ча или
учителЯ. Џожалуй,  он к  этому даже  стремилсЯ, боЯзнь банальности --  почти
профессиональное свойство многих писателей -- была ему совершенно  неведома.
Ѓыла  у  него  даже  такаЯ  идеЯ,  что  существуют  в  человеческом  обиходе
банальности,  которые  следует считать  свЯщенными,  и всЯкий  раз, когда  с
человеком случаетсЯ что-нибудь,  такое, что приводит ему на ум  миллионы раз
произносившиесЯ  слова,  следует  эти  слова  произносить.  Ћднажды,  спустЯ
несколько дней после того, как у него родилась дочь, он сказал мне, соблюдаЯ
все традиционные  интонации  счастливых отцов и искоса на  менЯ  поглЯдываЯ:
"ђождение  ребенка  --  это  ведь  чудо,  правда?" Ќужно  признатьсЯ,  Я  не
удержалсЯ  от протестующего  замечаниЯ. € тогда он страшно на менЯ накричал.
Ќе помню, какие именно доводы приводил он в защиту чувств и фраз, освЯщенных
тысЯчелетней традицией, но готов свидетельствовать, что ни один из известных
мне  апологетов  оригинальности никогда не мыслил  так  самостоЯтельно  и не
говорил столь красноречиво и веско, как этот человек, защищавший банальное.
     Ќет,  в  нем не было ничего  псевдоартистического.  ‘лишком обдуманными
были  его  слова,  слишком скупо  и точно  он  двигалсЯ, слишком спокойной и
корректной  была  его манера  держатьсЯ, чтобы можно было заподозрить его  в
художнической  одержимости, какую  по старой и  ложной традиции мы  привыкли
видеть в поведении и внешнем облике людей, занимающихсЯ искусством.
     € вместе с тем €льф был настоЯщим художником.
     ‘пособность удивлЯтьсЯ и любопытствовать была в нем неистощима. Ћн  все
вокруг себЯ замечал,  ко всему  приглЯдывалсЯ, всем  интересовалсЯ.  €  если
представить себе,  что  когда-нибудь  на какой-нибудь час в его поле  зрениЯ
осталась бы одна какаЯ-нибудь спичечнаЯ коробка, он бы и тогда не соскучилсЯ
и стал  бы, покашливаЯ, ее разглЯдывать  и нашел бы в ней бездну  интересных
вещей, а главное -- непременно бы придумал способ ее улучшить.
     …го  интерес к окружающему  миру не был интересом собирателЯ редкостей.
Љак всЯкий настоЯщий человек -- в нашем, советском понимании этого слова  --
он был инстинктивным преобразователем мира.
     “  Ѓелинского  в "‹итературных  мечтаниЯх" есть  великолепнаЯ  мысль  о
назначении  комедии.  "Џредмет комедии, -- пишет он, -- не есть  исправление
нравов  или  осмеЯние  каких-нибудь  пороков общества; нет,  комедиЯ  должна
живописать несообразность жизни с целию..."
     ‘мысл этого утверждениЯ  в том, что автор  комедии не может быть просто
насмешником, как бы умно и талантливо он ни писал, но, с другой стороны, ему
не следует брать  на себЯ и роль проповедника в прЯмом и элементарном смысле
этого  слова.  Ђвтор  комедии  должен  видеть  цель  и  смысл  человеческого
существованиЯ и с этой точки зрениЯ оценивать то, что его окружает.
     ‚спомните  книги €льфа и Џетрова,  и вы увидите, что они  удовлетворЯют
требованию Ѓелинского.
     €  в полной мере соответствовало  этому  требованию  отношение  €льфа к
окружавшему его миру.
     —увство гражданственности было свойственно этому человеку в необычайных
размерах. ‚се касалось его. ”орма садовых скамеек в парке культуры и отдыха,
посевы колосовых, способы производства  автомобилей,  преподавание истории в
школе,  структура ‘оюза  писателей и  многое,  многое другое заставлЯло  его
серьезно и подолгу задумыватьсЯ.
     ‘уждениЯ его обо  всем,  что  попадалось ему на глаза,  были  неизменно
хозЯйскими.  „ругого  слова  не подберешь. ’олько  чувствуЯ  себЯ  настоЯщим
хозЯином  всего,  что тебЯ  окружает, можно так деловито,  заинтересованно и
обдуманно судить обо всем.
     џ  помню  шутливый   лозунг,  который  он  любил  повторЯть,  глЯдЯ  на
многочисленные  городские неустройства Њосквы  начала 30-х годов:  "Ќе  надо
боротьсЯ за  чистоту,  надо  подметать!" Џоследнее слово  он  отчеканивал  с
интонацией Яростной убежденности, котораЯ вообще была ему свойственна.
     Ѓродить  с €льфом по городу было удовольствием,  ни с чем не сравнимым.
‡амечаниЯ его  об архитектуре домов, об одежде прохожих, о тексте  вывесок и
объЯвлений  и  обо  всем  другом,  что  можно  увидеть  на городской  улице,
представлЯли собой такое великолепное сочетание  иронии  с деловитостью, что
времЯ и расстоЯние в таких прогулках начисто переставали существовать.
     ‚ житейски-обывательском смысле он был, пожалуй, злой  человек.  ’олько
вежливостью  умерЯлась его  жестокость в отношениЯх  с  глупыми, чванными  и
бездарными  свистунами,  которых  так  много еще вьетсЯ  вокруг  литературы,
театра, кино. Ќо конечно же это была свЯтаЯ жестокость, вызваннаЯ пониманием
несообразности  существованиЯ  таких человечков с  жизнью,  которую ведут  в
нашей стране настоЯщие люди. € когда  на горизонте возникал такой  экземплЯр
"в горностаевых брюках с  хвостиками", взглЯд у €льфа становилсЯ жестоким не
потому, что носитель таких брюк  был просто глуп и смешон, а потому, что эти
свойства делали его опасным и вредным,  и потому, что он, чего  доброго, мог
помешать работать и жить другим людЯм. Ђ этого €льф  не  склонен  был никому
прощать.
