единственного во
всей  деревеньке постоЯлого двора сижу  и  пишу все  это  тебе,  дражайший
ђуфин!  Ќасколько будет  возможно,  Я  соберу известиЯ об  этом  неведомом
варварском народе,  населЯющем здешний город. Њне уже порассказали кое-что
весьма странное о  его нравах,  обычаЯх,  Языке и  прочем,  и Я в точности
сообщу тебе обо всем... и т. д. и т. д.".
   Ћ мой любезный читатель, ты уже приметил, что можно быть великим ученым
и не знать обыкновеннейших Явлений и по поводу всему свету известных вещей
предаватьсЯ диковинным мечтаниЯм. Џтоломей ”иладельфус упражнЯлсЯ в науках
и  даже не знал о студентах, описываЯ своему другу происшествие, которое в
голове  его  превратилось  в  редкостное приключение, он даже не знал, что
находитсЯ в деревне •ох-џкобсхейм, расположенной, как известно, неподалеку
от  прославленного Љерепесского университета. „обрЯк Џтоломей перепугалсЯ,
повстречавшись со студентами, которые радостно и беспечально прогуливались
длЯ  собственного удовольствиЯ за городом. Љакой бы страх обуЯл его, когда
бы  он  часом  раньше  прибыл  в  Љерепес  и  случай  привел бы его к дому
профессора  естественных  наук  Њоша  ’ерпина.  ‘отни студентов, хлынув из
дома,  окружили  бы  его,  шумно  диспутируЯ, и от этого волнениЯ, от этой
суеты его ум смутили бы еще более диковинные мечтаниЯ.
   ‹екции Њоша ’ерпина посещались в Љерепесе чаще всего. Ћн был, как о том
уже сказано, профессором естественных наук: он объЯснЯл, отчего происходЯт
дождь,  гром,  молниЯ,  отчего солнце светит днем,  а  месЯц ночью,  как и
отчего растет трава  и  прочее,  да  так,  что  всЯкое дитЯ  могло бы  это
уразуметь. Ћн заключил всю природу в маленький изЯщный компендиум, так что
всегда мог с  удобством ею пользоватьсЯ и  на всЯкий вопрос извлечь ответ,
как  из  выдвижного Ящика.  Ќачало его славе положило удачно выведенное им
после многочисленных физических опытов заключение,  что темнота происходит
преимущественно от недостатка света.  ќто открытие, равно как и его умение
с  немалой ловкостью обращать помЯнутые физические опыты в  очаровательные
кунштюки  и   показывать  весьма   занимательные  фокусы,   доставило  ему
неимоверное множество слушателей. „озволь мне, благосклонный читатель, ибо
ты  знаешь  студентов  много  лучше,  чем  прославленный  ученый  Џтоломей
”иладельфус,  и тебе незнакома его сумасброднаЯ боЯзливость, свести тебЯ в
Љерепес к  дому  профессора Њоша ’ерпина как  раз  в  то  времЯ,  когда он
окончил  лекцию.  Ћдин  из  вышедших  студентов  тотчас  же  пленЯет  твое
внимание.  ’ы видишь стройного юношу лет двадцати трех или четырех; темные
сверкающие глаза  его  красноречиво говорЯт о  живом  и  Ясном уме.  Џочти
дерзким можно было бы  назвать его  взглЯд,  если бы  мечтательнаЯ грусть,
разлитаЯ на бледном лице,  не застилала,  словно дымкой,  жгучих лучей его
глаз. …го сюртук черного тонкого сукна, отделанный разрезным бархатом, был
сшит  почти  что  на  старонемецкий  лад,  к  чему  весьма  шел  нарЯдный,
ослепительно-белый кружевной воротник и  бархатный берет,  покрывавший его
красивые темно-каштановые волосы.
   ќто  одеЯние потому так шло к  нему,  что он  сам всем существом своим,
пристойной  поступью  и  осанкой,  серьезным  выражением  лица,  казалось,
действительно  принадлежал   к   прекрасному  благочестивому  стародавнему
времени,  а поэтому и не наводил на мысль о жеманстве, которое столь часто
выказывает себЯ  в  мелочном подражании худо  понЯтым образцам в  столь же
худо понЯтых притЯзаниЯх нашего времени.  ќтот молодой человек,  который с
первого взглЯда так полюбилсЯ тебе,  дорогой читатель,  не  кто иной,  как
студент Ѓальтазар,  сын достойных и зажиточных родителей,  юноша скромный,
рассудительный,  прилежный,  о  ком  Я,  мой читатель,  намереваюсь немало
порассказать тебе в этой весьма примечательной истории.
