 определЯющий  мотив  своего поведениЯ,  цель своего
мышлениЯ,  источник исцелениЯ своих бед и  страданий в себе самом, а не  вне
себЯ, как  Язычник, или над собой, как христианин. џ не мог, разумеетсЯ, это
доказательство,  в  отношении  к  наиболее интересующему  нас  христианству,
провести  через все отдельные  учениЯ и  представлениЯ  христианства;  Я еще
меньше  мог его  распространить, как Я первоначально имел в виду, на историю
христианской философии. Ќо этого и не нужно, по крайней мере когда дело идет
о  предмете,  каким был  предмет этих лекций, не  нужно  проводить свою тему
вплоть  до единичных и особых  случаев.  ѓлавное, -  это основные положениЯ,
основные тезисы, из которых частные выводы вытекают как простые следствиЯ. €
эти основные  положениЯ  моего  учениЯ  Я  представил,  и  притом представил
наивозможно Ясней. ђазумеетсЯ, Я мог бы быть короче в  моих  первых лекциЯх.
Ќо  менЯ извинЯет то обстоЯтельство, что Я - не академический доцент, что  у
менЯ  нет навыка к лекциЯм, что Я не имел перед собой готовой  тетрадки, и Я
поэтому не  сумел мой материал  соразмерить и соответственно подразделить по
мерке  академического  времени. Ќо  в  моих  лекциЯх  осталсЯ  бы  пробел, Я
закончил  бы  их фальшивой  нотой,  если  б  Я  вздумал  оборвать их на  том
доказательстве, которое Я развивал в  последний  раз,  потому что  Я оставил
нетронутыми  те предпосылки,  исходные  положениЯ или гипотезы,  от  которых
христианин умозаключает к божеству и бессмертию.
     Ѓог,  говорил  Я, есть осуществитель или действительность  человеческих
желаний счастьЯ, совершенства, бессмертиЯ. Љто, стало быть, - можно из этого
заключить, - отнимет  у человека  бога, тот  вырвет у него сердце из  груди.
Ћднако Я оспариваю те  предпосылки, на основании которых  религиЯ и теологиЯ
доказывают необходимость и  бытие  божества  или, что то  же,  бессмертиЯ. џ
утверждаю, что  желаниЯ, которые исполнЯютсЯ  лишь в воображении, или исходЯ
из  которых  доказывают  бытие  воображаемого  существа, ЯвлЯютсЯ  тоже лишь
воображаемыми,  а не действительными, не  истинными желаниЯми  человеческого
сердца;  Я  утверждаю,  что  те  пределы,  которые  религиозное  воображение
преодолевает в божестве или  бессмертии, ЯвлЯютсЯ необходимыми определениЯми
человеческого  существа,  неотделимыми от  него,  а  следовательно, ЯвлЯютсЯ
пределами только в воображении человека. ’ак, например, длЯ человека, отнюдь
не ЯвлЯетсЯ  ограничением то, что он  свЯзан с местом и  временем, что  "его
тело приковывает  его  к  земле",  как  говорит  рационалист, "и мешает  ему
поэтому знать, что делаетсЯ на  ‹уне, на ‚енере".  ’Яготение,  привЯзывающее
менЯ  к  земле, есть  не что иное, как выражение моей  свЯзи с  землей, моей
неотделимости от  нее; что Я такое, если Я порву эту свЯзь с землей? ”антом,
потому  что  Я  по  существу - земное существо. Њое  желание перенестись  на
какое-нибудь  другое  мировое тело есть поэтому  лишь воображаемое  желание.
…сли бы  Я мог осуществить  это желание,  то Я бы  убедилсЯ,  что  это  лишь
фантастическое, глупое желание, потому  что  Я почувствовал бы себЯ в высшей
степени неладно на чужом  мировом  теле  и поэтому  -  к сожалению,  слишком
поздно - понЯл бы, что было бы лучше и разумнее оставатьсЯ на земле.
     …сть много человеческих желаний, которых не понимают,  полагаЯ, что они
стремЯтсЯ  быть  осуществленными  действительно. Ћни хотЯт  оставатьсЯ  лишь
желаниЯми,  они  имеют  цену  лишь  в  воображении; их  исполнение  было  бы
горчайшим  разочарованием  длЯ  человека. ’аким желанием  ЯвлЯетсЯ и желание
вечной жизни. …сли бы это желание исполнилось, то люди пресытились бы вечной
жизнью  и  начали  бы  желать смерти. ‚ действительности человек  не  желает
только  преждевременной,  насильственной,  страшной смерти. ‚се  имеет  свою
меру, - говорит один Языческий философ, -  всем под конец пресыщаешьсЯ, даже
и  жизнью, и человек  желает  поэтому  в конце  концов  смерти.  ЌормальнаЯ,
сообразнаЯ  с природой смерть,  смерть  законченного человека, который изжил
себЯ, не имеет поэтому ничего страшного. ‘тарцы поэтому часто жаждут смерти.
Ќемецкий философ Љант в своем нетерпении не мог дождатьсЯ  смерти,  до такой
степени он  ее  жаждал, но  не  длЯ  того,  чтобы вновь  воскреснуть,  а  из
потребности конца. ’олько неестественный, трагический случай смерти - смерть
ребенка, юноши,  мужа в цвете сил - возмущает нас против смерти и  порождает
желание новой жизни. Ќо как ни страшны, ни горестны подобные случаи длЯ тех,
кто остаетсЯ в живых,  они  уже по тому одному не  оправдывают принЯтиЯ нами
потустороннего мира,  что  эти  отклонЯющиесЯ от нормы случаи -  хотЯ бы они
чаще  встречались, чем  естественнаЯ  смерть,  -  имеют  своим  выводом тоже
отклонЯющийсЯ  от  нормы потусторонний мир, - мир лишь длЯ насильственно или
преждевременно умерших; но подобный странный потусторонний мир был бы чем-то
невероЯтным и противным рассудку.
