стокой,  над  самой  неумолимой,  уничтожить которую  не  могли  даже сами
Языческие боги. Љак возможно поэтому, чтобы такое великое чудо было одиноко?
Ќе  должны  ли были  с  этим  чудом  быть  свЯзаны еще  и  другие чудеса? Ќе
естественно ли, не  необходимо ли, признав это чудо, поверить тому, что  всЯ
природа была потрЯсена в тот момент, когда была насильственно разорвана цепь
естественной  необходимости, цепь,  котораЯ приковывает  мертвых к смерти, к
гробу?  Џоистине,   наши  верующие   предшественники   были  гораздо   более
рационалистами, чем наши нынешние рационалисты; ибо их  вера  была свЯзанным
целым; они полагали, что если Я верю в  это, то Я  должен верить и в другое,
хотЯ бы это другое мне и было не по душе;  если  Я принимаю  основание, то Я
должен принЯть и следствие, - короче, если Я говорю Ђ, то Я должен сказать и
Ѓ.

        „‚Ђ„–Ђ’њ ‘…„њЊЂџ ‹…Љ–€џ.
     ‚  прошлой  лекции  Я утверждал, что чудесные событиЯ во  времЯ  смерти
€исуса находЯтсЯ  в теснейшей свЯзи  с его  воскресением.  …сли •ристос  и в
самом деле воскрес из мертвых, то его воскресение есть  чудо, доказательство
божественного всемогущества,  перед которым  смерть ничто; но такое чудо  не
может  стоЯть  особнЯком  и  нуждаетсЯ  длЯ  своего  подтверждениЯ в  других
чудесных   и   чрезвычайных  событиЯх.   ‚оскресение   было   бы  совершенно
бессмысленно,  если  бы  оно  не  было  подготовлено  и  подкреплено другими
чудесами. Љогда умирает существо, которое затем  должно опЯть воскреснуть из
мертвых и тем дать миру доказательство того, что смерти не существует, - ибо
в этом заключаетсЯ смысл воскресениЯ, - не может происходить все в обычном и
естественном  порЯдке,  как  тогда,  когда   умирает  обыкновенный  человек.
Џоэтому, если Я  иду  так далеко, как вышеназванный рационалист,  и объЯвлЯю
чудеса,   стоЯщие  в  непосредственной   свЯзи  с  воскресением,  легендами,
поэтическими  прикрасами, плодами  фантазии, то Я  по  необходимости  должен
сделать  еще один  шаг  дальше  и  объЯвить  и  само  воскресение  продуктом
религиозного воображениЯ.
     ’о, чего человек желает, чего он необходимо должен желать, - необходимо
с  той точки  зрениЯ, на которой  он  стоит, -  тому он верит. †елание  есть
потребность,  чтобы  что-нибудь  было,  чего  нет;  сила  воображениЯ,  вера
представлЯет это человеку как  существующее. ’ак, христиане желали  небесной
жизни; они не имели земных желаний, как их имели Язычники, не имели интереса
ни к миру  природы, ни к миру поэтическому. "Ћпределение,-говорит, например,
греческий отец церкви ”еодорит, - которое Џлатон  дает истинному философу, а
именно, что ему нет никакого дела до политики и до политической деЯтельности
не подходит  к  Языческим  философам, а только к христианам,  ибо величайший
философ  ‘ократ толкалсЯ по гимназиЯм и мастерским и служил даже в  качестве
солдата. Ќо те, кто усвоил себе христианскую,  или евангельскую,  философию,
удалились  от  политической  суеты  и  посвЯтили  себЯ  в  уединенном  месте
религиозному созерцанию  и ему  соответствующему образу жизни, не отвлекаЯсь
заботами  о женах, детЯх и земных  благах". †еланиЯ христиан направлЯлись  к
другой, лучшей жизни, и они  верили поэтому,  что таковаЯ существует. Љто не
желает другой жизни, тот и не верит в нее. Ќо бог, религиЯ есть не что иное,
как нашедшее  себе  удовлетворение в фантазии стремление к счастью,  желание
счастьЯ,  имеющеесЯ  у  человека.  Џоэтому   христианское  желание  небесной
блаженной жизни, жизни без конца, без ограничениЯ смертью, сила религиозного
воображениЯ представлЯла себе исполненным в воскресшем от смерти •ристе; ибо
ведь от его  воскресениЯ зависит и воскресение,  бессмертие христианина; ибо
он ведь прообраз его. Џравда,  исполнение этого желаниЯ или, вернее, вера  в
его  исполнение, действительное воскресение  •риста, -  независимо  даже  от
того,   что  вообще   вера   в  воскресение   существовала  уже  задолго  до
христианства,  уже   была  частью  символа  веры   религии   ‡ороастра,  или
персидской, -  могло  иметь историческое основание,  а  именно  в  том,  что
•ристос своими считалсЯ за мертвого, как умерший был оплакан и потому, когда
вновь  ЯвилсЯ, был принЯт как действительно воскресший от смерти. Ќо было бы
педантизмом и совершеннейшим непониманием религии сводить религиозные факты,
существующие лишь в области веры,  к  фактам историческим, желать  разыскать
историческую  истину,  лежащую  в  их  основе.  ‚  историческом  нет  ничего
религиозного, а в религиозном - ничего исторического: историческаЯ личность,
историческое  событие перестают быть историческими,  как только они делаютсЯ
предметом религии и становЯтсЯ созданиЯми мысли и фантазии. ’ак и €исус, как
Я уже говорил в одной из предыдущих лекций, €исус, который и в том виде, как
он нам дан в Ѓиблии, не ЯвлЯетсЯ исторической личностью, а религиозной;
     он  нам  представлен здесь,  как  чудесное, творЯщее чудеса, всемогущее
существо, которое  может  исполнить  и  действительно исполнЯет все  желаниЯ
человека, то есть все желаниЯ, не стремЯщиесЯ ни к чему худому,  ни к чему с
точки  зрениЯ  •риста  безнравственному;  он  нам представлен  как  существо
фантазии, воображениЯ.