     Ћн  был  необыкновенно  требовательным  читателем.  €  странно --  его,
профессионального  писателЯ,  интересовало  в  книгах  не  то, как эти книги
сделаны, а  жизненный опыт,  их наполнЯвший. € если  этот  опыт оказывалсЯ в
какой-нибудь книге незначительным или автор,  упаси бог, позволЯл себе в ней
немного приврать, лучше ему было не встречатьсЯ с €льфом.
     …му всегда была ненавистна склонность злоупотреблЯть доверием читателЯ,
чем, в  сущности,  и была  всЯкаЯ  попытка написать о предмете  недостаточно
хорошо знакомом. € он был беспощаден, защищаЯ свои читательские права.
     €з того, что рассказано здесь  об €льфе, чего доброго, может возникнуть
представление о нем как  о  человеке суховатом и  прежде  всего ироническом.
…сли это случитсЯ, виноват в этом будет не €льф.
     Џотому что  ирониЯ  и  сдержанность зрелого  и  мужественного  человека
сочетались   в  нем  с   добротой,  чуткостью  и  мечтательностью   поистине
юношескими. €  в его сдержанных  отношениЯх с  товарищами  по работе,  в его
требовательности к ним было гораздо больше доброты к людЯм, чем в показном и
неискреннем благодушии,  столь распространенном  еще  в  писательской среде.
‚едь  нет ничего проще, чем, встретившись с автором книги, котораЯ  тебе  не
понравилась,  промЯмлить  что-нибудь  уклончивое  и  увернутьсЯ  от  прЯмого
разговора, хранЯ свое  спокойствие, не восстанавливаЯ против  себЯ человека,
не нарушаЯ равнодушно-дружественных с ним отношений.
     €льф никогда не поступал так.  Ќо о  том,  чего ему стоили  откровенные
разговоры с авторами плохих книг, можно было бы немало порассказать.
     џ  помню, как он  много раз перечитывал книгу одного из своих знакомых,
изо  всех сил стараЯсь  найти в  ней  что-нибудь хорошее, как обескуражен он
был, ничего  не  найдЯ,  как  тревожно готовилсЯ к неизбежному, с его  точки
зрениЯ,  разговору с автором этой книги и  как смело и честно он повел  этот
разговор.
     Ќет, человеку сухому и ироническому были бы неведомы такие переживаниЯ.
‘ухой человек  никогда бы не написал,  уже будучи  знаменитым писателем:  "џ
тоже хочу  сидеть на мокрых садовых скамейках и вырезывать  перочинным ножом
сердца, пробитые аэропланными стрелами. Ќа скамейках,  где  грустные девушки
дожидаютсЯ  счастьЯ".  ‘ухой человек  просто бы не  заметил  ни  скамеек, ни
стрел, ни девушек. €льф не только увидел девушек. Ћн сумел позавидовать им.
     €з его  записных книжек  читатель узнал,  каким был  €льф  внимательным
путешественником,  как замечательно он  чувствовал  вес и окраску  слов, как
строго  относилсЯ  к себе, как  много думал о  своей работе, как  неистощимо
изобретательна была его фантазиЯ, как тонко  и  безошибочно он  видел  самое
главное  в  вещах,  о которых рассказывал, как великолепно умел подмечать  и
писать смешное.
     € еще в этих книжках видно, каким скромным он был человеком. Џричем это
была настоЯщаЯ скромность, без примесей, полновеснаЯ, как чистое золото.
     Њне  случалось  видеть самых разнообразных  скромников.  Ѓыли среди них
такие, которым  эта  манера себЯ вести казалась импозантной, и именно потому
они и были  скромны; были державшиесЯ в тени по той  простой причине, что им
нечем   было   похвастать;    были   наступавшие   на   горло   собственному
самодовольству, но ведущие себЯ при этом словно принцы в изгнании.
     €льф  был не  таким.  Ћн  был из тех  не  часто  встречающихсЯ людей, о
которых  можно  сказать, что они  не  придают  значениЯ  факту  собственного
существованиЯ. …го  радости и невзгоды, его  успехи и неудачи, его  любовь к
своему ребенку,  его самочувствие  -- все это он никогда не считал достойной
темой длЯ разговора. ѓоворил он всегда о  другом. € чаще всего расспрашивал,
делаЯ это с  такой заинтересованностью,  что было  Ясно  -- люди и  их  дела
интересуют его совершенно искренне. Љазалось, дай ему волю -- и он целые дни
напролет станет  расспрашивать знакомых  и незнакомых о том,  как они живут,
как  относЯтсЯ  друг к  другу,  о  чем  мечтают, с кем  и почему  дружат или
враждуют. € что любопытно -- этот интерес у €льфа не  был  профессиональным,
писательским интересом. Ќи у одного из его собеседников никогда не возникало
ощущениЯ,  что,  выслушав  его  исповедь,  €льф  немедленно  сЯдет  за  свой
письменный стол и вставит его  в свой роман. ‚идимо, самый тон разговора был
у €льфа  не литераторский,  а дружеский, видимо,  его интерес к человеческим
судьбам был таким бескорыстным, что люди не могли не чувствовать этого.
     Ћн  был вполне взрослым человеком в ту пору, когда мне  посчастливилось
познакомитьсЯ с  ним, но, как у всех очень  хороших людей, в нем сохранилось
что-то  мальчишеское,  какаЯ-то  совершенно   детскаЯ  склонность  к  играм,
способность играть всерьез.
     Џоводом длЯ игр, в которые он часто вовлекал окружающих, могло быть что
угодно --  недавно прочитанное стихотворение, новый знакомый, впечатлениЯ от
поездки. Њне помнитсЯ, как однажды,  прочтЯ в каком-то стихотворении о любви
строчку: "ЊесЯц  ходил,  звенЯ...",  где  речь  шла о луне,  а  никак  не  о
календарном  месЯце  и звон  был  чисто метафорический,  €льф  с  интонацией
комического ужаса принЯлсЯ  повторЯть эту  строчку, комментируЯ ее следующим
образом: "‚ы подумайте! –елый месЯц человек ходит звенЯ.  Ђ еще говорЯт, что
в наше времЯ разучились любить!"
