насаждать среди
краснокожих христианство, сам прониксЯ духом индейцев настолько, что осталсЯ
жить среди них, перенЯл их обычаи -- и счел это огромной удачей своей жизни.
     ЌельзЯ  без  гордости за  ум  и  душу советского  писателЯ читать такие
строки:
     "...есть  в ћжных  штатах что-то свое,  собственное, особенное,  что-то
удивительно милое, теплое. Џрирода? Њожет быть, отчасти и природа. ‡десь нет
вылощенных пальм и магнолий,  начищенного солнца, как  в Љалифорнии. Ќо зато
нет  и сухости пустыни, котораЯ все же чувствуетсЯ там. ћжные  штаты  -- это
страна сельских ландшафтов, лесов и печальных песен. Ќо, конечно, не в одной
природе дело. „уша ћжных штатов -- люди. € не белые люди, а черные".
     ‚от что увидел €льф в  Ђмерике. ќто было  последнее, что  он  увидел  и
рассказал.   ’акими  великолепными   словами  окончилась   его  литературнаЯ
деЯтельность.
     Ћна окончилась очень рано, и мы чувствуем, как тЯжела наша утрата.
     Љак  жаль,  что больше нет с нами  €льфа,  милого  €льфа, неповторимого
человека, нашего друга, спутника молодости!
     џ хочу повторить слова поэта Ђсеева, сказанные им у гроба €льфа: "Ћн из
тех людей, которым можно доверить жизнь",

        ЏЂЊџ’€ €‹њ”Ђ <sup>1</sup>
     €льф был  моим близким приЯтелем.  џ жил с  ним  в  одной комнате.  ќта
комната  была  нам  предоставлена  редакцией  газеты  "ѓудок",  где  мы  оба
работали. Љомната была  крошечнаЯ.  ‚ ней  стоЯли две широкие так называемые
тахты -- глаголем, то есть одна перпендикулЯрно вершине другой.
     <sup>1</sup> ‚  годовщину смерти  €льи  €льфа, в  апреле  1938 года,  в
Њосковском  университете  состоЯлсЯ  вечер его памЯти. ‚ыступали  ‚. Љатаев,
…вгений  Џетров,  ‹ев  Ќикулин  и  другие.  Љлуб  был заполнен  студенческой
молодежью.  †дали выступлениЯ одного из  самых близких друзей €льфа --  ћриЯ
Ћлеши, Ћднако ћрий Љарлович не смог приехать  из ‹енинграда и прислал мне (Я
работал тогда в университете) с M. M. ‡ощенко свою речь
     ђукопись сопровождалась извинительной запиской  и одновременно просьбой
прочитать  ее  на вечере.  џ обратилсЯ к ќммануилу  Љаминке, который  охотно
принЯл на  себЯ эту почетную  задачу (в этот вечер он выступал с фельетонами
€льфа и Џетрова). Џомню, рассказ Ћлеши был принЯт очень и очень тепло.
     Ќедавно Я перебирал  свой архив и, обнаружив  эту рукопись, решил,  что
она представит интерес длЯ читателЯ.
     Џ. ‹авут

     Џросто -- два пружинных матраца на низких витых ножках. ‚ те годы слово
"тахта" очень часто употреблЯлось в  среде, котораЯ  хотела жить хорошо. ќто
был   символ   приобщениЯ  нашей  жизни   к  какой-то  роскоши,  к  какой-то
стабилизации  мира, отдыхавшего  после войны. ќтого отдыха у нас не было.  Ћ
мире  и процветании …вропы  мы отзывались презрительно. ’ак же презрительно,
как презрительно  относились  к пружинным,  купленным на ‘ухаревке матрацам,
именуемым тахтами, с презрением  и вместе с тем с горечью, так  как отдых не
такое уже  плохое  дело,  ведь,  в конце концов,  отдых  не  всегда  достоин
высмеиваниЯ, а бывает иногда и честным и заслуженным.
     џ  писал роман. ‚се Я  прочитывал €льфу,  --  он  говорил  правду,  что
хорошо, что плохо. Џрослушав одно место, он сказал "сладко", и теперь Я тоже
знаю,  что  значит сладко. Ћн посмеивалсЯ надо  мной,  но  мне  было приЯтно
ощущать, что он ко мне относитсЯ серьезно и, кажетсЯ, уважает менЯ. €льф сам
не  писал ничего. „ома длЯ  себЯ  --  насколько помню -- ничего. €ногда  это
удивлЯло менЯ: почему он не пишет? Ћн лежал на тахте и думал о чем-то, вертЯ
жесткий завиток  волос на лбу. Ћн много думал. —то-то от  обращениЯ старшего
брата с  младшим было в его отношении ко мне. €, как в отношениЯх со старшим
братом,  Я кое-чем  делилсЯ  с  ним, а кое-что  скрывал. Ќе  все  говорил --
выбирал.  —то можно  сказать ему, что нельзЯ. —то  покажетсЯ ему глупым, или
неинтересным, или слишком  личным.  Ѓыло, значит,  важно,  как  этот человек
отнесетсЯ к тебе. Џожалуй, он всегда подтрунивал,  но когда он улыбалсЯ, его
губы  складывались  в такую одобрЯющую улыбку, что было видно, что это очень
добрый,  очень  снисходительно и доверчиво относЯщийсЯ к людЯм  человек. …му
очень нравилось вообще, что Я пишу роман.
     Њы  были  одесситы.  Џочти  одновременно   приехали  в  Њоскву,   и  он
чрезвычайно серьезно относилсЯ к тому обстоЯтельству, что Я вообще пишу, что
пишет Љатаев, Ѓагрицкий, что он  покамест не пишет и  т. д. ЏовторЯю, сам он
много  лежал и  думал. —итал.  —то?  Ћчень много книг.  ‡апомнилось,  что он
особенно  хвалил  рЯд книг,  описывавших  сражениЯ империалистической войны,
сухопутные  и  морские.  Ћчень  много  знал  он в этой  области:  романтику,
географию, приключениЯ войны.  ђаботали мы, повторЯю,  в  "ѓудке". “же много
писалось о  том, как  замечательна работа €льфа-газетчика. Ћна проходила  на
моих  глазах. Џрофиль €льфа  на фоне большого  окна одной  из  комнат „ворца
’руда Я вижу Явственно до сих пор.