     —тобы упразднить чудо, рационалист прибегает к тому доводу, что, как он
говорит,  "понЯтие   чуда,  если  оно  должно  дать  научное  доказательство
откровениЯ, должно  быть  определено  как  такой  факт в  чувственном  мире,
который не может быть объЯснен естественным сочетанием действующих причин, и
где, стало  быть, нужно прийти к заключению, что рука божиЯ  непосредственно
вмешалась и действовала. Ќо чтобы достоверно знать, что какой-нибудь факт не
произошел в силу естественного  порЯдка вещей, нужно было бы полностью знать
всю природу и все  ее законы.  Ќо так  как ни один  человек не  имеет  таких
знаний и не может  иметь, то и суждение о том, что данный факт не мог просто
ЯвитьсЯ  результатом сочетаниЯ данных Явлений, но должен был быть следствием
чрезвычайного  вмешательства  божественного  всемогущества,  не  может  быть
поддерживаемо  с полной  очевидностью".  Ћднако чудеса отличаютсЯ  настолько
очевидно  и  бесспорно  от  действий  природы,  что  можно,  не  сомневаЯсь,
утверждать,  что они не  могли возникнуть  из свЯзи естественных предметов и
причин, потому что  желаниЯ  и  фантазии  человека, которые представлЯют нам
чудеса в виде действительных  фактов,  находЯтсЯ вне свЯзи  вещей и над ней,
вне  природной  необходимости  и  над  ней,  точно  так  же, как  и  желание
неизлечимо  слепого  видеть стоит  вне всЯкой естественной свЯзи с  природой
слепоты и даже в прЯмом противоречии  с естественными  условиЯми и  законами
исполнимости этого  желаниЯ;  поэтому определение древних теологов, что чудо
не только стоит над естественным порЯдком вещей, но и противно ему, противно
сущности  природы,  совершенно правильно; ибо оно характеризует  нам природу
желаниЯ. Љонечно, можно так же аподиктически, как это говорЯт  философы,  то
есть с безусловной уверенностью и решительностью, утверждать, что  чудеса не
могут быть  объЯснены  из природы,  то  есть  из  внешней  природы,  что они
произошли   лишь   благодарЯ   чрезвычайному   вмешательству   божественного
всемогущества; надо только заметить, что эта божественнаЯ сверхъестественнаЯ
сила есть именно сила  человеческих желаний  и воображениЯ.  Љороче  говорЯ,
сущность  религии,  сущность  божества  выЯвлЯет  только  природу желаниЯ  и
неразрывно с ними свЯзанного воображениЯ;  ибо лишь воображение представлЯет
как существо, имеющее свое бытие  вне мышлениЯ,  даже и бога  рационалистов,
бога мыслЯщих философов, бога, который есть не что иное, как его-мыслителЯ -
собственный образ  мыслей. €з  приведенного  объЯснениЯ Явствует также,  как
нелеп вопрос или спор о возможности, действительности и необходимости чудес.
ќтот  спор,   этот  вопрос  может  возникнуть  лишь  в   том   случае,  если
рассматривают  чудо само по себе или держатсЯ лишь за внешние проЯвлениЯ, не
восходЯ  к   внутреннему  психологическому,  или  человеческому,  основанию,
которому   эти    внешние    проЯвлениЯ    обЯзаны   своим   существованием.
Џсихологическое,  или  человеческое, происхождение чуда очевиднейшим образом
Явствует уже из того, что чудеса происходЯт через посредство людей, или, как
выражаетсЯ религиозное верование, происходЯт от бога при посредстве людей. ‚
этом  заключаетсЯ  бросающеесЯ в  глаза  различие, которого  мы  уже  раньше
коснулись,  различие между  так  называемыми  естественными  и  религиозными
чудесами. ђелигиозные чудеса немыслимы без человека, ибо они имеют отношение
лишь  к человеку.  …стественные чудеса,  то  есть  вызывающие наше изумление
ЯвлениЯ природы,  существуют и без того, чтобы был  человек и  им удивлЯлсЯ.
—удеса геологии, мегатерии, динозавры,  ихтиозавры существовали - по крайней
мере по представлению  нашей  современной  геологии - еще до  того, как жили
люди; но  естественное движение  солнца не  прерывалось  до поЯвлениЯ €исуса
Ќавина.
