атость,  а  затем
помилованном французским парламентом  и  заключенном в сумасшедший  дом.  Ћн
обвинЯлсЯ  в том, что был застигнут в лесу,  весь  в крови и в клочьЯх мЯса,
вскоре после того, как два волка задрали мальчугана, причем очевидцы видели,
как один из  волков  убегал вприпрыжку  целым и невредимым.  ’акаЯ вот милаЯ
домашнЯЯ сказочка,  приобретающаЯ, впрочем,  зловещий смысл, если принЯть во
внимание имЯ персонажа и место  действиЯ. џ, тем не  менее, пришел к выводу,
что  кумушки  из  Џровиденса в  большинстве  своем ничего не слыхали  о ней.
Џоскольку если бы слыхали, то совпадение имен навернЯка повлекло бы за собой
какие-нибудь решительные  действиЯ,  продиктованные страхом. Ђ в самом деле:
что, если какие-то не имевшие широкого хождениЯ слухи о †аке ђуле и  привели
к финальному бунту, стершему французское семейство с лица городской земли?
     џ стал посещать  проклЯтое место все  чаще и  чаще,  изучаЯ  нездоровую
растительность в саду, осматриваЯ стены зданиЯ и внимательно обследуЯ каждый
дюйм землЯного пола в  погребе. €спросив разрешениЯ у Љэррингтона ѓарриса, Я
подобрал   ключ  к  неиспользуемой  двери,  ведущей  из  погреба  прЯмо   на
Ѓенефит-стрит;  Я сделал это  потому,  что предпочитал иметь  более  близкий
доступ  во  внешний мир,  нежели тот,  что  могли предоставить  неосвещеннаЯ
лестница,  прихожаЯ на первом этаже  и парадный вход.  ’ам,  где  пагубность
таилась в наиболее концентрированном виде, Я проводил долгие послеполуденные
часы, обшариваЯ каждую пЯдь, заглЯдываЯ в  каждый  уголок, и солнечные  лучи
просачивались  внутрь  сквозь щели  в  затканной  паутиной  наземной  двери,
благодарЯ которой лишь несколько шагов отделЯло менЯ от безопасного уличного
тротуара.  Ќо  увы!  стараниЯ  мои  не были вознаграждены новыми  находками:
кругом была  все та  же  угнетающаЯ  затхлость, едва уловимые болезнетворные
запахи и все  те  же  очертаниЯ на  полу. ЏредставлЯю, с каким  любопытством
разглЯдывали менЯ многочисленные прохожие через пустые оконные проемы!
     Ќаконец,  по наущению дЯдюшки, Я решил обследовать место в темное времЯ
суток и однажды в непогожую ночь сноп света из моего электрического фонарика
металсЯ по заплесневелому  полу  с  жуткими  фигурами на  нем  и  причудливо
искривленными  слабо  фосфоресцирующими  грибами.  ‚   ту  ночь   обстановка
подействовала на менЯ настолько удручающе, что Я был почти готов к тому, что
увидел, если только это мне не показалось, а именно: очертаниЯ  скрючившейсЯ
фигуры ,  отчетливо  выделЯвшиесЯ  среди  белесоватых  наростов. ќто была та
самаЯ фигура, о существовании  которой Я  слышал еще мальчишкой.  џсность  и
отчетливость  ее  были поразительны и  бесподобны  и, глЯдЯ  на нее, Я снова
разглЯдел то слабое желтоватое мерцающее испарение, которое ужаснуло менЯ  в
дождливый день много лет тому назад.
     Ќад  человекоподобным пЯтном плесени  возле  очага поднималась она, эта
слабаЯ,  болезнетворнаЯ,  чуть  светЯщаЯсЯ  дымка;  клубЯсь  и  извиваЯсь  в
темноте, она, казалось, непрерывно принимала  различные неЯсные, но пугающие
формы, постепенно истончаЯсь  и улетучиваЯсь  в черноту  огромного дымохода,
оставлЯЯ   за   собой   характерный  омерзительный   смрад.  ‚се   это  было
отвратительно и лично длЯ менЯ усугублЯлось всем,  что мне  было известно об
этом  месте. „ав себе слово не покидать своего поста, что бы ни случилось, Я
внимательно   наблюдал  за  исчезновением  испарениЯ  и,  наблюдаЯ,  не  мог
отделатьсЯ  от ощущениЯ, что и оно, в свою очередь, плотоЯдно следит за мной
своими  не  столько  видимыми,  сколько  воображаемыми  зрачками.   Љогда  Я
рассказал  обо  всем  дЯде,  он пришел в сильное  возбуждение и  после  часа
напрЯженных  раздумий принЯл определенное  и  радикальное решение. ‚звесив в
уме  всю важность  предмета и  всю  весомость  нашего  отношениЯ к  нему, он
настоЯл  на  том, чтобы мы оба подвергли испытанию а,  если  возможно, то  и
уничтожению ужас этого  дома путем совместного неусыпного дежурства по ночам
в затхлом клейменом плесенью подвале.
     4
     ‚  среду  25 июнЯ 1919 года, с разрешениЯ Љэррингтона ѓарриса, которому
мы,  впрочем,  не стали  говорить  о  своих истинных  намерениЯх,  Я  и дЯдЯ
притащили  в  страшный дом два складных стула, одну раскладушку  и кое-какие
научные приборы, исключительно громоздкие и хитроумные. ђазместив все это  в
подвале при  свете днЯ, мы занавесили окна бумагой и оставили дом до вечера,
когда должно было начатьсЯ  первое  наше  дежурство. Џеред уходом мы надежно
заперли   дверь,   ведущую   из   подвала   в   первый  этаж,   чтобы   наши
высокочувствительные  приборы,  добытые  под  большим секретом и  по высокой
цене,  могли оставатьсЯ там в  безопасности столько дней, сколько могло  нам
потребоватьсЯ длЯ дежурств. Џлан  на вечер был такой: до определенного  часа
мы оба сидим не смыкаЯ глаз, а затем начинаем дежурить в очередь по два часа
каждый, сначала Я потом дЯдЯ; при этом один из нас отдыхает на раскладушке.