     †изнь  даетсЯ один раз, молодость есть молодость. ‚сегда кажетсЯ, когда
проходЯт годы, что это  еще не главнаЯ  жизнь, что  будет какаЯ-то настоЯщаЯ
жизнь, а это все черноваЯ. Ђ между тем жизнь  пишетсЯ  только набело. „ворец
’руда,   его  сад,  кусты  сирени,  лестница,  лаковые  коридоры,  выход  на
‘олЯнку...
     ‚се  это было нашей молодостью. Њосква  сильно изменилась с тех  пор. џ
уже не  могу  сразу  сообразить,  проходит  ли  трамвай "Ђ" мимо Љремлевской
стены, обращенной к реке, как проходил он тогда -- чудный весенний трамвай с
раскрытыми окнами, как бы рассекавший волну зелени, той удивительной зелени,
котораЯ бывает весною в Њоскве.
     €льф  любил  копченую  колбасу,  которую ел  во  времЯ  чтениЯ, нарезаЯ
аккуратными  кубиками.  Џотом  он засыпал, повернувшись  к  стене и  положив
пенсне на стол.  Ђ потом он гулЯл.  Ћн  очень  любил прогулки и всегда после
этих прогулок приносил домой  необычайные рассказы о том, что видел,  с  кем
разговаривал, о чем думал. ќти рассказы были  поразительны. €ногда настолько
полны воображениЯ,  Яркости и  мастерства, что, слушаЯ, Я  даже кое-чего  не
слышал, так как начинал думать о самом авторе и восхищатьсЯ им. Ќи разу этот
человек  не сказал пошлости или общей мысли. Љое-чего он не договаривал, еще
чего-то  самого  замечательного.  €, видЯ €льфа, Я думал, что гораздо важнее
того,  о чем человек может говорить, --  это то, о чем человек молчит. ‚ нем
(в молчании) он очень широко обнимал мир...
     …стественно, когда говоришь о художнике, то суждение распадаетсЯ на три
части.  •удожник  как личность,  художник как  таковой  и художник  как член
общества.  Љакова  была личность €льфа?  Ћн очень часто рассказывал о детЯх,
всегда почти на его  пути встречались какие-то мальчики  и девочки, какие-то
детские компании. Ћн чрезвычайно им сочувствовал и понимал их, подмечал, что
самое  в  них  смешное, чего они  хотЯт,  почему балуютсЯ, лезут  на  крыши,
сговариваютсЯ  о  чем-то   в  подворотнЯх,  собирают  абрикосовые  косточки,
мастерЯт какие-то механизмы, читают на подоконниках.  ќтот мир привлекал его
внимание  необыкновенно. Њожно  не сомневатьсЯ, что "’ом ‘ойер" был одной из
любимых его книг.  Џриехав  в Ђмерику, он посетил  город, где  мальчиком жил
Map"  ’вен. €нтерес  к  детЯм много говорит о личности человека.  ‘мотрЯ  на
детей, думаешь о будущем как  о чем-то непременно хорошем.  €льф  улыбалсЯ и
сдвигал брови,  разговариваЯ с мальчиками, и ни к одной из детских фантазий,
ни к одному открытию, или  предположению,  или  умозаключению  не  относилсЯ
пренебрежительно. ’аков был  €льф как человек. ‘о свежей, свободной душой --
сам  похожий  на  мальчика,  замечавший на  улице  волшебные  вещи,  которые
замечают  только  дети,  называвший  себЯ зевакою  и поворачивавший  во  все
стороны,  как  скворец, свою голову  в кепке  с большим козырьком. Џрохожий,
разговаривающий с  детьми,  -- это очень  редко, это почти  сказка. ќто  так
редко, что  длЯ  иллюстрации художники выбирают именно этот момент. €льф был
прохожим, который разговаривает с детьми.
     €льф  говорил ту  или  иную метафору.  ‚друг.  Ћтдельно. "‚ы знаете? --
говорил  он.  --  џ  видел знаете что?"  --  и  он  выкладывал  великолепное
сравнение. ’ак сказал он однажды, что видел девушку, у которой прическа была
прострелена тюльпаном. € еще однажды и тоже о девушке, что, ноги ее в чулках
были похожи на кегли. ќто давно было  сказано, лет десЯть  тому назад. Ќигде
не написано.  џ до  сих пор  помню  это, и, часто передаваЯ тому  или  иному
товарищу различные выдумки,  выражениЯ, находки,  сюжеты  моих  литературных
друзей,  Я никогда не спутаю,  что  это сказал  именно €льф. ’ак  же часто Я
повторЯю одну фразу из "„венадцати стульев", что где-то грустно повествовала
гармошка. Њожет  быть, это сказал  Џетров --  это не важно.  …сли  бы это не
понравилось  €льфу,  Џетров  бы  не  настаивал.  —удеснаЯ  фраза  о  грустно
повествующей гармошке.
     €льф  был  художником,  который удивлЯлсЯ  миру.  “дивлЯютсЯ разно: как
странно! как  непонЯтно! Ђ  €льф  удивлЯлсЯ: как  красиво! ќто самое  чистое
удивление, и  оно  делает  художника.  €льф с  юности размышлЯл о ‡ападе. Ћн
хотел  увидеть, побывать в …вропе,  в  Ђмерике. ќстетически он ощущал  ‡апад
через  французскую живопись, через  литературу. ’огда мы были резко оторваны
от  ‡апада. Ѓлокада еще продолжалась, видоизменЯлась. „о нас доходили  слухи
об  экспрессионистах,  о  —арли  —аплине.  ’ехника  наша была бедна.  ’олько
случайно в иностранных журналах  могли мы увидеть новейшие машины. –елый мир
открывало  нам  кино. ‡а пошлыми  сюжетами  видели мы конкретный  мир вещей:
обстановку,  одежду, автомобили,  предметы домашнего  обихода. ‚се  это было
чрезвычайно далеко от нас, недостижимо призрачно, как сам экран, где все это
мерцало! џ помню, какое огромное впечатление  произвела на €льфа заграничнаЯ
кинохроника, где  были  кадры матча между Љарпантье и „емпсеем на первенство
мира по боксу, -- событие, захватившее в те времена весь мир.
     “же   зрелым  человеком  €льф   побывал  на  ‡ападе,  результатом  была
превосходнаЯ книга "ЋдноэтажнаЯ Ђмерика".
     —то больше всего понравилось €льфу на  ‡ападе? ќто так неожиданно и так
великолепно --  так свежо  и  свободно, так по-детски  и так  могущественно.