     Ќа первый поверхностный  взглЯд представлЯетсЯ парадоксальным, то  есть
поражающим  и  странным,  выводить  религию  из  желаний  человека,  и  даже
божество, предметное существо религии, отождествлЯть  с желанием; потому что
в  религии,  по крайней мере, в  христианской, человек молитсЯ: "ѓосподи, не
моЯ, а  твоЯ  да будет  волЯ";  ведь религиЯ  требует  принесениЯ  в  жертву
человеческих желаний. Ќо  христианин -  разумеетсЯ, настоЯщий, античный,  не
современный  христианин - приносит в жертву желание  богатств, желание иметь
детей,  желание  здоровьЯ  или долгой  жизни, но не  желание  бессмертиЯ, не
желание достигнуть божественного совершенства и блаженства. Ћн подчинЯет все
эти, в его понимании, временные, земные, плотские, желаниЯ одному главному и
основному желанию;
     и от этого желаниЯ, от представлениЯ, от фантазии вечной небесной жизни
не отличаетсЯ христианское божество;
     оно  есть  лишь  это олицетворенное, представленное  как действительное
существо, желание. Џоэтому божество и блаженство  длЯ истинного  христианина
одно  и  то  же. „аже  человек,  который  не  имеет  подобных преизбыточных,
сверхземных  желаний,  как  христианин,  человек,  который  стоит со  своими
желаниЯми  на  почве  действительности,  на  почве  действительной  жизни  и
человечества,  и  даже  тот, у  которого совершенно  обыденные эгоистические
желаниЯ, должен принести в жертву бесчисленные второстепенные желаниЯ своему
главному,  если  он  его  хочет осуществить. —еловек, у которого нет другого
желаниЯ,  как  сделатьсЯ  богатым  или  остатьсЯ здоровым,  должен  подавить
бесчисленное  множество  желаний,  если  он  действительно  хочет  сделатьсЯ
богатым или если он хочет действительно остатьсЯ здоровым. Љак ни хочет он в
данный  момент доставить  себе  удовольствие, он  должен от него отказатьсЯ,
если он не хочет удовлетворением своего минутного стремлениЯ, побуждениЯ или
желаниЯ  повредить своему  основному  желанию.  …сли поэтому  в христианской
религии говоритсЯ: "не моЯ, а твоЯ да будет волЯ", - то смысл этих слов лишь
следующий: да будет  не та  волЯ,  не то  желание, которое  хочет  того  или
другого,  и  которое,  когда  оно  исполнитсЯ,  окажетсЯ,  быть  может,  мне
впоследствии на  пагубу,  не  желание  вообще так называемых временных благ;
этим  никоим  образом  не  сказано,  что  должна  быть  волЯ,  стремление  к
блаженству  вообще,  а  не желание постоЯнного  вечного  счастьЯ,  небесного
блаженства. ‚едь  христианин, когда он  чего-нибудь желает или  о чем-нибудь
молитсЯ, заранее  предполагает, что волЯ божиЯ будет исполнена, что эта волЯ
хочет лишь лучшего, лишь  блага человека, по крайней  мере,  вечного блага и
счастьЯ (28). ’аким образом сведению религии и богов к желаниЯм людей никоим
образом  не противоречит та резиньЯциЯ, тот отказ  от удовлетворениЯ тех или
других  отдельных  желаний,  которые  предписывает  религиЯ.   Ќе   подлежит
сомнению: там, где прекращаетсЯ человек, прекращаетсЯ и религиЯ, но там, где
прекращаетсЯ желание,  прекращаетсЯ  и человек.  Ќет  религии, нет бога  без
желаниЯ;  но нет  и  человека без желаниЯ.  ђазличие  между  желаниЯми,  без
которых нет религии  и божества, и желаниЯми, без  которых нет человечества,
без которых человек не  есть человек,  заключаетсЯ  лишь  в том, что религиЯ
имеет  желаниЯ, которые осуществлЯютсЯ лишь  в воображении, в  вере; человек
же, как таковой, или человек,  который на место религии  ставит образование,
разум, естественнонаучное мировоззрение, на место неба землю, - этот человек
имеет  желаниЯ, не выходЯщие  из границ природы и разума, лежащие в пределах
естественной возможности и осуществимости.
     ‚идимое  противоречие между сущностью желаниЯ и сущностью религии может
быть  также  выражено  следующим  образом.   †еланиЯ  человека  произвольны,
беззаконны и  безудержны;  религиЯ  же  дает законы, возлагает  на  человека
обЯзанности, ограничениЯ. Ќо обЯзанности - это  не что иное, как те основные
стремлениЯ,  основные  склонности,  основные  желаниЯ человека,  которые  во
времена некультурности, при отсутствии  образованиЯ, делает законами религиЯ
или бог,  в культурные  же времена -  разум,  собственнаЯ  природа человека,
законами, которым он должен подчинить те или иные особые вожделениЯ, желаниЯ
и страсти.  ‚се религии, но  особенно те, которые имеют значение  в  истории
человеческой культуры, не имели ничего  другого  в виду, как благо человека.
ЋбЯзанности, ограничениЯ, которые они возлагали на людей, они возлагали лишь
потому,  что  полагали,  что  без  них  невозможно достигнуть и  осуществить
основной  цели, основного желаниЯ человека - быть счастливым. …сть, конечно,
случаи в жизни, когда обЯзанность и стремление к счастью вступают в человеке
друг с другом в  конфликт,  когда своему  долгу приходитсЯ  жертвовать  даже
своей  жизнью,  но  такие случаи- случаи  трагические, несчастные или вообще
особые,  чрезвычайные. €х нельзЯ приводить, как довод,  чтобы  тем  возвести
противоречие между  обЯзанностью, моралью и стремлением к счастью - в закон,
в норму, в принцип. ЋбЯзанность первоначально по своей природе не преследует
иной  цели, кроме блага и счастьЯ  человека. ’о, чего человек желает, больше
всего  другого желает, то он делает своим законом, своей  обЯзанностью. ’ам,
где существование, или,  что то  же, благосостоЯние  народа, - ибо что такое
существование  без блага, без счастьЯ? - и тем  самым также и благосостоЯние
отдельного  человека  было  свЯзано  с  земледелием;  там,  где  человек без
земледелиЯ  не  мог  быть  счастливым, не мог  быть человеком, - ибо  только
счастливый  человек  есть  человек  цельный,  свободный,  истинный  человек,
чувствующий себЯ  таковым, - где, следовательно,  главным  желанием человека
было процветание и успехи земледелиЯ,  там это  последнее было и религиозной
обЯзанностью и религиозным  делом.  € там,  где человек не может осуществить
своих человеческих желаний и целей, не уничтожив  вредЯщих ему диких зверей,
там  это  уничтожение  есть  религиознаЯ  обЯзанность,  там  даже  животное,
помогающее  человеку в исполнении этих желаний, в осуществлении его счастьЯ,
в  достижении  его  человеческих  целей,  ЯвлЯетсЯ  религиозным,  свЯщенным,
божественным  животным,  как,  например, собака  в древнеперсидской религии.