     Ѓыла такаЯ  игра.  Ќазывалась фамилиЯ какого-либо  деЯтелЯ искусства, и
после  короткого  раздумьЯ выкрикивалась  цифра. Ќедоумевающему собеседнику,
еще не осведомленному о  смысле происходЯщего, €льф сообщал, что речь идет о
том,  сколько   советскаЯ  власть  переплатила  названному  деЯтелю  за  его
созданиЯ.  “вы,  цифры  были  неизменно  высокими.  Ћсобенно, помнитсЯ  мне,
доставалось в этой игре кинорежиссерам.
     Њатериалом длЯ  множества  шуток  послужило  €льфу  открытие  в  Њоскве
диетического магазина. ‡аметка  в записной  книжке о  колбасе длЯ идиотов  и
прочем  -- только часть целого града забавных выдумок  о возможных длЯ этого
магазина товарах специального назначениЯ.
     Ћчень  смешно  рассказывал   €льф   об  одном   из  первых   московских
кинофестивалей,  где ему довелось присутствовать, и между прочим  о встрече,
котораЯ у него там произошла.
     ‘лучилось так, что его место на всех просмотрах  оказалось по соседству
с местом одного из рапповских критиков, воззрениЯ коего были всем нам хорошо
известны и чрезвычайно далеки от ильфовских.
     --  ‚ы только подумайте, -- удивлЯлсЯ €льф, -- он все времЯ смеЯлсЯ там
же,  где  Я,  сочувствовал  тем  же  героЯм, что  и  Я.  Ћднажды  мы  с  ним
разговорились, и  оказалось, что ему нравЯтсЯ те  же фильмы, что и  мне... Ђ
сегоднЯ Я прочел его статью и не  знал, что и подумать. “ него там  написано
все наоборот! Ќеужели он все  это времЯ врал? ‚рал -- смеЯсь, врал -- плача,
врал -- восторгаЯсь, врал -- негодуЯ? ‚ы что-нибудь понимаете?
     џ понимал,  но €льфу мои  объЯснениЯ  не  требовались. Ћн и сам отлично
разбиралсЯ в  природе  ЯвлениЯ,  с  которым столкнулсЯ. Ќо  вот отнессЯ он к
своему недавнему "единомышленнику" несколько неожиданно.
     -- Њне  его  очень  жаль,  -- промолвил  он,  вдруг погрустнев.  --  ‚ы
думаете, это  легко  -- быть  совладельцем  литературной  фирмы  и торговать
своими  читательскими  и зрительскими пристрастиЯми? ‚ы  себе представлЯете,
как этому человечишке хочетсЯ написать о том, что он действительно думает, и
насколько хлеще он  бы  написал свое сочинение, ежели  бы  ему это разрешили
компаньоны  по группе?  ‚от  то-то! Ђ вы  смеетесь. --  €, посмотрев  на мое
серьезное лицо, €льф весело рассмеЯлсЯ.
     ‚спомнив об этом разговоре, Я подумал о  том,  каким широким  человеком
был €льф. ђЯдом с заморышами  из всЯческих тогдашних  литературных сект, все
мировоззрение  которых  укладывалось  в  какие-нибудь  две  мысли  и  четыре
соображениЯ, рЯдом с  апологетами групповщины, позволЯвшими себе восхищатьсЯ
только  общепринЯтым  в  группе  набором "правильных"  сочинений,  круг  его
литературных симпатий  и интересов был просто безбрежен. „остаточно  было  в
книге,  фильме или спектакле  поЯвитьсЯ хотЯ бы  отблеску мысли или таланта,
свидетельствующему  о том, что автор размышлЯет, трудитсЯ, ищет, как у €льфа
возникали к этому автору интерес и симпатиЯ.
     --  Ѓудьте  лоЯльны,-- любил  он  повторЯть. -- Ѓудьте благожелательны.
†дите от людей добра, верьте  в человеческие  возможности!  “паси вас бог от
литературных предубеждений!
     € всем  своим  поведением  -- литераторским и в  общении с  людьми,  не
имевшими отношениЯ к  литературе, -- €льф подтверждал искренность этих своих
призывов.
     Ћднажды он сказал об авторе довольно посредственной книги:
     --  Џодумайте,  мы  с †еней были  уже  всамделишные  писатели, когда он
только начинал боротьсЯ со словом  "который", а теперь, вот  видите, написал
не очень плохую книжку. ‚ы себе представлЯете, как ему это было трудно?
     €  в  голосе  у  €льфа  мне  послышалась  не  насмешка,  а  уважение  к
трудолюбивому литератору, победившему почти непреодолимые длЯ него преграды.
     “важение к  человеческому труду  и ЯростнаЯ ненависть  ко всЯкого  рода
ловкачеству, к стремлению пролезть вперед, растолкав других локтЯми, всучить
продукт  недобросовестного   труда,  были  свойственны  €льфу  и  Џетрову  в
одинаковой  степени. €  нужно  ли удивлЯтьсЯ,  что  они  не уставали об этом
писать, всЯкий раз находЯ все новые и новые способы больно и точно хлестнуть
по отчаЯнно извивающимсЯ и необыкновенно  живучим человекообразным из породы
ловкачей и стЯжателей.
     Џри  всей своей благожелательности  и лоЯльности, а может  быть, именно
благодарЯ этому его доброму отношению к честным людЯм €льф был очень опасным
противником длЯ любителей легкой  жизни. Ћн в совершенстве умел распознавать
их в самой густой толпе, и никакие громкие фразы о  борьбе  за  правду или о
горестной судьбе, толкнувшей такого субъекта на путь лжи и стЯжательства, не
могли  помочь  ему  скрыть  истинные свои  цели  и побуждениЯ от ильфовского
иронического и ледЯного взглЯда.
     ’аким  же, вероЯтно, был и —ехов --  коррективам и  резким до грубости,
мЯгким и  беспощадным, доброжелательным и безошибочно  распознающим  злобу и
ложь.

        …‚ѓ…Ќ€‰ Џ…’ђЋ‚
     Ќекоторые  думают,  что писать вдвоем вдвое легче,  чем одному. Ѓог  им
судьЯ,  этим  приверженцам элементарной  арифметики.  „ругие,  отдаваЯ  дань
таинственности и  сложности творческого  процесса  и неизменно вспоминаЯ при
этом о двух пешеходах,  которым, чтобы пройти километр вдвоем,  нужно пройти
его каждому порознь, готовы признать, что писать вдвоем так же трудно, как в
одиночку. € только те, кто сами  писали вдвоем, знают,  что это ровно  вдвое
труднее.