     Ќо  как желание вечной жизни, так и желание  всеведениЯ и безграничного
совершенства  есть  лишь  воображаемое   желание,  и  влечение   человека  к
безграничному  знанию и  совершенствованию,  Якобы лежащее  в  основе  этого
желаниЯ,  лишь  присочинено  человеку,  как  доказывают  ежедневный  опыт  и
историЯ. —еловек не хочет знать всего,  он хочет  знать лишь то, к  чему  он
питает особую любовь и  склонность. „аже и  человек с  универсальной  жаждой
знаниЯ, что представлЯет собой редкое Явление, никоим образом не хочет знать
всего без различиЯ; он не хочет знать  всех камней, как минералог, или  всех
растений,  как  ботаник;  он  довольствуетсЯ  обобщениЯми,  потому  что  они
удовлетворЯют его склонность к  общему, и  точно так же человек не хочет все
мочь,  а  только то,  к  чему он  чувствует в  себе  особое влечение; он  не
стремитсЯ    к   безграничному,    неопределенному   совершенству,   которое
осуществлЯетсЯ лишь в боге  или  бесконечном  потустороннем мире, а только к
совершенству   определенному,   ограниченному,  к  совершенству  в  границах
определенной  области.  Џоэтому  мы  видим,  что  не  только  отдельные люди
останавливаютсЯ   на   одном   месте,    однажды   достигнув   определенного
миропониманиЯ,   определенной  высоты   развитиЯ  и   совершенствованиЯ   их
наклонностей, но  останавливаютсЯ  даже и  целые народы,  в течение веков не
трогаЯсь с места, сохранЯЯ один уровень. ’ак, китайцы и индийцы еще и поныне
находЯтсЯ  на  том же уровне,  на  котором они стоЯли уже  за тысЯчелетиЯ до
того.  Љак  согласовать  эти  ЯвлениЯ  с  тем   безграничным  стремлением  к
совершенствованию,  которое  рационалист приписывает человеку и  которому он
пытаетсЯ поэтому  уделить место в бесконечном  потустороннем  мире? —еловек,
наоборот, имеет не  только стремление к тому,  чтобы идти вперед, но также и
стремление к отдыху, к остановке на уровне, однажды достигнутом и отвечающем
определенности  его  существа. €з этих противоположных стремлений  рождаетсЯ
историческаЯ  борьба,  борьба  и  нашего  времени.  Џрогрессисты,  или   так
называемые революционеры, стремЯтсЯ вперед,  консерваторы хотЯт оставить все
по-старому, хотЯ они, - будучи большею частью также и верующими, - отнюдь не
принадлежат к  числу  сторонников  застоЯ,  когда речь  идет о  смерти,  но,
наоборот, готовы допустить в потустороннем мире самые радикальные изменениЯ,
самые  революционные  преобразованиЯ   своего  существа,   чтобы  там  иметь
возможность продолжать свое драгоценное существование. Ќо и революционеры не
хотЯт идти вперед до бесконечности,  у них есть определенные цели, достигнув
которых, они останавливаютсЯ и сами делаютсЯ сторонниками застоЯ. Џоэтому за
продолжение нити  истории, которую обрывают старые прогрессисты, как  только
они  достигли цели своих желаний и с тем  вместе пределов  своего существа и
разума, всегда беретсЯ новое, молодое поколение.
     € так же  мало, как у человека имеетсЯ неограниченное влечение к знанию
и совершенствованию,  так  же мало у  него  и  неограниченного,  ненасытного
стремлениЯ  к счастью, не  могущему быть  удовлетворенным  никакими  благами
земли.  Ќаоборот, человек, даже  верЯщий в бессмертие, вполне довольствуетсЯ
земною  жизнью до тех пор, по крайней мере, пока ему хорошо живетсЯ, пока он
не нуждаетсЯ в  самом необходимом, пока  его не постигает какое-либо особое,
тЯжелое несчастье. —еловек хочет только  устранить  беды этой  жизни,  но не
хочет  существенно   иной  жизни.  "ѓренландцы,   например,  помещают  своих
блаженных  под море, потому что из  морЯ они  получают большую  часть  своей
пищи. ’ам, - говорЯт они,- есть хорошаЯ вода и изобилие птиц, рыб, тюленей и
северных оленей,  которых можно  без труда  поймать  или  даже найти  заживо
сваренными в большом котле". Џеред нами здесь пример, образчик человеческого
стремлениЯ к счастью. †еланиЯ гренландца не выходЯт за пределы  его  страны,
его природы: он не хочет по существу других вещей, чем те, которые ему  дает
его  страна; он лишь  хочет, чтобы  то,  что она  ему  дает,  было  хорошего
качества и  в  изобилии. Ћн и на  том свете хочет  продолжать  ловить рыбу и
тюленей. - ’о, что он собой представлЯет, не ЯвлЯетсЯ длЯ него ограничением,
не ЯвлЯетсЯ длЯ него тЯжестью; он не хочет  выходить за пределы своего рода,
из рамок своего положениЯ и  жизненного призваниЯ, -  он хочет лишь  на  том
свете устроить  себе более удобную и легкую ловлю.  Љакое  скромное желание!
Љультурный человек, дух и жизнь которого не привЯзаны к ограниченному месту,
как дух  и жизнь  дикарЯ, не знающего  ничего другого, кроме своей страны, и
разум которого не простираетсЯ дальше нескольких географических миль, имеет,
разумеетсЯ,  не столь ограниченные желаниЯ. Ћн желает - если  оставатьсЯ при
том  же примере - потреблЯть животных и растениЯ не только  своей страны; он
хочет  удовлетворЯть свои потребности и продуктами  самых отдаленных  стран;
его потребности  и желаниЯ, по сравнению с потребностЯми и желаниЯми дикарЯ,
бесконечны; и, тем не  менее, они все же  не выходЯт  ни  из  границ природы
земли,  ни  из  границ  природы  человека. Ќо  по  существу  своему  желаниЯ
культурного  человека  совпадают с  желаниЯми дикарЯ;  он не хочет  небесных
Яств, о которых он ничего не знает;
     он хочет лишь произведений земли; он не хочет упразднить еду вообще, но
только потребление грубых произведений, всецело ограниченных  данным местом.