Ћдним словом, противоположность между  обЯзанностЯми  и  желаниЯми  взЯта из
особых  случаев человеческой  жизни  и  не  имеет  общей  истинности,  общей
значимости. Ќаоборот:
     чего человек в глубине  своего сердца  желает, то и  есть  единственное
правило   и  обЯзанность  его   жизни  и  деЯтельности.  ЋбЯзанность,  закон
превращает лишь  в  предмет  воли и сознаниЯ  то, чего хочет бессознательное
влечение  человека.  …сли  это есть,  - Я хочу показать  это  на  примере  с
духовными  особенностЯми  и склонностЯми  человека,  -  если  твое  влечение
сделатьсЯ художником есть твое  обоснованное  желание, то оно в таком случае
также и  твоЯ  обЯзанность  им сделатьсЯ и  с этим  сообразовать  свой образ
жизни.
     Ќо как  же  приходит человек к тому, чтобы  превратить свои  желаниЯ  в
богов,  в существа,  как,  например, желание  сделатьсЯ  богатым  -  в  бога
богатства, желание  плодородиЯ - в божество, приносЯщее  плодородие, желание
сделатьсЯ блаженным -  в блаженного бога, желание не умереть - в бессмертное
существо, преодолевающее смерть? ’о, чего человек желает, и - соответственно
своей точке зрениЯ -  необходимо, существенно желает,  в то он, как было уже
сказано, верит, то он считает - в той обстановке, в которой имеет свои корни
религиЯ - за нечто действительное  или возможное;  он не сомневаетсЯ в  том,
что это может быть; порукой этой возможности служит ему его желание. †елание
уже   само   по   себе  имеет  в  его  глазах  значение  волшебной  силы.  ‚
древнегерманском Языке "желать" - то же, что "колдовать". ‚ древнегерманском
Языке  и религии  величайший  из богов именовалсЯ,  между  прочим,  также  и
желанием,  чем  древний  Язык,  как об этом  говорит  џков  ѓримм,  в  своей
"ѓерманской  мифологии", выражал понЯтие счастьЯ  и  блаженства,  исполнениЯ
всех благ, и  он полагает, что слово  Wunsch, желание, происходит от  Wunjo,
означающего  блаженство (Wonne),  радость,  или  всЯкого рода  совершенство.
ѓримм считает поэтому  пережитком древнего  Языческого словоупотреблениЯ  то
обстоЯтельство,  что  некоторые  из  поэтов  тринадцатого века  олицетворЯют
желание, представлЯют  его в виде могучего творческого существа, и при  этом
ѓримм замечает,  что у  них в большинстве случаев на  место слова  "желание"
можно поставить слово  "бог". …сли он,  однако,  при этом отличает  значение
желаниЯ в позднейшем словоупотреблении, когда оно  означает стремление к тем
благам и совершенствам, которыми обладает бог, от значениЯ  первоначального,
то  не  следует  упускать из виду,  что  первоначально  в понимании  Языка и
религии желание  и  предмет желаниЯ отождествлЯлись. —то Я хочу  иметь, то Я
имею ведь в воображении; чем Я  желаю быть - здоровым, богатым, совершенным,
- тем ведь Я и ЯвлЯюсь в  воображении; потому что,  когда  Я желаю  длЯ себЯ
здоровьЯ,  то  Я  себЯ  представлЯю  здоровым.  €менно поэтому желание,  как
таковое, есть божественное существо, сверхъестественнаЯ волшебнаЯ  сила, ибо
оно сыплет на менЯ из рога изобилиЯ фантазии все силы и блага, какие  только
Я  себе пожелаю.  ‘  Языческим  желанием дело обстоит,  как  с  христианским
благословением. ЃлагословлЯть - это то же,  что желать блага, благословение,
стало быть, то же,  что желание, но  благословение означает также и предмет,
то благо,  которое желают себе и  другим. "Џоэтому  и в писании,  -  говорит
‹ютер  в  своем  толковании  благословениЯ,  -  обычна форма речи:  дай  мне
благословение, разве у тебЯ нет больше благословениЯ? - что значит:
     дай  мне что-нибудь из  добра,  хлеба, платьЯ.  €бо  это ведь все божьи
дары, и то,  что  мы имеем, мы  имеем  через  благословение бога,  и  потому
благословение  означает  и  дар  божий,  который  он  дает  нам  через  свое
благословение". ђазличие между божественным желанием,  или благословением, и
человеческим  желанием,  или  благословением,   лишь  то,  что  божественное
желание,  или   благословение,  есть  человеческое   желание,   исполненное,
осуществленное.  Џоэтому бог  называетсЯ желанием на  том же  основании,  на
каком  бог  вообще  может  и  должен быть  охарактеризован как  человеческое
желание  счастьЯ, удовлетворенное в  фантазии,  - может и  должен по  той же
причине, по  какой "молитва" называетсЯ "всемогущей", по какой  божественное
всемогущество есть не что иное, как превращенное в конкретное существо или в
качестве такого существа представленное всемогущество человеческой молитвы и
человеческого желаниЯ.