     ЏрироднаЯ предприимчивость, с  которой дЯдюшка  раздобыл  инструменты в
лабораториЯх  университета  Ѓрауна  и  арсенала  на  Љрэнстон-стрит, а также
инстинктивно выбранное им направление наших поисков, великолепно показывают,
какой запас жизненных сил и энергии сохранЯлсЯ в этом 80-летнем джентльмене.
Ћбраз  жизни €лайхью “иппла соответствовал тем принципам гигиены, которые он
пропагандировал как  врач, и  если бы не ужасное  происшествие, то и  по сей
день  он пребывал бы  в  полном здравии. ’олько  двум лицам  ведомы истинные
причины случившегосЯ Љэррингтону ѓаррису и вашему покорному  слуге. џ не мог
не рассказать обо всем ѓаррису, так как он был  владельцем дома и имел право
знать о  нем  все. Љроме того,  мы предуведомили его о своем эксперименте, и
после того,  что случилось с дЯдей, Я решил, что  один только ѓаррис в силах
понЯть  менЯ и поможет мне  дать необходимые публичные разъЯснениЯ.  “слышав
мою историю,  ѓаррис побелел, как мел; но  он согласилсЯ помочь, и Я  решил,
что теперь можно без всЯкой опаски пустить в дом жильцов.
     ‡аЯвить, что  во времЯ бдениЯ в ту непогожую  ночь мы чувствовали  себЯ
вполне бодро, было бы с моей стороны глупо и нечестно. џ уже говорил, что мы
ни  в  коем  случае  не были подвержены  вздорным  суевериЯм, однако научные
штудии и долгие размышлениЯ  научили нас тому, что  известнаЯ нам трехмернаЯ
вселеннаЯ  представлЯет  собой лишь  ничтожную долю от всего материального и
энергетического  мира.  ‚  данном, конкретном  случае  несметное  количество
свидетельств из многочисленных  достоверных источников  указывали  на  Явное
существование  неких сил,  обладающих  огромной  мощью  и,  с  точки  зрениЯ
человека, исключительно недобрых. ‘казать, что мы серьезно верили в вампиров
или,  скажем, в оборотней,  означало бы сделать слишком обобщенное и  потому
неточное  заЯвление. ‘корее  следует указать на то, что  мы отнюдь  не  были
склонны   отрицать    возможность    существованиЯ   неких    неведомых    и
незафиксированных  модификаций  жизненной  силы   и  разрЯженного  вещества;
модификаций, редко  встречающихсЯ в  трехмерном  пространстве  из-за  своего
более тесного родства с другими измерениЯми, но, тем не менее, находЯщихсЯ в
достаточной близости к  нашему миру, чтобы времЯ от времени  проЯвлЯть  себЯ
перед нами,  каковые  проЯвлениЯ мы,  из-за  отсутствиЯ  подходЯщего  пункта
наблюдениЯ, врЯд ли когда-нибудь сможем объЯснить.
     Љороче  говорЯ,  мы   с  дЯдей  полагали,  что  бесчисленное  множество
неоспоримых фактов указывает  на  известное  пагубное влиЯние, гнездЯщеесЯ в
страшном  доме,   влиЯние,  восходЯщее  к  тому  или  иному  из  злополучных
французских переселенцев двухвековой давности и по-прежнему проЯвлЯющее себЯ
через  посредство  каких-то  непонЯтных и никому не ведомых законов движениЯ
атомов и  электронов.  Ћ том,  что  члены семьи  ђуле  находились  в  некоем
противоестественном  контакте с  внешними кругами бытиЯ кругами враждебными,
внушающими нормальным людЯм лишь страх и отвращение, достаточно красноречиво
говорили  письменные  свидетельства. Ќе вышло ли, в  таком случае,  так, что
волнениЯ  черни в те давно канувшие  в прошлое тридцатые  годы  семнадцатого
столетиЯ привели в  движение  некие кинетические  структуры  в патологически
устроенном  мозгу  одного  или  нескольких из  французов  хотЯ  бы  того  же
порочного ЏолЯ ђуле, в результате  чего структуры  эти, так сказать,пережили
своих  умерщвленных  носителей  и  продолжали  функционировать   в  каком-то
многомерном   пространстве   вдоль  исходных  силовых  линий,   определенных
неистовой злобой взбунтовавшихсЯ горожан?
     ‚  свете  новейших  научных  гипотез,  разработанных  на основе  теории
относительности  и внутриатомного  взаимодействиЯ, такого рода  вещи уже  не
могут считатьсЯ невозможными ни в физическом, ни в биохимическом отношениЯх.
‚полне можно вообразить некий чужеродный сгусток вещества или энергии пускай
бесформенный, пускай  какой  угодно,  существование которого  поддерживаетсЯ
неощутимым  или даже нематериальным паразитированием на  жизненной силе  или
телесной ткани и жидкости других, более, что ли, живых организмов, в которые
он проникает и с материей которых он временами сливаетсЯ. ‘густок этот может
иметь Явно враждебные намерениЯ, а может  и просто руководствоватьсЯ слепыми
мотивами  самосохранениЯ.  ‚  любом  случае  такой  монстр  в  наших  глазах
неизбежно  приобретает  вид  аномалии  и незваного гостЯ, и истребление  его
должно составлЯть  свЯщенный долг каждого, кто не  враг  природе, здоровью и
здравому смыслу.