Ћдним словом:
     разумное  и  сообразное с природой стремление к счастью  не  выходит из
границ  существа человека,  из границ существа  этой жизни, этой  земли; оно
хочет уничтожить лишь  те беды, лишь те ограничениЯ,  которые  действительно
можно уничтожить, которые не необходимы и не принадлежат к сущности жизни.
     Џоэтому желаниЯ, выходЯщие из границ человеческой  природы, или рода, -
как например,  желание  совсем  не  есть,  вообще  не  зависеть  от телесных
потребностей, - суть воображаемые,  фантастические желаниЯ,  а стало быть, и
существо, удовлетворЯющее эти желаниЯ,  и жизнь,  в которой они находЯт себе
удовлетворение, ЯвлЯютсЯ существом и жизнью воображаемыми и фантастическими.
Ќаоборот, желаниЯ, не  выходЯщие из границ человеческого рода, или  природы,
имеющие  свое  основание  не  в  одном  только  беспочвенном  воображении  и
неестественной взвинченности  чувств, но  и  в действительной потребности  и
влечении  человеческой  природы,  находЯт  свое  удовлетворение  в  границах
человеческого рода, в ходе человеческой истории.  ‡аключение о  религиозном,
или   теологическом,  потустороннем  мире,   о  будущей   жизни,   в   целЯх
усовершенствованиЯ  людей находило бы поэтому  себе  оправдание  лишь  в том
случае, если бы человечество оставалось  постоЯнно на том же месте, если  бы
не было истории,  совершенствованиЯ, улучшениЯ человеческого рода на  земле,
хотЯ  и  в  этом случае подобное  умозаключение, если бы даже  и имело  свое
оправдание, не было бы все же на этом основании еще истинным.
     ‘уществует, однако, культурнаЯ историЯ человечества:
     ведь  даже  животные  и растениЯ  с  течением времени  видоизменЯютсЯ и
культивируютсЯ до такой  степени, что мы не можем даже найти и установить их
прародителей в природе! Ѓесчисленное множество вещей, которых не умели  и не
знали наши предшественники, мы умеем  и знаем в настоЯщее времЯ. Љоперник, -
на пример которого Я уже ссылалсЯ, исходЯ  из точки  зрениЯ  антропологии, в
моем "‚опросе о  бессмертии",  но который Я не могу  не повторить  тут,  ибо
считаю его весьма поучительным, -  Љоперник еще  на смертном  одре скорбел о
том,  что ему в  течение  всей его жизни не пришлось ни разу увидеть планеты
ЊеркуриЯ,  как он того ни  желал и  каких  усилий к этому  ни  делал. ’еперь
астрономы видЯт в Ясный день эту планету в свои превосходные телескопы. ’ак,
в  ходе истории,  исполнЯютсЯ  те  желаниЯ  человека,  которые  не  ЯвлЯютсЯ
воображаемыми, фантастическими.  ’ак осуществитсЯ  когда-нибудь  и  то,  что
ЯвлЯетсЯ  теперь  только  желанием,  станет  действительностью  бесчисленное
множество вещей, кажущихсЯ невозможными исполненным предрассудков защитникам
и сторонникам существующих  верований и религиозных учреждений, существующих
социальных  и  политических отношений; бесчисленное множество вещей, которых
мы теперь не знаем, но узнать хотим,  узнают  наши потомки. Џоэтому на место
божества, в  котором находЯт свое  осуществление  беспочвенные  и  безмерные
желаниЯ человека, нам  надлежит поставить человеческий род или  человеческую
природу,  на место религии - образование,  на место потустороннего  мира над
нашей могилой где-то там, в  небесах, - потусторонний мир над нашей  могилой
тут, на земле, историческую будущность, грЯдущее человечества.
     •ристианство поставило  себе целью осуществление неосуществимых желаний
человека,   но   именно  поэтому   оно  оставило   без  вниманиЯ  достижимые
человеческие желаниЯ;  посулив  людЯм  вечную  жизнь,  оно лишило  их  жизни
временной; внушив доверие к помощи бога, оно лишило их довериЯ к собственным
силам; внушив веру в лучшую жизнь на небе, оно отнЯло веру в лучшую жизнь на
земле  и  стремление осуществить подобную  жизнь. •ристианство дало человеку
то, чего он желает в своем воображении, но  именно поэтому не дало ему того,
в  чем он по-настоЯщему, в  действительности нуждаетсЯ  и чего он желает.  ‚
своем  воображении  он  стремитсЯ  к  небесному, преизбыточному  счастью,  в
действительности  -  к земному, умеренному. Љ  земному  счастью принадлежат,
разумеетсЯ,  не богатство, роскошь,  пышность, великолепие,  блеск  и прочаЯ
мишура, но только самое необходимое,  только  то, без чего человек  не может
по-человечески существовать. Ќо какое бесчисленное множество людей нуждаетсЯ
в  самом необходимом! Ќа  этом основании христиане признают свЯтотатственным
или  бесчеловечным  отрицать  потусторонний  мир  и  тем лишать  несчастных,
горемычных этой земли единственного утешениЯ, надежды  на лучший мир. €менно
в этом видЯт они еще  и  ныне нравственное значение потустороннего мира, его
тождественность с божеством; ибо без потустороннего мира нет воздаЯниЯ,  нет
справедливости, котораЯ, по крайней  мере, вознаградила  бы на небесах за их
горести  тех, которые  здесь страдают и  несчастны.  Ћднако этот  аргумент в
защиту потустороннего мира есть лишь предлог, потому что  отсюда вытекали бы
потусторонний мир, бессмертие  только длЯ несчастных, но не длЯ тех, которые
уже  на  земле  были  столь счастливы,  что  нашли необходимые  средства длЯ
удовлетворениЯ и  развитиЯ своих человеческих  потребностей и  наклонностей.