Џрочтите книгу.  ‘  наибольшей теплотой и восторгом  €льф говорит о том, что
индейцы  не хотЯт разговаривать с  белыми. Ђ  в другом месте сказано: "ћжные
штаты хороши не природой, не превосходными реками и лесами. ‹учше всего  там
люди. € не белые люди, а черные". ’аков был €льф как член общества. Ћбщество
он признавал только социалистическое, где люди не ненавидЯт угнетенные расы,
а как дети восторгаютсЯ ими.

     <b><i>‹…‚ ‘‹Ђ‚€Ќ
     џ ‡ЌЂ‹ €•</i></b>
     ‚ записках этих рассказано больше об  €льфе.  …вгениЯ Џетрова Я знал не
то  чтобы меньше,  чем €льфа, но иначе. ‘  Џетровым Я был хорош.  Ђ с €льфом
близок  просто   биографически   --   общаЯ   молодость.  Ћтсюда   некотораЯ
количественнаЯ  неравномерность  в воспоминаниЯх. ’олько отсюда, а отнюдь не
от предпочтениЯ одного из этих писателей другому.
     Ќо  от той же былой  близости с €льфом вспоминать о нем труднее. Ѓывает
так, что  то, что ты считаешь главным, в глазах других не имеет значениЯ.  Ђ
иногда  оказываетсЯ,   что  какаЯ-нибудь   мелочь,  котораЯ   кажетсЯ   тебе
незначительной,  она-то  и  есть  главное,  через  которое  становитсЯ виден
человек. “лыбка, мимолетное слово, жест, поворот головы, миг задумчивости --
такие,  казалось бы,  крохотные  подробности существованиЯ -- в сумме  своей
сплетаютсЯ в прочную жизненную ткань образа.
     Ќо  вот  опасность,  пожалуй,  самаЯ  распространеннаЯ  в  этом   жанре
воспоминаний: незаметно  длЯ  самого мемуариста его рассказ о почившем друге
перерастает в  воспоминаниЯ  о  самом себе.  Љак  бы  мы негодовали, если бы
скульптор, создаваЯ памЯтник писателю,  придал ему свои черты! Ђ в мемуарной
литературе такаЯ подмена портрета автопортретом не  раз  сходила писателЯм с
рук.
     —тобы  воссоздать  образ €льфа,  нужны очень тонкие  и точные штрихи  и
краски. Њалейший пережим -- и образ этого особенного человека будет огрублен
и оболган, как это, между прочим, бросаетсЯ в глаза, когда читаешь некоторые
воспоминаниЯ о —ехове. Љак это ни  странно на первый взглЯд, но  ’олстой  со
всей  своей   гениальной   сложностью  и  бурной  противоречивостью  гораздо
Явственнее и  правдивее встает в  воспоминаниЯх  современников, чем —ехов. €
это понЯтно. ’олстой очень  мощно, очень  кипуче  самовыЯвлЯлсЯ. Ђ к  —ехову
пробитьсЯ трудно сквозь броню его сдержанности, его  деликатных иносказаний,
его полутонов, его закрытого душевного мира.
     Ќо и €льф был из людей этого рода.  Џетрова изобразил ‚алентин Љатаев в
романе "•уторок в степи" в образе  Џавлика.  Џетров послужил  прототипом длЯ
фигуры следователЯ в  превосходной маленькой  повести  Љозачинского "‡еленый
фургон".  Љ €льфу  и  не подступались.  Џопробуй-ка изобрази этого человека,
замкнутого и вместе общительного, жизнерадостного,  но  и грустного в  самой
своей веселости...
     ‹юди, знавшие  €льфа, сходЯтсЯ на  том, что он был добр и мЯгок. ’ак-то
это  так. „обрый-то он добрый, мЯгкий --  мЯгкий,  но  вдруг как  кусанет --
долго будешь зализывать рану и жалобно скулить в углу.  Ќичего не может быть
хуже,  чем обсахаривание  облика почивших  учтивыми некрологами, всеми этими
посмертными культами личности, не менее вредными, чем прижизненные. „а, €льф
был мЯгок, но и непреклонен, добр, но  и безжалостен. "‡а письменным  столом
мы  забывали  о жалости", -- пишет …вгений  Џетров  в своих воспоминаниЯх об
€льфе.
     ђаскрывалсЯ   €льф  редко  и  трудно.  Ѓыл   он  скорее  молчалив,  чем
разговорчив. Ќе  то  чтобы он был молчальником, но с большей охотой  слушал,
чем говорил. ‘лушаЯ, €льф  вникал в собеседника: какой  он, "куда" он живет?
‡агадка человека была  длЯ него  самой  заманчивой. ’ак повелось  у €льфа  с
молодости. Ќикто  из нас не сомневалсЯ, что €лЯ,  как мы его называли, будет
крупным писателем. …го понимание людей, его почти безупречное чувство формы,
его способность эмоционально  воспламенЯтьсЯ, проницательность и глубина его
суждений говорили о его значительности как художника еще тогда, когда он  не
напечатал  ни  одной  строки.  Ћн писал,  как  все мы.  Ќо в  то  времЯ, как
некоторые из нас  уже начинали печататьсЯ,  €льф  еще ничего не опубликовал.
’о,  что  он писал,  было  до  того нетрадиционно,  что редакторы с  испугом
отшатывались от его рукописей.
     Њежду тем, сатирический дар его сложилсЯ  рано. €льф родилсЯ  с мечом в
руках. Љогда  читаешь  его  "‡аписные книжки",  видишь, что ранние записи не
менее блестЯщи, чем те, что сделаны в последний год его жизни.
     ‚ пору  молодости,  в 20-х  годах,  €льф увлекалсЯ  более  всего  тремЯ
писателЯми: ‹есковым,  ђабле и ЊаЯковским. Ќадо  понЯть,  чем в то времЯ был
длЯ нас ЊаЯковский. …го поэзиЯ прогремела,  как открытие нового мира  -- и в
жизни и в искусстве. Ћ ЊаЯковском написано много. Ќо до сих пор никто еще не
оценил той исключительной роли, которую сыграл ЊаЯковский в деле привлечениЯ
умов и сердец целого  поколениЯ  к подвигу ЋктЯбрьской  революции,  когда он
бросил свою гениальную личность и поэзию на чашу весов коммунизма.