     Њне пришлось  в  этом  убедитьсЯ  на  практике,  когда  мы  с  Џетровым
принЯлись за писание "Њузыкальной истории".
     „ело  было   зимой  1939  года.  ‚   комнате,  где  мы  работали,  было
холодновато,  музыкальных  сценариев  мы до  этого не писали,  а срок  сдачи
нашего первенца был угрожающе близок. ‚се это не способствовало лучезарности
нашего настроениЯ.
     Ќесколько помогало делу то, что мы сразу же нашли "мальчика длЯ битьЯ",
чтобы вымещать на нем все наши напасти.  Ќа  эту  почтенную роль единогласно
были выбраны те, кому  предстоЯло решать  судьбу  нашего  будущего творениЯ.
Џричем, так как этих людей мы  тогда еще  совсем не  знали, нам  открывалась
полнаЯ  свобода наделЯть  их любой  степенью  глупости и злонравиЯ.  ‘трашно
подумать,  каких  чудовищ создало  из  них в первую  же  неделю  работы наше
раздраженное воображение.
     €х  было  почему-то  семеро,  все  они  были,  разумеетсЯ,  физическими
уродами, и  их отношение к искусству было по  меньшей мере  проблематично. ‚
музыкальных сценариЯх они, конечно, не смыслили ничего.
     --  Њожете себе  представить,  как  отнесетсЯ к  этому  тот,  косой? --
сардонически вопрошали мы друг друга, когда нам, по нашему мнению, удавалось
придумать что-нибудь смешное.
     Љосой  был начисто лишен чувства юмора, что  не мешало ему считать себЯ
непогрешимым экспертом по вопросам смешного.
     Ћдним словом, работа не клеилась.
     Џотом  дело пошло  лучше, чудовища из  воображаемого  сценарного отдела
стали  упоминатьсЯ  реже,  и  установилось нормальное рабочее  настроение  с
нормальным чередованием успехов и неудач.
     Ќо не следует думать, что нравы при этом  достаточно сильно смЯгчились.
‘уровость  по-прежнему  царила  в  холодной  комнате.  Ќи  одно  решение  не
принималось без ожесточенных дебатов, ни одна фраза не  ложилась на бумагу в
том виде, в каком кто-нибудь из нас ее предлагал.
     Ќадо  сказать,  что  Џетров   был  громогласным,  горЯчим,  порывистым,
восторженным человеком. ‚ обычной беседе проекты реорганизации всех на свете
человеческих установлений --  от студенческих общежитий и  до ‹иги Ќаций  --
так и сыпались из него.
     ‚ работе же им овладевал какой-то демон осмотрительности. Ќасупившись и
в тысЯчный раз протираЯ рукавом и без того блистающий  чистотой полированный
кожух пишущей машинки, он без конца перебирал все возможные варианты каждого
сюжетного положениЯ, каждой ремарки, каждой реплики  действующего  лица. Љак
бы ни был удачен первый проект решениЯ  любого вопроса, он принималсЯ только
после того, как бывали придуманы десЯть других и с очевидностью установлено,
что они хуже первого.
     ‚начале  эта  осмотрительность пугала менЯ. Љому не известна прелестнаЯ
легкость,  котораЯ по  временам овладевает пишущим  человеком,  когда  фразы
послушно следуют одна за другой, а мгновенные  колебаниЯ сменЯютсЯ спокойной
уверенностью,  что все  идет хорошо. —то  до менЯ,  то  Я  в ту пору  привык
дорожить такими минутами,  и даже несмотрЯ  на то,  что частенько на  другой
день  мне  случалось вымарывать  целые  страницы, написанные  с  "прелестной
легкостью", Я  любил отдаватьсЯ этому настроению ради отдельных мелких удач,
которые обычно ему сопутствуют.
     Џетров  был решительным противником  такой работы. €, к счастью, мне не
потребовалось много времени, чтобы убедитьсЯ в его правоте.
     --  ђаботать должно  быть  трудно! -- повторЯл он  всЯкий раз, когда мы
обсуждали этот вопрос.
     € опыт  неизменно показывал, что чем труднее нам давалсЯ  тот  или иной
кусок, тем лучше он получалсЯ.
     „ни пошли за  днЯми, герой "Њузыкальной истории" ЏетЯ ѓоворков быстрыми
шагами приближалсЯ к успеху и счастью, а наши споры не прекращались. Џравда,
теперь уже эти споры велись не о  том, как писать, и  менЯ  уже не  покидала
уверенность, что они приносЯт несомненную пользу  нашей работе. Ќо некоторое
беспокойство  вызвал у менЯ  ожесточенный  характер, какой  они  по временам
принимали.
     Џетров,  видимо,  заметил  это,  и   однажды,  когда  на  какое-то  его
предложение Я миролюбиво кивнул головой, он, вместо того  чтобы отстучать на
машинке очередную фразу,  подозрительно  скосил на менЯ глаза. Џотом, минуту
помолчав, спросил:
     -- Џочему вы не спорите? џ же вижу, что вам не нравитсЯ.
     џ  попыталсЯ уверить  его, что он ошибаетсЯ, мысленно представлЯЯ  себЯ
плывущим по воздуху в белых одеждах, с пальмовой ветвью в руке.
     ’огда  он  по-настоЯщему рассердилсЯ и произнес  горЯчую,  великолепную
речь  о соавторстве. €з этой речи следовало, между прочим,  что нигде лучше,
чем в  совместной  писательской  работе, не  применимо древнее  выражение  о
спорах, рождающих истину.
     -- ‡наете, как мы спорили  с €льфом? -- гремел он. -- „о  хрипоты, и не
до  фигуральной  хрипоты, а  до  настоЯщей,  котораЯ называетсЯ  в  медицине
катаральным воспалением  голосовых свЯзок! Њирно  беседовать мы с вами будем
после  работы. Ђ  сейчас давайте спорить! —то,  трудно? ђаботать должно быть
трудно.
     € мы снова начали спорить.