     ђелигиЯ,  подобно  поэзии, изображает  как  бы  действительно,  как  бы
чувственно  существующим  то,  что  существует  лишь  в  представлении,  она
превращает желание, мысли, воображение, душевные настроениЯ в действительные
существа, отличные от человека. ‚ера в колдовство и волшебство имеет как раз
своим источником то, что люди приписали желанию власть  и силу, выходЯщую за
человеческие  пределы и действующую  во  вне, что они уверовали в то,  что с
человеком действительно приключитсЯ беда, если  ему ее накликать. ђимлЯне  и
греки  представлЯли  себе  пожеланиЯ мстительного  чувства,  пожеланиЯ  зла,
проклЯтиЯ в виде богов или больше богинь, то есть в виде существ, приводЯщих
проклЯтиЯ  в  исполнение,  осуществлЯющих  пожеланиЯ   мести.  “  одних  они
назывались  „иры  (Dirae),  у  других  Ђры  (Ђгае). Ќо  то,  что относитсЯ к
проклЯтию, относитсЯ  и  к благословению. "‚  свЯщенном  писании,  - говорит
‹ютер в своем толковании ЊоисеЯ,  - имеютсЯ  действенные благословениЯ, а не
только благословениЯ-желаниЯ, -  благословениЯ, которые определенным образом
влиЯют,  которые фактически дают  и  с  собою приносЯт то,  что заключено  в
словах...  …сли,  таким образом, Я сказал:  дай бог,  чтобы  тебе простились
грехи,   то  это  можно   назвать  благословением  любви.  Ѓлагословение  же
обетованиЯ  и  веры и приносимых  даров  гласит так: "Я отпускаю  тебе  твои
грехи"". ќто именно  значит, что вера, воображение превращают субъективное в
объективное, представлЯемое в действительное, желаемое  в осуществленное. Ќо
так как человек, само собой разумеетсЯ, заключает свои желаниЯ  - все равно,
добрые, или злые, благословениЯ, или худые посулы,  - в определенные слова и
формулы, то он именно этим формулам, словам, именам приписывает выходЯщие за
человеческие  пределы  конкретные  действиЯ,  то  есть волшебные силы.  ’ак,
например,  религиозные  римлЯне верили в то, что можно  известными формулами
молитвы и волшебства производить дождь и непогоду и прогонЯть их,  что можно
заколдовать плоды  на  поле, оберечь  дома  от  пожара,  излечивать  раны  и
болезни, приковывать  к месту людей,  которые собираютсЯ  бежать.  ’ак еще и
поныне старобаварцы верЯт в то,  что можно кого-нибудь "замолить до смерти",
то есть убить молитвами.  €менно благодарЯ этой вере или  этому  суеверию  и
происходит то,  что  люди опасаютсЯ произнести  слова  или  названиЯ  вещей,
которых  они боЯтсЯ, потому  что вместе с  именем, как  они  воображают, они
приворожат себе  и предмет или взвалЯт его  себе на  шею. ‘евероамериканские
дикари до такой  степени  боЯтсЯ мертвецов,  что даже  не  произносЯт  имени
умершего, что оставшиесЯ в живых и носЯщие то же  имЯ берут  другое имЯ. Ћни
верЯт,  следовательно,  что  покойник  -  как   мертвец,  как  привидение  -
существует до  тех  пор,  пока его называют, и представлЯют  себе,  что  он,
напротив того, не существует более, если  он длЯ  них больше не  существует,
что его нет, если они его себе не мыслЯт, не называют.  ’ак, греки и римлЯне
верили  в то, что знамение, предзнаменование лишь тогда оказывает  действие,
когда на него обращают  внимание, что, разумеетсЯ, совершенно верно, потому,
что оно  оказывает хорошее  или дурное  действие  в том  случае, если мы ему
придаем  радостное или  печальное  значение.  ’очно  так же  многие  народы,
большинство из них  в детском или первобытном состоЯнии, верЯт, что если они
видЯт во сне мертвецов, то мертвецы к ним действительно приходили;
     они вообще  считают  образ,  представление  о  каком-либо  существе,  о
каком-либо предмете за самое существо, за самый предмет. Ќекультурные народы
верЯт даже в  то, что душа  во времЯ сна выходит из  тела, чтобы  бродить, и
направлЯетсЯ  в  такие места,  куда фантазиЯ переносит  человека во сне; они
считают,  таким образом,  подобные  путешествиЯ  во  сне  за  действительные
путешествиЯ, ту ложь и те сказки, какие преподносит им фантазиЯ, - за истину
и  факты.  ѓренландцы верЯт даже в то, что и в бодрственном  состоЯнии  душа
отделЯетсЯ от тела  и предпринимает путешествиЯ, потому, что ведь и во времЯ
бодрствованиЯ  часто  переносишьсЯ  мысленно  в  далекие  места,  находишьсЯ
духовно не там, где телесно.
     Њы  имеем,  впрочем, в этих  представлениЯх лишь  чувственные,  грубые,
бросающиесЯ в глаза примеры того, как вообще человек превращает субъективное
в  объективное,   то   есть   делает  чем-то  существующим   вне   мышлениЯ,
представлениЯ,  воображениЯ  то,  что  существует  только  в  его  мышлении,
представлении, воображении;
     он  поступает  так  тогда, когда то, что  он  представлЯет  себе,  есть
предмет, свЯзанный с его стремлением к счастью, предмет, которого он желает,
как блага, боитсЯ, как зла; потому что как страх, так и любовь, потребность,
влечение к  чему-нибудь делает человека слепым, так что он ничего другого не
видит, кроме того,  что  он именно любит и чего желает, забываЯ из-за  этого
все  остальное.  €ли, иначе  выражаЯсь:  человек  превращает в  существа  не
безразлично каждое представление,  каждый объект воображениЯ, каждую мысль и
желание,  но главным  образом  те, которые  теснейшим образом свЯзаны  с его
собственным существом, которые ЯвлЯютсЯ характерным выражением его существа,
которые  именно поэтому длЯ него  так же действительны,  как его собственное
существо,  имеющее  длЯ него характер необходимости,  потому  что именно эти
представлениЯ заложены в  его  существе.  ’ак, Язычники  считали своих богов
действительными существами,  потому что они  не  могли себе  мыслить  других
богов, потому что только эти боги  соответствовали  их Языческому  существу,
отвечали  их  Языческим потребностЯм  и  желаниЯм.  Ќаоборот,  христиане  не
сомневаютсЯ в  том,  что  боги Язычников  - лишь  воображаемые существа,  но
только потому, что те блага, которые эти боги раздавали, те желаниЯ, которые
эти  боги  исполнЯли,  ЯвлЯютсЯ в  представлении истинных христиан суетными,
ничтожными   желаниЯми.   Џо   представлению   истинного  христианина,   нет
необходимости  быть  здоровым, -  к  чему,  стало  быть,  бог  здоровьЯ?  Ќе
необходимо  быть богатым,  -  к  чему,  стало быть,  бог  богатства?  Џо  их
представлению необходимо лишь то, что ведет к вечному небесному  блаженству.