     ќту первую, юношескую влюбленность в  ЊаЯковского €льф пронес через всю
жизнь. …вгений Џетров  совершенно справедливо пишет в своих воспоминаниЯх об
€льфе: "€льф очень любил ЊаЯковского. …го все восхищало  в нем. €  талант, и
рост,  и виртуозное владение словом, а больше всего литературнаЯ честность".
’ут же замечу,  что чувство это было взаимным. ЊаЯковский высоко ценил €льфа
и  Џетрова.  Џьесы  "Љлоп"  и  "ЃанЯ"  поЯвились  после  романа  "„венадцать
стульев",  которым  ЊаЯковский  всегда  восхищалсЯ,  и  было  бы   интересно
проследить,  как  это  отношение  ЊаЯковского  к  романам  €льфа  и  Џетрова
отразилось в его сатирических пьесах.
     ЊаЯковский,  ‹есков, ђабле были  как  бы стихийной литературной школой,
которую проходил €льф,  ибо он, как  и Џетров, принадлежал  к тому поколению
писателей, когда еще не существовало литературных  институтов. ’ем не  менее
писатели как-то поЯвлЯлись на свет божий.
     ’огда в Ћдессе было два или три литературных кафе. Ћдно из  них  носило
несколько  эксцентрическое  название  -- "Џэон  IV", почерпнутое  из  стихов
€ннокентиЯ Ђнненского: "...Ќазвать вас вы, назвать вас ты, пэон второй, пэон
четвертый..."
     Ќа  эстраду  этого  "Џэона IV" входил  €льф,  высокий  юноша,  изЯщный,
тонкий. Њне он казалсЯ даже красивым (правда, не все соглашались со мной). ‚
те годы  €льф был худым; он располнел только в последний период жизни, когда
болезнь вынудила его усиленно питатьсЯ и мало двигатьсЯ;  начав  полнеть, он
обшучивал поЯвившеесЯ у  него  брюшко  как  нечто  отдельное от  себЯ, вроде
какого-то  добродушного  домашнего  животного,  которое  лежало  у  него  на
коленЯх.
     Ћн стоЯл на подмостках, закинув  лицо  с нездоровым румЯнцем  -- первый
симптом  дремавшей в нем легочной болезни, о которой, разумеетсЯ,  тогда еще
никто не догадывалсЯ, -- поблескиваЯ  крылышками пенсне и улыбаЯсь  улыбкой,
всю своеобразную  прелесть  которой невозможно  изобразить словами и котораЯ
составлЯла, быть  может,  главное обаЯние его физического существа, -- в ней
были и смущенность, и ум, и вызов, и доброта.
     ‚ысоким голосом €льф читал действительно необычные  вещи, ни поэзию, ни
прозу,  но  и то  и  другое,  где мешались лиризм  и ирониЯ,  ошеломительные
раблезианские  образы  и  словотворческие  ходы,  напоминавшие  ‹ескова.  Ћт
ЊаЯковского  он  усвоил, главным образом,  сатирический  пафос, направленный
против  мерзостей старого мира и призывавший  к  подвигу строительства новой
жизни.  ‚  сущности, это осталось темой €льфа на всю жизнь.  € хотЯ многое в
юных  стихах его было выражено  наивно,  уже тогда  он  умел  видеть  мир  с
необычайной стороны.  Ќо эта необычайнаЯ сторона оказывалась наиболее прЯмым
ходом в самую суть ЯвлениЯ или человека.
     —итал €льф  неожиданно хорошо. џ говорю "неожиданно", потому, что  €льф
никогда  не  проЯвлЯл  "выступательских"   наклонностей.   ќто,  пожалуй,  и
отразилось  в известном  афоризме €льфа и Џетрова: "Џисатель должен писать".
€льф воздерживалсЯ  от  выступлений и  в одесской  писательской  организации
"Љоллектив поэтов", где наша литературнаЯ юность протекала, можно сказать, в
обстановке вулканически-огненных обсуждений и споров. „а и позже,  уже когда
€льф и Џетров  стали популЯрными писателЯми, эта часть -- устные выступлениЯ
-- лежала на Џетрове.
     Ђ вот в пору своей юности, "допетровский"  €льф читал свои произведениЯ
хорошо. „а и не только свои. Ѓыли случаи (на моей памЯти их два), когда €льф
сверкнул  актерскими  способностЯми.  ѓруппа  молодых  одесских  литераторов
затеЯла постановку пьесы Љальдерона "†изнь есть соЯ". €льф там играл одну из
ролей. ‚торой случай: несколько литераторов  во  главе с ќдуардом  Ѓагрицким
поставили и сыграли поэму Ѓагрицкого "•арчевнЯ". Џостановка эта состоЯлась в
литературном кафе "Њебос"  ("Њеблированный остров"). €льф играл роль  одного
из  путников.  Ћн  вел ее изЯщно и весело, но быстро  утомлЯлсЯ. Њы тогда не
подозревали о болезненности €льфа. ќто был человек с таким отменным душевным
здоровьем, что нам  не приходила  в голову мысль о его физической хрупкости.
Џравда,  и тогда уже прорывались  кое-какие  признаки  ее. Ћн,  например, не
выносил длинных прогулок.
     Љогда веселой оравой сбегали мы с высокого обрывистого  берега к  морю,
€льф оставалсЯ один наверху. Њы долго видели снизу его одинокий  неподвижный
силуэт.  ‚  юношеском  эгоизме  своем  мы  забывали  о  нем.  Ћн  ждал  нас.
‚ернувшись, мы принимались подтрунивать над ним. Ќу, тут он брал свое,-- кто
же мог состЯзатьсЯ с €льфом в  остроумии! ‘ам Ѓагрицкий с его ошеломительным
сарказмами сдавалсЯ.
     €  только  много  позже,  уже  в  период   славы  €льфа,  друзьЯ  стали
догадыватьсЯ  о  физической  слабости  его  и  о   том,   что  автомобильное
путешествие  €льфа и Џетрова  по американскому континенту, которое произвело
на свет такую превосходную книгу, как "ЋдноэтажнаЯ Ђмерика", имело длЯ €льфа
такие же роковые последствиЯ, как длЯ —ехова поездка на ‘ахалин.
     ‚последствии,   когда  €льф   стал   известным  писателем,  жизнь   его
наполнилась беспрерывной спешкой на всЯкие  заседаниЯ,  собраниЯ, комиссии и
т. п. ‘уета эта изнурЯла его, и он сказал однажды:
     -- џ решил больше не спешить. Ћпоздаю так опоздаю!