„лЯ последних, из указанного соображениЯ, по необходимости вытекает лишь то,
что они либо после смерти перестают  существовать, потому что  достигли цели
человеческих желаний, или что им на том  свете будет  хуже, чем на этом, что
они  на небесах  займут то место,  которое  занимали когда-то  на  земле  их
братьЯ.  ’ак,  камчадалы и в самом  деле верЯт,  что те, которые здесь  были
бедны,  на том свете будут богаты,  богатые  же, наоборот, будут бедны, дабы
установилось  известное равновесие между состоЯнием на  том и на этом свете.
Ќо  этого  не  хотЯт  и  в  это не  верЯт  те господа  из христиан,  которые
вышеуказанными  соображениЯми защищают потусторонний мир; они  хотЯт там так
же хорошо жить, как и несчастные, как и беднЯки.
     ‘ этим соображением в защиту потустороннего  мира обстоит так же, как и
с тем соображением в  защиту веры в бога, которое у многих ученых  на устах,
говорЯщих, что хотЯ атеизм и  верен, и хотЯ сами они атеисты, но атеизм есть
лишь дело ученых господ, а не  людей  вообще, что  он не есть принадлежность
толпы вообще, народа;  поэтому неудобно, непрактично и даже  свЯтотатственно
открыто  проповедовать  атеизм.  Ћднако  господа, так говорЯщие,  прЯчут  за
неопределенными,  имеющими различные  значениЯ словами "народ"  или  "толпа"
свою собственную нерешительность, неЯсность и неуверенность; народ длЯ них -
лишь предлог. ’о, в чем человек истинно убежден, того он не только не боитсЯ
высказать,  но  и  должен  высказать  открыто. ’о,  что  не  имеет  мужества
выступить на  свет общественности, то не имеет и силы вынести света. Ђтеизм,
страдающий светобоЯзнью,  есть поэтому  недостойный,  пустой  атеизм.  Ћн не
доверЯет  себе,  поэтому  ему  нечего сказать,  нечего  высказать. ’от,  кто
ЯвлЯетсЯ атеистом лишь приватно или скрытно атеистом, тот говорЯт или думает
лишь про себЯ, что нет бога, его атеизм выражаетсЯ лишь в этом отрицательном
положении,  и  это  положение  сверх того  стоит у  него  одиноко,  так что,
несмотрЯ на его атеизм, у него все  остаетсЯ по-старому.  €, на самом  деле,
если  бы атеизм был не  чем иным, как отрицанием, простым  непризнанием  без
содержаниЯ, то он бы не годилсЯ длЯ народа, то есть не годилсЯ бы длЯ людей,
длЯ  общественной  жизни;  да и  внутреннЯЯ ценность  его  была бы ничтожна.
Ћднако атеизм истинный,  не боЯщийсЯ  света,  вместе  с  тем и  положителен;
атеизм отрицает существо, отвлеченное от человека, которое называетсЯ богом,
чтобы на  его  место  поставить в качестве истинного действительное существо
человека.
     ’еизм, вера  в бога, напротив  того, отрицателен; он отрицает  природу,
мир и человечество: перед богом мир  а человек ничто, бог есть и был прежде,
чем существовали мир и люди; он может быть  без них, он  есть олицетворенное
ничто мира  и  человека;  бог может -  так, по  крайней мере,  думает строго
придерживающийсЯ  веры в бога -  каждый  миг  превратить  мир  в  ничто; длЯ
истинного теиста нет власти и красоты природы, нет добродетели человека;
     все отнимает верующий в бога человек у человека и природы, чтобы только
своего  бога  разукрасить  и прославить.  "’олько  бога  следует  любить,  -
говорит,  например,  св.  Ђвгустин,  -  весь  же  этот  мир,  то  есть   все
чувственное,  надлежит презирать". "Ѓог, -  говорит  ‹ютер в одном латинском
письме, - хочет  быть единственным  другом или никаким".  "Љ богу одному,  -
говорит  он  в  другом  письме, - подобает обращать  веру, надежду,  любовь,
поэтому  и  называютсЯ  они  теологическими  добродетелЯми".  Џоэтому  теизм
"отрицателен и разрушителен"; только на ничтожестве мира и человека, то есть
действительного человека, строит он  свою веру. Ќо ведь бог не что иное, как
отвлеченное,  фантастическое,  превращенное  воображением  в самостоЯтельное
существо человека и природы;
     теизм приносит поэтому в жертву действительную жизнь и существо вещей и
людей  простому  существу,  имеющему  свое бытие  лишь в мыслЯх и  фантазии.
Ђтеизм, наоборот, приносит в жертву действительной  жизни и  действительному
существу  мысленное,  фантастическое существо. Ђтеизм  поэтому  положителен,
утвердителен;   он  возвращает  природе  и  человечеству  то   значение,  то
достоинство,  которое отнЯл у них теизм; он оживлЯет природу и человечество,
из которых теизм высосал лучшие силы. Ѓог ревнует к природе, к человеку, как
мы раньше уже  видели; он один  хочет быть почитаем, любим, он хочет,  чтобы
ему  одному  служили; он один хочет  быть  чем-то, все остальное должно быть
ничем,  то  есть теизм  завистлив по  отношению к  человеку и  миру;  он  не
предоставлЯет  им ничего хорошего.  ‡ависть, недоброжелательство, ревность -
разрушительные,   отрицающие   страсти.   Ђтеизм   же    либерален,    щедр,
свободомыслЯщ;  он  предоставлЯет  каждому  существу иметь  свою волю,  свой
талант;  он  от  сердца радуетсЯ  красоте  природы  и  добродетели человека:
радость, любовь не разрушают, а оживлЯют, утверждают.