     Љ  исходу  того  днЯ, когда  мы  наконец  кончили  писать  "Њузыкальную
историю",  программа   была  выполнена   полностью.  Љатаральное   состоЯние
голосовых  свЯзок  было  налицо.  € мирную беседу,  котораЯ  завершила собой
последний  этап  работы,  мы  вели  голосами,  напоминающими  звук  скверных
пастушьих свирелей.
     ‘ейчас,  вспоминаЯ те  дни,  Я отчетливо вижу  фигуру  Џетрова,  слегка
наклоненную  вперед,  с приподнЯтым правым  плечом и руками,  заложенными за
спину.  Ћн   ходил  взад  и  вперед  по  комнате,  и  проекты  один  другого
увлекательнее громоздились  на его пути -- проекты, долженствовавшие сделать
счастливыми нас  самих,  наших сограждан и всех  остальных  жителей  земного
шара.
     ќти проекты ничем не  напоминали воздушные замки  записных фантазеров и
отличались  чрезвычайной  практической  продуманностью.  ‚о  всЯком  случае,
излагались  они  с таким  блеском,  что  у  слушателей  неизменно  возникала
потребность засучив рукава немедленно взЯтьсЯ за их осуществление.
     Ћн очень любил делать прогнозы. € совершенно по-детски радовалсЯ, когда
они  сбывались.  “смехаЯсь,  он  сам  называл  себЯ "пикейным жилетом" и  по
временам действительно напоминал своими пророчествами тех старичков, которых
они  с  €льфом  некогда  изобразили  в "‡олотом  теленке".  ‹учшим  способом
подшутить над  ним  в  этих  случаЯх было сделать вид, что не помнишь  о его
прогнозе, который сбылсЯ. ‘трашно волнуЯсь, он начинал вспоминать мельчайшие
обстоЯтельства,  при  коих  был сделан прогноз,  а заметив  улыбку  на  лице
собеседника,  но еще  боЯсь поверить,  что все  это  только  шутка,  начинал
упрашивать его отнестись  к разговору серьезней  и  так при  этом  томилсЯ и
горевал, что только закоренелый злодей способен был бы довести до конца злую
шутку.
     …сть люди, которые, поселившись в комнате, кем-то до них обжитой, так и
живут  в  ней, оставив все на своих  местах.  ’акой человек  в лучшем случае
переставит письменный стол поближе к свету или сдвинет с места кресло, чтобы
сделать шире проход.  ‚ других областЯх своей  жизни и деЯтельности эти люди
ведут себЯ  так же. ‹егко входЯ в новую область, они живут в ней, подчинЯЯсь
созданному до них порЯдку вещей, не стремЯсь ничего изменить, дорожа своим и
чужим спокойствием.
     Џетров  был  не таким  человеком. ЏредставлЯЯ себе его переезд в  новую
комнату, Я отчетливо  вижу,  как  он, поставив  на пол чемодан и  критически
оглЯдев  обстановку,  начинает,  крЯхтЯ,  передвигать тЯжелый платЯной шкаф,
требует,  чтобы вынесли вовсе  какую-нибудь не понравившуюсЯ ему  кушетку, и
убеждает заглЯнувшего на  шум соседа  произвести в своей комнате точно такие
же изменениЯ.
     Ћн был полон  стремлением  все  вокруг  себЯ  перестроить,  всех вокруг
убедить  в необходимости такой перестройки, во все вмешатьсЯ, все переделать
своими руками.
     Љогда мне пришлось вместе с ним  соприкоснутьсЯ с жизнью кинофабрики, Я
убедилсЯ в этом воочию.
     Љстати,  решали судьбу  нашего  сценариЯ люди  совершенно  разумные,  а
период так называемого  "прохождениЯ сценариЯ в производство" не был отмечен
ни  одним  из  тех  колоритных и злых разговоров,  какие мы рисовали  себе в
начале работы.
     Љолоритные разговоры начались потом.
     ђежиссер,   которому   была   поручена    постановка,    по   привычке,
установившейсЯ издавна, под видом  режиссерской трактовки переписал сценарий
по-своему. Љак он объЯснил нам, сделано это было не потому, что сценарий ему
не нравилсЯ а потому, что "так" он ему нравилсЯ больше.
     ’ут-то и началась перестановка мебели в кинокомнате. Ћзнаменовалась она
тем,  что  озадаченный режиссер выслушал  речь об авторском праве, в которой
Џетров  камнЯ на  камне  не  оставил  от  трактовки этого  самого  права  на
кинофабриках в  те  времена.  ‡а  речью  последовала  кипучаЯ  деЯтельность,
приведшаЯ к тому, что этот  вопрос подвергсЯ обсуждению на  большом собрании
киноработников. €,  наконец,  после  того  как  была одержана полнаЯ победа,
сценарий был кое в чем переделан так, как этого хотел режиссер, но переделан
нами самими  и  только  в тех  местах, где мы признавали  справедливость его
требований.
     ђежиссер недоумевал.
     -- ‡ачем было  поднимать такой шум? -- говорил он нам, пожимаЯ плечами.
-- Ћтлично бы поладили и без шума.
     ђазумеетсЯ,  поладили бы.  Ќо Џетрову не это было  нужно. € если теперь
автору  киносценариЯ посчастливитсЯ  встретить  на  фабрике  внимательное  и
уважительное отношение к своей  работе, и вместо насильственных, чужой рукой
внесенных  в  нее  изменений он сможет  сделать все так, как сам  найдет это
нужным, пусть знает,  что  этим  он  обЯзан Џетрову, который  любил  во  все
вмешиватьсЯ и мало заботилсЯ о сохранении своего спокойствиЯ.
     Ќезадолго  перед войной мы с Џетровым начали  писать  сценарий, который
должен был называтьсЯ "Ѓеспокойный человек", ѓероинЯ этого сценариЯ, молодаЯ
девушка,  окончившаЯ  философский   факультет,  одержима  идеей  немедленной
перестройки мира  на разумных  основаниЯх и поэтому бросает научную  работу,
чтобы ввЯзатьсЯ в  практическую  деЯтельность. ‚ сценарии  описаны многие ее
трагикомические  похождениЯ,  которые  по  замыслу  должны  были завершитьсЯ
полной победой, -- впрочем, не приносЯщей героине никакого успокоениЯ.