     € действительно, он перестал  торопитьсЯ. Ќо это не помогло. Ћн опоздал
в главном: вовремЯ позаботитьсЯ о своем здоровье.
     Џри всей своей хрупкости €льф был человеком смелым. ќто видно не только
по его  литературной  деЯтельности.  џ  помню  столкновениЯ,  в  которых  он
заставлЯл отступать хулиганов.  €, кажетсЯ, мало кому известно, что €льф был
некоторое времЯ  в красных партизанских частЯх в годы гражданской  войны. Ћн
почти никому не  говорил  об этом. €з  скромности? „а,  вероЯтно. “же будучи
известным  писателем,  €льф  подарил  свою  книгу  одному полюбившемусЯ  ему
офицеру  войск  ЊѓЃ  и  сделал  на  книге надпись:  "Њайору  государственной
безопасности от сержанта изЯщной словесности". Ћднако подчеркивать, что €льф
был  скромен,  --  это все равно что  подчеркивать,  что  €льф умел  дышать.
‘кромность была у €льфа, как и у Џетрова, безусловным рефлексом.
     “поминаю  об этом не потому, что до сих пор времЯ от времени попадаютсЯ
примитивные  характеристики  €льфа и  Џетрова, в стиле  той  снисходительной
аттестации, что  выдал им  один критик: "’алантливые  и честные сатирики". €
уже совершенно  умилительна  наивность, с какой  автор  неких воспоминаний о
…вгении  Џетрове  восхищаетсЯ  такими  его качествами, как добросовестность,
вежливость, искренность, внимание к человеку. Ќадо ли говорить, что душевное
богатство €льфа и Џетрова не исчерпывалось элементарной порЯдочностью! ‚ них
было кое-что побольше.
     Љ  бессодержательной  и  высокопарной  болтовне  €льф  питал  особенное
отвращение.  Ќапыщенные   банальности   немедленно  вызывали  в  нем   остро
насмешливую реакцию. Љак-то  спускались  мы с ним по  лестнице „ома  ѓерцена
(где ныне ‹итературный  институт). „ва критика стоЯли на площадке и о чем-то
горЯчо  разговаривали.  Њы  остановились,  чтобы  закурить.  €  тут  до  нас
донеслись  обрывки  разговора.  ЋказываетсЯ,  они спорили о романах €льфа  и
Џетрова. Ћдин из критиков, горЯчась, восклицал:
     -- Ќет, вы мне все-таки скажите определенно: €льф  и Џетров Явление или
не Явление?
     €льф   посмотрел   на   менЯ,   усмехнулсЯ    характерной   длЯ    него
насмешливо-доброжелательной улыбкой и шепнул:
     -- џвление меж тем спускалось по лестнице. Ћно курило...
     €льф -- и не только он один, а всЯ семьЯ, в которой он родилсЯ и вырос,
-- представлЯет  собой  поразительный  пример  той  силы,  которой  обладает
врожденное призвание.
     €х было четыре брата.  €льф был третьим по старшинству. Ћтец их, мелкий
служащий, лавировавший на грани материальной  нужды, решил  хорошо вооружить
своих  сыновей  длЯ  житейской борьбы.  Ќикакого  искусства!  Ќикакой науки!
’олько  практическаЯ профессиЯ!  ‘таршего  сына,  Ђлександра,  --  это  было
задолго до ЋктЯбрьской революции -- он  определЯет в коммерческое училище. ‚
перспективе  старику  мерещилась  длЯ сына  карьера  солидного бухгалтера, а
может быть -- кто знает! -- даже и директора  банка. ћноша кончает училище и
становитсЯ художником.  Ћтец, тЯжело  вздохнув, решает  отыгратьсЯ на втором
сыне, Њихаиле. “ж этот не проворонит банкирской карьеры! Њиша исправно, даже
с отличием окончил коммерческое училище и стал тоже художником. ђастерЯнный,
разгневанный  старик  отдает  третьего  сына,  €лью, в ремесленное  училище.
Ћчевидно,  в  коммерческом  училище   все-таки  были  какие-то  гуманитарные
соблазны в виде курса  литературы  или  рисованиЯ. ‡десь  же,  в ремесленном
училище "’руд" на  Љанатной улице, -- ничего  от искусства. ‡десь только то,
что  нужно  токарю,  слесарю,  фрезеровщику,  электромонтеру. ’ретий  сын  в
шестнадцать лет кончает ремесленное училище  и, стремительно пролетев сквозь
профессии  чертежника,  телефонного монтера, токарЯ и статистика, становитсЯ
известным писателем €льей €льфом.
     ЌельзЯ не признать, что это была семьЯ исключительно одареннаЯ. € ничто
этой непреодолимой тЯги не могло остановить.
     Њожно только задать вопрос: стал ли бы третий сын  €льфом, если бы он в
один из  наиболее счастливых  дней  своей жизни  не  встретилсЯ  с  …вгением
Џетровым?
     Ќадо  сказать,  что €льфа всегда одолевали  одновременно  десЯтки тем и
замыслов. ќто  видно  и  по его "‡аписным книжкам".  ќто был ум широкий,  но
разбросанный. €ли, может быть, с трудом укладывавшийсЯ в рамки традиционного
повествованиЯ и блуждавший в поисках новых жанровых путей.
     € вот тут как нельзЯ более кстати встретилсЯ ему на жизненном пути †енЯ
Џетров, талант уравновешенный,  дисциплинированный, умевший, сочетав острую,
но  разбегающуюсЯ  фантазию  €льфа  со   своим  упорЯдоченным  и  отчетливым
воображением, ввести вдвоем с €льфом  все это богатство  в  привычное  русло
плавного рассказа.
     ‚  последние годы  своей совместной работы  они  словно  пронизали друг
друга. ‹учший  пример этого  слиЯниЯ --  целостность "Ћдноэтажной  Ђмерики",
которую они писали раздельно. Љнига эта  стоит, на  мой взглЯд, нисколько не
ниже  сатирических романов €льфа и Џетрова, Ђ местами по силе изображениЯ  и
выше.  Џорочность  общественного  строЯ  ‘Ђ  вскрыта глубоко  и  притом без
вульгарного   и    бездоказательного   приема   окарикатуриваниЯ   отдельных
американцев, а художественно сильными картинами теневых сторон американского
образа  жизни.  Ћчень  высоко  оценил  "Ћдноэтажную Ђмерику" Ђ.  Ќ. ’олстой,
который назвал ее "чрезвычайно зрелой художественно".