Љороче говорЯ:  христианин  считает лишь те  мысли, представлениЯ,  созданиЯ
воображениЯ  за  действительные  существа, которые совпадают и свЯзаны с его
христианским  существом,  которые   ЯвлЯютсЯ  отражением  его   собственного
существа, которые его собственное существо опредмечивают. ’ак, христианин не
сомневаетсЯ в истинности и  действительности бессмертиЯ, другой  жизни после
смерти, а  между тем  эта жизнь существует лишь в его представлении,  в  его
воображении. €  не  сомневаетсЯ  он потому,  что это  воображение  свЯзано с
христианским  существом,  уносЯщимсЯ  за  пределы  действительности.  €менно
потому,  что  человек  верит  лишь  в  бога,  который  выражает  и  отражает
собственное  существо  человека, потому что он  считает  лишь  то мысленное,
представленное им себе или  воображаемое существо действительным  существом,
которое находитсЯ  в гармонии с его интимнейшими сердечнейшими желаниЯми.  -
€менно поэтому Я и высказал в "‘ущности христианства" то положение, что вера
в бога есть не что  иное,  как вера человека в самого  себЯ, что  он в своем
боге  ничего  другого  не  почитает,  ничего  другого  не  любит,  как  свое
собственное  существо,  что  именно  поэтому  ЯвлЯетсЯ  ныне  нашей  задачей
превратить  это  бессознательное,  извращенное,  фантастическое почитание  в
почитание сознательное, честное и разумное.

        „‚Ђ„–Ђ’њ ‚Ћ‘њЊЂџ ‹…Љ–€џ.
     —еловек, таким образом,  превращает  свои  чувства,  желаниЯ,  продукты
своего  воображениЯ,  представлениЯ  и мысли в существа,  то  есть, чего  он
желает,  что он представлЯет себе, что он  мыслит, имеет  длЯ  него значение
вещи, находЯщейсЯ за пределами  его головы, хотЯ она  только  в голове его и
сидит. "‚се предметы  мысли, - говорит  Љлейбер  о религии  Ћрмузда  в своей
"‡енд-Ђвесте", но  то, что он говорит,  имеет значение  и  длЯ каждой другой
религии,  только  предметы  там  иные,-все предметы  мысли (то есть в данном
случае  все  различиЯ  мысли  или существа  мысли) ЯвлЯютсЯ  одновременно  и
действительными существами и вместе с тем и предметами  почитаниЯ". Ћтсюда и
происходит то, что человек поставил вне  себЯ ничто,  которое ЯвлЯетсЯ  лишь
мыслью,  словом,  и  пришел к бессмысленному представлению о том, что раньше
мира  было ничто  и  что  даже  мир был  создан из этого  ничто. Ќо  человек
превращает  главным образом в  вещи, в существа, в богов, только  те мысли и
желаниЯ,  которые имеют  отношение  к его личности.  ’ак, например, - дикарь
превращает каждое болезненное ощущение в  злое существо, терзающее человека,
каждый образ своего воображениЯ, нагонЯющий  на  него  страх  и  ужас,  -  в
дьЯвольское  привидение.   ѓуманный  человек  превращает  свои  человеческие
чувства в божественные существа. €з всех греков одни лишь афинЯне, по словам
”оссиЯ, воздвигали алтарь состраданию, сочувствию. ’ак  общественный человек
превращает в богов  свои  политические желаниЯ  и идеалы.  ’ак  в ђиме  была
богинЯ  свободы,  которой  ѓракх  построил  храм;  так  имело  свой  храм  и
единодушие;  так  же точно и  общественное  здравие, честь, словом, все, что
представлЯетсЯ  общественному  человеку, имеющим особую важность.  Ќаоборот,
царство  христиан не было  царством мира сего; они смотрели  на небо, как на
свое отечество. Џоэтому первые христиане не  праздновали, подобно Язычникам,
день своего рождениЯ, но праздновали день смерти человека, потому что  они в
смерти видели не только конец этой жизни, но  в то же времЯ  и начало новой,
небесной  жизни.  ‚  этом  их  отличие от  Язычников,  все  существо которых
растворЯлось  в  атмосфере  естественного  и  гражданского   мира.   Џоэтому
христиане превращали  в существа  лишь те  желаниЯ,  мысли  и представлениЯ,
которые  имели отношение к этому их отличию,  к  этому их существу. џзычники
делали  богом человека во всей его телесности, христиане делают богом только
духовное и душевное существо человека. •ристиане отделЯют от своего бога все
чувственные свойства, страсти и потребности,  но только потому,  что они  их
отбрасывают мыслью и от своего собственного существа,  потому что они верЯт,
что и их существо  и их дух, как  они выражаютсЯ, отделитсЯ от этой телесной
скорлупы  и оболочки,  что они когда-нибудь будут существами, которые больше
не едЯт и не пьют, которые будут чистыми духами.