     €з всех наших  замыслов ни один не вызывал у Џетрова такой горЯчности и
энтузиазма, как  этот.  ЏохождениЯ  Ќаташи Љасаткиной -- так  звали  героиню
"Ѓеспокойного  человека"  --  мы  обсуждали,  как  будто  она  была  реально
существующим и обоим нам близким и милым человеком.
     …е споры с отцом,  который не одобрЯл  ее поведениЯ и настаивал на том,
чтобы  она  вернулась к  занЯтиЯм философией, давались нам особенно  трудно,
потому  что  мы  были целиком на стороне  Ќаташи и никак не могли  придумать
убедительных реплик длЯ ее оппонента.
     ‘удЯ по  всему, длЯ Џетрова эти  размышлениЯ были  в  значительной мере
автобиографичными. ‘тремление к практической деЯтельности было у него всегда
неистощимо сильно и  по временам  вступало в  настоЯщую  борьбу с  любовью к
писательству. Ћднажды он призналсЯ мне,  что ему до смерти хотелось  бы хотЯ
бы  год  поработать директором большого  универсального  магазина. ‘о  своей
стороны  могу  заверить  читателЯ,  что  если  бы  мечта  …вгениЯ  Џетровича
когда-нибудь  осуществилась,  это  был  бы  лучший универсальный  магазин  в
‘оветском ‘оюзе.
     „авным-давно кто-то из наших кинодеЯтелей, побывав  в  Ђмерике, написал
подобие  отчета  о своей поездке.  ‚ отчете  этом, помимо других  диковинок,
какие  ему  довелось  увидеть  в  ѓолливуде, он восторженно  описывал  такое
достижение   американской   кинематографии:   оказываетсЯ,   в  голливудских
киностудиЯх,  прежде  чем  приступить  к съемкам  кинокартины,  сценарий  ее
отпечатывают  во  множестве  экземплЯров  и  раздают  длЯ ознакомлениЯ  всем
участникам будущей работы. ЉинодеЯтель, восторженно описываЯ  это достижение
американских  кинематографистов, настоЯтельно рекомендовал  нашим работникам
кино использовать их ценнейший опыт в своей работе.
     ‘удьбе было угодно, чтобы этот отчет попал в руки Џетрова.
     џ не буду приводить эпитетов, которыми он характеризовал автора отчета,
прочтЯ до этого места его творение, -- это отнЯло бы  слишком много места, и
читателю  придетсЯ  представить  их  себе самому. Ќо при  этом  ему  следует
принЯть  во  внимание, что  Џетров сам  побывал  в ѓолливуде и  очень горЯчо
относилсЯ к идее использованиЯ американского опыта нашей кинематографией.
     Џричем надо сказать, что,  в отличие  от автора упомЯнутого  отчета, он
сумел увидеть у американцев то основное, чему нам действительно следовало  у
них  поучитьсЯ. € этим  основным  в  первую очередь были  сроки производства
кинокартин.
     Ћни описали с €льфом в "Ћдноэтажной Ђмерике" способы, какими американцы
"выстреливают"   свои  картины.   Ќо,   как  всегда,  описать  Џетрову  было
недостаточно.  …го  активнаЯ   натура  требовала  действий  практических   и
решительных.
     Ћсуществить  кое-что в этой области ему  удалось, когда мы работали над
сценарием об Ђнтоне €вановиче.
     ‚се  это предприЯтие было  несколько  американизированным.  Џредложение
написать  после "Њузыкальной  истории"  еще один музыкальный  сценарий  было
сделано  нам внезапно. Ќикаких предположений о  его сюжете и характере у нас
не  было. ‘роки,  поставленные нам, были до чрезвычайности сжаты.  €  все же
Џетров настоЯл на том, чтобы взЯтьсЯ за эту работу.
     Ќесколько дней мы провели, блуждаЯ по тропинкам подмосковного леса, где
Џетров жил на даче. џ  полагаю,  что люди, встречавшие нас в лесу в эти дни,
имели  все  основаниЯ  принимать  нас  за  опасных  маньЯков,  удравших   из
сумасшедшего  дома. Њы кричали,  размахивали  руками, а по  временам даже  в
лицах представлЯли сцены, подвергавшиесЯ обсуждению.
     Љ вечеру третьего днЯ перед  нами стали вырисовыватьсЯ контуры будущего
сценариЯ.
     Ђнтон €ванович уже был тогда органистом, его дочь ‘има была певицей, но
вот Њухин был не композитором, а полным профаном в  музыке. € именно этим он
вызывал  Ярость у отца своей  возлюбленной. Џо  нашему  замыслу, ‘има должна
была  научить своего  избранника понимать  и любить  музыку  и таким образом
примирить его со своим отцом.
     Љогда придумывание  сюжета  дошло  до  этого  пункта,  Џетров  внезапно
остановилсЯ, преградив мне дорогу. Њы шли друг за другом по узкой тропинке.
     -- ‘колько,  по-вашему,  нужно  времени на то, чтобы  научить  человека
понимать и любить музыку, -- спросил он, повернувшись ко мне  лицом, -- если
до этого человек был в музыке как кусок дерева?
     --  …сли  как  кусок дерева, --  малодушно  ответил  Я, ощущаЯ в  груди
неприЯтный холодок, -- тогда, по-моему, год!
     -- ’ри года!  -- отчеканил Џетров.  --  €  вы это знаете не хуже  менЯ.
„авайте думать сначала!
     џ сделал еще одну попытку спасти наш замысел:
     -- Ќу,  а что, если  у Њухина это  произойдет как у испуганной  орлицы?
Џомните, "Џророк"? "Ћтверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы".
     ѓоворЯ это Я чувствовал, что голосу моему не хватает твердости.
     Џетров ухмыльнулсЯ:
     -- “дивительно, какой вы  становитесь хитрый, когда речь заходит о том,
чтобы начать работу сначала! Љак вы сказали? Љак у орлицы? €нтереснаЯ мысль!
     џ пристыженно замолчал, и мы стали придумывать дальше.
     Ќе  буду рассказывать о дальнейших этапах  нашей работы.  ‚ажно другое.
‘ценарий был написан ровно за месЯц и, перепечатанный на машинке, сдан точно
в назначенный день.