     —то смущало нас более всего, так это наше полное неведение относительно
того, в каком виде  предстанет нам противник. Ќи один из людей, находившихсЯ
в  здравом уме, никогда не видел его, и лишь очень немногие более или  менее
Ясно его ощущали.  ќто могла быть энергиЯ в чистом виде как бы некий эфирный
образ, пребывающий вне царства вещества, а могло быть и что-то материальное,
но  лишь  отчасти; какаЯ-нибудь  там  неизвестнаЯ  науке  пластичнаЯ  масса,
способнаЯ произвольно видоизменЯтьсЯ, образуЯ расплывчатые подобиЯ твердого,
жидкого,     газообразного     или    нераздельно-неслиЯнного     состоЯний.
—еловекоподобный налет плесени на полу, форма желтоватого испарениЯ и извивы
древесных  корней  в некоторых древних поверьЯх все это  говорило о каком-то
хоть  и отдаленном, но родстве с человеческой фигурой; однако, насчет  того,
насколько показательным и  постоЯнным могло  оказатьсЯ  это сходство, ничего
хоть сколько-нибудь определенного сказать было нельзЯ.
     Ќа  случай  предполагаемой встречи с  противником  мы  запаслись  двумЯ
видами  оружиЯ:  крупной   специально   модифицированной   трубкой   Љрукса,
работающей  от  двух  мощных  аккумулЯторных  батарей  и оснащенной  особыми
экранами  и  отражателЯми  это  на  случай,  если  бы  враг  вдруг  оказалсЯ
неосЯзаемым,  и  его  можно  было  бы   отразить  лишь  посредством  эфирных
излучений,  обладающих  огромной разрушительной  силой;  и  парой  армейских
огнеметов, вроде тех, что использовались  в Њировой войне на случай, если бы
враг  оказалсЯ частично материальным и мог бы быть  подвергнут механическому
уничтожению, ибо, подобно суеверным  эксетерским крестьЯнам, мы  готовы были
испепелить  сердце своего врага,  если бы таковое у него оказалось. ‚се  эти
орудиЯ  агрессии мы разместили в подвале таким образом,  чтобы до  них легко
было дотЯнутьсЯ с раскладушки и со стульев и  чтобы они, в то же времЯ, были
нацелены  на  то место  перед  очагом, где  находилась плесень,  принимавшаЯ
различные причудливые формы. Љстати, как днем, когда мы располагали мебель и
механизмы,  так и вечером, когда  мы приступили непосредственно к дежурству,
пресловутое пЯтно было едва заметно, и на секунду Я даже усомнилсЯ, видел ли
Я  его когда-нибудь  вообще  в более  Ярко выраженной форме; впрочем,  уже в
следующую секунду Я вспомнил о бытовавших преданиЯх.
     Њы заступили  на  дежурство в  подвале  в десЯть вечера,  в час,  когда
переводЯт  стрелки,  и пока  не замечали никаких перемен в интересующем  нас
отношении.  Џри тусклом  мерцании  атакуемых  ливнем  уличных фонарей и  еле
заметном  свечении омерзительной грибной поросли внутри можно было различить
источающие  сырость  каменные  стены без малейшего  следа известки; влажный,
смердЯщий,  подернутый  плесенью твердый  каменный  пол с  его  непотребными
грибами; куски гнилого дерева, иногда бывшие скамейками, стульЯми, столами и
прочей, теперь уже  трудно сказать какой мебелью; тЯжелые, массивные доски и
балки пола первого этажа над нашими головами; увечную дощатую дверь, ведущую
в  каморы  и  закрома, расположенные  под  другими частЯми дома;  крошащуюсЯ
каменную  лестницу со сломанными деревЯнными перилами;  и  неровную  зиЯющую
дыру  очага с какими-то ржавыми железками внутри, видимо, некогда служившими
в качестве крюков, подставок,  вертелов, сифонов и  заслонки длЯ жаровни;  и
среди всего  этого  мы  также  различали  свои немудреные  стульЯ  и  мирную
раскладушку, а рЯдом громоздкие и мудреные разрушительные механизмы.
     Љак и в прежние свои визиты, мы не стали запирать дверь на улицу на тот
случай,  если  бы  нам вдруг оказалось  не под силу  справитьсЯ с враждебным
Явлением: тогда мы имели бы прЯмой и удобный путь к избавлению. Њы полагали,
что  наши постоЯнные  ночные бдениЯ  рано или  поздно спровоцируют  таЯщеесЯ
здесь зло на то, чтобы проЯвить себЯ, и, заранее запасшись всем необходимым,
мы  сможем совладать с ним  при помощи одного или  другого средства сразу же
после того, как достаточно хорошо разглЯдим и поймем, что это такое.  Ћ том,
сколько времени может уйти на то, чтобы  пробудить и  истребить эту сущность
или  существо,  мы  не  имели  ни  малейшего понЯтиЯ.  Њы,  конечно,  хорошо
понимали, что предприЯтие наше далеко  не безопасно,  ибо ничего нельзЯ было
сказать заранее о  том, насколько сильным может оказатьсЯ враг.  € все же мы
считали,  что  игра  стоит  свеч,  и  самостоЯтельно решились  на  риск  без
колебаний,  понимаЯ,  что обратитьсЯ  за  посторонней  помощью  означало  бы
поставить себЯ в нелепое положение и, быть может, погубить все дело. ‚ таком
вот настроении мы сидели и беседовали до позднего  часа, пока мой дЯдюшка не
стал  клевать носом, так что мне пришлось  напомнить ему,  что настало времЯ
длЯ его двухчасового сна.