     ’о, чем человек в  действительности еще не ЯвлЯетсЯ, но чем он - как он
надеетсЯ и  верит - когда-нибудь станет;  то, что поэтому есть лишь  предмет
желаниЯ,  страстного  влечениЯ,  стремлениЯ  и,  следовательно,  предмет  не
чувственного  воззрениЯ, а  лишь фантазии, воображениЯ, то называют идеалом,
или же,  иначе, прообразом.  Ѓог человека  или народа, по  крайней мере того
народа, который не  остаетсЯ  постоЯнно  на одном и том же месте, на  уровне
примитивности,  который  хочет  идти  вперед, который  именно поэтому  имеет
историю,  - ибо историЯ имеет свое  основание в стремлении человека,  в  его
тЯге к совершенствованию, к тому, чтобы добитьсЯ достойного существованиЯ, -
бог такого народа  есть  не что  иное,  как  идеал.  "Ѓудьте совершенны, как
совершенен отец ваш небесный",-говоритсЯ в  Ќовом завете. Ђ в  ‚етхом завете
говоритсЯ: "џ господь бог ваш: освЯщайтесь и будьте свЯты, ибо Я свЯт". …сли
поэтому  понимать под религией  не  что-либо  иное,  как  культ  идеала,  то
совершенно правы  те, кто  называет  уничтожение религии  бесчеловечным, ибо
необходимо,  чтобы  человек  ставил  себе  цель своего стремлениЯ, известный
образец.  Ќо  идеал,  каким  он ЯвлЯетсЯ  в  качестве предмета религии,  и в
частности  христианской   религии,   не  может  быть  нашим  образцом.  Ѓог,
религиозный идеал, есть, правда,  всегда человеческое существо;  но при этом
так, что множество свойств, принадлежащих действительному  человеку, от него
изъЯто;
     он не все  человеческое существо; он  только  нечто от человека, нечто,
выхваченное из всего целого, "афоризм" человеческой  природы. ’ак, христиане
вырывают у человека дух, душу из тела и делают этот вырванный, лишенный тела
дух своим  богом.  „аже  Язычники,  как,  например,  греки,  которые  делали
человека, так сказать, во всей его телесности богом, даже они делали фигурой
своих  богов  человеческую  фигуру  лишь постольку,  поскольку  она ЯвлЯетсЯ
предметом  длЯ  глаза,  но  не  предметом  длЯ  телесного осЯзаниЯ. •отЯ  на
практике, в жизни, при исполнении культа они  и обращались со своими богами,
как  с действительными людьми, приносили им даже еду и  напитки,  но все  же
боги  в  их   представлении,  в  их  поэзии  были  существами  отвлеченными,
существами  без  плоти  и  крови. ‚  еще большей  степени  это  относитсЯ  к
христианскому богу.  Ќо  как может отвлеченное, не  чувственное, бестелесное
существо,  существо  без телесных  потребностей, влечений и страстей от менЯ
требовать,  чтобы Я,  существо  телесное, чувственное,  действительное,  был
подобен  ему,  был на него похож? Љак может оно быть  законом, образцом моей
жизни и деЯтельности? Љак может оно вообще предписывать  мне законы? —еловек
не  понимает бога,  говорит  теологиЯ,  но  бог также не  понимает человека,
говорит  антропологиЯ.  —то   может  знать  дух  о   чувственных  влечениЯх,
потребностЯх и страстЯх?
     Ћткуда  же законы морали, кричат  верующие,  если бога  не  существует?
ѓлупцы! ‡аконы, соответствующие человеческой природе, имеют своим источником
лишь человека. ‡акон,  который  Я  не могу выполнить, который  превышает мои
силы,  не  есть закон длЯ менЯ, не  есть человеческий закон; но человеческий
закон имеет поэтому и человеческое происхождение. Ѓог может все, что угодно,
то есть все вообразимое, и поэтому  он может и от человека потребовать также
всего, что угодно. ’очно так же, как он может  сказать людЯм: вы должны быть
совершенны и свЯты, как Я, точно таким же образом он может сказать людЯм: Ѓ›
не  должны  есть и пить,  ибо Я, господь бог  ваш, также не  ем и  не пью. ‚
глазах  бога  еда  и питье  нечто в  высшей степени непристойное, не свЯтое,
животное. ‡аконы, которые бог дает человеку,  то есть законы, имеющие  своим
основанием и целью существо отвлеченное и именно поэтому существующее лишь в
воображении,  непригодны   поэтому  длЯ  человека,  имеют  своим  следствием
величайшее  лицемерие, ибо Я не могу быть человеком, не отрицаЯ  моего бога,
или величайшую противоестественность, как это  доказала историЯ христианства
и  других  подобных религий. Ќеобходимым  последствием  духовного,  то  есть
абстрактного, отвлеченного  существа,  или  бога,  которого  человек  делает
законом своей жизни, ЯвлЯетсЯ истЯзание, умерщвление плоти, самоумерщвление,
самоубийство.  Џричиной  материальной  нищеты  христианского  мира  ЯвлЯетсЯ
поэтому в конечном счете  духовный бог, или идеал. „уховный бог печетсЯ лишь
о  спасении  души,  а  не  о  телесном  благополучии  человека.  €  телесное
благополучие находитсЯ даже в величайшем противоречии со спасением души, как
то говорили уже  благочестивейшие  и  лучшие христиане.  ‚место религиозного
содержаниЯ человек  должен в настоЯщее времЯ поставить себе  поэтому  другой
идеал.  Ќаш  идеал - не  кастрированное,  лишенное  телесности,  отвлеченное
существо,  наш  идеал,   это   -   цельный,  действительный,   всесторонний,
совершенный,  образованный  человек.  Љ нашему  идеалу должно  относитьсЯ не
только  спасение души, не  только  духовное совершенство, но и  совершенство
телесное, телесное благополучие и здоровье.  ѓреки и  в этом отношении своим
примером  ЯвлЯютсЯ  длЯ  нас  светочами, указующими путь.  ’елесные  игры  и
упражнениЯ входили в состав их религиозных празднеств.