   ‘ерьезен,  по  своему обыкновению,  погружен в  думы,  шел  Ѓальтазар с
лекции  Њоша  ’ерпина к  городским воротам,  собираЯсь вместо фехтовальной
залы посетить прелестную рощицу,  находЯщуюсЯ в нескольких сотнЯх шагов от
Љерепеса.  „руг его  ”абиан,  красивый малый,  веселый с  виду и  такой же
нравом, побежал за ним следом и настиг у самых ворот.
   - Ѓальтазар! - громко закричал ”абиан. - Ѓальтазар, опЯть ты собралсЯ в
лес бродить в одиночестве, подобно меланхолическому филистеру, меж тем как
добрые  бурши  прилежно  упражнЯютсЯ в  благородном искусстве  фехтованиЯ.
Џрошу тебЯ,  оставь свои  нелепые дурачества,  от  которых нас  всех берет
оторопь,  и будь по-прежнему бодр и весел. Џойдем переведаемсЯ на рапирах,
а если тебЯ потом потЯнет прогулЯтьсЯ, так Я охотно пойду с тобой.
   -  ЏобуждениЯ у тебЯ добрые, - возразил Ѓальтазар, - и потому Я не хочу
вступать  с  тобой  в  перепалку  из-за  того,  что  ты, словно одержимый,
гонЯешьсЯ  за мной по пЯтам и часто лишаешь менЯ наслаждений, о которых не
имеешь  никакого  понЯтиЯ.  ’ы  как раз принадлежишь к тем странным людЯм,
которые  всЯкого,  кто  любит бродить в одиночестве, считают меланхоличным
дурнем  и  хотЯт  на  свой  лад  его  образумить  и вылечить, подобно тому
лукавому  царедворцу,  что  пыталсЯ  исцелить достойного принца ѓамлета, а
принц  хорошенько  проучил  его, когда тот объЯвил, что не умеет играть на
флейте. Џравда, от этого, любезный ”абиан, Я тебЯ избавлю, однако ж Я тебЯ
сердечно прошу - поищи себе другого товарища длЯ благородных упражнений на
рапирах и эспадронах и оставь менЯ в покое.
   - Ќет,  нет!  - воскликнул со смехом ”абиан. - ’ак просто ты от менЯ не
отделаешьсЯ,  дорогой друг!  Ќе хочешь пойти со мной в  фехтовальную залу,
так Я отправлюсь с тобой в рощу.  „олг верного друга -  развеселить тебЯ в
печали.  Ќу,  идем, любезный Ѓальтазар, идем, коли уж ты ничего другого не
желаешь.  -  ‘казав это и подхватив друга под руку, он бодро зашагал с ним
рЯдом.  Ѓальтазар стиснул зубы,  затаив  досаду,  и  затворилсЯ в  угрюмом
молчании,  тогда  как  ”абиан без  умолку рассказывал всевозможные веселые
истории.  ‘юда замешалсЯ и всЯкий вздор,  как то частенько случаетсЯ, коли
без умолку рассказывают что-нибудь веселое.
   Љогда наконец они вступили в  прохладную сень благоухающей рощи,  когда
зашептали кусты,  словно обмениваЯсь нетерпеливыми вздохами, когда вдалеке
зазвучали чудесные мелодии журчащих ручьев и  пение лесных птиц  пробудило
эхо в  горах,  -  Ѓальтазар внезапно остановилсЯ,  широко распростер руки,
словно собиралсЯ нежно обнЯть кусты и деревьЯ, и воскликнул:
   - Ћ, теперь мне снова хорошо, несказанно хорошо!
   ”абиан  с  некоторым  замешательством  поглЯдел на своего друга, словно
человек, который не понЯл, о чем идет речь, и не знает, как ему поступить.
’ут Ѓальтазар схватил его за руку и воскликнул, полон восторга:
   - Ќе  правда  ли,  брат,  и  твое  сердце  раскрылось и  ты  постигаешь
блаженную тайну лесного уединениЯ?
   - џ не совсем понимаю тебЯ, любезный бр