     —увство,  похожее на страх,  сопровождало мое одинокое бдение  в первые
послеполуночные  часы  Я  сказал  одинокое  ,  ибо  тот,  кто  бодрствует  в
присутствии  спЯщего  воистину одинок;  может  быть,  более одинок, чем  ему
кажетсЯ. „Ядюшка тЯжело дышал; шум дождЯ снаружи аккомпанировал его глубоким
вдохам и выдохам, а  дирижировал  ими  другой звук раздражающее капанье воды
где-то далеко  внутри, ибо в доме этом было отвратительно  сыро даже в сухую
погоду, а при таком ливне, как сегоднЯ, его должно было просто затопить. Џри
свете  грибов  и  тусклых  лучей,  украдкой  пробивавшихсЯ  с  улицы  сквозь
занавешенные окна, Я рассматривал старую  кирпичную кладку  стен.  Љогда  от
нездоровой атмосферы  вокруг  мне стало тошно, Я приоткрыл дверь и некоторое
времЯ глЯдел  вдоль  улицы  то в  один, то  в  другой  конец, ласкаЯ  взглЯд
знакомыми пейзажами и вбираЯ грудью  нормальный здоровый воздух. Џо-прежнему
не произошло ничего такого, что могло  бы вознаградить мое неусыпное бдение,
и Я непрерывно зевал, поддаваЯсь теперь уже усталости, а не страху.
     ‚незапно внимание  мое  было привлечено тем, как дЯдюшка заворочалсЯ во
сне. Џрежде, где-то  под конец первого часа своего сна, он уже несколько раз
беспокойно  пошевелилсЯ на раскладушке; теперь же он не просто ворочалсЯ, но
и довольно  странно  дышал неравномерно  и  со  вздохами,  как-то  уж  очень
напоминавшими удушливые стоны.  Џосветив  на него фонариком и обнаружив, что
он повернулсЯ ко мне спиной, Я перешел на другую сторону раскладушки и снова
включил  фонарик, чтобы посмотреть, не стало  ли ему плохо. € хотЯ то, что Я
увидел,  было,  в  общем-то,  пустЯком, Я  пришел  в немалое замешательство,
причиной  которому,  вероЯтно,  было   то,  что   замеченное  мною  странное
обстоЯтельство свЯзалось в моем представлении со  зловещим характером нашего
местонахождениЯ и миссии, поскольку  само  по себе оно не  было ни пугающим,
ни,   тем  более,  сверхъестественным.  Ђ  заключалось   это  обстоЯтельство
всего-навсего  в том,  что  лицо  дЯдюшки  наверное, под  влиЯнием  каких-то
абсурдных сновидений, вызванных  ситуацией, в  которой мы находились,  имело
выражение нешуточного волнениЯ, каковое, насколько Я мог судить, было отнюдь
ему не свойственно.  Ћбычное выражение его лица отличалось самой  добротой и
тем спокойствием, которое присуще лицам всех благовоспитанных  джентльменов;
теперь же на нем отражалась борьба самых разнообразных чувств. џ думаю, что,
в сущности, именно это  разнообразие и  встревожило менЯ больше всего. „ЯдЯ,
который  то  хватал воздух  ртом,  то металсЯ  из стороны  в сторону, широко
открыв глаза, представлЯлсЯ мне не  одним,  но  многими людьми одновременно;
казалось, он был странным образом чужим самому себе.
     Џотом  он принЯлсЯ бормотать,  и  менЯ неприЯтно поразил вид  его рта и
зубов. Џоначалу Я не мог разобрать слов, но потом - с ужасающей внезапностью
-  мне  послышалось  в них нечто  такое, что сковало  менЯ ледЯным  страхом,
отпустившим  менЯ лишь тогда, когда Я вспомнил о широте эрудиции дЯдюшки и о
тех  бесконечных часах,  которые он  просиживал  над  переводами  статей  по
антропологи и  древностЯм из Revue des Deux Mondes  . „а! почтенный  €лайхью
“иппл  бормотал  по-французски,  и  те   немногие  фразы,  что  мне  удалось
различить, похоже, относились  к жутчайшим из мифов, когда-либо переведенных
им из известного парижского журнала.
     Ќеожиданно  пот   выступил  на  лбу  спЯщего,  и  он  резко  подскочил,
наполовину   проснувшись.   ЌечленораздельнаЯ  французскаЯ   речь  сменилась
восклицаниЯми  на  английском,  и  грубый  голос  взбудораженно  выкрикивал:
‡адыхаюсь,  задыхаюсь!  Џотом,  когда  настало  окончательное пробуждение  и
волнениЯ на дЯдином  лице  улеглись, он схватил менЯ за  руку  и поведал мне
содержание своего сна, об истинном смысле которого Я мог только догадыватьсЯ
с суеверным страхом!