     ‘ религиозным идеалом,  далее, свЯзываютсЯ всегда различные неразумные,
даже  суеверные  представлениЯ.  „ело  в  том, что религиЯ представлЯет этот
идеал  в  то же времЯ  и  как  существо,  от воли  которого  зависит  судьба
человека,  как существо  личное, или,  во всЯком случае, самостоЯтельное, от
человеческого существа отличное, которое  человек  должен почитать, любить и
боЯтьсЯ,  к  которому,  короче говорЯ, он должен  обращатьсЯ со  всеми  теми
своими  ощущениЯми  и умонастроениЯми,  которые  можно  испытывать  лишь  по
отношению к  действительному,  живому  существу. —еловек  не имеет  никакого
представлениЯ,  никакого  предчувствиЯ   другой   действительности,  другого
существованиЯ, кроме чувственного, физического. ђелигиЯ представлЯет поэтому
идеал, хотЯ он и  ЯвлЯетсЯ существом, живущим  только в  мыслЯх,  или только
моральным, - существом одновременно и  физическим.  Ћна превращает существо,
ЯвлЯющеесЯ лишь  в представлении человека высшим  существом или образцом длЯ
подражаниЯ, в  существо,  которое есть первое и само по себе, в существо, от
которого произошли все остальные чувственные телесные существа и от которого
они зависЯт в своем  бытии. ‚ том и заключаетсЯ бессмыслица религии, что она
цель  человека  делает  началом мира,  принципом природы.  ’ак как  он  себЯ
чувствует  и  сознает зависимым от своего идеала,  так как он чувствует, что
без этой цели он ничто, что  он вместе с нею терЯет и смысл, и основу своего
бытиЯ, то он верит также и в то, что  мир  не может  существовать без  этого
прообраза, что он без него - ничто. ќто человеческое тщеславие, которое дает
себЯ  знать не  только  в блестЯщем  мундире государства,  но и  в смиренном
монашеском   или  свЯщенническом   облачении   религии,  это  -   употреблЯЯ
современное  выражение  -  романтика, отводЯщаЯ  своему  религиозному идеалу
первое место  и даже  приносЯщаЯ в жертву все  прочие вещи длЯ  того,  чтобы
выразить этим  свое почитание, Љак влюбленный, по крайней мере романтический
влюбленный, видит, как перед ним исчезают добродетели и прелести всех других
женщин по сравнению с его возлюбленной, как она в его глазах - единственнаЯ,
несравненнаЯ, чьЯ красота не поддаетсЯ описанию и есть образец  и воплощение
всех женских добродетелей и прелестей, так что на долю других женщин  ничего
не  остаетсЯ,  то  есть  они  лишены всех прелестей, которыми завладела  эта
единственнаЯ, точно  так же относитсЯ человек  и  к идеалу своей религиозной
любви. ‚се другие вещи и  существа  превращаютсЯ в ничто по сравнению с ним,
ибо  он  есть  воплощение  всех добродетелей,  всех совершенств.  Ѓытие всех
других  вещей  ему  как  таковое  непонЯтно,  потому  что  безразлично,  как
романтическому влюбленному  бытие всех других женщин; но так как они все  же
существуют,  несмотрЯ  на   его  религиозный  идеал,  который  один  достоин
существовать, то ему  приходитсЯ выдумывать  какое-нибудь,  хотЯ бы  и самое
плохое  основание их бытиЯ; и он его находит в их, правда, весьма отдаленном
сходстве с его религиозным идеалом, находит лишь в том, что они все же имеют
в  себе нечто божественное,  нечто,  хотЯ и весьма  мало совершенное,  так и
романтический влюбленный оказывает другим женщинам ту милость, что оставлЯет
их жить рЯдом с его единственной,  потому что  все  же они  имеют  некоторое
сходство  с  нею.  ‚едь другие женщины  - тоже женщины,  точно так же, как и
другие существа суть так же существа, как и божественное существо.
     ‚  силу  этого только что  изложенного основаниЯ,  но,  разумеетсЯ,  не
только в  силу  его  одного,  и выходит,  стало  быть,  что  человек  своему
религиозному идеалу уделЯет первое место среди всех существ и все  остальные
существа  заставлЯет возникнуть  не только после  него, но также и  из него.
Џосле него заставлЯет он их возникнуть потому, что они по своему достоинству
ниже  его, потому что он первое по достоинству существо  делает  и первым по
времени, потому  что  человек, а  именно человек древнего мира,  из которого
религиЯ  вышла,  рассматривает старейшее,  более  раннее,  как  нечто  более
высокое, чем  то,  что  более  молодо и  ново;  из  него же,  из идеала,  он
заставлЯет   их  произойти  лишь   в  силу   отрицательного,  а   потому   и
несущественного основаниЯ, лишь  в  силу своего невежества, лишь потому, что
он  не знает, откуда  бы их произвести ему. Ќапример, "„ревность стоит ближе
всего к богам" {–ицерон,  Ћ законах).  Ћдна  ошибка влечет  за собой другую.
Џервой  ошибкой  религии  ЯвлЯетсЯ  то,  что  она  делает религиозный  идеал
первичным,  первым  существом,  второй  ошибкой  -  то,  что  она заставлЯет
остальные существа из него произойти;
     перваЯ   же   ошибка   необходимо   влечет  за  собой   вторую.  "Ћкажи
сопротивление началу!"  - это  положение применимо как  в  религии,  так и в
политике.  Ќо насколько оно общепринЯто и восхвалено  в медицине,  морали  и
педагогике, настолько же оно ославлено в политике, в религии.  ђационализм -
если взЯть пример из области религии, котораЯ ведь ЯвлЯетсЯ предметом нашего
изложениЯ,   -  врачует  и  повсюду  верно  отмечает   очевиднейшие   ошибки
религиозного   верованиЯ,  ЯвлЯющиесЯ,   однако,  ошибками  только  второго,
подчиненного  сорта, основные же  ошибки,  следствием  которых  ЯвлЯютсЯ все
прочие, он  оставлЯет  нетронутыми как неприкосновенные свЯтыни. Џоэтому  на
вопрос  рационалиста,  обращенный  к атеисту,- что  такое  атеизм,  -  ответ
гласит: рационализм есть недопеченный, половинчатый, неосновательный атеизм.
€ли ответ таков: рационализм,  это  - хирург; атеизм- терапевт. •ирург лечит
лишь от  бол