     ’е же мотивы мы встречаем и в частных письмах €льфа из ‘Ђ.
     "’олько что  Я  пришел со спектаклЯ  "Џорги и Ѓесс", --  писал  €льф из
Ќью-‰орка. -- ќто пьеса из негритЯнской жизни. ‘пектакль чудный. ’ам столько
негритЯнского  мистицизма, страхов,  доброты и доверчивости,  что  Я испытал
большую  радость. ‘тавил  ее армЯнин  ЊамульЯн, музыку  писал еврей ѓершвин,
декорации  делал  русский  ‘удейкин,  а  играли  негры.  ‚  общем  торжество
американского искусства".
     €льф и Џетров хорошо  знали американцев. "‚ино, -- записал €льф в своей
"‡аписной книжке", -- вино требует времени  и  умениЯ разговаривать. Џоэтому
американцы пьют виски".
     ‚о  времЯ  войны Я  наблюдал …вгениЯ Џетрова в обществе американца. ќто
был  известный писатель ќрскин  Љолдуэлл.  Ѓыло это  в  августе  1941  года.
Љолдуэлл  оказалсЯ единственным крупным  американским литератором  на  нашей
территории в  ту  начальную  пору  войны.  Ђмериканские  газеты и  агентства
буквально  засыпали его  просьбами  писать о военных действиЯх  на ‚осточном
фронте. …вгений  Џетров, друживший с Љолдуэллом, приводил к нему приезжавших
с фронта литераторов, длЯ того чтобы они начинЯли его "боевой" информацией.
     ‹енинградский фронт тогда освещалсЯ в печати довольно скупо, и Љолдуэлл
с  жадностью  прильнул  ко  мне.   ќто  был  довольно  еще  молодой  человек
болезненной  наружности, с мЯгкими манерами.  Ћн поразил менЯ  двумЯ  своими
особенностЯми. ‚о-первых, размерами своего  шлема.  ’огда  Њоскву бомбили, и
Љолдуэлл во времЯ бомбежек надевал этот свой стальной шлем, который покрывал
не только голову, но и плечи, и даже часть спины. ѓде он достал эту штуку, Я
не  знаю. Ќаверно, ее  сделали по специальному заказу. џ не мог отвести глаз
от  этого  грандиозного  шлема,  он  менЯ  гипнотизировал.  Ќаконец  Џетров,
воспользовавшись тем, что Љолдуэлл на  минуту  вышел из комнаты,  сказал мне
довольно сердито:
     -- ‘лушайте,  ‹ева, что вы уставились на  этот шлем?  Љолдуэлл  человек
вежливый.  ЉончитсЯ тем, что он вам  подарит его. € тогда вы пропали. ќто же
все равно что выиграть в лотерею корову.
     --  Ќо почему  он такой  большой?  -- спросил Я,  все еще  не  в  силах
оторватьсЯ от шлема.
     †енЯ  свойственным ему предостерегающим жестом  поднЯл  палец, наклонил
набок голову и сказал назидательно:
     -- Ђмериканцы любЯт не только свою  голову. Ћни очень привЯзаны к своей
спине и к своим плечам.
     ‚тораЯ вещь, котораЯ  поразила менЯ в Љолдуэлле,  -- это  его не совсем
уверенные познаниЯ  в  географии …вропы. Љогда Я рассказывал ему о положении
на  ‹енинградском  фронте,  выЯснилось, что он  не только  не догадываетсЯ о
существовании  на свете  ”инского залива, но и не  совсем четко представлЯет
себе, где, собственно, расположены ”инлЯндиЯ и Ѓалтийское море.
     Љогда мы ушли от Љолдуэлла, Я не скрыл от Џетрова своего удивлениЯ.
     -- ‘лушайте, ‹ева,  --  сказал Џетров, взЯв менЯ  под руку и заглЯдываЯ
мне в  лицо с  характерным длЯ него  наклоном головы,  --  зачем  ему  знать
географию?  Ђмериканцы знают  только  то,  что  им  нужно длЯ  их профессии.
Љолдуэлл --  узкий специалист.  Ћн умеет только одно:  хорошо писать. Ѓольше
ничего. ‘кажите откровенно: вы считаете, что длЯ писателЯ этого мало?
     Ќе  помню,  что Я ответил.  Ќо хорошо помню, что  менЯ поразило в  этих
словах …вгениЯ  Џетрова.  ЊенЯ  поразило,  что  то же самое  в  этом случае,
вероЯтно, сказал бы €льЯ  €льф. ЊенЯ поразило внезапно вспыхнувшее в Џетрове
сходство с €льфом -- через пЯть лет после его смерти.
     Љогда   хоронили  €льфа,  Џетров  обмолвилсЯ   горькими   словами:   "џ
присутствую  на  собственных похоронах..." € вдруг  через пЯть лет Я увидел,
что €льф весь не умер. Џетров,  так никогда, на мой взглЯд, и не утешившийсЯ
после  смерти €льфа,  как бы  сохранил и  носил  в самом себе  €льфа. € этот
бережно сохраненный €льф иногда вдруг звучал из  Џетрова своими  "€льфовыми"
словами и даже интонациЯми, которые в то же времЯ были словами и интонациЯми
Џетрова. ќто слиЯние было поразительно. …го до сих пор можно наблюдать более
всего все в той же "Ћдноэтажной Ђмерике", где двадцать глав написаны €льфом,
двадцать  -- Џетровым и только семь -- совместно. Ќо  никто  не мог отличить
перо  €льфа  от  пера Џетрова.  €х  литературное братство  стало  химическим
соединением, одним телом.
     ’рудно сказать, всегда ли так было  или это пришло  с годами, но  у них
поЯвились общие черты характера.
     Ќе следует думать, что  €льф  и Џетров  по  своему положению  сатириков
беспрерывно острили и не переводЯ дыханиЯ извергали из себЯ сногсшибательные
афоризмы.  ‹юди   хохочут,   читаЯ   саркастические  страницы  их   романов,
осмеивающие моральное уродство обывателей.  Ќо самих  писателей эти  бытовые
пороки не смешили, а возмущали, мучили.  ’от, кто знал ‡ощенко, помнит,  что
эта черта была свойственна и ему.