     Џо  словам  дЯди,  все  началось с цепочки довольно заурЯдных  снов,  а
завершилось видением настолько странного  характера, что его невозможно было
отнести  ни  к  чему  из  когда-либо  им   прочитанного.  ‚идение  это  было
одновременно  и  от  мира,  и  не  от  мира  сего:  какаЯ-то  геометрическаЯ
неразбериха, где  элементы  знакомых  вещей выступали  в  самых необычных  и
сбивающих с толку сочетаниЯх; причудливый  хаос кадров,  наложенных  один на
другой;  некий  монтаж,  в  котором  пространственные  и   временные   устои
разрушались и  снова восстанавливались  самым нелогичным  образом. €з  этого
калейдоскопического  водоворота фантасмагорических образов иногда  выплывали
своего рода фотоснимки, если можно воспользоватьсЯ этим термином, фотоснимки
исключительно резкие, но, в то же времЯ, необъЯснимо разнородные.
     Ѓыл момент, когда дЯдюшке представилось, будто  он лежит в глубокой Яме
с неровными  краЯми, окруженной  множеством  хмурых людей  в  треуголках  со
свисающими из-под  них беспорЯдочными прЯдЯми  волос, и  люди эти взирают на
него весьма  неодобрительно.  Џотом он снова очутилсЯ во  внутренних  покоЯх
какого-то  дома  по всем признакам, очень старого  однако детали интерьера и
жильцы  непрерывно  видоизменЯлись,  и  он  никак  не  мог  уловить  точного
очертаниЯ лиц, мебели  и даже  самого помещениЯ, ибо двери и  окна,  похоже,
пребывали в состоЯнии столь же непрерывного изменениЯ, как и предметы, более
подвижные  по  натуре. Ќо уж совсем  нелепо,  нелепо  до ужаса (недаром дЯдЯ
рассказывал об этом едва  ли не с робостью, как будто он допускал мысль, что
ему не поверЯт) прозвучало его заЯвление, что, Якобы, многие из лиц несли на
себе  черты Явного фамильного  сходства  с ѓаррисами.  ‘амое интересное, что
дЯдюшкин  сон  сопровождалсЯ ощущением удушьЯ, как будто некое всеобъемлющее
присутствие  распространило  себЯ на все его  тело и пыталось  овладеть  его
жизненными  процессами. џ  содрогнулсЯ при мысли о  той  борьбе,  какую этот
организм,  изрЯдно изношенный за восемь  десЯтков с  лишним лет непрерывного
функционированиЯ,  должен  был  вести  с  неведомыми силами, представлЯющими
серьезную опасность и  длЯ  более молодого  и крепкого тела.  Ћднако  уже  в
следующую минуту Я подумал о  том, что это всего лишь сон и ничего больше, и
что все эти неприЯтные видениЯ были обусловлены не чем иным, как влиЯними на
моего дЯдю тех исследований и предположений, которыми в последнее времЯ были
занЯты наши с ним умы в ущерб всему остальному.
     Ѓеседа  с  дЯдюшкой  развлекла  менЯ  и  развеЯла  ощущениЯ  странности
происходЯщего; не  в  силах  сопротивлЯтьсЯ зевоте,  Я  воспользовалсЯ своим
правом  отойти  ко  сну.  „ЯдЯ выглЯдел  очень  бодрым и  охотно приступил к
дежурству,  несмотрЯ на  то,  что кошмар разбудил  его задолго до того,  как
истекли его законные два часа. џ мгновенно забылсЯ, и вскоре  менЯ атаковали
видениЯ  самого  обескураживающего  свойства.  Џрежде  всего  менЯ  охватило
чувство беспредельного, вселенского одиночества; враждебные  силы вздымались
со всех сторон и бились в стены  моей темницы. џ  лежал свЯзанный по рукам и
ногам,  во рту  у менЯ был клЯп.  ѓлумливые вопли миллионов глоток, жаждущих
моей  крови, доносились до менЯ из  отдалениЯ, перекликаЯсь эхом.  ‹ицо дЯди
предстало предо мной, пробуждаЯ еще менее приЯтные ассоциации, нежели в часы
бодрствованиЯ, и Я  помню, как несколько раз силилсЯ закричать, но  не смог.
Ћдним словом, приЯтного отдыха у менЯ не вышло, и в первую секунду Я даже не
пожалел о  том  пронзительном, эхом  отдавшемсЯ крике, который проложил себе
путь  сквозь  барьеры сновидений и одним махом вернул менЯ в трезвое и Ясное
состоЯние  бодрствованиЯ,  в  котором  каждый  из   реально   существовавших
предметов   перед  моими   глазами  выступил  с  более,  чем  естественными,
отчетливостью и натуральностью.
     5
     “кладываЯсь  спать,  Я повернулсЯ  к  дЯде  спиной,  и  теперь,  в  это
мгновение внезапного пробуждениЯ, увидел только уличную дверь, окно  ближе к
северу  и  стены,  пол  и   потолок  в  северной  части  комнаты;  все   это
запечатлелось в моем сознании  с неестественной  Яркостью, словно  сработала
фотовспышка, по той причине, что Я увидел все это при свете несравнимо более
Ярком, нежели свечение  грибов  или мерцание уличных фонарей. ‘вет  этот  не
только не был сильным, но  даже более  или менее сносным; при нем невозможно
было бы, скажем, читать обычную книгу, и все  же его хватило  на то, что Я и
раскладушка  отбрасывали  тени. Љроме  того,  он  обладал  неким  желтоватым
проникающим качеством, каковое заставлЯло подумать о вещах куда
     более могущественных,  нежели простаЯ  Яркость света.  џ осознал это  с
какой-то нездоровой Ясностью,  несмотрЯ  на  то,  что еще два  моих  чувства
подвергались  самой  Яростной  атаке.  €бо в  ушах  моих  продолжали звенеть
отзвуки ужасающего воплЯ,  а нюх мой страдал от зловониЯ, заполнЯвшего собой
все вокруг.  Њой  ум,  не менее настороженный и бдительный,  нежели чувства,
сразу  осознал,  что  происходит   нечто  исключительно  необычайное;  почти
автоматически  Я  вскочил  и повернулсЯ, чтобы схватить орудиЯ  истреблениЯ,
которые   мы   оставили  нацеленными   на   гнездо  плесени  перед   очагом.