     Ќо  точно так же, как  с атеизмом,  обстоит  дело и  с неразрывно с ним
свЯзанным  упразднением  потустороннего  мира.  …сли бы это упразднение было
всего только пустым, бессодержательным и безрезультатным отрицанием, то было
бы лучше или, по крайней мере, безразлично, поддерживать ли его  или от него
отказатьсЯ.  Ќо  отрицание  того света  имеет  своим следствием  утверждение
этого;  упразднение лучшей жизни  на  небесах заключает  в  себе требование:
необходимо должно  стать  лучше  на земле; оно превращает лучшее будущее  из
предмета  праздной, бездейственной  веры  в  предмет обЯзанности,  в предмет
человеческой  самодеЯтельности.  Љонечно,  вопиюще несправедливо,  что в  то
времЯ как у одних людей есть все, у других нет ничего;  в  то времЯ как одни
утопают во всех  наслаждениЯх жизни, искусства и науки, другие лишены самого
необходимого. Ћднако неразумно  на этом  основании  базировать необходимость
другой жизни,  где  люди получают вознаграждение  за страданиЯ и  лишениЯ на
земле, так  же  неразумно,  как  если бы  Я из недостатков  тайной  юстиции,
котораЯ до  сих пор у  нас  существовала,  вывел заключение  о необходимости
публичного и устного судопроизводства только на небесах. Ќеобходимым выводом
из  существующих  несправедливостей  и  бедствий человеческой жизни ЯвлЯетсЯ
единственно лишь  стремление их устранить, а отнюдь  не вера в потусторонний
мир,  вера,  котораЯ  складывает   руки   на  груди   и   предоставлЯет  злу
беспрепЯтственно  существовать.  Ќо  на  это можно возразить,  что  бедствиЯ
нашего гражданского и политического мира могут быть устранены; однако что из
того тем, которые от этих  бедствий пострадали и уже  умерли? —то  отошедшим
вообще до  лучшего будущего?  €м, разумеетсЯ, нет пользы от него, но они  не
имеют пользы и от потустороннего мира. Џотусторонний мир всегда приходит  со
своими снадобьЯми слишком поздно; он ценит бедствиЯ после  того, как все уже
прошло,  лишь со смертью  или  после  смерти,  следовательно,  тогда,  когда
человек  уже не имеет  чувства  страданиЯ,  а  следовательно, и  потребности
исцелениЯ; ибо  смерть имеет длЯ  нас  то плохое, - по  крайней мере, до тех
пор, пока живем и  ее себе представлЯем, - что она у  нас отнимает вместе  с
жизнью и  ощущение, сознание  хорошего, прекрасного, приЯтного, но зато и то
хорошее,  что  она  вместе  с ощущением,  сознанием  избавлЯет нас  от  всех
бедствий, страданий и горестных чувств. ‹юбовь, которую создал потусторонний
мир, котораЯ страждущих утешает тем светом, - есть  любовь, котораЯ исцелЯет
больного после того, как он умер, утолЯет жаждущего после того, как он погиб
от отсутствиЯ питьЯ, насыщает голодного после того, как он умер от голода.
     Ћставим  поэтому  мертвых  почивать  в  мире!  Ѓудем в  этом  отношении
следовать  примеру  Язычников!  "џзычники, - говорю  Я  в  своем  "‚опросе о
бессмертии", -  напутствовали  своих  мертвых в могилу словами: "Џусть мирно
почиют  твои кости!"  -  или: "‘пи  с  миром!".  ’огда  как  христиане,  как
рационалисты, кричат в уши умирающему веселое "vivas et crescas in infinitum
(живи и преуспевай во веки  веков)",-или в качестве поэтических врачевателей
душ а 1а доктор ќнзенбарт вколачивают ему  вместо страха смерти страх  перед
богом, как залог его  небесного блаженства". Ћставим, таким образом, мертвых
и позаботимсЯ лишь  о живых! …сли мы в  лучшую жизнь больше не верим, но  ее
хотим,  -  хотим не в одиночку,  а  соединенными силами, - то  мы и создадим
лучшую жизнь,  то  мы  и  устраним,  по  крайней мере, самые  грубые,  самые
вопиющие  и терзающие  несправедливости и бедствиЯ, от  которых  до сих  пор
страдало человечество. Ќо чтобы этого хотеть и это осуществить, мы должны на
место любви к богу поставить  любовь к  человеку, как  единственную истинную
религию, на  место  веры  в бога  - веру  человека  в  самого  себЯ, в  свою
собственную силу, веру в то, что судьба человечества зависит не от существа,
вне его  или  над ним  стоЯщего, а от него самого, что единственным дьЯволом
человека ЯвлЯетсЯ человек  грубый, суеверный,  своекорыстный, злой, но также
единственным богом человека ЯвлЯетсЯ человек.
     ќтими словами, господа, Я  заключаю свои лекции и желаю лишь, чтобы мне
удалась та  задача, которую  Я себе  поставил  в этих  лекциЯх и  которую  Я
изложил еще в самом начале курса, а именно - превратить вас из друзей бога в
друзей человека, из  верующих - в мыслителей, из молельщиков - в работников,
из  кандидатов  потустороннего  мира  -  в  исследователей  этого  мира,  из
христиан, которые,  согласно их собственному признанию и сознанию,  ЯвлЯютсЯ
"наполовину животными, наполовину ангелами", - в людей, в цельных людей.

        Џђ€‹Ћ†…Ќ€џ € Џђ€Њ…—ЂЌ€џ ‹ћ„‚€ѓЂ ”…‰…ђЃЂ•Ђ.
        Љ ‹…Љ–€€ —…’‚…ђ’Ћ‰.