     Ѓыл  случай,   когда  долго   и  неудачно  возились  с  началом  одного
строительства.  Ѓездарный  проект и бюрократические методы  работы возмущали
€льфа, который имел возможность часто наблюдать этот объект. Ќа строительной
площадке  вечно толпилось  без дела множество народу.  ‘лужащих было едва не
больше, чем рабочих.  “же построили дом длЯ администрации, контору, склад. Ђ
стройка  не подвигалась. Љак-то увидев  €льфа,  Я осведомилсЯ о положении на
объекте. Ћн сказал с досадой:
     -- ‚се  то  же:  вырыли  большой котлован и ведут  в  нем  общественную
работу.
     џ рассмеЯлсЯ, но €льф оставалсЯ мрачен.
     „ругой случай. ђедакциЯ  "‹итературной газеты".  ‡аместителем редактора
был  тогда  …вгений  Џетров.  Ћднажды  в редакцию  приезжает поэт,  довольно
известный. ‚ руках  у него патефон. Ћн  входит  в  кабинет Џетрова,  заводит
патефон и проигрывает  только  что  выпущенные пластинки с напетыми  на  его
тексты песнЯми.
     Џосле ухода поэта Џетров сказал:
     -- ‚се-таки ‹ев ’олстой не ездил по редакциЯм с патефоном...
     Њы  все, кто там были, рассмеЯлись.  Ќо  Џетров  не смеЯлсЯ.  …му  было
грустно.
     …ще  один  пример. Њы  с €льфом  работали  Љогда-то  в одной  редакции.
ђедактором  у  нас  был  человек  грубый  и  невежественный.  Ћднажды  после
совещаниЯ, на котором редактор особенно  блеснул  этими  своими  качествами,
€льф сказал мне:
     -- ‡наете, что он делает, когда остаетсЯ один в кабинете? Ћн спускает с
потолка трапецию, цеплЯетсЯ за нее хвостом и долго качаетсЯ...
     ќто не острота в  общепринЯтом  смысле  этого слова. ќто художественный
образ, безжалостный в своей точности. ‡амечание €льфа  о  котловане, так  же
как и отзыв Џетрова о поэте с патефоном, -- это не игра слов, не острота длЯ
остроты.  ќффект смешного у  €льфа  и Џетрова  проистекал из того, что вещи,
изображаемые   ими,   не   совпадали   с   распространенными   и   неверными
представлениЯми об этих вещах, и с тем большей пронзительностью сатирические
приемы этих писателей вскрывали  самую  сущность людей и Явлений.  Ћбразы их
были неожиданны, но точны. € в точности своей беспощадны.
     ‘  годами  €льф  и  Џетров становились  в творчестве  своем  серьезнее,
лиричнее,  глубже. €менно об этой  поре вспоминает …вгений  Џетров  в  своих
незаконченных набросках об €лье €льфе:  "ћмор -- очень ценный металл, и наши
прииски  уже  были опустошены".  Ћт этих  слов, тоже  замечательных по своей
образной  точности,  веет  некоторой  грустью:  это  похоже  на  прощание  с
молодостью. €ногда €льф и Џетров мечтали вслух о том времени, когда сатирики
не будут нужны, ибо исчезнет  самый материал длЯ сатиры. …сли бы такое времЯ
каким-то  чудом и наступило при жизни €льфа и Џетрова,  это вовсе не значило
бы, что они  перестанут писать. Љогда-то сходный процесс  переживал и —ехов,
уходЯ от "осколочных" фельетонов с их сатирической гиперболизацией в большую
реалистическую  литературу. Џервым  опытом  €льфа и Џетрова в новом  длЯ них
направлении ЯвилсЯ очаровательный рассказ "’онЯ".
     Ќовые  настроениЯ сказываютсЯ и в письмах €льфа из Ђмерики. ‚от отрывок
из  одного  письма, где он  описывает свое  впечатление  от зрелища, которое
испокон веков принЯто считать романтически красивым и неотразимо живописным:
     "...‘егоднЯ мы  все пошли смотреть бой быков в  •уаренце.  џ об этом не
жалею, но скажу тебе правду  -- это было тЯжелое, почти невыносимое зрелище.
‚   программе   было   четыре   быка,   которых   должны   были   убить  две
девушки-тореадорши.  Ѓыков  убивали плохо, долго.  ЏерваЯ  тореадорша колола
своего быка несколько  раз и ничего не могла  сделать.  Ѓык устал, она  тоже
выбилась из  сил. Ќаконец  быка  зарезали маленьким кинжалом. „евушка-тореро
заплакала  от досады и стыда... Ћсобенно подлым зрелищем было издевательство
над четвертым быком. ‚се сделалось еще унизительнее и страшнее..."
     ‚ основе разоблачительного пафоса и сатирического гнева €льфа и Џетрова
лежало  глубокое  чувство  любви  к   родине,  подлинный  высокий  советский
патриотизм. ‚от почему их книги вызывали  такую Яростную реакцию  со стороны
международного фашизма. ‘ какой гордостью писали €льф и Џетров в 1935 году о
варварской  расправе  гитлеровцев с их  книгами: "Ќам оказана великаЯ честь,
нашу книгу сожгли вместе с коммунистической и советской литературой".
     †естокость, самодовольство, бездушие, лицемерие и прочаЯ душевнаЯ грЯзь
даже  в микродозах  не ускользали  от  глаз  €льфа  и  Џетрова,  от  четырех
проницательных  глаз этого  писателЯ. Ћни  не поддавались никаким  иллюзиЯм.
Ќикакой внешний блеск, никакой декламаторский пафос не могли их обмануть.
     Љ  €льфу  и  Џетрову  тЯнулись молодые  писатели,  пробовавшие  себЯ  в
сатирическом  роде.  ѓруппировались  они  главным  образом  вокруг  Џетрова.
Ћбщение  это было  непродолжительным. Џетров  умер  молодым. Ќо  до сих  пор
бывшие  ученики его,  "сии птенцы  гнезда Џетрова", ныне  люди  на возрасте,
помнЯт  точную,  кропотливую  работу  его над  рукописЯми,  предметные уроки
мастерства и излюбленное его присловье: "‚  искусстве, как и в любви, нельзЯ
быть осторожным".
     Ћднажды в театральном  мире  Њосквы  произошел случай, который послужил
поводом к поЯвлению на страницах "Џравды" одного из  самых  "неосторожных" и
благородных фельетонов €льфа и  Џетрова. ‚кратце говорЯ, дело состоЯло вот в
чем. ‚ один из  московских театров  пришел  на спектакль гражданин  с женой.
Љонтроль не впустил их, несмотрЯ на то что их билеты были  в полном порЯдке.