ЏоворачиваЯсь, Я заранее  боЯлсЯ того, что  мне, возможно,  пришлось бы  там
увидеть  ибо разбудивший менЯ  крик Явно  исходил из  уст  моего дЯдюшки, а,
кроме того, Я до сих пор не знал, от какой опасности мне придетсЯ его и себЯ
защищать.
     Ћднако  то, что Я увидел, превзошло худшие из моих опасений. ‘уществуют
ужасы ужасов, и это было одно из тех средоточий вселенского кошмара, которые
природа приберегает лишь длЯ немногих проклЯтых и несчастных. €з одолеваемой
грибами  земли  извергалось   парообразное  трупное   свечение,   желтое   и
болезненное;  оно  кипело  и  пузырилось,  струилось  и  плескалось, образуЯ
гигантскую  фигуру  с  расплывчатыми  очертаниЯми  получеловека-полумонстра;
сквозь него  Я  различал дымоход  и очаг.  Ћно все состоЯло из глаз хищных и
дразнЯщих, а морщинистаЯ, как  у насекомого, голова  истончалась в  струйку,
котораЯ зловонно  вилась и клубилась и, наконец, исчезала в недрах дымохода.
€  хотЯ  Я  видел все это  своими глазами,  лишь намного  позже,  напрЯженно
припоминаЯ, Я сумел более или менее  четко восстановить дьЯвольские  контуры
фигуры.  ’огда   же  она  была  длЯ  менЯ  не  более,  чем  бурлЯщим,  слабо
фосфоресцирующим  облаком,  отвратительным  до  безобразиЯ облаком,  которое
обволакивало  и  размЯгчало до  состоЯниЯ  омерзительной пластичности  некий
объект, к коему было устремлено все мое внимание. €бо объект этот был не чем
иным, как моим дЯдей, почтенным €лайхью “илпом; с чертами  лица чернеющими и
постепенно  сходЯщими  на  нет, он  скалилсЯ, невнЯтно и злобно  бормоча,  и
протЯгивал ко мне  свои  когтистые сочащиесЯ лапы,  желаЯ разорвать  менЯ на
части в той дикой злобе, которую принес с собой сюда этот ужас.
     ’олько  дисциплина   спасла   меЯЯ  от   безумиЯ.  ѓотовЯсь  загодЯ   к
критическому моменту, Я  психологически муштровал себЯ, и менЯ выручила одна
слепаЯ  выучка.  ЏонимаЯ,  что  бурлЯщее предо  мною  зло  это  Явно  не  та
субстанциЯ,   на   которую   можно  воздействовать   огнем  или  химическими
веществами,  Я оставил  без вниманиЯ огнемет,  маЯчивший  по правую руку  от
менЯ, и  включив аппарат с  трубкой  Љрукса,  навел на развернувшуюсЯ передо
мной сцену не знающего времени свЯтотатства сильнейшее из эфирных излучений,
когда-либо  исторгнутых искусством  человеческим из  недр и  токов естества.
Ћбразовалась синеватаЯ  дымка, раздались  оглушительные  шипение и  треск, и
желтоватое свечение как будто стало тускнеть, но уже в следующее мгновение Я
убедилсЯ в том, что потускнение это  кажущеесЯ и что волны из моего аппарата
не произвели абсолютно никакого эффекта.
     Џотом,  в  самый  разгар  этого  демонического  зрелища,  глазам   моим
предстала  новаЯ порциЯ ужаса, исторгшаЯ  вопли из моей глотки и заставившаЯ
менЯ  броситьсЯ, тыкаЯсь  и спотыкаЯсь, по направлению к незапертой двери на
тихую и  безопасную улицу; броситьсЯ,  не  думаЯ о том,  какие,  быть может,
кошмарные  вещи Я выпускаю в  мир и  уж  тем  более о том, какие суждениЯ  и
вердикты соотечественников  Я навлекаю  на свою бедную голову. ‘лучилось  же
следующее: в  той  тусклой  смеси желтого и  голубого внешний вид моего дЯди
претерпел как бы некое тошнотворное разжижение,  сущность которого исключает
возможность какого  бы то ни было описаниЯ; достаточно сказать, что  по ходу
этого  процесса на  испарЯющемсЯ лице дЯдюшки происходила  такаЯ сумасшедшаЯ
смена  идентичностей, какаЯ могла бы прийти  в голову лишь  безумцу. Ћн  бил
одновременно  и  чертом  и  толпой,  и  склепом  и карнавальным шествием.  ‚
неровном  и  неоднородном  свете желеобразное лицо его приобретало  десЯтки,
сотни, тысЯчи образов; дьЯвольски  скалЯсь, оно оплывало, как тающий воск, и
принимало на себЯ многочисленные карикатурные личины личины причудливые  и в
то же времЯ знакомые.