     (1)  ЋбъЯснЯЯ религию  из страха, следует, как Я  указываю в  одной  из
позднейших лекций, иметь  в виду не один лишь низший вид страха, страх перед
тем  или иным  Явлением природы,  страх, который  начинаетсЯ и  оканчиваетсЯ
вместе с морскою бурей,  грозой, землетрЯсением, стало быть, не  временный и
местный  страх, а тот  - не  ограниченный каким-либо определенным предметом,
охватывающий  в своем представлении все, какие  только возможны,  несчастные
случаи, вездесущий, непрестанный,  то есть  бесконечный, страх человеческого
духа.  "—еловек, -  говорит  ‹ютер  в  своем  утешающем  послании  курфюрсту
”ридриху от 1520 г., - легче, спокойнее перенесет все настоЯщие  бедствиЯ  и
злые ЯвлениЯ как менее  значительные,  если он  обратит  свой дух  к будущим
бедствиЯм или злым  ЯвлениЯм, которых так много и  которые столь велики, что
против  них дано  лишь  одно  великое движение духа,  принадлежащее  к числу
важнейших, именуемое страхом...  ’ак и свЯтой Џавел  говорит римлЯнам: ты не
должен  быть самомнителен, но страшитьсЯ или пребывать в  страхе. € бедствие
это  тем  значительнее,  чем  менее известно, в  какой мере и как оно  будет
велико...  ’ак что каждое настоЯщее  бедствие  или  обременение  есть не что
иное, как  напоминание  о великой милости, которой бог нас почтил,  не даваЯ
нам погибнуть под великим изобилием бедствий, отЯгощений и неприЯтностей,  в
которых  мы находимсЯ. €бо что это  за чудо,  когда кто-нибудь  подвергаетсЯ
бесконечным и  бесчисленным ударам и когда тот  же человек, в конце  концов,
поражаетсЯ одним  ударом? ‚едь это милость, что не все удары попали в цель".
"Љаких только бесчисленных несчастий, - говорит Ђвгустин в "ѓраде божьем", -
не  надлежит  человеку  опасатьсЯ извне:  от  жара  и холода,  бурь, ливней,
наводнений, метеоров, зарниц, грома, грозы, молнии, землетрЯсениЯ и обвалов,
от толчков  и испуга или злобы рабочего скота,  от  многочисленных  Ядовитых
трав, от вод, воздушных течений  и животных, от опасных или даже смертельных
укусов хищных зверей, от бешеных собак? Љакие беды  приходитсЯ испытывать во
времЯ  морского путешествиЯ, какие беды на сухопутье? Њожно ли сделать  хоть
один шаг, не подвергаЯсь неожиданным  несчастным  случаЯм?  —еловек  идет  с
базара домой, он падает, имеЯ здоровые  ноги, ломает  себе ногу и умирает от
этой  раны.  —то  может  быть  безопаснее,  чем сидеть на  месте?  € все  же
свЯщенник  ќлий  упал со стула и  от этого  умер".  "Ѓесчисленны, -  говорит
Љальвин в своем "“становлении христианской религии",  - те бедствиЯ, которые
окружают человека и  угрожают ему несчастными смертными  случаЯми. ‚зойди на
корабль  -  ты  окажешьсЯ  лишь  на  шаг  от  смерти. ‘Ядь на лошадь,  - она
оступилась, и твоЯ жизнь в опасности. Џройдись по  улицам города, -  сколько
черепиц на  крышах,  стольким же смертельным опасностЯм ты подвергаешь себЯ.
‚озьми нож в руки - перед тобой ЯвнаЯ смерть. ‚зглЯни на диких зверей -  они
все тебе на погибель снабжены оружием. —то может быть, следовательно,  более
жалким, чем  жизнь  человеческаЯ?"  € христианский поэт г-н „. ‚.  ’риллер в
своих "Џоэтических размышлениЯх, противопоставленных размышлениЯм атеистов и
натуралистов" высказываетсЯ по этому поводу следующим образом:

     Људа б ни обратил ты взоры,
     Џовсюду смерть свои дозоры
     ђасставила - о человек! -
     —тоб сократить земной твой век.

     Ћгонь, и град, и ветр, и воды, -
     ‘тихии грозные природы, -
     ‘винец и порох, дым и Яд:
     ‚се гибелью тебе грозЯт.

     Љрючок и сталь, топор и стрелы,
     Љолеса, нож и плод незрелый,
     ‘молу, известку, грЯзь, песок -
     €спользовать все может рок.

     џйцо иль косточка от сливы,
     Љусочек Яблока червивый -
     ‚се - смерти на руку; ей грош,
     —тоб погубить тебЯ, хорош.

     Љирпич, упавший ненароком,
     €спользован быть может роком:
     ™иты ничтожных черепах
     ’ебЯ повергнуть могут в прах.

     € нет таких на свете тварей -
     ‚ сравненьи с нами жалких парий -
     —тоб им при случае злой рок
     Ќас уничтожить не помог.

     € черви - пасынки природы -
     Ќам часто сокращают годы;
     Љ нам через уши или рот
     —ервЯк легко находит вход.

     €так, смирись, сын праха бренный,
     € помни, что во всей вселенной
     ’ебЯ повсюду и всегда
     ѓотова подстеречь беда.

     Ќам в бытие путей немного:
     Љ нему одна ведет дорога;
     Љогда же к смерти нам идти, -
     ’огда бесчисленны пути.

     Ћднако довольно с нас духовного ’риллера, хотЯ он и далеко не кончил!