     €  уж  тут,  в  разговорах  с  кинофабрикой,  Џетров не  поскупилсЯ  на
голливудские  параллели.  ЌапираЯ  на то,  что сценарий  был  написан так же
быстро, как это делают в ѓолливуде, он  просто требовал,  чтобы картина была
снЯта такими же  темпами. Ќет,  он не  только требовал, он убеждал, угрожал,
что-то  высчитывал на  бумажке, предлагал свою помощь  в  качестве помощника
режиссера, -- словом, переставлЯл мебель со всей доступной ему энергией.
     ’рудно сказать,  в  какой  именно степени помогли делу  его уговоры, но
картина  была снЯта довольно быстро.  €  его  склонность  принимать активное
участие  во  всех областЯх  работы, через  которые  ему случалось проходить,
получила новое подкрепление.
     Џоследний свой  сценарий -- "‚оздушный извозчик"  --  он написал меньше
чем в месЯц.
     ‚ойна разлучила нас с Џетровым. € после долгого перерыва Я увидел его в
номере  московской гостиницы, где он остановилсЯ,  вернувшись  из  очередной
поездки на фронт.
     ‚  комнате  было  сильно накурено, на письменном  столе стоЯла  пишущаЯ
машинка  с вложенным  в  нее листом бумаги,  рЯдом  на стуле лежал трофейный
немецкий автомат.
     -- ‘адитесь. Љурите. џ сейчас кончу.
     Ћн сел за стол и,  громко крЯхтЯ, что было у него признаком напрЯжениЯ,
с длинными остановками после  каждой фразы, дописал до конца корреспонденцию
в американскую газету. Џотом прочел мне ее.
     ќто был  короткий  рассказ  о виденном на  фронте в  последние  дни,  с
отчетливо  выраженным  стремлением  описать  все как  можно более  точно.  ‚
рассказе были зимний лес, дымЯщиесЯ развалины оставленных немцами деревень и
непоколебимаЯ уверенность в победе.
     ђассказ мне понравилсЯ. ѓоворить об этом  мне  было не  нужно, он и так
менЯ понЯл,  и мы помолчали. Џотом он порылсЯ в  Ящике стола и протЯнул  мне
продолговатый кусок картона  с  маленькой фотографической карточкой в правом
углу.  ќто  было  удостоверение члена фашистской  партии,  закончившего свою
жизнь  и  деЯтельность  несколько  дней  назад  где-то  в  районе  ђжева.  ‘
фотографии  на менЯ глЯдело  худосочное, наглое,  прыщавое личико с белесыми
глазками. ’акое лицо  могло бы быть у  блохи, если бы она мечтала о  мировом
господстве.
     -- ѓегемоны! Џоработители! -- проворчал Џетров, бросаЯ карточку  в Ящик
стола. --  ’е  из  них,  с  которыми Я  говорил,  не годЯтсЯ  даже  на  роли
околоточных надзирателей. Ќу да черт с ними! —то сегоднЯ в опере?
     Ќо в оперу мы не пошли,  а отправились ко мне и всю ночь продежурили на
чердаке, застигнутые воздушной тревогой.  ‚месте с нами дежурил мой сосед по
квартире -- дирижер симфонического оркестра.
     Љ  середине ночи Џетров очень с  ним  подружилсЯ и,  размахиваЯ руками,
прочел ему  целый доклад о  том, как следует  исполнЯть  —етвертую  симфонию
—айковского, а потом спел чуть ли не с начала до конца оперу ‚ерди "Ћтелло".
     Џод  утро,  когда Џетров  ушел к себе в гостиницу,  мой сосед, проводив
менЯ до моей двери, сказал:
     -- ‡наете, он очень интересно говорил о —етвертой  симфонии. Ђ "Ћтелло"
он знает гораздо лучше менЯ. ќто была моЯ последнЯЯ встреча с Џетровым.
     Ќе  знаю,  удалось  ли мне  хоть  в  какой-либо  степени  дать читателю
представление о том, какой человек был Џетров.  Џомог ли Я читателю  увидеть
Џетрова  таким,  каким  его  помнЯт  те,  кто  с  ним  встречалсЯ, -- всегда
взволнованным  и  вместе  с тем удивительно сдержанным и корректным,  всегда
готовым взЯтьсЯ за любое дело, куда угодно поехать, подружитьсЯ с человеком,
если он стоил того, или повздорить, если длЯ этого были причины?
     Џочувствует ли читатель, как великолепно этот  человек был приспособлен
длЯ жизни, длЯ работы, длЯ борьбы, как жадно он жил, работал, боролсЯ?
     €  как  многому можно было  научитьсЯ, работаЯ вместе с ним и следуЯ за
ним по тем неизменно трудным дорогам, которые он избирал...

     <b><i>…‚ѓ…Ќ€‰ Ђ’ђЋ‚
     ЌЂ ЉЋЌ‘“‹њ’Ђ–€€</i></b>
     --  „а,  да,  прочел...  ‚стретимсЯ  послезавтра,  в  два  часа  днЯ, в
"‹итературной газете".
     џ бережно положил телефонную трубку. ‚стречу назначил  …вгений  Џетров.
Џисал Я  тогда (1939  год) в соавторстве с ‘. атровым, и наши фельетоны уже
печатались в  "Љрокодиле",  в "‘мене",  в  "Љомсомольской правде".  •отелось
узнать  мнение о  себе такого строгого редактора, как Џетров. Њы послали ему
два новых фельетона с просьбой "проконсультировать".
     ‚ назначенное …вгением Џетровичем послезавтра соавтор мой был  болен, и
Я отправилсЯ в "‹итературную газету" один. Џетров опоздал на  пЯть минут. Ћн
вошел, стройный, худощавый, стремительный, приглаживаЯ на ходу волосы, и тут
же извинилсЯ за опоздание.
     Ћтыскав  пустующую комнату,  мы  сели за  небольшой  квадратный столик,
вроде шахматного. Џетров  выглЯдел  очень  усталым,  невыспавшимсЯ. ‚ынув из
внутреннего кармана пиджака  наши рукописи, он положил их перед собой. ‡атем
достал тоненький автоматический карандашик в металлической оправе.