     џ видел фамильные черты ѓаррисов мужские и женские, взрослые и детские,
и  черты  многих других людей старческие и  юношеские, грубые  и утонченные,
знакомые  и  незнакомые.  Ќа  мгновение  мелькнула  сквернаЯ   подделка  под
миниатюру  с изображением  несчастной  ђоуби ѓаррис,  которую мне доводилось
лицезреть в школе при Њузее  ѓрафики, а  в другой раз мне показалось, что  Я
различил  худощавый облик  Њерси  „екстер, такой,  каким  Я  его  помнил  по
портрету  в  доме Љэррингтона  ѓарриса.  ‚се  это выглЯдело чудовищно  сверх
всЯкой меры, и вплоть до самого конца  когда  уже совсем  вблизи от поганого
пола с образующейсЯ  на нем лужицей  зеленоватой  слизи замелькала курьезнаЯ
мешанина  из лиц  прислуги  и младенцев до самого конца  мне  казалось,  что
видоизменЯющиесЯ черты  боролись между собой и  пытались сложитьсЯ в  облик,
напоминающий  добродушную физиономию моего дЯди. џ тешу себЯ мыслью,  что он
тогда еще существовал и пыталсЯ попрощатьсЯ  со  мной. Њне помнитьсЯ  также,
что и  Я, собираЯсь покинуть дом,  прошептал,  запинаЯсь, запекшимисЯ губами
слова прощаниЯ; едкаЯ струйка пара  проследовала за мной в открытую дверь на
орошаемую ливнем прохожую часть.
     Ћстальное  помню смутно  и, вспоминаЯ, трепещу.  Ќе  только  на  умытой
дождем улице, но  и в  целом свете  не  было ни  единой  души, которой бы  Я
осмелилсЯ  поведать о  случившемсЯ. Ѓез всЯкой цели Я брел на  юг и, миновав
“ниверситетскую  горку  и  библиотеку, спустилсЯ по  •опкинс-стрит,  перешел
через мост и очутилсЯ в деловой части  города с ее высотными зданиЯми, среди
которых Я  почувствовал себЯ  в безопасности;  казалось,  они защищают менЯ,
подобно тому как и вообще  все продукты современной цивилизации защищают мир
от вредности старины с ее чудесами и тайнами. ‘ыраЯ блеклаЯ зарЯ занЯлась на
востоке, обнажив допотопный холм с его старинными крышами куда менЯ звал мой
долг, оставшийсЯ невыполненным. € Я  направилсЯ туда до нитки вымокший,  без
шлЯпы,  оторопев  от  утреннего  света  и  вошел  в  ту  страшную  дверь  на
Ѓенефит-стрит, которую Я оставил распахнутой настежь; так  она и висела там,
задаваЯ загадку рано встающим жильцам, с которыми Я не посмел заговорить.
     ‘лизи не было она всЯ ушла  в поры  землЯного пола. Ќе осталось и следа
от той гигантской скрюченной фигуры из селитры перед очагом. Ѓеглым взглЯдом
Я  окинул  раскладушку,  стульЯ,  механизмы, свой  забытый головной  убор  и
светлую соломенную шлЯпу дЯдюшки. Ћторопь владела всем моим существом, и Я с
трудом пыталсЯ вспомнить, что  было  во сне и что на самом деле. Њало-помалу
ко мне  возвращалось  сознание, и вскоре Я  уже твердо знал, что наЯву Я был
свидетелем вещей  куда более ужасных, нежели во сне.  “севшись, Я  попыталсЯ
осознать происшедшее в  пределах здравого  смысла  и найти способ уничтожить
этот ужас, если, конечно, он  был реальным. ќто Явно не было ни материей, ни
эфиром и  ни чем-либо  другим из того,  что доступно мысли смертного. —ем же
еще  могло  оно  быть,  если  не  какой-то  диковинной эманацией,  какими-то
вампирическими парами вроде  тех, о которых эксетерские селЯне рассказывают,
будто  они порою  таЯтсЯ в кладбищенских недрах?  ЉажетсЯ,  Я нашел  ключ  к
разгадке и снова принЯлсЯ  разглЯдывать тот  участок пола перед очагом,  где
плесень  и селитра  принимали такие необычные  формы.  —ерез десЯть  минут в
голове моей  созрело решение, и, прихватив с собой шлЯпу,  Я ринулсЯ  домой.
’ам  Я принЯл  ванну, плотно  закусил и заказал  по телефону кирку,  мотыгу,
лопату, армейский респиратор и шесть бутылей серной кислоты; все это  должно
было быть  доставлено  завтра  утром  к  двери  в  подвал страшного дома  по
Ѓенефит-стрит. Џотом Я попыталсЯ заснуть, но безуспешно, и провел оставшиесЯ
часы за  чтением и  сочинением глупых  стишков, что  помогало  мне  развеЯть
мрачные мысли.
     Ќа  следующее утро в  одиннадцать часов  Я приступил  к  рытью.  Џогода
стоЯла солнечнаЯ, чему Я был несказанно рад. џ был по-прежнему один, ибо как
бы Я  ни страшилсЯ  того, что  искал, рассказать  о случившемсЯ  кому-нибудь
постороннему казалось мне еще страшнее.  Џозднее, правда, Я поведал обо всем
ѓаррису, но Я это сделал только по необходимости, и, кроме того, он сам  был
немало наслышан о странностЯх  страшного дома от пожилых людей и потому  был
скорее  склонен  верить, чем отрицать. ‚орочаЯ  комьЯ черной вонючей  земли,
рассекаЯ  лопатой  на  части белесую грибковую поросль,  из  которой  тут же
начинал сочитьсЯ желтоватый вЯзкий гной, Я трепетал от нетерпениЯ  и страха:
кто знает,  что Я найду там, в глубине?  Ќедра земные хранЯт тайны,  которых
человечеству лучше не знать, и менЯ, похоже, ждала одна из них.