Ћказалось,  что театр, знаЯ, что эти места  уже куплены, тем не менее продал
их вторично. Џричина: спектакль  пожелал посмотреть не  кто иной, как  "сам"
американский посол. Ђ в таком случае, решило руководство  театра, плевать на
своих.
     „о  сих  пор  этот  старый  фельетон  €льфа  и Џетрова  обжигает  огнем
гражданского  гнева, с каким писатели заступились за достоинство  советского
гражданина и обрушились на лакейское рвение театральной администрации.
     ‚ ту пору,  когда €льф был  уже  очень  известным  писателем, он прочел
только  что  вышедшую книгу  молодого тогда писателЯ  ћриЯ ѓермана --  "Ќаши
знакомые",  €льф  лично  не  знал его. Ќо,  услышав,  что  ѓерман приехал на
несколько дней  в Њоскву из ‹енинграда, €льф разузнал, в какой  гостинице он
остановилсЯ,  и  пошел  к нему  специально, чтобы сказать этому  незнакомому
молодому писателю, как ему понравилсЯ его роман и почему он понравилсЯ ему.
     џ  уже говорил о доброте  --  чувстве  общем  у  €льфа и Џетрова.  Ќадо
уточнить:  какаЯ это была  доброта? Ќе та  инертнаЯ, вЯлаЯ, стоЯчаЯ, котораЯ
рождаетсЯ из бесхарактерности. Ќет, им  была свойственна доброта деЯтельнаЯ,
борющаЯсЯ,  котораЯ и сообщила их писаниЯм  дух  непримиримой  борьбы против
всЯческой глупости, хамства, беспринципности.
     ‚нимание  …вгениЯ Џетрова  к  проблемам материального быта, за  которое
иные  называли  его "поэтом  сервиса", проистекало  не из  какой-нибудь  его
особой  привЯзанности к  комфорту, а из  никогда не покидавшего  его желаниЯ
облегчить  существование  людей и из того, что он представлЯл  себе это не в
приподнЯтых, отвлеченных общих фразах, а конкретно, вещественно, по-земному.
‚ основе всей  литературной  деЯтельности  €льфа и Џетрова  лежала любовь  к
человеку.  ‡аботливаЯ, деЯтельнаЯ, воинствующаЯ любовь  к человеку, котораЯ,
как  мне кажетсЯ, и ЯвлЯетсЯ главной причиной популЯрности этих писателей  в
народе.

     <b><i>‘…ђѓ…‰ ЃЋЌ„Ђђ€Ќ
     Њ€‹›… „Ђ‚Ќ€… ѓЋ„›</i></b>
        1. •‹…Ѓ
     ‚ двадцатом году, однажды, Я получил паек  -- буханку хорошего  ситного
хлеба. џ работал далеко за городом, и  домой  нужно  было  идти пешком  часа
четыре, џ не ел хлеба и накануне, но мне очень хотелось донести свой каравай
нетронутым -- так уж красив он был с его лакированной корочкой, так уж Я был
тщеславен...
     џ шел домой, хотелось есть, и в голове шумело, но Я крепко держал  хлеб
-- в ту пору случалось, что съедобное выхватывали из рук среди бела днЯ.
     Ѓлагополучно пройдЯ свой путь (до дома оставалось уже квартала два),  Я
решил вознаградить себЯ  и отломил кусочек корочки. Ќо  тут мне повстречалсЯ
один знакомый  молодой человек,  и Я  растерЯлсЯ, как мог бы растерЯтьсЯ  от
преступного покушениЯ.
     ќтот  молодой человек со странно примЯтым  носом  на  румЯном  лице,  в
пенсне, в цветистом, входЯщем тогда  в моду галстуке высоко держал  голову и
выглЯдел задорным и надменным.
     Њы  не были с ним  близко знакомы, но там,  где мы встречались, он слыл
насмешником; все побаивались его меткого словца.
     €  вот  этот  молодой  человек, при  виде которого,  казалось мне,  мог
побледнеть самый  развЯзный одесский  конферансье, шел  навстречу. Ќужно  ли
говорить,  что Я предпочел бы  сейчас  не держать  в руках идиотской дырЯвой
теткиной  корзины с  двумЯ метрами бЯзи длЯ  подштанников,  пачкой  махорки,
куском  серого  мыла,  полдюжиной  недозревших  помидоров,  и  даже --  моей
буханки... Ќу и вид должен был быть у менЯ!
     -- ‡дравствуйте! --  сказал молодой человек. -- Ћткуда идете? —то у вас
в корзине?
     -- ‡дравствуйте! -- суетливо ответил Я.  --  —итали Џьера Ѓенуа?  Љакое
искусство фабулы! ЉакаЯ фантазиЯ!
     -- Џьер Ѓенуа? -- сказал молодой человек. -- Љонечно... Ќам по дороге?
     Њы  сделали  несколько  шагов, и, покуда  Я  придумывал, как поддержать
разговор, мой спутник, не глЯдЯ на менЯ. сказал:
     -- „айте хлеба... џ даже остановилсЯ.
     Џосмотрев на него,  Я увидел, что он  очень худ, -- выдавшиесЯ скулы  с
легким румЯнцем и толстые губы.
     Џод стеклами пенсне блеснули веселые  глаза, и  Я увидел улыбку  сухих,
желатиновых губ,  с пЯтнышком  на нижней, простодушную  и немного смущенную,
совсем  не  такую, какой казалась  его  улыбка  издалека. Ђ  главное  -- так
непосредственно было  это "дайте хлеба", отрывистое от  смущениЯ, что  Я  не
раздумываЯ с силой отломил от  своей аккуратной  буханки ломоть и отдал  его
спутнику.
     -- Ђ вы? -- спросил он.
     -- Ќичего. џ  уже ел, -- отвечал  Я,  стараЯсь пригладить  поврежденную
мЯкоть хлеба.
     Ћн посмотрел  на менЯ,  на  мою растерзанную краюху и отломил  от своей
доли половину.
     -- …шьте, -- отечески сказал он. -- •ватит обоим.
     €  мы  пошли  дальше, задушевно болтаЯ -- не  об  африканской  экзотике
Ѓенуа, а  о  наших,  своих,  домашних,  юношеских  делах,  которых оказалось
достаточно.
     -- Ћтломлю еще, -- сказал Я, когда мы кончили есть.
     --  Ќет, --  очень  серьезно  возразил  молодой  человек,--  вы  и  так
изуродовали хлеб. ‘мотрите,