     Ћдин  фельетон  …вгений Џетрович  отодвинул в сторону, а другой  быстро
пробежал, ставЯ  кое-где  на  полЯх птички. Ћтодвинутый фельетон представлЯл
собой  юмористическое  повествование  о  некоем  вымышленном  поэте, пишущем
только на  юбилейные  темы. •итрыми мотивировками мы  заставили нашего героЯ
лишитьсЯ  настольного  календарЯ,  после   чего  он  претерпевал  творческую
катастрофу.
     Љончив расставлЯть птички, Џетров  тронул пальцами рукопись отложенного
фельетона и сказал:
     -- ќто печатать  нельзЯ!  Љалендарь  -- стараЯ  тема,  о календарЯх уже
было.
     -- “ кого было? -- спросил Я.
     -- Ќе помню, но было. Ђх, да, Љатаев писал о календаре! € еще кто-то...
Ђ длЯ того, чтобы иметь собственный голос,  нельзЯ писать о  том, о  чем уже
писалось. Џусть  писалось  не именно это, а  что-то  похожее,  напоминающее,
близкое. ‚се равно нельзЯ повторЯть! Њысль должна быть абсолютно новой.
     Ћн сделал короткую паузу, а затем, оживлЯЯсь все больше, продолжал:
     --  ‘уществует  множество банальных тем, которыми нельзЯ  пользоватьсЯ,
несмотрЯ  на их  сохранившуюсЯ  актуальность. ЌельзЯ писать о  теще, хотЯ  и
сейчас  есть тещи, отравлЯющие человеку жизнь. Џосле революции возникла тема
о фининспекторе. Ћна так исписана, что звучит как тема о теще. Ќесколько лет
писалось о  том,  что машинистка -- кисейнаЯ барышнЯ. ‡атем пришлось  писать
фельетоны,  доказываЯ обратное, доказываЯ,  что  машинистка  труженица. ’ема
жалобной книги возникла  до революции. ‚вел ее  —ехов.  Ќо теперь бесконечно
повторЯют —ехова, пишут про жалобную книгу "по —ехову". ЌельзЯ этого делать!
     Џетров уже встал со стула и ходил по комнате, энергично жестикулируЯ.
     --  ”ельетонист должен  развивать в себе отвращение к  банальности!  --
говорил  он.  --  ‚ажно,  кто  сказал первый, а не  кто  удачно  перепел или
усовершенствовал.  ђемингтон  изобрел  пишущую  машинку  и умер в  бедности.
Њашинку после его  смерти усовершенствовали,  но на ней  стоит  "ђемингтон".
€сториЯ проЯвлЯет пластинки, и  тогда  выЯснЯетсЯ,  кто  сказал  первый, кто
открыл! ‚се  это  относитсЯ  не только к теме  фельетонов, но  и  к приемам,
выражениЯм, словам...
     …вгений Џетрович взЯл одну из наших рукописей и, уже мЯгко, сказал:
     --  ‚от  есть здесь  фамилиЯ Џружанский! Ђ ведь эта фамилиЯ уже была, у
нас с €льфом была.
     Њне стало  и неловко и обидно.  џ прекрасно  помнил, как искали  мы эту
фамилию.  Ѓыл  у  нас  знакомый  директор  цирка  Џружанов.  Ќачало  фамилии
показалось подходЯщим  длЯ нашего  персонажа, но  окончание  звучало  как-то
приглушенно. ’огда мы  переделали Џружанова в  Џружанского. џ  рассказал  об
этом Џетрову.
     -- „а  ведь речь  идет не  о прЯмом заимствовании! -- воскликнул он. --
Џишущий  человек  окружен  атмосферой уже известных в литературе  положений,
мыслей,   острот,  слов.   Ћни  носЯтсЯ  в   воздухе.  —асто  они   приходЯт
ассоциативно. Ќе знаешь даже,  где слышал! ‚озможно, что ваше воспоминание о
цирковом директоре наложилось на воспоминание о фамилии, прочитанной в чужом
фельетоне. Ќе важно,  как  это  произошло,  важно,  что  фамилиЯ  Џружанский
употреблЯлась... Ќадо постоЯнно проверЯть  себЯ,  контролировать. Ѓеспощадно
отсекать  чужое! Џреодолевать атмосферу банальности!  …е  трудно  избегнуть.
…сли менЯ попросЯт  быстро  сравнить  с  чем-нибудь  луну, Я  навернЯка  дам
банальное сравнение... ‡начит, в таких случаЯх не следует торопитьсЯ!
     Џетров  сел  и  начал  вертеть  в  руках  металлический  карандашик. Ћн
продолжал говорить, как бы подводЯ итог сказанному:
     -- Ћсобенно строго должен относитьсЯ к себе тот, у кого есть данные длЯ
своего слова, длЯ собственного голоса.  Џисать надо по-своему, и  писать как
можно  острее! Џервое времЯ  от этого  будет, может  быть,  и плохо, но зато
потом  будет  хорошо  (не  через  месЯц!).   ЌапечататьсЯ   сейчас  легко  и
понравитьсЯ тоже не трудно.  Ќе соблазнЯтьсЯ такими  возможностЯми! ѓоворить
только  новое!  €  еще один совет: не  обЯзательно в каждой строке  острота.
‹учше пусть будет больше острых мыслей, чем острых слов!
     ‡атем Џетров принЯлсЯ за разбор второй нашей рукописи. ќто был фельетон
о  песенниках,  спекулирующих   на  конъюнктурных  темах.  ”ельетон  …вгению
Џетровичу понравилсЯ: "Џечатать можно хоть,  сейчас", -- сказал он. ђазговор
пошел об отдельных огрехах, отмеченных птичками. Љ сожалению, даже не огрех,
а непростительный  лЯпсус оказалсЯ  в первой же фразе,  с первого же  слова.
”ельетон начиналсЯ так:
     "ЃиблиЯ была написана лишь потому, что апостолы страшно нуждались".
     -- Ќе библиЯ, а евангелие, -- поправил Џетров. -- Ќужна точность!
     ‡абраковал он и две из встречавшихсЯ в  фельетоне фамилий  -- ’ылкин  и
Џолусмак.
     -- "Џолу"  уже использовалось,  поэтому и плохо.  Ђ  ’ылкин  --  просто
неприЯтно звучит...  € выражение "бодрЯчковый мотив" тоже неприЯтно.  ‘троже