     Њои руки заметно трЯслись, но Я упорно продолжал копать  и вскоре стоЯл
в уже  довольно широкой Яме, вырытой собственными руками. Џо мере углублениЯ
отверстиЯ,  ширина которого  составлЯла примерно шесть  футов, тЯжелый запах
нарастал, и Я более  не сомневалсЯ  в том, что  мне не  избежать контакта  с
исчадием  ада, выделениЯ которого были бичом  этого дома в течение  полутора
столетий с  лишком.  Њне не терпелось узнать, как  оно выглЯдит  каковы  его
форма и состав, и  до какой толщины отъелось оно на дармовой жизненной  силе
за многие века. —увствуЯ, что  дело близитсЯ к развЯзке, Я выбралсЯ из  Ямы,
разбросал и разровнЯл накопившуюсЯ кучу  земли  и разместил по краЯм  Ямы  с
двух  сторон  от  себЯ  огромные бутыли  с  кислотой  так,  чтобы  в  случае
необходимости   можно   было  опорожнить  их   быстро  одну   за   другой  в
образовавшуюсЯ  скважину.  Џотом Я  снова  взЯлсЯ за  работу  и на этот  раз
сваливал  землю  не куда попало,  а только по обе другие стороны Ямы; работа
пошла медленнее,  а  вонь  усилилась  настолько,  что  мне  пришлось  надеть
респиратор.  ‘ознаваЯ  свою  близость  к неведомому,  таившемусЯ у менЯ  под
ногами, Я едва сохранЯл присутствие духа.
     ‚незапно  лопата  моЯ вошла во  что-то не столь твердое, как  землЯ.  џ
вздрогнул и сделал было первое движение к тому,  чтобы выкарабкатьсЯ из Ямы,
краЯ которой  уже доходили мне до самого горла. Ћднако Я взЯл себЯ в руки и,
стиснув  зубы,  соскреб немного  земли при  свете своего  карманного фонарЯ.
Џоказалась   какаЯ-то  поверхность,   тусклаЯ   и  гладкаЯ,   что-то   вроде
полупротухшего свернувшегосЯ студнЯ с претензией на  прозрачность. џ поскреб
еще немного и увидел, что  он  имеет  форму.  ‚ одном месте  был просвет там
часть обнаруженной  мной субстанции загибалась. Ћбнажилась довольно обширнаЯ
область почти  цилидрической  формы; все  это  напоминало  громадную  гибкую
бело-голубую дымовую трубу, свернутую  вдвое, при этом в самом широком месте
диаметр ее достигал двух футов. …ще несколько  скребков и Я пулей вылетел из
Ямы,  чтобы  быть как можно дальше от  этой мерзости;  не  останавливаЯсь, в
каком-то исступлении, одну за другой Я накренЯл громадные бутыли и низвергал
их  едкое содержимое в эту зиЯющую бездну, на ту невообразимую аномалию, чей
колоссальный локоть мне только что довелось лицезреть.
     Ћслепительный вихрь зеленовато-желтого пара, каскадом извергавшийсЯ  из
глубины, никогда не изгладитсЯ из моей памЯти. € по сию пору обитатели холма
поминают о желтом дне,  когда отвратительные тлетворные пары воздымались над
рекой Џровиденс в том  месте, куда сбрасывают фабричные отходы, и только мне
одному ведомо,  как они обманываютсЯ  относительно истинного источника  этих
паров. ђассказывают также  о чудовищном реве, сопровождавшем  этот выброс  и
доносившемсЯ,  вероЯтно, из какой-то  поврежденной водопроводной  трубы  или
подземного газопровода, но и здесь Я мог  бы поправить молву, если бы только
осмелилсЯ. “ менЯ нет слов, чтобы описать весь этот  ужас, и Я до сих пор не
могу понЯть, почему  Я осталсЯ жив.  џ лишилсЯ чувств сразу после  того, как
опустошил  четвертую емкость,  которой Я был вынужден воспользоватьсЯ, когда
пары стали проникать  через мой  респиратор.  Ћчнувшись,  Я увидел, что  Яма
более не испускает пара.
     „ве оставшиесЯ  бутыли  Я опорожнил без всЯкого видимого  результата, и
тогда мне стало Ясно, что Яму можно засыпать. џ работал до глубокой ночи, но
зато ужас покинул дом навсегда. ‘ырость в подвале была уже не такой затхлой,
а  диковинные  грибы высохли  и превратились в  безобидный  грЯзновато-серый
порошок, раскинувшийсЯ по полу, как пепел. Ћдин из глубочайших ужасов земных
сгинул навеки, и если есть на свете ад, то в тот день он, наконец-то, принЯл
в свое лоно грешную душу богомерзкого существа. Љогда последнЯЯ порциЯ земли
шлепнулась  с моей лопаты вниз, Я пролил первую из неподдельных слез, в дань
памЯти своего любимого дЯдюшки.
     Љогда  наступила весна,  в саду на бугре,  где  стоЯл страшный  дом, не
взошли  ни блеклаЯ  трава,  ни причудливые сорнЯки,  и через некотооое времЯ
Љэррингтон  ѓаррис благополучно сдал дом нанимателЯм.  ќто место по-прежнему
овеЯно длЯ менЯ тайной, но самаЯ таинственность его менЯ пленЯет, и нынешнее
чувство  облегчениЯ навернЯка  смешаетсЯ со странной горечью  когда этот дом
снесут,  а вместо него воздвигнут какой-нибудь модный магазин или вульгарное
жилое здание. ‘тарые голые деревьЯ в  саду стали приносить маленькие сладкие
Яблоки,  и  в  прошлом  году  птицы  впервые  свили  себе  гнездо  среди  их
причудливых ветвей.
     Џеревод Ћ. Њичковского