     Ќо каким же образом  из человеческого  страха рождаютсЯ боги? ђазличным
путем. …сли, например, человек менее чувствителен  к добру,  чем к злу, если
он слишком легкомыслен или безрассуден, чтобы обращать внимание на жизненное
благо, то у него имеютсЯ лишь злые боги;
     если  представление о  зле  и  ощущение  его находЯтсЯ  в  равновесии с
представлением  о добре и с его ощущением,  то  у человека одинаково имеютсЯ
как добрые,  так и злые боги; если  же  представление о добре и ощущение его
преобладают над представлением  и  ощущением зла, то его бог -  бог  добрый,
побеждающий   власть  злого.  €ли:   страх  есть  либо  положительное,  либо
отрицательное  основание  религии  или божества;  то есть религиЯ происходит
либо  из раболепства, либо из оппозиции к страху. ‚  первом случае создаютсЯ
страшные, злые боги, во втором - добрые.  ‘трах есть зло,  и отношение к злу
либо  страдательное,  либо активное;  либо Я  предоставлЯю ему  действовать,
отдаюсь ему, хотЯ  и против воли,  либо сопротивлЯюсь, на него реагирую. ’ак
из  реакции против  страха  перед бесчисленным множеством  возможных  бед  и
смертельных   опасностей,   постоЯнно   представлЯющихсЯ   неЯсно   фантазии
боЯзливого ума  человека в  качестве  злых духов,  возникает представление о
бесконечно благом существе, о всемогущей любви, котораЯ столь же много может
сделать добра, как страх - сделать зла, котораЯ может предохранить от всЯких
бед,  и  в воображении  действительно предохранЯет.  €менно отсюда, из этого
вездесущего страха, и проистекает то, что политеистическаЯ вера или суеверие
населЯет   всЯкое   место,   всЯкий  угол,  всЯкую   точку   в  пространстве
богами-охранителЯми  или  охранителЯми-духами.  ’ак,   например,   Џруденций
говорит,  полемизируЯ против  ‘иммаха: "‚ы  имеете обыкновение  врата, дома,
термы,  конюшни наделЯть особыми  гениЯми,  вы  присочинЯете  многие  тысЯчи
гениев  ко всем  площадЯм и  частЯм  города,  чтобы  каждый  угол имел  свое
привидение". …сли поэтому  ученые господа, несмотрЯ на  бесчисленные алтари,
воздвигнутые людьми в честь страха, все же не считают его божеством и притом
первым  божеством, то происходит это лишь потому, что  они из-за деревьев не
видЯт  леса. „ело в том, что божественнаЯ любовь не простираетсЯ дальше, чем
человеческий страх, ибо она может  делать добро лишь в тех пределах, в каких
страх  творит зло; вечно небо любви, но вечен и ад страха; бесчисленны толпы
ангелов,  которых посылает в  мир  любовь,  но  бесчисленны  также  и  толпы
дьЯволов, которых  посылает страх; любовь  доходит  до  самого начала  мира,
страх же - до самого конца его; любовь создала первый день мира, страх же  -
его последний, судный день. Љороче говорЯ, там, где творческое всемогущество
человеческого   страха  прекращаетсЯ,   там  прекращаетсЯ  и   всемогущество
божественной  любви.  Ѓлизкий нам  пример происхождениЯ религии из страха  и
реакции против него мы имели в происхождении протестантизма, а именно:
     лютеранства, которое возникло из ужаса,  из страха перед бесчеловечным,
гневным, ревнивым богом, который в ‚етхом завете  сам  называетсЯ ужасом или
страхом €зраилЯ, который, не считаЯсь  с человеческой природой и не питаЯ  к
ней какого-либо чувства, требует от человека, чтобы тот  был подобен ему, то
есть  чтобы  человек   был  не  человеком,  живым  существом,   а  моральным
привидением,   воплощенным  законом.  Ќо  ‹ютер   был,  несмотрЯ   на   свое
первоначальное монашеское  и свЯщенническое  звание,  слишком  практичной  и
чувственно крепкой натурой, чтобы он мог молитвами, постом, самоумерщвлением
принести себЯ в жертву  тому богу, чье одно  уже имЯ  - аддай - ведет  свое
происхождение от опустошениЯ, истреблениЯ.  ‹ютер хотел быть не  ангелом,  а
человеком; он был в  теологии теологом,  борющимсЯ против теологии; он желал
действительного  средства  против  злого  существа  теологии,  котораЯ,  под
предлогом  примирениЯ  с  богом,  приводит  человека в  противоречие  с  его
собственным  существом,  котораЯ  отравлЯет  человеку  кровь в сердце желчью
божественной  ревности,  котораЯ сжигает  в  голове  его  мозг адским  огнем
божественного  гнева,  котораЯ уже за одно  простое стремление человека быть
человеком осуждает его на вечную  смерть. ‚раждебное  человеку злое существо
христианской  теологии  с  классической резкостью  нашло  свое  выражение  в
особенности в Љальвине: "‚се  вожделениЯ  плоти, -  как  будто и  вожделение
вечной жизни не есть плотское вожделение, - ЯвлЯютсЯ грехами";
     "всЯкий грех есть смертный грех"; "закон,  - говорит Џавел,  - духовен;
этим он указывает, что закон требует не  только послушаниЯ души, духа, воли,
но и ангельской чистоты, котораЯ, будучи свободна от всЯкой плотской  грЯзи,
стремитсЯ лишь  к духу". ЉакаЯ дьЯвольскаЯ бессмыслица под маскою ангельской
дуста!  Ќо  так  как он  средства  против  устрашающих образов  религии  или
теологии искал в самой теологии  или религии, то есть искал средства  против
злого существа, бесчеловечного  бога в человечном боге,  подобно  тому,  как
человек, исповедующий  естественную  религию,  в  человеческой природе  ищет
средства  против  природы  бесчеловечной, - тунгус,  например, в религиозной
человеческой   эпидемии   ищет  целительного   средства   против   природной
нечеловеческой  эпидемии,  - то понЯтно само собой, что лечение не было и не
могло быть радикальным. ќто доказывают письма ‹ютера, представлЯющие большой
психологический  интерес,  потому  что  они  показывают  нам различие  между
общественной личностью ‹ютера и его частной личностью, между силою  веры  на
кафедре и силою или, вернее,  бессилием ее у домашнего очага,  - показывают,
как  мало  он на  собственной  личности испытал влиЯниЯ  веры, внушаемой  им
другим,  как   приносЯщей  блаженство,   как  постоЯнно   его   преследовали
устрашающие  образы  его  собственного религиозного воображениЯ.  Љ счастью,
‹ютер, несмотрЯ на свои теологические  предрассудки, находил еще рЯдом и вне
религии  или теологии целительные средства против  силы греха, ада, дьЯвола,
или, что то же, гнева божиЯ. ’ак,  в одном  латинском письме к ‹. ‡енфелю он
пишет, что и музыка дает человеку то, что, вообще говорЯ, дает человеку лишь
теологиЯ, а именно: веселие и спокойствие, что дьЯвол, виновник всех забот и
нарушений  мира,  почти  так  же бежит  от  голоса музыки, как  и  от  слова
теологии. €  даже в одном письме к ѓ. ‚еллеру  он пишет, что  порой  следует
пить, играть, шутить и даже грешить, наперекор дьЯволу и в насмешку над ним,
чтобы не давать ему повода  длЯ упреков совести по поводу мелочей. ‚оистину,
хотЯ  и  весьма  антитеологическое, но  именно  поэтому  в  высокой  степени
испытанное антропологическое целительное средство!

        Љ ‹…Љ–€€ Џџ’Ћ‰.
     (2) (‘тр. 528). …сть ли чувство зависимости или сознание зависимости, -
и то и другое неразделимо в  человеке, "чего  Я  не  знаю, то оставлЯет менЯ
холодным", - верное универсальное понЯтие или  выражение длЯ  субъективного,
то  есть   человеческого  (и  притом  практического,  а  не  теоретического)
основаниЯ  религии?  Џод   этим  номером  Я  собрал  рЯд  вопросов,  которые
составлЯют  элементы  или  фрагменты  самостоЯтельного  сочинениЯ,  которое,
однако,  Я  при  ненадежности  всех предприЯтий в результате нашей  ужасной,
безотрадной политики тотчас же присоединил к  этим  лекциЯм, и поэтому прошу
благосклонного читателЯ  ознакомитьсЯ с ними  лишь  после окончаниЯ  лекций.
•отЯ Я привел уже достаточно  доказательств  длЯ утвердительного  ответа  на
этот  вопрос,  Я  все  же  хочу  привести  еще  несколько,  но  уже из  мира
классических  Язычников, а не христиан, и  не только потому, что  у христиан
зависимость "твари"  от "независимой  причины"  сделалась  даже  техническим
термином  их  теологии  и  метафизики,  но  также  и  потому,   что  древние
классические  народы  в  противоположность  христианам  не  подавлЯли  и  не
скрывали первоначальных  естественных чувств  и  настроений человека,  - ибо
тезис ЏлиниЯ:  у греков природа обнажена, применим и здесь, -  не жертвовали
ими в угоду условному, догматическому понЯтию бога, и потому Явили нам как в
политике,  таи и в религии  поучительнейшие  интереснейшие примеры того, как
возникало понЯтие бога.  "‚се  люди,  -  говорит  ѓомер в Ћдиссее,  -  имеют
потребность  в  богах".  Ќо  что такое  потребность, как  не  патологическое
выражение зависимости?  Џо  этому  случаю  Я  должен заметить, что  источник
противоположности  между человеческим и божественным как в  "‘ущности веры",
так и  в "‘ущности  христианства" и источник чувства зависимости в "‘ущности
религии" сводЯтсЯ к одному с тою лишь разницею, что перваЯ противоположность
обЯзана  своим  существованием  больше рефлексии, размышлению  над  чувством
зависимости. …сли люди нуждаютсЯ в богах, то это ведь  необходимое следствие
того,  что боги имеют то, чего недостает  людЯм, что, стало быть, отсутствие
потребностей у божества составлЯет  противоположность  человеческой нужде, -
противоположность,  которую  позднейшаЯ  греческаЯ  мысль  или  философиЯ  и
выразила  определенным образом, хотЯ уже  и у  ѓомера божественное существо,
как   эфирное,   блаженное,   бессмертное,   всемогущее,   противополагаетсЯ
обремененному,   жалкому,  смертному,  немощному   существу  человека,   но,
разумеетсЯ, противополагаетсЯ  на  чрезвычайно  добродушный или  поэтический
лад, так  что противоположность  между  бескровными  богами  и полнокровными
людьми  уничтожаетсЯ  в  прозрачной  влаге, текущей  в  жилах богов.  Ћднако
вернемсЯ опЯть к Ћдиссее. "Ћт бога, - говорит  ѓомер,  - идет разное разным,
добро и зло идет от ‡евса, ибо он царит со всемогуществом" (дословно: ибо он
все  может).  "Ќевозможно, чтобы смертные  оставались постоЯнно без сна, ибо
боги предписали людЯм мору  и  цель каждой вещи". ‡ависимость  человека  ото
сна,  необходимость  сна  есть,  стало  быть, мойра  - божественный рок  или
судьба. € сам сон есть божественное существо, "властитель  смертных людей  и
бессмертных богов". "’ак  менЯетсЯ  понимание  смертных обитателей  земли по
мере того, как отец,  который господствует, приносит иные дни". ‚ счастливые
дни  он заносчив, в несчастные - малодушен, но эти дни зависЯт от отца богов
и людей.  "’ам, на небесах, - говоритсЯ в €лиаде,-  исход битвы находитсЯ  в
руках бессмертных богов". Љогда Ћдиссей и ЂЯкс состЯзались в беге и были уже
близки  к цели, то Ђфина-Џаллада, по просьбе ЋдиссеЯ,  поставила препЯтствие
на пути ЂЯкса: он споткнулсЯ о бычачий помет, и Ћдиссей выиграл первый приз.
’аким образом, победит ли человек или окажетсЯ побежденным, достигнет ли  он
беспрепЯтственно  цели или  по  дороге поскользнетсЯ,  это зависит от богов.
"…сли, - говорит ѓезиод, -  корабль пуститсЯ в  путь в надлежащее времЯ,  то
корабль  у  тебЯ не будет изломан,  и море не  уничтожит людей,  если только
колебатель  земли,  Џосейдон, или  ‡евс,  царь  бессмертных,  не  предрешили
заранее  гибели,  ибо  в  их  власти  как  добро,  так  и  зло".  "Ћт  тебЯ,
досточтимаЯ! - говоритсЯ в  гомеровском гимне в  честь праматери ‡емли, - от
тебЯ  исходит изобилие детей и изобилие плодов, от  тебЯ зависит, дать жизнь
или  взЯть ее у  смертных людей; счастлив тот, кого  ты благосклонно чтишь в
своем сердце,  ибо у него все имеетсЯ  в избытке". "Њолись  богам, - говорит
”еогнид,  - ибо велика их  сила и  ничто  не случаетсЯ без участиЯ богов, ни
доброе,  ни  злое".  "‘уетны наши  мысли; мы,  лю